Любовь и месть. Кири Буба. Роман. на русском языке

Cадко Гаджиев





Любовь
и месть

Кири Буба

Садко Гаджиев

Любовь и месть. Кири Буба. Роман. – Пенза, 2022. – 376 с.





Посвящается моей внучке Слеповой Алине

В лошади гнедой скакал Буба;
В седле, расшитым золотом, сидел.
«Лезгины! Помогите мне друзья!
Роман

Издание 2-е, переработанное и дополненное






Пенза, 2013
ББК 84(2Рос-Рус)6
 
 Г13
 



Садко Гаджиев

Любовь и месть. Кири Буба. Роман. – Пенза, 2022. – 376 с.





Посвящается моей внучке Слеповой Алине

В лошади гнедой скакал Буба;
В седле, расшитым золотом, сидел.
«Лезгины! Помогите мне друзья!
Свершить хочу я много славных дел».
 
 (Лезгинская народная песня)













© Садко Гаджиев, 2022

 

Мы живем, чтобы внести свой вклад в этот мир.
      А иначе, зачем мы здесь?

      Цель жизни в том и заключается:
      жить так, чтобы и после смерти не умирать.

Биография

 Я, Гаджиев Садко «Садых» Абумуслимович родился в рабоче-крестьянской семье в 1931 году. После окончания семи классов школы, работал в колхозе. В 1947 году поехал в город Баку работать и продолжать учебу.
 В 1947 году поступил на работу в «Артемнефть» 5-го морского нефтяного промысла. Работал слесарем, а затем механиком по оборудованию и секретарем комсомольской организации. В 1950 году окончил 10 классов вечерней школы. В 1953 году стал исполнять обязанности главного механика нефтяного промысла.
 В 1954 году в октябре призвался в армию в войска МВД. За время службы окончил сержантскую школу, был избран секретарем комсомольской организации на офицерскую должность в отдельном дивизионе.
 В 1958 году поступил в Ленинградское ВПУ МВД и успешно закончил его в 1961 году, после чего был направлен в распоряжение УВД Пензенской области на должность начальника отряда, а затем служил начальником режимной части колонии.
 В 1968 году окончил университет Марксизма-Ленинизма и получил высшее политическое образование. За годы службы в органах МВД работал в разных режимах Управления исполнения наказаний, был награжден множеством медалей, почетными грамотами, ценными подарками, знаком «Отличный работник МВД» и знаками по итогам соцсоревнований трех пятилеток. В 1988 после 35 лет службы в органах МВД ушел в отставку в звании майора. В 2019 году Приказом Федеральной службы исполнения наказаний награжден серебряной медалью «За вклад в развитие уголовно-исполнительной системы России». В апреле 2021 года Приказом Федеральной службы исполнения наказаний награжден золотой медалью «За вклад в развитие уголовно-исполнительной системы России». Воспитал сына и дочь. Являюсь ветераном Великой Отечественной Войны.
Стаж трудовой деятельности 16 лет, в органах МВД проработал более 35 лет.
 Литературной деятельностью занимаюсь с юных лет. С 1954 года печатался в газете «Коммунист» и в журнале «Дружба» на лезгинском языке. В 1978 году издал роман в стихах, посвященный герою Советского Союза Э. Салихову - «Сын гор», романы «Кири Буба», «Горы-свидетели», поэмы «Сердце матери», «Хозяин земли», «Память о герое», «Воин свободы», «Дети войны», «Милосердная Рейгонат», «Дагестан», «Мария», сборник стихов «Солнечные лучи». Многие стихи вошли в учебную программу средней школы «Грамматика лезгинского языка».
 На русском языке изданы романы: в 2008 году «Кири Буба, любовь и месть», в 2008 году «30 лет в зоне», «36 лет в строю», в 2012 году «Человек и зона», «Кремень», в 2015 году «Нестареющий человек», в 2017 году «Встреча на мосту». Печатался в журнале «Сура» города Пензы.
 Являюсь членом Союза лезгинских писателей с 1990 года, моя фамилия занесена в справочник «Лезгинские писатели» (Махачкала, 2001, стр. 88) и членом Союза писателей России с 2015 года.

С. А. Гаджиев

                ЛЕКАРЬ

Дорогому другу С.А. Гаджиеву, проработавшему более 30 лет воспитателем колонии, неоднократному победителю соревнования среди воспитателей страны, поэту и писателю, члену Союза писателей России, члену Союза писателей Дагестана.

Ты лечил испорченные души,
О себе не помнил никогда!
Приходилось бездарей послушать
Но не им ты посвятил года.

Сколько судеб вытащил из ямы.
Чтоб они увидеть свет могли
И души, порочные изъяны
Исчезали с матушки Земли.

Совесть, честь, порядочность, вот судьи
Жизнь сопровождали до конца!
И в ответ излечившие судьбы
Не морали чистого лица!

И родители воров, бандитов
Словно Богу дарили поклон.
В их сердцах ты будешь не забытый
Как ты чистил грязный небосклон

Послан ты в наш край Всевышним
И тебе здесь долго жить и быть!
Про тебя историки напишут –
Лекарь ты от бога и судьбы!
                2014 г.
 Анатолий Хохлов, Пенза
 Поэт, член союза писателей России
От автора

