Теплоход с баржами шёл намного легче, чем с плотом, и быстрее, словно и встречный ветер перестал дуть. И как ни странно, все мысли Сергея теперь были обращены к предстоящей встрече со Светланой. Он и сам не мог понять почему, но ушли на второй план мысли о Надежде, ещё на более дальний – о Лиде, и перед глазами так и мелькала добрая улыбка капитанской дочки, а появляющиеся ямочки на щеках просто завораживали, не говоря уже о её чуть припухлых, ещё почти совсем не умеющих целоваться губах, которые нестерпимо манили к себе. А это её излюбленное слово «глупый» так и не утихало в его ушах.
Всё это было очень странно и непонятно. «Неужели я по-настоящему влюбился в неё?» – задавал частенько себе вопрос, но ответить не мог. Хотя, что тут такого сложного в нём? И разве он первый раз влюблялся по-настоящему? Были и тётя Галя из далёкого детства, и Нина Лезвина из школьных лет, и Надя Веткина из первых курсантских, и Таня Генералова, и Галя Субботина из тех же, и… О, сколько раз он уже по-настоящему влюблялся! Сколько раз! И ведь всегда ему казалось, что Эта именно Та, которую он всегда искал и которая ему предназначена свыше. А потом…
Потом наступало разочарование, он уходил от них, они уходили от него, и наступала пустота, которая более всего давила, и тогда опять пускался в поиски, чтобы найти ту, которая уж точно предназначалась ему. И снова были Тани, Липы, Мани, и… опять ничего в душе не оставалось. Но то всё было несерьёзно, казалось ему сейчас, потому как и сам тогда ещё не созрел для настоящего чувства. А вот сейчас это время подошло.
«А что если взять и жениться на этой Свете? – мелькнула мысль, но он тут же её отогнал. – Смешно. Это невозможно и ни к чему. Погулять с ней можно, но… Нет и этого не будет. Пусть о ней навсегда у меня останется в памяти только всё самое чистое, пусть и наивное, как и она сама. А что дальше, что? Вообще ни на ком не жениться? Так, конечно, свободнее и меньше забот. Но скучно будет. Скучно? Конечно, скучно одному сидеть дома. А у меня и своего-то дома нет, да и вряд ли я буду сидеть на месте.
Да и можно ведь просто найти попутчицу по жизни. Разве я не смогу найти такую на небольшой срок? Запросто. Эта надоест, найду другую. А жену не бросишь, даже если и надоест. Нехорошо бросать жену. А если ещё и дети появятся. О нет, в них я пока не нуждаюсь. Как-то даже неприятно с ними, особенно с мальчишками. Они все такие вредные и сопливые… Бр-р… С девчонками ещё можно найти общий язык. Да и вообще, рано об этом ещё думать. Сейчас надо учиться и вставать самому на твёрдую почву под ногами, а потом… Потом посмотрим, что получиться. Так что с женитьбой пока подождём».
На следующий день пришли в Шлюзовой. Сергей, не спрашивая капитана, сразу пошёл к Муратовым, так не терпелось встретиться со Светой. Но, увы, его ожидало разочарование. Лидия Александровна очень обрадовалась, когда открыла дверь и увидела его, сразу пригласила войти.
– А Света? Света дома? – начал он сразу спрашивать.
– Нет, Светланы дома нет, – чуть улыбнулась женщина. – Ты же знаешь, она поступила в институт, – с гордостью продолжила, – а сейчас их всех послали в колхоз убирать картофель.
– Жаль, – глубоко вздохнул парень.
– Ничего, недельки через две она вернётся.
– Да мы скоро уйдём отсюда. Подремонтируем дизеля и уйдём.
– Я знаю, муж говорил.
Парень стоял и чего-то мялся около порога, хозяйка тоже как-то неудобно себя чувствовала.
– Может, тебя чаем напоить? – спросила, видимо, для приличия.
– Нет-нет. Всё, я пошёл, – засуетился тот. – Спасибо. До свидания.
– До свидания, – ответила Муратова, закрывая за парнем дверь, ей не особо хотелось, чтобы муж застал своего подчинённого у них в квартире, да и не Сергея она так ждала, а хозяина.
Новиков не стал гулять по посёлку, а сразу же направился на теплоход, у него там тоже накопилось немало дел по ремонту.
Дни эти тянулись гораздо медленнее, чем себе представлял. Все работали не спеша, никто никого не подгонял. Сергей с заводскими электриками и радистами осмотрели почти всё оборудование, но особого ремонта не делали, так, провели профилактику. Поэтому он то помогал мотористам, то за чем-нибудь бегал на завод, а то и в ближайший гастроном, если кому невтерпёж становилось промочить горло. Изредка заглядывал и к Муратовым, подглядывал, когда там не было капитана, надеясь, а вдруг дочка заглянет домой?
Но она так и не приезжала, поэтому Сергей, поговорив немного с Лидией Александровной и попив с ней чаю, уходил, на обед обычно не оставался, хоть женщина и предлагала, стеснялся встречи с капитаном. А однажды даже попросил её помочь отправить домой тот новый костюм, который приобрёл на плавучке, всё-таки действительно здорово великоват ему оказался, а отдавать самому в мастерскую не хотелось. Муратова согласилась и отправила, даже денег не взяла за пересылку, сама всё оплатила, чем привела парня в некоторое смущение.
Он вообще стал замечать, что Лидия Александровна как-то даже подобрела к нему, особенно после совместных поездок по магазинам, когда ходила с мужем в рейсы. Может быть, раньше это и польстило бы ему, но сейчас парень испытывал больше неудобства, чем гордости, потому как понимал для чего всё это делается, пусть и искренне. А в зависимость входить не особо хотелось. От капитана, понятное дело, он и так во многом зависел и принимал как должное, а вот от его жены совсем не хотелось зависеть, но и резких движений в сторону тоже не хотелось делать. Всё-таки оба они ничего плохого ему не делали, даже наоборот как-то поддерживали.
По вечерам, когда заканчивалась работа на судне, женатики уходили домой, а ребята шли или в общежитие к своим друзьям, или в кино, или просто гуляли по посёлку. Правда, погода в последние дни совсем испортилась, пришлось даже надевать пальто, чтобы пройтись по той же набережной. Субботним развлечением стали, конечно же, танцы. Сергей так надеялся, что на очередные выходные приедет домой Светлана, но его надеждам не удалось осуществиться. Она не приехала. Поэтому с ребятами вечером двинулись в парк, малость, конечно, приняли для храбрости. И было из-за чего.
Недавно тут порезали одного парня, и поползли слухи по посёлку, что кто-то проиграл в карты, и теперь тот будет каждую субботу в парке убивать по одному человеку. Ребята хоть и не верили этим слухам, но всё же слегка опасались. Но когда появились шумной компанией в парке, оказалось, что им надо было опасаться совсем другого – милиции.
Только ребята прошли ворота, как тут же их окружили милиционеры, и начались выяснения, кто такие, что здесь делают, предъявите документы. А какие могут быть документы, они никогда ничего с собой не брали и в других городах, а уж у себя в посёлке и тем более. Вот Горбанёв и послал их подальше со своими документами. И они «пошли», только вместе с Александром, скрутив тому за спиной руки, отчего тот заматерился и взвыл. Остальных ребят не тронули, остальные пошли на танцплощадку.
Но танцевать почему-то никому не хотелось, молодёжи было мало, к тому же все почти парочками, да и этот вошедший в моду шейк никто из них не мог танцевать. Сергей стоял, стоял около перил площадки и не выдержал.
– Нет, мне это надоело! Пойду найду директора парка, побазарю с ним, – заявил друзьям.
– А чего с ним базарить? – спросил Звонарёв.
– Как чего? Хочу вальс станцевать.
– Ты? Вальс? – рассмеялись парни. – Не смеши. Ты и не умеешь его танцевать.
Эти последние слова словно отбросили его от перил, и Сергей прямо ринулся на поиски директора, и нашел, выяснив для начала у билетёрши его местонахождение. Поговорил, излил свою обиду, а директор, тоже молодой парнишка, только улыбнулся, подошёл к оркестру, что-то сказал руководителю ансамбля, и вот уже над танцплощадкой поплыли нежные звуки «Амурских волн».
Парень тут же пригласил знакомую продавщицу из универмага, и пара закружилась по площадке. Он кружил девушку так быстро, что та даже вскрикивала от страха, боясь упасть. Но Сергей держал напарницу крепко, уверенно вёл круг за кругом. А больше никто из молодёжи и не решился на вальс. Когда мелодия стихла, раздались жидкие аплодисменты, парень отвёл девушку на место, поклонился и направился к выходу. Больше его здесь ничего не интересовало.
На следующий день под вечер в общежитии неожиданно появился Теренин, Сергей как раз зашёл туда к ребятам. Увидев друга, Новиков так и плюхнулся на стул, и было отчего. Владимир с неизменной ухмылочкой вошёл в комнату и, увидев раскрывших рты парней, пропел:
– Самолёт летел, колёса стёрлися! Вы не ждали нас, а мы припёрлися!
Он стоял около дверей, а никто и слова не мог вымолвить. Долговязый и исхудавший, в одной порватой рубашке и таких же брюках, в сандалиях на босу ногу, Владимир выглядел просто анекдотически. Люди-то тут уже в пальто и сапогах ходили, а он вон в каком виде заявился. Когда оцепенение чуть спало, парни стали как-то нервно похохатывать, а Сергей спросил, слегка заикаясь:
– Откуда т-ты т-такой взялся?
– Откуда? Из загранки! – снова рассмеялся Теренин.
– Из загранки? – Все прямо обалдели, услышав такое. – Из какой загранки?
– Из обыкновенной загранки, – уже серьёзно ответил Владимир.
– Давай рассказывай, – попросили, и он начал рассказывать.
Оказывается, его вместе с другими работниками завода послали в Измаил получать новый «Дунайский» ещё месяца два назад, и всё это время теплоход был в перегонах. Но ещё до этого пришлось ждать, когда окончательно соберут теплоход, а потом уж погнали к нам на Волгу через Чёрное море, Севастополь и т.д.
Но надо же такому случиться, подхватил где-то Теренин дизентерию, его и отправили на берег в больницу Феодосии, где и провалялся с месяц. Сейчас только и вернулся в Шлюзовой, а его «Дунайский», естественно, ушёл куда-то в рейс. Вот он и остался ни с чем. Услышав его рассказ, парни и завидовали ему (как же? Побывал в загранке!), и жалели (вот дизентерия эта прицепилась!), повздыхали, усадили за стол, накормили как следует и снова стали расспрашивать, как там за границей живётся. Он им и рассказывал.
Ребята немного приодели парня, и все пошли гулять по посёлку, Теренин и там всё заливал свои байки, как он в больнице одну коллегу по несчастью уговаривал, и как его сестра тогда шуганула. Смеялись все от души. А Владимир не пропускал мимо ни одну девчонку, почти с каждой пытаясь познакомиться. Сергей не переставал ему удивляться. Был такой скромный парнишка, а сейчас, судя по его россказням, он и бабник страшный, и циник беспредельный, и куряка жгучий. Курил он, конечно, много, а что до остального, кто там проверит, сколько у него было девушек. Да это разве и важно?
