Дно. Глава восьмая жертвоприношение

Поезд прибыл на вокзал. Никто их не встретил, что неприятно удивило полковника Котиху. Не долго думая, он приказал Ульриху размещаться в буфете, а сам пошёл искать начальника станции.

Но начальник станции, коллежский секретарь Чернов, видный мужчина с большими русыми бакенбардами, сам шёл к полковнику Котихе. Они встретились на лестнице, точнее на площадке лестницы между первым и вторым этажом.

- Полковник Котиха. - представился полковник Котиха и протянул руку.

- Коллежский секретарь Чернов. - коллежский секретарь Чернов ответил на рукопожатие. - Могу я узнать, по какому поводу вы прибыли?

- У вас есть инструкции от командующего Киевским фронтом генерала Фундамента?

- Нет.

- Тогда не можете.

Полковник Котиха развернулся и пошёл вниз.

- Могу я хоть узнать, насколько вы заняли мой вокзал?

- До завтрашнего утра, ваше благородие.

Получив ответ, коллежский секретарь Чернов направился вверх по лестнице, недовольно ворча себе под нос что-то про произвол.

В буфете было безлюдно, а местный персонал счёл появление вооруженных и не говорящих на русском людей веским поводом уйти домой пораньше.

Когда полковник Котиха вернулся, немцы уже сдвинули в угол всю мебель и начали обустраивать свой нехитрый походный быт. Штабс-капитан Серов сидел вместе с клеткой и сумкой на прилавке и, увидев входящего полковника Котиху, поспешил к нему.

- Сидор, ты как хочешь, а я еду искать нумер в гостинице.

- Да делай что хочешь, Серов, мне обоз в походе не нужен.

- Ты забыл, что меня к тебе приставил генерал Фундамент?

- Лучше бы он приставил тебя к стенке.

Полковник Котиха пошёл к Ульриху, но штабс-капитан Серов преградил ему дорогу.

- Утром я буду у вокзала. Скажи, во сколько ты со своим скопищем отправляешся в поход?

Полковник Котиха обречённо закатил глаза.

- Утром разыщи местного уездного исправника и объясни ему цель нашей миссии, после отправляйся в село Малиновку. Не спеши, мы там на целый день.

Штабс-капитан Серов кивнул и, забрав клетку с сумкой, направился в уборную, где заперся в кабинке. Он открыл сумку, снял с себя мундир с погонами штабс-капитана и сунул в сумку и достал из неё другой мундир, с погонами майора и с несколькими орденами, часть которых он потерял из-за несоответствия чина и степеней. Закрыв сумку, он в таком виде вышел из туалетной кабинки, вышел из вокзала и направился к извозчику. Без приглашения сел в его повозку, разместил по бокам себя клетку и сумку и небрежно произнёс.

- Где тут самая дорогая гостиница?

- "Абажур", ваше высокоблагородие.

- Вот и вези туда. Чем быстрее довезешь, тем больше получишь.

Замотивированный извозчик подстегнул свою отощавшую лошадку и она довольно бодро поскакала, довезя штабс-капитана Серова до гостиницы "Абажур".

Сняв самый дорогой нумер, штабс-капитан Серов поднялся на верхний этаж, его поклажу на этот раз тащил местный гостиничный рабочий, дал ему на водку и выставил за порог, заперев дверь на все замки. После чего он достал чистый лист бумаги, взял авторучку и сел за стол.

"Доехали без происшествий. Полковник Котиха со своей сворой разместились в буфете вокзала. Завтра в девять утра они выдвигаются в село Малиновку, буду с ними, не смотря на то, что полковник пытался от меня отделаться. Ждите новых сообщений."

Сложив бумагу в несколько раз, штабс-капитан Серов сунул её в мешочек, который привязал к лапке вытащенного им из клетки голубя и выпустил его в окно. Голубь полетел и взял курс на север.

А тем временем, пока полковник Котиха и наёмники обсуждали завтрашнее предприятие, начальник станции коллежский секретарь Чернов названивал в Киев, но телефон в пустом кабинете Мариинского дворца зря надрывался, никто не снимал трубку. Наконец, дежурившим во дворце жандармам надоел несмолкаемый перезвон визгливого аппарата и один из них расстрелял телефон из винтовки.

