Джеймс бакер глава ii о том, как джим познакомился

ГЛАВА II

 О ТОМ, КАК ДЖИМ  ПОЗНАКОМИЛСЯ С БУДУЩИМ ЛОРДОМ-ПРОТЕКТОРОМ АНГЛИИ, И КАК ГРАФИНЯ НОРТУМБЕРЛЕНД СТАЛА ГРАФИНЕЙ КАРЛАЙЛ 

Дни шли за днями, и «Морская звезда» уверенно рассекала волны, приближаясь к Лондону. Джеймс быстро освоился на корабле, подружился с командой и даже научился вязать морские узлы. Капитан Хорн оказался человеком суровым, но справедливым, и относился к юноше с отеческой заботой. Вечерами они часто беседовали о жизни, о политике и о знатных семьях Англии. Джеймс внимательно слушал рассказы капитана, надеясь услышать что-нибудь о Нортумберлендах, но тщетно.

Наконец, в один прекрасный день, на горизонте показались очертания Лондона. Джеймс, стоя на палубе, затаив дыхание, смотрел на огромный город, раскинувшийся перед ним. Он представлял себе, какие испытания его ждут, и полон был решимости не отступать. «Морская звезда» вошла в порт, и Джеймс, попрощавшись с капитаном и командой, сошел на берег.

Тем временем в порту царила суета: торговцы, срывая голоса, зазывали покупателей, уличные музыканты наигрывали развеселые мелодии, а повозки, груженные всевозможными товарами, то и дело преграждали путь прохожим. Но более всего Джеймса пленили величественные корабли, что выплывали из тумана, словно живые скалы. Их исполинские размеры, особенно в сравнении с привычными ему крохотными баржами и скромными рыбацкими фелуками, вызывали трепет. Кормы этих морских дворцов, украшенные резными мифическими существами, золотом и искусными барельефами, были настоящими произведениями искусства. Изящные, словно выточенные из слоновой кости узоры, переплетались, повествуя невидимые истории о дальних странах и отважных мореплавателях. Мачты же, устремленные ввысь, казались колоннами, поддерживающими сам небесный свод. Они возвышались над гаванью, заставляя домик начальника порта, смущенно съеживаться в их тени. Джеймс мог бы часами стоять на пристани, завороженно глядя на эти гигантские творения, если бы не важное дело, приведшее его сюда.

Постояв еще немного, он робко начал озираться, выискивая взглядом тех прохожих, чей вид говорил о дворянском происхождении. Он подходил к ним, спрашивая, не знают ли они леди Нортумберленд, но каждый раз получал лишь отрицательный ответ.

Когда Джеймс почти отчаялся, один из дворян, стоявший неподалеку от пирса в компании двух товарищей, прервал оживленную беседу и жестом подозвал его к себе. Его голову венчала черная широкополая шляпа, подобная короне, а плечи окутывал плащ того же мрачного оттенка.

— Вы ищете графиню Нортумберленд? — спросил он, и на манер той эпохе браво подбоченился.

— Да, ваше сиятельство, — с надеждой в голосе ответил Джеймс, сняв с головы поношенную шляпу.

— А зачем она вам? — осведомился дворянин.

— Она моя мать.

— Ваша мать? — с усмешкой переспросил дворянин осматривая Джеймса от головы до ног. — Понимаете ли вы, что говорите?

— Понимаю, сударь, — опустив голову, проговорил молодой человек, — в это трудно поверить. Но вот.

Он достал из сумки крестик и протянул дворянину.

— Он был на мне в тот вечер, когда графиня Нортумберленд передала меня на попечение одной доброй женщине Алоизе Бакер, которая в последствии заменяла мне долгие годы мать.

— Что вы говорите! — воскликнул дворянин, принимая крестик с изумлением и передавая его своим товарищам для осмотра. Их лица выражали удивление и пытливость.

— Так вы поможете мне ее найти? —спросил молодой человек.

