Дневник. Июнь 1968. Сашка

Июнь 1968

3 июня 1968 Понедельник.

Вечер. Устала очень, но тем не менее хочу хоть немножко восполнить
свой пробел.

Почему редко пишу дневник? Можно подумать, что я веду его только
из-за кумиров. А сейчас меня никто не обнимает и не целует.
Фу, Наташка, прекрати эти глупости, ты ведь уже не маленькая.
В общем-то, жизнь моя проходит, вернее идёт и ... ой, как быстро.

С июня лишь я вроде бы начала понемножечку готовиться в институт.
Надежды весьма мало, скорее нет.
Записалась в бассейн "Чайка". Тренер попался страшно придирчивый,
недоволен нашим вниманием и старательностью. На дом задал
отработать несколько основных движений. До чего труден брасс -
я поняла лишь 1-го июня, когда сделала одну из позиций
этого стиля! Ну что со мной, я устала, хочу спать, как убитая.

12 июня 1968 Среда.

Почему я не виню себя? Мне ни капельки не стыдно. Про меня даже
сказали: "В тихом омуте черти водятся." А мне и на это наплевать.
Что же всё-таки произошло?
А вот что...

Вместо похода заводского я поехала к Танюше в пятницу вечером
погостить. Сначала всё шло как нельзя лучше. Встретила меня
Таня у остановки, привела домой, чаем напоила, пошли в волейбол
играть. Её брат Толька с нами был и ещё какой-то мальчишка.
Поиграли немножко, отдали ребятам мяч (они стали в футбол играть),
а сами пошли гулять.

По дороге встретили девчонок, с ними был парень, который сказал
Тане: "Танюш, познакомь с подружкой-то." - "Иди, познакомлю", - ответила Таня.
Он подошёл, протянул руку и представился: "Сашкой меня зовут."
- "Наташа", - ответила я. Потом мы втроём пошли искать Катьку с девчонками.

Сашка разговаривал с Танюшей, часто поглядывая на меня сверкающими,
смеющимися глазами. Я молчала, только слушала и улыбалась.
Сашка вдруг спросил неожиданно: "Наташ, пойдём погуляем сегодня
с тобой вечером?" - "Как Таня", - ответила я. У меня абсолютно не было
ни малейшего желания идти с ним куда-то гулять, о чём-то говорить,
чувствовать себя неловко. Вот как, сразу, хороши делишки.

Девчонок мы нашли. Народу было много: ребята и девчонки - все
с любопытством смотрели не меня. Понемножечку начали шутить,
смеялись, играли в "испорченный телефон", бадминтон и т.д.
Сашка всё время спрашивал меня, пойду ли я гулять. Я улыбалась
и отвечала: "Нет". Незаметно стемнело. Было уже около двенадцати.

Стали расходиться. Я не отходила от Тани. Мне уже хотелось
домой. Решили пройтись немного всей шарашкой.
Сашка о чём-то шептался с Валеркой и Никишкиным.
На повороте Никишкин схватил Таню и ещё там одну девчонку
Таню, и они побежали к аллее.

Неужели я должна была как бездомная собачонка побежать за ними?
Нет, я не сделала этого. Я просто осталась. И мы вчетвером: Сашка,
я, Валерка и Катька пошли прямо по дороге, к плотине и дальше
к совхозу. Шли, разговаривали. В основном, говорили мальчишки,
а мы вступали в разговор изредка.

Было хорошо. Ночь такая тихая, лунная и свежая. А лес обаятелен,
полон удивительных запахов тёплой ночи и неугомонных
птичьих голосов. Даже ночью пением своим они рассеивают мифы
о страшных чудищах лесных и кошмарных привидениях, от одной
мысли о которых становится дурно, и ужас проползает по спине
своими лохматыми лапами.

Я не могла надышаться, налюбоваться, насладиться прелестью
июньской ночи. От свежести, хотя она действует благотворно,
мне стало холодновато.

Сашка был в рубашке и брюках-клеш. Валера набросил на меня
свой пиджак, и я согрелась. Вскоре мы решили посидеть.
Забрались в будку остановочную, сели в разных углах.
Сашка обнял меня, спросил, не замёрзла ли я. Потом мы ушли,
оставив их вдвоём.