Вечером полковник Котиха вышел в город и раздобыл карту уезда. Принеся её в буфет вокзала, он разложил её на столе и стал показывать немцам их маршрут, состоящий из пяти сёл, когда с жандармами явился помощник начальника местного депо коллежский асессор Слифт - начальник станции коллежский секретарь Чернов, не дозвонившись до губернатора, дозвонился до начальника местного.депо. Тот так же возмутился произволу и отправил на вокзал для разбирательства своего помощника и часть жандармов, которые охраняли депо от диверсий.

Коллежский асессор Слифт сразу с порога закричал:

- По чьей санкции вы заняли вокзал?!

Полковник Котиха, не поднимая глаза с карты, спокойно ответил:

- Командующего Киевским фронтом генерала Фундамента.

- А письменные указания у вас есть?

- Нет. Вот мои документы. - полковник Котиха достал из кармана паспорт и, развернув пальцами, показал коллежскому асессору Слифту. - Позвоните Фундаменту и убедитесь.

Коллежский асессор Слифт сравнил фотокарточку на документе с лицом Котихи, подозвал жандарма и приказал тому бежать к начальнику уездного управления корпуса жандармов майору Скильшеру и попросить его позвонить начальнику губернского управления корпуса жандармов полковнику фон Плюйсу для того, чтобы уже фон Плюйс связался с генералом Фундаментом.

Начальник уездного управления жандармами майор Скильшер имел свойство верить свои подчинённым без проверки информации и позвонил в Киев. В первый раз трубку не сняли и майор Скильшер позвонил ещё раз - для очистки совести. Но в этот раз ему ответили.

На том конце провода был заместитель начальника губернского управления корпуса жандармов полуполковник Золотарёв - самого начальника уже давно не видели на рабочем месте.

Майор Скильшер объяснил полуполковнику Золотарёву ситуацию и тот нехотя позвонил в особняк князей Голицыных на Крещенской улице. На звонок ответил дворецкий Шлягер, который долго разыскивал генерала Фундамента в огромном дворце, нашёл, как кажется, но к нему его не пустили - жандармы посчитали причину пустяковой. Так бы и не дозвонился майор Скильшер до генерала Фундамента, но разговор жандармов и дворецкого Шлягера услышал генеральский повар Лех Руммель, который из доброты душевной помог дворецкому Шлягеру и сообщил генералу Фундаменту, что ему звонят.

Пока дожидались ответа генерала Фундамента, коллежский асессор Слифт с жандармами сидели в зале ожидания, оставив полковника Котиху заниматься своими делами. Когда вернулся жандарм и сообщил, что полковник Котиха действительно действует по поручению командующего Киевским фронтом генерала Фундамента, то он отправил этого же жандарма сообщить это начальнику станции коллежскому секретарю Чернову, а сам, не заходя в буфет, молча покинул вокзал.

К великому облегчению начальника станции коллежского секретаря Чернова полковник Котиха с наёмниками утром в самом деле покинул вокзал и, отобрав у ближайшей овощебазы два грузовика, по карте двинулись в село Малиновку.

Был обычный будний день и сельчане были заняты сельхозработами на полях и в Малиновке осталось, в основном, дети и старики.

Грузовики остановились у самой кромки поля. Сельчане в удивлении остановили работы и с тревогой ждали, что будет дальше. Первым вылезли полковник Котиха и Ульрих, за ними следовали остальные наёмники. Они были готовы к стрельбе и, пустив очередь в воздух, дали понять, что с ними шутки плохи и погнали сельчан обратно в Малиновку. Никто сопротивления им не оказал.

Всего в селе было сто двадцать человек, из которых около половины составляли дети, девушки, женщины, старики и пара диаконов со священником местной церкви. Остальную половину, состоящую из мужчин и подростков, наемники собрали на широкой площади между домами и держали их на прицеле.

- Кто из вас сельский староста? - зычно спросил полковник Котиха. Он был на сером в яблоках коне, которого взял из конюшни, не спросив на то разрешения владельца и даже не предупредив его, впрочем, владельца не искали, да и сам он не спешил объявлять себя.

- Здесь, ваше высокоблагородие.

Сквозь линию наёмников пробрался седой, как лунь, старик и предстал перед полковником Котихой.

- Кому принадлежит земля этого села?

- Ваше высокоблагородие, после указа нашего благоверного императора Ки...

- Молчи, старик. Отвечай на вопрос.