Зима в горах всегда является суровым временем для жителей
горных селений, хотя сильных морозов там не бывает. Постоянные ветра продувают хлипкие дома, которые тесно прижимаются друг к другу и ютятся у подножия гор, словно хотят согреться друг о друга. Длинные зимние вечера люди проводили вместе с соседями и родственниками, собираясь у кого-нибудь в доме. Все рассаживались на половике возле печки, а хозяин угощал сушеными фруктами, ягодами и орехами. Под звуки трещавших в печке прутьев и дров, старики рассказывали легенды, сказки и истории из своей жизни, а молодежь и ребятишки, прижавшись к ним и затаив дыхание, внимательно слушали их.
Будучи ребенком, я со старшими тоже ходил в гости, и рассказы стариков завораживали меня. На этих посиделках обязательно возникали разговоры о Кири Буба. Старики вспоминали его жизнь, его поступки и пытались найти оправдание его деяниям.
Его смелость, отвага, смекалка вызывали у меня восхищение и я очень полюбил его. Мне хотелось знать как можно больше о его жизни и я часто приставал к своей матери с вопросами.
Мои родители жили в том же селе, что и Кири Буба и были лет на десять его моложе, поэтому они хорошо знали его жизнь. Когда мать ткала половики, я присаживался рядом и она рассказывала о его трудной, несчастной жизни, которая сделала из него отчаянного человека, готового помочь беднякам и жестокого к тем, кто угнетал их.
В моем детском сознании он укрепился как герой, которого народ воспевает в песнях и легендах. Прошли годы, интерес к личности Кири Буба не ослабевал. Моя юность проходила в суровые военные годы, когда учеба подростков откладывалась на задний план, а труд в колхозах являлся основным занятием. Я в семье остался старшим ребенком и должен был заботиться о младших в семье. Часто я просил мать отпустить меня на учебу в город, но у нас не было возможности. Многие ребята из нашего села уезжали кто на учебу, кто на заработки в город. В 1947 году тайком от матери в старой выцветшей фуфайке, да в чарихах, сплетенных из автомобильной камеры, я уехал в Баку. Там устроился в Артем-нефть на морской промысел и одновременно продолжал учебу в вечерней школе.
То время было освоением Апшеронского полуострова, где в море находилось новое нефтяное месторождение «Нефтяные камни». Сюда со всех сторон съезжалась молодежь, ищущая работу.
Ребята, приезжавшие из разных районов Дагестана из глухих селений и аулов, устраивались на работу и жили в общежитии. Вечерами после работы мы собирались в саду перед общежитием, слушали музыку, пели песни и танцевали. В минуты затишья кто-нибудь из ребят рассказывал про свою жизнь и обязательно вспоминали про Кири Буба. Я обратил внимание, как молодежь любит Кири Буба и с удовольствием слушает о нем рассказы. В душе я задумал написать о нем поэму. В те годы я писал небольшие стихи и песни, которые пели мои товарищи в нашем кругу, но литературных успехов не имел.
Прошли годы, но задумка написать поэму преследовала меня, ведь я сам был родом из того же села, где родился Кири Буба. В пятидесятых годах я окончательно решил собирать материал о нем. Еще были живы его товарищи, сельчане, которые росли вместе с ним и хорошо знали его. Была жива его возлюбленная Шага и это давало мне возможность как можно точнее узнать достоверные события его жизни. Я копался в архивах, но кроме рапорта начальника Кюринского округа военному губернатору Дагестанской области Гривенко и двух фотографий, запечатлевших смерть Кири Буба, ничего не нашел.
Но в то время я был молод и голова моя кипела от множества задумок и идей и параллельно я писал поэму «Сын гор», посвященную Герою Советского Союза Салихову Эседу. Закончив обе поэмы, я понес в издательство «Сын гор», так как думал, что поэма о герое, награжденном орденами, будет иметь успех. Но в издательстве я встретил преграды и отказы в публикации и с опустошенным сердцем уехал в Россию, так как в это время я служил в органах МВД, жил и работал в Пензе и пробиться в Махачкале в издательстве «чужаку» было просто невозможно. Сам я рассуждал так: что если не печатают поэму об известном герое, то уж о Кири Буба и читать не будут, так о нем всегда было двоякое мнение. Я вновь отложил рукопись. В конце восьмидесятых годов изменилась политика государства, сменилось руководство издательства и это дало мне шанс вновь попробовать свои силы. Я решил переделать поэму на документально-исторический роман о Кири Буба. Во многом на это решение повлиял мой учитель академик Гай- даров Ражидин Идаятович. Он сказал мне: «…Садко! Ты должен довести роман до читателя. Народ должен знать свою историю, своих исторических личностей, кем бы они ни были: героями или злодеями. Народ сам сделает выбор».
Самым трудным для меня в работе над романом, оказалось, выбрать из множества материала самые яркие эпизоды из жизни Кири Буба. Много материала не вошло в книгу, так как объем её не вместил все желаемое. Например, такой эпизод: местные власти Юго-восточного округа Кавказа, обеспокоенные влиянием Кири Буба на их территории, докладывали об этом царю. Царь назначил за поимку Кири Буба большую сумму золотом и выделил значительные военные силы. Зная об этом, Кири Буба решает выведать у них планы и совершает дерзкий поступок.
Через своих людей он распространяет в Дербенте слухи, что туда едет из Тифлиса представитель от наместника Кавказа. Буба надевает военную форму полковника и появляется в Дербенте у военного коменданта, представляясь полковником-грузином. Три дня он живет в семье коменданта и выясняет всю необходимую ему информацию. При игре в карты комендант подыгрывает Кири. Буба, чтобы угодить «инспектору». Кири Буба выигрывает большую сумму денег и узнав все военные секреты исчезает из Дербента. Дербентский лавочник Арон – кунак Кири Буба – сообщает коменданту, кто действительно гостил у него, чем привел коменданта в бешенство. Такими смелыми эпизодами наполнена вся жизнь Кири Буба. Его смелость и отвага вызывали восхищение у бедных слоев населения и поэтому более десяти лет он являлся неуловимым мстителем, милосердным защитником обездоленных, «некоронованным королем Кавказа». Его «резиденции» располагались и в Баку, и в Дербенте, и в Самурской долине, и в горах Кирияр, и везде население его поддерживало. По про- шествии многих лет некоторые ученые пытались написать о нем научные монографии, считая его революционером, были поэты, писатели, которые хотели писать о нем поэмы, повести, но в них не был раскрыт образ Кири Буба. Почему и что послужило рождению такой легендарной личности на Кавказе?
Финансовые трудности при издании книги не позволили мне изложить весь имеющийся у меня материал, но я по- пытался довести до читателя самую суть жизни Кири Буба.
Некоторые читатели могут упрекнуть меня, что я описал Кири Буба как положительного героя, но, глубоко исследовав весь имеющийся о нем материал, я пришел к выводу, что Кири Буба был жертвой своего времени. И пусть время судит, кем же был Кири Буба и кем останется в истории Дагестана.
В газете «Комсомолец Дагестана» от 22.02.94 г. профессор М. Вагабов пишет: «Кири Буба не был революционером в обычном понимании этого слова, но его отважные поступки оставили глубокий след в памяти многих поколений. Не будет преувеличением, если скажу, что в истории лезгинского народа вряд ли сохранилось о ком-либо столько героических и трагических песен, рассказов, легенд, сколько о Кири Буба и его дружине. О любви народа к своему герою повествуется в многочисленных песнях, посвященных ему. Они до сих пор звучат, как гимн доблести и отваги во время свадебных торжеств в селах южного Дагестана.
Дербентские и бакинские богачи расценивали его дей- ствия, как открытый бандитизм, а его самого возводили в ранг разбойника. И наоборот, трудовой народ к оценке его деятельности подходил с объективной позиции, находя её вполне справедливой, направленной против злоупотреблений власть имущих и в защиту интересов бедноты».
Действие романа описывает события с 1870 по 1909 годы.
Имена, вошедшие в роман, за исключением некоторых, сохранены и являются достоверными. Названия гор, рек, сел также достоверны и до сих пор сохранены.
Форма изложения моего романа тем хороша, что дает возможность автору что-то не досказать, а читателю думать, рассуждать и делать свои выводы.
Профессор М. Вагабов пишет: «Кири Буба был незаурядным народным героем, исторической личностью, который своими поступками и отвагой не уступал таким известным на Кавказе именам, как Залимхан, абрек Заур, Дото Туташхия.» На мой взгляд, факты без преувеличения подтверждают, что Кири Буба по многим своим поступкам и подвигам превосходил последних. 

