Дом последних вещей

     Наконец-то с уборкой было покончено. Цинна поморщилась, глядя на свои руки. От холодной воды они покраснели. Девушка бросила взгляд в зеркало: слипшиеся на лбу мокрые волосы, смуглая кожа и мелкие капельки пота над верхней губой. Она скривила губы в грустной усмешке — хороша… нечего сказать. Хотя вчера вечером она себе нравилась. И веселилась как ребенок, несмотря на свои двадцать три. Хорошо все-таки встретиться с подружками, поговорить о приятных мелочах. Приготовить сообща что-нибудь вкусное и болтать за столом с полным ртом, не заботясь о приличиях. А потом валяться на полу и перемывать, в очередной раз, косточки знакомых парней. Однако пора собираться. Опаздывать было не в ее правилах.

     Цинна служила на почте. Ей нравилась ее работа. Она обожала разбирать большие мешки с письмами, рассматривать конверты с пестрыми марками. Представлять эти письма в руках незнакомых людей, которые живут в далеких больших городах. Мечтать, что тоже когда-нибудь увидит другой мир, другую жизнь. Уедет из этого, спрятавшегося в горах городка. Такого скучного и безнадежно провинциального.

     День пролетел незаметно. Цинна шла домой, иногда кивая знакомым прохожим. Настроение было хорошим. Впереди был тихий вечер с новой пластинкой, оставленной вчера подругами и, конечно, чай. Чай был ее страстью. Она могла часами рассуждать о нужных пропорциях трав и их бесконечных сочетаниях: от резкого и бодрящего до мягкого и обволакивающего.

     Впрочем, достать хороший чай стоило немалого труда. Девушка сама ходила в горы, где собирала душистые травки и соцветия, а затем долго сушила зеленые пучки на чердаке и заворачивала их в бумажные свертки.

     Любовь к чаю и горным прогулкам привила Цинне ее бабушка Агата. Родителей Цинна никогда не знала. Агата была для нее единственным родным человеком. Слово «бабушка» в их доме находилось под запретом. «Агата! Только Агата и никаких «бабушек»!» — слышала она с детства. Какое счастливое было время! Цинна часто вспоминала, как Агата, сидя возле печки, вязала толстые шерстяные носки. Не было ничего уютнее, тихого постукивания железных спиц и еле слышного гула дымовой трубы. В такие вечера Агата рассказывала маленькой Цинне сказки и разные истории.

     Погрузившись в воспоминания, Цинна не заметила, как случайно коснулась горячего чайника и резко отдернула руку. Картинки из прошлой жизни исчезли. Девушка печально вздохнула и заварила чай. Прошло уже восемь лет, как Цинна осталась одна. Она давно привыкла жить в одиночестве и умело избегала хандры. Вот и сейчас она включила радиолу и устроилась на диване с любимой кружкой в руках.

     Медленно крутилась пластинка. Музыка была приятной и негромкой. Тепло от горячего чая разлилось по телу, и девушка погрузилась в мягкую полудрему. Она опустила голову на подушку и закрыла глаза.

    Ей снился странный сон — бабушка рассказывала старую легенду, которую Цинна почти забыла. Голос Агаты звучал тихо, но очень отчетливо. Ее слова были похожи на капли воды, падающие в пустую миску. Они гулко вибрировали, воскрешая в памяти Цинны далекий рассказ:

     «Никто не знает, откуда люди узнали про Край. Поговаривают, что Край был всегда. И всегда был Сторож, который живет у самого Края. Он живет в своем доме — «Доме последних вещей», где всякий пришедший может оставить что-нибудь личное, последнее…. Тропа, что ведет к Краю, едва заметна, но никогда не исчезает совсем. Во все времена находятся те, кто проходит по ней. На то есть причины. У каждого решившегося — свои. Правда ходят слухи, что были те, кто вернулся. Но от вернувшихся мало толку. Рассказать они ничего не могут. Это место умеет хранить свои тайны. И тропа с тех пор закрыта для них навсегда, потому что прийти туда можно только однажды… В городе все знают про Край, но никогда не говорят об этом. Так было до нас, и так будет после нас. Любой, доведенный до Края судьбой, вправе сделать свой шаг… а после… только Край решает, что будет дальше…»


     Цинна открыла глаза. Она еще минуту не могла пошевелиться. Настолько реальным был сон. Словно это было вчера. Плечи Цинны затряслись в глухом рыдании. Она снова вернулась в тот день...

