Лев Гунин
ПРАВИТЕЛЬСТВО РАБОВ
ПРОЛОГ
Перед Новым Годом 2022-2023, мне позвонил близкий друг, Олег Комаров, и - буквально в нескольких словах - описал идею самого оригинального общественного устройства, управляемого депутатами-рабами (и контролируемого инопланетными поработителями). Тут меня словно током ударило; что-то смутно выплывало из далёких анналов памяти. И уже через день я начал активные поиски среди своих давних рукописей. И - Эврика! - "оно" отыскалось. Это был неоконченный фантастический рассказ самого раннего периода, могущий стать стержнем для идеи Олега.
А ещё через день мне попался на глаза газетный материал: в канадском городе Торонто восемь девушек 13-16 лет - средь бела дня - зверски убили пожилого бездомного мужчину, нанеся ему бессчётное число ножевых ран. Так они развлекались 17 (18?) декабря 2022 года в одном из самых людных мест метрополии.
Органы правопорядка и канадская пресса, контролируемые яростными сторонницами агрессивного матриархата, всячески выгораживали убийц, искажая главные детали и скрывая другие. Противоречивые показания мнимой свидетельницы (которой, скорее всего, там не было)… Ни имя жертвы; ни точная дата трагедии; ни ход следствия; ни детали судебного разбирательства - не раскрывались. Групповое убийство окрестили "групповым инцидентом"; убийцы не были арестованы; их зверский акт был квалифицирован как "убийство 2-й степени" (а не 1-й!); газеты настаивали, что восьмёрка убийц - не "банда": мол, живут в разных частях Торонто; и о том, что эти девушки уже попадались в руки полиции (но выходили сухими из воды), писали так, чтобы затушевать этот вопиющий факт.
Из бесед с одним из советников Максима Бернье (лидера Народной Партии Канады), мне стало известно, что молодые девушки совершают не меньше преступлений, чем парни, но нередко остаются безнаказанными. Такая безнаказанность укрепляет в них мнение, что в Канаде им всё сойдёт с рук, что система предоставляет представительницам "слабого пола" чуть не неподсудность. Именно поэтому, по мнению этого человека, женщины совершают в Канаде всё более изуверские преступления, поражающие своим цинизмом, наглостью, и культом жестокости.
Одержимость правом убивать возникает не на пустом месте. Врачи и вся система медицины убивают непривилегированных пациентов, почти лишённых медицинской помощи из-за приватизации медицинских услуг; водители нередко безнаказанно сбивают пешеходов (ведь жизнь человека оценивается тем, чем он владеет: жизнь водителя дороже жизни велосипедиста, а жизнь прохожего не стоит и ломаного гроша); владельцы убивают жильцов, хищнически вздувая цены; а - вместо медпомощи - в Канаде практикуют эвтаназию.
Так родился этот рассказ.
Ещё одно античеловеческое "нововведение" заявило о себе уже после его написания: во Франции планку пенсионного возраста поднимают до 70 лет!
О формировании глобального неофеодализма и постгуманитарных обществ я предсказывал ещё в 1990-х.
- 1 -
Гюнтер наполнил третью рюмку: себе по края, Герберту чуть плеснул на донышко. "Вот жмот! - взорвался тот. - У тебя же ещё под столом заначка". Но его товарищ казался невозмутимым: "Напивается в гостях тот, кто не уважает хозяев".
В окно - через узкую улицу - виднелось другое окно, как отделённая выступами ниша того же помещения. Там - за похожим столом - восседали две дородные девицы, потягивая вино. У Гюнтера запершило в горле, и он переключился на Герберта. "Какая муха тебя укусила? С чего ты опять с перекошенной рожей, словно напился уксуса?". - "С утра маковой росинки во рту не было. А ты не спешишь отворять холодильник". - "На, прощупай гляделками. - И он распахнул дверцу, демонстрируя девственную пустоту. - Наелся?".
Полюбовавшись пустотой решётчатых полок, Герберт сдвинулся к подоконнику, сплюнул вниз, на шнырявшую там публику. Так и уставился на девиц в соседнем окне. "Эй, красотки! Не подбросите хоть бы пол-помидорчика? Ну, хоть солёненького огурчика. Ну, пожалуйста, девочки". - "Спасение голодающих: дело рук самих голодающих", - раздалось оттуда, и девицы заржали.
Не сумев напроситься к ним, злобно фыркнул и потащился к двери.
- Тормози! - бросил в спину его товарищ. - Прошвырнёмся вместе. - Последнее выдавил из себя, поддевая по пути купюру в сто марок.
- Ты куда? В квартальную забегаловку?
- А ты куда? К Хильде?
- Нет, к Кларе!
- Ну, и пошёл к обеим.
- Ха-ха. Я-то пойду. Мимо.
- Ну, и я мимо. Прямиком в дортуар.
Выйдя на улицу, оба приятеля тупо уставились на жидкую толпу вкруг ближайшего перекрёстка. "Что там стряслось?" - спросил Гюнтер у располневшего мужчины. - "Рабы идут", - ответил тот, почти не разжимая губ. - "А-а-а… Это откуда они?" - "Вот у них и спрашивай. Когда приблизятся".
От угловой харчевни с гусями на вывеске показалась худосочная молодка в очках, пугливо прижимая к груди сумочку, и рядом с ней - высокий прямой господин, нервно теребивший редкие волосы.
- Это кто? - обратился Герберт к тому же зеваке, которого теребил до него и Гюнтер.
- А, это Хельга, спикер правительства. Пугливая сучка. С ней министр торговли, Людвиг фон Хартман. Вчера он, стоя на карачках, вылакал полшляпы блевотины. Вот потеха!
Герберт подступил к женщине - и нагло рыгнул отрыжкой ей прямо в лицо. Та отшатнулась, едва не упав. Со всех сторон к ней стали тянуться руки. Сзади прилетела бутылка, с небольшой силой ткнувшая спикершу в загривок.
Тут уже раздалась сирена, и на арену выкатился полицейский автомобиль. "Без рукоприкладства, без членовредительства! - выкрикнул полицейский из окна машины. - Это - нарушение. Порядок есть порядок. Всё допускается в отношении рабов, только не физическое насилие. Будьте сознательны, граждане!"
Людвиг пустился вприпрыжку к первому подъезду самого неказистого дома на ближайшей улочке. За ним бросилась Хельга, хотя все знали, что она проживает в соседнем квартале. В собственных квартирах депутаты и министры обладали некоторой неприкосновенностью. "Коза! Коза! Вот скачет, козлиха!" - улюлюкала толпа.
Герберт, заметил, что его приятель не улюлюкает вместе со всеми, надулся злобой, и прошипел: "Ты что, тоже хочешь в правительство? Тебе жалко эту прыщавую сучку?" - Тот ничего не ответил, только глубоко засунул руки в карманы - и манерно направился к закусочной. Его попутчик развернулся - и тоже поплёлся, рядом. "И охота тебе было тащить с собой целых сто марок!". - "Так у меня и нет денег помельче". - "Надо было разменять. Бери пример с меня". - Он оттопырил карманы, демонстрируя целый кулёк самых мелких монет. "В этой забегаловке всегда обсчитывают и никогда не дают сдачи".
- 2 -
В закусочной царило запустение. Столики давно не мылись; на полу виднелись засохшие пятна. За стойкой торчал лысый раздатчик в сальном пиджаке и в майке на голое тело.
- Чего надо?
- Пожрать бы…
- Дома надо жрать.
- Лень тащиться за хавлом. Целых два квартала.
- Так чего вам?
- Тарелку супа, пирожное и стакан молока.
- Мне: гуляш, кашу, супа две тарелки, компот, булку, винегрет, салат, и всё остальное.
- Кто платит?
- Гюнтер.
- Как всегда: Гюнтер. А ты?
- А я уплетаю за обе щёки.
- Слушай, Герберт, сегодня уже 29-е, в конце месяца всё сгорит, с первого числа в обороте другие денежные знаки. Ты что: коллекцию собираешь? Или обожаешь халяву?
- Сам ты жмот. Закрой хлебало и помалкивай. А то поколочу.
- Ты? Поколотишь? Да ты же хлюпик и трусишка.
- Пошёл в задницу!
С кислой рожей Герберт уселся за столик. Зыркнул в сторону настенных часов, которые стоят уже третий год. "Ты предатель, Гюнтер. Вот так делай людям добро".
- Я предатель?! Ты что, опупел?
- Предатель, предатель. Не мог заступиться за меня на раздаче? Стоял, как в рот воды набрав.
- Я не любитель ругани и скандалов.
- А… Маменькин сынок. Гуманист грёбаный. Ты…
Тут внимание Герберта привлёк телеэкран, с которого вещал комментатор с зелёной прядью синих волос. "Для решения насущных проблем собрали сессию рабов-парламентариев. По вопросу умерщвления хронических и тяжело больных, детей с дефектами, инвалидов и бездомных решение пока не принято. Рабы заартачились, и пришлось вызывать в парламент полицию и подгонять их дубинками. Решение ожидается с часу на час. Завтра ставится на повестку дня целесообразность ограничения срока жизни престарелых. Предложено считать престарелыми всех, кто преодолел 45-летний рубеж".
Продолжая уплетать булку, Герберт весело косился на экран. Глаза его заблестели.
- Чему радуешься? - спросил его Гюнтер.
- Такого ещё никогда не было, - жуя, промычал тот. - Мы живём в судьбоносное время. Быть свидетелями таких событий: это же ого-го!
- Скажи лучше - "иго-го". Отправят тебя как лошадь на бойню.
- Тот, кого любят боги, умирает молодым.
- Ну, вот и умирай. Зачем тащить других на прицепе?
- Я? Лично я никого не тащу.
- Но ты ведь одобряешь эти людоедские доктрины.
- А ты нет? Тогда заложу тебя квартальному.
Когда Гюнтер вернулся домой, он, оставшись один, зажёг телевизор, переключив пультиком развлекательный канал на новости.
"Наши рабы принимают эпохальное решение. Им предстоит обсудить закон об ответственности мужчин за недостаточное ублажение своих женщин". Гюнтер скривился, но канал не переключил. Там растрёпанная бабища продолжала вякать: "По первой жалобе предполагается отправить виновного на исправительные работы. По второй - наказывать розгами. По третьей жалобе виновный подвергается исправлению тремя мужчинами гомосексуальной ориентации". Последовала небольшая пауза. "Другое предложение свободных граждан предусматривает наказание каждому мужчине, который осмелится оспаривать привилегии женщин. Оно сводится к известному групповому действу, в котором роль виновного определяется как "пассивный сучара". Тут слушатель не сдержался - и запустил в экран мягкой тапкой. "Гюнтер! - раздался окрик с экрана. - Ты испытываешь наше терпение!"
Парень испытал настоящий шок. С выпученными глазами уставился на телевизор, не в силах перевести дух. Там уже комментировали расширенные права женщин, включая право силовым способом выбирать себе мужчин; дразнить представителя сильного пола любыми возможными способами; подвергать его физиологическим пыткам, доводя до пика - и резко обрывая контакт; подвергать избранного для издевательств остракизму, навсегда лишая женской ласки; приравнять всякую попытку мужчины самому познакомиться с женщиной, признаться ей в чувствах, или предложить связь - к изнасилованию; считать любое касание женского тела со стороны мужчины без специального на то разрешения равносильным сексуальному домогательству, будь то прикасание к любовнице или супруге, или случайное соприкосновение тел в городском транспорте.
"По статистике, - вещал высоким тенором комментатор с зелёной шевелюрой, татуировкой на носу и серьгой в ухе, - сегодня на университетской скамье сидит 70 процентов особ женского пола, и 30 процентов особ мужского пола. В результате, мужская агрессия и насилие против женщин сократились на 69 процентов. Если же запретить всякое образование для самцов, феминоциды и прочие преступления против женщин сойдут на нет. Школа, колледж, университет - не для мальчиков. Попутно, предложено к категории женщин причислить всех мужчин гомосексуальной ориентации: самых законопослушных из всех, у кого есть яйцы, благорасположенных к женщинам, и борцов за права слабого пола".
- 3 -
В прихожей раздался слабый стук.
Гюнтер заглянул туда и удивился: "Дядя Генрих! Проходите! Кофе? Чай?".
- Нет уж. Доставай заначку. Вон оттуда. Да-да.
- Одну минутку. Только выключу телевизор…
- Не выключай. Напротив, сделай-ка погромче.
- Пожалуйста.
- На здоровье!
- Ох… чуть пролилось на скатерть.
- Не переживай. Я слышал, ты собрался работать?
- Я?
- Ну, не осёл же! Как квартальный и твой крёстный, я обязан выяснить, что тебе взбрело на ум. Тебе, что, месячного жалованья не хватает?
- Хватает.
- Так в чём же дело? Скука заела?
- Ещё не заела.
- Ага, значит, заедает. А ведь работать у нас отправляют только провинившихся. Разве что несколько блаженных ежемесячно вызываются добровольцами.
- Выходит, я похож на придурка?
- Тебе известно, что зарплату деньгами получает только тот, кто не работает. Те, что работают, получают паёк?
- Нет, не знал.
- Вот видишь. Не корми, не одевай нахлебников, вот и хватит на всё. Оборотистые парни и девушки, наоборот, живут за чужой счёт, а накопленное в процессе продают нумизматам.
- Какой же смысл продавать, если с первого числа каждого месяца всё накопленное обнуляется, и в оборот поступают совсем другие денежные знаки?