— Разумеется, юноша, — подтвердил дворянин, одну руку положа на плечо, а другой принимая от собеседников крестик. — Идемте. Я самолично доставлю вас до дома графини Карлайл.

— Графини Карлайл? — удивился Джеймс.

— Люси Нортумберленд, леди Персис, графиня Карлайл, — перечислял незнакомец, выводя его из общества друзей, — все это одна и та же женщина, которая по меньшей мере два раза успела выйти замуж и столько же раз успела овдоветь.

— Значит вы ведете меня прямо к ней? О, ваше сиятельство, как вы добры.

Джеймс упал на колени и, схватив руку дворянина, пытался поднести ее к губам.

— Для начала не ваше сиятельство, а просто сударь, — сказал дворянин, отнимая руку. — Ведь если вы действительно имеете происхождения из дворянского рода, то значит мы с вами равны. И встаньте, наконец, с колен. Это, по меньшей мере, неприлично.

— Простите, сударь, — смутившись, сказал молодой человек, исполняя повеление дворянина.

— Ну вот, так-то лучше. Идемте же скорей, вот моя карета.

Дворянин тростью, украшенной серебряным набалдашником, указал на роскошный экипаж, запряженный парой вороных коней, чьи блестящие мускулы играли в лучах заходящего солнца.

— Я поеду с вами в одной карете? – не веря своему счастью, спросил Джеймс.

— Разумеется, прошу вас, — Дворянин распахнул дверцу экипажа, приглашая его внутрь.

Джеймс, помедлив, принял любезное приглашение и забрался в карету, утопая в мягкости бархатных подушек. Дворянин занял место рядом, и экипаж плавно тронулся по мощеным улицам Лондона.

Пока они ехали к Уотлинг-стрит, где располагался дом леди Персис, Джеймс неотрывно смотрел в окно. Мимо проносились величественные здания, спешащие прохожие и яркие вывески харчевен и гостинец. Лондон бурлил жизнью и сулил множество возможностей, но в данный момент все его мысли были сосредоточены на одной единственной цели — встретиться с графиней Нортумберленд и умолить ее об аудиенции с его величеством Карлом Стюартом.

— Вы не сказали, как вас зовут, сударь, — прервал его размышления дворянин, повернувшись к нему с любопытством.

— Джеймс, сударь. Джеймс Бакер, — ответил он, стараясь говорить уверенно, хотя внутри него все еще бушевали эмоции.

— Джеймс Бакер… — повторил дворянин. — Интересное имя. И откуда же вы родом... То есть я хотел спросить откуда вы прибыли?

— Из рыбацкой деревни Полпэрро.

— Никогда о ней не слышал.

— Это и не удивительно, сударь, ведь она находится на юге Англии в нескольких милях от Плимута.

— Воображаю сколько вам пришлось пережить там горя.

— Напротив, сударь, до недавнего времени я был абсолютно счастлив, и если бы не граф Корнваллис…

— Вот мы и прибыли, сударь, — прервал его дворянин, указывая на величественное здание, возвышавшееся в конце улицы. — Это дом графини Карлайл.

Джеймс замер, не в силах оторвать взгляд от дворца. Он был огромен, с высокими крестообразными окнами, и массивными дубовыми дверями, охраняемыми двумя мраморными львами. Вокруг раскинулся ухоженный сад с фонтанами и статуями.

— Вы уверены, что это то самое место? — прошептал Джеймс, чувствуя, как его охватывает трепет.

— Абсолютно, — ответил дворянин, усмехнувшись. — Леди Карлайл не привыкла жить скромно. Ну что же, пойдемте.

Он вошел во двор твердым, уверенным шагом, который сразу дает понять привратнику, что входящий имеет на это право, поднялся на крыльцо и, обратившись к лакею в роскошной ливрее, послал его узнать, может ли графиня Карлайл принять Оливера Кромвеля.

Через минуту лакей вернулся с ответом: хотя графиня и не ждала его сегодня, тем не менее он может войти.