     Агата уже сильно болела и редко вставала с постели. В то утро Цинна рано проснулась и неожиданно для себя застала бабушку не только на ногах, но и собранной для прогулки. Лицо Агаты было измученным и бледным, но глаза светились мягким добрым светом. Она приложила палец к губам Цинны, не давая ей ничего спросить. Потом нежно поцеловала внучку в лоб и молча вышла за дверь. С тех пор Цинна ее не видела. Сначала она надеялась, верила, что Агата вернется. Затем медленно пришло понимание, что Агаты больше нет. Со временем появились смутные догадки, постепенно обретавшие смысл. Самым непостижимым для Цинны стало то, что никто из их знакомых никогда не спросил ее о бабушке! Словно ее никогда и не было! А когда Цинна пыталась кому-то напомнить о ней, все отводили глаза и молча уходили.

     Сегодня все изменилось. Цинна приняла случившееся. После этого странного сна она впервые смогла произнести вслух: «Агата… ушла… за Край». И сама испугалась, пробуя на вкус эти саднящие запретные осколки слов.



     Была вторая суббота августа. Лучшее время для сбора поздних трав. Цинна с раннего утра бродила по горным тропкам, придирчиво осматривала травинки и цветки, срывая только лучшие. Поход оказался удачным. Цинна сегодня забралась в малознакомые места и теперь спешила вернуться на сторону «домашнего» склона. Она и так уже непростительно долго здесь задержалась. До захода солнца нужно было обязательно оказаться у развилки с большим камнем, после которой начинался прямой спуск к городу.

     Невероятно, но знакомые тропинки вдруг запутались, и развилка никак не находилась. Начало смеркаться. Цинна забеспокоилась. Она не могла поверить, что обычный подъем за травами обернется лихорадочным блужданием по склонам. Уже восемь лет она одна ходила в горы и ни разу ее не подводило чувство правильной дороги. Цинна, повернула за очередной выступ. Опять незнакомые камни. «И что теперь?! — злясь на себя, крикнула она. — Ночевать здесь?!» Цинна устало опустилась на камень и с тревогой посмотрела на темнеющее небо. Тучи быстро двигались, съедая последние светлые прорехи. Поднялся сильный ветер. И тут внезапно начался дождь. Тяжелые капли бросились с небес, сливаясь в струи и разбиваясь о скалы. По склонам зажурчали потоки воды. Они хищно сбились в ручьи и, обретая силу, понеслись вниз.

     Цинна укрылась под нависшей каменной стеной. Это не помогло. Ее накидка быстро намокла. Не зная, как быть дальше, девушка продолжала стоять, не шевелясь. Скоро Цинна обратила внимание на один из ручьев. В отличие от бегущих вниз, этот упрямо уходил в сторону. По пути ручей легко размывал мелкий сор, обнажая твердую почву. Под ним явно была нахоженная тропа. Цинна решила пойти по этому маленькому руслу, надеясь, что открывшаяся дорожка выведет ее к одной из пастушьих стоянок, которые здесь иногда встречались.

     Дождь лил, не переставая. Цинна промокла до нитки и, ссутулившись под тяжестью мокрого платья, брела в темноте, думая только о том, как не потерять ручей, бегущий под ногами. Внезапно впереди мелькнул свет. Или ей показалось? Цинна остановилась, пытаясь рассмотреть что-нибудь в мутной пелене.

     Вдруг из дождя, словно мгновенно собравшись из капель, появился силуэт. Цинна замерла.

     — Я — Сторож, — услышала она тихий ровный голос, такой ясный, как будто не было вокруг шума падающей воды.

     Сторож!!! Девушка в мгновение поняла, где она оказалась, и в ужасе опустилась на колени, не в силах устоять на ногах. Ее била крупная дрожь.

     — Я, я… не за этим, — запинаясь, прошептала Цинна. Брызнули слезы, смешиваясь с каплями дождя. — Не за этим! — отчаянно крикнула она.

     — Я знаю, — так же отчетливо услышала она.

     — И что теперь? — с вызовом закричала Цинна.