«Кири Буба орлом был наших гор…»

 Строчка в названии статьи взята из построчного перевода стихов Заиры Аминовой «Народ вот так воспел любовь Кири Буба к Шаге». Садко Гаджиев справедливо назвал свое повествование «Кири Буба. Любовь и месть» романом. В самом деле и содержание и форма произведения строятся по жанровым признакам романа. Здесь есть главный герой вокруг которого строятся сюжетные линии. События развертываются хронологически: с юношеской поры и до последних минут его легендарной жизни.
 В юности он влюбился в прекрасную девушку Шагу из богатой семьи Эмирхана. Все было сделано по обычаю лезгинского народа: матушка Кири Бубы Шапери обратилась в дом предполагаемой невесты, однако мать Шагу Гульдаза ответила отказом, памятуя о пренебрежительном отношении к бедным людям своего мужа. Несмотря на искреннюю любовь молодых людей друг к другу, девушке запретили встречаться с Кири Бубой. Это первый удар по самолюбию парня. Юноша пытается бороться за свою любовь, но всякий раз наталкивался на черствые сердца людей.
 По законам природы побеждает сильнейший. Так в стае волков – вожак самый сильный волк. В человеческом обществе должно быть по-другому, но очень часто люди становятся похожи на волков. Эмирхан не умел ни читать, ни писать, но обладал хваткой тщеславного человека. Его девиз «свое богатство каждый делает своими руками», добывая свое богатство чаще незаконными способами.
 Кири Буба, чтобы сыграть свадьбу, уехал зарабатывать деньги, но честным путем не смог. Герой видит вокруг себя несправедливость и решает бороться за справедливость.
 Кульминацией книги является покаяние героя на площади перед сельчанами. Он пытался убедить их, что ему пришлось защищать свою честь, что он не убийца. Кири Буба просил земляков простить его, что остался жив и дать возможность искупить свою вину. Выступили несколько человек и требовали отправить его в ссылку. Почему же ни один земляк не выступил в его защиту? Видимо, так обработали сельчан, что все молчали. Для Кири Буба это был сильнейший удар в спину, полное разочарование в справедливости и помощи Аллаха. Он уяснил, что судьбу решает тот, у кого деньги, перестал просить Аллаха о помощи и милосердии, душа его черствела и жаждала мести.
 Очередное пребывание в тюрьме, побег и раздумья привели его к правильному выводу, что нельзя обижаться на жителей села, как и на весь лезгинский народ и Аллах здесь не причем. Вся остальная жизнь и деяния Кири расценивается по - разному: для богатых и власть имущих - он враг и разбойник, для бедняков – он защитник и герой. Пускай историки разбираются с его местом в истории.
 Хочу сказать о художественном мастерстве писателя, включившего в книгу народную речь, устное поэтическое творчество, стихотворные строчки, описание похорон и свадеб. Замечательны его пейзажные зарисовки.
 Роман Садко Гаджиева читается с интересом и с сочувствием главному герою. Писатель, как и обещал в предисловии писать правду, выполнил свою задачу. И здесь обращаю ваше внимание на документальность романа. Это и Рапорт военному губернатору Дагестанской области, и в фотографиях убитого Кири Буба и даже в художественном тексте романа. Рука предателя исподтишка оборвала жизнь Кири Буба – человека легенды. Споры вокруг жизни и деяний героя не прекращаются до сих пор, так как проблемы добра и зла обозначенные в романе Садыха Абумуслимовича остаются злободневными и неразрешимыми и в наше время.
 Я восхищен автором книги «Кири Буба. Любовь и месть», решившего великую задачу – правдиво рассказать о своем лезгинском народе, выявить его сильные и слабые стороны, выразить веру в жизнеутверждающее мужество народа. Неистребим и вечен тот народ, в сердце которого рождаются такие герои, как Кири Буба.
 
Заведующий кафедрой литературы и методики преподавания
 литературы Пензенского Государственного университета,
 доктор филологических наук, профессор
Горланов Г. Е.













