Триптих о любимых героях

                1.


                Если простуда в теле,
                температура есть,
                вдруг почему-то очень
                хочется перечесть

                книги, с коими в детстве,
                тайно включая свет,
                встретили мы на кухне
                очередной рассвет.


                Благостен безобидный
                легкой болезни жар :
                он в нас и пробуждает
                воображенья дар, –
               
                с ним и Страна Постели :
                хворной слабости кров,
                станет в мгновение ока
                лучшим из всех миров.


                Дальше была и школа,
                был университет,
                был в половину века
                с женщиной тет-а-тет, –

                это и был из камня               
                жизни сделанный дом :
                книги в том доме были
                разве жильцов лишь сном.


                Годы прошли – и в доме
                камня на камне нет,
                стал долговечней камня
                тех сновидений свет :

                все, чем живем и жили,
                сделается трухой –
                книги лишь не коснется
                этот закон плохой.


                Что нам ее герои?
                общего нет у нас,
                в профиль их можно видеть,
                но никогда в анфас, –

                странная  связь меж нами,
                каждый знает и сам :
                мы их как «здесь» не встретим,
                так и не встретим «там».               


                Может, признак болезни
                чтение книги есть?
                если читать со страстью,
                можно ведь предпочесть

                той и в руке синице, 
                родина чья земля,
                новой отчизной плененный,
                в небе и журавля.
               

                К счастью, малая доля
                времени жизни всей –
                то есть мгновенья – длится               
                опыт безумный сей, –

                все же, теперь, под старость
                кажется иногда,
                что ради тех мгновений
                мы и пришли сюда.


                2.
 

                Степень родства – любопытная ось :
                папу и маму мы знаем насквозь.

                Также мы видим детей без прикрас,
                хоть они тайны имеют от нас.

                Братья и сестры – там больше игры,
                новые с ними восходят миры.

                Бабушки, дедушки – это уже
                на пограничном для нас рубеже.

                Те же, кто дальше на древе родства – 
                мифологические существа.

                К ним и абстрактный у нас интерес :
                онтологический легок их вес.

                Если же вымышленный персонаж
                мой разделяет по жизни вояж –

                то как попутчик в купе у окна,
                то как родная по духу жена, –

                да, в таком случае думаю я :
                реинкарнация, может, моя –

                данный герой, а вот общий сюжет
                в прошлом иль будущем – разницы нет.

                Степень родства – любопытная ось,
                правда, всю жизнь я прожил с ней поврозь :
               
                литературных героев родня –
                самых мне близких – важней для меня.


                3.


                Мои любимые герои
                со мной воистину живут :
                так облака в прозрачном строе
                над головой моей плывут.

                В их мир с почтением вхожу я, 
                как в воскресенье в божий храм,
                какой бы, скромно торжествуя,
                ни ждал меня там стыд и срам.

                Ведь без изъянов персонажи
                сродни холодному скопцу,
                и бледны нравственности стражи,
                как будто жизнь им не к лицу.

                Мои герои – как святые,
                добро и зло их не проймет,
                и дел их капли золотые
                на вкус как ароматный мед.

                Мне их рукою не коснуться,
                им не понять моих речей :
                так не могу я дотянуться
                до жизни прожитой моей.

                И как песок в часах песочных
                перетекает сверху вниз,
                из бытия штрихов подстрочных
                плетется образа эскиз.               

                Когда ж работа завершится,
                то, положив последний штрих,
                жизнь, как художник, удалится :
                с портретом нашим нас одних

                перед Заказчиком оставив, 
                который, как эстет любой,
                натуру смерти предоставив,
                занятный холст возьмет с собой.
               
                И выбор мой безукоризнен :
                я не хочу миров иных,
                лишь стать бы в жизни после жизни
                одним из образов родных.