     — Тебе надо обсохнуть и выпить чаю, — услышала она и почувствовала, как на ее плечи ложится большой мягкий плащ.

     Они сидели под широким навесом рядом с чугунной печкой, от которой шли волны живого тепла. Сторож налил чай в большую глиняную кружку и протянул ей ломоть хлеба с козьим сыром. Вкус чая изумил Цинну — она была уверена, что лучший чай во всей округе мог быть только у нее. Снаружи лил дождь, а здесь было так сухо и спокойно, что все тревоги понемногу отступили, давая волю усталости. Девушка пошевелилась немного, устраиваясь в кресле, и провалилась в сон.


     Цинна открыла глаза и улыбнулась утру — давно она не чувствовала себя такой отдохнувшей. Ярко светило солнце. Вдруг она резко вскочила, опрокинув кресло. Рядом упало толстое одеяло, которым она была накрыта.

     Цинна все вспомнила! Она испуганно моргала, пытаясь собраться с мыслями.

     — Как спалось? — услышала она и быстро обернулась.

     Перед Цинной стоял Сторож. Вблизи он был совсем не страшный. Невысокий седой старик с высушенным ветром лицом и пронзительными синими глазами. Цинна посмотрела в них и не смогла оторваться. Ее словно затягивало в бездонную глубину. Накатила тошнота. Цинна моргнула. Она с трудом справилась с дурнотой, присев на подлокотник упавшего кресла.

     — Спасибо… Вы очень добры… — запоздало ответила девушка. — Мне, пожалуй, пора, — торопливо добавила она.

     — Конечно, — сказал Сторож. — Сейчас позавтракаем и пойдешь.

     Они снова сидели под навесом, молчали и пили чай. Со стороны могло показаться, что это дед с внучкой любуются прекрасными видами. И им нет никакого дела до того, что в двадцати метрах от них сияет глянцем ровная скальная площадка с острым выступом без единой травинки — Край.

     Цинна совсем оправилась, и теперь пытливый интерес рвался наружу. Не в силах больше терпеть, она робко спросила:

     — А почему сюда приходят?

     Сторож, казалось, ждал этого вопроса и охотно ответил:

     — Причины всегда одинаковы: немощь, болезнь, потеря близких, одиночество. Бывает и неразделенная любовь, — он усмехнулся. — Эти, осмотрев мой дом, почти всегда возвращаются. И это хорошо. Никого нельзя подталкивать к Краю.

     Сторож надолго замолчал.

     — А я могу подойти к Краю? — спросила Цинна неожиданно для самой себя.

     — Конечно.

     Она сошла с веранды и осторожно приблизилась к самому краю скалы. Старик последовал за ней.

     — А если сделать шаг? Что, там уже ничего не будет?

     — Никто не знает.

     — Даже Вы?

     — Даже я.

     Цинна замолчала, отошла от Края и, собираясь с мыслями, стала рассматривать дом Сторожа. «Тот самый» дом. Любопытный чертик внутри нее никак не унимался, и она выпалила:

     — А можно посмотреть на вещи? — спросила она. — Которые… — она замолчала, так и не найдя подходящих слов.

     — Которые оставляет каждый, кто по своей воле приходит сюда? — договорил за нее Сторож. Он подошел к девушке. — Посмотреть можно, но, боюсь, тебе не понравится. Для людей, стоящих близко к Краю, ценность вещей сильно меняется. Впрочем…

     Они направились к дому. Подойдя, Сторож открыл дверь и пропустил девушку вперед.

     Цинна со страхом переступила порог.

     Везде, где только было возможно лежали, висели и стояли самые разнообразные вещи. Вот у двери притаились самодельные костыли, а здесь, с потолка, свисали похожие на бусы длинные вереницы колец: от простых оловянных до вычурных золотых. То тут, то там встречались стопки вышитых салфеток, кучи носков, чулок и шапок. Над очагом пристроились курительные трубки: маленькие, с обкусанным мундштуками и богатые, резные. В углу, в широкой кадушке, собрались посохи, трости и простые сучкастые палки, отполированные чьими-то руками. Из-под лавок топорщились носы самой разномастной обуви. Цинна содрогнулась, заметив на полке пожелтевшие зубы в пыльных стаканчиках, спрятавшиеся за кучками шляпных перьев, пуговиц и хлебных корок. На стенах мешали друг другу гроздья сабель, кинжалов и пистолетов. Одна из лавок была целиком заставлена бутылками: пыльными, безымянными и с хорошо знакомыми этикетками. А на столе, в хрустальной чаше, высилась горка пуль — от старых ружейных до современных, отлитых на заказ.

