Кальмары - 1

Из записок офицера внешней разведки

Полную версию см. на портале Литрес Елеонский В. Цунами: повесть. М., 2018.

В рассказе использованы стихи Александра Мерзляева с его согласия.

Американское научно-исследовательское судно периодически спускало глубоководные аппараты. Как мы поняли из расшифровки данных приборов слежения, наши оппоненты скрупулезно исследовали океанское дно и больше ничего не предпринимали.

  В один из дней пришла шифровка, из которой следовало, что в самое ближайшее время американские специалисты попытаются проникнуть внутрь нашей погибшей субмарины, чтобы получить секретные шифры. В этой мотивации противника меня смутило одно обстоятельство, – шифры постоянно меняются даже тогда, когда ничего не происходит. После гибели К-8 они были обновлены, и американцы, если они не круглые идиоты, должны были это понимать. Тем более, что прошло пять лет, и шифры в любом случае устарели. Практичные до мозга костей они каждый цент считают, а здесь вдруг решили, непонятно зачем, утопить в океане десятки миллионов долларов. Я долго ломал голову над этой загадкой, однако ни к какому определенному выводу так и не пришел. Что-то здесь было не так, а что именно, понять пока что было совершенно невозможно.
 
  Сомнения, терзавшие меня, я доложил своему старшему. Он снисходительно улыбнулся.
 
  – Раньше у американцев не было соответствующего оборудования, а теперь они его получили, и им не терпится испытать его в деле. Новая техника позволит поднять лодку со дна без особых сложностей и затрат, а завладеть советской атомной субмариной – неслыханная удача, они наверняка найдут на борту К-8 много чего интересного, получат звезды на погоны, медали на грудь и мигом сделают карьеру, понятно?
 
  – Понятно.
 
  – Ты, друг мой разлюбезный, лучше повтори свои шифры, от твоих донесений будет зависеть многое, похоже, на кону вновь противостояние ядерных держав, своего рода Карибский кризис шестьдесят второго года, только в миниатюре. Так что будь начеку и не оплошай!
 
  – Хорошо.
 
  – Не слышу бодрости в голосе, прошу, брось морочить себе голову пустяками, не забывай наслаждаться морским путешествием и чаще пиши домой о незабываемых впечатлениях гидрографа Александра Васильевича Яковлева.
 
  Я старательно последовал его совету, однако дальнейшие события показали, что мои сомнения имели под собой кое-какие основания. Гидрографическое судно, в экипаже которого под прикрытием находился я и несколько моих коллег, курсировало в Бискайском заливе поблизости от американского корабля. Официально мы имели задачу по контролю радиационного фона, поэтому непрестанно осуществляли замеры воды, поскольку, в самом деле, существовала возможность разгерметизации ядерного реактора затонувшей лодки, и американцы, конечно, тоже об этом знали.
 
  Параллельно мы вели негласное наблюдение за противником – визуально, в эфире и по подводным шумам, для этого у нас было соответствующее оборудование, на котором сидели специалисты разведки, а не гидрографии.
 
  Через три месяца нас сменили, и несколько недель мы сохли в испанском порту Ла-Коруна. Члены экипажа отдыхали и потихоньку ремонтировались, а я со своими ребятами трудился в поте лица, – обобщал полученные сведения, отправлял их в центр, а в ответ получал очередные задания. После второй боевой вахты мы отдыхали и подводили итоги в марокканском порту Касабланка, а неприятности начались во время третьего боевого дежурства.
 
  Я до сих пор не могу понять, какая муха укусила американцев. Очевидно было одно, –  им срочно понадобилось форсировать операцию, однако они не могли подогнать платформу с подводными понтонами, пока мы торчали поблизости. Подъём со дна моря советского военного корабля, пусть погибшего, но не являющегося военным трофеем, поскольку США и СССР официально не находились в состоянии войны, однозначно квалифицировалось бы мировым сообществом, как международное правонарушение. Не берусь утверждать, насколько авторитетно для американских политических кругов мировое сообщество, или они сами считают себя таковым, тем не менее, было понятно, что в тот трепетный момент огласки и шума противная сторона не желала, а мы своими «гидрографическими исследованиями» связывали их по рукам и ногам. Неудивительно, что вскоре на наши головы обрушились ковбойские санкции, и началась психологическая обработка. Поступая так, они, видимо, надеялись, что мы не выдержим и сбежим.
 