Он обнял меня, сначала за плечо, потом рука его спустилась и
легла на талию.

Разговор наш начался с того, что он спросил: "Ты дачница Танькина,
да?" Он удивился, когда узнал, что я работаю вместе с Таней на
заводе, где и он работает токарем.

Его должны вот-вот забрать в армию. Он тоже думал об институте,
кажется, сельскохозяйственном, но бросил всё (в армию всё равно
возьмут), стал пить, безбожно курит, меняет девочек.
"У меня нет постоянной. И мне всё равно, с кем время проводить."

Я не возмутилась, не обиделась, услышав от него такие рассуждения.
Может потому, что в данный момент я вдруг вспомнила Лёшку
на танцах, прогулках, и, вместе с отвращением к тому во мне вдруг
поднялась симпатия к этому проходимцу-мальчишке, было даже
приятно, что и во мне он нашёл что-то, что могло заинтересовать
его, а может быть хотел найти.

Тем не менее, я не вырывалась из его объятий и доверчиво
прижималась к нему, когда он привлекал меня к себе.
Было очень хорошо, как никогда в жизни, хорошо с ним.
А ночь выдалась ангельски очаровательная.

Мы бродили по аллеям, вокруг озера, он показал мне поляну,
где снимался фильм "Майор Вихрь". Тихая, лунная и тёплая ночь!
Первый раз в своей жизни судьба подарила мне такое счастье.
Моя душа трепетала при каждом случайном шорохе листвы, при
дуновении свежего ветерка, при каждом звуке голоса того, кто
шёл рядом, изредка обнимая меня и вновь отпуская.
О чём мы говорили? Вообще, о жизни, о красоте, окружающей
нас, о кино, о Валерке с Надькой, о нас самих.

С ним было хорошо и просто, хотелось быть откровенной...
Светало. Из леса доносились овеянные сказочным волшебством
соловьиные трели. Суждено слушать соловья только влюбленным.
Но мы не были влюбленными, а может и были ими в каком-то
дивном, божественном воображении.

Ночь прошла, пролетела быстро-быстро, как одно мгновение.
Надо идти домой. Что подумают обо мне? Ведь я не у себя дома,
и в первую ночь ушла с первым попавшимся "принцем" гулять.
Но я не думала ни о чем дурном, неприятном.

А кто может сказать словами Сашки:
"Вот и погуляли. Всё путем..." Разве что деревья, соловей в ночном
лесу, полном дурманящих запахов, свежести и неземного чудного
благоухания, заставляющего забыть всё на свете и отдать себя
во власть чувств, самых заветных человеческих чувств, запрятанных
глубоко в тайниках несуществующей души человека...

Тогда, в такие минуты душа вдруг обнажается, сердце трепещет
и сжимается в маленький комочек, мысли путаются, забываешь
обо всём на свете и не помнишь, не видишь, не чувствуешь
действительность. Всё в каком-то невидимом мраке, словно
в другом мире, непохожем на тот, в котором мы живём днём,
который встречаем так жадно, радостно, с волнением после
долгого пребывания в сонном забытьи.

Что же было потом? В  сущности, ничего особенного.
Мы сидели в будке и разговаривали о наступившем  дне.
Было уже около четырех часов утра. Расставаться не хотелось.
Он не отпускал меня. Прохладный утренний ветерок заставил
меня съёжиться. По телу пробежала лёгкая дрожь.

"Ты что, замёрзла?" - спросил Сашка, почувствовав что я дрожу.
- "Да", - ответила я. Он обеими руками взял меня за талию,
прижал к себе и прикоснулся щекой к моей щеке.
Я положила голову к нему на грудь и закрыла глаза. "Ты устала?" -
тихо спросил он, - хочешь спать?"
 - "Немножко", - ответила я.

Он снова привлёк меня к себе.
- "Сейчас, ещё чуть-чуть посидим и пойдём."
Через некоторое время я сказала: "Ну ладно, пойдём..."
Поднялись.
- "Подожди" - просил он, снова обняв меня и прижав
к себе. Я подняла голову и увидела его глаза.
Он не отпускал меня. Он хотел поцеловать меня.
"Нет" - как-то сразу мелькнуло в помутившейся от бессонницы
и опьянения голове. Я опустила голову на его грудь.