- Фёдору Андреевичу Богомольцу, ваше высокоблагородие.

- И куда он делся?

Сельский староста развёл руками.

- Сгинул в лихолетье братоубийственной войны, ваше высокоблагородие, семья его уехала в Европу.

- Партизаны появлялись в Малиновке?

- Не хаживали, ваше высокоблагородие. - соврал сельский староста.

- Ладно, отойди от меня, а то луком провоняю.

Поглядев с опаской на плотную линию наёмников, сельский староста присоединился к половине, которую держали на мушке.

Ульрих, потрясая винтовкой, согнал в ту кучку на площади между домами стариков и женщин.

- Все что ли сельские девушки рыжеволосые и зеленоглазые?

- Нет, не все, оберст, но такие имеются.

- Тогда где остальные и дети?

- На сладкое.

Ульриха дал знак и вместе со своими парнями взвел винтовки, но полковник Котиха в этот момент его остановил:

- Постой, Ульрих. Всё-таки ты, как ни как, прав: они были моим народом и я должен иметь к ним, как христианин, толику жалости. Казним их милостиво.

- Как это? - не понял Ульрих.

- Без пролития крови.

Ульрих сразу же всё сообразил. Помотав головой, он увидел большой амбар и оскалился:

- Бош, тащи керосин, но бензин не тронь, остальные - за мной, гоним в то здание!

Ульрих показал на амбар винтовкой и туда погнали народ, который не понимал, куда его ведут и что от него хотят, а Бош отправился искать керосин.

Народонаселение села Малиновки согнали в амбар и заперли на тяжёлый чугунный замок. Вскоре прибыл Бош с двумя канистрами, керосином облили стены и подожгли. Деревянный амбар вспыхнул мгновенно.

Ульрих сделал шаг назад, откинулся в корпусе и придирчиво посмотрел на горящее здание.

- Жаль, что сейчас светит солнце, ночью выглядило бы эффектнее.

Полковник Котиха прислушался к крикам и проклятиям, исходящим из амбара, к треску костра, принюхался к запаху.

- Как в аду. - задумчиво произнес он и развернул коня.

Через несколько минут Ульрих подошёл к полковнику Котихе, который спешился и привязывал коня к забору.

- Скучно у вас. С туземцами интересней было - они и на пулемёты бросаются, и из луков по самолётам стреляют и орут что-то презабавное. Да и больше их. А сейчас? Все произошло так быстро, что мы не успели получить удовольствия. Из пулемётов было бы чуточку веселее. Но у нас нет пулемётов.

- Ещё несколько деревень и вернёшься к свом презабавным туземцам.

"- В цинковом гробу." - мысленно добавил полковник Котиха.

- А почему у нас нет пулемётов, оберст?

- Мы мобильная группировка, пулемёты лишь тормозят наш ход. Что с остальными?

- Остались дети, девушки и попы. Детей мои парни добивают по отдельности, рыжих и зеленоглазых девушек отбирают для тебя, остальных насилуют, потом тоже убивают, а попов пока не трогаем.

- Хорошо. - полковник Котиха окинул высокий берег реки, около которой расположилась Малиновка. - Пусть ведут их вон к тому берегу, священников не трогать. И пусть возьмут бинты.

Ульрих направился исполнять поручение, а полковник Котиха спустился к крутому берегу, вытащил из кобуры пистолет, осмотрел его и перезарядил.

Несколько наёмников во главе с Ульрихом привели к берегу рыдавших и сопротивлявшихся девушек, как и просил полковник Котиха - рыжих и зеленоглазых.

- Плотно завяжите им глаза и уши и поставьте в ряд на самом краю.

Ульрих с удивлением посмотрел на лицо полковника Котихи. До этого каменное и невозмутимое, сейчас оно дёргалось в нервном тике, в один миг почти смеялся, в другой - почти плакал, глаза смотрели воспалёно, но казалось, что они ничего не видят.

Заметили странные изменения и наемники, которые, сделав дело, поспешили поскорее присоединиться к своим товарищам. Лишь Ульрих остался посмотреть, отойдя в сторону и скрестив руки на груди, что будет делать полковник Котиха.

Полковник Котиха свободной рукой ощупал левую сторону мундира - заветная индульгенция лежала во внутреннем кармане. Всё уже прощено.