Поклонившись, Кромвель и Джеймс последовали за лакеем через длинную анфиладу комнат и остановились перед закрытой дверью. Будущий лорд-протектор Англии сделал Джеймсу знак, чтобы тот подождал его здесь.

Тем временем дворецкий отворил дверь и доложил о прибытии Оливера Кромвеля.

Графиня Карлайл, о которой мы часто говорили в нашем романе «Юность мушкетеров», выводя ее на сцену под именем леди Персис, была еще вполне себе красивой женщиной. На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти – двадцати семи лет, тогда как на самом деле ей уже давно минуло тридцать пять. У нее были все те же чудные рыжие локоны, холодные, но умные глаза, которые так часто узко суживались, когда графиня вела какую-нибудь интригу, вроде той, что едва не привела к эшафоту кардинала Ришелье, и вложила нож в руку несчастного Фелтона, опосля убившего высокомерного первого министра короля Джорджа Вильерса 1-го герцога Бекингема.

Иными словами это было все то же изворотливое существо, умевшая плести интриги, менявшие исход событий во всех Европейских странах.

Когда дворецкий доложил о прибытии Кромвеля, графиня Карлайл или леди Персис как мы ее привыкли называть, находилась в небольшом приемном зале, где солнечный свет проникал сквозь окна, выходившие в сад. Ее взгляд, полный нетерпения, был прикован к двери, ожидая появления политика. Наконец, он вошел, с обнаженной головой, и, страстно поцеловав ей руку, склонился в поклоне.

— Вы очень любезны, сэр, прошу вас, — проговорила графиня, приглашая его веером к ближайшему стулу.

Кромвель послушно занял указанное место и, не произнося ни слова, погрузился в молчаливое созерцание графини.

— Чем я обязана такой чести видеть вас сегодня у себя? — спросила та, вновь прерывая тягостную паузу.

— Одно чрезвычайное обстоятельство, сударыня.

— И что же это за обстоятельство, сударь?

— Прежде чем ответить на этот вопрос, прелестная графиня, не будет ли мне позволено задать вам другой.

— Извольте.

— Благодарю вас. Итак, сударыня, напрягите хорошенько вашу память и постарайтесь припомнить, не доводилось ли вам встречаться с некой особой по имени Алоиза Бакер?

Нахмурив свой чудесный лобик, леди Персис стала лихорадочно перебирать в памяти все имена и фамилии, которые так или иначе были с ней связаны. Но тщетно – ни одно из них не совпадало с теми, что упомянул политик.

— Боюсь, что нет, сударь, — после недолгого молчания ответила она. — А кто это?

— Некто, кто, по-видимому, до последнего времени хранила вашу тайну.

С этими словами Кромвель протянул графине крест Нортумберлендов. Та ахнула и, прикрыв его своей ладонью, вся дрожа, спросила:

— Откуда он у вас?

— Значит, вы его признали? — допытывался Кромвель.

— Да, сударь. Этот крест существует с тех пор, как существует род Нортумберлендов. Но откуда он у вас?

— Я получил его от одного прелестного юноши, который стоит за этими дверями и всех уверяет, что он ваш сын.

— Боже Всещедрый! — воскликнула графиня, чувствуя как с каждой секундой усиливается приступ дурноты. — Я погибла! Я обесчещена! Ах, что мне теперь делать, сударь?

— Для начала выслушайте его и сделайте все возможное, чтобы он замолчал.

— Да, да! — лихорадочно заговорила графиня, сжимая руку Кромвеля. — Так и надо поступить. Пригласите его… Хотя, нет! Дайте мне сперва прийти в себя. Ах, лучше бы мне выбросить тебя в реку, чем подвергать себя такой опасности!

— Успокойтесь, сударыня, — прошептал политик, целуя ее благоухающую руку. — Еще не все потеряно. Предложите ему побольше денег, и он не вспомнит ни вас, ни отца.