  Прилетели американские тяжелые двухмоторные самолеты глубоководной разведки и принялись нас утюжить, пролетая всего в нескольких метрах от кончиков наших мачт. Грохот стоял ужасный, после него до тошноты болела голова, и никакая пища не лезла в горло.
Так продолжалось несколько дней. Мы держались.

  Самолеты, наконец, прекратили свои налеты, однако приключилась другая напасть, – вертолет, поднявшись с борта американского научно-исследовательского судна, завис над нашей палубой. Он надоедливой стрекозой висел день и ночь, улетал на короткое время, чтобы заправить баки, и снова зависал на прежнем месте. Вот когда наступил настоящий кошмар!
 
  Двигатели гремели так, что скоро мы все буквально оглохли и осоловели, пришлось срочно изготавливать импровизированные наушники из ваты с марлей и так спасаться от шума.

  Не знаю, сколько они нас еще терроризировали бы, если бы наш капитан Егоров не приказал вывесить на мачте огромный транспарант, который мы всем экипажем подготовили за ночь. Плакат аршинными английскими буквами черным по белому вещал американцам: «Прекратите рискованное маневрирование, имею на борту опасный груз!»

  В отличие от капитана мы слабо верили, что такое воззвание подействует, однако случилось чудо, – зависание вертолета прекратилось, и самолеты тоже больше нас не тревожили.
 
  Наступила долгожданная тишина. Все познается в сравнении, и я понял, что, оказывается, является настоящим ресурсом, создающим истинные возможности. Мы наслаждались жизнью под названием Тишина, ловили острогами кальмаров, некоторые в длину были ростом, чуть ли не с человека и весили около пуда, а ночью наш обаятельный кок Наташа Волошина отваривала и жарила их.
 
  Правда, наше блаженство длилось недолго. В ту памятную ночь после очередного необыкновенно вкусного кальмара всех сморил сон, а я вышел на палубу, чтобы посмотреть на звезды. Мое детское увлечение сочинительством с годами не прошло, со временем лирические стихи стали получаться как забавные зарисовки, иногда, в самом деле, смешные, а иногда чуточку грустные. Вот и в ту ночь я, глядя на висевшие прямо передо мной небесные фонарики, начал связывать в рифму то, что приходило в голову под впечатлением ночного океана:

Три суровых флибустьера захватили галеон,
Разрази их всех холера, трижды проклят будет он!..
Шёл он черный, как химера, в дымке, будто сон-мираж,
И они его решили сразу взять на абордаж.

В общем, что-то такое, а затем, видимо, под влиянием таинственного звёздного неба я переключился на нашу симпатичную повариху, у неё близился день рождения, и мне показалось, что было бы неплохо посвятить ей шуточную оду. Первые четыре строчки выскочили на одном дыхании.

Как обводы у линкора у моей подружки зад,
По Приморскому пройдется, люди думают – парад!
Грудь как линзы ватерпаса, и походка от винта,
Да, Наташа – это что-то, штучка, штучка еще та!

  А затем заело, я стал беспокойно переходить с места на место, подыскивая рифму к слову «ватерпас», не заметил, как прошел вглубь плохо освещенной кормы и вдруг нос к носу столкнулся с огромной чёрной фигурой, она была мокрой и таинственно сверкала в лунном свете.
 
  В первую секунду мне показалось, что случилось нечто совершенно невероятное, – молодой морж пробрался к нам на палубу и зачем-то поднялся на задние ласты, однако в следующее мгновенье я сообразил, что передо мной замер не кто иной, как высокий под два метра необычайно упитанный аквалангист! Различив меня, он, словно ошпаренный, шарахнулся в сторону, однако я успел дотянуться ногой, поставил подножку, и он неуклюже завалился грудью на фальшборт.
 
  Мои пальцы вцепились в его резиновые плечи, а он совершенно неожиданно бросил меня через бедро. Ощущение смертельного полета пронзило спинной мозг. Не знаю, что было бы, если бы я не успел вцепиться зубами в его резиновую кожу. Перелетая через фальшборт, я потащил моржа за собой, он не удержал равновесие, и мы оба рухнули в воду.
 
  Отчаянно барахтаясь, мы едва не задели металлическую сетку-ловушку, которая была натянута для предупреждения подводных диверсий. Она была устроена таким образом, что тигриным когтем цеплялась за все прорезиненные части акваланга, и не отпускала. Чтобы освободиться, следовало сбросить снаряжение и выскользнуть из прорезиненного костюма, что в океанской волне было сродни самоубийству. Короче говоря, любое, даже самое легкое движение цепляло жертву ещё больше, и тому, кто попался на эти жуткие крючки, вряд ли можно было позавидовать.
 
