Мара и её любовь. Часть II. Глава 2. Фундамент

Мара и её любовь. Повесть в двух частях. Часть Вторая

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Яма под фундамент.
 
          Полузаросшая пожухлой осенней травой тропинка, разойдясь с земляной и неширокой, но прохожей и при необходимости проезжей дорогой, ведущей из деревни в сторону кладбища, слегка петляя между неровностями почвы, камнями и кустами, вела наверх пологого холма, к подножию старой церкви. Узкая тропинка – все, что осталось от пролегавшего здесь некогда торного пути, по которому на церковные службы, оповещенный звоном колоколов, спешил и местный, и приезжий люд. А совсем возле церкви уже и тропинки не было видно в густой траве, подступающей под самые стены.

- Я была последней, кого крестили в этой церкви до ее закрытия, - сказала Мара, пробравшись через травяные заросли вплотную к зданию и коснувшись рукой холодных, шершавых, темных от времени камней. - И я, как я сейчас поняла, уже давно сюда не приходила, уже три года как… только смотрела издали из нашей усадьбы, и всё. В последний раз нас сюда водил Сергей, отец Сашеньки, зимой, в начале 1996 года… всё было белым-бело и тонуло в сугробах, мы еле пробирались через них… Он интересовался нашей церковью, собирал про нее сведения, хотел сделать проект реставрации в надежде на ее возрождение. 

- А мне здесь нравится бродить, - сказал Константин, запрокинув голову и скользя взглядом по верху стены. - Я иногда приходил на эти развалины, с тех пор, как перебрался в Остролучье. А в деревне меня потом спрашивали, чего это я шастаю в таком глухом месте, где добрые люди давно не ходят. Здесь так тихо, что сам себя начинаешь слышать.
- Это ты про совесть?
- И про нее тоже.
- Люди не любят слушать голос своей совести, - покачала головой Мара. - Некоторые  вообще стараются не слушать никого и ничего, и никакими силами их не заставишь.

Они медленно обходили церковь вдоль ее южной стороны, обращенной к деревне, и добрались до полукруглых алтарных апсид. Здесь находился прежде небольшой придел-усыпальница, в котором располагалась княжеская гробница. Построенный позднее основного здания, из другого материала, на отдельном, далеко не столь прочном фундаменте, придел не выдержал губительного действия времени и почти полностью рассыпался, так что место княжеского склепа возле самой церковной стены оказалось совсем не защищено и открыто всем ветрам и всем дождям.

Мара обернулась, чтобы посмотреть, рядом ли Сашенька, которая брела в траве, как в лесу, что-то приговаривая себе под нос, а потом, выйдя на край ямины, заглянула внутрь… но яму так забило сорной травой, что дна не было видно совсем: травяные верхушки торчали из нее прямо возле ног Мары. Человек, не знающий заранее, что здесь находится глубокий раскоп с выложенными камнем отвесными стенами, мог бы его вообще не заметить и либо пройти мимо, либо наступить на обманчивую поверхность травяного ковра и провалиться сквозь него, упав вниз, в старую пустующую могилу.

- Ты слышал историю о том, как мой прадед и его сыновья полвека назад раскопали захоронение княжны? – следуя ходу посетивших ее мыслей, спросила вдруг Мара своего спутника. - Это было вот здесь, на этом самом месте. Говорят, ее останки выбросили из могилы и оставили валяться на земле, у всех под ногами.
- Я слышал историю о найденных здесь княжеских сокровищах, - произнес Константин. - А ты об этом что-нибудь знаешь?

- Конечно, кто же у нас об этом не знает, - усмехнулась Мара. - Мне бабушка еще в детстве об этом рассказывала, да еще старыми словами, как сама слышала от своей бабушки. Это ведь давняя сказка. Сказка-быль… Как сейчас помню… Серьги были из золота и в лапках своих имели яхонты окатные, красные, словно капельки крови. На головке лежал венец теремчат о семи верхах, у него по золотой цке травы содеяны прорезные, а в теремах в гнездах золотых все яхонты червчаты да лазоревы…
- Красные и голубые рубины и сапфиры… красиво, наверное…
- Да, наверное.
- А больше тебе бабушка ничего не рассказала?
- Много всего, Костя, много всего…

          Она замолчала, наклонив голову.
- Мне было бы интересно узнать побольше о тех старых делах, - произнес Костя. - Я ведь теперь тоже остролученец как-никак… да еще и ближайший твой сосед.
- А соседи любят совать нос в дела соседей, - улыбнулась Мара. - Особенно в деревне. Ты в самом деле становишься настоящим остролученцем.
- Извини, я как-то не так выразился…
- Да ладно, не извиняйся. Мне и самой хочется иной раз облегчить душу, поговорив по душам… только…
- Что?
- Жизнь учит осмотрительности. 

