Сын гамадрила

1.
На поминки заместителя министра Микаэла Соломоновича Покуёва, в зале его оскорбительно роскошного, внушительного особняка, собралось более пятидесяти человек. Это было, по крайней мере, странно. Ведь, на похоронах было всего десять. Пришли коллеги из обкома партии, представители министерства торговли, медицины и спорта, несколько уважаемых человек из академии наук, журналисты местного телевидения, с кинокамерой, шесть бритых наголо незнакомцев спортивного вида, и четверо никому неизвестных поэтов с двумя вульгарными, сексуально мотивированными подружками.

Василий Михайлович Покуёв, сын усопшего, был взволнован, испуган и оттого излишне суетлив. Он рассчитывал в худшем случае, на двадцать человек. Виночерпий и, одновременно – половой, Абдулхламид Чунунахуев, уже три раза бегал в винный погреб за очередным ящиком домашней граппы.
Кухарка Агриппина Вайсманн выставляла на стол все новые и новые блюда: овощи в тесте из рисовой муки «Ясэй темпура», жульен из перепелок, лосось-гриль в мандариновом соусе, фасоль в конжуте, яйца сурка-сурбагана с водорослями и соевыми бобами, пельмешки с мясом бобра, сосиски в ежовом соусе, печень норки, вяленная простипома под шубой.

Ели усердно и молча, соблюдая поминальный этикет. Слышалось только монотонное чавкание, сопение, хлюпание, шмыгание, постукивание вилок о тарелки. У кого-то шумно урчало в животе. Кто-то негромко рыгнул, потом, спустя несколько секунд – негромко пукнул: пустил шептуна. Через час наступило время тостов и воспоминаний. Призывно постучав по бокалу вилкой, с места монументально восстал доктор биохимических наук, профессор Карл Ильич Набухайтэ, седовласый старец, с густой бородой Деда Мороза, в которой застряло несколько кусочков квашеной капусты и рыбные косточки. 

- Господа! Прошу внимания! Я предлагаю тост. Наполните бокалы любимым напитком Михаила Соломоновича, этой чудесной, домашней граппой, пожалуйста!
Гости, гвоздившие до этого без всяких тостов, покорно наполнили стаканы.
- Друзья! Давайте выпьем за… За гамадрилов! За гамадрилов – стОя!
- Что?!!! За гамадрилов? – после минутной театральной паузы, раздались тихие, удивленные возгласы со всех сторон, - Ничё себе! За гамадрилов? Оп-пачки! За обезьян! Нунихусе! Жжот, старик! За кого, за кого? Охуе-е-е-е-ть! Это деменция, господа. Альцгеймер! Вот это – да-а-а-а-а! Перебрал, старик, граппы. А почему не за орангутангов или за панд? Ха-ха-ха. Это прикол? Во даёт! 

- Не удивляйтесь, господа! – жестом ладони успокоил сидящих гостей Карл Ильич, виновато улыбаясь, - Просто гамадрилы в жизни Микаэла Соломоновича сыграли весьма большую, если не главную роль!

Сын усопшего, Василий Михайлович, испуганный, растерянный, бледный, как утопленник, подошёл сзади к ученому и деликатно прошептал:
- Дядя Карл! Я умоляю. Давайте выйдем подышать свежим озоном!
Карл Ильич, несмотря на большую разницу в возрасте (он был на 22 года старше Микаэла) был давним другом его отца. Когда-то, давно, он даже нянчил маленького Васю, сажал его к себе на шею, и, с диким ржанием, бегал галопом по саду, себя в коня преобразив.
- За гамадрилов – стоя, господа! – озорно выкрикнул Карл Ильич, и, торопливо, залпом осушив бокал, по-гусарски, разбил его вдребезги о паркет. Василий Михайлович бережно, под ручки, вывел старика во двор.
Гости, тем не менее, в некотором недоумении, но послушно, стоя, осушили свои бокалы за гамадрилов, и так же, по-гусарски, разбили свои бокалы о паркетный пол, следуя примеру Лауреата Государственной премии. 
На свежем, влажном, вечернем воздухе, в осеннем саду, Карл Ильич, не выдержав, расплакался с негромким, волчьим завыванием.

- Ничего-то ты Васька, не знаешь! Батя твой был великим гамадрилом! Понимаешь ты? Он восславил гамадрилов в веках! Наполовину был он настоящим гамадрилом и наполовину - гением. Помесь гамадрила и гения!
- Давайте я вас уложу баиньки…. – Василий мягко подтолкнул старика к гостевому домику. Но старик резко отдернулся от рук Василия, и чуть не упал.
- Успокойтесь, дядя Карл, - с опаской оглядываясь по сторонам, шептал перепуганный и удрученный невероятной абсурдной новостью, Василий, зажимая ладошкой рот дяде Карлу.
- Да что – успокойтесь! Что – успокойтесь? – горячился Карл Ильич, стряхивая руки Василия со своего рта, - Пойми ты, дурья башка! Батя твой, мой лучший друг, Мойша, был удачным результатом бесчеловечных биологических опытов по созданию универсального, совершенного человека будущего! Я сам лично принимал участие в этих секретных исследованиях. Ты тоже…
- Давайте потом… Не на поминках. Там люди. Журналисты…, – растерянно бормотал Василий, - Потом, утром…. А сейчас давайте я вас уложу баиньки….
Он почти силком затолкал плачущего, шатающегося профессора в гостевой домик, откинул одеяло и бережно уложил плачущего старика в кровать, предварительно сняв с него полотняные брюки, гамаши, и ботинки «Скороход» вместе с калошами.