- Так ведь можно продать не только за деньги. Можно брать натурой: жрачкой, бухлом. Люди так приобретают просторные квартиры.
- Как это? Квартиры распределяет муниципалитет. В нашем государстве нет частной собственности!
- Всё относительно. Неформальные отношения. Неформальные связи. Ну, что тебя учить! Всё равно бесполезно. В тебе нет ни капли самостоятельности. Жадности, наглости не хватает.
- Дядя Генрих!
- Что "дядя, дядя"! Я ведь тебе добра желаю. И ни слова никому о моём визите. И не забывай о моём к тебе расположении. И запри за мной дверь. Даже дверь запирать не научился! Сопляк!
Гюнтер захлопнул окно - чтобы шум снизу не мешал, - поправил цветную подушку, и бросился животом на кушетку.
День клонился к закату. По стенам расселись фиолетовые тени. Солнечные зайчики от окон соседних зданий превратились в сов. И на потолке образовались первые длинные нечёткие блики.
"Гюнтер! Гюнтер! - раздалось из соседнего дома, стоящего на другой стороне улицы. - Ты, скотина, чего дверь запер?"
Спящий вскочил с кушетки, и, как ошпаренный, распахнул окно.
Одна из девиц из квартиры через улицу показалась в своём окне и оперлась ладонями на подоконник, высматривая его.
Другая девица появилась у той из-за спины с раскладной лестницей: "Посторонись!" Парень едва успел отскочить: конец лестницы бухнулся на подоконник рядом. Первая девица по-обезьяньи, на четвереньках, засеменила через узкую улицу поверх лестницы. "Марш за шнапсом!" - скомандовала она, спрыгивая внутрь комнаты. И не смей возвращаться с каким-нибудь пойлом.
В прихожую Хельга двинулась следом, и, подбоченясь, ещё и прикрикнула: "Давай поживее!".
Не успел Гюнтер вернуться, как сразу услышал строгий окрик: "Сгоняй ещё за берлом. Кто ж знал, что твой холодильник на голодном пайке!". Прижимая к животу три бутылки, заглянул в комнату. Хельга сидела в торце стола голенькая, а у стены уже расположилась Клара, уплетая пирожное. "Ну, живей, - торопила Хельга, - пятнадцать минут до закрытия. Чего топчешься?"
Пришлось ещё тащиться через две улицы в дежурный магазин.
- 4 -
Девицы накачали приятеля так, что, казалось, шнапс вот-вот начнёт выплёскиваться через уши. Он еле держался на ногах, когда голенькая Хельга, поддерживая партнёра за плечи, принялась подталкивать его в спальню. Тот умудрился затормозить, захлопывая ногой дверь в зал, где Клара, тоже изрядно наклюкавшись, закуривала сигарету.
Хельга, сорвав с парня одежду, завалила его на спину, и, усевшись на нём, стала насаживать себя на уже готовый к работе шомпол. Её обнажённые плечи и груди так и мелькали перед его затуманенным алкоголем взором, когда он ощутил на своих руках непомерную тяжесть.
Сначала скосил взгляд в сторону двери, оказавшейся открытой. Там, ближе к кровати, обнаружилась - отчего-то тоже голая - Клара. А его руки, зажатые в тиски навалившихся на них тел, уже ловко вязали пальчики ещё двух - совсем незнакомых - девушек. После первого семяизвержения, четыре насильницы продолжали измываться над Гюнтером, вновь и вновь умело приводя его орудие в полную боевую готовность.
Так продолжалось до самого утра, когда, обессиленный, Гюнтер в конце концов провалился в сон.
Когда он очнулся, ещё не до конца осознав степень унижения и бессилия, рядом с ним на кровати никого не было. Машинально запихнув стопы ног в тапки, прошаркал на кухню, выдернув наружу бутыль молока, и отхлебнул прямо из горлышка.
Тут свет из окна заслонила незнакомая фигурка, и он закашлялся от неожиданности, брызнув молоком изо рта во все стороны, заливая халат. Перед ним с нагловатым видом торчала бесстыжая девчонка лет пятнадцати-шестнадцати, в его же старой рубахе на голое тело. Его непонимающий взгляд вопрошал без слов "ты кто?!", "и что делаешь в моей квартире?!", вкупе с вытянувшимся лицом являя собой шарж на известную картину "Не ждали…".
Он ещё мог бы предположить, что Хельга или Клара задержались вопреки обыкновению (хоть неизменно к утру испарялись (вместе с Гербертом), но никак не ожидал увидеть вообще неизвестно кого.
- Кончай пялиться - как на Сикстинскую Мадонну. Можно подумать, что видишь меня впервые. Давай, корми свою невесту. Где завтрак?
- Какую… невесту. Ты кто такая?
- Я кто такая? Твоя будущая жена.
Девчонка выглядела вполне-таки симпатичной, с ладной фигуркой, но совершенно не в его вкусе. И что-то отталкивающее проступало в её лице, в её взгляде - будто прикосновение медузы.
- Ты что делаешь в моей квартире?
- Трахаюсь с тобой. Или не помнишь? Потом, кто сказал, что это твоя квартира?
- А чья же? Твоя?
- Конечно, моя. Теперь моя. Так что можешь катиться отсюда.
- Ну, ты и с... Давай, одевайся, и на выход.
- Похоже, у тебя со счётом нелады. Или так темно было? Ну, хотя бы посчитай до четырёх, посчитал? и прикинь, сколько нас было.
- Мне до лампочки. Освободи помещение.
- А ты не подумал, что будет, когда я заявлю в префектуру, что ты меня изнасиловал, обрюхатил, а теперь хочешь ещё и на улицу вышвырнуть?
- Мало ли что могли сотворить со мной без консенсуса.
- Ой-ой, какие мы недотроги. Меня твоими заумными словечками не собьёшь. У тебя, что, есть свидетели? А вот у меня есть. Целых три свидетельницы, готовые подтвердить, что ты меня изнасиловал. Зверским образом. Во все дырки. И обзывал. И бил. И спаивал меня, несовершеннолетнюю. Как тебе это нравится?
- Ах, ты, падла!
- И за оскорбления тебе накинут. Таких отправляют - сам знаешь, куда. Скажи спасибо, что я добрая, и разрешаю тебе пожить тут до конца недели. Где благодарность?…
Такое в голове не укладывалось. Эта малолетняя аферистка торчала у него дома как заноза в мягком месте. И он ничего, ну, ничего не мог с ней поделать, не в силах придумать, как её вытурить.
Собрав всё самое ценное, побросав в рюкзак все документы (мало ли что придёт в голову этой стервочке; вдруг его ещё и ограбит), отправился к Томасу, знатоку всех законов. Тот обскакал Гюнтера, доучился-таки на юридическом, получил диплом. И пусть принцип "кто не работает - тот ест" ещё никто не отменял, но Томас умело пользуется своими университетскими знаниями, халтуря "налево" (и "направо"). И теперь, хотя они и приятели, потребовал оплаты вперёд. "Я пустой, - заявил ему Гюнтер. - Ещё вчера с пустыми карманами. Мне бы хоть до завтра дотянуть. А завтра отдам".
- Тогда начисляю двадцать процентов долговых. И каждый день будет набегать новых двадцать процентов.
- Ну, ты и… хват.
- А ты думал!
Томас почесал в затылке, поднял глаза к потолку, и выдал: "Не знаю, что можно сделать. Твою обидчицу из квартиры не выгнать. Разве что восстановишься в университете. На очном отделении. Тебя должны принять и выделить комнату. Других решений не знаю". Гюнтер хотел было вскричать "а ты, случайно, не в сговоре с Хельгой и Кларой?!", но сдержался. Вышел от приятеля как побитая собака. На душе воцарилось уныние. В глазах - пустота…
- 5 -
На его счастье, в университете всё шло по плану. На учёбе восстановили. Комнату выделили. В бесплатной университетской столовой он обедал в полном одиночестве. Ни с кем не хотелось общаться. Теперь он знал, что любое общение приносит напасти.
Но и тут его достали приставалы.
К нему подошли двое: два высоких молодых человека, чем-то очень похожие друг на друга, оба с честными собачьими глазами, оба приторно-правильные, с высокими лбами, в которых застряло что-то такое, что они знали, а он не знал.
Дружески похлопали его по спине и по плечам.
- Приветствуем тебя, товарищ.
- Гутен таг, - прогундосил Гюнтер.
- Как тебе твой первый день на кафедре?
- М…м…м.. - жуя, собеседник издавал в ответ нечленораздельные звуки.
- Кажется, ты немного… переросток. Тебе… сколько? Лет двадцать пять?
- М…м…м..
- Чем можем помочь, иллюминат? Есть проблемы?
- …….
- Так что же, всё-таки, заставило тебя возобновить учёбу, товарищ?
- …возобновить?..
- У тебя проблемы со слухом? Трещит за ушами?
- Прочистить?
- Да перестань ты жевать. Это неуважение к твоим товарищам.
- Вы мне не товарищи. Я вас не знаю. Вижу вас в первый раз.
- А то, что мы твои соученики, коллеги, все на одном факультете: это разве не факт?
- Ну, ежели так…
- Ты нам не доверяешь?
- Что? Кошелёк?
- Кончай ёрничать! Ты откуда такой?
- Так я, что ли, обязан отвечать на все вопросы? Это допрос?
- Всё ясно: с тобой что-то не так. Ты от кого сбежал? Проблемы с полицией? Так мы и тут можем помочь.
- Хотите сказать, что связаны с жандармерией?
- Ну, ладно, раз отвечаешь по-еврейски, то - как знаешь. Потом пожалеешь.
- Я уже пожалел.
После столовой поспешил на учёбу. Первую лекцию читал профессор современной истории.
"Теперь какой год нового летоисчисления?". - В аудитории раздались смешки. - "Смейтесь, смейтесь, а ведь я к тому, что новая эра началась не на пустом месте. Кто кратко изложит суть того, что сегодня не 2134-й, как было бы по старому стилю, а именно 100-й?"
В ответ поднялось 6 или 7 рук. "Ну, Роза, давай, излагай?".
В четвёртом ряду с места поднялась девица в розовой блузке, с тонкой шейкой, повязанной шарфиком: "К 2034-му общества тотального электронного контроля, цифрового рабства, и людей-роботов - пали. И тоталитарная "демократия", и "демократический" тоталитаризм рухнули политически, экономически, идеологически. Люди - свободные существа, и загружать их подневольным, отупляющим, однообразным, ручным трудом: бессмысленно. Мы не рабы бездумной работы, мы не рабы материальных ценностей и погони за негой и комфортом. Рай вещизма, где у каждого есть машина, домина, участок, хорошая зарплата, и доступ к неограниченной медпомощи - чистая выдумка. Напротив, после 1960-х, все богатства и материальные блага стали утекать в руки крошечной кучки богачей, а 79 процентов населения даже самых зажиточных стран в 2020-х уже не только не имели собственного жилья и машины, но реально голодали и не могли оплачивать съёмные квартиры. Социальная сегрегация отсекла большинство от медицины. Врачи и неотложная помощь стали недоступны".
- Спасибо, Роза. Я сказал: изложить кратко. Нечего рассусоливать. Теперь пробует Александр.
- Кхе… кхе… Мобильные телефоны, Искусственный Интеллект, тоталитарно управляемые социальные сети, диктаторский Интернет - все они превратили людей в полуроботов. Смартфоны стали наркотиком, эквивалентом соединённого психической пуповиной с телом чипа, вместо внедрения под кожу - присоединённого к руке. Полный контроль электронных машин над мозгом людей делался всё изощрённее. Но, при этом, экономика, основы социума, финансы, материальная база - приходили в упадок. Осознавая, что ситуация выходит из-под контроля, государства, их правительства делали то же, что и всегда: усилили конфронтацию между собой, развернули военные действия. Мир был на грани атомной войны. Вот тогда и стало ясно, что дальше так нельзя, и потребовалась новая доктрина.
- Лучше, но не совсем то, о чём я просил. Прошу садиться. Бенедикт, теперь твоя очередь.
- В 2034-м произошла бескровная глобальная революция. Централизованный тиранический контроль за покупками, финансовыми операциями, передвижениями, переговорами, высказываниями, за мыслями граждан: отменён. Подавляющее большинство камер-шпионов на улицах, в общественном транспорте, в торговых точках, в казённых местах и зданиях - демонтировали. Мобильные телефоны пустили под пресс, вышки мобильной связи снесли. У населения изъяли всё огнестрельное оружие. Личных автомобилей не осталось. Компьютеры с Интернетом оставили разве что в библиотеках, в учебных заведениях, на промышленных предприятиях, в клубах, на почте. Производство товаров и даже части пищевых продуктов механизировали, чтобы освободить людей от бессмысленного труда. Все армии распущены, а те гигантские средства, что шли на войну, стали использоваться во благо людям.
- Всё это верно, Бенедикт, изложено лаконично и последовательно, только начинать следовало сразу с самого главного. Вот кто я тут? Каков мой статус?
- Профессор!
- Зам. зав. кафедрой!
- Учёный!
- Историк!