Но ещё одна странность появилась в нём. Владимир нет-нет да и пускался философствовать, говорил об умных и глупых людях, есть, мол, те, которым всё ясно, а некоторые ни черта не могут понять. И почему так происходит? Есть сильные духом, которые ничего не боятся, а есть трусы откровенные. Люди в основном все правдолюбцы, но сколько ещё подлости и лжи на этом свете. Ну и так далее. Парни слушали его и только ухмылялись. Вспомнили в этот вечер и об училище, по которому уже все соскучились. Пусть там и казармы, но там и жизнь интереснее, и друзей побольше. Повздыхали, повздыхали парни и разошлись каждый по своим местам.
«Семён Дежнёв» снова взял курс на Соколки. Пришли, зачалили плот, но далеко уйти не успели – передали штормовое предупреждение, пришлось остановиться в Сорочьей воложке. Теплоход ткнулся носом в песчаную косу, плот прижали к берегу, укрепили его за растущие рядом деревья. Всё, стоянка на неопределённое время, нарушен обычный ритм работы, команда сразу заскучала. А Сергей даже и обрадовался такой остановке. Он давно любовался на рощу, раскинувшуюся в этих местах. Летом она была обычной, зелёной заводью, а сейчас расцветилась яркими осенними красками клёнов, яблонь и рябин под редко растущими высокими елями и соснами.
Он как-то в июле забегал сюда, побродил немного, увидел яблони и удивился – в лесу и яблони растут? Даже попробовал на вкус одно яблоко и скривился тут же – такое оно было горькое! А сейчас уже и сентябрь движется к концу, наверное, подумал, яблоки созрели, поэтому прихватил с собой мешок из-под сахара. Только вошёл в рощицу, сразу же наткнулся на яблони, усыпанные краснеющими плодами. Сорвал одно и попробовал. Вкусное! Хотя чуть и с горчинкой, дичок всё же, но сочное и слегка сладкое. Понравилось, и он ещё съел несколько штук, уже с других деревьев, а потом начал рвать в мешок. Через полчаса наполнил доверху, отнёс на теплоход, отдал коку.
– Зачем мне это? – не очень-то обрадовалась такому подарку Галина.
– Как зачем? Компот варить, и варенье можно сделать.
Больше она пререкаться не стала, взяла, а Сергей снова пошёл в рощу и набрал уже авоську яблок для себя. А вечером вместе со Звонарёвым пошли в деревню, взяли в магазине пару бутылочек вина, накопали в поле картошки, около берега развели костёр, испекли её, и так почти до полуночи и просидели, тихо беседуя. Даже сильный ветер не особо мешал, нашли хороший затишок.
Стоять в этой бухте из-за ветреной погоды пришлось и весь следующий день, поэтому Новиков сразу после завтрака опять двинулся в рощу, просто так побродить в тишине и насладиться красотой увядающей природы. Ходил и наслаждался и одиночеством, и особыми запахами опадающей листвы, так знакомыми с детских лет. Бродил между кустарниками и деревьями, читал вслух и для себя стихи, и всё это от души ему понравилось. Нагулявшись, набрал ещё авоську яблок, уже не таких, как собирал накануне, сейчас он их отбирал, срывал с яблонь самые крупные и самые сладкие плоды, тут же пробуя. Поэтому, когда появился на теплоходе, увидевшая его первая Чижикова даже руками всплеснула.
– Где ты таких яблок набрал? – спросила удивлённо.
– Там, в роще, – усмехнулся он.
– В роще? – не поверила та почему-то. – Я тоже хочу себе таких набрать, – спохватилась потом.
– Так в чём же дело? – посмотрел тот на неё с ухмылочкой.
– Ты мне покажешь, где эти яблони растут?
– Тебе? Конечно. Какой разговор.
– Может, прямо сейчас и пойдём? – прямо загорелась та.
Он немножко подумал, не больно-то ему хотелось снова идти в рощу.
– Нет, сейчас не пойдём.
– А почему? – надула губы Наташа.
– Да мне надо слегка отдохнуть, сил набраться, – улыбка так и не сходила с его губ.
– Да?
– Да. Так что пообедаем и двинемся. А ты подготовься как следует.
– А как следует? – всё не понимала та издёвки парня.
Сергей не стал больше ничего ей объяснять, махнул рукой и пошёл к себе в каюту. А после обеда оделся по-походному, взял на всякий случай любимую свою авоську, хотя уже и не собирался приносить яблок, те бы, что наносил, съесть, спустился по трапу на берег. А Чижикова чего-то не появлялась. Он свистнул два раза в пальцы. И тут же на палубе показалась Чижикова с бельевой корзиной и мешком внутри.
– Чего ты там телишься? – спросил грубовато. – Пошли.
Девушка стала спускаться по трапу на землю, Сергей и не пытался ей помочь. Ещё чего! На палубе появился кое-кто из команды, но Чижикова в их числе не было. Все смотрели на парочку отправляющихся в поход туристов и недвусмысленно ухмылялись. Новиков на это даже и внимания не обратил. Наташа, поначалу понравившаяся ему, девушка она, конечно, была видная, давно разочаровала. Хоть и симпатичная, но такая же глупая и грубая, как её муж, больше Чижикова ничем не привлекала парня. Она, как и Николай, запросто со всеми ругалась матом, хоть и не по злобе, а так, ради понта. Могла кого угодно из ребят ухватить за всё что угодно, если те пытались прижать её где-нибудь в углу.
Сергей по отношению к себе подобного не допускал, хотя и заигрывал с ней иногда из-за скуки. Но ругаться не ругался, держался по-приятельски. И пошёл с девушкой в рощу без особого огорчения, но и без каких-то задних мыслей. Опять бродил по знакомым уже местам, помогал Чижиковой набивать мешок и корзину яблоками, даже шутил, как обычно, с подтекстом, но до девушки этот двойной смысл, видимо, не доходил. Уж больно она сильна была увлечена сбором плодов. Иногда, оставив Наташу около яблони, усыпанной плодами, уходил в сторону, и тогда на него находили воспоминания о Надежде Веткиной. Он даже представлял себе её на месте этой Чижиковой, и ему было приятно от этого.
Вечером Новиков пошёл в деревню погулять. Единственным местом, где хоть чуть-чуть толпился народ, оказалась столовая. Зашёл туда и едва разглядел сидевших в табачном дыму за дальним столиком Муратова, Мигулина, обоих Александров, Федосова с Горбанёвым, и Звонарёва. Все они так шумно и увлечённо разговаривали, что даже не услышали, как Сергей в шутку поздоровался:
– Здорово, ребята!
Мигулин только махнул на него рукой, вали, мол, отсюда и продолжал дальше что-то рассказывать.
– Хорошо сидите! – уже погромче произнёс Новиков.
Все вдруг замолчали, подняли на него глаза.
– О, Сергей? – удивился слегка капитан. – И ты здесь?
– А где ему ещё быть? – заулыбался Николай. – Наташку оприходовал, теперь гуляет, – и засмеялся, остальные его подхватили, только капитан даже не улыбнулся.
– Садись, – пододвинул ещё один стул к столу Муратов. – Налей ему, – кивнул Федосову.
Тот налил полный стакан вина Сергею, другим по половинке.
– За что пьём? – поинтересовался Новиков.
– За любовь, конечно, – снова рассмеялся Звонарёв.
– За любовь, конечно, можно, – поднял стакан Сергей.
Все чокнулись с ним, стали пить, а опорожнив стаканы, замолчали. Капитан заметно охмелел, сидел и клевал носом, да и другие были в хорошем подпитии.
– Ребята, а не пора ли нам на теплоход? – спросил Новиков.
– Не-не, мы ещё посидим, – заупрямился Мигулин.
– Чего сидеть-то? Столовку всё равно скоро закроют, – стоял на своём Сергей.
– Так, – начал подниматься со стула Муратов. – Отсюда уходим. У нас ещё дело одно есть, – и, покачиваясь, направился к выходу.
Новиков быстро поднялся, подхватил капитана под руку, чтобы тот ещё чего доброго не упал, и они пошли, остальные потянулись за ними. На улице уже начало темнеть, поэтому, когда все вышли, стали осматриваться по сторонам.
– Нам нужно ещё луку купить, – проговорил, чуть заикаясь, Муратов. – Где этот мужик живёт?
– Он говорил, что пятый дом слева от колодца, – вспомнил Звонарёв, и все двинулись в указанную Николаем сторону.
Не сразу, но нашли тот дом, постучались в окошко, дверь со скрипом открылась, и вся компания завалилась туда. Комната хоть и была не очень тесная, но все едва-едва поместились в ней. Сделку совершили быстро, у хозяина мешок с луком стоял тут же в углу.
– Покупку надо обмыть, – высказал предположение Мигулин.
Капитан глянул на помощника механика, достал бумажник, протянул пятёрку хозяину:
– Давай пару бутылок самогона и чего-нибудь закусить.
Мужичок тут же достал из шкафчика литровку, выставил на стол тарелку с огурцами и порезанную булку хлеба. Разлили содержимое посуды по стопкам, молча чокнулись и выпили. Капитан слегка отпил, поставил на стол стопку, остальные выпили до дна.
– О, да у тебя гитара есть! – обрадовался Муратов, увидев на стене семиструнку. – Дай-ка, вспомню молодость.
Хозяин снял со стены гитару, протянул капитану. Тот провёл ладонью по струнам, перебрал их пальцами, начал играть, а потом и запел. Пел он хоть и не очень громко и хорошо, но зато душевно. Все послушали, потом ещё вместе спели несколько песен, затем гитару попросил Горбанёв. Саша заиграл какую-то плясовую, Николай не удержался и пустился плясать на маленьком пятачке, рядом с ним начал выплясывать и Сергей, остальные только в ритм хлопали в ладоши.
Немного повеселившись, высыпали на улицу. Оказавшись в полной темноте, не знали куда и двинуться. Хотели вернуться назад в дом, но хозяин дверь крепко запер на засов, чего-то испугавшись. Да мало ли чего пьяные мужики удумают! Могут и деньги отобрать, что дали за мешок лука, и побить у таких не заржавеет. В общем, пошли, куда Новиков повёл по наитию, и вскоре вышли к пристани, там хоть огни горели.
Ребята нашли шкипера, стали требовать у того какой-то катер, чтобы подбросить их к теплоходу. Но какой там мог быть катер? Не было никакого катера. Сергей от греха подальше повёл Муратова назад в деревню, остальные тоже за ними потянулись. По пути парни стучали в окна домов, спрашивая самогона, ну, разошлись! Из избушек на них только матом сыпали. А тут ещё какой-то мужичонка встретился на дороге.
– Слушай, где тут можно водки купить? – кинулся к нему Муратов.
