От истоков своих часть 2 Глава 23 Вместе

          Михаил терпеливо ждал очередного воскресенья. Но Маша больше в госпиталь не приходила. Не видно было и её подруги Клары. Узнать у кого-либо о девушке не было возможности. Миша грустил, а Тамара просто цвела. Теперь ей никто не мешал, и она снова была готова кинуться с головой в омут любви.  Однако теперь неожиданно воспротивился Михаил. При очередном её манёвре, он открыто сказал ей:

          – Ты красивая девушка, Тамара. Половина выздоравливающих мужиков из нашей палаты с тебя глаз не сводят. И каждый, наверное, рад будет, если ты обратишь на него внимание. А у меня девушка уже есть, и другой мне не надо. Так что прости-прощай, как говорится.
 
      Не ожидавшая таких слов, Тамара, фыркнула, как обиженная кошка, и мимо Михаила проходила теперь так, словно в упор его не видела. А Миша ждал Марию, но она так и не появилась в их палате.
      Шестого июня 1944 года медицинская комиссия признала его негодным для участия в боевых действиях и Михаила демобилизовали из армии.
      Миша ехал домой, в свою родную деревню, сначала на поезде, потом с попутной подводой. И всё же пару километров пришлось пройти пешком. Как же любо было ему шагать босиком по росистой земляной дороге! Сапоги и скатку он повесил на палку, что подобрал на обочине. Из-за леса поднималось солнце, и облака почти ежеминутно меняли оттенок, становясь из белых золотистыми, затем розовыми и, наконец, заиграли перламутром в первых солнечных лучах. Дорога плавно спускалась вниз, змейкой извиваясь между засеянных полей, окаймлённых перелесками с изумрудной листвой. В вышине неба звонкой песней заливался жаворонок.

"Красотища-то какая!" – радовалось Мишино сердце, словно он увидел всё впервые.

Мысли скакали с одного на другое. Мише вспомнился комбат, как настойчиво он старался исправить его деревенский говор.

          – Ты, Михаил парень молодой, смазливый. Тебя бабы, ух как, любить будут! А ты всё: «ишшо», «почитай» … Это, брат, для бравого бойца совсем неподходяще. Как тюха какой-то деревенский.

          – Так я, товарищ комбат, и есть деревенский, самый что ни на есть деревенский.

          – Ты слушай, что тебе говорят.  Ты что же в деревню опять жить поедешь после войны? И что ты там делать собрался? Опять пахать и сеять? А жить когда?

          – Так и тама люди живут, – насупился Миша, защищая деревенский люд.

          – Живут, значит, «тама»? – передразнил комбат, – Ну, ну. А речь свою всё же исправляй. В жизни, брат, очень может пригодиться. А я послежу за твоим «окультуриванием», очень меня твои «тама» раздражают. Понял?

          – Так точно! – отчеканил Миша.

     Парень он был исполнительный и старался разговаривать по-городскому, не применяя деревенских слов и поговорок, прислушиваясь к культурной речи командного состава. Мат в армии использовался повсеместно, но это был отдельный язык, употребляемый как для брани, так и для восхищения и похвалы.  На мат Миша внимания не обращал, считая его лишним в речи. Да и у них в деревне мало кто вообще матерился. А в семье Михаила это не приветствовалось, очень мама была недовольна, если в доме бранились.
Он думал сейчас о том, как он изменился сам. Каким пацаном он убежал на фронт, с какими мыслями и понятиями о жизни. Но прошло всего полтора года, и как всё поменялось в его голове, он явно повзрослел. Сейчас он любовался природой, вдыхал родные запахи и думал, что может быть ему остаться здесь, среди этой красоты?

     Михаил вошёл во двор родного дома, постоял, радостно осматриваясь после долгого отсутствия, поднялся на крыльцо и вошёл в сени. Дома была только Наташа. Все уже отправились на работу.

          – Лазорька! – кинулась она к брату, – Лазорька, защитник мой! Неожиданно как. Я сейчас за мамой сбегаю.

          – Не надо, Налечка. Выросла то, выросла! Девушка совсем, – говорил Миша, гладя сестрёнку по голове, – и не зови меня так. Знаешь ведь, что я теперь Михаил. И паспорт у меня на новое имя выписан. Ты лучше расскажи, как вы тут живёте? Кто ещё с фронта вернулся? Как мама? Что отец пишет? Серёга, Анютка как? – сыпал он вопросами.

     Наташа непрерывно щебетала, рассказывая брату обо всём, и одновременно готовила обед, справляла другие домашние дела.  Вскоре она поставила на стол деревенскую пустую лапшу, забеленную молоком, положила рядом зелёный лук.