2.
Карл Ильич Набухайтэ, проснулся от звуков Бетховенской симфонии №5 Allegrj Con Brio, от запаха пота и мочи, и от чьего-то жуткого, пристального взгляда. Он этот взгляд чувствовал буквально всем телом. Взгляд этот пронзал насквозь словно копьё Лонгина, доставляя нестерпимую боль. Карл Ильич с трудом разомкнул тяжелые, слипшиеся от утреннего гноя веки. Навел резкость. Кругом безликий, невыразительный, угрюмый полумрак. Тусклая лампа без абажура. Серые, неоштукатуренные стены.
Рядом с кроватью сидел хмурый Василий Микаэлович Покуёв, Васька-Василёк, в форме майора НКВД, и исподлобья глядел на просыпающегося дядю Карла.
- Василий? Ты? – радостно воскликнул Карл Ильич, сморщившись от резкой, похмельной боли в голове, с удивлением оглядываясь кругом. Он обнаружил себя в незнакомой комнате, обставленной с пуританским минимализмом: стол, два стула, зарешеченное, узкое окно, расположенное под самым потолком. Сам он, оказывается, лежал на деревянных нарах. А ведь, вроде засыпал в шикарной спальне гостевого домика? Или приснилось?
- Ну вы вчера и устроили цирк!  – с нескрываемой досадой ответил, встрепенувшись, словно проснувшаяся сова, Василий, - После вашего ухода, весь вечер, все только и говорили о гамадрилах! Забыли о том, что вообще-то они празднуют поминки моего отца.
- О гамадрилах? Почему о гамадрилах? – привстал слегка в тревоге Карл Ильич.
- Вы вообще ничего не помните, Дядя Карл?
- О-о-о-о! Помню только, что граппа была чудо как хороша! Ядрена граппа! В бошку так вставило! Ничего не помню! Как отрубило!
- Нате-ка, похмелитесь, дядя Карл! – Василий, приподнялся, протянул профессору алюминиевую, погнутую кружку, предварительно сделав пару мощных глотков. – К сожалению, не могу вас приветствовать рукопожатием. Я тут передернул от скуки, пока вы спали….
- Что сломалось? – не понял Карл Ильич.
- Не важно – уклонился от нелепого вопроса Василий.
Ученый удобнее уселся на кровати, поправил, плотно набитую опилками, подушку, взял кружку и, прикрыв в истоме заплывшие глаза, шумно втянул в себя воздух кружки. Так жадно и красиво, конченные нарики, во время ломки, занюхивают кокаин.

- Выпьем с горя! Где же кружка? О-о-о-о-о-а-а-а! Амброзия! Батя твой гениально гнал! Узнаю руку мастера! – он шумно выдохнул, и сделал пять мощных, объёмных глотков. Кадык под пупырчатой кожей двигался словно поршень паровой машины Ползунова. Карл Ильич громко крякнул (со двора ему отозвались селезень, удод и баклан) покрутил головой и поставив на тумбочку кружку, удовлетворенно вздохнул.
- Вздрюкнул он, понимаешь… Когда ты был маленький, я тебя по рукам бил за такие вещи.
- Закусите вот, - Василий протянул ученому надкусанный кусок плавленого сырка «Новость».
- О! Вот это «Новость»! Не откажусь! В молодости мы с твоим батей дюже любили эту разновидность сырка.
Где-то за окном, на просторах Земли едва слышно раздавалось токание глухаря, беспокойное квакание жабы, трели соловья и одиночные выстрелы.

- Ну так расскажите же мне, уважаемый Карл Ильич, поведайте тайну рождения моего отца! Откройте страшную тайну! Я весь – внимание! – Василий, приподнявшись, вместе с табуреткой, пододвинулся поближе к нарам.
Он не спал всю ночь, мучительно анализируя беспорядочные выкрики дяди Карла. На память приходили эпизоды из жизни, которые он ранее воспринимал, как обыденность. Батя Василия, Микаэл Соломонович, был невероятно сильным человеком. Во время субботников, он легко поднимал самые тяжелые бревна, рельсы, мешки с углем, и в одиночку относил их на грузовик. Он научил Василия играючи лазить по деревьям, перепрыгивать с ветки на ветку. Батя легко сдавал ежегодно норму ГТО и даже был двукратным чемпионом Москвы по легкой атлетике. Эх! А каким он был неуемным бабником! Василий, будучи еще мальчишкой не раз заставал батю в кабинете, в ванной, в библиотеке, в кладовке, в детской, в столовой, попирающего то толстушку-няньку, то – прачку, то повариху, то учительницу русского языка, то экономку, а иногда даже мать…
- Да какая там тайна, Вася! Его биография есть во всех справочниках. Родился Микаэл в Сухуми в 1912 году. В семье ученого-генетика Соломона Покуёва и знатной доярки Сары Захаровны Штульчак….
- Да полноте вам, дядя Карл! Это же официальная версия. Это записано в свидетельстве о рождении и паспорте! В энциклопедии! Это все фальшивки! Но вчера вы мне говорили о существовании другой, неофициальной версии. Буд-то батя мой – гамадрилом был! Помесью гомо-сапиенса с обезьяной.

