Мара и её любовь. Часть I. Глава 8. Утрата

Мара и её любовь. Повесть в двух частях. Часть первая

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Утрата.

          Виталий объявился через полтора месяца. Он позвонил Маре, тут же начал жаловаться ей на то, что был болен, тяжело, даже поднялась высокая температура… Мара отвечала вяло и односложно.
- Я хочу тебе долг отдать, - объявил вдруг он деловым решительным тоном. - Давай встретимся.
- Не стоит, - пробормотала Мара глухо.
- Я подъеду к тебе на работу, ты ведь завтра с утра.

Он положил трубку. Мара только вздохнула. Он вечно сбивал ее с толку… Сердце у нее колотилось, дыхание перехватило… Но потом она немного успокоилась и поняла, что волнуется напрасно: она не даст слабинку, не изменит своему решению просто потому, что это невозможно. Это вообще, в принципе невозможно! Так чего же паниковать? Это пусть он теперь дергается…
 
И все-таки в глубине души у нее что-то шевельнулось, что-то… словно воспоминание, словно… нет, не надежда… тень былой надежды… и она подумала: «Если бы он признал свои ошибки, если бы он повел себя иначе, если бы он изменился…»  И ночью Мара плакала. Но она плакала потому, что понимала – назад дороги нет, а миражам верить нельзя. И, несмотря на горечь и боль, в ее душе поднялась волна радости от сознания того, что она все же совершила правильный шаг… Бывает такая печальная, вымученная радость, рождающаяся однажды, после многих ошибок и многих тяжких трудов во все еще живом и наперекор всему жаждущем настоящей жизни сердце. И бывают такие слезы, исторгнутые из самой глубины сердца и заключающие в себе столько чувства, что они куда ценнее обыкновенных и потому могут стать залогом будущего… 

          Виталий в самом деле приехал на другой день, как и обещал, заглянул в рабочий зал и поманил Мару к выходу. Но у Мары в кресле сидела клиентка, и она ответила ему, что выйдет, когда закончит работу. Раньше она в подобном случае без раздумий бросила бы женщину недостриженной ожидать ее и выбежала к нему немедленно. 

Виталий ждал ее на крыльце салона. Был прекрасный летний день, и Виталий выглядел тоже прекрасно: трезвый, веселый, нарядный… даже и не скажешь, что недавно был болен. Правда, он оброс. Прежде-то она его стригла сама, он ведь позволял ей оказывать ему эту пустячную услугу.

- Вот деньги, - сказал он, протягивая ей сложенные купюры.

          Мара развернула тоненькую пачку.
- Это не все, - произнесла она. Ей показалось, что он слегка опешил.

- Мне нужно возвращаться, - продолжила она, запихивая деньги в карман джинсов под рабочий фартучек. - Посетителей много, а ко мне сейчас на химию придут.         
- Ладно, созвонимся.
          Она пожала плечами.
 
          Он позвонил через неделю.
- Здравствуй, Машенька, как поживаешь?

Его голос звучал весьма напряженно. Вероятно, исходя из всех своих обычных приемов и многолетнего опыта общения с Марой, он ожидал, что она перезвонит ему сама, он ведь дал ей для этого повод… назначит свидание, и все вернется на круги своя… и ждал ее звонка целую неделю… и вот теперь был вынужден звонить сам…

- Может быть, встретимся? Как у тебя настроение? Давай как всегда у тебя в твоей комнате?
- Я сдала свою комнату, - сказала Мара.
- Как сдала?
- Внаем. Нам нужны деньги, в семье сейчас зарабатываю только я, мама занята с дочкой.
- Но где же мы будем с тобой встречаться?
- А мы не будем встречаться.
- Я тебя не понимаю. У тебя что, все еще траур?
- У меня пожизненный траур.
- Не понимаю, ты о чем?

- Ты что, хочешь меня совсем погубить? – не выдержав, закричала Мара. - Ты из меня всё вытянул, всё, что только можно – и душу, и деньги. Хочешь и дальше тянуть? Я не могу так больше жить, до тебя не доходит? Я так больше не могу! С меня хватит!
 
- Не ори! – закричал он в ответ. - Вот ты как заговорила! Вот ты как! Ты меня сама к себе приучила, а теперь бросаешь!.. Я не позвоню тебе больше никогда!