          – Хлеба у нас нет и мясного тоже ничего. Но лапша хорошая, вприкуску с луком, вообще, вкусно, – нахваливала она.

          – У меня всё есть, – сказал Миша, вытряхивая содержимое вещмешка на стол, – вот тушёнка американская, и хлеб, а тут сосиски, а это рыба какая-то.

Наташа с удивлением рассматривала банки с консервами, восхищаясь такой роскошью.

          – А сосиски, это что? – несмело спросила она.

          – Колбаски такие, маленькие, – улыбнулся Миша, – хочешь, открою?

          – Нет. Не надо. Пусть сначала все с работы придут, тогда и откроем, – вздохнула она.

Миша всё же открыл одну банку с тушёнкой и густо намазал ею кусок, отрезанный им от хлебного кирпичика.

          – Никогда такой вкусноты не ела, – жмурилась от удовольствия, Наташа, – Лазорька, ты такой хороший! – сказала она, ластясь к брату.

Миша укоризненно взглянул на сестрёнку.

"Не привыкла ещё, – подумал он, – ничего, привыкнет со временем".
 
Вечером за столом собралась вся семья. Миша обнимал мать, чувствуя, что очень соскучился. Зина гладила Михаила по тёмным, волнистым волосам, с мягкой улыбкой заглядывала в синие глаза сына.

          – Совсем городской стал. И разговаривашь не по-деревенски…– то ли радуясь, то ли сожалея, говорила она.

          – У моего комбата, мама, не только говорить научишься, на проволоке танцевать заставит, – смеялся Михаил.

     Мать удивлялась и с любовью разглаживала на коленях подарок сына – светлый батистовый платок с мелкими цветочками по кайме.
Только две недели погостил Миша в родном доме. Каждый день отправлялся он с братом на работу в колхоз. Подошло время первого укоса трав, и Михаил с удовольствием косил вместе с другими колхозниками. Эта работа нравилась ему, а мысли были далеко отсюда. Там, в далёком городе, где осталась голубоглазая девушка Маша.

          – Слышь, Серёга, в город я поеду, – сказал как-то он брату.

          – Так ты же только приехал. Зачем в город? Мать расстроится…– проговорил Сергей.

          – Я на завод работать пойду. Завод это такая силища! Цеха высоченные, с трубами, что прямо в небо уходят. И народу тьма-тьмущая. Интересно, брат, когда вокруг тебя жизнь кипит. А, может, вместе поедем? – спросил Михаил.

          – Ну, гляди. Твоя жизнь, тебе и решать, – в раздумье проговорил Сергей, – Анютка вона тоже: спит и видит в город уехать. Только председатель ей бумагу не даёт, а паспорт и тем более. А я не поеду. Мне деревня милее, да и мать оставлять не хочу. Кто ей тут поможет? Я решил: осенью в педагогическое училище документы подам в Шаране. Детей учить хочу здесь, в деревне, – ответил ему брат.

          – Молодец, Серёга! Детей учить это здорово! А я всё-таки в город поеду. Тянет меня туда. А вернуться никогда не поздно, брат. Маме как то сказать надо, да вот не знаю, как, – озабоченно произнёс Михаил.

Вечером состоялся разговор у Миши с матерью.

          – Ехать мне надо, мама. На работу пора, – боясь расстроить мать, несмело начал Миша.

          – Дык, чаво жа так скоро, сынок? И не погостил дажа. Не насмотреласи я на тябе. Разе здеся работать нельзя? – удивилась Зина.

          – В городе хочу я жить. На заводе работать. Вы простите меня, мама. Дома, конечно, хорошо. Да только хочу я свою жизнь строить. Тянет меня в город.

          – Взрослый ты совсем. Тебе и решать, где жить. Девушка, поди, тама осталася? – догадливо спросила мать.

          – Даже не знаю, что сказать. Девушка есть, только мне ещё отыскать её надо, – двусмысленно ответил Миша.

      … В Орске Миша сразу отправился устраиваться на работу на новый строящийся ещё завод. Куда пойти работать он решил ещё по дороге  обратно.

"Говорят на этом заводе оборудование американское. Очень посмотреть на него охота. Интересно, чем оно лучше? Жильём, говорят, обеспечивают. Талоны на питание дают. И вообще, фронтовикам привилегии. Днём работать буду. А вечерами Машу искать. Весь город обойду, а найду!" – думал он, лёжа на верхней полке вагона, мчащегося в Орск.