Они замолчали, слушая посвистывание ветра в высоких щелях окон и шелест сухих трав вокруг. 

- Давай отдохнем здесь, а после и назад, - предложил Костя, показав на лежащий среди травы, словно остров, каменный обломок церковный стены, вырванный некогда из нее при давней неудавшейся попытке снести здание. Он снял куртку, расстелил ее на камне, устроив сиденье для Мары и Сашеньки, а сам примостился рядом. Мара достала из пакета бутерброды, которых хватило на всех, и они занялись едой, глядя прямо перед собою, на свой дом, хорошо видный отсюда, сверху, и на всю расстилающуюся у подножия холма деревню. День стоял ясный и светлый, каких немало выпадает в пору ранней осени. Полдневное солнышко припекало с высоты чистого синего неба. Маре стало жарко, она развязала наброшенный на плечи хохломской платок темной расцветки, перешедший ей от бабушки, и расстегнула плащ. 

- А что стало с тем местным начальником, который хотел разрушить церковь после ее закрытия, камни вот эти от нее отламывал? – спросил Костя. - Когда сидишь на таком камне, вопрос приходит в голову сам собой.
- Ты слышал про проклятие? – с грустью усмехнулась Мара.
- Добрые люди не умолчали.

- Да нет, что касается этого человека, то ничего особенного с ним не случилось. Умер и всё. Болел, кажется, в больнице лежал долго… а теперь вон там, на кладбище лежит. Родные ему памятник поставили, богатый, из черного мрамора. В городе делали, на заказ.
- Погоди, я его, кажется, видел. Это же недалеко от того места, где твою бабушку похоронили, так? Черная массивная стела с золотыми буквами. Но ведь она расколота, два куска еле друг к другу прислонили, трещина проходит насквозь.
- Это на нее сосна рухнула, которая рядом стояла. Однажды ветер был сильный, а сосна сухая, вот и упала; ствол толстый, тяжелый, ударил прямо по плите… плита и расколись напополам...
- Ну вот, правильно люди говорят, чем не кара свыше, - подхватил Костя, щурясь на ласковое солнышко и при этом не забывая поглядывать на соседку.

- Скорее всего, просто случайность. Бабушка, царство ей небесное, не слишком верила в такие вещи и убеждала меня не верить. Она говорила, что людям нравится думать, будто кто-то виновнее их самих, якобы поэтому его бог так сурово и бьет. Она говорила, что все мы люди грешные, а кто грешен более, кто менее, не нам судить. Все заслужили наказание, и все его получат, каждый по заслугам. Чужие несчастья – повод к сочувствию, а не к злорадству.

- Справедливо, ничего не скажешь. Мудрая у тебя была бабушка… царство ей небесное…
- Она жила долго и так трудно, что мне все ее радости бедами кажутся, а все беды адом кромешным. Почему я до сих пор не бросила все и не приехала жить сюда, к ней, пока была возможность побыть вместе? Мне ее так не хватает, я так по ней скучаю…

          Прошло уже около трех недель после того, как бабушка Мары навсегда покинула этот мир и своих внучек, последних оставшихся в живых из некогда многочисленной семьи.

Происшествия ночи, той, сразу после бабушкиных похорон, закончились для Мары явившейся ей откуда ни возьмись в голову мыслью помянуть вместе со всеми отошедшими в мир иной родственниками благородную княжну, прежде покоившуюся под святыми сводами местной Покровской церкви, и последовавшим вслед за тем немалым ее удивлением, когда Костя-сосед неожиданно оказался весьма сведущ в отношении этого исторического персонажа.            
            
Однако Костя не дал Маре удивляться долго и объяснил ей, что имя княжны, выбитое на черной мраморной доске, некогда лежавшей на ее гробнице, никакого секрета не представляет, потому что оно до сих пор, хотя времени прошло много, известно половине деревни, а потом все-таки настоял на том, чтобы Мара ложилась спать… впрочем, она и так уже почти спала.

Утром Мара встала с больной головой и опустевшей душой, не очень хорошо помня события прошедших вечера и ночи, и еще несколько дней с трудом приходила в себя. Но время шло не напрасно, и жизнь снова начала налаживаться.