Мужик прямо остолбенел, встретив на дороге такую компанию здорово поддавших чужаков.
– Говори! – уже схватил того за грудки капитан.
– Моя не знает! Моя ничего не знает! – нервно стал отвечать мужик.
Такой ответ спрашивающего, конечно же, не удовлетворил, и Муратов прямо стал трясти за грудки мужика. И откуда у него только сила взялась, сам-то капитан щупленький, правда, сельчанин был ещё и ниже ростом, и слабее. Сообразив, что эта компания подобру-поздорову от него не отстанет, мужичок вырвался из цепких рук Муратова, грохнулся на землю и истошно завопил:
– Карау-ул! Убиваю-ут!
В домах на улице начал зажигаться свет, в окнах показались испуганные лица жителей, а мужичок стал кататься по земле, продолжая кричать. Никто, конечно, из изб не вышел, но этот вопль, схожий с криком забиваемого поросёнка, так ударил по ушам, что все просто остолбенели, начали оглядываться по сторонам, а потом потихонечку двинулись к стоявшему у берега судну. А там у кого-то нашлась ещё бутылочка вина, и гулянка продолжилась.
Дальше ребятам повеселиться без всяких забот не удалось. Ветер ещё к вечеру утихал, и где-то в половине одиннадцатого ночи по рации поступил приказ выходить из бухты. Команда, конечно, не вся была пьяная, нашлись и трезвенники, командовать отходом начал первый штурман Иванов. Командовал-то он хорошо, правильно и чётко, а вот исполнение его распоряжений шло не без осложнений. Новикова команды старпома не особо касались, дизель-генераторы работали, их и не глушили теперь совсем, только включали по очереди, обогревать судно нужно было постоянно.
Электрооборудование, хоть и со скрипом, но всё работало. Поэтому он мог бы и спать завалиться, но уже как-то привык помогать парням зачаливаться, если, конечно, никто не заставлял. Вот и на этот раз стал отцеплять тросы от деревьев на берегу, подавать концы на плот. Там их подбирали рулевые-мотористы, правда, не все они крепко держались на ногах. Звонарёв поскользнулся на мокрой лесине и плюхнулся в воду, только его и успели выхватить багром на ворот, а то бы и затянуло под плот. Кто-то ещё едва не грохнулся за борт, когда стали перебираться на теплоход.
Но всё обошлось благополучно, плот отчалили, потихоньку тронулись в путь. На вахту в рубке заступил Муратов, вместе с ним, как и обычно, Звонарёв. Новиков сразу же ушёл в каюту и завалился спать, что ему ещё делать-то? В машинном отделении стоял Чижиков. Всё встало на свои места, все успокоились и расслабились. А чего тут беспокоиться? Кама – река широкая, места здесь не очень перегружены судами, ветер совсем почти стих, низкие тёмные тучи разошлись, даже луна на небе показалась, огни створ и буев далеко видать, а скорость теплохода с плотом два километра в час.
Капитан под равномерный гул дизелей первым стал клевать носом штурвал, но поначалу ещё хватало сил поднимать голову и раздирать отяжелевшие веки. Рулевой тот вообще пристроился в уголке рубке и дрых. И когда в очередной раз голова Муратова, не удержавшись, грохнулась на рукоятку штурвала, а сам чуть не упал, он не выдержал.
– Николай! – стал тормошить Звонарёва. – Проснись! Слышишь?
– А? Что? – подскочил с табурета рулевой.
– Ничего, ничего, – успокоил его сразу Муратов. – Ты постой тут у штурвала, а я схожу в каюту, там мне надо кое-что взять.
– Хорошо, – согласился почти машинально Звонарёв и встал к штурвалу, так окончательно и не проснувшись.
Капитан вышел из рубки, спустился в каюту, только открыл дверь и вошёл внутрь, мгновенно отключился, уже по какому-то наитию грохнулся на койку. Рулевой, при пробуждении открывший глаза, тут же их сомкнул, положил голову на штурвал, обхватив его руками, и тоже отключился. Задремал в машинном отделении и Чижиков. Дизеля работали на всю мощность, теплоход шёл всё с той же скоростью, но им уже никто не управлял, вахта спала беспробудным сном.
Кама – река хоть и широкая, но не такая глубокая по всему разливу, а только в фарватере, да и не такая прямая, чтобы идти на автопилоте, не изменяя курса. По левому борту под днищем что-то зашуршало, но, видимо, слабо. Наскочив на мель, теплоход сам сошёл с неё, плот ещё был далеко от этого места, никто ничего и не почувствовал. Через некоторое время судно оказалось ещё ближе к берегу, под днищем уже прилично скрежетало, видимо, шли по пням спиленного до затопления леса. И опять эти пугающие звуки никого не разбудили.
И тут теплоход словно упёрся в какую-то стенку, дизели всё также натужно работали, а с места судно не двигалось – плот сел на мель, причём сел основательно и надолго. Но никто этого ещё понять не мог, просто некому было это понимать – все вахтенные продолжали крепко спать.
Вдруг теплоход чуть дёрнулся вперёд, трос мгновенно выпрямился и тихо загудел от натяжения. Ноющий звук с каждой секундой всё усиливался и усиливался, и вдруг стальной трос, толщиной в крепкую человеческую руку, лопнул, как гитарная струна, издав пронзительный звук. Теплоход сильно качнуло, он какую-то секунду ещё постоял на месте, а потом, почувствовав освобождение от тормозящего его груза, стремительно устремился вперёд, не обращая никакого внимания на затухающие в предрассветном тумане огни створ и буев. Ему навстречу также стремительно приближался заросший густыми лесами берег…
Никто из вахтенных так и не проснулся. Но этот резкий звук лопнувшего троса словно подбросил на койке первого штурмана. Иванов в одних трусах и майке выскочил из каюты, глянул на стремящийся к судну берег, матюгнулся в сердцах и кинулся в ходовую рубку. Звонарёв так и дрых, обхватив штурвал руками.
– Пошёл на …! – оттолкнул его от штурвала старпом. – Стоп машины! – начал подавать команды в машинное отделение.
Но никто дизеля не останавливал, Чижиков тоже ещё дрых, его начальник Мигулин даже и не появился на вахте.
– Быстро в машину! – заорал на очумевшего от страха Звонарёва старпом. – Остановить дизеля!
Рулевой выскочил из рубки, а Иванов крутил штурвал, чтобы увести судно от приближающегося берега. Через пару минут гребные валы стали сбавлять обороты, теплоход замедлил ход и медленно начал разворачиваться.
– Самый малый вперёд! – уже спокойнее подал следующую команду первый штурман, взяв курс на сидевший на мели плот. – Ну, мудаки! Ну, мудаки! Что натворили! – ругался то и дело тот.
Ругаться, конечно, было из-за чего. Ведь такое могло случиться, что и представить страшно. Хорошо хоть скорость с плотом небольшая да судов встречных не попалось, а то бы… Но и того, что случилось, вполне было достаточно, чтобы капитану в два счёта вылететь с теплохода. А что? Плот сидел на мели, и очень крепко, буксировочный трос порван, и чтобы его срастить, нужно не меньше суток. К тому шли не по фарватеру, а куда само судно шло, и в итоге порвали семнадцать сеток, о чём тут же и сообщили подъехавшие к «Дежнёву» возмущённые до предела рыбаки.
Кто им теперь ущерб-то возместит? Вдобавок ко всему выскочивший из каюты непротрезвевший и перепуганный до смерти первый помощник механика упал за борт и едва не утонул, только и успели вытянуть из-под винтов. А причина-то всему одна – почти поголовная пьянка всей команды во главе с капитаном. Вот и думай, Маратов, как тут быть. Причём думать-то надо было быстро, пока судовая инспекция не нагрянула, такую ведь аварию не скроешь и в тайне долго не удержишь. Вот-вот мог подойти катер с инспекторами. Да и число для этого злополучного дня было подходящее – двадцать шестое.
На заметавшегося по рубке капитана просто жалко было смотреть. Он и так-то богатырским видом не отличался, а тут ещё эта пьянка да такая авария, поэтому поначалу он весь сник и даже съёжился и сидел так минут десять молча, никого не видя и ничего не слыша. А потом как бы стал приходить в себя и перво-наперво расплатился с рыбаками, отдав им все свои сбережения. Те хоть ещё и поругались прилично, мол, что ты нам эти крохи предлагаешь, ущерб-то, нанесённый им, гораздо значительнее, но, видя, что ничем больше тут не разживутся, отстали и ушли на лодках выбирать то, что осталось от ставников.
Сложнее оказалось стащить севший на пни плот, без помощи проходящих мимо судов тут уж не обошлись, общими усилиями стащили, старым тросом забуксировались и пошли дальше. Но опять поступил штормовой прогноз, следовало бы в убежище укрыться, но куда там, почти целый день проваландались с устранением последствий ночной аварии, теперь надо было нагонять время. И шли вперёд, несмотря на всё усиливающийся ветер и здорово трепавшую плот большую волну. Но вскоре всё же пришлось остановиться в Меше, опасно стало идти дальше, к тому же пошёл сильный дождь, и огней-то сигнальных не видно в сгустившейся тьме.
Утром Новикова разбудил Чижиков. Вот понравилось ему это дело! Зашёл в каюту и с порога начал чуть ли не кричать:
– Вставай скорей на буксировку!
Новиков приподнял голову, посмотрел на вошедшего одним глазом.
– Давай-давай! – ещё повысил голос тот.
Сергей всё также внимательно смотрел на Николая, правда, уже обоими глазами. «Что за ерунда такая! – стал размышлять. – Уже и буксировку вменили мне в права. Вот так-так. Значит, нечего было раньше ходить помогать команде по собственной инициативе. К хорошему ведь быстро все привыкают. Видишь, даже этот Чиж уже командует: «Ты должен идти!» Как бы не так. И не подумаю».
Моторист всё стоял в дверях и с каким-то озлоблением смотрел на электромеханика. И этот его взгляд стал прямо бесить парня.
– Ладно. Иди, – бросил ему не особо-то дружелюбно Новиков.
Тот немного помялся, но потом закрыл дверь и ушёл. Сергей и не подумал вставать, опустил голову на подушку и закрыл глаза. Спать, конечно, уже расхотелось, да и минут через десять в каюте снова появился Чижиков.
– Тебе чего, непонятно сказали? – накинулся на него моторист. – Вставай давай!
Этот окрик так и подбросил Сергея на койке. Ему прямо нестерпимо захотелось вытолкать в шею Чижикова. Но он сдержался.
– Кто велел? – спросил глухо.
– Фёдорыч, – также глухо ответил Николай.
– Фёдорыч? Вот пусть он сам придёт ко мне и скажет об этом.
Чижиков не знал что и ответить на такое заявление, стоял и молчал.
– Иди-иди, буксируйся, – подошёл к нему Новиков.
– Ладно, пойду, – буркнул тот и ушёл.
