Пруссия языческая. Глава 9. Шаг в небеса

1
Пять дней после возвращения из замка Бранденбург прошли в томительном предчувствии чего-то плохого... И фон Массов, и Тирско хорошо знали: беда не приходит одна. Оба молчали, стараясь не пересекаться взглядами, бродили по дому, вокруг дома – искали, чем бы заняться. Но дела валились из рук. Сосущая пустота разлилась в душах обоих, и не хотелось ни радоваться солнцу и лету, ни молиться, отдаваясь привычному им миру за гранью… Тирско несколько раз уходил из дома утром и возвращался к вечеру, усталый, по колени испачканный в речном иле, но с выражением непонятной удовлетворенности на лице.

Все эти дни сосуд с прахом вайделота стоял возле потухшего очага. Именно он теперь был центром жизни фон Массова и Тирско. Но он был и причиной пустоты в их душах. Этот мир изменился, в нем не было того, кто для обоих был важной его частью. Потому и было пусто…

На шестой день фон Массов проснулся рано, но Тирско уже не спал. Он развел огонь в очаге, в медной посудине поставил греться воду для травяного отвара, приготовил две глиняные чашки, развернул невесть откуда взявшийся узел со свежей провизией. И теперь тихо сидел рядом, глядел, как в посудине закипает вода, и ждал пробуждения фон Массова.

- Ты уже не спишь? – удивился фон Массов, открыв глаза.

- Да. Сегодня нам многое предстоит сделать – ты ведь сам так решил вчера.
 
- А разве я говорил?

- Нет, но я тебя все равно услышал. К кому еще мне теперь прислушиваться? – горько усмехнулся Тирско. – Вставай, учитель.

- А что это за еда? – указал движением головы фон Массов, вставая со своего ночного ложа. – Жителя деревни нас не забывают?

- Да, это они принесли на рассвете. Когда-то и я так делал, – грустно улыбнулся Тирско. – Опять тебя благодарили. У них считается хорошей приметой, если рядом с деревней селится такой человек, как ты. Близкий богам… Но такое бывает редко. Старики и не помнят, когда такое было.

Фон Массов наскоро ополоснул лицо и руки водой из кадки, стоящей у порога. Вода была теплая и не освежала. «А зимой она замерзала…» – подумал он, глядя на свое отражение, разбегавшееся в кадке кругами.

Он сел возле очага, стал перебирать содержимое узла.

- Так… Что тут? – он перевел взгляд на Тирско. – Нам действительно сегодня нужно сделать многое, поэтому мы должны хорошенько подкрепиться. Вон ты, брат Тирско, совсем сдал за эти дни. Глаза провалились... Руки-то зажили?

- Да, с руками все в порядке, – посмотрел на свои ладони Тирско. – А сердце болит. Когда еще болеть перестанет?

- Никогда, – коротко ответил фон Массов.

Он отломил половину ржаной лепешки, обмакнул ее в топленое масло.

- У тебя – никогда! – повторил он. – Это боль, с которой тебе предстоит жить до конца. Приготовь свое сердце к ней. У тебя ее будет много. Так написано в Книге Судеб.

Оба замолчали. Каждый ел, думая о своем. Фон Массов – о том, что сегодня они похоронят прах вайделота, и это будет правильно. Как раз девятый день… Тирско еще вчера прочитал эти мысли фон Массова и сейчас опять внутренне соглашался с ним. Но в то же время он готовил себя к подвигу, который хотел совершить в честь вайделота и в память о нем. Но фон Массов об этом еще не знал.

Не сговариваясь, они направились в сторону священного для фон Массова пригорка. Оба знали, что прах вайделота будет покоиться в том месте, где солнце открывало себя в сердце фон Массова, где его божественная жена оставила благодатный след своего присутствия, где небеса соединились с землей.

Тирско прижимал к груди сосуд с прахом вайделота. Фон Массов нес в руках деревянную лопату и грабли, которые ему когда-то вручил в деревне незнакомый прусс, и мысленно говорил себе: «Вот они и пригодились, вот и пригодились. Наверно, и это расписано в Книге Судеб. Ну конечно, расписано. Каждый наш шаг, каждое движение…»

Душная жара стояла над лугом. Сладко пахло клевером. Трава после недавних ливней поднялась, стала еще богаче и пышнее. Ее стебли путались в ногах, мешали идти, но это не вызывало раздражения. Напротив, впервые за все последние дни и фон Массову, и Тирско было хорошо и покойно: они шли навстречу тому, что было прописано в Книге Судеб. А может быть, и тому, к чему их вел с небес сам вайделот…

Они миновали место, где совсем недавно стояли волшебные синие цветы, а теперь лишь кое-где поднимались их последние бледные свечи. «Вот и здесь время берет свое, – с грустью подумал фон Массов. – Теперь эта красота вернется сюда только следующим летом. Так и человек – живет одну жизнь, потом угасает, потом рождается для другой жизни, для третьей…» Он вспомнил, как ему открылась когда-то череда его собственных воплощений…

Поднявшись на заветный пригорок, фон Массов и Тирско сразу же принялись за дело. Справа от «трона», на котором фон Массов сидел во время встреч со своей божественной супругой, выкопали глубокую яму. Земля была мягкая, душистая, копать было легко. И временами казалось, что это вайделот незримо помогает им.
Они выкопали яму, поставили на ее дно сосуд с прахом вайделота, сверху заложили сосуд найденными поблизости камнями – Тирско сказал, что пруссы так делают всегда. Забросали яму землей, получившийся холм разровняли граблями, хорошенько утоптали... И на месте захоронения праха вайделота осталось ровное место – почти ровное.