- Ха-ха-ха-ха. – натужно и неестественно расхохотался Карл Ильич, - Рассмешил! Ох, рассмешил, старый я клоун! Чудак-человек! И ты, Васька, чекист, кандидат наук, веришь в эти сказки? Да говорю же я, кальвадос в бошку вчера ударил. Понесло меня. Шутить стал, чтобы внести какое-то оживление в сумрачный вечер. Батя твой любил всегда мои розыгрыши! Называл меня – клоун! Ты ведь прекрасно знаешь, я долгие годы работал вместе с твоим отцом, пока его в Москву не забрали. Так что всю его биографию прожил вместе с ним бок о бок!

- Та-а-а-к… - задумчиво протянул Василий, доставая из небольшого Фанерного чемоданчика, стоящего рядом со стулом, сапожное шило, - Значит, не желаем говорить по-хорошему? – в голосе его появились металлические, угрожающие нотки: фа минор и си бемоль мажор, хотя голоса он не повышал, - Тогда мы будем говорить по-другому. Дядя Карл. Карл Ильич Набухайтэ! Или у вас есть и другое имя? Ты сейчас, сука, все расскажешь! – рявкнул майор страшным голосом диктора Левитана,
- Всё! Или я тебя на куски порву! Вы знаете, падла, что я в студенчестве, работал сапожником. Батя хотел, чтобы я всего добился сам, своим трудом. И я стал-таки виртуозным сапожником. Я шил сапоги самому товарищу Сталину! Товарищу Маленкову, Урюпину, Троцкому. Вот, это вот, шило из Италии. Шило легендарного мастера, виртуоза сапог – самого Джузеппе Коллони!  – Василий сунул под нос старика шило и инкрустированной рукояткой, - Мой любимый инструмент. Я им тачал сапоги сильным мира сего. А теперь это шило с отравленным наконечником я всажу вам, дядя Карл в вашу жалкую, брехливую жопу, и проверну несколько раз по часовой стрелке.
- В жопу? – в удивлении и смятении выдохнул и содрогнулся Карл Ильич, представив на секунду страшные последствия этих жестоких действий, - Василий! Сынок! Как ты со мной разговариваешь!
- Я тебе не сынок! И вы, и ты, будете умолять меня вынуть шило обратно, пытаясь разжалобить меня воспоминаниями о дружбе наших семей. Но я буду неумолим! Потом я вобью вам в жопу шнит-фумель, жгентель, токмачку, мулерон, рашпиль, амбус, деревянную колодку и подпилок. Так что, будет лучше, если вы…
- Я давал подписку о неразглашении государственной тайны….- робко возразил Кард Ильич.
- Мне насрать, сука, что ты кому давал! Я не посмотрю, что ты, вы нянчили меня в детстве, а просто вставлю вам шило и жгентель в жопу! Я жду от вас искренний и правдивый рассказ-исповедь. Это будет наше, советское таинство, горячее покаяние сердца! Сдохни для греха и воскресни для истины и святости, дядя Карл!
- Вася, Василек…. Дай-ка мне еще немного Кальвадосу.
- Хэй тебе, а не Кальвадос! И я тебе не Василек! А товарищ майор! Ха-ха-ха-ха! – вдруг расхохотался Василий, - Испужался? А? Дядя Карл! Саечку за испуг!
Василий тремя пальцами взялся за заросший джунглями бороды подбородок старика и сделал тому виртуозную саечку, отчего голова старика дернулась, и, со стуком ударилась об стену камеры.
- И еще одну, за невежество! Оп-па! Что надо сказать?
- Спасибо! – пробормотал старик растерянно, не зная, как воспринимать эту странную игру.

3.
- Сухарев! – грубо рявкнул майор Василий Покуёв, распрямляясь во весь свой богатырский рост, - Сержант Сухарев! – повторил он еще громче.
Двери камеры отворились, и под звуки четких шагов, в камере возник силуэт красноармейца.
- Сержант Сухарев  по ваше…
- Отставить. Там у нас в седьмой камере носатый гражданин сидит, еврейской национальности. Давай его сюда.
- Слушаюсь! Есть, доставать его сюда! – боец взял под козырек буденовки, четко развернулся и, чеканя шаг, вышел прочь, бесшумно притворив за собой двери.
Майор подошел к столу, устало вытер полотенцем окровавленные руки, задумчиво глядя в угол. Там, на нарах, ничком, со спущенными кальсонами, лежало светило советской науки, Карл Ильич Набухайтэ, из окровавленного афедрона которого торчала деревянная рукоятка кранцевого шнит-фумеля. Василий приблизился к нарам, резким движением вырвал инструмент из жопы ученого, любовно и нежно, как свою любимую девушку, вытер его окровавленным полотенцем, и уложил в чемоданчик. Затем брезгливо натянул серые, байковые исподники Карла Ильича на худой, поросший седыми волосами, афедрон, прикрыл тело серым, солдатским одеялом со штампом воинской части 2749. Карл Ильич, пошевелился, и, не открывая глаз, внятно простонал:

