Материнская любовь

Вот и я, мой маленький, ну не плачь, не плачь, я здесь, я пришла. Сейчас накормлю, смотри, какую вкусную кашку я тебе приготовила, с маслом, с сахаром, как ты любишь. Но сначала открой ротик, дай посмотрю, где там был у нас язычок? Почти всё зажило уже, вот и славненько. Дай поцелую, как в детстве, помнишь? У кошки боли, у собачки боли... Сыночка, ещё раз плюнешь, я тебя накажу. Вот за что ты так со мной, а? Я на тебя всю жизнь положила, а ты… Ну всё, всё, успокойся, кушай.


Сегодня Петровна, помнишь, у неё дом такой зелёненький в конце улицы, увидела меня в магазине, начала расспрашивать: “А как там ваш Ванечка поживает, давненько его не видать, уехал куда?” Ага, говорю, уехал, далеко, отсюда не видать. А она всё лыбится, сука старая, до всего ей дело есть! Того и гляди, в гости припрётся, будет тут разнюхивать, что да как. Ещё собаку завести, что ли? На заднем дворе посадить, чтобы никто чужой и носу не сунул в наш двор. Никого нам с тобой не надо, да, Ванечка?


А знаешь, сыночка, я тебя Марком назвать хотела, как в кино. Да подумала, назову как папашу твоего, у того сердце взыграет, и он к нам вернётся. А он, тварь поганая, сдох не вовремя. Ну и хрен с ним, нам с тобой вдвоём хорошо, да, мой сладкий? Кушай, кушай, солнышко.

Ишь как поправился ты у меня, кругленький стал, тяжёленький. А в роддоме медсестра эта, не помню как звали, жирная такая, сказала: “Ой, совсем слабенький родился мальчонка-то, в чём и душа держится!” Стерва поганая, так бы рожу ей и расцарапала! Сердце тогда ёкнуло, смотрю на тебя и думаю: да как же так-то, Господи, меня всю по капельке забери, а сыночек мой жить должен! Так и выходила. А как врач все диагнозы снял, такой камень с души свалился, боже ты мой! Поняла, что никому тебя не отдам, ты же душа моя, без тебя я умру, вот ни минуточки жить не смогу!


Наелся? Вот умничка, попей водички сладенькой и посмотрим, что там у тебя в штанишках. Ну-ну, не стесняйся, я твоих этих делов знаешь сколько перевидала? Тогда памперсов-то не было, да и денег у меня бы на них не хватило, обходилась пелёнками, марлей и ничего, справилась. Стирала руками, летом вообще хорошо было, выйду во двор и в ванночке алюминиевой вжик-вжик быстренько и сушиться на верёвки, пока солнце.

Петровна всё трындела: “Опять говнищем на всю улицу прёт, Тамарка, поди, стирку затеяла!” И ржёт, кобыла паршивая. А я что, отвернусь да делаю своё дело. Мне что, перед каждой идиоткой отчитываться, что ребёнок болеет? Пошли они, твари...


Ну вот, чистенький, свеженький, полежи, а я посижу тут, отдохну, шапочку тебе свяжу. Всё-таки как этот подвал не протапливай, сыро тут. Боюсь, не приболел бы, ну да скоро тебя домой перенесу, как всё заживёт, да, сыночка?

А помнишь, ты маленький тут спрятался от меня? Лет семь тебе было. За полки залез, хотел меня напугать и заснул! А я тебя потеряла, всех соседей на уши поставила, в милицию позвонила, ой, как вспомню! Думала, украли тебя, или в речку упал да утонул. Сердце так прихватило, что скорую вызывать пришлось. В больницу забрать хотели, да куда там, сказала, пока не найду сыночку, из дому не уйду. И ты тут выходишь, сонный, трясёшься, замёрз в подвале-то. Да уж, насмешили тогда всю округу.

А я так разозлилась, что три дня тут тебя держала, помнишь, и даже свет не включала? Зато больше так не шутил, понял, каково мне было, да, сына?

Тут картошке место да банкам с помидорами. Я, кстати, любимого твоего салата наделала, банок десять закатала. Полакомишься скоро.


На работе сегодня опять нервы. Начальница ругалась: то ценники я неправильно клею, то товар не так выложила. Ох, сыночка, люди как звери, никого не жалеют. Дашь слабину разок и, считай, пропал. Оседлают да поедут. И ничего с этой заразой не сделаешь, уволит к чёртовой матери и всё. А мне куда деваться? Да и зарплата нормальная, и просрочку девки каждый день списывают. А что там просрочки-то? День-два. Из молочки вон пироги хорошие выходят, а консервы так вообще пока не вздулись - ешь на здоровье.

А помнишь училку ту, в восьмом классе к вам пришла которая? Видела её на днях. Вся из себя, задницу юбкой обтянула, губы красные, как была шалава шалавой, так и осталась. Как она тогда, а? “Ваш Ванечка хамит, уроки срывает, повлияйте, вы же мать.” Дрянь толстожопая.

А ты и не хамил никогда, правда ведь, сыночка? Указал дуре её место - учительница скромной обязана быть, а не в твиттерах голыми ляжками сверкать. Стыдобища! И хорошо, что уволили эту сучку, вот чему хорошему такая научит, да, Ванечка?


И вот Таньку твою эту я почему невзлюбила? Такая же шалашовка! Сразу видно, жизнь девку потаскала хорошенько. Вот зачем нам проститутка, сына? На ней же клейма негде ставить было, наколки эти, как зэчка, ей-богу! Ну-ну, Ванечка, тише, тише, чего ты разошёлся, попей, попей водички. И не таращь на меня глазищи свои, что, не права мать?

“Давай квартиру, Ванечка, снимем, от мамы надо отдельно жить, мы же будущая семья, бя-бя-бя.” Это мы с тобой семья, Ваня! Я тебя родила, воспитала, всю душу в тебя вложила, а эта пигалица на готовенькое прискакала, будто так и надо. Думала, раз даёт во все дырки, так ты за ней побежишь! Вовремя я её отвадила, гадину малолетнюю, а то у тебя, как у папаши, мозги только в одном месте. Слава Богу, забеременеть ей ума не хватило, повесила бы на нас выродка своего, ****ина, пойди ещё докажи, что твой.


Ну всё, всё, успокойся. Да не дрыгайся, говорю! Повязки сменить надо, эти уж промокли совсем. Давай обработаю и подую, чтоб не жгло: у кошки боли, у собачки боли, у Ванечки не боли. Ножки хотели тебя увести, ручки хотели мамочке больно сделать, но я их прогнала, фу, подите прочь, нехорошие, вредные, волчок их откусил и в лес утащил. Я теперь твои ручки, я теперь твои ножки, да не дрыгайся, кому сказала!

Замолчи, закрой рот немедленно! Не вынуждай снова тебя наказывать! У тебя такие белые красивые зубки, а без них одну кашку есть придётся, хочешь? Вот так, тише, тише. Мамочка тебя никому не отдаст, ты моя кровиночка любимая. Мы всегда с тобой вдвоём будем, ты да я, иголочка да ниточка, хорошо же?