Прыжок в небо. Глава 3. Клубничный вор

Утро следующего дня началось для Димки с того, что организм отчаянно запросился наружу. Опрометью пробежав всю «огородную дистанцию», острекав по дороге босые ноги крапивой, на финише Димка почувствовал абсолютно счастливым.
Возвращаясь обратно по огородным грядкам, он наткнулся на заросли клубники. Присел на корточки, раздвинул листики и присвистнул: «Хороша ягодка». Не думая ни о чём, отправил первую клубничину в рот, потом вторую, третью… Перешагнул через грядку, хотел уж было полакомиться с другого кустика, как услышал сзади себя окрик:

- Не стыдно клубнику тырить? А ну уноси свои ноги отсюда, пока я хозяина не позвала. Он с тобой точно церемониться не будет.

Димка обернулся и увидел стоящую чуть вдалеке девчонку примерно его лет. Застатый врасплох, он на какое-то время действительно почувствовал себя вором, но через короткое мгновение оторопь прошла и он промямлил:

- Так я это… внук хозяина…

- Все вы внуки, когда вас с поличным на грядке ловишь. Беги, сказала, - не унималась девчонка. – Считаю до трёх, и зову деда. Раз… два… три… Тимофей Петрович!

- Наталка, донечка, что случилось? – донёсся женский голос откуда-то из-за кустов.

- Я тут, мама, вора клубничного поймала. Так он мало того всю клубнику Тимофею Петровичу обобрал, так ещё и врёт напропалую. Говорит, что он нашему деду внуком приходится.

- Это чего-то я вру? Я и правда внук. Не верите, у деда спросите, – огрызнулся Димка.

- И спросим! Да, мам? – Наташка вопросительно поглядела на мать. Дождавшись, когда Ксана утвердительно кивнула в ответ, она зашипела в сторону Димки: - Шлёпай первый, если не слабо.

- Да пожалуйста, - Димка зашагал по меже к дому.

Тимофей Петрович встретил делегацию на пороге. Опираясь на черенок от любимой лопаты, он напустил на себя грозный вид и громко произнёс:

- Чего орём?

- Вора поймали у тебя на огороде, клубнику тырил, - громогласно сказала Наташка.

- Ух, ты! А уж я-то себе, дурак, напридумывал, - Тимофей Петрович расстроено махнул рукой и прислонил лопату к стене. Сам присел на лавку и прикрыл глаза. – Лежу, значит, сплю, под утро всегда крепко спится. Вдруг слышу Натахины позывные, потом гомон, крики. Всё, думаю, конец! Видать и до нас Майдан добрался. Сам лежу, жду когда картоха в окно полетит.

- При чём тут картоха, дед? – Наташка хихикнула.

- Да при том, что у меня на задах огород, а не булыжная мостовая. Смекаешь? А на деле-то оказалось… - дед театрально вздохнул. – Ну и куда вора дели? Натаха, ужель прихлопнула?

- И не смешно вовсе, - съязвила Наташка.

- Какой уж тут смех, - протянул дед и поглядел на Димку. – А ты чего молчишь? Язык проглотил? Мог бы уж растолковать народу, что ты законный мой представитель.

- Я говорил, что я тебе внук, а они не поверили.

- Так, теперь всё понятно. Значит так, всем Фомам неверующим объявляю – это Митька, мой московский внучок. Приехал ко мне пожить, заодно будет вести журналистское расследование. Поэтому прошу помогать ему всячески и отвечать на все вопросы.

Когда Ксана с Наташкой ушли, Димка укоризненно сказал:

- Зря ты так. Про журналистское расследование зачем выдумал? А это кто? Соседи твои?

- Ага, соседи, - утвердительно кивнул дед. – Хунта с дочкой.

- Почему Хунта?

- Беженцы они с Украины. Прошлым летом в наших краях объявились, сбежали от войны с двумя узлами скарба. Жить негде им было, а у нас под боком дом брошенный стоял. Вот Валюша их туда и пристроила. Правильно всё: хорошим людям всегда надо помогать, а они – хорошие люди, просто очень несчастные. Что тут сделать, если так вот не свезло им в жизни? Ксана молодцом держится, только раз сорвалась. Валюша по весне хворать начала, Ксана вызвалась по огороду помочь, сорняки прополоть. Она полет, а я траву в кучу за забор складываю. До обеда проколупались, в полдень я пошёл Валюшу кормить. Обратно когда вернулся, глянул и остолбенел. Ксанка на корячках сидит, укроп дёргает и ревёт в голос. Это у неё такая реакция на «укроп», - Тимофей Петрович замолчал, засопел, погладил  Баську, примостившуюся рядом, по голове, потом поднял свой взгляд на задумчивого Димку и, словно оправдываясь, сказал: - Вот и зову её с того раза Хунтой. Она не обижается, посмеивается в ответ, знает, что я не злобливый.