- Нет, касательно темы лекции… Ну же! Никого? Никаких предложений? Так вот, я - Проводящий, как и люди искусства, которые не считаются работниками; их деятельность, по регламенту - призвание, не обязанность. Все мы, люди призвания, работаем не за страх, а за совесть, и вот из этого, из самого нашего статуса, уже ясен главный принцип нашей эпохи. Поскольку принуждённый силой обстоятельств, необходимости, или подневольностью трудиться - это раб во всех возможных смыслах и отношениях, то любой работник, работяга, рабочий: теперь считается рабом по определению. Наше общество, ниспровергшее рабство, признаёт законными рабами только тех, кто трудится по обязанности; это единичные случаи, редчайшие исключения из правил: правительство и чиновники, финансисты, и ещё три-четыре категории. Это именно те сферы деятельности, орудовавшие в которых угнетатели в прошлом закабаляли, превращали в рабов других. Теперь пусть сами ходят в рабах. Те, у кого есть склонность к подобному роду деятельности, или те, кого заставили ей заниматься в наказание за противозаконные действия. При этом, в большинстве государств мира, это рабы чисто формальные, к ним применяется гуманное отношение; их не содержат в неволе на цепи; не бьют; не применяют к ним никакого насилия; они живут в тех же комфортных условиях, что и все остальные…
Дальнейшая тягомотина ускользала от внимания Гюнтера. Он теперь уже плотно думал о своём, совершенно не слушая лектора. …
- 6 -
После занятий тут же направился в общежитие, где ему выделили отдельную комнату. По дороге машинально задумался о том, как технически развитая цивилизация землян за каких-то сто лет откатилась чуть ли не на 200 лет назад. Проходя мимо вахтёра, небрежно ткнул в его сторону своим обновлённым студенческим билетом, но тут же был остановлен злобным окриком: "Куда прёшь!"
От неожиданности ноги подкосились, и он чуть не упал. "Мне выделена 306-я комната. Вот документ". - "Не велено пускать", - окрысился вахтёр. Гюнтер опешил. Разбирательство с вахтёром длилось целый час, но он так ничего и не выяснил. Напрасно бегал в левое крыло, в кабинет администрации, напрасно дошёл до самого ректора, который ещё не отправился домой. Всё оказалось бесполезно. И только когда он сопоставил особый интерес к своей персоне тех двух молодчиков (строивших из себя интеллектуалов, но, на деле, оказавшихся, видимо, мелкими стукачами на побегушках) - с печальным исходом попытки обретения хотя бы временного жилья: осознал всю бесперспективность дальнейшего барахтанья.
Так что решил ехать на ферму, к деду Герману. До отправления последней электрички ещё оставалось время.
На последние деньги купил билет - и бегом припустил к нужной платформе.
И вот он идёт по еле различимой дорожке на ферму, где не бывал с самой юности. Тёмные вётлы с обеих сторон безмолвными стражами на пути к дому; отчего-то пугает шуршание листьев, трепещущих под наплывами ночного ветра; шорохи колючих кустов, трущихся о влажную древесину заборов.
Вот и калитка. Не заперта. Выложенная камешками дорожка к дому. Всё как тогда, но отчего-то в запустении и унылом покое.
И - вдруг - короткий стук за спиной, будто кто-то резко опустил защёлку вниз, запирая калитку. Что-то острое, как отточенный кинжал, упёрлось в спину. Чей-то противный голос предупредил: "Айда в дом. Не останавливаться". И спина покрылась холодным потом.
А в доме - за верандой, за прихожей - в салоне трое незнакомых парней, и четвёртый сзади. "Ты кто такой? Что здесь надо?". - "Где дядя Генрих? - срывающимся голосом - Гюнтер. - И кто ВЫ такие?".
Вроде, не показалось, что парни расслабились, вздохнули свободней, и тут же гостя подтолкнули в следующую комнату, где с порога увидел двух привязанных к стульям девушек. Обе - настоящие красавицы, не ровня Хельге и Кларе, пусть те и смазливые, но не тот уровень.
- Ты попал, друг, в настоящее мужское общество, - обратился к нему белобрысый атлет, пожимая руку. Можно было сразу сказать, что он главный в этом зверинце. - Вот тебе две настоящие женщины. По праву гостя получаешь привилегию поиметь их первым, или разукрасить их ножичком. - И моральный урод со стуком выложил на столик остро заточенную финку.
В этот момент из салона зачинщика позвали, сообщая, что какая-то братия подошла к воротам, и надо "пообщаться". Тот сделал упреждающий жест рукой: мол, уже иду, дайте минутку, вот прямо сейчас обработаю этого лоха.
- Вижу по глазам, что и тебя бабы достали. Вижу, вижу, хочешь им мстить. - Он положил на плечо Гюнтера свою крепкую, твёрдую руку. - Это ведь правда? Не отпирайся. Я сейчас отойду по делам, а ты не стесняйся, и, пока я приду, отымей одну и другую, а - если не встанет - поцарапай их личики. Не сцы, брат.
Разведя колени ближе сидящей девушки, гигант грубо осклабился, и вразвалку попёрся на выход. Девушки были не из робких, с вызовом и ненавистью прожигая глазами подонка. Но в их взглядах не читалось ни наглости, ни бесстыдства.
Не раздумывая, Гюнтер бросился в тёмную комнатку, где - хорошо помнил - есть щель рядом с давно заколоченной дверью. Поковыряв там мизинцем, хорошо рассмотрел, что вся местная банда собралась перед воротами, ведя переговоры с кучкой стоящих по ту сторону ворот. Показалось: это надолго.
Не мешкая, бегом вернулся в зал, зубами и ногтями распутывая узлы обмотанных вокруг жертв верёвок. На секунду мелькнула мысль, что те могут быть заодно с их мнимыми обидчиками: а вдруг ему просто учинили проверку, и мнимые жертвы тут же побегут его сдавать. Но - как только верёвки оказались на полу, все малейшие сомнения отпали. Он подтолкнул подруг по несчастью к единственному окну, рама которого, как он знал, легко поддаётся нажатию вверх, только бы не со страшным скрипом и скрежетом. Этого он боялся больше всего.
Несмотря на ветхость, старая рама не подвела, не скрипнула, не выдала. Все трое выбрались в сторону огородов, припустив к одному из сараев на противоположной стороне хозяйства.
Ржавая железная бочка тоже никуда не делась за эти годы. Она до сих пор торчала на прежнем месте, помогши перебраться через высокий забор. Подсаживая девчат, успел поинтересоваться, откуда они. "Из Зильбердорф", - уже почти на той стороне прошептала вторая. …
- 7 -
Беглянок уже и след простыл, и Гюнтер сломя голову бросился к электричке, тут же сообразив, что поезда уже ведь не ходят. Как минимум, до пяти утра. "Вот влип!" - разнеслось в голове.
В погоню он не особенно верил, но чем чёрт не шутит, и, значит, следовало как можно быстрее оторваться от преследователей. Где-нибудь схорониться. Но где? Кроме железнодорожной насыпи впереди, непролазных кустов слева, и открытого пространства с противоположной стороны - нигде не замечалось ни строений, ни канав. Вот и понёсся вперёд: перескочить через насыпь. На полном скаку вскарабкался наверх… Оглянулся вполоборота… И тут он их увидел. Их было трое, и они легко, без малейшего шума, летели за ним - как на пробежке. Их сильные, тренированные тела рассекали воздух как торпеды, не оставляя ни малейшего шанса ускользнуть, убежать, спрятаться, или отбиться. Опыт и навыки бузотёров подскажут любые возможные варианты его действий, тогда как он, необученный и неопытный, совершенно беззащитен перед этими матёрыми хищниками в человеческом теле.
В панике, тяжело дыша со всхлипами - скорее, от страха, чем от бега, - он бросился вдоль насыпи, перепрыгивая через кусты, спотыкаясь на гальке. И ворвался в тоннель под насыпью, служащий для неведомых целей. Не для проезда машин, не для пешеходов: в конце, на той стороне, проём забран решёткой. И спрятаться негде. Разве что прижаться к железной двери, утопленной в наклонный бетонный блок. Что он и сделал, взобравшись на высокий порог, сантиметрах в пятидесяти от пола. Глубина выемки до дверного полотна составляла тридцать пять - сорок сантиметров. Почти полная темнота пока скрывала его от глаз супостатов, не преминувших уже появиться. Двое проскочили вперёд, третий встал дозорным возле проёма тоннеля, прохаживаясь и принюхиваясь, прислушиваясь и присматриваясь, теперь очень похожий на волка. С гипотетическим фонариком он мигом обнаружит беглеца, и тогда…
В тот момент железная дверь под напором тела прижавшегося к ней человека внезапно поддалась внутрь, и человек, больше не чувствуя спиной опоры, провалился в узкий вход.
От страха ему показалось, что, падая, спровоцировал страшный грохот, хотя, на самом деле, и дверь пропустила его совершенно бесшумно, и упал он на что-то эластичное и податливое, не издав ни единого звука. Так и виделось, что все три волка-оборотня уже бегут сюда, что его вот-вот схватят. И тело само подскочило, подгоняемое ужасом.
Никто не в силах понять логику инопланетного разума, и объяснить, почему в начальной части коридора не имелось детекторов, чувствительность которых - на генетическом уровне - в тысячи раз сильнее, чем чувствительность технически самых совершенных сенсоров и видеокамер. А дальше стены слабо освещённого коридора напоминали вид странной, вызывающей отвращение паутины. Там его ударило такой волной дикого страха, что заставило невольно попятиться, но другой страх напирал со спины, и, когда оба потока схлестнулись, Гюнтер упал, как подкошенный. По невероятному стечению обстоятельств, он рухнул именно туда, где на полу дрожала плавающая обманка. Вероятность такой случайности приходилась одна на сто тысяч. Его тут же обернуло мерцающим коконом, сделав тело совершенно невидимым.
Вскочив на ноги, так и не разобравшись, что же его подкосило, он устремился туда, дорогу куда больше не заслоняла преграда ужаса. Лишь когда он случайно глянул вниз и скосил глаза в стороны, увиденное заставило похолодеть. Он больше не видел ни своих ног, ни тела, ни плеч. Там, где должен был быть живот, бёдра, плечи, или руки, просматривалось только окружающее пространство. И в таком паническом состоянии - без единой мысли в голове - он кружил по многочисленным ответвлениям коридоров, спускаясь и поднимаясь по лестницам, пробегая через более широкие пустые помещения, пока не вбежал в ту самую комнату.
Там инстинктивно остановился, потому что на пути возникло странное кресло с утопленным внутрь человеком. Тот сидел спиной; гладко выбритая голова; широкие мощные плечи. Голова сидящего то гасла, то вновь освещалась изнутри, как будто в ней зажигали мощную лампу, и, к тому же, на макушке сходилось пять сине-красных лучей, вырывающихся из стен. Что-то заставило Гюнтера обернуться - и вот, вся задняя стена внезапно задвинулась, отсекая путь назад и превращая комнату в помещение без выхода. Инстинктивно попятился к какой-то открытой кабинке, спиной углубившись в неё, и прозрачная дверца кабинки тут же сама закрылась, а сверху и снизу на его тело наехали консоли из незнакомого материала, охватив его наподобие костюма-скафандра с прозрачным шлемом. Ни пошевелиться, ни сделать шаг. Тут же осознал, что прямо в мозг вливается волшебный, удивительный поток информации. Это был тот же поток, что впитывался и в сидящего человека, только более высокого уровня.
В комнате замелькали, пересекающие лучи, рои прозрачной моли, от которых исходила ощутимая угроза. Это разумные существа, открылось ему, но противных человеческим свойств; кои тут же определялись новыми возможностями его разума как "летающая смерть". В них ощущалось нечто запредельное и жуткое, совершенно иное - нежели всё, что есть в человеческом мире.
Как только струя информационного потока оборвалась, кабинку потащило вверх, а фрагменты "костюма" исчезли. По глазам ударил всей своей яркостью солнечный свет, и Гюнтеру открылась уходящая вдаль прямо перед ним колея железной дороги с двумя рельсами и бетонными шпалами. Он стоял на самой середине железнодорожного пути, между направляющими рельсов, не в силах пошевелиться. Через мгновение осознал, что прямо на него мчится состав электрички, и лишь огромным усилием воли изловчился одним прыжком достичь спасительной зоны, едва не зацепившись ногой за шпалу, и приземлился буквально рядом с грохочущими в нескольких сантиметрах колёсами вагонов.
Обнаружил себя недалеко от места, где вечером спрятался в тоннеле. Казалось, с того момента прошло не больше часа. И тут же липким страхом прокатилось по позвоночнику: что это - ложное субъективное ощущение, или ОНИ изменили течение времени? Именно эта мысль заставила вернуться к тому самому месту, к той самой железной двери. Казалось, там ничего не изменилось. Лишь странным представилось то, что тут даже днём как-то слишком уж сумрачно. Но его превосходное ночное зрение позволило рассмотреть что-то на бетонном полу. Он поднял этот предмет. Кинжал, виденный у бандитов. И, уже на пределе своего обострённого зрения, заметил ещё что-то, еле-еле поблёскивающее. Это "что-то" оказалось довольно увесистым, и, когда он вынес его наружу, то обнаружил в своей правой руке отсвечивающее синевато-чёрной сталью оружие. Ничего подобного он никогда не видел, разве что в старых фильмах. Это был пистолет типа Астра Т-60 с тридцатизарядным магазином.