Он уткнулся лицом в мой пучок, стал что-то бормотать
про сетку на голове, а я отвечала.
"Ну ты не спи", - говорил он, заставляя меня поднять голову,
пытаясь найти мои губы. Но я почему-то упорно прятала их,
как будто стыдилась его поцелуя.
В первый день, вернее, первую ночь нашей встречи я не дала
ему себя поцеловать.

Не убирая руки, прижимая меня к себе, проводил до Таниного
дома, простились за руку.
"Когда я увижу тебя?" - спросил он.
- "Не знаю", - ответила я.
Договорились встретиться утром, вернее часа в два
на плотине.

На следующий день он не подошёл ко мне.
Валерка переплыл на этот берег, начал с нами в волейбол
играть. А Сашка остался на том берегу и смотрел на меня,
ну и на всех остальных, конечно.
"Да", - подумала я, - он стеснительный, когда смотрит на мир
трезвыми и ясными глазами.

Вечером того же дня он снова хватанул.
Увидев меня, отозвал в сторону и сказал: "Наташ, сегодня погуляем?"
- "Нет", - ответила я. Разве я не хотела идти с ним слушать соловьев?
Я просто не могла согласиться подставить не себя (за это
я меньше всего боюсь, потому что я уверена в себе и спокойна),
а Таньку. Подумают, мол подружку нашла.

А Таня думает обо мне гадко и нехорошо, думает то, о чём мне
и писать противно.
Сашка как будто выразил словами её мысли: "Я знаю, почему ты
не хочешь со мной идти..."
"Нет", - мотнула я головой.
- Всё равно моей будешь!
- Не говори глупостей!

Боже мой. Как глупо и как приятно слышать такую чушь.
- "Взбаламутила ты меня", - тихо проговорил он. Я молчала.

Он смотрел на меня умоляющим взглядом, казалось влюблёнными
глазами (может, показалось). Мне не было его жаль. Он нравился мне.
Дальше не хочется писать о Сашке. Скажу только, что Танька мне
перестала нравиться. Она, видите ли, не может ко мне привыкнуть
никак, я какая-то странная.
Всё у меня нехорошо, всё не так.

Она не может со мной разговаривать, как с другими, хочет отомстить
за что-то своим эгоизмом и грубым отношением.
Она не скрывает своего ко мне отношения, лупит всё в глаза,
не разбирая, обижая и наслаждаясь моей бесхарактерностью
и неумением ей ответить.
Она говорит, что мы с ней не споёмся, что мы можем только
смеяться вдвоём-это у нас хорошо получается.
И тем не менее я должна к ней завтра ехать, отвезти пионы.

Я встречу её недобрый взгляд, ведь карточки я не напечатала,
а два отгульных дня я загорала.
Ведь у неё на загоришь, вместо плотины она тащит меня в лес,
говоря что и в лесу можно загореть.
Вообще, я ругаю себя за то, что связалась с ней, не надо было
к ней ездить. Так ехать не хочется, ещё подумают, что из-за
Сашки езжу. Да ну, вчера вечером пошла в сад, выкурила сигаретку "ВТ".
А сегодня ещё хочется. В общем, настроение хреновое, наверное
перегрелась сегодня на солнышке. Ведь сегодня пятница.

22 июня 1968 Суббота.

Настроения что-то нет. Может от того, что Танька меня "обрадовала"
сегодня, рассказав, что обо мне говорил Сашка. Если она говорит -
значит правда, а вообще, кто её знает.
- "Тань, ты больше не привози сюда свою подружку."
- Почему?
- Не понравилась она мне. Главное, я и не думал её целовать,
а она кричит: "Не лезь целоваться".

Приблизительно так. Я ничего не буду оспаривать. Всё равно
как-то. Трепач ты, Сашка. как и, впрочем, многие гаврики земные.
Жить без трепотни неинтересно стало, тем более ты, кажется,
увлекаешься литературой, и у тебя неплохая эрудиция, трепаться
можешь с кем угодно и о чём угодно.
Разозлился значит на меня, чем-то не угодила.