Оба сели на горячую землю, переводя дыхание. Кузнечики отчаянно стрекотали  в душных летних травах, ветер еле слышно шелестел листьями в кронах деревьев да стрижи, кружившие высоко в небе, время от времени издавали ликующие писки, радуясь солнцу и полету.

- Учитель, – наконец, нарушил молчание Тирско, вставая с земли. – Нам нужно завершить дело, которое мы вот только что… То, что я сделаю, не в традициях нашего народа. Но я знаю, что должен это сделать. Именно я! Внутренний голос велит мне.

- О чем ты? – откликнулся фон Массов, поднимая глаза  на Тирско. – Впрочем, я тоже слышу в тебе этот голос. Поступай по его велению.

- Ты дождешься меня здесь?

- Да…

- Тогда я пойду. А ты жди меня. Люди не понимают, но ожидание одного человека другим – это… такой ручеек, по которому от второго к первому течет сила. Мать ждет сына с войны… Жена ждет мужа… Мы ждем нового урожая… Да ты и сам знаешь. Через это ожидание передается помощь. А мне она сейчас очень понадобится.

- Что ты задумал, Тирско? Почему на этот раз я не могу тебя услышать?

- Я не хочу, чтобы ты все знал заранее. Пусть это будет моим последним поклоном вайделоту. Будешь ждать – поможешь, будешь знать – можешь помешать, сам того не желая. Ну, я пошел.

Тирско легко сбежал с пригорка в гущу растущих внизу луговых трав. Он быстро двигался в сторону Нены, которую выдавала протянувшаяся вдалеке цепочка густых ракит. Трава была Тирско по плечи; его голова едва виднелась над ней, а скоро и совсем перестала различаться в волнах, плавно бегущих по широко раскинувшимся лугам.

Фон Массов сидел на пригорке, ожидая возвращения Тирско. Солнце поднималось все выше, жгло невыносимо, и тень от деревьев поблизости не спасала, хотелось пить. А Тирско все не появлялся. Вспомнилась первая встреча с вайделотом – человеческий взгляд  огромного вепря, большие желтые клыки, встопорщенная щетина у него на загривке, разорванное бедро, алая кровь на белом снегу… Вспомнились уроки вайделота, огонек на его ладони… Вспомнилось пьянящее чувство свободы и силы, когда, превратившись в двух диких зверей – волка и вепря, – они мчались по лесу напролом, побеждая время… «Был друг и учитель, а теперь его нет, – вновь пронзило фон Массова. – Один остался. Только жена-богиня и помогает жить на этой земле».

- Один? – сам себя одернул фон Массов, рассуждая уже вслух. – А Тирско? Мы вместе, и мы поддерживаем друг друга. Вот он-то скоро и останется один, это будет еще одна его боль.

Фон Массов посмотрел в сторону Нены – туда, где потерялась голова Тирско, и увидел странную картину. Огромный валун быстро двигался в направлении пригорка. Он скользил над землей, как скользит камень, брошенный сильной рукой на голый лед, а Тирско едва успевал за ним, направляя его движение и все время напевая какую-то странную песнь.

Вот камень приблизился к пригорку, вот взмыл по его откосу туда, где был похоронен вайделот, на мгновение завис над  его захоронением… Тирско неожиданно замолчал, и камень мягко осел под его руками. 

- Ну вот! – в голосе Тирско была усталость, но была и глубокая удовлетворенность. –Теперь мы завершили то, что начали делать сегодня утром. Или девять дней назад… Я нашел этот камень вчера на берегу Нены.

Камень был действительно красив! Его гладкое, отполированное речными водами темно-серое тело мерцало большими голубыми искрами, и хотелось просто стоять и любоваться им, касаться его  руками, вбирая в себя его незыблемость.

Фон Массова не удивило все произошедшее – он давно чувствовал в Тирско особую силу. Взглянув на него с уважением, он положил руку ему на плечо.

- Твои крылья, брат Тирско, становятся все крепче, все сильнее. Но главные подвиги ждут тебя все-таки не на небесах, а на земле. Об этом тебе говорил вайделот. Помнишь?

- Да, помню, – произнес Тирско, – и я готов к этому. Я знаю, что мои врата в небеса откроются здесь, в этом мире. Я буду служить людям.

Взгляд его упал на стоявший над захоронением вайделота камень. Нет, он не потерял своей дикой красоты, но вдруг стал в глубине как будто бы прозрачным. И в этой прозрачности проступило лицо вайделота. 

«Если бы люди знали, что смерти нет, - услышали его голос и фон Массов, и Тирско, – они бы ничего не боялись в их земной жизни. Страх – это великая ложь, которая делает людей рабами. Вы, братья мои, возвысились над человеческим страхом, и вы стоите на пороге свободы. Помните это. А теперь прощайте…»
Лицо вайделота потеряло четкость, стало отдаляться, теряться в глубине камня – и исчезло.


2
Остаток дня прошел в мелких заботах, соединенных с молитвой. Тирско молился своим богам, и лицо его светилось изнутри непонятным грустным светом. Фон Массов всем сердцем звал свою божественную супругу, но она не приходила. Один только раз ее лик – странно озабоченный и строгий – промелькнул перед внутренним взором фон Массова, и глухая пелена вновь окутала его.

Так наступил вечер. С приходом сумерек странная усталость вдруг накатила на фон Массова. Веки его налились тяжестью, а вместе с ними как будто бы отяжелело все лицо. И бороться с этим не было ни сил, ни желания. Фон Массов прилег на шкуры возле потухшего очага и забылся, заснул.

И  виделось ему, будто он стоит и смотрит на себя спящего, понимая, что и спит, и бодрствует одновременно – он, Гебхард фон Массов. Тирско молча сидел возле очага с закрытыми глазами, но и он каким-то непонятным образом был неотделим от фон Массова. Это не удивляло, но что-то меняло в мире.

