Джеймс бакер глава ii Сын тигрицы

ГЛАВА II

СЫН ТИГРИЦЫ

Как и обещал капитан Хорн, баржа отчалила от пристани на рассвете, взяв курс на Лондон. Путешествие по Темзе оказалось долгим, но захватывающим. Судно неспешно поднималось по течению, и перед глазами Джеймса разворачивалась череда сменяющихся картин: рыбацкие домишки, из труб которых вился дым, живописные луга, усыпанные последними увядающими цветами, и величественные замки, словно каменные стражи, гордо возвышающиеся над рекой.
Джеймс часами наблюдал за сими проплывающими мимо пейзажами, то с грустью думая об оставленной Алоизе, то с беспокойством размышлял о предстоящей встрече с госпожой Нортумберленд.  Мысль о том, что последняя может быть его настоящей матерью, казалась настолько невероятной, что он отказывался в это верить.
Так прошло несколько дней, и по мере приближения к Лондону, река понемногу оживала. Все чаще попадались прекрасные трехмачтовые  фрегаты, тяжело груженные торговые фелуки,  неспешно плывущие лодки рыбаков и  элегантные прогулочные шлюпки. Берега тоже преобразились: сначала редкие луга люцерны сменились великолепными дворцами, а затем показались первые признаки огромного города – высокие шпили церквей, многоэтажные дома, мосты, застроенные зданиями, и толпы людей самого разного происхождения: от оборванных нищих, просящих милостыню, до разодетых дам и кавалеров в роскошных экипажах.
Завидев последних, Джеймс почувствовал, как сердце взволновано сжалось.
«Может быть среде этих высоко светских дам  я встречу свою мать?», — подумал он.
Джеймс поправил свой поношенный плащ, стараясь придать себе более представительный вид, и сжал в кармане крест Нортумберлендов.
Наконец баржа стала медленно приближаться к берегу. Джеймс стоял на носу судна, вглядываясь в городские очертания. Сердце его билось чаще с каждой минутой. Он чувствовал, как напряжение последних дней достигло пика.
Капитан Хорн дал команду причалить, и баржа медленно подошла к деревянному пирсу. Джеймс первым спустился по трапу на пристань. Вокруг царила суета: торговцы громко зазывали покупателей, уличные музыканты играли весёлые мелодии, а повозки с товарами преграждали путь прохожим. Озираясь вокруг, он начал подходить и расспрашивать у тех прохожих, чей вид более или менее говорил о дворянском происхождении, не знают ли они леди Нортумберленд. Но каждый раз получал отрицательный ответ. Когда Джеймс почти потерял надежду, один из дворян, стоявший неподалеку от пирса в компании двух своих спутников, прервал беседу с товарищами и жестом подозвал его к себе. Его лицо было суровым, но в глазах читалось любопытство.
— Вы ищете графиню Нортумберленд? —   спросил он, и на манер той эпохе браво подбоченился.
— Да, ваше сиятельство, —  с надеждой в голосе ответил Джеймс.
— А зачем она вам?
— Возможно, что она моя мать, —  простодушно признался юноша.
— Ваша мать? — с усмешкой переспросил дворянин осматривая Джеймса от головы до ног. — Понимаете ли вы, что говорите?
— Понимаю, сударь, — опустив голову, сказал Джеймс, — в это трудно поверить. Но вот.
Он достал из сумки крестик и протянул дворянину.
— Он был на мне в тот вечер, когда графиня Нортумберленд передала меня на попечение одной доброй женщине Алоизе Бакер, которая в последствии заменяла мне долгие годы мать.
 — Что вы говорите! — воскликнул дворянин, принимая крестик с изумлением и передавая его своим товарищам для осмотра. Их лица выражали удивление и пытливость.
— Так вы поможете мне ее найти? — не веря собственному счастью, спросил молодой человек.
— Разумеется, юноша, — подтвердил дворянин, положа ему на плечи руку. — Идемте. Я самолично доставлю вас до дома графини Карлайл.
—  Графини Карлайл?
— Совершенно верно, — выводя его из компании своих друзей, сказал  дворянин. — Люси Нортумберленд, леди Персис, графиня Карлайл все это одна и та же женщина, которая по меньшей мере два раза успела выйти замуж и столько же раз успела овдоветь.
— Значит вы ведете меня прямо к ней? — со слезами на глазах, проговорил юноша.  — О, ваше сиятельство, как вы добры.
Он упал на колени и, схватив руку дворянина, пытался поднести ее к губам.
— Для начала не ваше сиятельство, а просто сударь, — сказал дворянин, отнимая руку. — Ведь если вы действительно имеете происхождения из дворянского рода, то значит мы с вами равны. И встаньте, наконец, с колен.  Это, по меньшей мере неприлично.
