Вечерние посиделки

      1946 год. Прошёл год после окончания Великой Отечественной войны. Все годы отец воевал на разных фронтах. Сначала защищал восточную границу от японских милитаристов на Тихоокеанском МФ, потом был Черноморский флот, колесил на полуторке по дорогам Западного фронта. Был ранен, последнее было 7 мая 1945 года под городом Цегленд. Машина подорвалась на мине. После госпиталя вернулся домой.

По вечерам к нам приходили его друзья-фронтовики и пожилые мужчины, которых на фронт не отправили. Я была свидетелем их бесед. Разговоры велись не только о войне. Каждый рассказывал о разных случаях из своей жизни. Как-то дед Шкуратов спросил папу, глядя на новый диван и красивую деревянную кровать, которую папа смастерил несколько дней назад.

   – Павел, а когда ты научился столярному делу?
   – Так ведь в нашей школе нас учили работам по дереву. Я так любил школу! Особенно уроки труда. Однажды я сделал на уроке деревянный молоток. Это было в пятом классе. Учитель похвалил меня, так как мой молоток был самый красивый из всех, что сделали мои одноклассники. Я был очень рад похвале и решил порадовать родных. Понёс молоток домой. Мама меня похвалила за работу. Вечером пришёл отчим, и я показал ему своё изделие.

– Этому тебя учат в школе? – спросил отчим. Такие молотки ты можешь и дома делать, сказал  мамин муж, Александр Ткачук,  и не пустил меня больше в школу.   Лучше бы я не приносил молоток домой.

   – Ну и чем ты занимался дома?
    Папа ответил: «Я был высокого роста в пятнадцать лет, а силы-то ещё не было. Отчим брал меня с собой на работу. Распиливали лес на доски. Таскали лес на себе. Он заставлял меня подставлять плечо под толстый ствол лесины, а сам вставал под тонкий конец. Ох, и надорвался же я тогда от тяжести! Жизнь в селе тяжёлая была, когда начали организовывать колхозы. Родители не хотели вступать в колхоз, поэтому мы всей семьёй уехали в посёлок Ленинск - Кузнецкий. Там работали на строительстве домов. Тоже распиливали брёвна на доски. Отсюда меня взяли на срочную службу в Морфлот. Отчим вернулся с мамой и детьми  в село Тунгусово. Везде жизнь была в то время не сладкая».

   Однажды во время вечерних посиделок фронтовиков я взяла газету и карандаш, подошла к столу и обратилась к отцу: «Папа, научи меня рисовать!». Это была моя первая и последняя просьба, с которой я обратилась к отцу за всё время, пока он был жив. Я подумала, что он постесняется мне отказать при друзьях. В школу я ещё тогда не ходила, а в школе в начальных классах позднее рисования у нас не было.

   Отец взял газету и карандаш, посмотрел на меня и сказал: «Так я же не умею рисовать», – и рассмеялся. – Ну, ладно, я тебе домик нарисую». И тут начался процесс обучения рисованию.
 – Вот это стена, а это крыша, вот тебе и домик.
 – А где окно? – спросила я. Отец нарисовал маленький прямоугольник в центре стены. – Так здесь же нет двери и крыльца, – подсказывала я папе. – А ещё нарисуй на крыше трубу, чтобы дым из неё шёл, как будто люди в доме живут!
 - Вот тебе и труба, и дым, а здесь я нарисую ещё забор вокруг дома. Возьми газету и карандаш! Иди и рисуй теперь сама! – закончил папа свой урок.

    Я разложила газету на столе, и процесс пошёл. На белом чистом крае газеты я нарисовала по обеим сторонам нарисованного отцом домика другие дома, но они были уже разной высоты, ширины, с одним и двумя окнами, с разными трубами и дымом, обнесла дома сплошным забором. Наконец,  белая полоса газеты была заполнена до конца. Я показала рисунок фронтовикам, сидевшим с отцом за столом.

 – О! Да у тебя здесь получилась целая улица! – воскликнул Григорий Тимофеевич Шкуратов. – Видно, что будешь художницей.
    Интересно то, что больше я карандаш в руки не брала. Обучение рисованию закончилось, когда стала взрослой 8 лет учила детей в школе рисованию, получив навыки и умения в изо студии для взрослых в Нальчике.

   По вечерам, когда приходили друзья папы, я лежала на теплой русской печи, слушала, слушала их рассказы и засыпала. Я часто вспоминаю сейчас свою жизнь в доме бабушки. И она представляется мне театром. Всё, что происходило в комнате с находившимися  в ней людьми – это сцена, на которой исполнялись события из жизни людей-актёров. А зрительный зал был у меня на русской печке. Всё происходило без моего участия. Каждый член семьи был занят своим делом.

   Я же лежала на печи, отодвинув слегка занавеску, наблюдала за всем происходящим на сцене, впитывала информацию в себя, как губка впитывает воду. А теперь выдавливаю её из себя капля за каплей, а иногда и целые потоки воды-информации о событиях и о людях, увиденных мной в  доме, в котором родился мой отец.