Третий странный предмет заметил не сразу. Когда выходил из тоннеля, задел что-то ногой, и сразу не придал тому значения. Но обострённые чувства и всё, что с ним произошло и происходило, заставило обратить внимание и на такую мелочь. Нагнувшись, увидел на земле небольшую плоскую коробочку, с одной стороны запаянную стеклом. Вращая её в пальцах, рассмотрел блестящие кнопочки, и, недолго думая, нажал на одну из них. С противоположной стороны выдвинулся конус - как миниатюрная башенка, и, после нажатия на другую кнопочку, на стекле проявилось изображение травы и кустов - их он видел перед собой. Пришло понимание: это легендарный фотоаппарат, которых в его теперешнем мире (как и мобильных телефонов) уже давно не было и в помине.
В карманах не нащупал ни одной немецкой марки, и, не заморачиваясь, без билета вскочил в электричку. На его удивление, за всю поездку билетов никто не проверил. …
- 8 -
Вернувшись в город, первым делом направился в кассу: получить зарплату.
Перед окошком кассирши собралась очередь из пяти человек.
Когда дошёл его черёд, протянул свою учётную карточку, но денег не получил.
- В чём дело, фрау? - уже чувствуя, как что-то пугающее тупо надвигается, вызывая неприятную тяжесть в желудке, спросил он.
- Не положено.
- Что значит "не положено"! Вот моя учётная карточка. В чём дело?
- Не положено.
- Что "не положено": выдавать зарплату, сообщать - по какой причине она не выдана; или что-то ещё "не положено"?
- Не положено.
- Да что ты заладила, как попугай!
Женщина покрылась краской и белыми пятнами, губы её дрожали.
- Давай сюда ведомость! Живее!
- Не положено… - Она привстала, дотянулась до чего-то перед собой, и тут же окошко наглухо закрылось железной заглушкой.
В очереди раздался ропот. Уже собралась немалая толпа, и эта толпа стала гудеть и волноваться. Прозвучал резкий крик полицейской сирены, и Гюнтер поспешил удалиться подальше.
Не спеша, обошёл все места, где мог ошиваться Герберт. Обе забегаловки, пивную, биллиардную, дешёвую столовую, прачечную. Уже отчаявшись, нашёл-таки этого козла в магазине. Тихо подкрался сзади, не торопясь немедленно выдавать себя. Тот, озираясь по сторонам, сгребал с полки и запихивал за пазуху мелкие товары. "Привет, воришка, а ты, выходит, ещё и клептоман?!". Застигнутый врасплох чуть не наложил в штаны, нервно засуетившись - словно не зная, что делать: то ли вытряхивать украденное назад, то ли оправдываться перед приятелем, то ли бежать. "Не дрейфь, тать, пошли за угол, разделим добычу". И, чтобы клептоман не ускользнул, крепко ухватил его за шею.
Они протиснулись в узкий тупичок между домами, и Герберт хотел уже было дрожащими руками "поделиться", только его товарищу этого было мало. "Я кормил тебя и поил целых два года. Пора и честь знать. Давай месячную заначку - и мы разошлись, как в море два капитана". Хотя воришка и выглядел испуганным, своей месячной зарплатой он делиться не собирался, только запальчиво прижал ладонями и даже застегнул на кнопки оба кармана. Гюнтеру без особых усилий удалось заломить товарищу руку и повернуть к себе спиной. "Знаешь, что я теперь с тобой сделаю? Отымею в заднее место!". Жулик вздрогнул, но и не думал сдаваться. Его приятель достал из бокового кармана кинжал, и, приставив к шее Герберта за ухом, угрожающе просипел: "Не отдашь награбленного - отрежу тебе правое ухо".
Но патологически жадный и безмерно нахальный Герберт впал в раж, в своём бешенстве наглости уже ничего не замечая и полностью игнорируя возможность остаться без уха. Он рванулся, пытаясь высвободиться, выдернул руку (вскрикнув) - и повернулся лицом к обидчику. Тогда этот последний спокойно ткнул в нос наглецу пистолетом, и - с угрозой - промычал: "Считаю до пяти. Если не отдашь 24-ю часть того, что мне должен, пущу пулю прямо в твою наглую харю".
Тот скосил глаза на сталь огнестрельного оружия, и сразу как-то обмяк. Вероятно, сам вид ствола так напугал его, что вся наглость слетела как вошь со стекла. Больше не пререкаясь, он лихорадочно освобождал карманы, в которых оказалась не одна, а целых две стандартные зарплаты. Этот ублюдок уже успел кого-то обокрасть.
Очнувшись от ступора, подвергшийся экспроприации экспроприатор запальчиво выкрикнул в удаляющуюся спину: "Это тебе так не сойдёт. Считай, что ты уже труп!"
Оставив Герберта (как рану - прикрывавшего влажное пятно, всё ярче проступавшее на брючках), Гюнтер направился прямиком в свою квартиру.
Там он застал умильную картину: в зале, за столом, заставленном бутылками и закуской, восседали два незнакомых молодых человека, а с ними - оккупантка, вознамерившаяся отобрать жилплощадь. Тихонько, стараясь не привлекать внимания, он сделал пару шагов на цыпочках - и запечатлел эту милую сценку миниатюрной цифровой фотокамерой. Лицезрев вошедшего, все трое застыли в ступоре, в позе "не ждали". А хозяин, сгребая бутылки одним движением, сбросил их с громыханием на пол. Ствол за поясом и кинжал в боковом кармане придавали уверенности. Гости, от неожиданности вскочившие, тут же попятились. "Значит, ты, обманщица, пируешь в моей квартире с незнакомыми индивидуумами? По закону, это приравнивается к противоправному проникновению в личное жилище с отягчающими обстоятельствами, то есть к грабежу". Оба гостя, по-видимому, обыкновенные ребята, бочком-бочком прокравшись вдоль стеночки, постарались без шума выскользнуть за дверь.
- Ну, и что теперь скажешь, грязная шлюха! Вон из моей квартиры!
- Заткни пасть и слушай внимательно. Это теперь МОЯ квартира. Это ТЫ незаконно проник в моё жилище. А если до тебя ещё не дошло, кто здесь хозяин, тебя быстро научат уму-разуму.
- И кто же будет меня учить? Называй имена, адреса, профессии. Записываю.
- Ты даже не успеешь моргнуть…
- Я пришёл в свою квартиру; отрыл дверь собственным ключом; у меня в нагрудном кармане регистрация права занимать эту жилплощадь, которая мне передаётся в личное пользование. Больше никто в ордер не вписан. Больше никому никаких прав на эту жилплощадь не дано. Так по какому праву ты ещё здесь, расселась и не думаешь выметаться?
- Я здесь по праву жертвы, которую изнасиловали и обрюхатили.
- Всё. Моё терпение иссякло. Пошла вон!
Силой подхватив нахальную шлюшку под локотки, он вздёрнул её вверх, оторвав от сидения. Сжал её запястье, потащил на выход. Как она ни упиралась, ему удалось-таки её выволочь к входной двери. Носком ботинка пододвинул к ней туфли, на секунду выпуская запястье девушки. В тот же момент она обеими руками толкнула его в оба плеча. Толчок оказался настолько сильным, что - от неожиданности - он отлетел и больно стукнулся лопатками о преграду стены. И никак не мог сообразить, как такая некрупная девушка, на голову ниже его, умудрилась так его приголубить. Очевидно, бешеная ярость придавала мошеннице нечеловеческую силу. Снова овладев её запястьем, он распахнул дверь настежь, и вытолкал бы-таки её наружу, если бы её слова не остановили дальнейшие действия: "Ладно. Твоя взяла. Дай мне только одеться. Ты, что, так меня голой на лестницу и выбросишь?" На оккупантке красовалась всего лишь накинутая на голое тело мужская рубашка.
Гюнтер немного смутился, и разрешил насильнице подобрать свою одежду…
- 9 -
Только - временно задержавшись в квартире - наглая девчонка сначала направилась на кухню: заявила, что оставила там браслет и заколку.
- Ну, и где твои вещи? Опять ложь и враньё?
- Ой, как грубо! То размазня, даёт срать себе на голову, то крутого из себя корчит. Козёл! - Медленно наполнив чашку, стала пить маленькими глотками.
- Поживее. Ты давно должна быть на улице.
- А всё потому, что ты интроверт с ярко выраженным комплексом Гардини-Свенсона.
- Хватит заговаривать зубы. Пошла одеваться - и на выход.
- Это - неявная склонность к насилию на фоне укрепления ментального стереотипа мужского доминирования.
- Похоже, кто-то не только вылепил из тебя садистку, но ещё и сделал гендровой расистской. Даже теоретически подковал для гарантии. Вот из-за такого агрессивного феминизма молодые парни перекрашиваются в голубизну, а другие становятся отшельниками, так скоро вся наша белая раса вымрет.
- Ой-ой-ой! Как вы, козлы, любите валить с больной головы на здоровую! Это из-за вас, козлов с яйцами, вся человеческая раса вымрет. Не зря говорится в одной старой книге: "Si demain les hommes et les femmes pouvaient, par un moyen simple, d;cider du sexe de leur enfants, certain peuple ne choisiraient que des gar;ons. Ils cesseraient donc de se reproduire, et, en terme, disparaitraient".
- Ага. Значит, в твою головку вбили не только комплекс вседозволенности, не только загрузили целый том матриархатского радикализма, непомерного для мозгов пятнадцатилетней стервы, но ещё и научили шпарить по-французски. Судя по цитате, героиня книги говорит в сослагательном наклонении, то есть бесцеремонно теоретизирует. В этой умозрительности уже скрывается латентная агрессивность. Прошло 200 лет, но и сегодня пол будущего ребёнка не выбирают по желанию. В чём же тут соль? Одна голословность. Сама природа регулирует соотношение - по ситуации, а в большинстве ситуаций - мужчины чаще погибают, вот в моногамных обществах и требуется рожать больше мальчиков. И это - только одно из сонма возражений. Как раз именно те, что настраивают два наших биологических подвида друг против друга, демонизируя мужчин или женщин - это и есть главные злюки, ведь зло - это не мужское и не женское начало, а третий подвид, подвид моральных уродов, среди которых поровну и баб, и мужиков. Не к этому ли подвиду ты и относишься?
- А ты не относишься? А кто так легко прибегает к насилию? Разве ты не урод, решившийся применить силу против хрупкой несовершенной девочки?
- Но я тебя хоть раз ударил?
- Ха! Да ты мне чуть всю руку не оторвал! - Несовершеннолетняя шлюшка сделала шаг, водрузив чашку на контуар.
И тут случилось непредвиденное. Гюнтер сразу так и не понял, что именно произошло, но почувствовал сильный удар и тепло заливающей левый глаз крови. Лишь где-то в закутках разума молнией пронеслось: малолетка нанесла ему удар сковородкой. И как только ухитрилась с подобной прытью подхватить такую тяжесть!
Само тело, его слепые инстинкты - спасли от неминуемой гибели. Если бы не мгновенная реакция, чугунный обод раскроил бы ему череп. Только позже, когда он стал обдумывать случившееся, пришёл к выводу, что, вместе с потоком информации, в его мозг влились многочисленные навыки и умения, в том числе и навыки хорошо тренированного тела, что достигаются годами обучения. То, что он мгновенно отшатнулся, предотвратило сокрушительный удар, который, благодаря этому, прошёл по касательной.
Но казалось, что, уклонившись от максимального приложения первого удара, он ещё не увернулся от смерти, потому что взбешённая малолетка продолжала размахивать своим тяжёлым оружием с неослабевающей силой, наступая и целясь в висок своей жертве. А кровь, заливавшая глаз, мешала хорошо рассмотреть амплитуду ударов. Невероятно - как Гюнтер смог так отклониться назад верхней частью тела, одновременно делая подсечку под выставленную вперёд для второго шага ногу своей соперницы. Если бы он позволил ей сделать ещё шаг, его ждала бы незавидная участь.
Малолетка грохнулась на пол, своим падением вызывая в мужчине волну участия, опасений (за неё), и (даже) неоправданных угрызений совести. Именно поэтому он на секунду потерял бдительность, и в ту же секунду в него полетел первый нож. Уму не постижимо - как она изощрилась в падении заграбастать набор кухонных ножей, но и меткость хулиганки поражала точностью. Если бы это были метательные ножи, каждый бросок попал бы в цель, и Гюнтер выглядел бы сейчас как ёжик, утыканный иглами. К его счастью, два ножа шлёпнулись о него ручками, третий угодил в металл пистолета (разорвав карман), четвёртый всего лишь оцарапал лезвием бедро, а от пятого удалось увернуться.
Не дожидаясь пока атаковавшая его встанет с пола, он демонстративно достал пистолет и направил в цель. И на сей раз психологическое воздействие возымело эффект. Как только малолетка увидела пистолет, её иступлённая ярость будто бы испарилась. Она моментально сникла и съёжилась. И то, что она узнала это невозможное в нынешнем мире оружие, наводило на определённые мысли.
- Медленно встаёшь - и без фокусов. Руки держишь над головой, чтоб я их видел. Идёшь медленно к двери. Выходишь. Спускаешься на один этаж ниже. Ждёшь там - я выброшу твою одежду. Понятно задание? Урок выучила? Теперь, смотри, ничего не напутай, иначе - сама знаешь, что.