А Сергей снова лёг на койку. «Не зря говорят, не клади пальца в рот. Может, теперь вообще не ходить на буксировку? Иванов будет, конечно, ещё сильнее злиться. Ну и пусть! У меня тоже есть своё мнение». Так и решил, хотя тут же одолело сомнение: а стоит ли брыкаться? Всё равно скоро навигация закончится. И уже было хотел пойти помочь ребятам, но заработали дизели на всю мощность, теплоход повёл плот дальше.
«Семён Дежнёв» уходил хоть и медленно, но всё дальше от того злополучного места, где посадил на мель плот. Пока никто из заводоуправления не приезжал, но скрыть подобную аварию, понятное дело, не удалось, и все с напряжением ждали специальную комиссии. Муратов хоть и старался не показывать вида, что сильно переживает из-за случившегося, но разве это скроешь? Он всё также пытался иногда шутить, мотался почти без передышки по судну, никто не знал, отдыхал ли он вообще, участвовал наравне со всеми в буксировке плота, раньше такого за ним и не наблюдалось, а уж лопнувший трос сращивали только под его руководством.
Новиков даже помогал в этом ради интереса, когда бы ещё смог увидеть, как сращивают стальной трос, да он и представить раньше подобного не мог. Смотрел на суетившегося и заметно осунувшегося за эти дни капитана и вздыхал украдкой. Сергею откровенно было жалко его, и он укорял себя, что не пошёл тогда на вахту вместе с Муратовым, хотя и хотел. Электромеханик в тот вечер намного был трезвее остальных и смог бы, наверное, не дать уснуть и капитану, и рулевому, но… Теперь уж жалей не жалей, а ничего не исправишь.
И погода соответствовала такому настроению команды: дожди шли, почти не прекращаясь, ветры дули холодные северо-восточные, поэтому штормовые предупреждения только и передавали, но из Тольятти следовали распоряжения идти быстрее. На конец октября планировалось очередное перекрытие Волги для ГЭС, и надо было хотя бы ещё один плот привести с Камы.
Вот и шли на этот раз от одного убежища до другого, трогаясь в путь, лишь только ветер чуть утихал, а о полном штиле, какой преобладал летом, давно все забыли, волна была постоянная, и трепала она плот очень здорово. Ремонтировали его прямо по ходу всей командой, даже Новиков стал отбрасывать свои принципы – раз заставляют, значит, не пойду. И заставляли, и не заставляли, а он ходил и помогал всем при любой погоде.
Начало второго месяца осени застало «Дежнёва» в Бектяшках, всего-то километрах в шестидесяти от Тольятти. Дул настолько сильный ветер, что и подумать об уходе из убежища было просто страшно, к тому же если учесть, что плот держался исключительно на честном слове, настолько оказался разбитым. Но о ремонте никто даже и не заикался, все вымотались до предела в этом рейсе и надеялись на чудо, чтобы довести до пункта назначения. Поэтому команда отдыхала, каждый занимался своим делом.
На первое октября, в воскресенье, в День учителя, намечалось начало включения передач цветного телевидения. Это Новиков знал и с утра попытался настроить телевизор на первый канал, но ему ничего не удалось – судно находилось в мёртвой зоне приёма. Расстроился и ушёл на берег, решив пособирать грибы. Но и тут постигла неудача.
Ночью выпал первый снег, днём он чуть подтаял, в лесу листья почти все опали, но люди ходили и палками разгребали листву, что-то там находили. И он начал так делать. И в одном месте нашёл какие-то грибы, сыроежки не сыроежки, не мог понять. Таких грибов в своих ивановских лесах Сергей и не видел. Пока стоял и размышлял, что с ними делать, подошли грибники и всё под его носом собрали, он и сказать им ничего не успел. Махнул рукой на всю эту тихую охоту и вернулся на теплоход.
Ближе к вечеру капитан предложил ребятам сходить в ближайшую деревню за хлебом. Новиков охотно согласился, обязанности колпитчика с него так и не снимали. Вызвались пойти также Федосов и Звонарёв, а как же без них? А вот желание Иванова составить им компанию несколько удивило остальных.
Раньше за старпомом такого не часто наблюдалось, чтобы тот ходил куда-то с ребятами, особенно за продуктами. Поэтому все терялись в догадках, чего это он вдруг решился на такой подвиг? Конечно, в голову сразу приходило соображение, что Иванов берёт под свой контроль ситуацию на судне после недавней аварии. Видимо, правильно и делает, подумали, раз капитан не всегда в состоянии поддержать на корабле настоящий порядок. А как его тут поддержишь, раз сам и являешься первым нарушителем? Никак. Вот и восприняли парни как должное появление в своей спитой компании старпома Иванова. И ничего страшного при этом не случилось.
Хлеба в дежурном магазине деревеньки не оказалось, его привозили из райцентра только для сельчан, и они тут же его разбирали, но зато спиртное продавалось без ограничения. Постояли ребята около прилавка, повздыхали – как же жить без хлеба-то? – и решили каждый взять по чекушке. Все и взяли, даже Иванов вытащил из кармана брюк полтора рубля. Выпить было что, а о закуске пока не думали, пошли к берегу. Около одного из покосившихся домишек паслось несколько овец.
– Вот чего нам надо! – вдруг воскликнул Муратов. – Свежатинки! – и остановился около калитки. – Хозяин дома? – стал звать.
Вышел мужичок в фуфайке, посмотрел не очень дружелюбно на компанию, спросил хриплым голосом:
– Чего надо-то?
– Барана продашь? – спросил его капитан.
Тот постоял, постоял, переминаясь с ноги на ногу, почесал затылок и буркнул:
– Не. Барана не продам.
– А чего? Жалко что ли?
– Барана жалко. Он один у меня. Кто же ярок-то будет огуливать? А вот овцу могу продать, – рассудительно ответил.
– Ну да, не самому же их огуливать, – рассмеялся Муратов. – А почём продашь-то?
– А сколько ты дашь? Они все ядрёные, – показал хозяин на овец.
Настала очередь почесать затылок капитану. Но он чесал его недолго.
– Даю сорок рублей вот за ту, – показал на стоявшую ближе всего к ним овцу, – без взвешивания, – добавил.
Мужик снова задумался, не больно хотелось ему продешевить, а продать желание ещё оказалось сильнее, и он согласился, продал за сорок рублей, тут же сам и заколол овцу, дал старый мешок для туши. Ребята были довольные, хоть и пришлось тащить такой груз. Когда пришли на судно, сразу же взвесили, оказалось, что получился барыш в десятку. Муратов от удовольствия аж руки зачесал – вот, мол, какой я молодец!
Конечно, молодец, мяса свежего команде добыл, причем так недорого, сэкономил десятку. Но из общей кассы взял пятьдесят рублей (заплатил-то он из своих денег) и тут же послал Новикова со Звонарёвым в тот же дежурный магазин за теми же чекушками, пока их ещё не разобрали местные жители. Они их, конечно, и не собирались разбирать, каждый мужик в деревне варил себе свой напиток, что получалось дешевле «монопольки». Но это их проблемы, а вот хлеб – проблема судовая, но и её тут же решили – напекла Галина лепёшек, так что можно было при полном удовольствии обмыть выгодную покупку.
На этот раз привычная компания распалась: капитан сидел у первого штурмана в каюте, а остальные – у электромеханика. К Сергею на запах прибежал сразу же Мигулин, а хозяин пригласил к себе ещё и механика. Харинов от приглашения не отказался, а когда чуть все утолили жажду, Николай Георгиевич пустился в воспоминания, рассказывал о своей боевой юности.
Правда, повоевать ему уже не довелось, из военного училища лейтенанта Харинова выпустили весной сорок пятого после капитуляции Германии, но пороха он всё-таки понюхал, так как служил в Бреслау, где ещё долго постреливали. Да ему и самому хотелось пострелять, вот он и палил по ночам из трофейного оружия, а потом прятался от коменданта города. И к девчонкам бегал, держа наготове пистолет, а в одном таком походе и ранили его в ногу, из-за чего месяц провалялся в госпитале. Так что юность у него оказалась боевая, и рассказывать о ней он умел с юмором, отчего все дружно смеялись и засиделись чуть ли не до первых петухов.
Под утро ветер утих, поступило распоряжение двинуться в путь. Когда совсем рассвело, и вышли, и дошли до Тольятти без особых происшествий на этот раз. Плот выглядел весьма плачевно, но главное, что его не растеряли по дороге. Капитан немного отошёл после той ночной неприятности, даже начал шутить, как обычно. А за обедом зашёл разговор о голоде. Многие из команды, конечно, его испытали, особенно из старшего поколения, но и молодых это коснулось. Чижиков сидел, сидел да и начал тоже вдруг рассказывать:
– Мы с Наташкой, когда догоняли теплоход, так наголодались. Четверо суток почти ничего не ели. Деньги промотали, пока гуляли, а пожрать не на что было.
– И что, вы так и сидели четверо суток голодными? – не поверил Муратов.
– Да, сидели, – подтвердил Николай.
– Что, и попросить постеснялись? – всё никак не верил капитан.
– Стеснялись, – признался моторист.
– Ну, это, значит, вас ещё голод не так достал. Вы всё-таки после войны выросли, а вот мы… – он чуть задумался. – Мы, когда жрать хотелось, ничего не стеснялись. Помню, сразу после войны, мы со старшими братьями так поступали. Я надевал на глаза защитные очки, брат брал в руки гитару, и шли по улицам. Увидим, где много народу собралось, остановимся там и споём какую-нибудь песню. Много тогда всяких жалостных песен пели.
Затем я беру в руки шляпу, и брат водит меня за руку по кругу и просит: «Папочки и мамочки! Братишки и сестрёнки! Пострадавшим на войне кто сколько сможет»! И давали люди, хоть и сами бедно жили. А мы дальше идём. Опять где-нибудь в людном месте остановимся, и снова поём. Рублей триста за день, бывало, наберём, и вечером в ресторан. Там уж от пуза ели. Вот так и жили. А вы… четверо суток не ели… Надо быть смелее в таких случаях, – нравоучительно закончил капитан.
На следующий день утром пришли в Тольятти, оставили на рейде плот, подошли к берегу. Сергей отпросился у капитана сойти на берег, не сказав ничего о своих намерениях. А намеревался он тут же отправиться в Шлюзовой, заказать там себе нормальный костюм, пока ещё деньги не растратил, и повидаться со Светланой. Конечно, можно было поехать вместе с Муратовым, он тоже домой собирался, но как-то неудобно было парню ехать вдвоём с капитаном.
И так на него в команде косо посматривали. Что-то очень уж благодушно к электромеханику настроен Александр Степанович, поговаривали между собой, наверное, женишка в нём дочке присмотрел. Сергей краем уха слышал такие разговорчики, и они не больно ему нравились, но он ничего против отца с дочкой не имел, но и в зятья не сильно собирался. Поэтому и поехал один. И везде его ждало разочарование.