— Вы так полагаете? — с надеждой спросила графиня.

— Уверен. Так что не волнуйтесь.

— Хорошо, — собравшись силами, сказала графиня. — Пригласите его, я готова.

— Слушаюсь.

Кромвель быстрым шагом подошёл к двери, распахнул ее и сказал:

— Джим, вы можете войти.

Оказавшись на пороге, тот склонился в неловком поклоне, и взгляд его темно-карих глаз, несколько робкий, но глубокий, устремился на леди Персис. От этой внезапной, обжигающей встречи взглядов графиня невольно вздрогнула, едва сдержав рвущийся из груди крик.

«Неужели это возможно? – лихорадочно пронеслось в ее голове. – Какое поразительное сходство… словно передо мной …».

— С вами все хорошо, сударыня? — прервал ее мысли Кромвель.

— Да, да, благодарю вас, — заверила графиня, бледнея с каждым разом все сильней. — Ах, сэр, не могли бы вы оставить меня наедине с этим юношей?

— Разумеется, сударыня, — произнес Кромвель, чуть наклонив голову. Его взгляд был полон скрытого смысла.

— И по возможности сохраните весь наш разговор в тайне.

— Не беспокойтесь, миледи, я буду нем как рыба, так что даже пыточная Тауэра не заставит меня развязать свой язык.

— Благодарю вас, мой друг, — прошептала графиня, подавая руку для прощального поцелуя. — Ступайте.

После ухода политика графиня, собравшись с силами, поднялась. Крепко сжимая веер, она, избегая взгляда бледного Джима, спросила:

— Итак, милейший, какова цена вашего молчания?

— Ч…что, простите? — немного заикаясь от волнения переспросил молодой человек.

— Деньги или титул помогут вам забыть свое происхождение и навсегда избавят меня от вашего присутствия?

«Нет, она – не моя мать," – пронеслось в голове Джеймса. "Матери не ведут себя подобным образом. Впрочем, это и к лучшему, ибо если бы эта женщина начала бы слезно молить о прощении и называть меня сыном, я бы, признаться, не знал, как поступить. Ведь мать у меня одна – Алоиза. Не лучше ли уйти, пока не поздно?».

— Почему вы молчите? — в нетерпении спросила графиня.

— Мне ничего из этого не нужно, сударыня, — ответил Джеймс, слегка поклонившись.

— А что же вам нужно?

— Одну единственную милость, которая, как мне думается, вам ровным счетом ничего не будет стоить.

— И что это за милость?

—  Помогите мне встретиться с его величеством.

— Зачем это вам?

— Я хочу донести до сведенья короля о жестокости и несправедливости губернатора Полпэрро.

— И это все? — искренне удивилась графиня

— Да, сударыня.

— Хорошо, я постараюсь договориться с его величеством об аудиенции, но прежде поклянитесь, что будете держать язык за зубами и говорить только то, что я вам повелю.

— Клянусь.

— Где вы остановились?

— Пока что ни где.

Не говоря больше ни слова, леди Персис взяла со стола колокольчик и позвонила.

На звон явился слуга преклонных лет.

— Джек, — обратилась графиня к нему, — подготовьте одну из гостевых комнат для этого юноши.

— Слушаюсь, сударыня, — в поклоне ответил слуга, долго и с удивлением взирая на Джеймса.

—  Вы слышали, что я вам сказала? — обратилась к нему графиня.

— Да, сударыня, простите.

Снова поклонившись, слуга поспешно  исчез. Вслед за его уходом, Джеймс поглощенный красотою комнаты, не смело спросил:

— Как, сударыня, я буду жить в вашем доме?

— Само собой, — ответила графиня. — Еще не хватало, чтобы о наследнике Нортумберлендов говорили, будто он промышляет в гостиницах и тавернах. Я представлю вас своим двоюродным племянникам, чтобы хоть как-то утихомирить тот пересуд, который вы породили в свете.