          Несмотря на то, что в прежние планы Мары относительно ее дальнейшей жизни оказалась внесена существенная поправка, – не стало ее бабушки, рядом с которой она надеялась прожить не пару месяцев, а хотя бы пару лет, - она решила все-таки не изменять этим планам. Раз уж так все вышло, и она приехала с Сашенькой в Остролучье, и здесь есть пригодный для жилья дом и более-менее налаженное хозяйство, то она ничего не станет переламывать, и тут и останется.

Плата за городское жилье, сданное ею через частную, но вроде бы не собирающуюся прогорать фирму, будет, согласно заключенному договору, ежемесячно перечисляться на ее сберегательную книжку, так что деньги у нее перевестись не должны, да и ездить ей за ними никуда не придется. Имея же ввиду тот достаток, что ей обеспечат сад и огород, куры и козы, большие денежные траты и не ожидаются. Проживут они с Сашенькой в деревне, далеко от города, далеко от прошлого, и все у них будет хорошо.

Мара день-деньской трудилась на своей усадьбе, осуществляя подготовку к зиме. В городе к проблемному зимнему сезону готовятся коммунальные службы, а не горожане. На селе жителям приходится думать об этом в основном самим. Бабушка успела дать внучке по этому поводу самые подробные рекомендации, так что у Мары имелся четкий план работ, которого она старалась придерживаться, почти не давая себе передохнуть.

Она не привыкла так жить, сильно уставала, но не жаловалась, ведь на самом деле это было хорошо: крутишься с утра до вечера, как белка в колесе, меньше думаешь, крепче спишь. К тому же ей нравилось то, что она делала, на что тратила свои силы, и в сельском бревенчатом доме ей нравилось жить тоже… Дом был старый, но крепкий и теплый, и, хотя Мара знала, сколько поколений семьи жили под его крышей, сколько разных событий видели эти стены, сколько теней притаилось здесь по углам, ее не покидало ощущение, что дом принимает ее… Он был словно живое существо, молчаливое, чуткое, с памятью и своими порядками, и он не отталкивал ее, нет, и всё в нем дышало для нее родным… а в родном доме и стены, говорят, помогают… 
   
          Костя-сосед по-прежнему постоянно находился рядом с Марой и по-прежнему так выходило, что Мара общалась с ним больше всех остальных сельчан, сама не зная, хорошо это или плохо, однако его строгая манера держаться в рамках приличий не давала ей прямого повода к беспокойству… наверное, можно было даже заключить, что они сдружились.

Одним погожим ясным деньком Костя окликнул Мару через их общий заборчик, сообщил, что сегодня у него выходной, и предложил устроить выходной и ей… можно прогуляться куда-нибудь вместе, посидеть на солнышке, поговорить…
- Куда у нас тут можно прогуляться? – пожала плечами Мара. - К коровнику?
- Да хоть вон туда, на холм, к церкви. И недалеко от нас к тому же, девочка не устанет. Когда еще такой хороший теплый день выпадет, скоро ведь дожди зарядят, захолодает, нос из дому не высунешь…

День и вправду был хорош, и Мара решила дать себе слабинку… погулять, подышать, полюбоваться осенью… отдохнуть… Она согласилась, собралась, взяла за ручку Сашеньку, и они отправились…            

- Послушай, Мара, я хотел поговорить с тобой, а сейчас время как раз подходящее… мы одни, никуда не торопимся, и нам никто не мешает, - произнес Костя, сидя рядом с нею на обломке каменной плиты и, также, как и она, задумчиво глядя перед собою на расположенную внизу под холмом деревню. - Как ты собираешься жить дальше?
- Также, как сейчас живу, - слегка помедлив, ответила Мара, прижимая к себе уставшую от беготни и разомлевшую на солнышке Сашу. - Большего я придумать не смогу.
- Тебе будет нелегко. И даже не безопасно. Здесь свои порядки. Народ простой, грубый. Ночи темные. Да еще дом у тебя на самом краю, лицом к кладбищу.
- Лицом к церкви.
- Это ныне не церковь, это кладбище. Не стоит бедовать одной, Мара. Выходи лучше за меня замуж.         

          Маре казалось, что она уже вполне устроилась в деревне и практически втянулась в деревенский быт. Однако именно в последние две недели в ее душу закралось подозрение, что кое о чем она не подумала, кое чего не учла. И первым ее поставил об этом в известность не Костя-сосед, высказав свои пугающие предположения о том, что ее будущее в деревенских условиях может оказаться далеко не столь радужным, как это рисовалось ей, а куда более авторитетное лицо: местный участковый милиционер, к полной ее неожиданности припарковавший несколько дней назад возле ее забора свой заляпанный грязью проселочных дорог мотоцикл.