Заказ на костюм в ателье не приняли, слишком большая очередь на шитьё, а ему надо быстрее, чтобы успеть до конца навигации, а конец этот, он рассчитывал, наступит в конце октября. В общем, ушёл из ателье не солоно хлебавши. Что дальше? Дальше в планах было сходить навестить Светлану. Ему, конечно, очень хотелось повидать девушку, хотя бы просто так, не говоря уже о большем, большее он старался запрятать подальше в себя, но что-то сдерживало парня.
Муратова должна была вернуться из колхоза, это точно, слышал от её отца, но наверняка не знал, могли студентку и задержать на картошке, если урожай хороший, правда, погода давно наступила далеко не уборочная. Но всякое могло быть. А если девушки нет дома, то просто так заходить не особо хотелось, да и ради чего? С Александром Степановичем он только что расстался. По Лидии Александровне не особо и соскучился. А супругам к тому же, наверное, хочется побыть и наедине после хоть и не столь долгой разлуки. Долго Сергей сомневался, гуляя по посёлку, продрог порядочно и всё же решился зайти.
Хозяйка, открыв дверь, улыбнулась как-то грустно, увидев знакомого парня, сразу пригласила зайти в квартиру. Хозяина в доме не оказалось, он ушёл в заводоуправление улаживать свои дела, куда информация об аварии на Каме давно дошла. И сейчас супруга сильно волновалась из-за этого, ведь всякое могло быть.
– Как же всё это произошло? – спросила, когда Сергей разместился на диване, а она села рядом.
Как? Как? Что он ей мог сказать? Что вся команда упилась в усмерть, а вахта заснула? Этим вообще можно так перепугать женщину, что и представить трудно, что потом с ней случится.
– Я не знаю, – смутился он. – Вышли, всё нормально было, а потом я ушёл спать, проснулся только утром, когда…
– Сергей! – перебила его Лидия Александровна. – Почему ты не хочешь сказать мне правду?
Парень совсем сник, опустил голову.
– Скажи мне, пьяный был Александр Степанович?
Сергей пожал плечами. Женщина взяла его за руки, чуть сдавила их и тихо попросила:
– Скажи мне, пожалуйста, правду.
Он посмотрел на неё, в глазах Муратовой стояли слёзы.
– Было немного, – выдавил из себя.
– Мне всё понятно.
Она встала с дивана и заходила по комнате.
– Нельзя же ему пить, совсем нельзя! – взволнованно заговорила. – У него же язва желудка. Он так мучается всегда после выпивки. А сколько раз он уже страдал из-за этого. Его же хотели однажды списать на берег. И в эту навигацию долго не разрешали пускать. Но он уговорил руководство завода, дал клятву, что с пьянками покончил. И вот…
– Да он немного и выпил тогда, – пытался защитить капитана Новиков.
– А ему много и не надо. Он быстро пьянеет, а потом…
Женщина вздохнула, села на диван и задумалась.
– А Светлана где? – вывел её из раздумий Сергей.
– Светлана? – переспросила, словно не поняла. – Светлана… Она в больнице.
– В больнице? А что такое? – испугался парень.
– Что? – Муратова немного помолчала. – Ничего страшного. Просто сильно простыла в колхозе…
Она чего-то не договаривала, Сергей сразу это понял, но выяснять было не совсем удобно, поэтому спросил:
– А где она лежит? Можно к ней?
– В областной больнице. Но к ней пока не надо ходить. Вот потом, когда выздоровеет, тогда можно будет навестить.
Вопрос был исчерпан. Он это понял. А больше ничего в этом доме его и не интересовало. Поэтому встал, от предложенного чая отказался и ушёл с каким-то чувством тревоги.
Поступил приказ идти вверх до Горького. Этому сообщению Сергей обрадовался – рядом снова будет Дзержинск, рядом снова будет она, Надежда. Думая об этой девушке и совсем не надеясь увидеться с ней, он, тем не менее, стал рисовать в воображении эту предстоящую встречу, и разговор, конечно, с девушкой, и возможную ссору, как в прошлый раз.
«Хочешь, я тебе скажу, что думаю о тебе?» – спросит он сразу.
«Конечно, хочу», – ответит она.
Сказать ему многое надо, но что самое главное? А сейчас же надо сказать самое-самое. И тут стоит подумать. Вот он и думает, а потом начинает говорить и говорить.
«Вот ты говоришь, что любишь моего тёзку. Х-м. Смешно. Это неправда! И не возражай мне! Может быть, и был такой момент, когда ты его любила. По крайней мере, тебе это так казалось. Может быть, может. А меня ты любила. Это точно. Без всяких сомнений. А я… Ты знаешь сама, что случилось дальше. И вот я к тебе приехал в прошлом году на первомайские праздники и сказал, что ты мне нравишься. И ты ответила, что не можешь мне больше верить. И стала рассказывать о своей любви к Суходолову. И ради чего? Ведь я всё тогда отлично понял. Ты всё это рассказывала, чтобы отомстить мне, чтобы я просил у тебя прощения и клялся в любви к тебе.
Да, я просил у тебя прощения и говорил о своей любви, и тебе здорово это льстило. Но ты ещё сильнее разыгрывала эту «любовь» с моим тёзкой. И вот прошёл ещё один год, целый год! И мы ни разу не встречались. Многое изменилось за это время. В конце концов, всему приходит конец. И не так я глуп, как тебе казалось, а может, и сейчас кажется.
Ты хотела играть со мной и играла. И я это понимал, но не обрывал эту игру, потому как она и мне нравилась, не только тебе. А сейчас я говорю: Хватит! Всё! Больше ничего подобного не будет. И если даже мы поменяемся ролями, уже ничего не изменится. Ты мещанка, и со мной тебе не будет покоя. Знаешь, если честно сказать, не любовь у нас была, а просто… увлечение. Придёт из армии твой Серёжа, женитесь, любите друг друга или стройте любовь. Это уж как у вас получится. А я ухожу от тебя, ухожу навсегда. Я тоже человек!»
О, как бы он хотел сказать эти слова прямо ей в глаза. Но чтобы их сказать, нужно было встретиться. Но встречи опять не получилось. В Горьком стоянка была всего ничего. Только поставили баржи на рейде, сходили к заправке, поступил уже приказ идти вниз, в Тольятти с новым объектом. Ничего Сергею не оставалось, как только помечтать.
«Эх, отпроситься бы в город, махнуть в Дзержинск, только бы показаться, увидеть её и назад. А потом хоть трава не расти. Уйдёт теплоход, догоним…» Но он даже не стал спрашивать разрешения сходить на берег, бесполезно. А сбегать без разрешения, как это случалось в предыдущую навигацию, совесть уже не позволяла. Совсем не те отношения с капитаном. Так предстоящая встреча с Надеждой Веткиной и осталась в его воображении.
По пути в Тольятти состоялось очередное общее собрание. Прошло оно весело и интересно, никого никто не ругал, подвели предварительные итоги заканчивающейся навигации, они оказались неплохими, выдвинули кандидатуры на судовую Доску почёта, Новикова опять оставили там. Но всё равно настроение у парня было неважное. Эти мелкие поломки электрооборудования доставали всё сильнее с каждым наступившим осенним днём. Не работала стиральная машина, и он уже ничего не мог с ней сделать. Вышли из строя УКВ станции. Постоянно барахлил холодильник. О, сколько всяких неувязок! И все на его голову. Какое уж тут может быть настроение. Скорей бы хоть навигация заканчивалась, а там…
А в Тольятти ожидало письмо из Дзержинска, получить которое Сергей, честно признаться, не очень-то и ожидал, но всё равно надеялся на это, писал же Веткиной, правда, и сам плохо помнил, что накатал в последнем своём послании. Вскрыл конверт, начал читать. Её размашистые строчки на этот раз заняли два полных тетрадных листка в клеточку. Это что-то уже значило.
«Здравствуй, Серёжа!
Письмо твоё получила, но ничего не поняла. О чём ты пишешь? Про какую неверность? У меня даже мысли подобной не было в голове. Я как была верна Суходолову, так и осталась по-прежнему ему верна. Серёжка, ты, наверное, просто болен. Когда я первый раз прочла письмо, я ужасно была на тебя зла. А потом немного успокоилась. Но ты, конечно, здесь ни при чём. Это просто я, видимо, неправильно выразилась в своём письме. Ну да ладно, не будет об этом.
Ответ тебе пишу на работе, больше времени не хватает. Девчонки учат методики (скоро экзамен на допуск), а я вот занимаюсь посторонним делом. Да простят мой грех!
Сегодня так холодно. Не представляю, как вы там, бедненькие, на воде живёте. Бр-р…
Серёжа, тебе сколько учиться осталось? Год? Боже мой, как быстро время летит. Когда мы с тобой познакомились, ты перешёл на второй курс, был ещё совсем мальчишкой, а сейчас ты взрослый парень. Я помню, как дорожила твоей фотографией, помню, как хвалилась тобой, рассказывала девчонкам, что с таким хорошим парнем дружу. Была верна тебе и чиста, но всё оказалось напрасно.
Я даже тогда написала Суходолову о тебе (мы уже в то время с ним дружили), и после этого мы с ним больше не встречались. Он был рад, как написал в ответе, что у меня появился хороший друг. И ещё эта Зина Малыгина внушала, что ты надёжный товарищ. И я верила, верила, а потом… Стали появляться какие-то пошленькие мыслишки, и я думала, что на свете не существует добрых людей. Но я ошибалась, потому что была глупой девчонкой.
Серёжка! Ты даже не представляешь, какая я сейчас счастливая! Я ужасно всех людей люблю! Хоть мне сейчас трудно и тяжело, но всё равно очень хорошо. Я нисколько ни в чём не раскаиваюсь. И всему хорошему я обязана моему Серёженьке. Это он научил меня видеть во всём хорошее. Поэтому я не только должна, но и обязана его любить. Тебе, наверное, всё это тяжело читать, ты уж извини, но мне больше не с кем поделиться, и я очень хочу, чтобы ты оставался таким же, каким я тебя представляла раньше.
Пиши мне тоже всё, о чём ты думаешь, мечтаешь. И если приедешь, я буду очень рада увидеть тебя. Пока мы ещё не переехали, пиши по старому адресу.
До свидания. Надя».
Прочитал, задумался. И было отчего. Конечно, Веткина во многом была права. Он её здорово обидел, нет, даже не обидел, а предал её, предал её искренние первые чувства. Вот и получил сполна за всё. И чего же теперь обижаться на неё. Но как нестерпимо жаль терять эту девушку! А потерял ли он её навсегда? Последние строчки этого письма подавали слабую надежду. Она будет рада видеть его. Это же о многом говорит. Перечитав ещё раз письмо, Сергей тут же начал писать ответ, хотя и не продумал как следует, что же надо ей написать.
«Здравствуй, Надя!
Про какую неверность я тебе писал: про свою? твою? или?.. Довольно-таки странно, но я ничего не помню. Уж не болен ли я в самом деле? Частенько у меня голова в каком-то полумраке от книг, писанины и … Ну ладно, поговорим об этом при случае и посмеёмся вместе надо мной и над моим глупым письмом.