1  ЮНОСТЬ

Горизонт, где вершина Калег-горы сливалась с небом, медленно становился багрово-красным. Ещё невидимые лучи солнца в противоположной стороне обрызгали алым светом вершину горы Юрфа. Вся природа вокруг пробуждалась навстречу теплому летнему дню. Возбуждающая радость в пении птиц, громкое жужжание пчел, собирающих нектар с цветов, и даже грубые окрики сорок – все сливалось в единую приятную песню.
В долине горы виднелось село. Одна часть домов, при- жавшихся друг к другу, как гнезда ласточек, чернела у подножия горы. Их плоские крыши так плотно были прижаты друг к другу, что по ним можно было свободно передвигаться. Другая часть домов свободно располагалась в долине, окруженной горами.
В центре села на возвышенном месте стояла мечеть. За мечетью на площади играла группа музыкантов, приглашающих народ на помощь Эмирхану. Собравшиеся люди образовали круг для танцев. Молодежь танцевала огненный танец-лезгинку, благо джигитам не нужно давать шабаш танцующим с ними девушкам, как требуют обычаи на свадьбах и танцевальных вечерах.
Парни могли свободно танцевать и общаться со своими возлюбленными. На звуки музыки со всех улиц села, как малые ручейки стекаются в большую реку, собирался людской поток. Со всех дворов села раздавались пронзительные крики петухов, сообщающих о рассвете своим хозяевам, хотя народ был уже давно на ногах. Женщины успели подоить коров, отправить скот в стадо и идти на площадь.
Вчера вечером Эмирхан пригласил сельчан на помощь, чтобы на горных лугах собрать скошенное сено и скирдовать. Поэтому народ, кто мог держать в руках грабли или вилы, собрался на площадь.
Из-за горы Келег огромный диск солнца медленно поднимался, как каленый медный поднос. Идущие на работу люди, не обращали внимания на это зрелище. Только дряхлые старики, сидящие у домов, спокойно любовались восходом солнца.
Наконец сельчане собрались. Аксакал Шурух встал и сказал:
– Дорогие сельчане, пока прохладно, давайте двинемся в путь!
Услышав такое предложение, музыканты вышли вперед, за ними группа мужчин и группа женщин под звуки музыки и песен вышли за село.
Повесив на бок кинжал, подаренный соседом-кузнецом Махмудом и подняв опущенную на глаза белую овечью па- паху, Буба сказал матери, выходя из ворот:
– Я ухожу, мама.
Он с надеждой думал, что может быть, встретит Шага,не видевшую с начала лета.
Провожая сына, Шапери влюбленными глазами смотрела на возмужавшего сына, вспоминая его детство. Буба был её первым ребенком. За ним с промежутком в один год родились две девочки. Отец Буба – Алим был старшим сыном безземельного Рагимхана. Рагимхан, отдавший замуж две дочери и женив сына, жил очень бедно. Его одноэтажный дом, прижавшись к земле, от нехватки средств постепенно старел. Этот дом Рагимхан построил с сыном сам, собирая камни и таская их на себе. Теперь дом был зажат со всех сторон двухэтажными домами. В доме было две комнаты. В одной спал Рагимхан, в другой – вся семья. Рагимхан всю жизнь работал извозчиком, а его сын – чабаном у Малла-Эфенди. Хотя работал он день и ночь на пастбищах, его семья еле сводила концы с концами. Алим не щадил себя на работе, но не мог обеспечить семью даже ячменными лепешками. Когда отец умер, Алиму досталось в наследство небольшой клочок земли у подножия горы Шуругар. С одной стороны лежало ущелье, в которое после сильного дождя с гор неслись потоки селевой воды, другая сторона – окружена кустарником. С этого клочка Алим кроме овса и ячменя ничего не собирал. С пастбищ Эмир- хана Али возвращался домой два раза в год, как гость. Один раз зимой, когда овец спускали с гор на зимовку, а другой раз весной, когда после получения приплода отары возвращали на горные пастбища. И это время он с утра до вечера проводил на своем клочке, пытаясь его расширить, вырубая кустарник шиповника и освобождая от камней. Алим очень любил сына Буба, росшего не по годам умным, способным и энергичным ребенком. В отсутствии отца, Буба был правой рукой матери.
Буба постоянно ходил босиком, даже зимой. На его ногах вечно были шрамы и трещины. Его одежда была сшита из грубой, самотканой ткани, а зимой его спасала старая овечья шуба, сшитая кое-как отцом. Буба всегда ходил полуголодный. Бывали дни, когда он вообще ничего не ел. Осенью, бросив на плечо переметную суму, он уходил в леса, где собирал орехи, груши, алычу, яблоки, кизил и другие ягоды. Мать хвалила его, а орехи, груши сушила, яблоки мочила в глиняных кувшинах, а из алычи и кизила делала ягодную патоку. Несмотря на то, что семья жила в нищете, но видя своих крепких и здоровых детей, сердце Шапери было заполнено радостью. Однако неожиданно появившийся в селе мор превратил её сердце в черный уголек. Беспощадная, жестокая болезнь отправляла в могилу пять-шесть человек. Родившихся после Буба двух сестер безжалостная болезнь в течение одной недели унесла в могилу. После смерти дочерей, сердце Шапери было охвачено печалью.
Люди с утра до вечера во дворах сжигали кизяки, чтобы огородить свой дом от болезни, поэтому над селом стоял смрад, и дышать становилось все труднее и труднее. Дом, где умирал человек, окуривали. Его вещи сжигали, а комнату несколько дней окуривали. Все боялись трогать труп, и невозможно было найти человека, который мыл бы его и надевал саван. Всю работу, кроме рытья могилы, добросовестно выполняли два старика, пожелавших за свои деяния попасть в рай. По обряду, усопшего нужно было нести на кладбище на специальных носилках, но это не принимали во внимание и труп, окутав в саван, клали в сани, запряженные быками. На кладбище усопшего опускали в могилу те двое стариков, зарабатывающих себе поселение в раю. После этого односельчане быстро закапывали могилу и расходились по домам, прося у бога пощады.
Шапери похоронила своих детей вместе с мужем тихо и без посторонней помощи. Все восхищались её смелостью и бесстрашием. Когда соседи задавали Шапери вопрос: «Как Вы могли так смело поступить?» – Шапери отвечала: «Аллаху было угодно взять моих ангелочков, и он взял. Если они лишились жизни в таком возрасте, зачем мне цепляться за жизнь? Если Аллаху будет нужна моя жизнь, он возьмет, а если нет, – значит, такая судьба».
В те трудные дни маленький Буба приходил с поля с тяжелой переметной сумой, тянущей его к земле. Она в то время не думала, что из хрупкого, тощего мальчика вырастет сильный, крепкий парень с добрым сердцем. Теперь весь дом держался на Буба. Шапери еще не знала, почему Буба такой радостный. У нее была единственная мечта, что- бы Буба был счастлив со своей любимой девушкой.
Пока в голове Шапери вертелись такие мысли, с улицы раздался громкий окрик женщины:
– Эй, Шапери, ты идешь?
От сильного окрика она вздрогнула.
– Иду, иду! – ответила она.
Шапери взяла заранее приготовленные грабли, закрыла ворота и пошла догонять женщин, идущих на помощь.
Буба, когда подошел к дому Эмирхана, его родственник Юнус запрягал быков в сани.
– Доброе утро, дядя Юнус! – сказал Буба.
– Утро доброе, сынок! Я думал ты еще в постели валяешься! – улыбаясь, пошутил Юнус.
– Если задержался, извините, дядя Юнус.
– Не стоит просить извинения. Ты пришел в самое время. Давай, помоги. Вещи положим на сани, до восхода солнца надо идти.
И они стали складывать вещи. Увидев Буба, помогающего Юнусу и узнав, что он идет на помощь, рядом стоявшая Шага очень обрадовалась. Она с граблями на плече подошла под окошко, стоявшего на противоположной стороне улицы дома и громко крикнула, чтобы Буба обратил на неё внимание:
– Эй, Пери, ты идешь? Я ухожу.
Как птенчик ласточки, высунув из гнезда голову и требующий от матери пищу, так Пери выглянув через окошко, ответила подруге:
– Сейчас спускаюсь.
Через несколько минут вышла Пери. Несмотря на высокий рост и полноту, она была очень подвижная, Щеки ее пылали пунцово-красным цветом, крупная грудь вздымалась в ритме её дыхания, а полуоткрытые губы, похожие на раскрывающийся бутон мака, озаряла улыбка. Поправляя уголок платка на голове, она вышла из ворот.
Держа в руках бурдюк, заполненный овечьим сыром, по- дошедший к саням Буба одарил мимолетным взглядом, полным любви, проходившую мимо Шага. Буба, закрыв глаза, сделал знак, означающий «До свидания!» Сердце Шага готово было выскочить из груди от радости. Она поняла, что сегодня обязательно встретится с Буба и сможет обменяться с ним несколькими словами. Эта мысль окрыляла и возбуждала её. Все её существо думало только о Буба, без которого она не мыслила жизни. Она последний раз нежно посмотрела на Буба и пошла с подругой догонять впереди идущих.