Сначала фон Массов почувствовал, что время потекло вспять. Медленно, потом все быстрее, быстрее… Стало чуть тревожно, но потом верх взяли азарт и любопытство. Где истоки времени и чем все это закончится?

Потом он осознал себя диким животным, которое паслось на бескрайнем лугу. Животное было большое и сильное, и ощущение этой силы рождало чувство агрессивной бдительности. Он был готов к бою, жаждал боя! А время все отступало и отступало…

И вот фон Массов ощутил себя каким-то деревом, несущим свою крону высоко над землей. Его не интересовало, что происходит там, внизу – он весь устремлялся в небо, и эта устремленность, это чувство составляло его суть. Ощущение абсолютной природной жизни  переполняло его, все земные человеческие заботы казались пустыми и тщетными. Он просто жил, просто тянулся к солнцу и небу.

В сознании фон Массова пронеслась мысль, что все это уже происходило с ним когда-то. Но покой небес вновь охватил его, и пронзительное счастье бытия стерло все воспоминания.

А потом небо открылось, и фон Массов приблизился к сияющей голубой стене, не имеющей границ ни сверху, ни снизу. Он знал, что стоит перед великой тайной, и в этом знании он был вне всяких слов и человеческих разумений. Мир, который его окружал, был несоизмеримо краше и совершеннее того, земного мира, который сейчас был где-то очень далеко и жил в нем тусклыми, серыми воспоминаниями.

Здесь, у этой стены рождались все события земной жизни, и он, фон Массов, мог своей силой остановить их или сотворить будущее земли. Книга Судеб открылась ему!

Он понимал, что его сила безгранична и он сейчас может все! Но он понимал и то что, вмешавшись в предначертанный свыше ход событий, он вступит в борьбу со всем миром и совершит величайший, абсолютный Грех. И он отступил в благоговении перед Божьим промыслом.

А потом своей внутренней силой, которая –  фон Массов теперь знал это –  безгранична, он вернул времени его привычный ход, и земная жизнь вновь стала близкой ему. Но она была уже иной. В ней виделся отблеск той реальности, которая скрыта от простых людей, но которая есть!

Фон Массов думал об этом, и ему казалось, что он обрел понимание вещей, которые всю жизнь пытался понять, – добро и зло, греховность и праведность, истину и ложь… Он понял смысл своего земного существования, понял сокровенную связь событий в своей жизни.

Но не только прошлое открыло фон Массову свой глубинный смысл. Отныне он знал, какие события произойдут через мгновение, завтра, через несколько дней… Он знал будущее. И каким бы оно ни было, оно его не пугало.

-  Завтра меня заберут орденские братья, – обратился он к Тирско, и голос его был спокойным и уверенным. – Я уже не вернусь. А ты пойдешь своим путем, и до конца будешь один.

- Я знаю, – тихо, не поворачивая головы ответил Тирско.


3
Утро прошло в ожидании тех, о ком говорил фон Массов, но никто не появлялся. Время вновь изменило свой ход – стало медленным, тягучим, а порой казалось, что оно вовсе остановилось. Фон Массов переоделся во все чистое, а Тирско собрал ему узелок с едой. Они уселись у давно погасшего очага и стали ждать... «Погасший очаг к смерти хозяина», – вспомнилось вдруг фон Массову, а Тирско понимающе взглянул на него. Солнце уже поднялось высоко и теперь освещало лишь порог распахнутой двери, густые запахи нагретых солнцем трав гуляли по дому. Никого не было…

Неожиданно поблизости послышалось фырканье лошадей, звяканье сбруи. Фон Массов и Тирско поспешно вышли из дома и увидели во дворе двух всадников, которые держали на привязи третью лошадь. Это были рыцари Тевтонского ордена, но в каком-то странном облачении. Кольчуг и шлемов на них не было, поверх белоснежной холщовой рубахи у каждого был надет белый кафтан без рукавов с нашитым против сердца алым крестом и такой же белый плащ с черным крестом на левом плече. На поясе у каждого висел длинный меч, а один из рыцарей держал копье с флагом Тевтонского ордена. Но еще более странным было то, что лица рыцарей были незнакомы фон Массову. «Новые братья в ордене? – подумал он. – Никогда раньше их не видел… И одеты так чисто! Как будто не были в пути несколько дней, не ночевали у костра…»

- Я приветствую вас, братья! – сказал он, беря под уздцы одну из лошадей. – Вы приехали издалека. Наверно, хотите отдохнуть и подкрепиться?

Фон Массов смотрел на рыцарей снизу вверх, и солнце, находившееся прямо у них за головами, слепило его.

- Нет, – ответил рыцарь с копьем звучным голосом. – Ты знаешь, зачем мы приехали. Собирайся. Мы отправимся сейчас же.

Лошади горячились, мотали головами. Солнце сияло ослепительно. И фон Массов почувствовал вдруг, что вот эта, земная жизнь по-своему дорога ему, что он хочет остаться в этом суровом мире до конца своих дней, вознося молитвы жене-богине. А события своего будущего он как-нибудь исправит в Книге Судеб.

- Не тяни, – вновь произнес рыцарь с копьем. – И уходя, не оглядывайся. Так ведь учил тебя когда-то твой друг и учитель?

Рыцарь вдруг нагнулся в седле и близко взглянул в лицо фон Массова. И в глазах его промелькнула неожиданная лукавая искорка, которая почему-то напомнила фон Массову глаза того мудрого кабана в лесу…

- Да, конечно… -  от неожиданности он растерялся. – Я готов. Вот только попрощаюсь…

Он обернулся к Тирско. Впервые за все это время ему захотелось просто, по-человечески обнять его, сказать на прощанье какие-то особые, добрые слова…

- Держись! – прошептал он, прижимая Тирско к сердцу. – Держись, ясноглазый брат мой. Земной путь каждого из нас недолог. А там, за вратами в Вечность, нас ждет совсем другая жизнь. Там мы и встретимся.