Полковник Котиха резко вскинул руку и выстрелил в затылок первой девушке - она упала навзничь в речные воды. Затем вторая, третья, четвёртая, пятая, шестая. Шесть выстрелов подряд и шесть девушек друг за другом падали в речные воды.

Лицо полковника Котихи дёрнулось в последний раз и вновь стало каменным и невозмутимым. Он убрал пистолет в кобуру и пошёл прочь.

Многое повидал за свою бродячую жизнь Ульрих, но даже бывалый наёмник потерял дар речи от этого зрелища и впал в какое-то оцепенение, из которого его вывел истошный крик.

Этот крик издавал местный священник, который, путаясь в сутане, бежал предотвратить убийства, даже когда они уже совершились. Ульрих не удержался и поставил ему подножку, из-за чего священник растянулся во весь рост на траве и наконец-то замолк.

Полковник Котиха краем глаза увидел падение священника и поспешил помочь ему встать, но священник с ужасом отстранился от него.

- Ты?! Убивец! - ответил священник на немой вопрос полковника Котихи и встал во весь свой немаленький рост. - Забыл шестую заповедь?

Полковник Котиха спокойно достал из кармана индульгенцию и, не выпуская её из руки, показал священнику.

- Мне прощены все грехи за следующие полтора месяца, отец.

- Разве не знаешь, несчастный грешник, что ещё в 1567 году святой Папа Пий V запретил продажу индульгенций за деньги? Индульгенция - это отпущение перед Богом временной кары за грехи, вина за которые уже изглажена. Разве ты изгладил свою вину молитвами, делами милосердия? Разве ты исполнил все...

Во время речи священника полковник Котиха отшатнулся назад, потом его лицо исказилось ненавистью и с истеричным криком "- Еретик!" он выхватил пистолет и пустил священнику пулю в сердце. Священник замолк, не закончив предложение, и замертво рухнул на изумрудную траву, которая уже окрашивалась багровой кровью.

Полковник Котиха спрятал пистолет, перекрестился и пошёл, сказав на пути Ульриху:

- Что бы ни случилось, меня не беспокоить в течение нескольких часов.

- Как скажешь, оберст.

Полковник Котиха всё ещё сжимал в ладони индульгенцию и не спешил убирать её в карман.

"- Всё уже прощено." - как мантру, повторял про себя полковник Котиха.

Диаконы благополучно покинули церковь, едва в селе началась вакханалия. Полковник Котиха вошёл в абсолютно пустую церквушку, лишь ветер играл со скрипучей входной дверью. Преклонив колени перед деревянным распятием, он снял фуражку и стал молиться.

Но успокоение не приходило. Священник, даже имени которого полковник Котиха не знал, заронил зёрна беспокойства в его истерзанную душу. Полковник Котиха провёл в молитвах несколько часов, но тревога только нарастала, страх, животный и безпричинный, терзал его и тогда он, не в силах больше терпеть, прибегнул к крайнему средству.

Опустив руку в карман брюк, полковник Котиха нащупал небольшую металлическую ампулу и вытащил. С приложением усилий открыв плотно закрученную крышку, он запрокинул голову, всыпал в ноздри всё её содержимое и втянул в себя.

Полковник Котиха застыл в своей позе, с запрокинутой головой, прислушаясь, причувствуясь к тому, как в душе затихают бури, засыпают тревоги и страхи, как отступает беспокойство, а по всему телу разливается невероятное, неземное наслаждение.

Резко вернув голову в нормальное положение, полковник Котиха, закрыв ампулу, вернул её в карман и перекрестился. Взгляд его упал на индульгенцию, которая несколько смятой бумагой лежала в фуражке.

- Всё прощено, всё уже прощено. - несколько раз и с каждым разом всё увереннее повторил полковник Котиха.

Приложившись к индульгенции устами, он вернул её во внутренней карман, взял фуражку в руки, встал с колен и вышел из церквушки, на ходу надевая свою фуражку.

А что же штабс-капитан Серов? Отоспавшись, он в одиннадцать утра вышел из гостиницы "Абажур", сходил на рынок, купил себе мотоцикл с коляской и карту уезда, после чего вернулся в гостиницу "Абажур", забрал свои вещи и выехал в администрацию.