Наконец-то в сани погрузили все необходимое. Для молодых бычков, недавно приученных к повозке, груз оказался очень тяжелым. Это и крупный баран с завязанными ногами, два пуда риса и мешок картошки, медные казаны для приготовления плова и шурпы, два медных кувшина для воды и другие мелочи. На санях Буба лежали два старых коврика, один мешок с хлебом, бурдюк с творогом, еще бурдюк с сыром, разная посуда и объемная корзина, заполненная петрушкой, зеленым луком, кинзой, укропом и другой зеленью для приготовления еды. Когда все приготовления закончились, Юнус, ударив быков, произнес:
– Всемилостивый, милосердный Аллах! Единственный мой спутник – только ты. Детей моих, семью, мое богатство – Тебе лишь одному я поручаю. Дай, Аллах, чтобы хорошо дошли! В добрый путь!
Быки быстро рванули с места. Юнус с Буба пошли рядом с ними, изредка понукая их. Когда они вышли за село и узкие, кривые улочки остались позади, впереди тянулась проселочная дорога между пшеничными полями, поднимающаяся в горы. Пшеничные поля смотрелись как морская гладь с играющими гребешками волн. Дорога, идущая между ними, была пуста, но музыку было слышно с подножия горы Кваран. Там начинается дорога, круто поднимающаяся в сторону сенокоса. Когда быки вышли на прямую дорогу, Юнус вынул из кармана бешмета черный кисет, окантованный зеленым мауром, набил трубку табаком и придерживая большим пальцем, закурил:
– Царство ему небесное, мой отец говорил: «Папиросы и водка – недостойные вещи для умного мужчины, никогда ими не увлекайся». Водку я никогда не пил – это отрава, а табак не могу бросить до седых волос. Как сердце охватит тоска, так рука сама и тянется к кисету.
Буба так и не понял, что это – недовольство или упрек слабого характера Юнуса, но было видно, что это мудрые слова, идущие от сердца, увидевшего много за свою жизнь человека. Петляя, как черная змея, кривая дорога поднималась в гору. Над вершиной Калег-горы высоко поднималось солнце, сверкающее как большое зеркало, края которого усыпаны бриллиантами. С прикосновением к лицу теплого и нежного солнечного луча, передавшего телу приятное, радостное чувство, Буба погрузился в размышления: «смогу ли я, сын безземельного батрака, понравиться богатому Эмирхану – отцу Шаги. Шага обещала не выходить замуж за другого. Хотя кто знает, когда наступит время, сможет ли она идти против воли отца? Мать и бабушка смогли уважать меня, но на сердце неспокойно. Кто знает, вдруг завтра появится жених, желающий жениться на ней? Поэтому этот вопрос надо решить сегодня и не оставлять на завтра. Вечером я отправлю свою мать к матери Шага, чтобы узнать, что она думает о нашей любви. Юнус пре- рвал его мысли, показывая рукой на Шалбуз-гора:
– Не сглазить бы красоту дня!
Сзади горы лениво двигались группы черных облаков.
Так разговаривая, они достигли самой высокой точки дороги, идущей через крутой горный склон. Мягкий, прохладный ветерок коснулся их лиц.
– Такой летний, теплый день может и мертвого оживить – сказал Юнус и ударил быков прутом. Быки легко двинулись вниз по северной стороне склона горы в направлении помощи. В это время на перевале Цикер в тени старого дуба, разбитого молнией, музыканты играли веселые мелодии. Люди, принимавшие участие в уборке Эмирхана, уже давно приступили к работе – сгребали сено. Внизу, на склоне несколько стариков готовили место для скирды. Сани быстро съехали вниз по спуску, как по снегу, на дорогу, которая шла вдоль косогора и въехали на ровную дорогу, по обеим сторонам которой раскинулись луга с высокой пышной травой. С правой стороны дороги был слышен звон косарей.
Около родника в овраге раздались громкий крик и ругань: «Собачий сын, я тебя убью! Я твою голову косой отсеку! Ты что, слепой, не видишь межу!» Вместе с криками раздался звон металла ударившихся между собой кос. Юнус понял, что в овраге дерутся мужчины. Он бегом спустился в овраг, и увидел, что Меверди, как старый медведь, повалил Керима и сидя на нем, колотил его. Подошедший Юнус дернул сзади Меверди и освободил Керима.
– Хватит, бессовестный человек! Сколько ты будешь народ мучить! Сколько будешь заниматься грязными делами? Ты не всегда будешь наверху! Когда-нибудь ты столкнешься с человеком смелее, сильнее, чем ты. Ты, почему становишься бесчеловечным? Аллаха забыл?
– А почему он, ишачий сын, не смотрит, как идет межа? Сам смотри, откуда идет эта полоса! Разве я могу терпеть такую насмешку, – со злостью сказал Меверди, показывая на камень, воткнувшийся в межу. Поднявшись, Керим взял косу, лежащую на земле, и пригрозил Меверди, держа пальцами ухо:
– Запомни этот день, подлец! Я напомню это тебе!
– Иди отсюда, Я плевать хотел на твои угрозы! Я много слышал таких угроз, – с презрением ответил Меверди. Керим больше не сказал ни слова, молча поплелся под тень дерева, где лежали его вещи.
Меверди, увидев своих сыновей, стоявших, словно холеные скакуны, готовые к скачкам, недовольно крикнул:
– А вы что сюда пришли? Идите и делайте свои дела! Если мне нужна будет помощь, я позову вас! Пока, слава Аллаху, я и с тремя такими, как он, справлюсь.
Увидев гнев отца, Кази и Эсед молча ушли. Юнус, ворча себе под нос поплелся по оврагу вверх на дорогу, где его ожидал Буба.
– Что там случилось, дядя Юнус? Кто они и почему дрались?
– Я скажу, кто они такие, сын мой. Ты знаешь хорошо Керима. Он занял полоску сена с покоса Меверди. Вот из- за нее Меверди и набросился на него с косой. Хорошо у Керима в руках была коса и он защитил себя от удара Меверди, а то остался бы без головы. Тогда Меверди бросил косу, и набросился на Керима. Разве мог Керим противостоять здоровому и сильному бугаю – Меверди? – с негодованием ответил Юнус. Он повернул голову в сторону, где была драка, плюнув, тихонько выругался, вытащил кисет, заполнил трубку табаком и закурил.
– Кто не знает Меверди? – продолжил разговор Юнус.
 – Никто не может сказать, что он уважает нравы, обычаи, мораль, которые необходимо блюсти мусульманину. Его мораль – хищника, без разбора, хватающего добычу, лишь бы удовлетворить свою жажду и страсть. Он всегда повторяет: « Если я не съем, то меня съедят. Уж лучше я первый съем». Звериная философия. У него нет ничего святого, ворует он без разбора. Старается соревноваться с крупными богачами села. От родителей в наследство ничего не получил. Но дом свой заполняет богатством. Сельчане, соседи и представители власти – все хорошо знают его грязные дела, но молчат и закрывают глаза. Есть у него и положительная черта, если ее можно таковой назвать – живет по принципам матерого волка – не гадить, не охотиться там, где живешь. Жителей села он не обижает, но постоянно прочесывает пастбища, луга таких сел как Капир, Ахниг, Сараг, Ругун, Бахцуг, Шутул, Цилинг и другие. Часто ворует крупнорогатый скот, но не брезгает и овцами. Овец отбивает от отар не менее десятка и особенно в осенний период, когда овцы нагуляют много жира. Бычков и телок выбирает молодых. Ловит их арканом, привязывает к дереву, связывает ноги и спокойно режет. Снимает шкуру, вытаскивает внутренности, тушу помещает в шкуру как в мешок, кладет на сани, а сверху закрывает сеном. Домой возвращается спокойно, будто он везет сено. А мясо продает на Дербентском или Ахтинском рынках. О его воровстве, нечестности хорошо известно сельским и окружным властям, но они его не трогают, потому что он их богатства не грабит. Родной брат Меверди, видя его алчность и бессердечность, в ярости чуть не убил его из ружья. Правду говорят, что река собаку не унесет, так и его пуля не взяла.
– Не может быть, дядя Юнус! – удивился внимательно слушавший Буба.
– Почему не может быть, сынок? Это зависит от судьбы. Отец его жил с сельчанами в мире и уважении, был честным и дружелюбным. Но когда отец оставил этот мир, то братья Меверди и Шаверди стали делить оставшееся наследство. Все имущество поделили на части, осталось грушевое дерево, росшее между двух огородов на меже. Третья часть ствола дерева была на огороде Меверди, а остальная часть – у Шаверди. Так Меверди стал спорить, что дерево принадлежит ему. Шаверди не уступал ему, и в течении нескольких лет между братьями шел спор из-за этого дерева. Однажды Шаверди предложил брату: «Один год урожай с дерева снимаешь ты, другой – я».