А я жалею, дура, что не дала себя поцеловать. А ты выкрутился, стало быть.
Не лез целоваться, по скромному только во второй день, когда
я не пошла с тобой, обнял и ткнулся губами в моё лицо, а я оттолкнула
тебя и сказала: "Перестань".
А в ту прекрасную ночь, вернее уже утром ты не отпускал меня,
ты искал мои губы, моё лицо, которое я так и не подняла, спрятав
у тебя на груди. Так вот ты значит какой, паршивец ты, любезный.

Хорошо, успокойся, не ты один такой. Я не знала, как с тобой
надо было обратиться. Вот не понравилось тебе такое обращение,
ну и бог с тобой. Я не скрываю от самой себя и обиды, и того, что
ты мне нравишься. Но я не поеду больше в Подушкино, чтобы тебя
не смущать. Ну не из-за этого, конечно, просто не надо надоедать
людям, а вообще-то, не хочется мне.

Скверно всё получилось, но что поделаешь. Ведь иначе быть не могло,
такова воля судьбы, и надо ей покориться.

24 июня 1968 Понедельник.

Сашка... Сашка... Почему я думаю о тебе?
И особенно в сегодняшний вечер. Только что прошёл дождь.
Воздух такой, что невозможно вдохнуть в легкие, такие маленькие,
столько свежести, чистого и тёплого, святого и чудодейственного
воздуха. Боже мой! Какая изумительнейшая ночь.
А светло-то как, а красиво, а тихо.

Природа как будто сама дышит, наслаждается жизнью и восхищает,
очаровывает нас. Сашка! Ну почему я не с тобой? Так с тобой было
хорошо. Закрою глаза - и представляю, как мы гуляли и могли бы
погулять сегодня, сейчас. Какая ночь! Луны не видно, но как светло!
Небо голубое-голубое, а всё вокруг какое-то таинственно влекущее.
Будто легкий полумрак опустился на землю. Да, ночь сказочная.
Такая бывает раз в 20 лет, а может и раз в жизни.

Даже страшно подумать, что надо закрывать окна и идти спать.
Ветерок пробежал по листьям деревьев, они зашелестели, зашевелили
своими мохнатыми лапами. Ну что вы говорите? Что? Вам жаль меня?

А Сашка...
Где он сейчас? Может гуляет? Танька мне сказала сегодня:
"А Алексеенко уже с другой девкой ходит..." Зачем? Зачем она так?
Или ей нравится наблюдать за реакцией того, кому она говорит
резкости и колкости всякие, чтобы задеть, оскорбить.
- "Шуток не понимаешь", - скажет она.
- "Мне кажется, что шутки твои злые", - тихо говорю я.
- Я этого не скрываю. По отношению к тебе - да.

Ответ короток и точен, куда точнее, всё ведь понятно.
Мне нечего говорить, надо сдержаться лишний раз, не надо
показывать обиды своей.

Правда, Сашка? А зря мы все-таки не поцеловались.
А может я берегла поцелуй для сегодняшней ночи.
Ведь она неповторима. Но ты не пришёл ко мне.
У вас поют песню одну очень хорошую.
Там есть такие слова:
 "Ты не пришла - ла-ла-ла-ла,
Ты не пришла ла-ла-ла-ла

Но конец у песни хороший, счастливый конец:

...Ко мне пришла ла-ла-ла-ла

А мы с тобой больше не встретимся. Спасибо, что подарил
мне ту ночь. Я ведь никогда не гуляла с мальчишкой наедине
до тебя. Я сказала тебе это, ты был удивлен. Я не виню тебя,
мой проходимец. Я сама оттолкнула тебя, Танька постаралась,
чтоб по её вышло. Ну ничего. Ты найдешь себе в любое время
кралю, а мне одиноко и грустно без тебя в такую дивную, прелестную ночь.

Ты бы пришел, если знал, а вообще ты гордый парень, красивый даже
и умный. Я тоскую сейчас, думаю о тебе, но я знаю, что это пройдет,
как пройдет, пробежит эта ночь, которой так и не пришлось нам
насытиться, насладиться, надышаться.