Ты представляешь, я ждал и не ждал такого письма от тебя. Если бы оно было другого содержания, я бы тебя назвал, извини за выражение, самкой. Может, ты меня опять не поймёшь. Но это твоё дело. Как раз до этого письма в этот же день я начал спор в стихах с какой-то воображаемой девчонкой.
Мы все в какой-то степени грешны.
Грешны. Искать не будем оправданья.
Оставим детства чистого мечты.
Мечты. Не будем строить пререканья.
Ты говоришь: «Чиста».
А как чиста: Душою? Телом?
Быть преданной пока ты не одна,
И глазки строить между делом…
Такие вот родились строчки. Но пока это только наброски чего-то. А чего, ещё и сам не знаю. Ну, хватит об этом. А то снова туман наплывает на меня и на моё письмо. Всё это очень трудно объяснить на бумаге. Поэтому оставим «философию» на потом.
Зачем ты пишешь, что была верна и чиста, но напрасно? Разве быть верной и чистой нужно только для кого-то постороннего, хотя и любимого человека? Нет, нужно быть чистой для всех и для себя в первую очередь.
Ещё прокомментирую одну твою фразу: «Я не только должна, но и обязана его любить». В этих твоих словах лежит глубокая истина. Должна и обязана. Да, ты права, нужно полагаться не на чувство, а прежде всего на здравый рассудок. Одних жалеем – мы их обязаны любить, иначе сами себя будем называть подлецами. Другие нас жалеют – они должны нас любить. Любить… А что это такое, а?
Ты на этот вопрос не ответишь, и никто точно не ответит, потому как никто и не знает, что такое любовь. «Любовь» – это просто слово, обычное слово. Это, можно сказать, в какой-то степени романтика (а может, и религия). Эта «любовь» витает где-то в облаках, да ещё о ней в романах пишут. А мы – люди, мы живём на земле, мы привыкаем друг к другу. Ты понимаешь? Привыкаем, а говорим «любим». Так что не особо разбрасывайся этим словом. Лично я ещё никому всерьёз не говорил его. Такова наша жизнь.
Сейчас стало немного веселее. Ходим в Горький. Сейчас идём в Волгоград, а там…
Вот, кажется, и всё. До свидания. Серёжа».
Написал, запечатал листки в конверт и задумался. Чувство душевного опустошения никак не проходило даже после того, как написал обо всём, что ему хотелось. Да, он ждал этого письма от неё, но ожидал совсем другого в нём. Ему, конечно же, хотелось, чтобы Надежда была с ним тепла и ласкова. Ему этого очень хотелось. Но ещё больше хотелось, чтобы она просила у него прощения, и он бы не простил её.
А за что она должна была просить у него прощения, он и сам точно не мог понять. Но вот хотелось этого, и всё тут. Ведь он просил фактически у неё прощения, а она его не простила. Но ведь он мужчина, а она женщина. Она может простить, она могла бы простить, и вот нет, не простила. И теперь всё потеряно. А если бы простила? Тогда бы он просто отказался от неё. А отказался ли? Вряд ли. Видимо, это просто мнимое себялюбие. Кому ведь не понравится, чтобы у него просили прощения. Да каждому нравится, когда просят прощения. Но она не попросила. И он потерял её. И всё вокруг стало как-то совсем пусто.
До этого письма он часто мысленно уносился к ней, рисовал в своём воображении предстоящие встречи. А сейчас вдруг засомневался, а стоит ли вообще ездить к ней? В течение всей навигации ему так ни разу и не удалось попасть в Дзержинск, и уж в оставшееся время точно не удастся побывать там, а вот по дороге домой…
Но зачем ехать к ней? Зачем? Совершенно не за чем. Но как всё же хочется увидеть её хоть на долю секунды, как хочется! Ну, увидит он её, и что потом? Что? Только душу разбередит и будет снова долго и долго мучиться. Нет, её надо выкинуть из головы и сердца, как выкинул когда-то Галку, Малютку, Лиду и прочих.
Выкинуть! Но как? С теми девушками всё было как-то по-иному, ими он просто увлекался. А с Надеждой всё не так. Тут всё по-другому. И что же всё-таки в данном случае: очередное увлечение или, может, любовь, миф о которой он только что разбил в своём письме? Что же здесь? Что? Может, просто задетое самолюбие говорит: вот, мол, она Суходолова любит, а его нет? И обида отсюда.
Сейчас он один остался. За всю навигацию, собственно, ни с одной девчонкой не встречался, не считая, конечно, капитанской дочки. Не встречался, и правильно делал. Незачем головы зря девчонкам туманить. Пусть себе ищут постоянных парней, а он ведь, как ветер в поле, то с одной, то с другой. А потом ещё и жалеет, что его за измену не прощает одна подруга.
А чего жалеть-то? Не надо ни о чём жалеть. Всё необходимо пройти, и радости и горечи, познать жизнь со всех сторон. Да, хотя он и растратил немного свои душевные силы, но зато какого богатого жизненного опыта приобрёл! И как жил интересно! Так что чего жалеть. Всё идёт по неизменному закону жизни. И не надо скулить и прибедняться. Надо бороться, искать и жить. А жить, так жить без поворотов назад. Жизнь сложна, но тем и интересна она.
Хоть и стояла ещё средина осени, но до заморозков рукой подать, а там и реки могут стать, а во льдах особо не походишь с грузом. Вот и решили на этот раз послать «Семёна Дежнёва» вниз по Волге с баржами до Волгограда. Сергей обрадовался такому известию, уж больно знакомы ему были все эти места по прошлой навигации. Прошли Куйбышев, Казань, впереди маячил где-то Вольск. Теплоход шёл нормально, всё оборудование более-менее работало, электромеханик даже слегка расслабился и с утра погрузился в чтение книги «Угрюм-река», решил дочитать роман до конца. И дочитал к вечеру, даже на обед забыл сходить.
И такое на него нашло наваждение, как на главного героя Прохора Громова. Сергей сидел в каюте, погружённый в какой-то туман, хорошо хоть, что ему не виделись Анфисы Шапошниковы, как Громову, а то бы и у него крыша поехала. Призадумался всё-таки парень над своей жизнью, и так призадумался, что страшно захотелось напиться.
Никогда ещё до этого такого страстного желания не возникало у него задурманить свою голову, а тут прямо хоть на стенку прыгай. Ну, прыгай не прыгай, а водки нет, капитан строжайше запретил приносить на судно «эту гадость». Обхватил парень голову руками, сдавил её, как обручами, и застонал то ли от боли, то ли от одиночества. Ведь никому он тут не нужен, никому! Все забыли его, забросили! Только одна мама и помнит о нём, а остальные…
«Найти мне надо свою путеводную звезду, – тут же мелькнула мысль, – чтобы она была вдалеке и светилась чистотой и верностью, чтобы я шёл к ней долго, сквозь все препятствия и невзгоды, чтобы мог мечтать о ней, о встрече с ней. Кого же избрать на эту роль? Надежду? Но она, кажется, основательно и упорно светит другому Сергею. Светлану? Светлану… Как давно я её не видел. Интересно, выздоровела ли она? С ней, конечно, интересно, даже забавно, но…
А может, оставить все эти глупые разговоры, найти дородную девицу, чтобы было за что подержаться, жениться на ней, окопаться где-нибудь, нянчить детей и жить, как суслик, в своей норке? Чем плохо такое? Нет, к чёрту это мещанство, надо идти вперёд. А куда? Куда… Сначала окончить училище, потом институт. А дальше? Что дальше? А дальше жизнь покажет, что делать. Может быть, стать поэтом? А не тонка ли у тебя кишка, дружище?»
Теплоход всё также шёл дальше вниз по Волге. Сергей сходил на ужин, поел и снова направился к себе в каюту. Мелькнуло желание спуститься в машинное отделение, посмотреть хоть как работают разные двигатели, но это желание так и отпало. Странно, раньше всё было как-то по-иному, а сейчас ничего не хотелось делать. Может, это виновата осень или приближающийся конец навигации? Он и сам не мог понять, но на работу уже не рвался с таким рвением, как в начале лета.
Его ведь и тогда никто особо не заставлял что-то делать, он сам находил занятие в любой день. А сейчас… «Неужели мне нужна палка, чтобы кто-то гонял? – подумал, но тут же отбросил эту мысль, никогда он ленивым не был. – Нет, это что-то другое. Видимо, я просто не удовлетворён своей работой. И, кажется, ошибся в выборе своей специальности. Нет, она, конечно, неплохая, но… я с большей охотой занимаюсь общественной работой. Может, это главное в моей жизни? Может».
Вольск прошли ночью, Сергей даже и не почувствовал ничего, хотя так хотелось взглянуть и на этот город цементников, и на Дубовую рощу, где когда-то гулял с Машей Баргузовой. Давно всё это было, казалось, а ведь прошёл всего-то год.
«Интересно, где сейчас она? Училище, видимо, окончила, наверное, работает, может быть, дома, в своей Павловке. Живёт со своим сыном Николкой…» Вспомнив об этой девушке, с которой провёл не один день в прошлую навигацию, даже взгрустнул. Хорошая девчонка Маша, но он так ничего и не сумел понять, что она за человек. Она такую изображала любовь к нему, так плакала при расставании, но не написала ему ни одной строчки, не ответила ни на одно его письмо. Так и ушла в неведение эта странная девушка Маша Баргузова.
При подходе к городу Волжску у Сергея даже сердце сильнее забилось. Давно он не бывал в этих местах, целых два года, ещё с первой ознакомительной практики. Вспомнилось сразу то беззаботное время, когда гуляли вместе всей группой по Волгограду, ходили на Мамаев курган, где строился величественный монумент в честь победы нашей армии под Сталинградом. Тогда обелиск Родины-матери ещё только достраивался, а сейчас он уже грозно плыл, казалось, среди низких облаков на своей восьмидесяти пяти метровой высоте.
Увидев всё это издалека, парню захотелось осмотреть поближе панораму, побродить по городу-герою, но не удалось. Из Волгограда сразу пошли в Красноармейск, а потом вернулись снова в Волжск. И тут заштормило, в водохранилище гуляли огромные волны, суда из порта не выпускали, пришлось стоять. Ребята попытались было отпроситься на берег, но куда там, не отпустили, а вдруг надо будет уходить, что тогда? Причина уважительная, но, тем не менее, грустно как-то стало всем.
И погода тут ненастная, ветер сильный и дождь со снегом срываются, и число тринадцатое. А тут ещё и капитан заболел, обострение у него началось, и власть на судне перешла к первому штурману Иванову. Всё как-то не так шло. Правда, и радость одна небольшая случилась – выдали аванс после обеда. Как уж тут усидишь на месте? Никак не усидишь. Решение у ребят созрело мгновенно – нужно было проводить капитана в больницу. Иванов вначале посомневался, отпускать ребят или нет, но Муратов просто страдал от боли, и Анатолий Фёдорович не решился отправлять его одного.
– Хорошо, – согласился он. – Но только до автобусной остановки. Посадите Александра Степановича на автобус, и назад.