- Бедоку-у-у-р, срамодел…. Инквизитор! Торквемада!
    Василий, раскатал засученные ранее рукава гимнастерки, поправил растрепавшуюся во время интервью прическу, уселся за стол, закинув ногу за ногу. Достал из кармана пачку папирос «Герцеговина Флор», вытащил папиросу, и, постучав ею по пачке, закурил. И тут же, раздался робкий стук в двери.
- Войдите! – сказал майор.
Дверь на секунду отворилась и в камеру был грубо втолкнут вихрастый, кудрявый человек в парусиновом пиджаке и белых башмаках. Он по инерции сделал несколько мелких шажков и остановился, вглядываясь в Василия Михайловича. Разглядев кубики на его гимнастерке, он оживился, посветлел, и затараторил:

- Товарищ майор! Хорошо, что это именно вы! Приятно иметь дело с образованным человеком! Произошла чудовищная ошибка! Меня взяли сразу после концерта! Успех был необычайный! Я ничего не понимаю! Я – артист оригинального жанра!
- Заткнись! Артист - в жопе хэй! – Василий выпустил носом кольца, - Расскажи лучше, как ты за деньги наёбываешь советских людей. Фамилия! Имя!
- Вольф Григорьевич Мессинг….
- Гершкович! – взревел Василий, - Гершкович, в не Григорьевич, еп твою мать! Не примазывайся к героическому, великому русскому народу!
- Да, вы правы. Гершкович. – поправился Мессинг, - Родился 10 сентября 1899 года в российском городке Гура-Кальвария, недалеко от Варшавы.
- Достаточно, поляк х..ев! - устало махнул рукой майор, - Значит так. Если выполнишь моё задание…
- Выполню любое задание партии и правительства! – встрепенулся соколом Мессинг.
- Заглохни! Видишь, человек на кроватки лежит, отдыхает?
- О! Вижу, товарищ майор!

- Это враг нашей страны. Один из руководителей тайной организации, проводившей бесчеловечные опыты над советскими людьми. Вот ознакомьтесь с некоторыми материалами по этому делу, - Василий протянул Вольфу Мессингу коричневую папку, перевязанную белой тесьмой, - На основании этих материалов, вы лично, под моим контролем, будете проводить допрос этого врага народа, который, к сожалению, отказался с нами сотрудничать. Все наши попытки договориться с ним по-хорошему, ни к чему не привели. Он молчит. Или же притворяется безумным, брехливым идиотом. Но нам нужна правда, правда, и только правда. От этого зависит судьба многих людей. И теперь и ваша тоже. Для этого вам придется ввести его в состояние гипноза. Я знаю, что вы не только ловкий мошенник, скользкий пройдоха и беспринципный авантюрист, но и владеете реальной магией гипноза.
- Нет…
- Но ты же как-то отгадываешь числа, которые загадывают зрители?
- Чего не отнять, того не отнять…, - согласился чародей.
- Времени для изучения материалов у вас достаточно. Завтра, ровно в 10 часов, мы с вами должны приступить к работе. Подготовьте вопросы, которые смогли бы дать нам полную, правдивую картину, происходившую в лаборатории Сухуми.

4.
- Заснул? – спросил Василий, когда услышал храп Карла Ильича.
- Заснул, - ответил, озаренный довольной улыбкой, Мессинг.
- Тогда начинайте допрос.
Мессинг легко прикоснулся к мошонке спящего ученого, отчего тот сразу перестал храпеть. Он стал беспокойно ерзать на стуле, словно по нему ползали скорпионы. Лицо его исказилось от неведомой боли.
- Вы Карл Ильич Набухайте?
- Да! Я Карл Ильич Набухайтэ! – с гордостью подтвердил ученый.
- Карл Ильич! Я ваш друг - Вольф! Мы с вами на рыбалке! Слышите? В кустах поет перепелка?
- Слышу, - ответил Карл Ильич, в напряжении вслушиваясь в тишину.
- Расскажите мне, Карл Ильич, можно я буду вас называть просто – Карл?
- Валяйте!
- Вот интересно, Карл: Как происходили научные работы по выведению гибрида обезьяны и человека, в Сухуми? – спросил Мессинг почти шепотом, - Рассказывайте о событиях в хронологическом порядке. 
- Ну как, как…. – Карл Ильич вздохнул, наморщив лоб, и вдруг заговорил с каким-то революционным азартом, словно на митинге или на лекции перед студентами, - О! Это был большой скандал! В те годы, вся наша любимая Отчизна была охвачена сжигающим пламенем революционного оптимизма, веры в светлое будущее.
Страна, руководимая партией, ставила перед собой цель создать гибрид существа, обладающий особыми свойствами физической выносливости, покорности, уважения к вертикали власти. Были уверены, что такой гибрид будет очень быстро расти. В верхах уже определялась возможность сфер использования этих гибридов. Например, на тяжелых работах в шахтах или в качестве солдат. Ты конечно слышал про Илью Ивановича Иванова.
- Постойте…. Это тот…. Которого арестовали? – спросил Мессинг.
- Да-да-да! О! Это был воистину великий ученый, с мировым именем, биолог-животновод, специалист в области искусственного осеменения и межвидовой гибридизации животных.
- А! – воскликнул вдруг Василий, звонко хлопнув себя ладошкой по лбу, - Это, который быков с овцами скрещивал? Овцебыка создал?
- Эх, Вася, Вася! – с укоризной покрутил головой биохимик, не открывая глаз своих, - Да кого он только не скрещивал. И кролика с петухом скрещивал, и выдру с выхухолем, и саламандру с жабой, сивуча с миногой, и даже человека с обезьяной скрещивал.
Да! Пока не забыл! Я хочу, чтобы ты Вася выполнил мою последнюю просьбу, во имя отца. Я хочу, чтобы на моих похоронах не было печали и омерзительных речей с дурацким, пьяным духовым оркестром. Пусть, лучше, вокруг гроба танцуют Айседора Дункан, Ксешинская, Лепешинская и Сара Бернар…. Голенькие, пусть танцуют. Уговори их. Ты же можешь!
- Добре! Устроим вам Ксешинскую! Не отвлекайтесь, дядя Карл, -  сглотнув слюну, произнес Василий, представив себе на секунду голенькую Сару Бернар. Карл Ильич с закрытыми глазами, продолжал убедительно рассказывать, доказывая кому-то истину, словно адвокат на суде.
- Сейчас-то даже безумному оппортунисту, даже пьяному троцкисту, понятно, что у человека и обезьяны разное количество хромосом. У человека 23 пары, а у обезьяны 24 пары хромосом. Даже если теоретически можно создать такую гибридную клетку, в которой будут хромосомы человека и обезьяны, сразу бы возникли проблемы с размножением этой клетки, делением этой клетки. Гибрид будет стерилен. Это мы так думали. Но все не так просто!!!