И в трубке раздались гудки. Да что ж это такое, он снова не дал ей высказаться до конца, опять последнее слово осталось за ним. Или нет?.. Придя немного в себя, Мара вспомнила его последнюю фразу: «Я не позвоню тебе больше никогда!» Это говорил не взрослый мужчина, это говорил обиженный мальчик… обиженный сорокалетний мальчик, привыкший быть баловнем и жестоко обманутый в своих ожиданиях. Ах он бедняжка…

Мара не могла держать свои переживания в себе, сил не хватало. Слишком тяжело молчать о том, что просится наружу. Она рассказала все матери, поделилась даже кое с кем из коллег на работе… Она знала, что внимание окружающих часто поверхностно, а сочувствие часто фальшиво… ну и пусть, большого вреда ей от этого не будет, а польза несомненная: выплеснула и забыла. Но она не жаловалась, нет. Если раньше она гордилась своей любовной связью, то теперь гордилась тем, что сама ее разорвала. И это вызывало ответное уважение.

- Ты сильная, дочка, ты справишься, - сказала ей мать.
- Я сильная? Ах, мама…
- Ты сама себя не знаешь. И ты еще найдешь себе настоящего мужчину.
- Я больше ничего и никого не хочу, - сказала Мара. - Мне кажется, я не захочу уже никогда. 
    
          Время шло, боль от душевных ран подживала, жизнь налаживалась. И Маре, снова делившей кров с матерью, казалось, что вернулись дни ее детства: лучшие дни, разумеется, без детских болезней и школьных обид, но протекавшие в родном доме, с близкими людьми и наполненные маминой любовью.

Настя немного оправилась от постигшего ее жизненного удара, Мара тоже успокоилась. Она подозревала, что, оставаясь наедине с собою, ее мать по-прежнему горюет, может быть, и поплакивает, но не говорила с нею об этом, чтобы не бередить ей душу. Сама она тоже не могла забыть того, что с нею произошло. Еще бы, ведь это была целая жизнь. Она думала о Виталии довольно часто. Иногда ее одолевали мечты о реванше. Было бы славно, если бы он снова ей позвонил: тогда настал бы ее черед бросить трубку. Но главное, конечно, заключалось не в этом. Ее все еще мучила обида на него. Ей хотелось, чтобы он понял наконец, какое зло ей причинил, чтобы он повинился перед нею… иногда она даже начинала этого ждать. Но Виталию, наверное, пришлось бы переродиться, чтобы ее тайные чаяния сбылись.   

Зато с Марой случилось нечто, чего она совсем не ожидала: в ее жизни опять появилась ее старая школьная подруга Света, та самая, благодаря которой Мара когда-то познакомилась с Виталием.

Мара и Света подружились в старших классах школы. Они были очень разными: Света красивая, с обольстительной фигурой и восхитительной кожей, да к тому же еще и веселая, и общительная, а Мара, в отличие от нее, худосочная, прыщавая и замкнутая… Но что-то потянуло их друг к другу, что-то у них нашлось общего.

Красавицы (и их можно понять) частенько обзаводятся некрасивыми подружками, чтобы было с кем словом перемолвиться о своих женских секретах, в то же время не опасаясь возможного соперничества. Понятно, что у некрасивых девушек возникает от такого положения вещей чувство внутреннего дискомфорта, однако им некуда деваться – только терпеть. Таким образом подобный альянс полностью удовлетворяет лишь одну из двух состоящих в нем сторон.

Может быть, Света, сойдясь с Марой, также имела бы в виду две вышеупомянутые несомненные выгоды, но она не отличалась умом, зато была добра и отзывчива... нет, ее нельзя было упрекнуть в том, что она использует дружбу с Марой в своих интересах, поэтому у Мары с ее ущемленным самолюбием не возникало при общении с нею негативных ассоциаций… В общем, они просто дружили и продолжали бы дружить до сих пор, если бы Мара не закрутила роман, не вызвавший Светиного одобрения. Мара чувствовала, что, порывая отношения со Светой, много теряет, но, не задумываясь, принесла эту жертву на алтарь своей любви. Дружбой ради любви всегда жертвуют.

Впрочем, формально они не ссорились, просто стали меньше общаться и в конце концов разошлись, обе при этом вполне отдавая себе отчет, по какой причине так получилось. И вот однажды Мара увидала Свету в рабочем зале салона красоты, где работала. Света, видимо, хотела сделать вид, что попала сюда случайно, вовсе не ожидая увидеть Мару… но она не умела притворяться, как, впрочем, не умела и многого другого, и, сообразив, что ее первоначальный план провалился, просто сказала, что захотела увидеть старую подругу и узнать, как у нее дела.

Мару захлестнула волна благодарности. Она увела Свету в подсобку и бросилась ей на шею, прося у подруги прощения. Было очевидно, что им есть, о чем поговорить, но ведь Мара находилась на работе, поэтому она обещала приехать к Свете в гости в ближайшее же время, - вот тогда уж они отведут душу.

Света жила все там же и все так же: в полу-обставленной, полу-обшарпанной квартире своего мужа и его матери, куда переехала после свадьбы много лет назад и где настоящим хозяином был он, а не она, потому что она все делала спустя рукава и не умела ни готовить, ни стирать, даже в стиральной машине.