Это был человек лет тридцати пяти, невысокий, коренастый, плотный, с круглой головой, круглым лицом, курносым носом и неприятно-умными светло-голубыми глазами. Когда Мара увидела взгляд этих глаз, она почему-то сразу подумала, что ничего хорошего ей его визит не сулит.

- Значит так, Марья Викторовна Коренева, - сказал участковый, когда Мара, произнеся в свой черед слова обычного приветствия, пригласила его присесть на вкопанную возле крыльца скамейку. - Бабушку я твою знал с младенческих лет и уважал, матушку твою помню… сочувствую твоему горю. Как ты сама теперь жить думаешь? Пойми меня правильно, мне лишние хлопоты не нужны, тебе неприятности тоже ни к чему, так что уж лучше сразу внести ясность. Останешься здесь? Да? Работать в совхозе собираешься? Нет? Говоришь, обеспечение у тебя имеется, тебе и ребенку хватит… что ж, пусть так. Ты, хоть и родилась в деревне, но привыкла жить в городе. Достанет тебя на сельское житье? Здесь тебе ни удобств, ни развлечений, ничего. Другая жизнь, трудная и скучная.

- В Москве тоже не медом намазано, - сказала Мара. Она слегка растерялась от такого напора и, отвечая милиционеру, который был моложе ее годами и называл ее на «ты», даже не посмела тыкать ему в ответ. Уж очень он держал себя по-начальнически. Однако наконец ей удалось ему хотя бы возразить, - В Москве тоже медом не намазано.   

- Не знаю, не живал. А здесь зато знаю всё. Ты замуж собираешься выходить? 
- Нет, - Мара поглядела на него с удивлением.
- Плохо, - сказал участковый.
- Почему?

- Потому что ты, Марья Викторовна, женщина еще не старая, одинокая, и к тому же вроде бы и здешняя, а вроде бы и нет. Заступиться за тебя во всяком случае некому. Ни родных, ни друзей. Пока твоя бабушка жива была, это было одно, а теперь, без нее и без никого, уже другое. И еще дом у тебя так неудачно стоит, на самой окраине, на отшибе. И собаки я у тебя что-то не заметил, даже побрехать на прохожих некому.    
- У нас в последнее время не живут собаки, две сдохли, а одна пропала. Подождите, а почему за меня надо заступаться?

- У нас на деревне народ неплохой, работящий, хозяйственный… но после работы мужики порой и за воротник не прочь заложить, и погулять есть любители. А ты – ничейная чужая баба. Ты понимаешь, о чем я? И если тебе ночью какой-нибудь подвыпивший ухажер начнет дверь ломать, то к тебе никто на помощь не придет, а утром люди скажут, что сама виновата, нечего безмужней жить, чужих мужей смущать.

- Вы чего меня, запугиваете? – пробормотала Мара.
- Я предупреждаю.
- Хотите, чтоб я отсюда съехала?
- Да нет, мне-то что, живи.
- И за кого я должна выйти замуж?
- За кого… не знаю, может, подберешь кого-нибудь. А то вон за соседа своего выходи, за Костю… - и участковый почему-то ухмыльнулся, вздернув кверху свой и без того курносый нос.

- А чем Костя плох? – с подозрением посмотрела на него Мара. - Вы про него что-нибудь знаете?
- Да нет, вроде ничего. Просто непонятный он какой-то… и вообще не местный…
- Не местный! – воскликнула Мара. - Ах не местный! А я вот в самом деле возьму и выйду за него замуж.

- Выходи за меня замуж, Мара, - произнес Костя-сосед. 

          Нельзя сказать, чтобы Мара, общаясь с Костей, никогда не воображала себе подобной ситуации. Одинокая женщина, находясь рядом с одиноким мужчиной, обязательно прикинет что-нибудь в этом смысле… может у них что-то склеиться меж собою или нет, и если да, то как далеко это их заведет или не заведет. Но она так и не решила, что для нее желательнее – простая дружба с ним или же нечто большее.         

- Разве ты меня любишь? – спросила Мара, - И разве я тебя люблю?
- Разве это так важно в наши годы? Мы уже не молоденькие, нам пора трезво мыслить. Если мы хорошо друг к другу относимся, если хотим помогать друг другу в жизни, то этого и хватит для начала. Уже ведь не мало, согласись. А потом… дело наживное… может быть, придет и любовь, почему нет? Будет у нас семья, и дети еще могут быть…
- Дети - это вряд ли. Я уже, наверное, не смогу.
- Даже если так. Вон, одна малая уже имеется, ею и утешимся. Проживем не хуже людей. А, Мара?