- Да. Но сейчас я теряю тебя. Как больно! – Тирско не скрывал слез.

- Это твой путь, твои врата в Вечность. Вспомни, этому учил тебя вайделот. А теперь прощай.

Фон Массов повернулся, подошел к свободной лошади, вставил ногу в стремя. Вот он уже в седле. Тирско протянул ему приготовленный узелок.

- Прощай, брат Гебхард. И спасибо тебе за поддержку. Я ее всегда чувствовал как твою любовь.

Всадники развернули лошадей и направились на запад – туда, где на священном холме пруссов Тувангсте над Прегелем стоял замок Кенигсберг, а еще дальше, на берегу залива Фришес Хаф высились стены замка Бранденбург. Путь предстоял долгий и трудный. Нужно было проехать через глухие леса, потом через луга, а в конце пути нужно было перебраться на другой берег Прегеля. Фон Массов знал эти земли еще со времен жизни в крепости Неттинен. «Нет, – подумал он. – На лодке добираться до Бранденбурга ловчее. Зато на лошадях, без весел…»


4
Так и ехали. Лошади шли спокойным шагом, и никто их не подгонял. Старая дорога в лесу стала уже зарастать травой и молодым кустарником, но все равно была еще видна. По ней явно кто-то ездил время от времени. Было душно. В солнечных лучах, пробивающихся к земле сквозь кроны деревьев, вилась лесная мошкара. А когда проезжали сосновый бор, всадников накрыл строгий полумрак. И в охватившей всех гулкой тишине оживали лишь немногие, случайные для этого места звуки – редкий храп лошадей, их шаги по сухой песчаной земле, звяканье сбруи, иногда крик птицы, испуганной чужим присутствием.

Ничего не происходило. Но рыцари все равно были настороже, внимательно поглядывали по сторонам, прислушивались ко всему, что происходило вокруг.
Один раз тот, что с копьем, услышал что-то в шелесте старой липы, росшей у дороги и накрывающей ее своей густой кроной. Он резко натянул поводья, приученная к таким командам лошадь остановилась на месте. То же самое сделали второй рыцарь и фон Массов. Все долго стояли неподвижно, вслушиваясь в шелест липы на ветру. Потом рыцарь с копьем подъехал к ней поближе и стал внимательно разглядывать снизу ее крону, как будто там мог таиться кто-то. Вот он поднял копье и пошевелил им ее ветви. И тут какое-то невидимое существо с шумом сорвалось с ветвей липы, упало в траву и быстро побежало через ее заросли в глубь леса.

Все это длилось какое-то мгновение. И вновь стало тихо. Липа все так же ровно шелестели на ветру, голубое небо с редкими белыми облачками проглядывало между ее ветвями. Казалось, только рыцари понимали, что произошло. Но они были спокойны, лица их оставались невозмутимыми. Это успокаивало и фон Массова.

В другой раз, когда солнце уже клонилось к закату и все трое выезжали из леса, рыцарь с копьем неожиданно увидел что-то странное далеко на дороге. Он поскакал вперед, и вот фон Массов и второй рыцарь увидели, что он кружит на лошади вокруг огромного черного змея и бьет его, бьет копьем, пригвождая к земле. Змей извивается, зло шипит, кусает копье, и его темная кровь, перемешанная с ядом, брызгами разлетается вокруг. Вот еще несколько ударов! Змей, разрубленный копьем на части, затих. А конь все хрипел воинственно, косясь  на него злым глазом. Но рыцарь отъехал подальше и теперь вытирал копье о землю и траву. Когда фон Массов вместе со вторым рыцарем подъехали к этому месту ближе, он скомандовал: 

- Держитесь подальше от этого… исчадия зла. И следите, чтобы лошади не наступили на его кровь.

Видно было, что второй рыцарь понял эти слова. Фон Массов решил, что позже узнает обо всем этом у своей жены-богини.

На ночлег решили остановиться на краю леса. Расседлали лошадей и оставили их пастись здесь же, костер не разводили. Фон Массов развернул свой узелок, предложил лепешку и сыр рыцарям, но они отказались. «Странные, – вновь подумал фон Массов. – Ведь полдня ничего не ели и не пили… Непонятно».

Устраиваясь спать и подстелив под себя лошадиную попону, а под голову поставив седло, фон Массов искоса глянул на рыцарей. И  опять странность: они не собирались ложиться. Встав на одно колено справа и слева от фон Массова и опершись на другое, они замерли, склонив головы. И в вечерних сумерках фон Массову вдруг показалось, что это два ангела стоят рядом с ним, развернув свои оберегающие крылья. Два рыцаря с красными крестами на сердце… Два ангела… С этими мыслями фон Массов и заснул.

Проснулся он от утренней свежести. Над лугом низко стелился туман. Солнце вставало за лесом, из которого они выехали вчера вечером, и солнечные лучи золотили вершины росших неподалеку елей и берез. Рядом с собой фон Массов увидел глиняную чашу с водой, которую он тут же с наслаждением выпил. В сердце поднялась теплая волна благодарности к рыцарям: «Позаботились…».

Они были уже на ногах, стояли неподалеку и внимательно смотрели на запад – в ту сторону, где на берегу залива Фришес Хаф стоял амок Бранденбург. Их лошади были уже оседланы и паслись неподалеку, а лошадь фон Массова высоко поднимала голову и ржала, ожидая, когда оседлают и ее.