Несмотря на это, супруги жили весело и дружно, и растили двоих детей, которые, например, просто не знали, что рисовую кашу варят не так, как это делает их мама, высыпав из магазинного пакета немытый рис в кипящее молоко и почти сразу же разлив полусырое варево по тарелкам, а потому ели его с удовольствием, не забыв поделиться с домашними питомцами – дворняжкой, подобранной ими однажды во дворе и по доброте душевной оставленной им их матерью, и пытавшимся отогнать собаку от миски котом, представлявшим собой наследство, полученное их отцом от родственников… у родственников-то, кроме кота, больше ничего не имелось… одним словом, это была счастливая семья, можно только позавидовать, да и только.

В честь приезда Мары Света убрала постель со старой софы в большой комнате, чтобы там было куда присесть дорогой гостье, ее сыновья причесали собаку материнским гребешком, пытаясь придать ей более респектабельный вид, а ее муж испек свой коронный яблочный пирог, всегда слегка подгоравший и все равно неизменно вкусный… Когда Мара, сев на давно продавленную софу, положила в рот первый кусок этого пирога, она едва не прослезилась от умиления… все было как раньше: те же безалаберность, бедность, искренность и неподдельная душевность.               
   
          Весной 1999 года мать и дочь решили, что будущее лето Насте и Сашеньке лучше провести у бабушки в Остролучье. Расставаться им не улыбалось, но маленькому ребенку не место в летнюю жару в душном городе, да и старушку нужно поддержать, помочь ей, порадовать ее. Насте очень хотелось съездить в годовщину смерти Сергея на его могилу, Мара готова была ее отпустить, им и денег бы хватило, но Настя чего-то вдруг испугалась и не поехала.
- Дорога дальняя, ну-ка со мной что-нибудь случится, как вы без меня останетесь, девочки мои. Простит меня Сергей, я ведь однажды к нему навсегда приду.

Отъезд в Остролучье был намечен на конец апреля, и они уже купили билеты на поезд.

За пару дней до даты отбытия Настя решила, что нужно подкупить еще кое-какие вещи, и поехала в расположенный неподалеку торговый центр, всего-то на пару часов, как она думала…  Мара ожидала клиентку, которая собиралась придти к ней на дом, Сашенька спала… и ничего не предвещало беды…

Когда прошли и два часа, и три, и пять, и вечер начал сгущаться за окнами, а Настя все не возвращалась, не отвечая на телефонные звонки, встревоженная Мара уже не знала, что думать и что делать… Бросить ребенка и кинуться искать мать она не могла, попросить помощи было не у кого… оставалось ждать…

Ответ на все вопросы ей дал включенный ею неизвестно зачем, просто по привычке, телевизор. В новостях мелькнул эпизод о дневном происшествии возле одного из городских торговых центров: милиционеры преследовали злоумышленника, тот пытался убежать от них по подземному пешеходному переходу, сильно толкнул попавшуюся ему на пути женщину, та отлетела в сторону, ударилась виском о выступавшую здесь из стены трубу и умерла на месте. Один из кадров кинохроники на секунду показал неподвижное тело на полу перехода, прикрытое сверху какой-то тряпкой, высунувшуюся из-под тряпки безжизненную руку и валявшуюся рядом с этой рукой, еще не подобранную женскую сумочку…         
- Мама! – ахнула Мара, узнав и сумочку, и обшлаг куртки, и самую руку тоже…

          Настя погибла по нелепой случайности через год, хотя и не день в день, после смерти своего последнего третьего мужа. Ее жизнь оборвалась мгновенно, без долгих мучений, почти без боли, совсем без страха. Верующие люди считают, что внезапная смерть это нехорошо, ведь человек не успевает исповедоваться в грехах и переселяется в другой мир, отягощенный ими. Но Маре, когда она думала о том, как ушла из жизни ее мать, казалось, что, напротив, всегда присущее Насте особенное везение не оставило ее даже в последнюю секунду, и она умерла легко, в радостном настроении, которое владело ею накануне отъезда из Москвы в родные места… перебежала по подземному переходу из этого света на тот… Вот только девочек своих ей все же судьба была оставить, хотя она и старалась этого не допустить.   

Мара похоронила мать на московском кладбище рядом с отчимом. Настя никогда не говорила о том, где бы ей хотелось вкушать последний сон. Ее первый муж-мальчик, Виктор, отец Мары, погиб далеко от дома и нашел вечный покой в чужой земле. Ее третий муж, Сергей, отец Саши, лежал в соборной сени далекого северного монастыря. Может быть, было правильнее перевезти тело Насти к нему, но Мару испугали сложности и расходы, между тем у нее на руках остался ребенок, забота о котором являлась первоочередной задачей. Она подумала, что Настя дольше всего была женой своего второго мужа, ее отчима… она подумала, что мать не обидится… а там, на том свете, они встретятся все вместе, и она, и все ее мужья, и как-нибудь уж сами разберутся между собою… там, на том свете, все не так, как на этом, там нет страстей и потому нет ревности, там - только вечная любовь.