Я почему-то хочу, чтобы ты приснился мне в эту ночь, не Гешка, а ты...
Только с этой мыслью я последний раз вдыхаю свежий ночной
аромат и иду на боковую...

28 июня 1968 Пятница.

Всего несколько слов. Таня ушла в отпуск, сегодняшний день был
последним перед отпуском. Тоска легла мне на сердце. Отчего?
Не знаю. Уже около полуночи. Вышла на крыльцо покурить. Это опять
стало обычным. Хочется видеть Сашку, принимать его ласку.
Не знаю, что там он наплёл обо мне, но я вдруг поверила,
что меня можно полюбить, меня можно обнимать, со мной можно
приятно провести время. Эх, Наташка, дурочка ты ещё.
Многого не понимаешь. Да, много, как много обязан понять человек,
а жизнь так коротка...

...Есть люди, которые не знали сомнений, разочарований, ошибок, кто не
плакал хоть раз в жизни тяжкими слезами? Есть ли такой человек,
кто всегда был ясен, как ребенок, чья душа никогда не была
ничем не замутнена? Есть ли такой, кто раз и навсегда, поняв, что хорошо
и что плохо, никогда не оступался? Где он? Жизнь-тяжелое плавание
в неведомое. Жизнь-постоянные открытия. А открытия не бывают без
катастроф.

30 июня 1968 Воскресенье.

Как всегда, вечер. Работала и вчера и сегодня, устала. Повздорила с мулей.
Ушла в сад курить, хотя курить совсем не хотелось. Слегка затянусь,
выдохну противный дым белым облаком изо рта и смотрю на сигаретку,
медленно тлеющую во мраке, напоминающую сосновые лапы в пламени костра.
Ну хорошо, пусть я стерва, но зачем же так грубо? Когда сигарета догорела
до самого фильтра, я потушила её и бросила через забор.

Стала разговаривать с Сашкой. Вспоминаются некоторые эпизоды, моменты,
взгляды и слова. Когда я не пошла с ним гулять у Танькиного дома,
он взял меня осторожно за подбородок и, подняв лицо, заглянул в глаза.
Я тоже прямо в упор посмотрела на него и едва качнула головой,
когда он спросил: "Значит ты уверена, что у нас с тобой не получится
ничего?"

В твоих глазах такая грусть была тогда. Неужели тебе
понравилось гулять со мной? Или тебе хотелось добиться моего поцелуя?

У Джека Лондона я вычитала очень интересную и поучительную вещь.

"Разнообразие - вот в чём тайна этой магии, вот её золотой ключ,
вот игрушка, которая забавляет мужчин... Будьте всегда новой, иной. Пусть на вас
всегда сверкает утренняя роса новизны, будьте ярким цветком, который
никогда не раскрывается вполне и поэтому никогда не вянет.
Будьте целым садом, полным всегда новых, всегда свежих, всегда
неожиданных цветов, и пусть мужчина не воображает, что в этом саду
он сорвал последний...

Когда мужчина сорвал цветок и вдохнул всю сладость его аромата,
он ищет других цветов. В этом его особенность. Вы всегда должны
оставаться для него цветком, который почти сорван и всё же
не даётся в руки, источником сладости, который так и останется
неизведанным до конца. Глупы те женщины, - впрочем, они все глупы -
которые воображают, что будто, завоевав мужчину, они достигли окончательной
победы. А потом успокаиваются, жиреют, вянут, киснут и становятся
несчастными. Любовь должна оставаться ненасытной. Пусть она
возбуждает голод, острый, как лезвие ножа, он никогда не должен
быть утолен вполне. Следует хорошо кормить своего возлюбленного;
насыщайте, насыщайте его, но отпускайте несытым - и он вернётся
к вам ещё более голодным..."

Может и ты ждал от меня чего-то нового, тобой неизведанного.
А когда я сказала тебе: "Ну что ты, Саш, другую найдёшь",
ты с возмущением и досадой ответил: "Ну и глупая же ты!"

Действительно, чуши я ему много наговорила. Неудивительно,
неопытной-то, знаю я что ли, как разговаривать и вести себя
в таких случаях. Тут уж и сказывается полнейшая безграмотность.
Глядишь, за дуру и посчитают. А ты растеряешься просто. Смех.