— Простите, сударь, — смутившись сказал молодой человек, исполняя повеление дворянина.
— Ну вот, так-то лучше. Идемте же скорей, вот моя карета.
Дворянин тростью, украшенной серебряным набалдашником, указал на роскошный экипаж, запряженный парой вороных коней, чьи блестящие мускулы играли в лучах заходящего солнца.
— Я поеду с вами в одной карете? – не веря своему счастью, спросил Джеймс.
— Разумеется, прошу вас, — Дворянин распахнул дверцу кареты, приглашая его внутрь.
Джеймс, помедлив, принял любезное приглашение и забрался в карету, утопая в мягкости бархатных подушек. Дворянин занял место рядом, и экипаж плавно тронулся по мощеным улицам Лондона.
Пока они ехали к Уотлинг-стрит, где располагался дом леди Перси, Джеймс неотрывно смотрел в окно. Мимо проносились величественные здания, спешащие прохожие и яркие вывески трактиров и гостиниц. Лондон бурлил жизнью и сулил множество возможностей, но в данный момент все его мысли были сосредоточены на одной единственной цели — встретиться с графиней Нортумберленд.
— Вы не сказали, как вас зовут, сударь, — прервал его размышления дворянин, повернувшись к нему с любопытством.

— Джеймс, сударь. Джеймс Бакер, — ответил он, стараясь говорить уверенно, хотя внутри него все еще бушевали эмоции.
— Джеймс Бакер… — повторил дворянин. — Интересное имя. И откуда же вы родом... То есть я хотел спросить откуда вы прибыли?
— Из рыбацкой деревни Полпэрро.
— Никогда о ней не слышал.
— Это и не удивительно, сударь, ведь она находится на юге Англии в нескольких милях от Плимута.
— Воображаю сколько вам пришлось пережить там горя.
— Напротив, сударь, до недавнего времени я был абсолютно счастлив, и если бы не граф Корнваллис.
— Вот мы и прибыли, сударь, — прервал его дворянин, указывая на величественное здание, возвышавшееся в конце улицы. — Это дом графини Карлайл.
Джеймс замер, не в силах оторвать взгляд от дворца. Он был огромен, с высокими крестообразными окнами, и массивными дубовыми дверями, охраняемыми двумя мраморными львами. Вокруг раскинулся ухоженный сад с фонтанами и статуями.
— Вы уверены, что это то самое место? — прошептал Джеймс, чувствуя, как его охватывает трепет.
— Абсолютно, — ответил дворянин, усмехнувшись. — Леди Карлайл не привыкла жить скромно. Ну что же, пойдемте.
Он вышел из кареты и протянул руку Джеймсу, помогая ему выбраться. Вместе они направились к воротам, где их встретил строгий привратник.
— Оливер Кромвель, — представился дворянин, — я прибыл с молодым человеком, у которого есть важное дело к графине Карлайл.
Привратник внимательно оглядел Джеймса, затем кивнул и распахнул ворота. Они прошли по длинной аллее, ведущей к главному входу во дворец. Джеймс чувствовал, как его ноги становятся ватными, а сердце бешено колотится в груди.
Поднявшись по широким ступеням, они оказались перед огромной дверью, украшенной гербом Карлайлов. Кромвель постучал массивным бронзовым молотком, и вскоре дверь отворил дворецкий в ливрее.
— Лорд Кромвель! Какая честь, — произнес дворецкий, склонившись в поклоне. — Графиня не ожидала вас сегодня.
— У меня к ней небольшое дело, и оно не терпит отлагательств. Я приведу этого юношу. Он должен увидеться с ее светлостью немедленно.
Дворецкий с сомнением посмотрел на Джеймса, но не посмел возразить влиятельному гостю. Он провел их через длинную анфиладу комнат и остановился перед закрытой дверью. Там дворецкий сделал им знак, чтобы те немного подождали. Затем дворецкий отворил дверь и доложил о Джеймсе Бакере и Оливере Кромвеле.
Графиня де Карлайл, знакомая читателям романа «Юность мушкетеров» под именем леди Персис, сохраняла свою красоту. Ей можно было дать не больше двадцати пяти – двадцати семи лет, хотя на самом деле ей уже минуло тридцать пять. Все те же чудные рыжие локоны, холодные, но умные глаза, которые так часто сужались, когда графиня плела очередную интригу, подобно той, что едва не отправила на эшафот кардинала Ришелье и вложила нож в руку несчастного Фелтона, убившего герцога Бекингема. Она оставалась тем же изворотливым существом, чьи интриги меняли ход событий в Европе.
Графиня сидела в небольшом будуаре, окна которого выходили в сад.