Едва оказавшись на ногах, она вернула себе самообладание, и лениво двинулась наискосок через комнату, с вызовом покачивая бёдрами. У ближайшей к выходу стены приостановилась, тронув себя руками - и тотчас рубашка мягко соскользнула по её телу на паркет. Полностью обнажённая, девица игриво подняла руки над головой, словно раскаиваясь в нарушении приказа, и теперь, спохватившись, выполнила навязанное условие, но, демонстрируя себя, делала это так эротично и завлекающе, что даже камень бы, наверное, встрепенулся от похоти. "Спасибо за аренду", - кокетливо проворковала она, прижимаясь грудью к стене и вертя своей голенькой попкой. И на Гюнтера накатила такая волна неодолимого чувственного воздействия, что он - помимо воли - оцепенел. При дневном свете фигурка девушки, её упругое юное тело - были настолько совершенны и привлекательны, что волна желания прокатилась от пяток до груди, согревая и напрягая мышцы, и выпячивая мужскую плоть так, что хоть прикрывайся руками. В тот самый момент прелестница и сделала новый выпад, полностью открывая все свои женские прелести, когда наносила удар пяткой правой ноги.
Очевидно, она целилась в правую руку мужчины, пытаясь выбить оружие. Теперь она уже точно знала, что он не в силах преодолеть психологический барьер - и не может ни выстрелить, ни ударить женщину (а то и вообще не умеет стрелять). С этого момента пистолет в его руке стал бесполезен. Молниеносная догадка подтвердилась, потому что стервочка, в очередной раз потерпев неудачу из-за отменной реакции оппонента, тут же обернулась к нему лицом уже без тени страха, демонстрируя всю свою обжигающую наготу, выставляя напоказ свои хорошо сформировавшиеся груди, дико возбуждая своим притягательным лоном. С ухмылкой триумфатора отметив его продолжающееся оцепенение, она явно собралась его убивать, сгруппировавшись и готовясь применить серию бойцовских приёмов. Казалось, теперь уже ничто не сможет его спасти, но и на сей раз умения, внедрённые прямо в мозг инопланетным устройством, не подвели. Инстинктивно доверившись своим новым способностям, он сделал какие-то быстрые пассы - и тело девушки обмякло, оставшись без управления центральной нервной системы, поражённой то ли гипнотическим, то ли сонным ментальным ударом.
Не давая ей завалиться на пол, он, преодолевая вновь накатившее желание, подхватил её гибкое горячее тело, отволок на лестничную площадку, и прислонил к стене. Туда же выбросил всю её одежду. Не доверяя дверному замку, застопорил входную дверь имевшимся у него для кухни, и, для пущей надёжности, забаррикадировал как мог. Вернувшись в комнаты, глухо зашторил все окна, прекрасно осознавая, что всё это не помешает ушлым людям забраться в его жилище.
Тем временем, юная шлюшка, очнувшись, стала злобно тарабанить в дверь, выкрикивая ругательства и угрозы, особенно часто повторяя одно и то же: "Тебе это так не сойдёт. За эту квартиру серьёзным людям заплачено, и ты, козёл, можешь считать себя трупом!" …
- 10 -
В вечерней электричке было мало народу. За окном проносились невозделанные поля, запущенные луга, покинутые фермы, обезлюдевшие деревни, сгнившая от ржавчины сельскохозтехника. Ни одного лесочка. Ни одной рощи. Ни одного зелёного пяточка. Вопреки идейным клише, утверждавшим, что современная цивилизация является антитезой высокотехнологической и перенаселённой цивилизации 21-го века (уничтожившей природу, вырубившей леса, запустившей климатическую катастрофу) - даже сейчас, в середине 22-го века по старому летоисчислению, или, как теперь принято, в 100-м году новой эры, не появилось ни лесов, ни девственно чистой природы, ни возрождения флоры и фауны. На Североамериканском континенте, в Австралии, в Европе - выстригли последние чащи. И только города всё разбухали и разбухали, вопреки деградации транспорта, стагнации распределения продуктов, убогости товаров, резкому ухудшению обслуживания и жилищных условий - пусть все семьи или одиночки и обитали в многокомнатных квартирах со всеми удобствами.
Из пассажиров вагона только двое читали, остальные тупо глазели в окно, отягощённые зевотой, или жевали как мулы, двигая нижние челюсти из стороны в сторону, или клевали носом.
Но в другом вагоне Гюнтеру попались на глаза два живых паренька, от которых он узнал, что Зильбердорф - это всего лишь одна улица с одним-единственным уцелевшим домом. И - сойдя с поезда - не имел никаких сомнений, чётко зная, куда двигаться.
Ещё не доходя до нужного дома, услышал громкую брань. Её источником являлся вертлявый хамоватый паренёк с вульгарными ужимками и бегающими глазками, который оскорблял и запугивал двух девушек, стоявших напротив него, в палисаднике. Он осыпал их ругательствами и величал "беглянками", из чего можно было заключить, что это "те самые".
В свете закатного солнца, лучи которого волшебной охрой покрывали коньки крыш соседних полуразрушенных домов, девушки казались настоящими красавицами. Они были совсем разные, но с похожим разрезом глаз и с одинаковым очертанием лица и подбородка. Он узнал их сразу, и они узнали его мгновенно.
И явившийся к ним с угрозами выродок сразу же идентифицировал Гюнтера, живо встрепенулся, даже как будто обрадовался.
- А, смотри, кто к нам ещё пожаловал! Ну, ты, парень, попал! - Он вихляво приблизился и глумливо оскалился, ожидая произведённого впечатления. Но Гюнтер с неожиданной силой ткнул шута ладонями в плечи, заставив отступить на пару шагов. Он распознал в этом клоуне простую шестёрку.
- Это ты попал, урод!
- Опс! Да ты форменно оборзел, залётный воробей. Ты нам ещё не прокуковал, куда пропали ребята. Их ведь ночью не шаровой молнией шарахнуло.
- Так они… что - пропали? Вот это да! Как же я рад! Туда им и дорога.
- Поговори, поговори, пока язык не вырвали.
- Ты мне угрожаешь? - И он ещё раз с силой толкнул посланника, снова заставив попятиться. И, хотя тот оскалился и вызверился как гиена, Гюнтер продолжал наступать, не чувствуя сиюминутной опасности. Вряд ли этот прихлебатель станет прыгать на чужака без команды "фас!".
- Ох, как пожалеешь, пацан! Ещё как пожалеешь.
- Ты за меня не переживай. Главное - вали отсюда, перебирай ножками. Вот так. Умница. - Уже шагая к железнодорожным путям, тот вполоборота ещё показал жестами, что всё, мол, тебе капец, и, уже больше не оборачиваясь, направился к станции.
Девушки заахали и заохали, сокрушаясь по поводу того, что причинили Гюнтеру серьёзные неприятности, и советуя побыстрее добраться в город, пока хулиганы не очухались, не нагрянув всем скопом.
- А как же вы? - испугался тот.
- Мы как-нибудь выкрутимся.
- Это как: как-нибудь.
- Мы же местные. Знаем всех как облупленных.
- В этом как раз и заключается главная опасность. Именно потому, что вы их знаете, вам и в голову не придёт, какие это нелюди. Или вам всё ещё кажется, что это всего лишь знакомая вам местная шпана? А они уже не простые хулиганы, но матёрые волки. Вам разве мало того, что с вами собирались учинить на ферме моего двоюродного деда?
- Так это ферма твоего двоюродного деда?
- Вот именно. И мне ещё предстоит выяснить, что эти бандиты с ним сделали. Правда, я своего родственника уже года два как не видел…
- Поторопись. У них мотоциклы.
- Какие мотоциклы?
- А ты разве не знаешь?
- Те самые, из древних кинофильмов?
- Те самые.
- Откуда?
- Не знаем.
- А как же полиция, жандармерия, участковый?
- Мы люди маленькие. Это не наше дело.
- Дело даже не в этом, - старшая или главная из них дёрнула другую за платье. - Кто их там разберёт?
- Ну, ладно. Давайте быстрей собирайтесь - и живо со мной. - Гюнтер сделал жест рукой. Девушки переглянулись.
- За кого ты нас принимаешь?
- За тех, над кем нависла реальная угроза. Или вы сомневаетесь во мне?
- Но мы не собираемся жить в чужом доме…
- Добавьте ещё: в чужом городе, в чужой квартире, у чужого человека… Да этого не потребуется. Перекантуетесь пару дней, пока страсти улягутся и что-нибудь прояснится. Сколько осталось до ближайшей электрички?
- Двадцать минут.
- Тогда торопитесь. Иначе нам всем не поздоровится.
- Вот упрямый! Ну что с ним делать! Придётся ехать. А то ведь и впрямь забьют. Поехали.
- А вещи? Пусть и на пару дней, но надо ж собраться в дорогу.
- Да нам и нечего собирать. У нас практически ничего нет.
- У нас уже всё отобрали.
Совершая бросок к станции, все трое посматривали по сторонам и оглядывались. В воздухе прямо-таки висела невидимая опасность; спиной чувствовали, что она приближается.
Уже сидя в электричке, не расслабились - пока состав не тронулся. Но и во время движения нервозность не отпускала: вдруг знакомые рожи явятся из соседних вагонов.
А тут и все пассажиры буквально прилипли к окнам. Оттуда донёсся надрывный рёв. Пять мотоциклов, ревя моторами, неслись с обеих сторон от поезда, и сидящие в сёдлах крепыши нагло заглядывали в окна. "Пригнитесь!" - тут же скомандовал Гюнтер, и сам поспешил сжаться в комок. А от сгрудившихся пассажиров неслись восторженные возгласы и приветственные крики. Легендарные мотоциклы, которые, после запрета, пропали ещё 80 лет назад, вдруг материализовались из небытия. Четыре полицейские машины как раз проезжали параллельно электричке, но полицейские как будто и не замечали бандитов, лишившись зрения. …
- 11 -
До квартиры Гюнтера добрались, когда за окнами уже совсем стемнело. Одинокий микроавтобус проехал под ними; вскоре лишь возгласы редких прохожих ещё иногда вспарывали безмолвие. Зато в первом часу ночи из дома напротив раздались пьяные крики, грянула музыка, и - на всю округу - долго разносились звуки дикой оргии.
С непривычки, девчонки тяготились этим городским кавардаком. Они сидели на краешках стульев как на вокзале, не решаясь ни к чему притронуться; не осмеливаясь вскипятить себе чай; жалкие, одинокие в чуждом для них мире. Их спаситель предложил большую кровать в спальне, а сам - сказал - устроится в зале.
Но никакой реакции не последовало: ни кивка, ни согласия, ни возражения.
Он ещё лучше рассмотрел их: носительниц редкой, исключительной красоты. То ли старшая, то ли главная - имела бархатные светлые брови, длинные русые волосы, выразительные сине-зелёные глаза, нежную шею, чуть выдающиеся скулы, волевые, но чувственные губы, классический прямой нос. Другая была шатенкой с короткой стрижкой, на открытом лице которой сидел аккуратный носик; у неё были едва заметные ямочки на щеках, бархатистая кожа, серые глаза с длинными ресницами, и яркий чувственный ротик. Таких красавиц хотелось холить, лелеять и защищать. Залюбовавшись ими, Гюнтер забыл обо всём на свете, но, спохватившись, подал им кофе с пирожными, купленными ещё до отъезда, и сообщил, что должен на пять-семь минут отлучиться. Реакция гостей последовала незамедлительно. Они стали наперебой верещать, что не хотят остаться одни, но - стоило показать, как пользоваться замком и как тщательно запереть дверь изнутри: стихли.
Гюнтер поднялся на верхний этаж, залез на чердак, и спрятал оружие в давно присмотренный схрон. Вернувшись в квартиру, стал знакомиться с сёстрами. Представился сам, назвав своё имя.
- Аннета.
- Берта.
- Теперь будем спать, а завтра займёмся делами.
- Какими делами?
- Обсудим ближайшие планы.
- Мы не планируем здесь долго задерживаться.
- Ну и что. Всё равно предстоит заняться всякими мелочами и не мелочами. Хотя бы купить для вас самое необходимое.
И - в который уже раз за последние 48 часов - отметил, что нечто его "тормозит". Через неравные промежутки времени он словно впадал в ступор: пусть всего лишь на пару мгновений. Это проявлялось парализующее воздействие внедрённого в сознание информационного механизма. Ещё в электричке выяснилось, что он в состоянии прокручивать в голове целые пласты закачанной в память информации, среди которой - весь свод законов. Любая часть гражданского, уголовного, трудового, или процессуального кодекса всплывала как перед глазами. Он мог теперь цитировать любой параграф любого закона без шпаргалки.
Оцепенение моментально прошло; он потушил верхний свет, показал гостьям спальню, и стал готовится ко сну.
Казалось, все тревоги прошедшего дня позади, но громкий и настойчивый стук в дверь заставил всех троих насторожиться. За дверью стояли пять полицейских. Самый первый, огромный и грозный, достал из папки внушительный лист бумаги и объявил - словно средневековый глашатай: "В связи со злостным изнасилованием малолетней, Гюнтер Леонхард Мютрихьт подвергается аресту. Мы также должны произвести обыск". Другой полицейский заставил арестовываемого протянуть вперёд руки; третий надел наручники.