Потом они полдня скакали галопом через холмистые луга, все время оставляя солнце за спиной. И чувство радостной свободы переполняло фон Массова, ветер приятно холодил лицо, небо раскрывало себя необъятным куполом, жизнь казалась такой же бесконечной и прекрасной, как луга вокруг. Это было счастье. Но рыцари оставались спокойными, сосредоточенными, как будто всю дорогу решали какую-то важную, им одним известную задачу.

А потом солнце поднялось совсем высоко, стало жарко. Далеко внизу, под холмами слева показалась голубая полоска Прегеля. А где-то впереди, в дрожащем от жары воздухе затрепетала башня Кенигсберга, как будто висевшая над неровной полоской леса.

Солнце уже прошло вперед и стало клониться к горизонту, когда рыцари и фон Массов подъехали к городу, стоящему у стен замка на берегу Прегеля. Все трое  спешились и, держа лошадей под уздцы, прошли по улице над рекой к мосту, ведущему на остров Кнайпхоф. Возле моста и на нем самом располагались многочисленные лавочки с самыми разными продуктами – свежей и копченой рыбой, хлебом, колбасами, молоком и сыром, овощами… Были здесь и изделия ремесленников – кожевенников, кузнецов, гончаров… Было все! Запах над мостом стоял несусветный! И это был запах житейского достатка, благополучия.

От моста через весь остров вела длинная прямая улица, которую местные почему-то называли Лангассе – «Длинный переулок». В конце Лангассе виднелся мост через второй рукав Прегеля. Он был выкрашен зеленой краской, и когда рыцари и фон Массов шли по нему, высохшие на солнце доски мягко пружинили и скрипели у них под ногами, а краска пахла маслом.

За мостом справа расстилался широкий заливной луг, через который вела уже прямая дорога к замку Бранденбург.  До него было уже рукой подать.

Но вдруг фон Массов заметил, что рыцарей что-то встревожило.

Он посмотрел туда же, куда с беспокойством смотрели они, и увидел, что в небе, в той стороне, где должен был находиться замок, появилась черная туча. Она клубилась, росла на глазах, будто была живой, и внутри ее оранжевыми всполохами мерцали молнии.

- Едем! – скомандовал рыцарь с копьем. – Мы должны доскакать до замка раньше, чем туда придет она.

Все вскочили в седла и понеслись во весь опор через луг, потом наверх по отлогому взгорью в сторону Бранденбурга – навстречу туче. А она становилась все выше, все чернее. Вот тьма закрыла собой уже полнеба. И чувствовалось, что эти два рыцаря с красными крестами на белоснежных одеждах и фон Массов составляют ее цель, что на них вот-вот обрушится вся мощь, хранимая ею.

Первые крупные капли дождя упали на пыльную землю, когда все трое уже подъезжали к воротам замка. Рыцари остановили своих лошадей. То же самое сделал фон Массов.

- Ну что, брат Гебхард? – произнес рыцарь с копьем. – Ты на месте. Теперь мы тебе не нужны. Иди в замок один, там тебя ждут.

- Да, пришел и мой черед, – ответил ему фон Массов, указывая на все еще чернеющее место от костра рядом с замком.

- Нет, у тебя другая судьба, – возразил рыцарь. – Ты уйдешь небесными вратами.
Все трое замолчали. Казалось, им не хочется расставаться.

- А почему я вас не знаю? – спросил фон Массов. – Здесь, на земле надровов, орденских братьев не так уж много. И зачем было меня охранять? Ведь рыцари Немецкого ордена Пресвятой Марии в Иерусалиме никогда не хитрят и не бегут от суда.

- Да, мы не встречались раньше, – впервые улыбнулся рыцарь с копьем. – Но теперь мы будем рядом. И ты не понял: мы не стерегли тебя – мы тебя хранили.

- А было от чего? – удивился фон Массов.

- Да. Два раза в лесу и вот сейчас… А ну, передвинься на лошади вот сюда! – он указал на место поблизости.

Фон Массов тронул лошадь, она сделала несколько шагов в сторону... И в этот самый момент молния ударила в то место на земле, где она стояла только что. В воздухе оглушительно треснуло, резко запахло грозой… А лошадь, испугавшись, присела на задние ноги.

- Вот видишь? – вновь улыбнулся рыцарь. – Мы сумели уберечь тебя от опасностей. А в этом замке тебе ничего не грозит. Мы больше не нужны тебе. Ступай…

Фон Массов спешился и пошел вместе с лошадью к воротам замка. Дождь становился все сильнее, но молнии били далеко в пустые воды залива.

Находясь уже в воротах замка, фон Массов оглянулся – все-таки оглянулся, зная, что нарушает завет вайделота, – и увидел, что два всадника в белом скачут уже далеко под грозовой тучей, и их белоснежные плащи развеваются на ветру. Но вот это уже не всадники, а два ангела, расправив свои могучие крылья, летят по небу все выше и выше.


5
В зале конвента, как обычно, холодно и тихо. Факела освещают низкие кирпичные своды, источая тяжелый запах горелого жира, света чуть прибавляют три восковые свечи на столе. За столом все те же трое – комтур в своем кресле с высокой спинкой и орденским гербом на ней, монах-доминиканец с добрым лицом и чисто выбритой блестящей тонзурой, бесстрастный секретарь, вновь и вновь приводящий в порядок свои бумаги и перья.

Напротив стола в зале расставлены скамейки, на которых сидят рыцари замка – человек двадцать. Отдельной группой сидят рыцари, приехавшие из крепости Неттинен. Все тихо переговариваются, бросая короткие взгляды то на комтура и доминиканца за столом, то на дверь в дальнем конце зала.