5.
- О! Это было славное время! - пафосно, театрально воскликнул Карл Набухайтэ, воздев руки к облупившемуся потолку, - Мы были юные и азартные безбожники и полагали, что можем вмешаться в тайну происхождения человека. Илья Иванович был упорным человеком авантюрного склада. Я кушать хочу! Он шел напролом к своей гениальной цели, сметая все препятствия на пути. Он вернулся из Гвинеи, где он проводил свои опыты, в1927 году. Тогда его еще поддерживало правительство. Все исследования были строго засекречены.
- Почему исследование велись в Гвинее, а не в Гренландии или в Гондурасе? – спросил Мессинг.

- Да, товарищи! Голенькая Сара Бернар – это что-то! Мы частенько любовались ею на маёвке на Перекопе. Да потому, батенька, что интимные отношения между человеком и обезьяной частенько случались у народов Африки. Дело житейское. Да и обезьяны там встречались симпатичные, похотливые, раскрепощенные, безо всякой социальной ответственности, да еще и ласковые. Сам Иосиф Виссарионович Сталин дал Иванову добро и деньги. За то, что Иванов нашему гениальному вождю пересадил яичники от гамадрила. Да. Да!
Тут ведь еще такая штука была. После смерти Ленина, руководство страны озаботилось своим оздоровлением, омоложением, и продлением своей творческой, политической и сексуальной деятельности. А Илья Иванович еще кое-кому из правительства поспособствовал в исполнении этой заветной, сказочной мечты. Пересадил ярким объектам российской элиты яичники, семенники молодых обезьян.
Конечно же, земля слухами полнится. А русская, особенно. Булгаков даже повесть написал «Собачье сердце». Читал? Её, правда, тогда срочно у него изъяли. Хорошо, что не посадили.
 