— Я?.. — удивился Джеймс.

— Вам будет предоставлены все удобства, достойные члена нашего рода. Вы будете жить как один из нас. Но помните, молчание – ваш главный союзник.

Джеймс неловко поклонился.

Вскоре слуга вернулся и доложил о готовности комнаты. Графиня повелела проводить туда Джеймса и подать ему ужин.

— Слушаюсь, сударыня, — ответил слуга и повернулся к юноше: — Прошу вас следовать за мной.

— Да, да, конечно, — застенчиво пробормотал Джеймс, прижимая к груди поношенную войлочную шляпу. — Благодарю вас, сударыня.

Коридор, в который они вышли, поражал своими размерами и казался бесконечным. Воздух был пропитан тонким ароматом благовоний, создавая атмосферу умиротворения и роскоши. Взгляд Джеймса, словно завороженный, скользил по резным деревянным панелям, покрывавшим стены до самого высокого потолка. Каждая деталь была украшена тончайшей позолотой, сверкавшей в отблесках многочисленных канделябров. Вдоль стен висели живописные портреты, запечатленные в тяжелые, темные рамы, украшенных сложной резьбой и позолотой. Из них на него смотрели суровые глаза кавалеров, в роскошных колетах, надменные взгляды дам, в кружевах и брильянтах, и наконец немного смешные, но наделенные не меньшим величием, чем взрослые, дети. Каждый из них казалось, хранил историю целого рода, историю власти и богатства.

Пройдя коридор, Джеймс с замиранием сердца начал подниматься по широкой, искусно выполненной лестнице, ведущей на верхние этажи замка. Она была настолько широка, что на ней могли свободно разминуться несколько человек. Вереница побеленных балясин в стиле позднего ренессанса с замысловатыми барельефами, изображающими сцены из мифологии и охоты, украшала лестницу. Каждая ступенька, выложенная полированным мрамором, казалась произведением искусства, отполированным до зеркального блеска, отражая свет канделябров и создавая ощущение легкости и невесомости. Поднимаясь, Джеймс ощущал под ногами прочность и величие старинного здания.

Наконец, слуга остановился перед массивными, позолоченными дверями, украшенными сложным орнаментом и резными изображениями герба графини. Распахнув их, он пригласил войти:

— Позвольте представить вам ваши покои.

Джеймс, робея, переступил порог. Комната оказалась еще более роскошной, чем он мог себе представить. Высокие потолки, украшенные лепниной, казались уходящими в бесконечность. Стены были обиты шелковыми обоями приглушенного изумрудного цвета, на которых висели картины в золоченых рамах и зеркала. В центре комнаты стояла огромная кровать под балдахином, задрапированным тяжелым бархатом. Окна, занавешенные плотными портьерами, пропускали мягкий свет, создавая атмосферу уюта и умиротворения.

Слуга, заметив его замешательство, учтиво произнес:

— Здесь вы найдете все необходимое для вашего комфорта. Ужин будет подан через несколько минут. Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь звонить в колокольчик.

Он указал на тонкий серебряный колокольчик, висевший у изголовья кровати, и, поклонившись, бесшумно удалился, оставив Джеймса одного в этом великолепии.

Молодой человек, все еще не веря глазам, медленно огляделся. Он подошел к окну и осторожно отодвинул край портьеры. Перед ним открылся вид на ухоженный парк, простиравшийся до самого горизонта. Вдали виднелись холмы, покрытые густым лесом. Солнце медленно садилось, окрашивая небо в багряные и золотые тона.

Джеймс почувствовал, как его сердце наполняется благодарностью к графине за ее доброту и гостеприимство. Он понимал, что попал в совершенно другой мир, мир роскоши и привилегий, о котором раньше мог только мечтать. Но вместе с тем он ощущал и легкую тревогу. Сможет ли он соответствовать этому новому окружению? Не покажется ли он смешным и нелепым в глазах обитателей этого замка?