Наконец, дверь открывается, и из нее выходят фон Массов и сопровождающий его молодой рыцарь в кольчуге и с мечом. Рыцарь молча подводит фон Массова к столу и оставляет на том месте, где еще совсем недавно стоял вайделот.

Монах-доминиканец поднял голову, внимательно посмотрел на фон Массова.

- Ну что, рыцарь, я же говорил тебе, что мы скоро встретимся! – голос его звучал мягко, дружелюбно, и это настораживало. – Ну вот и встретились.

- Да, это еще один знак судьбы, – спокойно ответил фон Массов. – Что она приготовила мне, я знаю. А твоя судьба… - он пристально посмотрел на доминиканца. – Твоя... Тоже предрешена. Но сейчас не об этом…

- Да, мы будем говорить о тебе и о твоей судьбе. И мне кажется, я ее уже знаю. Ну ладно, будем начинать! – в голосе доминиканца неожиданно стал твердым, с лица сошла маска дружелюбия. – Назови свое имя.

- Я барон Гебхард фон Массов, рыцарь Немецкого ордена Пресвятой Марии в Иерусалиме. Бывший командир крепости Неттинен, что стоит недалеко от замка Инстербург.

- Ты – рыцарь Тевтонского ордена. А почему же ты снял его одежды? Ведь с ними ты снял крест, который орденские братья носят на сердце во имя Пресвятой Марии Богородицы! Тем самым ты предал Ту, которой ты служил!

- Когда-то мне задали этот вопрос. Кажется, это было так давно! Но я на него отвечу.

Фон Массов обвел глазами всех троих за столом. Комтур сидел, как обычно, с отсутствующим взглядом, писарь, низко нагнувшись над листом бумаги, записывал все, что слышал в этом зале. Лишь доминиканец слушал фон Массова внимательно, устремившись к нему всем своим телом.
 
- Я на него отвечу так, – продолжил  фон Массов. – Можно носить этот крест на одежде, но можно – прямо на сердце. И это – важнее, не так ли? И крест может быть не черным, а алым, потому что показывает живую любовь нашу к Пресвятой Богородице. Мой ответ тебе понятен, инквизитор?

- Да, понятен, – задумчиво произнес тот. – Но мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

- Ты хочешь, чтобы я сказал больше? Хорошо, я скажу… – фон Массов оглянулся на рыцарей, неподвижно сидящих у него за спиной. – И пусть меня услышат те, у кого есть уши, чтобы слышать.

Он на мгновение остановился, переводи дух, а потом опять заговорил, но каким-то другим – глухим, глубоким голосом.

- Алый крест на сердце может преобразиться в алую розу любви к нашей Богине. Но главное – эта роза должна расцвести, разгореться уже в сердце рыцаря. Только тогда рыцарь и его богиня осуществят таинство… единения. Вот сокровенная истина, которую берегли Храмовники и которую они передали немногим посвященным нашего ордена.

Инквизитор задумался. Он понимал: ему стало доступным то, что скрывается от посторонних. Комтур все так же хранил молчание.

- А  ты общался с Храмовниками? Это они рассказали тебе об огненной розе?

В голосе доминиканца прозвучал какой-то новый, искренний интерес. В любом монашеском ордене ходили легенды о божественном откровении, и каждый монах в глубине души мечтал о нем.

- Нет. Эта истина… пришла ко мне другими путями.

- Ты хочешь сказать, что ты нашел истину? – инквизитор оживился. Он не скрывал иронии.

- Это она  меня нашла, так было расписано в Книге Судеб. Истина ведь тоже ищет того, кто готов принять ее.

Напряжение спало с инквизитора, он уселся за столом свободнее и развеселился.

- Слушай, а может, ты сумасшедший? Только сумасшедший может думать, что истина ищет его…

- С точки зрения таких как ты – да. Но ведь ограниченность не может вместить безграничность.

Инквизитор-доминиканец нахмурился, в его голосе вновь зазвучал металл.

- Я чувствую, ты говоришь мне  дерзость, но никак не пойму, в чем она. Давай еще раз про истину и безграничность. Просвети нас всех, – он обвел взглядом рыцарей в зале.

Фон Массов понял, что это провокация, что его слова могут навредить ему. Но он продолжал вдохновенно, думая только о том, что кто-то из присутствующих услышит его, поймет.

- Тот, кто ищет истину, которая везде, кто устремлен к ней всем сердцем, рано или поздно приходит к ней, потому что она едина и все дороги ведут к ней.

- Непонятно! – перебил его доминиканец. – То ты говоришь, что истина – это чувство любви в сердце рыцаря, то ты говоришь, что истина везде… Как же все-таки на самом деле?

- Ты не поверишь, доминиканец, – улыбнулся фон Массов – но и то и другое верно. Сердце вмещает в себя безграничное… Или открывает безграничное тому, кто научился его слышать.

Рыцари за спиной фон Массова сидели неподвижно, внимая всему, что говорил фон Массов. Каждый был готов пожертвовать собой в бою во имя Пресвятой Богородицы, чтобы она после смерти провела его через райские врата. Но здесь было совсем другое. Здесь речь шла об Истине, и Она была живой!

Доминиканец широко провел руками по столу, как бы разгребая ими эту тему разговора и освобождая место для новой темы.

- О твоем чародействе и колдовстве мы поговорим чуть позже. Ты и тучи разгоняешь, и ветрами повелеваешь, и огонь гасишь… Уже этого достаточно, чтобы ты очистил свою грешную душу на костре и так предстал пред Господом. Но мы все-таки вернемся к тому, с чего начали.

- Да, да… - наперебой заговорили рыцари на скамейках.

- Ты постоянно говоришь об Истине, – продолжил доминиканец, – но ты не упоминаешь Господа нашего Иисуса. Почему? Ты не принимаешь Его?