  Американец, видимо, что-то знал о подобных ловушках, а, может, его просто сильно ударило волной о корпус, в общем, он замер, как будто уснул. Я тоже замер, однако у него был акваланг с двадцатилитровым баллоном за спиной, а я, не в силах даже шелохнуться, сидел в его моржовых объятиях, набрав в рот воздуха, и аквалангом мне служили собственные легкие плюс надутые щеки.
 
  Повезло, что сигнализация всё-таки сработала. Колебание было незначительным, и она запросто могла не отреагировать. Повезло также, что член экипажа, дремавший на вахте после необычайно сытных кальмаров, услышал характерное попискивание и очнулся.
Когда нас подняли, я еле дышал, однако едва меня откачали, кинулся к борту.

  Ясный полумесяц как раз проглянул сквозь легкую тучку, и я увидел то, что и предполагал увидеть, – светлый овал с темным человеческим силуэтом посередине спешно удалялся в сторону американского корабля. У аквалангиста был компаньон!
 
  Егоров думал недолго, схватил немецкий дробовик, который возил с собой, чтобы отгонять надоедливых чаек, они, в самом деле, иногда становились невыносимыми, прицелился и выстрелил. Целил он, естественно, не в человека, а в надувной плот, на котором пытался ускользнуть сообщник нашего пригорюнившегося пленника.
 
  Заряд пробил резину, плот сморщился, потерял плавучесть и ушел под воду, а вместе с ним под водой скрылся и человек. О его судьбе мы узнали на следующий день, когда ранним утром к нам на борт неожиданно пожаловал высоченный, как волейболист сборной США, американский капитан собственной персоной. Оказалось, что второй аквалангист благополучно возвратился и доложил ему о происшествии.

  – Члены моей команды охотились на кальмаров и в ночной темноте перепутали борта, – капризно выпятив жирную губу, сказал он. – Вместо того чтобы разобраться, вы открыли огонь!

  – Послушайте, – с невозмутимым спокойствием сказал Егоров, – я ставил вас в известность и смею уверить вас снова, – у меня на борту находится опасный груз, какой именно, вас совершенно не касается. Так что молите вашего бога, что мы не прострелили зад вашему сорванцу, в следующий раз так и сделаем, а сейчас забирайте пленника, глаза мои, чтоб его не видели, и не мешайте нам. Вам, как я вижу, делать нечего, а у нас работы по горло!
 
  Когда мы, в самом деле, отпустили пленного, и он спустился в баркас, американский капитан заметно смягчился. Мы с Егоровым проводили его до самого трапа. Прежде, чем ступить на него, он вдруг обернулся и с широкой белозубой улыбкой посмотрел нам прямо в лицо.

  – Кто вы на самом деле, я, конечно, догадываюсь, и вот что скажу вам, ребята. Ваше командование не говорит всей правды, и вы плохо понимаете, что происходит. Прежде, чем выйти в Атлантику, ваша К-8 паслась в Средиземном море и установила мощные ядерные заряды на дне Неаполитанского залива. В случае, если они сработают, искусственное цунами невиданной мощи смоет Италию в море. Везувий и Помпеи это горящая спичка в детской песочнице по сравнению с тем, что может статься. Вот так весьма своеобразно ваше руководство намерено бороться с нашим Шестым флотом в случае ядерной войны. Мы искали заряды на дне, однако безрезультатно, теперь нам нужны их точные координаты, вот почему мы ищем здесь вашу погибшую лодку, теперь, надеюсь, понятно? Подумайте хорошенько, неужели Италия заслуживает такой участи! О’кей, я понимаю, вы можете не отвечать, у каждого своя работа.

  Вместо прощания он небрежно махнул рукой и спустился в баркас, разукрашенные борта которого впечатляли прелестями ярко намалеванных почти совершенно голых девиц, срывавших в порыве страсти с крутых бедер остатки одежды в виде звездно-полосатых американских флагов. Мы проводили нашего гостя взглядом, вслух ничего не обсуждали, понимая, что о таких делах лучше помалкивать.

  В тот же день приключилась новая напасть, и нам стало не до размышлений над словами американца. Рация забарахлила, а акустические средства слежения стали выдавать ложные сведения о подводных шумах. Ни я, ни мои коллеги не могли понять, в чем дело, тщательно осматривали оборудование, проверяли, тестировали, однако всё было бесполезно, и помехи продолжались.

Продолжение см. Кальмары - 2.