Уездный исправник, надворный советник Тарантасов, обладал всей полнотой власти в уезде и был крайне разозлен тем, что о визите наёмников во главе с полковником императорской армии узнал из утреней газеты. А тут ещё его секретарь сообщил, что к нему от этого самого полковника императорской армии прибыл майор и просит, даже не простит - требует аудиенции.

- То, что ниже меня по чину, это хорошо. - задумчиво произнес уездный исправник. - Впускай этого майора.

Штабс-капитан Серов вошёл чеканным шагом, как учил его одноногий бригадир, весело откозырял и гаркнул:

- Так держать, ваше благородие!

Надворный советник Тарантасов собирался наорать на майора, вымести на нём свою злость, но это гарканье пригвоздило его к креслу.

- Прибыл сказать, - продолжил штабс-капитан Серов, - что полковник Котиха действует по особому распоряжению командующего Киевским фронтом генерала от инфантерии Фундамента. Это всё, что вам надо знать, ваше благородие.

Штабс-капитан Серов быстро вышел, оставив уездного исправника в лёгком недоумении.

- Что делать будем, ваше высокоблагородие? - спросил, нагнувшись к уху начальника, секретарь надворного советника Тарантасова.

- Что, что... - проворчал уездный исправник. - Давай телефон, буду звонить губернатору...

Малиновок, к досаде штабс-капитана Серова, в Чигиринском уезде, было с десяток штук, так что к полковнику Котихе он попал только под вечер и по пути ещё к первой из Малиновок вновь переоделся в мундир штабс-капитана.

Остановив мотоцикл с коляской у канавы и привязав цепью его содержимое, штабс-капитан Серов направился в село, собираясь узнать, та ли эта Малиновка.

Он был немало удивлен царящей в селе тишине. Краем ухом штабс-капитан Серов услышал немецкую речь и понял, что прибыл именно в то село Малиновку.

Он вышел на поляну и увидел зрелище, повергнувшее его в шок: вокруг большого дуба были в перемешку с дровами свалены трупы сельчан всех возрастов, а на дубовых ветвях мерно покачивались в своих петлях молодые девушки, а вокруг этого дуба наёмники с факелами во главе с Ульрихом ходили вокруг этого дуба и пели хвалу богу Тюру.

В стороне от жертвоприношения сидел на коне полковник Котиха, спокойный и невозмутимый, как каменная глыба.

- Котиха! - штабс-капитан Серов подбежал к всаднику, не находя себя от ужаса. - Ты... Они... Это... Что...

Штабс-капитан Серов запинался, язык не поспевал за мыслями, которые, как на зло, смешались в кучу. Полковник Котиха был недвижим, как будто и не заметил его появления.

- Они же ни в чём не виноваты! - закричал штабс-капитан Серов.

- Они предали нашего благоверного императора. - спокойно ответил полковник Котиха. - Они предали нашу великую империю, они...

- Да откуда ты знаешь?!

Освещая дорогу факелом, к ним подошёл Ульрих.

- А, вот ты где, штабс-капитан. Вижу, ты в недоумении. Объясню, хоть ты и не знаешь немецкий! Мы возносим хвалу богу Тюру. Великий Тюр, Тюр однорукий свой парень для нас, там (Ульрих ткнул факелом в небо; штабс-капитан Серов только тут заметил, что он был вусмерть пьян), ему не важно, как, где и кого мы приносим ему в жертву, главное, что от чистого сердца!

С душераздирающим гиканьем Ульрих поскакал к дубу и первым кинул факел в трупы, за ним свои факелы кинули остальные наёмники. Дуб вспыхнул спичкой, вероятно, его предварительно чем-то облили.

- Ты же христианин! - взмолился штабс-капитан Серов, повернувшись к полковнику Котихе. - Останови этот кошмар!!

- Господь им судья.

Дуб горел ярко, пуская снопы искр в фиолетовые облака, и на фоне ночного неба действительно смотрелся эффектно. Полковник Котиха оставался недвижим.

До обоняния штабс-капитана Серова достиг запах паленой плоти. Трясясь от ужаса и отвращения, он побежал к своему мотоциклу, рванул походный планшет, но тут же оказался над канавой - его неудержимо рвало. Его тело накренилось и вслед за содержимым выворачиваемого желудка полетоло в придорожную канаву.

Примечание. Всё вышесказанное является вымыслом автора и не относится к реальной истории. Произведение является представителем жанра "альтернативная история"