Вообще, странно, что в нашем государстве управление культурой доверили безграмотным пролетариям, кухаркам и матросам. Во что превратилась культура? Пролеткульт! Позорище! Запретили творчество гениальных писателей, композиторов и поэтов. Вместо них - агитационные стишки бездарного поэта Демьяна Бедного, агитки Маяковского… Песни о революции о партии Ленина - Сталина! А этот идиотский фильм «Ленин в Октябре!»! А жалкое подобие комедии «Веселые ребята»! Пошлость! Тупость! Оболванивание нашего народа! Народ приучили к говну! И все это выдавалось за шедевры! И создатели говна получили государственные премии за этот идиотизм, который они называли творчеством!
- Не отвлекайтесь, мой друг! – осторожно перебил его Мессинг. Побледневший Василий, ерзал на табуретке, едва сдерживая себя, чтобы не растерзать разгоряченного старичка.
- Так вот, некоторые отважные, высокопоставленные смельчаки, решившиеся на омоложение, спустя какое-то время, сдохли в муках после операции. Ха-ха-ха! Так им и надо, сукам! Ведь кто встал у руководства страной? Криминальные особи! Те, кто понял важную вещь: настало время подонков и хамов! Кто умеет кричать, лизать жопу начальству, тот непременно пробьется в верхние эшелоны власти! Потому-то и возбудили знаменитое «дело врачей».
- Заткни свою поганую пасть! – вскричал Василий, дрожащими руками доставая из кармана галифе мятую пачку папирос «Герцеговина Флор».
- Товарищ майор! Вы его разбУдите! – осторожно заметил Мессинг.
- Не кричите на меня! У меня голова раскалывается! Иванов взял на себя функции Бога – создать человека нового вида! – как ни в чем не бывало продолжал Карл Ильич, - Взять от обезьяны силу, ловкость и выносливость, а от человека – ум. И таким образом, опровергнуть теорию Дарвина, или же подтвердить её. Неважно. Главное – сделать это раньше буржуев!
Так вот: Илья Иванович Иванов, руководитель нашей научной лаборатории, пошел к председателю Совнаркома, потом к Рыкову, потом к Луначарскому. Иванов в те времена был в большом почете. Его принимали как выдающегося ученого. И, в общем-то, все понимали, что идея эта прекрасная, и как она раньше вообще не могла прийти в голову, хотя она ошеломила всех.
- Поподробнее про Иванова можно? – тронул Мессинга за рукав комиссар.
- Да я вам сам расскажу, - ответил Мессинг, - Илья Иванов, биолог, профессор, светило Российской науки. Он усовершенствовал процедуру искусственного осеменения, благодаря чему один жеребец мог оплодотворить за сезон до 300-500 кобыл, в то время как естественным путем этот показатель едва доходил до 20-30 самок. Для нашей великой Отчизны это было чрезвычайно важно. Его ценили в руководстве страны. Он имел беседу с Луначарским и Цюрюпой! Ослепленный своей победой, когда вывел сильное и неприхотливое гибридное животное – овцебыка, Иванов решил вывести новую породу человека.
- Продолжайте допрос! – удовлетворенно кивнул кудлатой головой Василек.
Мессинг коснулся пальцем пористого профессорского носа и тот вновь заговорил:
- Иванов сначала планировал осеменять самок шимпанзе спермой человека, а потом стал продвигать идею осеменения женщин спермой шимпанзе. Правительство Французской Гвинеи было категорически против этой безумной затеи.
- Так почему все-таки - Гвинеи? – спросил Василий, подняв голову от тетради, в которой он делал пометки.
- А он именно туда уехал для ловли обезьян! В феврале 1926 го. Деньги на экспедицию выделили советское правительство и Академия наук СССР. А Парижский Пастеровский институт, с которым сотрудничал Иванов, предложил для работы питомник приматов в городке Киндия. Кстати, арестовали Иванова, за то, что он тайком передавал результаты своих строго секретных опытов в этот институт. Ему хотелось славы! Он поплатился за это!
Увы, африканцы-охотники не смогли поймать для Иванова пригодное животное. Тогда шеф решил подкупить колониального врача-француза и тайно оплодотворил женщину-африканку обезьяньим семенем, во время гинекологических осмотров. Он много что там исследовал, во время гинекологических осмотров. Он и сам осеменял, и сын его тоже пробовал… . Местные хотели их убить, после того, как от его экспериментов забеременели две юные африканские бабы.

Осенью 1927 года Иванов был вынужден покинуть Африку. Не выдержав морской перевозки в СССР, погибли три намеченные для дальнейших экспериментов самки шимпанзе. Иванов привез лишь десяток самцов гамадрилов, горилл, шимпанзе…. Кстати, именно с этих животных начался знаменитый Сухумский питомник.

Намечалось продолжение опыта, но в 1930-м профессор был арестован и в 1932 годе умер в ссылке в Алма-Ате.
- За что арестовали? – спросил Мессинг Карла, и заискивающе поглядывая на комиссара, одобрит ли он его допросную инициативу. Карл Ильич отвечал бодро, словно выступал перед студенческой аудиторией.
- Иванов в начале двадцатых годов находился в Париже и работал в институте Пастера. Там-то ему и пришла радостная весть: Илья Иванович получил разрешение на проведение исследовательской работы на станции приматов в Киндии, что находилась во Французской Гвинеи. Причем «добро» ему дал именно директор парижского института. Затем пришло сообщение и от Горбунова, которому удалось выбить для Иванова десять тысяч долларов из Академии наук. Илья Иванович ликовал. Он не сомневался, что ему осталось сделать последний шаг для осуществления мечты всей своей жизни.

6.
Шел уже третий час допроса окровавленного профессора. Василий уже порядком устал. Глаза его слипались. Записная книжка подходила к концу. Но желание услышать правду до конца не оставляло Василия. А Лауреат Государственной премии был относительно бодр, и продолжал свою нескончаемую повесть, время от  времени засыпая и восставая вновь и вновь.

- Иванов предполагал не только увеличить число опытов искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, но и поставить опыты реципрокного скрещивания, что в Африке организовать гораздо труднее, чем в Европе или у нас. Он даже сам не раз осеменял самок шимпанзе. Да и я тоже…. Но, хочу заметить: только самых красивых. А женщин, желающих подвергнуться опыту, легче найти у нас, в просвещенной России, чем в темной отсталой Африке. Для этого рода опытов достаточно иметь 2–3 взрослых самцов антропоморфных обезьян.

И вот что интересно. Немногие сегодня знают, что на Руси была церковная инквизиция похлеще, чем в католической Европе. Новгородский святой, епископ Лука Жидята, самолично отрубал руки и вырывал языки у еретиков, посмевших усомниться в церковных догматах. А Святой Князь Владимир? Он был настоящий садист! Язычник. ****ун неугомонный! А ведь церковь возвела его в святые? В нашей церкви сегодня более пяти тысяч святых! Но есть еще и поместные святые в каждом приходе. И их количество растет с каждым днем! Зачем? А для того, чтобы люди шли почитать каждого святого и несли денежки в приход! Вот зачем.