В этот момент в дверь тихо постучали.

— Войдите, — неуверенно произнес Джеймс.

В комнату вошел слуга, неся на серебряном подносе изысканно сервированный ужин. Аромат жареного мяса и свежего хлеба наполнил комнату, разжигая аппетит.

— Ваш ужин, сэр, — произнес слуга, ставя поднос на небольшой столик у окна.

Джеймс, стараясь скрыть свое волнение, поблагодарил его и сел за стол. Он никогда раньше не видел такого разнообразия блюд. Здесь были и жареный каплун, и запеченный карп, и овощи, приготовленные с экзотическими специями.

— Это все мне? — спросил молодой человек.

— Вам, — ответил слуга.

На это Джеймс улыбнулся, и ловко отделил ножку каплуна от тела.

— Боже мой, как вкусно! — проговорил с наслаждением Джим, как только сок хорошо прожаренной курицы обволок его язык. — Неужели знатные люди всегда так питаются?

— Всегда, — вздыхая, подтвердил лакей, заботливо закладывая салфетку под воротник новоиспеченного вельможи.

— И вы тоже? — озабоченно спросил молодой человек.

— Ну помилуйте, — заулыбался слуга, — какая же я знать? Я – обычный лакей и получаю на ужин, как и все мне подобные слуги: приличный ломать хлеба и небольшой стаканчик пунша.

— И это все? — с удивлением переспросил Джеймс.

— А что же нам еще прикажете?

— А ну, садитесь, — почти потребовал Джеймс. — Сейчас поедим вместе.

Лакей с удивлением вытаращил глаза.

— Вы изволите шутить? — спросил в изумлении он.

— Нет, — возразил Джим, — я абсолютно серьезно. Садитесь, садитесь.

Лакей растерянно пожал плечами и неуверенно подсел к молодому человеку.

— Вот, это вам, — между тем проговорил Джеймс и, сам разделив пополам каплуна, часть от него положил на тарелку перед однотрапезником.

— Право слово, — промолвил лакей, вытирая пот с обильной плеши, — сколько лет в услужении, а такого чуда не видал. Чтобы господин приглашал за стол простого смерда! Хотя, судя по вашему наряду, вы скорее рыбак, нежели знатный вельможа.

— Вы совершенно правы, я действительно рыбак, — искренне ответил Джеймс.

— Вот как! — изумился лакей, принявшись за трапезу. — И почему же моя хозяйка так радушно вас принимает?

— Увы, я не вправе раскрывать эту тайну, ибо от нее зависит счастье всего города Полпэрро.

— Понимаю, — кивнул лакей, погружая кривые зубы в сочную ножку каплуна. В этот миг, казалось, он впервые в жизни ощутил истинный вкус жареного мяса.

Как бы прекрасен не был бы ужин, но и он имеет свой логический конец. 

Лакей, с подобострастием в голосе благодаря хозяина за оказанное ему радушие, убрал со стола остатки еды и покинули помещение.

Снова оказавшись в одиночестве, Джим уже готовился к ночному отдыху, как вдруг в дверях показался камердинер, в руках которого были ночной колпак и шлафрок.

— Не угодно ли вам, сударь, чтобы я оказал вам содействие в раздевании? — спросил он, склонив голову в поклоне.

— Что вы, сударь, — простодушно ответил Джим, — я не старик и не младенец, чтобы меня раздевали. Большое вам спасибо, можете идти.

Лакей, пожав плечами в явном недоумении, удалился. Джеймс Бакер вновь остался один.

Осмотр комнаты был окончен, и приятная сытость в желудке внушала Джиму желание как можно скорее погрузиться в сон. Он, вздохнув, тотчас же принялся за свой ночной туалет. Одну из свечей он поставил на угол камина, дабы не остаться в полной темноте, и с блаженной улыбкой улегся в самую мягкую и покойную постель, в какой ему когда-либо доводилось почивать.


ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2023/02/04/698