– Я не согласен, фруктовые деревья каждый год одина- ковый урожай не дают, да и от веток весь огород в тени. Я срублю его.
– Ты с ума не сходи! Как может рука подняться на такое дерево, дающее сочные сладкие груши! Аллах накажет тебя, безбожник! Стыдись людей! – возмущался Шаверди. Меверди его не слушал и думал, как осуществить свой замысел. В один осенний день после уборки урожая, греясь на балконе на солнце, Шаверди увидел возле дерева брата с топором и лопатой. Шаверди пошел на крышу, чтобы лучше рассмотреть, чем занимается брат. Видя, что Меверди рубит корни дерева, он гневно закричал:
– Ты чем занят, безбожник?
– Ты что, слепой? Рублю корни: они мне мешают, когда я копаю огород.
– Как может дерево расти без корней? Оно же высохнет!
– Пусть сохнет! Мне то что?
– Я вижу, ты свихнулся! Отойди от дерева, мучитель!
– Видя, что Меверди продолжает рубить корни, Шаверди, потеряв самообладание, забежал на балкон, схватил ружье, зарядил его и прицелился в брата. Когда он нажал на спусковой крючок, разорвался ствол ружья, Шаверди с криком схватил окровавленное ухо и свалился на пол.
Во время ругани братьев сын Рамазана, дядя Шаверди – Насир – сидел на крыше и чинил старую шубу. Услышав выстрел, он бросился на балкон. Меверди тоже, услышав выстрел, оставил работу и поднялся на балкон. Насир и Меверди одновременно пришли на балкон и увидели ле- жащего на полу в крови Шаверди, державшего руку у уха, отсеченного, как бритвой. Напугавшийся Меверди жалостно спросил:
– Что случилось, брат?
– Вон с моих глаз, пока я тебя не уничтожил, ненасытный дьявол! – Дрожа от злости, прошептал Шаверди и плюнул Меверди в лицо. Меверди вытер лицо и только теперь понял, что выстрел предназначался для него. Он увидел валявшееся ружье с разорванным стволом, нервная дрожь прошла по его телу и он молча ушел. Маленький, худощавый Насир с трудом перетащил Шаверди на веранду, умыл ему лицо, промыл рану и с горечью сказал:
– Сколько можно вам скандалить? Люди смеются над вами. Если был бы жив ваш отец, что бы он сказал? Он был честный и порядочный мусульманин. Увидел бы он, как вы друг другу горло грызете. Неужели вы умираете с голоду?
– Сколько раз я объяснял ему человеческим языком, что так поступать нельзя! Он ничего не понимает, все бесполезно – хладнокровно отвечал Шаверди.
– Но если он безмозглый глупец, нельзя же и самому им становиться – рассуждал Насир, а сам сжег тряпку, посыпал пеплом рану и завязал. С этого дня братья стали врагами и до сих пор не разговаривают друг с другом, – закончил свой рассказ Юнус.
За разговорами они незаметно дошли до перевала Цикер, охваченного музыкой и песнями работающих селян. Юнус отвел быков к тенистой яблоне, освободил их от саней и отпустил. Буба согнал быков, взял веревку для дров и спустился с косогора в ложбину. Тем временем Юнус легко поднял барана, связанного на санях, отнес его подальше от тени дерева, вытащил кинжал из ножен, посмотрел на небо и произнес:
– Прости меня Аллах! С Аллахом!
Он решительно подошел к барану и провел кинжалом по горлу животного. Из горла хлынула теплая, густая кровь. Юнус поднес кружку к текущей крови, наполнил её и жадно выпил. Испытывая огромное удовольствие, Юнус вытер с губ капельки крови и подумал: «Нет ничего полезнее для здоровья человека». Игравший недалеко музыкант, видя эту картину, прекратил игру и отвернув голову, громко плюнул:
– Дядя Юнус! Как вы можете это пить? Разве вам не противно?
– Что за слово противно? Разве может мясник, режущий скотину, не попробовать стакан горячей крови или кусочек парного мяса?! Иди, попробуй вкус и тебе понравится! – предложил Юнус.
– Спасибо, я не хочу, – брезгливо ответил Зурнечи и еще раз плюнул.
Юнус быстро взял за ноги барана и повесил на сук дерева. Точными движениями он содрал шкуру и выпотрошил животное. Пустые кувшины лежали на санях, а ему нужна была вода. Юнус сердито окликнул Шага, которая сгребала сено. Услышав имя «Шага», Буба, ведший быков, усилил шаг. Подойдя ближе и увидев, как Шага с подругой Пери, держась за руки, бегом бежали на стоянку, его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Юнус, видя, как весело и быстро прибежали девушки, ласково похвалил их:
– Вы красавицы, как козочки – энергичные и шустрые. Жаль, нет у меня сына, а то взял бы вас невестами. Идите, принесите отцу воды!
Девушки, слегка покраснев от услышанной похвалы, ве- село закинули кувшины на плечи, и побежали к роднику.
Буба, искавший какой-нибудь предлог для встречи с Шага, сильнее хлестнул быков и направил их к роднику. Вода, чистейшая как слеза, текла по вбитому в скале желобу. Шага опустила кувшин на вырытую ямку и вода стала стекать в горлышко кувшина. Когда позади раздался топот быков, Шага вздрогнула, но, увидев Буба, глаза её озарились искрами радости и она пожаловалась подруге:
– Я так испугалась, думала, что это хищный зверь ло- мится.
Пери по глазам подруги поняла её мысли. Вначале не- много замешкалась, а затем положила свой маленький кувшин на огромный камень, лежащий у родника и медленно пошла. Она решила отойти, чтобы не мешать влюбленным поговорить. Шага, поняв намерение подруги, лукаво спросила:
– Пери, ты куда идешь?
– Пойду соберу букет цветов, – игриво ответила Пери.
        – Я тебя поняла! – шепнула Шага подруге, чтобы Буба не слышал их разговор. Не успела Пери скрыться за кустами, Буба уже был у родника. Он увидел свою подругу и убедившись, что они одни, хотел обнять любимую.
– Стой, не подходи ко мне! Разве ты не знаешь, что на- верху работающие люди сейчас сверлят нас глазами? Да и Пери нас видит, – с упреком сказала Шага.
– Я делаю что-то непристойное, пятнающее твою честь?
        – Ты же знаешь, что неприлично уединяться девушке с парнем? Завтра же народ будет языки чесать, причиняя нам боль и топча в грязь наши имена.
– Что мы делаем плохого? Разве нельзя нам поговорить?
        – Ты парень, к тебе ничего не липнет, а я девушка, поэтому мне нельзя делать ошибки и ты это хорошо знаешь.
 – Шага, ты же знаешь, как ты мне дорога. Если с твоей головы упадет хоть один волос, я отдам свою жизнь. Народ давно знает, что я влюблен в тебя. Но я ни разу не слышал слов «я тебя люблю!» И меня всегда мучают подозрения и неуверенность. Мне необходимо узнать, нахожусь ли я в твоем сердце или нет? Не молчи. Ответь мне. Иначе я сойду с ума.
– Любимый мой, успокойся! Ты же знаешь мой ответ. Почему спрашиваешь? – нежным тихим голосом произнесла Шага. Бубе захотелось обнять и расцеловать любимую, но Пери, собирающая цветы, громко кашлянула. Буба вздрогнул и отошел от Шаги. Шага еле сдержала смех – каким неловким он ей показался. А он смотрел на нее ласковым, преданным и полным безграничной любви взглядом. Его взгляд говорил, что он страдает и мучается как путник в пустыне с пересохшим горлом, нашедшим колодец с драгоценной влагой и не знающий как напиться водой.
– Шага, знаешь, что я подумал?
– Нет, я же не могу читать твои мысли. Скажи, я узнаю.
        – Я вечером пошлю маму к вам домой.
– Зачем?
– Ты не знаешь, зачем парень посылает мать в дом, где живет красивая девушка?
Лицо Шага стало пунцовым и она опустила глаза.
– Я боюсь, Буба.
– Почему боишься, в чем причина?
– Что отец? Ты думаешь, он не будет против?
– Вот этого я и боюсь!
– Не бойся, моя любовь! Ничего не может разрушить наше счастье. Все будет хорошо, вот увидишь.
– Ты не знаешь характер моего отца. Кто знает, о чем он думает и что ему хочется.
– Если он откажет, я умру, Шага. Я не смогу без тебя жить. Я это чувство не могу выразить словами и не могу показать, как я тебя люблю!
– Можешь ничего не говорить. Твои глаза так горят, что в них можно все прочесть.
В этот момент пришла Пери с букетом цветов. Влюб- ленные замолчали и Буба, покрикивая на быков, ушел.
Придя к стоянке, Буба свалил дрова, взял топор и принялся рубить их. Пока Юнус готовил место для костра, к нему подошел Идрис. Идрис был зятем Эмирхана, женатый на сестре Шага – Аманат.
– Буба, что так медленно работаешь? Отец говорит, что хоть день солнечный, но тучки есть и может пойти дождь. Когда кончатся твои дела? – весело спросил Идрис друга.