– Согласны, – подтвердили дружно Новиков со Звонарёвым и ушли собираться.
А чего им собираться, оделись только потеплее и двинулись в путь, к ним ещё присоединился Горбанёв. Довели Муратова до остановки, собственно, он сам дошёл, только слегка постанывал от боли, стали ждать автобус. Он подошёл, остановился, пассажиры из него вышли, стали садиться новые. Как-то само собой получилось, что в их числе все четверо членов команды «Семёна Дежнёва» и оказались, вроде и не договаривались об этом заранее друг с другом, а вот вышло так, и все поехали, капитан не возражал. И только вышли на нужной остановке, как раз напротив неё оказался ресторан. Переглянулись между собой ребята, почесали затылки, а Звонарёв прямо предложил:
– Может, зайдём? Перекусим немного?
Ребята опять переглянулись, посмотрели на капитана.
– Александр Степанович, давайте мы вас отведём в больницу, – предложил Новиков.
– А сами в кабак? – кисло улыбнулся Муратов.
– Ну, мы покушать только, – замялись парни.
– Нет уж, дорогие мои, без меня вы никуда не пойдёте! – решительно заявил Муратов.
– Но вам же в больницу надо, – попытался возразить Новиков.
– Больница от меня никуда не денется, – парировал тот. – Ещё успею належаться. А вот принять «лекарства» граммов сто я, думаю, не помешает, – засмеялся он.
Против такого «лекарства» никто не стал возражать, все вместе и зашли в ресторан, заняли отдельный столик, заказали для начала водки графинчик, лёгкой закуски, потом рислинг с конфетами, вскоре очередь дошла и до шампанского, его почему-то закусывали бифштексом, но шипучка не сильно подействовала, взяли ещё красного вина… Получился почти полный порядок.
За поднятием тостов и обычными разговорами как-то незаметно и время пролетело, капитан что-то в больницу засобирался, ночью могли ведь туда и не пустить. А парни одного его отпускать тоже не хотели. В общем, расплатились с официанткой, встали и направились к выходу. И тут эстрадный оркестр заиграл вальс «На сопках Манчжурии».
Сергей прямо и остановился около дверей, повернулся и стал искать глазами, с кем бы ему повальсировать. Взгляд остановился на официантке, которая их обслуживала и которая ему чем-то понравилась. Подошёл к ней неуверенным шагом, взял слегка за локоть, хрипло проговорил:
– Можно вас на вальс пригласить?
Та с недоумением взглянула на парня, слабым движением руки освободила локоть.
– Нет, нам не положено, – ответила спокойно.
Настаивать Новиков не стал, сообразил всё же, что бесполезно, подошёл к ближайшему столику, за которым сидели три курящие девицы, им предложил то же самое. Они посмотрели на него, усмехнулись снисходительно, и одна из них просто выдала:
– Извини, дорогой, мы сюда не танцевать пришли.
Он сначала не мог врубиться в смысл её слов, стоял около стола и хмурил брови.
– Тебе что, непонятно? – спросила всё та же девица. – Мы здесь не танцуем! – произнесла раздельно и довольно-таки громко.
Теперь он, кажется, всё понял, вспыхнул, хотел их послать куда-нибудь подальше, но услышал голос Звонарёва:
– Серёга, пошли! Нечего тут больше делать.
Тот ещё постоял немного, повернулся и пошёл к выходу. Ребята уже одевались. Пальто и фуражки лежали на подоконнике. Сергей тоже получил свою одежду, положил рядом. К раздевалке подошли и другие посетители. Саша крутил в руках фуражку, то надевал её, то снимал. К нему подскочил какой-то парень:
– Ты чего, кент, мою кепку мнёшь? – накинулся на Горбанёва.
А тот и понять ничего не мог, вроде и его кепка, а вроде и нет, ну и послал парня подальше. Соперник вообще взъерепенился, небольшого роста, коротко стриженный, видимо, пришедший только из мест не столь отдалённых, так и заходил желваками.
– А ну, пошли! Пошли выйдем! – попёр на Сашу.
Эти визгливые крики прямо резанули Новикова, злоба всё время накапливалась в нём и рвалась наружу. Он подскочил к наседавшему парню, сильно дёрнул того за руку.
– Ты чего, сука, хочешь, чтобы тебе рога тут обломали! – зло выдохнул ему в лицо.
Парень даже растерялся, отступил на шаг, огляделся по сторонам, никого знакомых рядом не было.
– Иди гуляй отсюда! Понял? – наступал на него Сергей.
Тому ничего не оставалось делать, как надеть свою, его всё-таки она оказалась, фуражку и уйти из ресторана. Чуть успокоившись, вышла на улицу и их компания. Уже порядочно стемнело, а может, наступила и полная ночь, ведь никто даже на часы не смотрел, ветер так и не утихал, по-прежнему срывался снег. На улице было довольно-таки неприятно. Стали дружно ловить такси, поймали, посадили в машину плохо соображающего Муратова, водителю сказали, чтобы отвёз того в больницу, а сами кинулись на поиски водки.
Что-то ребятам, видимо, не хватило спиртного в ресторане, а может, оно и здорово разбавлялось там. В общем, двинулся Звонарёв за водкой и пропал. Новиков с Горбанёвым кинулись его искать, разошлись в разные стороны и потерялись.
Сергей медленно шёл по какой-то тёмной улице, сам не зная куда. И спросить, где он находится, не у кого, безлюдная какая-то попалась улица. В дальнем конце навстречу шёл нетвёрдой походкой парень, подошёл, посмотрел на Сергея, улыбнулся и протянул руку:
– Вася меня зовут, – проговорил спокойно. – А тебя?
– Сергей.
Познакомились, разговорились, парень начал рассказывать о себе, о своей службе на границе, о демобилизации, о девчонках. Сергей слушал и только усмехался, вот нашёл собеседника, но не прерывал.
– А ты чем занимаешься? – спросил наконец Вася.
Новиков вкратце объяснил, что к чему, попросил рассказать, как добраться до порта, потом пошарил по карманам, есть ли у него деньги. Карманы оказались совершенно пусты. Вот погуляли, так погуляли!
– Не дашь мне хоть рубль денег, – смутившись, попросил Сергей, – всё промотал в кабаке, ни шиша не осталось.
– Рубль? – почесал затылок Вася. – Можно ведь до порта добраться и на автобусе, а не на такси, – и стал доставать деньги.
Вскинул мелочь на ладони, протянул несколько монет Сергею, довел его до остановки и посадил в первый же подошедший автобус. Новиков как сел в тёплый салон, так и отключился сразу. Разбудил его голос кондуктора:
– Вставай, парень, – тормошила за плечо кондуктор. – Дальше автобус не пойдёт.
Вышел из автобуса, стал осматриваться по сторонам, и ничего не мог понять – кругом тёмная степь, только ветер завывает, и где-то вдалеке мерцают огоньки. Вокруг ни души. Мрачная пустота. Автобус давно уже развернулся и словно растворился за ближайшим поворотом. Места вроде как бы и знакомые, а вроде и нет. И где находится этот порт, понять сложно, а спросить не у кого, стоять же на пронизывающем ветре просто невыносимо.
Пошёл в направлении дальних огней, положившись на свою интуицию, и попытался остановить проезжающие мимо легковушки, но ни одна из них даже не притормозила. Понятное дело, что страшно встретить в глухом месте незнакомого человека, мало ли что у того на уме. Вот и шёл он и шёл вперёд. Сзади показалась ещё одна машина, Сергей заранее поднял руку, стал голосовать.
Она подъезжала медленно, видимо, шла с грузом, и проехала не останавливаясь. Тут уж он не выдержал, догнал, уцепился за задний борт грузовой машины, подтянулся на руках, ноги поставил на раму кузова. Так стало легче двигаться, но передышка длилась недолго. Грузовик остановился, из кабины с обеих сторон выскочили мужики и тут же подскочили к нему, оторвали от кузова.
– Пошёл отсюда на х!.. – выкрикнул один, а другой без слов врезал в подбородок.
Парень отлетел в сторону и грохнулся в кювет, только вскинулся, чтобы ответить ударом на удар, машина уже дала газ и пошла дальше. Догонять её больше не стал, потопал вперёд. И опять его догнала машина, на этот раз такси, остановилась на поднятую руку.
– Слышь, друг, подвези в порт, – взмолился Сергей. – Только у меня нет почти денег. Но я больше не могу идти.
Таксист немного подумал, потом тихо ответил:
– Не могу. У меня уже смена кончилась, и ехать это чёрте куда надо.
– А куда хоть надо идти? – упавшим голосом спросил.
Тот начал объяснять, парень внимательно, казалось, слушал, кивал головой. Но когда машина поехала в прежнем направлении, стал оглядываться по сторонам, пытаясь сориентироваться на местности, но ничего не мог понять, и снова пошёл, куда шлось, уже не по шоссе, а по какой-то грунтовой дороге, а после и вовсе по тропинке.
Вдруг прямо перед ним открылась водная зыбкая гладь, залив метров пятнадцать шириной. Постоял около берега, посмотрел по сторонам, нельзя ли обойти, но ничего кроме воды вдали не виднелось, видимо, это была какая-то протока. Не утихающий ветер сразу стал пронизывать насквозь. Парень не знал, что и делать. Возвращаться назад было бы неразумно, где-то впереди мерцали огоньки, может, и заветного порта. Поэтому медленно стал раздеваться, разделся донага, завязал в пальто всю одежду, начал опускаться в воду.
Ноги словно обожгло кипятком, такая была студёная вода, но опустился дальше, и когда уровень воды дошёл до горла, поплыл, загребая одной рукой, а в другой держа над собой одежду. Доплыл, вышел на берег, стал судорожно одеваться, чтобы хоть чуть согреться. В одежде, конечно, стало теплее, не намочил её всё же, но озноб не проходил, зато голова стала лучше соображать, хмель вылетел из неё окончательно. Побежал на шум волн и вскоре оказался около Волги.
Но где же вокзал? Где порт? В сгустившейся темноте их не было видно, только где-то вдалеке по-прежнему мерцали огоньки. И снова пошёл на них. Ноги уже порядком устали и еле двигались, но он шёл и шёл. И опять на его пути появился то ли залив, то ли протока, но гораздо шире, чем первая, наверное, метров пятьдесят. Плыть было страшно, могло не хватить сил преодолеть препятствие, да и холод до сих пор сводил судорогами тело ещё от первого купания.
Около самой воды лежал огромный валун, Сергей зашёл за него с подветренной стороны, лёг на землю, поджал колени и закрыл глаза, постарался заснуть, но куда там. Всё тело тут же начало трясти от невыносимого холода. Вскочил с земли и завыл.
– У-у! – эхом отозвалось вокруг. – У-у! Я больше не могу!
Никто, конечно, его не услышал, никто не пришёл на помощь, поэтому решил плыть. Раздеться совсем не хватило сил, снял только с себя пальто и брюки, поднял их над собой, вошёл в воду, уже совсем не чувствуя её обжигающего холода.