- Что за чушь! - немедленно возмутился Гюнтер. - Вы, майор Зонненберг, грубо нарушили закон. По статье 398, дробь 15, Общего Свода Правил Новой Эпохи, а также по статье 1 тысяча 215 Правил Ареста и Содержания Под Стражей, и по статье 939 Уголовного Кодекса Четвёртого Рейха, любой донос или жалоба должны быть сперва рассмотрены Комиссией Четырёх, и не могут являться основанием для ареста. Во-вторых, никакое обвинение не может быть предъявлено до суда. В-третьих, ни один гражданин не может считаться ни обвиняемым, ни подозреваемым до предъявления конкретных фактов, в совокупности признаваемых составом преступления. В-четвёртых, состав преступления определяется по всем, чётко оговоренным законами, характеристикам, и структурно разделяется на следующие элементы: объект преступления, объективная сторона преступления, субъект преступления, субъективная сторона преступления. Отсутствие любого из них свидетельствует об отсутствии состава преступления. В-пятых, арест и содержание под стражей до суда производится в нашей стране только при исключительных обстоятельствах, или при условии признания подозреваемого опасным рецидивистом. В-шестых, вы нарушили Правило 288 Административного Кодекса Арестов, запрещающего применять к арестованным наручники в ситуациях помимо строго оговоренных. В-седьмых…
- Достаточно, гражданин Мютрихьт. - С Гюнтера сняли наручники. - Арест отменён. У Вас есть два выбора. Либо Вы добровольно отправляетесь с нами в полицейское управление номер 18, либо будете вызваны повесткой.
- Я отправляюсь с вами немедленно, при условии присутствия в управлении Вашего непосредственного начальника, полковника Шехте, и буду разговаривать только с ним.
- Единственное, что могу гарантировать - это что немедленно доложу о Вас полковнику в момент прибытия; это Вас устраивает?
Гостьи, которые всё слышали, не поверили голословному заявлению полицейских. Немедленная отмена ареста подтвердила, что полиция действовала незаконно. И это, в свою очередь, заставило подозревать, что они имеют дело с происками мстительных подонков, окопавшихся в сельской местности. А, раз у тех такие длинные руки, то резонно опасаться за собственную жизнь. И страх буквально сковал бедных девушек по рукам и ногам.
Видя их удручённое состояние, Гюнтер их подбодрил, заявив, что ручается за их безопасность. "Обещаю, что скоро вернусь".…
- 12 -
Высокий чин принял его немедленно. После оглашения полковником сути доноса, тому был предъявлен ряд требований.
- Прошу зарегистрировать встречный иск: незаконное проникновение в жилище; изнасилование мужчины четырьмя лицами женского пола; злостное мошенничество с целью преступного захвата жилплощади; покушение на убийство. Прошу приобщить к делу вот это. - Гюнтер продемонстрировал изображение на мини-экране цифровой фотокамеры.
- Откуда это… у Вас? - Полковник во все глаза пялился на предмет, который исчез из быта ещё 80 лет назад.
- Это моя личная вещь.
- Э…э…э…
- Также прошу приобщить к делу живые образы Извлечения Детектором Правды. - У полковника отвисла челюсть. - Если Вы сомневаетесь, напомню, что Детектор Правды может быть использован в соответствии с указаниями параграфа 11, статьи 617, Общего Свода Правил Новой Эпохи, а также по статьям…
- Не надо. Довольно. Пройдите в комнату ожидания. Вас проводят к машине Детектора Правды.
Ещё оставалось пару минут, и надо было хорошенько продумать, стоит ли показывать сцены с покушением на убийство. Не выпотрошит ли инопланетное устройство всю его память, не доберётся ли до момента, когда в руке оказалось огнестрельное оружие? Ведь только за его хранение могут отправить на каторгу, а за устрашение им - вообще присудить пожизненное. Но некая внутренняя уверенность подсказывала, что теперь он обладает невиданными ресурсами, и может волевым импульсом остановить трансляцию.
Рядовой полицейский пришёл за ним и повёл на предстоящую процедуру. Там его усадили в чёрное глубокое кресло, соединённое многочисленными трубками с чёрным агрегатом, выпирающим из простенка. Напротив кресла был установлен внушительный экран во всю стену. Больше в комнате никого не было, и даже единственный проход тут же автоматически закрылся. Но Гюнтер помнил из древних кинофильмов, что в 20 - 21 веке подследственных допрашивали в особых помещениях с прозрачной для наблюдателей стеной. Тот, кого трясли следователи, не видел их коллег за перегородкой, тогда как те могли наблюдать за происходящим. Наверное, и тут устроено нечто подобное.
Роботический голос приказал усесться удобней и положить руки на подлокотники, ладонями поверх двух светящихся знаков. Тотчас же мягкие эластичные жгуты выехали из подлокотников, и плотно прижали руки сидящего человека. Вслед за этим, из спинки кресла поползли более широкие полосы эластичного пластика, обернувшие грудь и талию. И, наконец, на голову опустились четыре пары усиков-сенсоров, и тут же экран вспыхнул зеленоватым светом. "Представьте себе соответствующие картины из Вашей памяти, подтверждающие Ваши показания", - приказывал голос. И Гюнтер представил. На экране волшебного телевизора взаправдашне, будто в реальном времени, возникли кадры насильственного удержания голого мужчина на широкой кровати, связанные руки и ноги которого тщетно напрягались в попытках вырваться, а на нём поочерёдно восседали голые наездницы, доводя себя до неистового экстаза. Королевой балла могла считаться знакомая ему малолетка, великолепней, гибче и красивей которой не было среди всей четвёрки.
Дальше изображение прыгнуло прямо в воздух, раскинувшись широкой голографией через комнату, и, в реальный рост, высвечивало его самого и ту же малолетку на кухне. Вот удар коварной преступницы сковородкой. Вот она метает ножи. Вот сбрасывает рубашку. Образы казались такими яркими, красочными, будто ещё более сочными, чем в действительности, и невероятно соблазнительное женское тело своей обнажённостью теперь волновало ещё сильней.
Когда он попытался задержать каскад движущихся образов, этот безостановочный конвейер немого кино (речи не было слышно) ему остановить с первой попытки не удалось. Лишь через полсекунды "кинолента" застопорилась, голография схлопнулась, а большой экран стал мигать хаотичными вспышками и всполохами, сопровождаемыми треском и писками. "Не останавливать представление! Не останавливать представление!" - раздался приказ. И затем: "Назовите причину прерывания".
- Не получается, - громко заявил Гюнтер. - Стрессовая блокировка.
- Ответ анализируется, - раздалось в комнате. - Похоже на правду.
И все жгуты и захваты отпустили руки и грудь.
Когда он вернулся в кабинет начальника, тот сидел с задумчивым видом, постукивая концом шариковой авторучки по девственному листу бумаги. Полковника не вывел из этого состояния даже громкий доклад его подчинённого: "Подследственный доставлен по Вашему приказанию!". И только через минуту тот словно очнулся.
- Кто Вы такой, господин Мюнтрихьт?
- Вы знаете сами.
- Что-то не сходится.
- Это Ваши проблемы.
- Нет, это НАШИ проблемы.
- Ничем не могу помочь.
- Значит, Вы отказываетесь сотрудничать.
- Ни соглашаться, ни отказываться не в моей компетенции.
- Тогда просветите: в чьей именно.
- Уверен, Вы о многом догадываетесь.
- Но что я должен делать?
- Следовать букве и смыслу Закона.
- Я должен Вас отпустить?
- В соответствии с правилами.
- И это всё?
- А что Вы ещё хотите?
- Гарантий.
И, словно ещё раздумывая, приказал подчинённому: "Отпустите его домой".
Теперь, шагая по предрассветным просыпающимся улицам, Гюнтер не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего. Вот проехала поливальная машина; её водитель - раб или доброволец? Как согласовать это с самыми расхожими сегодня лозунгом: "Мы не рабы; рабы не мы"; "Мы не рабы тупого труда"; "Кто не работает - тот ест".
Вот уже мойщики витрин высыпали на улицы. Кто они: рабы, добровольцы?
На это не было ответов.
Он дошёл до одной из центральных площадей, на которой установлен гигантский двадцатиэтажный телевизор. Этот монстр иногда оживал, транслируя прения из Парламента, иногда гас на много часов, красуясь своей светлой поверхностью.
И тут же, на площади, услышал перепалку двух типов у парадного входа дешёвой столовой. "И кто теперь выплатит этот огромный штраф?!" - разорялся высокий господин в шляпе. - "Вот, сволочи, раз за отсутствие телевизора они бьют по башке таким штрафом, пусть тогда помогают купить!" - "Это не твоего ума дело!" - поучал старший.
И тут Гюнтера осенило. Он принялся "перематывать" закачанную в мозг информацию, и быстро нашёл требуемое: оказывается, телевизор должен быть в каждой квартире, в каждом доме, в каждом учреждении, в каждом магазине. Директора и управляющие обязаны обеспечить установку телевизоров на подведомственной им территории. За отсутствие телевизора наказывали штрафом, а, повторно - уже и тюремным заключением.
Но и это не всё. Он постарался копнуть глубже, в более тщательно спрятанные слои внедрённой в его память информации. Это оказалось не так просто. То ли ему показалось, то ли он вообразил это себе, но как будто в своей голове услышал или представил чей-то голос: "доступ не авторизирован". Тогда он отправился в обход, представив, будто проходит сквозь стену или вскрывает сейф. И получилось! Стали мелькать визуальные картинки, расплывчатые образы и переведенные в зрительные слуховые сигналы. Суть их сводилась к тому, что любое человеческое существо немедленно регистрировали невидимые щупальца исходящего из телевизоров излучения. И в дальнейшем распознавали любого по индивидуальному следу биотоков мозга. Это только в исполнении лживой государственной пропаганды Новая Эра, якобы, прекратила тотальный тиранический контроль с помощью миллионов видеокамер, мобильных телефонов, компьютеров, и прочих электронных устройств. И, пусть этих соглядатаев и жандармов не было в Новом Мире, продолжалась не менее зловещая тоталитарная слежка за всеми гражданами и манипуляция их сознанием.
В родильных домах, в магазинах, в общественном транспорте, в столовых, кафе и закусочных, в общественных местах и учреждениях, даже в туалетах - везде стояли миллионы телевизоров, осуществляющих круглосуточную слежку и контроль. И, в дополнение, на некоторых площадях установлены гигантские многоэтажные телевизоры, сканирующие целые районы города, чтобы не упустить ни одного индивидуума, не охваченного тотальной слежкой.
Когда он вошёл в свою квартиру, обе сестры бросились ему навстречу, и тёплое прикосновение их нежных губ на обеих щеках он почувствовал, как ласку тёплого моря после ледяного душа. И такая волна счастья, признательности, нежности и волнения прокатилась по сознанию, что все недавние передряги показались сущими пустяками.
- 13 -
В то же время, в том же городе, в одном из похожих на бункер подземных гаражей, скользили двойные светящиеся тени, которых насчитывалось восемь.
Отсюда в небо бил невидимый никому из людей столб огня, для этих существ выглядевший как переливающееся сполохами сиреневато-голубое с зелёным отливом сияние. Все восемь сущностей были подобием людей, точнее, выглядели как люди, но состояли из другой молекулярной, волновой и биполярной основы. Они прибыли на Землю через телепортационные каналы, но их гигантский космический странник, висевший за орбитой Луны и соединённый с земной базой тем самым огненным сиянием, прибыл окольными путями.
Экспедиция Межгалактического Контроля ставила перед собой несколько важных целей.
Сравнительно недавно Вселенское Содружество Галактик обнаружило этот совершенно особый кластер миров, где время и пространство организованы совершенно по-иному, и где находилась всего лишь одна-единственная обитаемая планета. Во всём этом скопище галактик доминировала некая искусственная материя, не выявляемая больше нигде, ни в одном из миров. Кроме неё, обнаруживалась и неуклонно расширявшаяся тёмная материя, природу которой, казалось, установить невозможно.
Если во всех вселенных время являлось единой неразделимой глыбой, где материя практически нетленна, живые существа бессмертны, а вечность - является единственной хронологической единицей, то здесь всё двигалось из прошлого в будущее, а движение в обратном порядке перекрывалось нерушимыми законами. Условно эту организацию предлагалось назвать "анти-эволюцией": от рождения к смерти. Вот и присутствовать в этом мире Стражи Контроля могли исключительно в виде двойных расплывчатых теней.
Они надеялись именно здесь отыскать разгадку тому, почему во всех мирах осознающие себя разумными существа формируются исключительно в виде приматов.
Надеялись разгадать и тайну данной искусственной Тюрьмы Времени, созданной в ипостаси твёрдой и устойчивой среды, отделённой от всех остальных вселенных своей собственной сущностью.
Надеялись понять, почему развитие тут цивилизации имело место на одной-единственной планете.
Но и более приземлённые - в переводе на понятия землян - задачи ставились: разгадать, каким образом вот уже почти 100 лет людям удаётся обеспечивать себя всем необходимым, при том, что в большинстве государств члены правительств пребывали в статусе рабов, почти никто не работал, а научно-технический прогресс был отброшен на 200 лет назад. Тем более, что - всегда отражающий истинное положение дел, но доселе ханжески запрятываемый - девиз "кто не работает - тот ест": был признан главным лозунгом новой "реформации" со всем ей присущим цинизмом.
Иновселенцев поражала астрофизическая устойчивость этой особой вселенной, при её коренной нестабильности и флуктуациях дихотомического абразива. Та же необъяснимая устойчивость при чуть ли не тотальной энтропии поражала и в отношении человеческих обществ.