     Жуткое смешение прошлого и настоящего, ценности и ненужности. Все это погружало в чувство беззащитного откровения последних человеческих минут.

     — И для чего Вы храните все эти вещи? — подавленно спросила Цинна.

     — Смотрю на них. Вспоминаю их владельцев.

     — Вы, что помните их всех?

     — Всех, — просто ответил Сторож.

     — И молитесь за них?

     — Можно и так сказать, — задумчиво протянул он.

     — И все равно мне не понятно, зачем хранить все эти вещи, — опять осмелев, спросила девушка. — Ведь их хозяева не могут вернуться.

     Сторож надолго замолчал. Черты его лица заострились, брови сдвинулись. Взгляд потерял тепло.

     Глядя девушке прямо в глаза, Сторож произнес:

     — Иногда за вещами возвращаются.

     — Кто… возвращается? — испуганно пролепетала Цинна.

     — Те, кто не упал вниз, шагнув за Край.

     — Они что, не умерли? — прошептала Цинна побелевшими губами.

     — Смерть — дело непростое… Одни тонут в черной бездне за Краем, другие уходят выше, становясь чем-то иным. — Сторож остановился и прикрыл глаза. — Только перед тем как уйти, неупавшие должны забрать свои «последние вещи». Изъять из нашего мира последнюю частичку себя, которая мешает новой гармонии. Мешает им завершить свой земной круг.

     Цинна завороженно молчала. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла понять смысл сказанного стариком.

     Внезапно все тревоги и тайные надежды девушки вырвались наружу, болью отражаясь на лице: «Агата… Агата… она…» У Цинны закружилась голова. Чтобы не упасть, она оперлась ладонью о стоящий рядом стол. Она должна знать! Сейчас или никогда! Спроси!!! Цинна зажмурилась, глубоко вздохнула, открыла рот и… замерла, услышав ровный голос Сторожа:

     — Там, где сейчас твоя ладонь, лежал гребешок твоей Агаты. Она забрала его.

     — Я… мне… не… — бормотала потрясенно Цинна.

     — Довольно! Твое время вышло. Я жду… гостя. — Сторож помолчал. — Ты без труда найдешь дорогу домой. — Снова повисла пауза. — Прощай. Мы больше не увидимся.

     На глазах у Цинны Сторож мгновенно изменился. Из приятного старика он превратился в мрачного служителя Края. Спина выпрямилась, плечи расправились, от него повеяло колким холодом. Цинна поежилась, выдыхая облачко пара. Девушка вдруг почувствовала леденящее душу касание. Касание страха смерти.

     Цинна попятилась. Споткнулась о мягкую кучу чулок и едва не упала. Она в ужасе выскочила за дверь и, не оглядываясь, понеслась по натоптанной тропе.

     Цинна не помнила, сколько прошло времени. От безумного бега ее дыхание сбилось, сердце бешено колотилось, болью отдавая в затылок. Тропа свернула за каменный выступ. Здесь девушка упала без сил. Вокруг было тихо, только оглушительно стучало ее сердце. Над головой светило яркое солнце. Мимо лица пролетела маленькая бабочка. Цинна медленно приходила в себя. Напряжение спало, и она дала волю слезам. Стало легче. Девушка встала и собралась идти дальше, но потом вдруг вернулась к выступу и с опаской заглянула за него. Тропы, по которой она бежала, не было. Даже редкая трава не была примята, словно там никто никогда не проходил. Цинна осторожно вернулась обратно на дорожку и побежала вниз. Тропинка неожиданно снова повернула, и Цинна чуть не врезалась в большой камень. Тот самый камень! Родная развилка!! Перед ней открылся прямой спуск к городу. Там, внизу уже виднелись знакомые крыши города.


     Цинна бежала домой. Никогда она не чувствовала себя так легко. Все будет хорошо! Теперь — не может не быть!!