- Заткнись! – рявкнул Василий.
Карл Ильич умок, уронив голову на грудь, и вдруг снова захрапел. Мессинг нервически дернул его за нос.
- Дальше, дальше-то - что? – спросил он.
- Что дальше? – недоуменно спросил Карл Ильич, с удивлением глядя на Мессинга, - Вы хто?
- Я ваш друг! Мы – на рыбалке! Слышите – перепелки поют! Что было в Сухуми?
- А! – хлопнув себя по лбу, вспомнил Карл Ильич, - Вспомнил! Так вот: наловили мы во Французской Гвинее разных обезьян. Упаковали в клетки. Шимпанзе должны были прибыть в Сухуми летом 1930 года, однако весной этого же года в ходе политической чистки всех арестовали, и Иванова, и всех, кто поддержал его эксперимент. Самого Иванова арестовали и отправили в ссылку в Алма-Ату, где он работал еще два года до своей смерти от инсульта.

По секрету скажу: шеф наш Иванов был циником и настоящим расистом, к африканцам относился как к дикарям! И вот, когда не выгорело дело с оплодотворением самки, со спокойной душой решил подыскать какую-нибудь одинокую туземку, чтобы впрыснуть ей обезьянье семя.

Неожиданно ученый старец вновь отрубился и захрапел. Мессинг больно щелкнул его по носу. Старик очнулся и сразу заговорил, словно и не прерывался:
- В начале весны 1926 года Илья Иванович Иванов добрался до Киндии и обосновался на станции. Но первые же исследования показали, что шимпанзе, которые там обитали, не подходили для экспериментов, поскольку уже являлись взрослыми. И через месяц Иванов вернулся во Францию. Илья Иванович начал вести переговоры с колониальным губернатором Гвинеи, чтобы тот позволил ему провести запланированную работу в ботанических садах Конакри. И ученый добился поставленной цели.   Вместе с сыном Ильей, он прибыл в Конакри в конце осени того же года. В ботанических садах обезьян, конечно, не было. Поэтому Илья Иванович организовал их отлов, лично контролируя процесс.
Ловили обезьян, как правило, ночью. Охотники выслеживало обезьянье стадо. Затем, вооружившись вилами и граблями, загоняли шимпанзе на одиноко стоящее дерево и вокруг разводили костер. После того как шимпанзе, бросался вниз, к нему подбегали африканцы и с помощью дубинок ****ило животное, до потери сознания. Оглушенное и искалеченное животное не могло сопротивляться охотникам, привязывавшим его конечности к двум жердям. Эти жерди несли на плечах четыре африканца.

Но выяснилась интересная вещь. Не было в местных племенах одиноких женщин! Пока не замужем – жила с родителями. Умер или погиб муж – вдову брал в свой дом его брат (второй или третьей женой), другой родственник. Но брошенной, голодной, с детьми на руках, готовой от нужды на что угодно, она не ходила.

Иванов данным обстоятельством не был расстроен. Он «выкрал» молодую африканку и оплодотворило ее несколько раз. Возникает вопрос: кто в этом мире «дикари»? Туземцы, для которых «табу» оставить женщину в беде, или мы, белые, у которых… В общем, продлите мысль сами. Добавим, Иванов очень боялся, что «негры» вообще узнают о сути его экспериментов. У них ведь свои твердые представления о том, что в жизни можно и нельзя. Могли и поджарить на костре и сделать шашлык.

К чести Академии наук СССР (перед которой Иванов из Африки отчитывался) она тоже резко опротестовала полет профессорской мысли и «не сочла возможным» одобрить эксперимент над женщиной. Охотницы принять в себя обезьянье семя (как и удальцы, готовые оплодотворить обезьяну) потом отыскались в СССР. Надо отметить, что к этому приложили руку наши доблестные чекисты. Они умеют уговаривать.

Василий покраснел, напрягся, нервически поправил кобуру, стал выбивать маршеобразный ритм дрожащими пальцами по столу.
- Участникам эксперимента, в основном осужденным по политический статье, было обещана свобода. Сам профессор необходимость пригласить подходящую советскую даму объяснял просто. Даже Сухуми для обезьян – север. Могут помереть. Давайте срочно получим от самцов семя и пустим в дело.

Параллельно Иванов решил оплодотворить человеческих женщин спермой шимпанзе. И хотя французское правительство запретило работу в данном направлении, Иванов сделал такие попытки. Сам Илья Иванович считал, что необходимо не только увеличить число опытов искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, но и поставить опыты реципрокного скрещивания. Последние организовать в Африке гораздо труднее и сложнее, чем в Европе или у нас.
Женщин, желающих подвергнуться опыту, несравненно легче найти в Европе, чем в Африке. Для этого рода опытов достаточно иметь 2—3 взрослых самцов антропоморфных обезьян.   Многие отнеслись к замыслу Иванова со скептицизмом, но ученый не сдавался. Он был трудоголик, одержимый светлой мечтой.
В редкие часы досуга, за кружкой водки он говорил мне: «Карл! Друг мой! Кругом, кроме явного замешательства и даже хулиганского отношения, редко видишь хотя бы терпимое отношение к моим необычным исканиям. Однако я не сдаюсь и, наплевав на выходки наших «старцев» и их подхалимов, продолжаю добиваться возможности начатые опыты довести до более солидного числа и получить ответ на поставленные вопросы. Веду переговоры и надеюсь получить поддержку там, где, если нет академического колпака на голове, есть здравый смысл и отсутствие профессиональной нетерпимости».
Неожиданно старик замолк, замер в каком-то оцепенении и запел надтреснутым голосом:
Цанлэг Ринчэн Сэрсан Ня ан мэд
Чойдаг Ончэн Манла Шагжа тув
Жачэн монгам енсу зогба ей
Дэвар Шэшба жадла чагцал ло
Дадята Ум в эханзэ в эханзэ
Маха в эханзэ в эханзэ
Раза самуд гад э суха
Жэгдэн дэнби зову Цэвэгмэд
Дуй мин чива малуй жом зод жин
Гон мэд дунал
Журва намжи жав
Санжаа Цэвэгмэд ла чагцал лоо
Ум ама рани зэван диеи суха