Два взаимоисключающих процесса вечно изничтожали друг друга, никогда не доходя до стадии полной взаимной аннигиляции: один, вызванный инстинктом разрушения, другой, вызванный инстинктом созидания. Этот дихотомический двигатель работал как внутри народных масс, так и в среде правящих кругов, но - на уровне их взаимодействия - превращался в противостояние. В меньшинстве случаев, власть представляла собой эпицентр деструкции и распада. В большинстве примеров, анархия или автаркия народных масс натыкалась на цементирующую и структурирующую природу власти.
В этом случае, народ представлялся как бы субъектом, увлекаемым неодолимой жаждой разрушения и самоуничтожения, раздираемым инстинктами зависти, ревности, жадности, лени, похоти, жажды убийства и грабежа, неконтролируемого азарта, эгоизма, и злобы. Шумные компании юнцов опрокидывали установленные на улицах почтовые ящики в рост человека из толстой жести; пачкали или портили специальные кабинки с кнопкой для вызова Скорой Помощи; вырезали нецензурные слова на дерматиновых сидениях автобусов; а дерзкие шайки малолеток подбрасывали доски с гвоздями под колёса проезжающих машин. Чем зажиточней и благополучней жилось при самых гуманных и справедливых правителях, тем настойчивей люди стремились сменить эти правительства на их конкурентов, надеясь "выбить" для себя ещё большие блага, а - в итоге - приводили к власти сущих монстров. В них разгоралась подспудная ненависть к справедливым правителям потому, что в руках тех находилась власть творить добро, то есть осуществлять нечто такое, что их ненавистникам было либо недоступно, либо не присуще.
Большей части народа оказалось присущим неконтролируемое самоутверждение, выражающееся в чём угодно: в самоубийственном штурме совершенно неприступных горных вершин; в разнузданном вандализме; в сокрушении самых могущественных, развитых и совершенных империй; в массовых убийствах конкурирующих этносов или представителей этнических меньшинств; в грубых развлечениях пытками, гладиаторскими боями, дуэлями, насилием; в унижении самых гениальных и самых тонких натур.
Власть, со своей стороны, пресекая деструкцию и мобилизуя все силы общества для решения единой задачи, очень скоро подменяет актуальные задачи ложными, свои истинные функции фальшивыми, и свою позитивную роль негативной.
Более ни менее вменяемое общество, бывает, продержится (да и то в особых регионах и в особых случаях) не более 10 -15 лет, и снова наступает продолжительная полоса скотского рабства, авторитарной тирании, разнузданной коррупции, несправедливости и неравенства, прерываемая 10 - 20-тилетними пароксизмами людоедских диктатур и тоталитарных режимов (это не считая революционных пожаров), пожирающих десятки миллионов людских существ, разрушающих прошлые достижения, уничтожающих прежнюю культуру, доводящих энтропию до предела. Удивляло иновселенцев и то, что практически за всеми жуткими преступлениями самых бесчеловечных режимов стояли более умеренные государства, тайно провоцируя своих конкурентов на трансформацию в тирании с костоломной машиной уничтожения, чтобы потом столкнуть лбами эти тирании во взаиморазрушительных войнах.
И никакие приступы ярости толп, никакие преступления мафии, никакие спонтанные народные волнения, с их тысячами жертв, не шли ни в какое сравнение с преступлениями государств, манипулируемых самыми жуткими уродами - чемпионами злобы и ненависти.
Особенно поражала инопланетных созданий извечная практика рабства, ведь в их мире это считалось наибольшим злом, и любой рабовладелец подлежал немедленному уничтожению вопреки всем невообразимо гуманным порядкам. Не только древние государства планеты Земля и унаследовавшие их рабовладельческие и феодальные традиции "восточные" тирании (как их именовали северяне, представители Запада, кичившиеся своим общественным устройством), но и сами страны Всепланетного Севера (самые развитые на планете) до сих пор не отказались от реликтовых проявлений рабства. Самым ярым непревзойдённым рабовладельцем в исторической перспективе среди них оставалась Англия, которую так никто и не затмил.
И отпочковавшиеся от неё (от Великобритании) государства англосаксов не отставали от материнской монархии. Если до 18 столетия значительную часть рабов составляли люди с белой кожей, то к 19-му подавляющее большинство составили чернокожие. И вот теперь - как стало известно инопланетной экспедиции, в 100-м году Новой Эры, в северном анклаве другого континента, отделившемся от некогда (ещё 90 лет назад) доминировавшего над всем миром государства, был открыто установлен рабовладельческий режим с "обратным знаком". "За то", что англосаксы - часть предков людей с белой кожей - когда-то обратили чернокожих в рабов, все белые мужчины были превращены в рабов и закованы в кандалы (для "искупления вины "белой расы"). Зато белые женщины не только не лишились своих прав, но даже доминировали среди себе подобных влиятельных дам. Формально не являясь рабами, чернокожие мужчины всё же подвергались дискриминации и унижению, потому что общественное устройство в этом североамериканском анклаве имело все признаки вульгарного матриархата. Мужчины в обязательном порядке носили на своём теле клеймо какой-нибудь из женщин, обязаны были покрывать лица черной тряпкой, и служили в качестве сексуальных игрушек для местных самок.
А в разных там эмиратах и прочих подобных монархиях не менее отвратительные самцы использовали женщин как сексуальных рабынь, безмерно измываясь над ними и развлекаясь гнусными издевательствами. Но и за фасадом заскорузлого феодально-монархического здания британского империализма монархи и лорды продолжали скрытно заниматься тем же, что и 500 лет назад, на словах лживо рассуждая о "равенстве" и "справедливости". Разве что в этом, 100-м году Новой Эры, никаких королей и лордов формально уже не осталось, хотя прежние порядки по-прежнему сохранялись de facto.
При сильном упрощении, выяснялось, что для землян характерны 2 основных типа социумов: тот, в котором превалировала грубая сила государства и его чиновников, управляющих с помощью неприкрытого насилия, тюрем, крайне свирепой цензуры, и бесчисленных сложных табу - не допускающих никакой самодеятельности, малейшего неподчинения, самого мизерного покушения на иерархию того, кому что дозволено, или самого мелкого нарушения; и тот, в котором не менее грубое насилие тонко камуфлировалось изощрённой демагогией и "научным" промыванием мозгов, с целью затушевать аналогичное рабство и стены аналогичных тюрем, подсовывая умело сработанную иллюзию "благополучия" и "порядка". Как ни странно, именно второй тип оказывался ещё более лживым, потому что в исторически сложившихся у землян обществах только колоссальные нагромождения лжи способны чуть уменьшить применение грубого насилия, отчего самая крайняя, циничная ложь, от внешнеполитических и внутреннеполитических событий - до криминальной хроники, раскинула свою мохнатую паутину именно в таких социумах.
Только самые свирепые диктатуры могли посоревноваться в нагромождении лжи с самыми "большими" "демократиями".
Руководители инопланетной экспедиции, находясь внутри своего космического странника в собственной ипостаси, только руками разводили, не в силах ничего понять. Но самой большой загадкой для них оставалось именно теперешнее положение вещей, установившееся после той всемирной бескровной революции 2034 года, после которой уже 100 лет царил глобальный режим Новой Эры.
И тогда, когда они уже, казалось бы, отчаялись разгадать сущность именно этой, самой современной эпохи, их межгалактический сканнер внезапно подал никем не ожидаемый сигнал: в том самом городе, где окопался их "восьмичленный" десант, обнаружился индивидуум с характеристиками высшего уровня, невозможными для этой земной цивилизации, стоящей на несоизмеримо более низкой ступени.
Это был Гюнтер...
- 14 -
Сам же виновник последовавшего за тем переполоха в данный момент спокойно завтракал на кухне, в компании двух самых прекрасных девушек, когда-либо рождавшихся на грешной Земле.
И приятный сентябрьский ветерок из чуть приоткрытого окна, и привычные звуки с улицы, словно несущие вечное и нерушимое: всё окрыляло и обнадёживало, как будто и не было в последние дни видения конца света.
И глаза старшей из девушек, встретившись со взглядом приютившего их молодого человека, загорелись тем же ответным огнём, что и без всяких слов давал самый желанный, самый нужный обоим ответ.
Даже вид развратных наглюшек в квартире напротив, среди которых - за столом - просматривались телеса той самой малолетки, место которой в прежние времена было на виселице, а в нынешние времена - в "исправительном консорциуме" (как "благородно" нынче именовалась тюрьма), и та смеялась и выпивала со всеми как ни в чём не бывало, не испортил настроения. Тем более, что ни она, ни Хельга, ни Клара даже и не посматривали больше в его сторону, будто его для них не существовало.
Для пущего счастья, Гюнтеру предстояло только восстановить свою зарплату, выдачу которой незаконно прекратили. Так как университетская стипендия не превышала зарплаты, на последнюю, по закону, он не мог покушаться. Он вознамерился вписать в квартирный ордер обеих сестричек, чтобы те - на законных основаниях - продолжали проживать в его квартире, и получали бы зарплату в том же объёме, что и все горожане.
Перед уходом, сообщил своим "квартиранткам", что собирается в университет, умолчав о своих планах удара по бюрократам: чтоб не беспокоились за него.
Первым делом, снова отправился в кассу, где в окошке сидела та самая тётка.
При виде посетителя, она сразу сжалась, и лицо её пошло красными пятнами.
Кроме него, теперь тут не было никого, и, чтобы окошко не закрыли, он просунул в него свою голову.
Эти действия не столько возмутили, сколько напугали кассиршу, и она в панике отпрянула вглубь кабинки, опрокидывая стул. На шум ввалился её начальник, моментально наливаясь дикой злобой, словно намереваясь своими руками задушить нарушителя.
Но тот и не собирался отступать.
- Мне не выдали зарплату за этот месяц.
- Вон отсюда, иначе я проломлю твою дурную голову!
- Ну, так попробуй. - Начальник рванулся было к окошку, но вдруг что-то почувствовал, и, доверяя своей интуиции, тут же ретировался.
- Я вызываю полицию.
- Давай, вызывай. Заодно и жандармов. Ну же!
- Откуда только такой выискался?
- Вот, герр начальник, я нашла в ведомости. Ему уже выплачена зарплата.
- Ах, вот как! Хотел, значит, получить деньги дважды, шакал недорезанный?! Сейчас так получишь от нас, что мало не покажется!
- И где же моя подпись? - Гюнтер без спросу заграбастал гроссбух-ведомость, и ткнул в соответствующую строчку. - Не успели подделать? И вписано задним числом, уже другими чернилами, и это любая экспертиза подтвердит; ведь явная подделка.
- Чего ты хочешь, урод.
- Я не урод, это вы уроды.
- Мы-то тут при чём?
- Как же не при чём? Даже ещё и при ком! Кто заказал этот клоунский спектакль?.. А?.. Не слышу. Пожалуйста, громче!
- Его не зовут, он сам приходит. И не советую с ним встречаться. Лучше сам уходи.
- Вот это мы запротоколируем, - Гюнтер сфотографировал страницу гроссбуха. - При наличии таких вещественных доказательств вам конец.
Рассмотрев невиданное для нынешнего мира устройство (запечатлевшее изображение страницы), кассирша и её начальник выпали в осадок.
- Мы люди маленькие…
- Большие, маленькие, а зарплату придётся выдать. Невыдача зарплаты у нас считается одним из самых больших преступлений, за это по головке не подгладят. Давайте сюда доску жалоб, я знаю, что в каждой кассе такая имеется.
- На, смотри, ничего у нас нет.
- Хорошо. Тогда я отлучусь во-он в ту кабинку. Или в ваших головах не укладывается, что мне и об этом известно? Там натисну на прямая кнопку, и…
- Нет-нет. Стой! Подожди. Войди в наше положение. Сжалься. Не губи.
- А кто меня пожалеет? Выходит, мне теперь помирать от голода?
- Невозможно поверить, чтобы у тебя не было никаких сбережений!
- О каких сбережениях вы судачите? Или вы забыли, что первого числа каждого месяца текущие деньги аннулируются, и в обращение вводятся новые денежные знаки?
- Не притворяйся недоумком.
- Я не понимаю, о чём речь ведёте. Да ещё и в казённом учреждении. Вам, что, и в самом деле захотелось на жаровню?
- Мы заплатим из своего кармана. Сколько тебе надо?
- Мне сколько надо? Разве вы не знаете, сколько вы мне должны?
- Подожди минутку. Мы мигом насобираем.
- Нет, не надо мне ваших вонючих денег. Да и как мне потом выжить через месяц - что, снова придётся клянчить у вас?
- Так что будем делать? - этот вопрос начальник уже задавал своей подчинённой.
- Тебе видней, ТЫ же начальник.
- Чтобы вы долго не кумекали, вот тут я зачёркиваю эту строку, и в конце ведомости вписываю своё имя. Осталось выдать мне зарплату - и я ставлю свою подпись.
- Запомни: на свою беду ты не оставил нам выбора! На собственную голову. Бери свои деньги и уматывай - только знай, что тебе это с рук не сойдёт. Считай, что ты уже труп.
Теперь у Гюнтера было уже три месячные зарплаты, и у девушек остались неприкосновенными их получки. Рэкетиры из соседней деревни так и не успели сорвать с них обычную дань. С такими деньгами можно развернуться; не то, что раньше.
И он, подталкиваемый душевным подъёмом, поспешил в университет.