     Мишу поселили в общежитие барачного типа, находящееся недалеко от завода. Устроился он быстро, вечером погулял по городу и с утра пошёл на работу. Его приняли на завод монтёром КИП (контрольно-измерительных приборов). Миша прилично разбирался в электричестве. В школе он хорошо успевал и отличался острым умом и старанием. Мастер оценил способности Миши сразу.
 Михаил шёл по зданию сборочного цеха по поручению мастера. Навстречу ему шагали две девушки, весело щебеча и смеясь. Миша застыл на месте, не веря своим глазам.
Ему навстречу шагала она! Маша! Девушка, о которой он думал всё время в течение последних месяцев. Сердце Миши сжалось и вдруг забилось часто-часто. И Маша заметила его и невольно замедлила шаг.

          – Смотри, Маш, «контуженный» твой, – толкнула её локтем в бок Клара, – вот так встреча! Что застыли-то? Что с тобой? – смотрела она с недоумением на подругу.

          – Здравствуйте! – произнёс, растерявшись, Михаил.

          – Здрасте! – смутившись, ответила Маша.
 
      Они разминулись, но искра уже проскочила между ними, заставив сердца биться в унисон. После работы Миша поджидал подруг на проходной завода. Он шёл за ними на довольно приличном расстоянии, уже во второй раз провожая их до общежития. Подружки часто оглядывались и хихикали. Во время обеда в заводской столовой Миша старался сесть как можно ближе к девушкам. К концу недели они подружились. Теперь их всегда видели втроём. Все вместе – на обед, в кино, на танцы в городской парк. Там в выходные на большой дощатой площадке играл духовой оркестр, и все желающие танцевали или отплясывали кадриль.

          – Маша, пойдём в кино, перед началом потанцуем. И картина говорят очень интересная, «Весёлые ребята» называется, – уговаривал Михаил Машу.

          – А Кларку бросим, что ли? – упиралась девушка, – она и так несчастная.

          – Из-за Фёдора Прохорова? Дура она. Разве ей хороших ребят мало? Уцепилась за выпивоху.

          – Она любит его. И может он ещё одумается, как поймёт: какая хорошая девушка его любит.

          – А ты, Маш?

          – А, что я?

          – Ты меня любишь?

Маша опускала глаза, как бы раздумывая над ответом. Потом пожимала плечиками, сверкая игриво глазами, глядя искоса. Михаил, растерянно моргая, умолкал. И тогда Маша вдруг бросалась Михаилу на шею, раскинув руки.

          – Конечно, люблю! Зачем спрашиваешь? Разве так непонятно? – смеялась она.

          – А как я тебя люблю, Маш! Если бы ты только знала...

Молодые люди теперь всегда были вместе и не помышляли расстаться ни на день. Но Мишу, показатели работы которого были отличными, неожиданно отправили по обмену опытом в город Гурьев. И здесь был один из трёх нефтеперерабатывающих заводов, которые строила в России компания США. Это случилось в начале 1945 года.
Целых три недели жили в разлуке Маша и Михаил. Нелегко далось им это время. Тоска друг по другу измучила обоих, и встреча была горячей. Они уже совсем не могли жить друг без друга и решили: как только кончится война, они обязательно поженятся. Михаил много рассказывал Маше о Гурьеве. Город ему понравился и завод, на который он ездил тоже.

          – Ты, представляешь, Машенька, город на берегу Каспийского моря! Урал широченный! Как раз в море в этом месте впадает. Красотища, Маш! Это видеть надо. А воздух – не рассказать! Завод, такой же, как у нас, только чуть больше. И организация работы поставлена лучше, чем здесь. В конце этого года строительство его полностью завершается, представляешь? – увлечённо рассказывал Михаил.

     Маша слушала с интересом, радуясь, прежде всего тому, что они снова вместе.
Миша по прежнему писал письма маме и отцу. Он знал, что дома всё в порядке, все здоровы и Серёга поступил на педагогические курсы. Отец писал, что воюет в Польше и со дня на день его часть должна войти в Чехословакию.
     9 мая утром Маша как всегда шла на работу. Что-то необычное витало в воздухе. Навстречу ей шли люди ещё не подозревающие, что через несколько часов они узнают о событии, которого ждут не один год. Это уже свершилось.
Ближе к обеду по заводу горячей волной разнеслась весть о том, что кончилась война. Что тут началось! Все плакали, обнимались и целовались, кричали «Ура!». Такой радости не было прежде никогда. Даже мужчины не пытались сдержать слёз. Включили радио и привычный голос диктора, разливаясь по цехам, по громкой связи объявлял: «Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена! Германия полностью разгромлена!»
     После смены в столовой накрыли столы. Еды было совсем немного, но люди радовались от души, что всё самое страшное наконец закончилось. Не будут больше гибнуть люди, не будут идти смертельные дожди из пуль, снарядов и бомб. Что дети дождутся отцов, а жёны мужей. Что вновь расцветут, зашумят мирные сады и принесут свои плоды. Что можно спокойно жить и растить детей. Слёзы и радость были на лицах людей, ещё не до конца поверивших, что войне пришёл конец.
Вечером веселье продолжалось на улицах города. Казалось, все жители высыпали из домов. Они улыбались и чокались рюмками полными спиртного. Совершенно незнакомые люди обнимались и плакали на плече друг друга от необыкновенного счастья. Шум, песни, радостные крики, стрельба и ракеты. Множество ракет. Множество военных на улицах, которые качают друг друга на руках и крики «Ура!» перемежаются с выстрелами в воздух. Люди встречали Великую Победу.