- А кого ты имеешь в виду, когда произносишь это имя? Человека, рожденного Марией и принявшего смерть на кресте? Или нашу память о нем?

- Ну… - стушевался от неожиданности доминиканец. – Это же понятно… Это имя Господа нашего…

- А разве может бесконечный Господь носить ограниченное человеческое имя? Мы об этом уже говорили. Нет! Конечное не может вместить бесконечность, оно не может и назвать его. Любое имя - это ограничение.

- Так что, Иисус – это не Господь наш? Не Ему ты поклоняешься? – доминиканец начал вставать за столом с выпученными от возмущения глазами. Комтур впервые заинтересованно посмотрел на фон Массова.

- Это как понимать. Многие считают, что имя Господа – это Его отблеск, позволяющий повернуть мысль в Его сторону. Они поют славу этому Имени, закрываясь этим именем от Его сияния. Но есть и другие. Они признают, что Господь находится по ту сторону всяких именований, и поклоняются ему в Его неизреченности. Я – с ними.

- Ты хочешь сказать… - доминиканец попытался перебить фон Массова.

- Я хочу сказать, что я поклоняюсь истинному Господу, стоящему за любыми Его именами. Меня не привлекают иллюзии, которые создаются языком. Ну согласись, когда мы голодны, мы едим хлеб, а не слушаем разговоры о хлебе и не любуемся его изображениями. Мы говорим о хлебе, только когда объясняем его ценность. Но это уже другое…

Доминиканец бессильно опустился на свое место, обхватив голову руками. Какое-то время он молчал, потом тихо, но внятно приказал:

- Принесите сюда нашу реликвию!

Кто-то из рыцарей быстро вышел из зала и через короткое время вернулся с ларцом в руках, поставил его перед доминиканцем.

- Вот наша святыня, дающая нам силу и непобедимость. Это частица Креста Господня, на котором Он был распят и на котором принял смерть. Выше только Сам Господь.

Голос доминиканца стал громче, в нем появилась торжественность.

- Гебхард фон Массов, рыцарь Немецкого ордена Пресвятой Марии в Иерусалиме, бывший командир крепости Неттинен, подойди и поклонись нашей общей святыне. Докажи свою чистоту пред Господом нашим Иисусом Христом!

Фон Массов впервые нахмурился. Жилы на его висках надулись.

- Я этого не сделаю, – твердо сказал он. – Я признаю святость этой реликвии для вас, ведь на кресте находилось тело Того, кого вы считаете своим Богом. Но я не поклонюсь кресту, на котором ваш Бог принял страшную, мученическую смерть. Ведь не станете же вы поклоняться мечу, убившему вашего отца. Более того, я плюю на этот крест. А поклоняюсь я тем богам, которые открыли мне себя в моем сердце.

Глухая тишина повисла в зале конвента. Всем стало страшно. Казалось, Божья кара сейчас же настигнет каждого, кто слышал эти слова. Рыцари осеняли себя крестным знамением, поглядывали друг на друга.

Наконец, доминиканец встал и, сутулясь, объявил растерянно, нетвердым голосом.

- Именем Вселенской церкви Христовой и властью, данной мне Его Святейшеством Папой, наместником Господа нашего Иисуса Христа на земле. Человека сего, графа Гебхарда фон Массова, рыцаря Немецкого ордена Пресвятой Марии в Иерусалиме, признать виновным во многих смертных грехах. Прежде всего, это грех отречения от веры Христовой, которой сей рыцарь Гебхард фон Массов принадлежал, и уходу в разные языческие ереси. При этом он настаивает на своем отречении и раскаяния не проявляет.

Голос доминиканца чуть окреп, он продолжил свою речь, поглядывая на фон Массова уже чуть более уверенно.

- Еще страшнее то, что сей рыцарь Гебхард фон Массов в присутствии многих орденских братьев хулил святой крест, на котором был распят Господь наш Иисус Христос, и плевал на него.

В зале было тихо. Все знали, что каждое из этих прегрешений католика святая инквизиция карала сожжением на костре. А здесь говорили о рыцаре, доблесть которого была хорошо известна орденским братьям.

- На сем рыцаре графе фон Массове, – по-прежнему тускло продолжил доминиканец, – лежит  грех чародейства, обращения к темным силам. Но глубину его падения еще предстоит выяснить.

После этих слов доминиканец вздохнул – почему-то с облегчением – и продолжил уже совсем торопясь и по-простому.

- А потому держать рыцаря Гебхарда фон Массова под стражей в башне замка Бранденбург до особого решения святой инквизиции.

Комтур встал на своем месте и впервые за все это время произнес громко:

- А сейчас, братья, все идем в часовню на дневную молитву. И помолимся за погибшую душу брата Гебхарда, – прибавил он.

Все направились к выходу, отводя взгляды от фон Массова, боясь, что он заговорит о чем-то. Даже брат Бертольд из крепости Неттинен сделал вид, что рассматривает что-то важное на полу под ногами. О человеке, грехи которого обсуждали только что, все разом забыли. Даже доминиканец как будто бы потерял к нему интерес.

- Монах, – окликнул его фон Массов, – у меня просьба. Прикажи, чтобы мне в башню принесли бумаги и чернил. И еще: пусть пищу и воду мне приносят один раз в день – утром.

- Твоя просьба будет исполнена, – все так же не глядя на фон Массова ответил доминиканец.


6
Никогда еще фон Массов не жил так свободно и легко. Совсем неважными стали походы в Святую Землю, победы над сарацинами, приход на землю пруссов, строительство крепости Неттинен… Суд и заключение в башне замка Бранденбург наполнило его жизнь новым, особым смыслом.