- Я десять лет поддерживала связь с одним человеком, - сказала Мара. - Пять лет я его любила и пять лет терпела. Я рассталась с ним, но я еще не забыла, я еще не отдохнула, я еще ничего нового не захотела. И пока я не захочу, меня никто не сможет заставить, ни люди, ни обстоятельства. Иначе для меня невозможно, иначе я жить не смогу. Так уж в моей жизни получилось, ничего не поделаешь… Я благодарна тебе за твое доброе отношение и за твои хорошие намерения, Костя. Но если ты не захочешь ждать, так долго, как потребуется, то тогда лучше сразу возьми свое предложение назад.

- Вообще-то я особенно не обнадеживался на этот счет, - совершенно спокойно сказал Костя. - Ты еще и сороковины даже по своей покойнице не справила, чтобы вдруг взять да и помчаться под венец. 
- А зачем же тогда?.. – воззрилась на него в удивлении Мара. - Ты смеяться, что ли, надо мной вздумал?
- Конечно, нет. Просто ты должна знать, что у меня на уме. И иметь это ввиду, на будущее.
- И всё?

- Да. Знаешь, как хороший дом положено строить? Сначала фундамент заложить, потом стены возвести, потом крышу настелить… и еще дать отстояться перед тем, как уже внутри все начинать устраивать… Считай, что я сейчас положил один камешек в фундамент.
- Я очень мало знаю о тебе, Костя, - произнесла Мара, не отводя от него взгляда.
- А я тебе всё расскажу. У нас впереди достаточно времени. Давай договоримся так. Живем по-старому, по-соседски. А придет время, ударит и час, как в народе говорят. Будущее покажет. Ну, а если тебе что понадобится, по хозяйству там, по бабушкиному наказу… или так просто поговорить, душу отвести, то я всегда рядом… даже если дело пустячное, - и Костя улыбнулся. Вид у него был вполне довольный. 

- В общем, Викторовна, договоримся так, - сказал Маре участковый инспектор в заключении проведенной с нею, как с потенциально неблагополучным членом общества, беседы. - Ты давай без шалостей, посерьезней, дверь на ночь запирай покрепче. Да, и заведи себе новую собаку. Ну, а если что, то уж обращайся. Вот мой номер, звони, только не по пустякам.         
           Он поднялся на ноги, попрощался и уехал с озабоченным видом.

         «Если бы я встретила Костю раньше, в те годы, когда еще только мечтала о любви, а с Виталием даже не была знакома, может быть, это обернулось бы для меня настоящим счастьем», - так думала Мара всю вторую половину того дня, когда состоялась их с Костей-соседом совместная экскурсия к развалинам церкви.

Она не была знакома с серьезным и уважительным отношением к себе со стороны мужчин, так уж ей не повезло в жизни, и поведение Кости во время сегодняшнего разговора произвело на нее сильное впечатление. И еще Мара думала, не могла не думать о том, что, может быть, для нее не все еще кончено… может быть что-то хорошее в самом деле ждет ее впереди…

Костя сказал, что заложил первый камешек в фундамент, намекая на будущее, их совместное светлое будущее… в это страшно поверить, страшно, потому что она уже жестоко ошиблась однажды… Но что, если это правда?.. на самом деле правда? Они возвращались в деревню от церкви так, словно уже стали семьей, и Костя нес уставшую Сашеньку на руках, а Мара шла с ним рядом, рука об руку…

          Вечером, уложив спать Сашеньку, Мара прилегла рядом с нею и задремала, но сон, который ей приснился в эту ночь, был не о грядущей веселой свадьбе с достойным женихом, не об уютном семейном гнезде, не о радости, благополучии и процветании… Ей приснилось, что она стоит на самом краю разверстой ямины, так, как она в самом деле стояла прошедшим днем на краю забитого сухой сорной травой старинного склепа, - и вдруг оступается, и срывается вниз, и падает куда-то стремглав, в темноту и ужас… и на фоне этих темноты и ужаса в ее мозгу просверкнула настолько ясная и четкая мысль, что она смогла вспомнить ее, когда проснулась среди ночи от своего неожиданного и необъяснимого кошмара: «Прежде, чем закладывать фундамент своего нового дома, нужно выкопать яму, глубокую яму… а там и камень можно в нее бросить, для того, чтобы проверить ее глубину…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Продолжение. Кошмарная ночь: http://proza.ru/2023/01/11/711
Предыдущее. Костя-сосед: http://proza.ru/2023/01/10/1865

Содержание Части первой: http://proza.ru/2023/01/09/926
Содержание Части второй: http://proza.ru/2023/01/10/1865