      … Далеко от Оренбургской области в маленькой деревушке Мачехонке люди не меньше радовались победе в этой тяжёлой и длительной войне. Поставив столы прямо посреди улицы, вечером собрались за ними колхозники. На стол собрали, что у кого было. Кто-то принёс варёную картошку, кто-то солёную капусту, запасливо сохранив её для щец. У кого-то нашёлся кусочек сальца, здесь же были солёные грибы и мочёные яблоки. По случаю такого праздника колхоз выписал несколько килограммов пшеницы и женщины перемолов её на муку даже успели напечь пирогов. Угощение получилось по-настоящему праздничным и сытным. Но главное было не в этом. Колхозники плакали и радовались, смеялись и пели под высокими майскими звёздами, мирно смотрящими с высоты тёмного неба на этих, не хмелеющих от вина и счастья, людей.
Зина приметила, что среди общей радости и веселья, одиноко и скорбно сидит Марфа Сафронова. Растерянно бродит по лицам односельчан её потерянный взгляд с застывшей в глазах слезой.  Не пьёт она и не ест. Зина подсела к односельчанке.

          – Ну, чаво ты, Марфуша? Праздник жа, победа…– погладила она её по плечу.

Марфа повернулась к Зине.

          – Кому праздник, а кому…– понурилась она, – ты счастливая, Зин. Твое-то мужики вона, все живыя. И сыновья пришли, хоша и раненые. Скоро и Андрей придёть. С мужем будешь. А мне некого ждать, никто ко мне не вернётси. Сыночка мово ишшо в первый год войны энтой проклятушшей убили. Вона она, похоронка, за божницей лежить, – махнула Марфа в сторону своей избы, – все рады, к ним их милые приедуть. А мяне чичас ещё тяжельше, чем раньше, коды все тосковали, все мечтали, – жарким шёпотом торопливо говорила она.

Слёзы катились по её щекам, оставляя длинные мокрые полосы, стекая с подбородка крупными каплями. Она не замечала их, спешила высказать всё, что сейчас разрывало ей сердце.

          – Теперя ихи мечты сбываютси, оне дождалиси. А мяне чаво делать, кого ждать?! Мечтать силов не осталоси, тако чаво ж, ишшо пушше тосковать?! – теперь она рыдала в голос, уронив руки на стол и склонив на них голову.

          – Марфа, Марфа, – пыталась успокоить её Зина.

Она поднялась за столом.

          – Я сказать хочу, – тихо начала она, но сельчане, одёргивая друг друга, быстро угомонились, – сказать хочу, – повторила она чуть громче, – сёдни праздник у нас, такой, что сердце заходитси, как подумашь, какое лихо мы одолели. Мы все, весь народ наш. Наши мужья, сыны, отцы чьи-то и матери в кровавых боях ту победу нам добыли. И мы гордимся имя;, и помнить будем во всю нашу жизнь об энтом. Но не забудем мы и тех, кто головы свое за энту победу на полях боёв тех сложил. А такех в нашей стране великое множество. Долго ишшо будуть их родные оплакивать. Не дождутьси никоды их матери, жёны, невесты, неродившиеся их дети, – голос её окреп, налился силой, слова звучали торжественно, выплёскивая из души всю боль тяжёлой утраты, – вечная им память! – закончила она, опрокинув в рот стопку с наливкой, и тихо поставила её на стол.

Марфа уже не рыдала, а только всхлипывала и тяжело вздыхала.  Люди притихли, думая над словами Зины.

          – Правильно сказала Зина. Погибших своих односельчан мы вечно помнить будем. Давайте, за светлую память о них, не чокаясь, – поддержали её колхозники.
 
До поздней ночи сидели односельчане за столами, разговаривая и празднуя Великую Победу. А 10 мая был обычным рабочим днём.
 
      … Этой весной Анна, получившая справку для учёбы, уехала в Уфу и осталась там жить навсегда.
В июле Миша получил от матери письмо, что с войны вернулся отец живой и здоровый. А в ноябре 1945 года они с Машей перевелись на такой же, как в Орске, завод в город Гурьев.
С ноября Михаил и Маша стали рабочими завода № 441 города Гурьева Казахской республики.

Продолжение:... - http://proza.ru/2023/01/12/651