– В такой солнечный день откуда взяться дождю?
– У отца болят колени, а это верный признак перемены погоды. Давай, я тебе помогу, – предложил Идрис.
Два друга вместе стали работать топором. Сзади их можно было принять за братьев, однако спереди внешность Бубы резко выделялась: крупный, правильной формы нос, высокий лоб, черные, густые брови, карие, проницательные глаза, чувственные губы, немного большие скулы и волевой подбородок дополняли крупную голову, красиво посаженную на сильных плечах. Мужская красота Бубы резче бросалась в глаза, чем обычная внешность Идриса. Они с энтузиазмом и легкостью закончили работу и погоняя быков, поднялись на косогор помогать сельчанам подвозить копны сена к месту, где складывали скирду. Когда молодежь ушла, к Юнусу подошла его жена Перис. Перис, как заправский повар, хорошо знающий свои обязанности, засучила рукава и стала помогать мужу. Юнус отделил курдюк от тушки барана и на специальной доске принялся мельчить курдючное сало. Затем он разделил топором тушку. Из костей сварят суп-шурпа, а из мякоти – сочный шашлык. Пока он работал топором, вода в огромном казане закипела, и он запустил кости для шурпы.
Буба с Идрисом таскали капешки сена к скирде. От ра- боты рубахи их промокли от пота, но они не замечали этого. Шага с Пери собирали клочки сена, которые теряли Буба и Идрис и тоже таскали к скирде. Шутки и веселый смех еще больше зажигали ребят. Да ещё Шурух, – отец Идриса, принимающий сено на скирде, постоянно торопил ребят:
– Что вы возитесь, как мокрые курицы? Ребята с новой силой подбрасывали сено. Шурух не успевал наверху скирды принимать их, клочья сена летели вниз на мокрые спины ребят. Сено липло к ним и они становились сами похожи на капешки. Глядя на ребят сверху, Шурух шутил:
– Эй, ребята, может пригласить Юнуса, а то вы совсем устали?
Юнус тоже торопился готовить обед. Пока варились кости, Юнус готовил куфте-бузбаш. Для этого он смешал мясо, промытый рис, перец. Формовал колобки, в середину которых уложил сушеную сливу. Все это поставил варить в казан. В одном казане он варил шурпу, а в другом – плов. Когда все было готово, он посыпал зеленью, закрыл крышку и убавил огонь. Довольный своей работой, Юнус вытащил кисет, набил трубку табаком и с наслаждением закурил.
Больше половины скирды было уложено. Изящная и в то же время плотная фигура Шаги излучала внутреннюю силу, которая завораживала Буба. Ее тонкая талия и крутые бедра возбуждали в нем желание. Буба, следя за работой Шаги, видел, какая она ловкая и сильная. И от этого у него захватывало дух. Его сердце так билось, что он думал, все слышат его стук. Шага тоже смотрела за работой Буба, и потому их взгляды часто встречались. Идрис заметил их игру и спросил Буба:
– Буба, по-моему, в нашем селе нет девушки красивее Шага.
– Я тоже так думаю.
– А если так, то почему не сватаешь ее?
– Если бы это зависело от меня, я бы завтра решил все.
        – В чем же твоя проблема? Уж если ты не жених, тогда кто же тогда? Я понимаю, как тебе трудно говорить на эту тему с матерью. Ну, давай я помогу тебе. Я ей скажу, что будто скоро из села Кураха придут к Эмирхану сватать Шага. Я ведь зять их и знаю, о чем говорят у них в доме. Может это «подзадорит» ее?
Буба согласился с его советом.
Шурух снял с головы платок, завязанный по углам узлами и похожий на тюбетейку, предохраняющий его голову от прямых солнечных лучей, протер им свою морщинистую шею и произнес:
– Солнце слишком печет, кажется, скоро погода испортится. От жары сильно морит, значит, скоро будет сильный дождь или ливень.
Ребята, работающие на скирде, дружно рассмеялись:
– Откуда возьмется дождь в безоблачном небе!
– Рано смеетесь. Немного подождите. Вон, посмотрите на макушку Комариной горы. А теперь побыстрее собирайте сено, а то замочит дождем – сказал уверенно Шурух.
Действительно, макушка Комариной горы была окутана облаками, которые медленно двигались в сторону работающих. Скоро Юнус пригласил всех обедать. Для мужчин и женщин были постелены на траву на ковриках скатерти. Мужчины и женщины садились раздельно. Посередине скатерти лежала гора свежего хлеба, стояли миски с малосольным сыром и творогом, большие миски с пловом, обильно политым курдючным жиром и другая еда. Видя эту картину и давно нюхая ароматный запах еды, работающие быстро расселись, и, похваливая повара, с аппетитом уничтожали еду…
После обеда работающие легли отдыхать в тени дерева, и музыканты играли спокойную музыку. Идрис подошел к Шапери, отдыхавшей под кустом сливы. Шапери любила Идриса, как родного сына, и знала, что он заменял Бубе брата. В душе она радовалась их дружбе. Идрис был честным, уважительным юношей, да еще и зятем Эмирхана. И она знала, если Эмирхан спросит Идриса о Бубе, то он плохого не скажет. Вначале Идрис спросил о здоровье, о жизни, а затем поинтересовался:
– Тетя Шапери, не думаешь женить Буба?
– Пока нет, сынок Идрис. Свадьба требует больших затрат. А у нас ни денег в кармане, ни живности в стаде нет. Так что ни во дворе, ни в сундуке ничего нет, – пожаловалась Шапери.
– Так ведь главное начать дело!
– Сыночек, пока не сложены стены, можно ли крыть крышу?
– Так ведь чем быстрее соберешь созревший урожай хлебов, тем сохранишь его от осыпания.
– Правильно говоришь, сынок! Да разве я не думаю о том счастливом дне. Ведь он – свет моих глаз и все мое богатство. Я очень хочу нянчить внуков и прошу об этом Аллаха.
– Тетя Шапери, а это не тайна, чью дочь вы хотели бы в невестки?
– Знаешь, я хочу, чтобы мой единственный сын был счастлив, поэтому пусть назовет имя любимой девушки, которая ему нравится, и я полюблю ее как родную дочь.
– Дорогая тетя, надо немного меда, чтобы помазать ваши уста, как сладко вы говорите. А вот мне родители перед свадьбой назвали имена трех девушек, и спросили, кого я возьму в жены. Даже не интересуясь, люблю ли я ее. А вы знаете, кто нравится Буба?
– Конечно знаю, но что скажут родители этой девушки?
         – Аманат мне рассказала, что после уборки урожая к Эмирхана приедут сватать Шага.
– Да, она уже зрелая девушка, да и из большой семьи, конечно, женихов будет много. А ты не знаешь, как она реагирует?
– А что может девушка сказать, если отец скажет «выдам»!
– Сынок Идрис, а что делать в этом положении?
– По-моему, дело нельзя откладывать. Идите сегодня же вечером к Гульзаде и обсудите все. Вот вы и узнаете, что они думают. Ведь под лежачий камень и вода не течет.
– Хорошо, я пойду. Ну и ты меня поддержи. Поговори с Аманат, чтобы поддержала меня. И Гульзаде скажи, если хочет отдать дочь за Буба, то не ошибется. Возможно, они тебя послушают, ты же друг Буба и знаешь все его стороны.
Отдыхавшие стали вставать, чтобы продолжать работу и это прервало их разговор. Шапери, взяв грабли, пошла за народом дальше по косогору собирать сено. Идрис надел ярмо на быков и отправился к одиноко сидящему Буба. Прошло немного времени и погода стала портиться. Теперь вершина Комариной горы была полностью затянута черными тучами и люди поняли, что вот-вот начнется дождь.
Чтобы быстрее завершить дело, Шурух пригласил двух помощников, и работа стала продвигаться быстрее. Воздух стал прохладный, усилился ветер, и постепенно небо заволокло облаками. Скоро вокруг затихли все звуки: не стало слышно пенье птиц, стрекотание кузнечиков, как будто все живое спряталось в землю от страха.
Ветер начал усиливаться, и уже клочки сена, неубранные людьми, стали подниматься в воздух. Еще хорошо непримятые, недавно сложенные капешки, срывало сильным порывом ветра и мело с косогора. Огненные стрелы молнии разорвали небо, оглушительно рявкнул гром и крупные капли дождя посыпались с неба. Ливень мгновенно намочил всех до нитки, люди побросали работу и прикрывшись клочками сена, побежали к старой груше.
Весь мокрый от дождя Шурух, сидящий на верхушке скирды, крикнул им: «Люди! Вы что с ума сошли! Там же молния убьет!» Услышав предостережение, народ бросился к скирде, прижались спинами к сену, стараясь укрыться от дождя.
Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался и небо озарилось радугой. Погода стала восстанавливаться, но настроение людей было испорчено. Ливень был слишком сильным и сено очень намокло. Люди возвращались домой, не доделав работу до конца…