Когда дворецкий доложил о Джеймсе Бакере и Оливере Кромвеле, графиня приподнялась с тафты, на которой она возлежала все это время, и с любопытством взглянула на дверь.
 Первым вошел Джим.  При виде него графиня побледнела как полотно тафты, на которой она возлежала, и, как ни велико было умение держать себя в руках, невольно издала крик.
 — Что такое? Что с вами? — спросил в недоумении Кромвель с удивлением смотря то на не менее опешившего Джеймса то на побледневшую от ужаса графиню.

— Нет, ничего, — поспешно ответила леди Карлайл, стараясь взять себя в руки. — Мне просто показалось… Скажите, сударь, кто это?
— Этот бедный молодой человек уверяет, что он вам приходится сыном? — с поклоном ответил Кромвель.
— Что! —  вскрикнула графиня, в ее голосе звучал неподдельный ужас. — Этот оборванец осмеливается утверждать, что он мой сын? И вы ему поверили? 
— Я не спешил с выводами, — ответил Кромвель, его голос оставался спокойным, несмотря на напряжение в воздухе. — Но он показал мне крестик, который, по его словам, когда-то принадлежал вам.
Графиня, не отрывая взгляда от Джеймса, медленно подняла руку к своей тонкой, словно выточенной из мрамора шее. Когда-то там действительно висел крест. В ее глазах промелькнуло смятение, но она тут же скрыла его под маской презрения.
— Покажите мне его, — произнесла она и, гордо отвернув лицо, протянула руку.
— Извольте, сударыня.
Кромвель уверенным шагом приблизился к ней и вложил в ее ладонь украшения.
Леди Персис вздрогнула, словно от укуса змеи, увидев его.
— Да, этот крест действительно мой, — произнесла она ровным, бесстрастным голосом. — Я подарила его одной женщине много лет назад.
— Какой женщине? — взволнованно спросил Джеймс.
— Позвольте… сейчас попытаюсь вспомнить ее имя.
— Может быть, Алоизе Бакер?
— Да, в самом деле, ее звали так.  Однажды непогода застала меня в дороге, когда я спешила  из Фалмута в Лондон. Дождь лил как из ведра, грязь мешала продвижению экипажа, и я, признаться, была в ужасном настроении. Эта женщина дала мне приют в своей скромной деревенской лачуге. Она была добра и гостеприимна, несмотря на свою бедность. На другой день мне нечем было расплатиться с ней, у меня не было при себе ни монет, ни драгоценностей. По своему легкомыслию, чтобы хоть как-то отблагодарить ее за гостеприимство, я подарила этот крестик.
— Вместе с младенцем, не так ли? — язвительно ответил Джеймс.
— Нет, не так,  — возразила графиня, и в ее глазах сверкнула молния, словно вспышка гнева, скрытая под маской спокойствия. — Я вообще не понимаю, как ей пришло в голову сказать вам, что вы мой сын. Она нагло солгала.
— Моя мать никогда не лжет, — поспешно возразил  Бакер.
— Все лгут, мой мальчик, особенно когда им это выгодно.
— Но только не Алоиза. И если здесь кто-то и лжет, то это вы, сударыня.
— Что! — Графиня вспыхнула от возмущения, точно змея на которую вдруг наступили. Ее лицо исказилось гримасой презрения. — Ах, вы наглец! Как вы смеете, плебей обвинять меня в подобном... Сударь, я прошу вас, избавьте меня от присутствия этого нахала, — обратилась она к Кромвелю, ее голос звенел от ярости.
Тот нахмурился, наблюдая за сценой. Он ожидал чего-то подобного, но все же надеялся на более теплый прием.
— Сударыня, — вмешался Кромвель, его голос был ровным и убедительным. — возможно, стоит выслушать юношу до конца. Он проделал долгий путь, чтобы встретиться с вами.
— Я выслушала достаточно, — отрезала графиня, ее тон был холоден и непримирим. — Я не знаю этого человека и не имею к нему никакого отношения.
Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Джеймс стоял, словно пораженный громом.
— Простите, сударь, — пробормотал он, обращаясь к Кромвелю. — Я, должно быть, действительно ошибся.
— Не спешите, сударь,  — ответил Кромвель, положив руку ему на плечо. Его взгляд обратился к графине. — Сударыня, я прошу вас подумать еще раз. Если этот юноша действительно ваш сын, и если вы его выгоните, это может обернуться для вас грандиозным скандалом, который подорвет ваш авторитет и запятнает репутацию вашего рода. Подумайте о последствиях, сударыня!
— Я уже все сказала, сэр, — ответила графиня, не поворачиваясь. Ее голос был твердым и непреклонным. — Я не желаю больше обсуждать этот вопрос.