- Чего это он? – тревожно спросил Василий.
- Это тибетская мантра на здоровье. – ответил Мессинг, и нагнувшись, прокричал в ухо профессору:
- Эй! Товарищь Набухайтэ! Расскажите: что было дальше. А, товарищь?
- Это до сих пор кажется мне невероятным, но Иванов добился успеха. Свершилось чудо. – оживился Карл Ильич, - В некоторых, и даже во многих случаях, беременность оказалась возможной, реальной, и плодотворной!!! Иванов нашел способ уравнять количество хромосом человека и обезьяны!!! И осуществил свою мечту! Он нашел способ реализации репродуктивной функции обезьян! Беременность наступала! Да, да, товарищи!
Я был не свидетелем, но участником этого чуда. В Сухуми стали прибывать, изнуренные воздержанием, пролетарии, бывшие заключенные, добровольцы, готовые без устали попирать и оплодотворять самок обезьян. И женщины – бывшие враги народа, готовые родить от самца гориллы, ради свободы.
Мы отбирали самых крепких и здоровых. Работа шла полным ходом. Результат превзошел все ожидания. По статистике: из десяти самок обезьян, рожали здоровых особей - две. Из десяти женщин рожали крепких малышей, будущих строителей коммунизма - три-четыре.
Я и сам два года жил с самкой гамадрила. Я называл ее Роза, в честь Розы Люксембург. Мы даже привыкли друг к другу. И в каком-то смысле, полюбили друг друга, если слово «любовь» вообще уместна в этом контексте. Ну, а что! Она не работает, только жрет и спит. Я работаю в лаборатории целыми днями. О! Как она радовалась, когда я возвращался с работы! Она бросалась мне на шею, обнимала, целовала! Слезы радости текли по ее волосатым щекам! Мы не могли оторваться друг от дружки целыми днями!
Вы знаете, что такое настоящая любовь? Любовь, это когда даже говно любимой женщины пахнет фиалками и розами. Это когда при поцелуе ты обмениваешься с любимой горькой слюной, но ощущаешь вкус ликёра. Это когда ты словно животное, радостно вылизываешь ей истекающее, поросшее жесткими волосами йони и немытый афедрон.
- Хватит говорить пошлые гадости! – прикрикнул Василий, облизывая пересохшие губы.
- Хорошо! – безропотно согласился Карл Ильич, - Роза беременела три раза. И три раза был выкидыш. Но я не сдавался. На четвертый раз она родила чудного малыша-крепыша, 3 килограмма 400 грамм. Мы назвали его Микаэль!
- Что?!!!! – привстал побледневший Василий, сжав кулаки. Воцарилась длительная пауза. Слышно было, как билась о стекло большая, зеленая муха.
- Да, Василий. Мы назвали его Микаэль! Делай выводы! Подумай, отчего у тебя все тело, покрыто волосами, словно амазонские джунгли! Отчего твой отец брился по три раза в день!
- Да как ты смеешь! Безумец! Старый маразматик! Троцкист! – прошептал ошарашенный Василий.

- Слушай дальше, сынок! В 1931 году случилось страшное событие. Обезумевший охранник нашего исследовательского центра, Мокий Парфенович Цигаль, в приступе безумия, открыл камеры с повзрослевшими крепышами, открыл клетки с обезьянами, и выпустил всех на волю, а сам застрелился. Вместе с ними убежала и Эбигейл. Зачем? Ведь я о ней заботился! Все подопытные особи разбежались по лесистым горам Абхазии. Микаэль остался со мною. И воспитал его настоящим гражданином нашей страны. Я горжусь своим сыном….

Мессинг вздрогнул всем телом от звука выстрела. По лбу Карла Ильича Набухайте растекалась кровавое пятно. Ручеёк крови стекал по лицу на мятую, бурую рубашку. Ученый накренился и медленно, с мягким стуком, повалился на пол.
- Я ничего не видел….. – прошептал Мессинг, закрыв лицо руками, сползая со стула. На белых, парусиновых штанах образовалось желтое, мокрое пятно.
- Я не сомневаюсь. – ответил майор, пряча маузер в кобуру. – Если мне доложат, что кто-то, где-то упомянет в разговоре об исследованиях Иванова, о Сухумской лаборатории, я не буду разбираться. Я просто расстреляю тебя.
- Я ничего не слышал….
- Сухарев! – крикнул майор Василий. В ту же секунду дверь отворилась и в проеме возник сержант Сухарев.
- Сержант Сухарев по вашему….
- Отведите гражданина Мессинга к выходу. Он свободен. – Василий положил свою записную книжку в пепельницу и поджег её. – И уберите здесь….