Но, пока стоял на углу (перед светофором), его внимание привлекло столпотворение у скромного ресторана, двери которого были распахнуты настежь, пропуская стоящих в очереди строго по одному. Такого Гюнтеру видеть ещё не приходилось. Он продвинулся поближе, и выяснилось, что посетителей пропускают строго по пригласительным билетам. Это было грубое нарушение всех правил, принципов и законов. И по кодексу Новой Эры, и по муниципальным правилам, забронировать ресторан дозволялось исключительно для свадебного пиршества. И всё. Никаких иных исключений не предполагалось. Граждане имели право свободно войти в любое заведение общепита в любое время - от открытия до закрытия. И, так как в столовых, закусочных, кафе и ресторанах никогда не наблюдалось большого притока клиентов (в казённых заведениях кормили из рук вон плохо), никаких очередей или переполненных залов не наблюдалось.
Из чисто спортивного интереса, Гюнтер пристроился в очередь и тоже продвинулся к двери. Два клоуна в ливреях (тоже небывалое зрелище) преградили путь, требуя пригласительного билета. Даже когда нежданный посетитель чётко процитировал все правила и законы, гарантирующие ему беспрепятственный проход, они не уступили. Тогда, поддаваясь уколу интуиции, он запустил руку в задний карман брюк, протянул вперёд пустую ладонь, и произнёс: "Вот мой пригласительный билет!". И сработало! Вышибалы приняли его пустую ладонь за карточку-пропуск. Инопланетная диковинка его опекала и творила чудеса.
В довольно обширном зале было людно. Тут толпились одни мужчины. Группки мужчин то сходились, то расходились, то дефилировали в одну и в другую сторону, и гул голосов, такой непривычный в этом загнивающем мире, чем-то забытым на уровне генетической памяти волновал сердце. А через некоторое время зал наполнился и женскими голосами. Но, вместо того, чтобы отправиться танцевать, как было 100 лет назад в подобных ситуациях, с появлением женщин все принялись организованно усаживаться.
Гюнтер стал опасаться, что для него не найдётся свободного места, но незанятое сидение нашлось: буквально рядом с пяточком, где он стоял. Правда, все остальные, сидящие за столиком, стали на него как-то странно коситься, но он старался не обращать на это внимания. Другое дело, если бы кто-то опоздавший вдруг явился и обнаружил бы, что его именное место уже занято самозванцем. Но и об этом самозванец постарался не забыть.
Обширный зал фактически имел три помещения, раскинувшись в виде ворот вокруг закрытого центрального объёма, который занимала кухня и подсобные помещения. Три входа вели с улицы в каждую из этих трёх секций, и - как раз именно в этой - сидели за столиком под стеной внутреннего объёма пять совершенно лысых мужчин в одинаковых нелепых робах. У каждого виднелся чёрный шарик в правом ухе, и диковинный, поблескивающий серебром, браслет на левом запястье.
В тот момент Гюнтер услышал звуки и увидел первые образы. Пятеро лысых мужчин общались между собой на ментальном уровне, с помощью визуальных образов и символов, и кодированных звуков. Уже самый первый ряд смыслов привёл к выводу, что именно они управляют государством, и что всё это сборище приурочено к решению важных вопросов, и не просто важных, а неотложных. Речь шла, несомненно, о чрезвычайной ситуации. Что-то - очень серьёзное - случилось именно в последние дни. Даже не то, что эти полулюди общаются телепатически, и даже не то, что именно они тайно управляют страной, а - подобные им существа - вероятно, всем миром, поразило самозванца, но то, что эта чрезвычайная ситуация может быть тем или иным образом связана именно с ним.
Вряд ли он сумел бы достаточно быстро перевести символический ряд их телепатического общения в словесные смыслы, но суть обсуждаемого и причины принятия срочных решений дошли до него моментально. Всё разваливается, необходимы радикальные перемены, которые заставят огласить и внедрить в жизнь на уровне рабов-депутатов, и весь режим закамуфлированной тирании придётся ужесточить. Чтобы поддержать неизвестно кому нужный - на фоне всеобщей коррупции, разнузданного беззакония, и двойных стандартов - порядок, теперь нужна - уже неприкрытая - диктатура, а ещё лучше: война. Осознав это, Гюнтер непроизвольно вздрогнул, и в ту же секунду большой телевизор в углу помещения ожил - и громко изрёк женским голосом: "Гюнтер, наше терпение иссякает!". И заплывшая жиром растрёпанная баба указала на него своим кривым пальцем.
Моментально в зале установилась гробовая тишина. Все лица - как по команде - повернулись в его сторону, все глаза сконцентрировались на нём, будто прожигая.
Немедля, самозванец подскочил и бросился к двери.
Он долго бежал по улице, хотя сзади не наблюдалось никакой погони. И, лишь добежав до двери своего подъезда, перевёл дух.
Решил не соваться в университет, отсидеться дома. ...
- 15 -
Именно теперь в гигантский, зависший за орбитой Луны в подпространстве, корабль пришельцев стала стекаться первая сногсшибательная информация. Получалось, что вся эта среда искусственной вселенной однонаправленного времени создана неким циклопическим мега-пространством, в сравнении с которым весь воображаемый космос - не более, чем микромир, заключённый в одной миллиардной миллиардных долей электрона. Для того макромира данная искусственная среда служит как бы магическим генератором некого энергетического ресурса, в свою очередь, выполняющего прикладную функцию для невероятно сложного и бесконечно огромного "чего-то", что - ни теоретически, ни научно-технически - недоступно пониманию.
На более низком, локальном уровне, также посыпались сногсшибательные открытия.
Попавший в радиус действия межгалактического сканнера индивидуум К-259-0017855-2861535 вывел на связь с совершенно отличными от расы земных и иновселенских людей мыслящими существами. Их физические сущности находились где-то невероятно далеко, в совершенно ином, параллельном подпространстве с кардинально иными свойствами, о которых ничего не известно. В мире Земли они присутствовали своими иллюзорными фантомами, и были похожи на прозрачную, но отливающую медью домашнюю моль. Эти космические пираты-поработители устроили четыре бункера на разных континентах, где неведомым образом сконцентрировали свои высокотехнологические устройства, с помощью которых внедряли в сознание строго отобранных избранников устойчивую программу подчинения, работавшую в обе стороны: подчиняя ментального мутанта поработителям, и, одновременно, подчиняя ему все властные структуры человеческого общества.
Что именно получают от людей космические завоеватели и для каких целей они захватили планету: это предполагалось узнать после прямого сканирования мозга детектированного индивидуума. Пока по этому поводу не было никаких догадок.
Но сам факт обнаружения полностью отличного физически от приматов самосознающего мыслящего интеллекта поражал уже сам по себе - как невероятное, поразительное открытие.
Согласно доминирующей среди иновселенских галактик теории, никаких иных обладающих технологической эволюцией мыслящих существ, отличных от человека, в природе не существует. Уже только по этой причине, новое открытие казалось коренным переворотом в науке.
Несколько озадачивало то, что инопланетные поработители появились на Земле не ранее ста лет назад. Но ещё более тщательное и комплексное сканирование их бункеров показало, что до них 7 тысяч лет планетой Земля владели другие космические пираты, в своей основной ипостаси имевшие шесть разных тел в шести разных модулях четырёхмерного пространства. Одно из этих тел походило на тело приматов.
Космические пираты обеспечивали бесперебойное снабжение людского населения в основном с помощью молекулярных синтезаторов, клонирующих в больших количествах продукты питания и товары широкого потребления. Промышленные предприятия и фермерские хозяйства на Земле имели лишь вспомогательное значение.
Поэтому фермы и животноводческие хозяйства приходили в запустение, заводы и фабрики превращались в руины, и не было никакого технологического прогресса. Живущие на полном иждивенчестве, люди дегенерировали, теряя свои интеллектуальные способности, предавались разврату, пьянству, дебошам, и прочим порокам. Рождаемость снизилась даже в тех странах, где, по традиции, женщины обязаны рожать кучу детей. А ведь такой поворот, похоже, не являлся целью космических поработителей, скорее, наоборот. Им что-то нужно было от людей, и, значит, у них назревал серьёзный кризис…
А индивидуум К-259-0017855-2861535, оставшись дома, в тот же день объяснился с Анеттой, и они, счастливые, держались за руки, как дети. Это было как гром с ясного неба; даже не верилось, что такое могло произойти в рекордно короткие сроки. Всего лишь полторы зарплаты из имевшихся пяти оказалось достаточно для взятки - и уже через два часа сестра Анетты получила ордер на одну из двух пустующих квартир в том же самом доме, где обитал и сам Гюнтер.
Теперь молодым людям оставалось только официально оформить свои отношения, а Берте найти своего суженого - и зажить счастливо, как предполагает природа человека, а не уродов-мутантов, в которых стремятся превратить людей злобные и властолюбивые монстры.
Несмотря на известный риск, Гюнтер смотался в деревню, и привёз из бывшего дома сестричек видавшую виду арфу, на которой те, бывало, музицировали долгими сельскими вечерами. И, под звуки музыки, в свете ласковых лучей заходящего солнца, все трое наслаждались покоем и поглощали приготовленные Аннетой и Бертой деликатесы, каких не сыщешь ни в одном ресторане. Потом сидели в зале в удобных глубоких креслах, доставшихся Гюнтеру от давно съехавшего соседа, и перебирали книги из собранной за несколько лет библиотеки. И таким уютом веяло из окружающей атмосферы, и такая уверенность в завтрашнем дне разливалась в их жилах после всех пережитых кошмаров, что хотелось и петь, и прыгать от счастья, и рыдать.
Потому и остаток дня прошёл в самом приподнятом настроении, и сны снились самые прекрасные и радужные.
Но внезапно самый восхитительный сон резко прервался, и Гюнтер, сознавая, что всё ещё спит, увидел подступающую из черноты фигуру светящегося человека. Этот мужчина, без сомнения, был человеком, хотя и не был человеком. Разрешить это противоречие не смог бы никто.
- Здравствуй, Гюнтер. Мы люди из иной цивилизации. Мы прибыли из иного мира. Не бойся. Ничего плохого мы тебе не сделаем. Никакого ущерба не причиним. Нам нужно скопировать информационный поток, введённый в тебя устройством античеловеческого антимира. Но без твоего сотрудничества у нас ничего не получится. Ты должен отдать нам копию добровольно. Ничего не скрывая, предупреждаем, что цельность внедрённых в тебя информационных потоков и способностей может при этом нарушиться, лишая тебя части тех преимуществ, которые ты получил. Для тебя же самого это абсолютно безвредно.
- Приветствую вас, братья по разуму. Вижу и чувствую, что вы тоже люди, и согласен поделиться многослойной магической лентой…
- Прекрасно. Приступаем.
- Нет, подождите. У меня есть условия.
- Это усложняет процедуру. Это задерживает её. Наше предложение: приступить немедленно без всяких условий.
- Нет.
- Хорошо. Ты получил наше согласие. Какие твои условия?
- Первое условие: мне нужен код доступа. Второе условие: поделитесь извлечённой информацией.
- Сообщаю первое приближение: невыполнимо. Второе приближение: четыре, три, две минуты. Готово. При условии секретности: выполнимо. Мы внедряем в тебя ментальный кристалл невозможности делиться этим с другими людьми. Ты согласен?
- Нет.
- Тогда всё отменяем.
- Хорошо. Я согласен.
- Приступаем.
И началось.
К вящему удивлению пришельцев, сознание Гюнтера оказалось способным и выдавать, и впитывать информацию сразу целыми кластерами, без перевода её в формат, воспринимаемый человеческим мозгом.
И пришельцам, и землянину приоткрылась одна из великих тайн.
Оказывается, земные люди могли бы жить не менее 500-ста лет, если бы их годы не крали прежние, а теперь и нынешние космические пираты. Украденные у людей годы их жизни монстры превращали в некую энергию для своего загадочного антимира. Особенно эффективно им удавалось качать эту энергию из женщин, и - не настолько эффективно - из мужчин. Оголтелый агрессивный матриархат или патриархат помогал и прежним, и нынешним космическим поработителям держать человеческое стадо под полным контролем.
Передача кодов обеспечивала Гюнтеру доступ к таким глубоким слоям внедрённой в него информации, к каким не смогли добраться пока даже космическим пришельцы из других вселенных.
Он очнулся от сна взбудораженный, дезориентированный, придавленный тем, что выше его, выше всего сущего. И только тёплое, сонное тело Аннеты, её восхитительная, нежная сущность - связывали его со всем прежним, неудержимо, как магнитом, притягивая к этому единственному стержню.
И - ровно через 16 часов - в бункере космических пиратов стали пульсировать запахами сигналы тревоги. В переводе на человеческие термины, они означали следующее: Тревога! Тревога! Недопустимый новый генетический код. Превышение уровня. Зашкаливание. Полная эвакуация. Самоуничтожение бункера и инициированных ведущих. Пять лысых мужчин тотчас же перестали дышать, пусть и находились в совершенно разных пунктах.
Гигантский космический странник зафиксировал громадный выхлоп неизвестной энергии, исчезнувшей в глубинах тёмной материи. А вскоре и Экспедиция Межгалактического Контроля тоже в спешке покинула Землю.
Человеческий муравейник, не сознавая, что же произошло, подспудно реагировал на некие эпохальные события. Тараканы забегали, истязая себе подобных, создавая дикий бедлам и терроризируя самых талантливых, работящих, и неконфликтных. Люди стали готовиться к войне.
Монреаль. Январь, 2023.
Правительство рабов
© Copyright: Лев Гунин, 2023
Свидетельство о публикации №223011101791
Свидетельство о публикации №223011101791
Рецензии