Плыл словно в тумане, даже не глядел, куда и плывёт, силы понемногу оставляли его, всё чаще и чаще голова уходила под воду, видимо, тянули в глубь пудовыми гирями ботинки, в такие моменты хотелось совсем забыться и опуститься на дно, чтобы совсем не слышать завывающего ветра и шума волн. Но какие-то неведомые силы выталкивали из тёмной пучина, и он продолжал грести одной рукой к берегу. И доплыл, но сразу даже не смог подняться на скользкий грязный берег, не хватало сил, и в воде, казалось, теплее.
Всё-таки сумел выбраться на берег, сразу натянул на себя пальто, а потом брюки, но ни пальто, ни брюки уже не согревали тело, всё остальное было мокрое. Тут ещё вспомнил, что во внутреннем кармане у него лежит паспорт, который стал брать с собой, когда сходил на берег. Документ оказался на месте, но основательно размок. Постояв немного, двинулся дальше, стуча от холода зубами.
Но уйти от воды далеко не удалось – путь преградили сложенные высокими буртами брёвна, обойти их тоже не удалось – помешала колючая проволока. Видимо, Сергей попал на какой-то склад, эту мысль подтвердили и залаявшие дружно собаки, лай которых всё приближался. Ничего не оставалось делать, как пролезать через колючку. Пролез, правда, чуть ободрал лицо и зацепил пальто, зато собаки от него сразу же отстали. Пошёл дальше и оказался на каких-то дачах, долго блуждал, но потом вышел на дорожку, которая привела его к тому же дровяному складу. Опять просто завыл от невыносимой досады:
– У-у! Я не могу больше-е!
Загавкали собаки, минуты через две открылась дверь сторожки около самых ворот, из которой высунулась заспанная лохматая голова, а затем показалось дуло ружья.
– Эй, кто тут бродит? – испуганно спросил сторож.
Парень не знал что и ответить, но путано стал говорить о том, как он тут оказался и чего здесь ищет. Мужик помолчал, помолчал, а потом начал объяснять, как выбраться из этих мест, которые, конечно, оказались, очень далеко от речного вокзала. Нужно было куда-то идти, садиться на автобус… Сергей кое-что понял, поблагодарил сторожа и пошёл.
Ноги уже почти совсем не слушались, переставлял их с силой, но до остановки всё же добрёл. Но какой мог быть автобус ночью? Они начинали ходить только утром, а до рассвета ещё о-го-го сколько времени. А сидеть, не двигаясь, в мокрой одежде на пронизывающем ветру разве мыслимое дело. Чуть посидел на лавочке, дав отдохнуть ногам, и побрёл, как ему показалось, в нужную сторону.
Двигался очень медленно, каждый шаг давался с болью в суставах. «Мересьев зимой полз раненый по снегу и добрался до своих, – возбуждал к движению себя, – а я что, не дойду? Он скрипел зубами от боли и полз. И я буду скрипеть зубами и ползти, но доберусь до вокзала!» Это немного помогло, Сергей даже попытался бежать, но ноги прямо подкашивались, и чуть не грохнулся в грязь. Тут же замедлил шаг, успокоил дыхание. От такой, хоть и небольшой, пробежки стало теплее.
Навстречу ему шёл какой-то человек. Новиков прямо обрадовался, увидев живую душу на этом пустыре, начал сразу расспрашивать, как добраться до желанной цели. Тот слегка подумал, не очень понятно что-то пробурчал на счёт железнодорожного пути и махнул куда-то в сторону рукой. Сергей стоял и думал, куда же ему всё-таки идти. Выяснять что-то дальше было бесполезно, мужик уже удалился на приличное расстояние.
Пошёл, куда мужик махнул рукой, и вскоре оказался на железнодорожном полотне, которое вывело на шоссе. Силы совсем оказались на исходе, через каждые два шага приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть и сделать ещё несколько шагов. От такой «ходьбы» тело то и дело схватывали судороги от холода, к тому же под утро стало подмораживать. А признаков вокзала или порта никаких – кругом глухая степь. Сергей остановился и упал на колени. Всё, двигаться дальше он не мог.
– Господи! Если ты где-то есть, помоги мне выбраться к вокзалу! – взмолился и уронил голову на руки. – Я же погибаю совсем…
Сколько пробыл в беспамятстве, не мог понять, но потом откуда-то взялись силы, он поднялся, сделал несколько шагов и остановился – ноги просто не двигались. Сзади показались два огонька, он скорее это почувствовал, чем увидел, а может, и глаза вовсе не открывал, только поднял руку и так стоял. Легковушка прошла мимо, даже не притормозив.
Сергей даже разочарования никакого не испытал, настолько стал равнодушным ко всему, ну, замёрзнет тут в степи и замёрзнет, так и что? Кто об этом пожалеет? «Мама! Маме будет очень больно!» – ударила горячей волной эта мысль, и он встрепенулся, сделал ещё несколько шагов и опять остановился, стал глядеть куда-то вдаль.
А там, в дали, показался какой-то прыгающий огонёк. «С фонариком что ли кто-то идёт?» Но огонёк приближался быстро, значит, не человек с фонариком, опять какая-нибудь машина, видимо, «одноглазая». Слегка вспыхнувший интерес к этому огоньку тут же и погас. Ну, проедет мимо ещё одна машина, и что? Ничего и не случится, разве что, когда его найдут, свидетели расскажут, что, мол, да, видели какого-то чудака в глухой степи, но остановиться побоялись – мало ли чего можно ожидать от него. Новиков стоял, не двигаясь, даже руки не поднимал, к чему?
По стрекоту двигателя Сергей понял, что это не машина, а мотоцикл, и только горько усмехнулся, этот-то уж точно никуда не подвезёт. Но мотоцикл остановился около него.
– Ты куда это ночью топаешь? – спросил мотоциклист.
Парень поднял на него глаза, но в темноте ничего не мог рассмотреть, к тому же лицо было скрыто под каской.
– Да вот иду к вокзалу, – ответил тихо.
– Ничего себе, к вокзалу! Да он же в другой стороне. Туда надо идти, – махнул рукой мотоциклист в ту сторону, откуда ехал.
– Туда? – равнодушно переспросил Сергей.
– Туда, – подтвердил водитель.
– Но я уже не могу идти, ноги не ходят, – честно признался. – Может, подвезёте?
Мотоциклист задумался, ехать-то всё-таки в обратную сторону, и не так близко, глубоко вздохнул.
– Ладно, садись, подвезу.
Сергей еле уселся на заднее сидение мотоцикла, настолько болели все суставы, что каждое движение давалось с огромным трудом. Мотоциклист включил передачу, развернулся, и они поехали. Сколько ехали, понять не мог, пригревшись за спиной водителя, сразу же погрузился в вязкую дрёму, очнулся только тогда, когда мотоцикл остановился около речного вокзала.
– Всё, приехали, – сказал мотоциклист.
Парень начал медленно слезать с сиденья, а когда слез, подошёл к мотоциклисту.
– Спасибо вам. Извините, но у меня нечем заплатить, – смущённо проговорил и постарался заглянуть в лицо своему спасителю.
Около вокзала горели фонари, но лицо так и оставалось в тени под чёрной каской.
– Ничего, потом, может, и ты меня выручишь. Добро ведь всегда возвращается, – ответил спокойно парень, включил передачу, и мотоцикл мгновенно исчез в густой темноте прилегающей к вокзалу улицы.
«Уж не сон ли это?» – почему-то подумалось. Но это был не сон. Сергей в действительности стоял около вокзала и осматривался по сторонам. Осмотревшись, двинулся к причалу. Он хоть слегка и отдохнул, пока ехал на мотоцикле, но ноги всё равно слушались плохо, через каждые два шага приходилось останавливаться и набираться сил для следующих двух шагов. И, несмотря на неимоверные усилия, добрёл всё же до причала.
Но, увы, «Семёна Дежнёва» там не оказалось, видимо, ушёл куда-то. Ничего не оставалось делать, как брести в диспетчерскую. Добрёл и туда. Дежурившие диспетчеры, увидев появившегося в таком виде парня, прямо остолбенели вначале, а когда он им вкратце всё рассказал, от души посмеялись над его приключениями.
Поинтересовавшись о своём теплоходе, Новиков узнал, что судно ушло в Волгоград. Подумал, что если сейчас двинуться в путь, то можно ещё его догнать. Но куда там сейчас двигаться, весь промёрз, одежда мокрая, и ноги отказывают. Решил дождаться утра. Ребята предложили ему лавку около тёплой батареи и дали одеяло, он снял с себя мокрую одежду, развесил её на батарее, лёг и тут же погрузился в сон.
Поспать долго не дали, разбудили диспетчеры в седьмом часу, чтобы парень успел догнать свой теплоход, и правильно сделали. Сергей попросил у них занять ему хотя бы рубль на дорогу. Те посмеялись, пропил, мол, всё, а теперь побираешься, но денег дали, копеек пятьдесят, правда, без отдачи. Новиков и поехал в Волгоград.
Судно стояло там на рейде, ждало очередного приказа, добрался на него на катере. Встретили электромеханика тихо, даже первый штурман не поругал, чего Сергей больше всего опасался. Парень Иванову всё честно рассказал, что с ним произошло, Анатолий Фёдорович покачал головой, немного посмеялся, слегка пожурил и отстал от парня. Пошёл к друзьям. Те ему много чего понарассказывали. Оказывается, ночью на теплоходе чёрт знает что творилось.
Горбанёв приехал из города к вокзалу на «Москвиче», деньги Саша пропил не все, как Сергей. Звонарёв угнал мотоцикл и на нём прикатил в порт, бросив технику в кустах неподалёку. Остальные члены команды тоже не больно скучали, хорошо посидели в ресторане на вокзале, а когда все вернулись, тут и начались разборки.
Горбанёв со Звонарёвым затеяли драку в кают-компании из-за какого-то пустяка, побили стёкла и разбили дверь в горячем пылу и даже схватились за ножи. Сунувшийся их разнимать Федосов получил такой отпор от обоих, что пришлось вмешиваться Мигулину. Это ещё больше подлило масла в огонь. В общем, полоскались в одной куче почти все мужики, пока их дубинами не разогнали старпом с механиком. Только тогда немного и успокоились, разошлись по своим углам.
А утром подсчитывали потери. В принципе-то потасовка закончилась почти благополучно, без особых потерь, если не считать разбитых стёкол, поломанной двери, изорванных тельняшек да пролитой крови, носы-то всё-таки сумели расквасить друг другу. Ничего не скажешь, хорошо проводили капитана в больницу. А как сам-то Муратов? Добрался до больницы? Ответить на этот вопрос никто никому не мог, не до того было. Да, интересное начало капитанства Иванова, очень интересное получилось.
Мы сюда уже не вернёмся. Повесть. Глава 9
© Copyright: Вячеслав Гарнов, 2023
Свидетельство о публикации №223011100431
Свидетельство о публикации №223011100431
Рецензии