В траурных хлопотах Маре немного помогла подруга Света. И еще до наступления девятидневного срока Мара уже знала, что ей делать дальше.

          Настя выполнила свое намерение, пришедшее ей в голову сразу после похорон Сергея, относительно того, чтобы закрепить опекунство старшей дочери над младшей, так что теперь у Мары не возникло с этим трудностей. Отныне она стала Сашеньке не только сестрой, но и матерью.

Сергей не оставил жене и дочери никакого наследства. Он имел иногороднюю прописку, причем и там, в другом городе, откуда он был родом, ему также ничего не принадлежало. После него остались книги, чертежи, записи, фотографии, рисунки, этюды… Почти все это раздала его коллегам и друзьям еще сама Настя, оставив себе на память о нем лишь свой портрет, который он написал с нее в короткую пору их любви.

У Насти тоже ничего путного не имелось, если не считать трех обручальных колец от всех трех ее браков. Слава богу, что хотя бы ее маленькая двухкомнатная квартира, перешедшая ей от второго мужа, оставалась за Сашенькой, которая была в ней прописана, а, стало быть, и за Марой.

И у самой Мары, увы, не было ни сбережений, ни ценностей, ее материальное благополучие зависело лишь от ее работы, от труда ее умелых рук. Последний год их маленькая семья существовала в основном на ее заработок и на те средства, что поступали в семейную казну от сдачи внаем ее комнаты. Небольшим дополнением к этому являлось лишь пособие, положенное Сашеньке за ее сиротство от государства. И это было все.

Через несколько месяцев, в ноябре Сашеньке исполнялось три года, после чего ее могли принять в детский сад, освободив время Мары для продолжения работы. Однако Мара понимала, что устройство девочки в садик потребует новых расходов, так уж оно теперь водится, между тем в садике малышка неизбежно станет жертвой инфекций, циркулирующих в любом детском коллективе, так уж оно всегда бывает… значит, придется сидеть с нею дома, лечить ее… опять время, опять деньги… и когда же Маре стричь своих клиентов, и как же ей зарабатывать, и на что же им жить?.. да и девочку очень жалко…

Но была и еще одна проблема, которую Мара, размышляя о своей и Сашенькиной будущей жизни, имела в виду. Ее бабушка, жившая далеко от нее, в родной деревне, не смотря на свой очень почтенный возраст до сих пор держалась на удивление бодро и стойко, полностью обеспечивая себя и со всем справляясь самостоятельно. Она все еще вела небольшое усадебное хозяйство, держала и кур, и козу, и распахивала огород, сажая на нем овощи, и убирала осенью урожай яблок и смородины, делая заготовки на зиму. Но ее силы были не бесконечны, в последние годы она явно сдала… и сколько времени у нее еще в запасе, кто это знает… ее нельзя было оставлять одну без помощи.

И тогда Мара решила: она и Сашенька оставят город и переедут жить к бабушке в деревню. Мара была городской жительницей, но она хорошо помнила первые годы своего детства, проведенные ею у бабушки, да и потом приезжала к ней регулярно. Она не понаслышке знала, как живут на селе люди, в чем состоят трудности и преимущества такого существования… трудностей много, но ведь и преимущества не только в возможности жизни вне городской суеты…

Одним словом, ее не пугала подобная перспектива, даже радовала. Она будет помогать бабушке, ухаживать за нею, заниматься хозяйством и Сашенькой, а Сашенька все время будет при ней. Что можно придумать лучше и правильней! Городскую квартиру она сдаст, также, как ранее сдала свою комнату, а с вырученными деньгами в деревенском доме с приусадебным хозяйством они вполне смогут жить-поживать… во всяком случае, голодать не будут точно. Пройдет несколько лет, Сашенька подрастет на лоне деревенской природы… и, в общем, дальше будет видно. 

          В данном случае время означало деньги, и Мара, немедленно оповестив бабушку о своих планах, деятельно занялась приготовлениями к отъезду. Плакать было некогда. Сорок дней по матери она справила, уже сидя на чемоданах, а еще через три дня бабушка встретила внучек, старшую и младшую, на пороге своего старого бревенчатого дома в Остролучье.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Конец Части первой.
(2013г.)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Продолжение. Часть II. Костя-сосед: http://proza.ru/2023/01/10/1865
Предыдущее. Приворот: http://proza.ru/2023/01/10/943

Содержание Части первой: http://proza.ru/2023/01/09/926