— Одумайтесь, сударыня, — повысив голос, продолжал Кромвель, — я в последний раз призываю вас к здравомыслию!
— Не нужно, сударь, благодарю вас, — остановил его Джеймс. В его голосе звучала усталость и смирение. — Если ее сиятельству угодно отрекаться от собственного сына, да будет так. Бог ей судья. Я прибыл сюда не за материнской любовью, ибо, к счастью, Бог послал мне хорошую, заботливую мать.
— За чем же вы сюда прибыли? — спросила графиня, ее голос был полон презрения и недоверия.
— Я прошу вас об единственной милости, которая вам ровным счетом ничего не будет стоить. Это не требует от вас ни денег, ни усилий, лишь немного вашего влияния.
— Я вас не понимаю.
—Я прошу вас помочь мне встретиться с королем, — пояснил Джеймс.
— Для чего это вам? — с презреньем спросила графиня..
— От этого зависит счастье Полпэрро, в котором я вырос, ибо то, как обходится с местным народом лорд Корнваллис более чем незаконно и несправедливо. Он грабит рыбаков и торговцев, ущемляет их права, и никто не смеет возразить. Король должен знать правду, чтобы справедливость восторжествовала.
Графиня, казалось, на мгновение задумалась. В ее глазах мелькнуло что-то, что можно было бы назвать интересом, но она быстро вернула себе привычное выражение безразличия. Ее лицо оставалось непроницаемым, словно каменная маска.
— И вы в самом деле думаете, что я буду вмешиваться в дела, которые меня совершенно не касаются? — с усмешкой произнесла она. — Вы слишком самонадеянны, если полагаете, что я буду тратить свое время на такие пустяки.
— Я не прошу вас о многом, — ответил Джеймс, его голос стал более уверенным. —  Я лишь прошу вас о справедливости. Ведь вы можете изменить судьбы многих людей, если только захотите.
— Справедливость — это роскошь, которую я даже себе не всегда могу позволить, — холодно ответила графиня. — В этом мире каждый сам за себя. И если ваши рыбаки недостаточно сильны, чтобы защитить себя, то это только их проблема.
— Но разве не долг благородных защищать слабых? — возразил Джеймс. — Разве не в этом смысл аристократии?
— Смысл аристократии –  в сохранении власти и привилегий, — отрезала графиня. — И я не собираюсь рисковать своим положением ради каких-то плебеев.
— Значит, вы отказываете мне? — спросил Джеймс, в его голосе  звучала плохо скрываемая  горечь.
— Да, — ответила графиня, не колеблясь. — Я отказываю вам. И советую вам забыть о своей глупой затее и вернуться как можно скорее домой.
Джеймс молча смотрел на нее, в его глазах читалось огорчение и гнев. Он понимал, что его надежды рухнули. Он приехал сюда, надеясь найти мать и получить помощь, но вместо этого столкнулся с холодной и безжалостной женщиной, которая заботилась только о себе.
— Что ж, — сказал он, наконец, — я не буду вас больше беспокоить. Прощайте, леди Карлайл.
Он повернулся и направился к двери, чувствуя себя опустошенным и разбитым. Кромвель молча наблюдал за ним, его лицо выражало сочувствие.
— Подождите, — вдруг произнесла графиня, и Джеймс остановился, удивленно обернувшись.
— Я передумала, — сказала она, ее голос звучал немного мягче, чем прежде. — Я помогу вам.
Джеймс недоверчиво посмотрел на нее.
— Почему? — спросил он. — Почему вы вдруг решили мне помочь?
— Потому что, — ответила графиня, — я не хочу, чтобы вы думали, что я совсем уж бесчувственная. И потому что мне интересно посмотреть, что из этого выйдет.
Тут она взяла со стола колокольчик и позвонила. На звон пришел слуга и поклонился.
— Джек, принесите мне письменный набор и бумагу.
Когда ее приказ был выполнен она обманула перо в чернило и быстро набросала письмо. Закончив, она протянула его Джеймсу.
— Вот, — сказала она. — Отнесите это письмо на Джермин-стрит в дом под номером 88  лорду  Уэнтворту. Он поможет вам.
Джеймс взял письмо и поклонился.
— Я не забуду вашей доброты, сударыня, — сказал он.
— Не стоит, — ответила графиня. — Просто сделайте так, чтобы я не пожалела о своем решении. И боже вас сохрани говорить еще кому бы то либо о том, что вы мне приходитесь сыном. В письме я написала, что вы мой троюродный племянник. 
Еще раз поклонившись, Джеймс вышел из комнаты, чувствуя себя немного лучше. Он не получил материнской любви, но получил шанс помочь своим землякам. И это было уже немало. Кромвель последовал за ним.





ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2023/02/04/698