Комната, в которую его поместили, казалась просторной. В ней было только самое необходимое – узкий топчан, на котором валялись две старые бараньи шкуры, стол возле окна, грубо сбитая скамья. В углу стоял железный кованый сосуд, накрытый деревянной крышкой. «Это… вместо ямы за домом», – сразу понял фон Массов. Работающий при замке прусс менял этот сосуд на новый каждое утро – до того, как принести кувшин с чистой водой, хлеб, миску с едой.

В первый же день жизни фон Массова в башне тот же прусс принес большую стопку бумаги, пузырек чернил, несколько гусиных перьев и сальную свечу. Все как и обещал доминиканец.

- Когда перья затупятся, – буркнул он, – скажи. Я принесу новые. А нож давать тебе не велено...

И фон Массов принялся за дело. Еще только начинало рассветать, а он уже сидел за столом и быстро писал что-то на принесенных листах – сначала на одной стороне, потом на другой... Исписанные листы аккуратно складывал в стопку на краю стола. Один раз ворвавшийся в открытое  окно ветер разбросал листы по комнате, и фон Массов долго собирал их и раскладывал, сидя на полу.

Эта работа приносила фон Массову радость и давала душевные силы. Известно ведь: пища питает тело человека, а радость – его душу. Но еще больше радовали его встречи с Божественной супругой. Каждое утро, после того, как неразговорчивый прусс удалялся, фон Массов садился лицом к раскрытому окну, закрывал глаза, делал несколько глубоких вдохов, стараясь принять в себя весь простор неба за окном, и… Перед его внутренним взором открывалось голубое пространство. Из него выплывал лик Той, которую он любил больше жизни, – его Божественной супруги. Она протягивала к фон Массову руки, как будто хотела принять в свои объятия, но бессильно опускала их. Но главное – лик ее был закрыт от фон Массова темной фатой.

И все равно, большей радости для него все эти дни не было.

Несколько раз он пытался посмотреть из окна башни вниз, на землю – что там происходит? Но это ему плохо удавалось. Стены башни были толстые, и заглянуть за край оконного проема было невозможно. Поблизости были видны лишь заостренные черепичные крыши двух флигелей замка, дальше – луга, а еще дальше леса в туманной дымке. Над ними солнце всходило в погожие дни.

Трижды в день фон Массов слышал удары колокола на башне замковой кирхи – так обитатели замка приглашались на молитвы или на мессы. Но саму  башню не было видно, она лишь угадывалась по колокольному звону. И мессы были ему не важны – в его сердце звучала без слов совсем другая молитва.

Так шли дни. Фон Массов все писал и писал что-то, стопка листов с записями росла, становилась выше и выше; неразговорчивый прусс уже два раза приносил новые перья и чернила; Божественная супруга по утрам приходила к фон Массову, но темная фата неизменно закрывала ее лик.

И однажды утром случилось то, чего фон Массов все это время так ждал. Не в его уме, а на кирпичной стене прямо перед ним вспыхнуло голубое облако, мерцающее золотыми искрами. Оно разрасталось, наполняло собой все вокруг… И в центре этого облака фон Массову открылась Она! Темной фаты на ней не было. Лицо Ее сияло бесконечной любовью, в руках Она держала алую розу.

- Время пришло, возлюбленный мой рыцарь! – услышал в себе фон Массов. – Сегодня тебе предстоит сделать самый важный шаг. Ты готов?

- Готовность – мой щит и мое оружие, – так же безмолвно откликнулся фон Массов.

- Ты не боишься?

- Я знаю, страх – это оружие тьмы. Я не боюсь. Только забыл, что мне предстоит делать.

- Вспомни, ты когда-то уже был волком, и это тебе нравилось. Теперь ты станешь птицей. И тебе ничего не нужно будет делать. Просто прими это… И лети к солнцу.

- Но ведь оно опаляет. Даже тех, кто живет вдалеке от него – здесь, на земле.

- Именно на земле! Но оно не опалит крыльев того, кто принадлежит ему самому. Сегодня оно станет твоим домом…

Тут голубое сияние стало меркнуть, облик Богини потерялся в нем, темные красные кирпичи стен вокруг вновь стали для фон Массова главной реальностью. Но что-то изменилось в нем самом. Голова его закружилась, кирпичные стены хлынули на него… Он упал лицом на стол, но почему-то увидел перед собой голубое небо и солнце, бесконечное солнце… И ощутил такое же бесконечное счастье…


7
В это время обитатели замка Бранденбург увидели то, чего они не видели никогда раньше.

Из одного из окон на самом верхнем этаже башни вдруг выплеснулась волна голубого света. Она становилась все шире, шире… И утреннее небо, с которым она сливалась, становилось чище и глубже, а поднявшееся над горизонтом солнце – ярче и радостнее.

Вслед за этим из окна вылетела большая сияющая птица. Она сделала круг над башней, а потом полетела к солнцу. Она летела, и сияние ее  становилось все сильнее. Вот уже она совсем рядом с солнцем, и солнце принимает ее в себя.
А когда пришли в комнату, где сидел в заточении фон Массов, увидели, что он лежит без движения лицом на столе, перед ним – невесть откуда взявшийся лепесток розы, и в оконном проеме за кирпичи зацепилось маленькое пушистое перышко какой-то диковинной белоснежной птицы.

И еще. Посмотрели бумаги, которые оставил фон Массов, и увидели, что он записал историю, которая начиналась такими словами: «Сначала осозналась боль, а вместе с ней вернулись и обрывочные, но необычно яркие воспоминания о том, что случилось, казалось бы, вот только что. Тихий осенний лес, чуть припорошенный первым снегом. Напряженное, но вместе с тем веселящее чувство охотника, выслеживающего зверя…»

Посоветовавшись, решили изучить эти бумаги позже.



КОНЕЦ