2    НЕУДАЧНОЕ СВАТОВСТВО

Жилище Пери было очень убогим. На одной стене были прикреплены полки для посуды, в другой стене была ниша, в которую убирали постель. В центре потолка находилось отверстие, через которое проникали лучи дневного света. Вечно сырой глиняный пол был покрыт старым половиком. От нехватки освещения в комнате всегда царил полумрак, и была вечная сырость. В углу стоял большой деревянный сундук. Она вынула из него одежду, хранившуюся после свадьбы, подаренную родителями мужа: муаровый бешмет, коричневый шерстяной платок с длинными кистями, длинное шелковое платье, широкие шелковые штаны, узорчатые шерстяные носки и одеваемые только по праздникам, резиновые галоши.
Шапери сбросила с себя одежду и бережно надела вы-
нутые вещи. Посмотрев в висящее на стене зеркало с трещиной посередине и усыпанное пятнами, будто по нему провели мочалкой, она, намочив пальцы слюной, провела по бровям и уголкам губ. Оставшись довольной собой, она под мышку взяла миску с яйцами и вышла из дома. Повернулась лицом к Шалбуз-горе и долго молилась шепотом, прося у Аллаха помощи в женитьбе сына и вслух произнесла: «Все в твоей власти, Аллах милосердный! Ты можешь облегчить любое начинание. Никто, кроме тебя, мне не поможет в деле». Обвела руками по лицу и спустилась во двор. Навстречу ей попалась соседка Каминат с пустым кувшином, идущая на родник. Они прошли мимо, не сказав друг другу ни слова, однако Шапери заметила удивленный взгляд соседки. Когда она отошла подальше, то остановилась и внимательно осмотрела себя, ища какой-нибудь изъян. Оставшись довольная собой, она подумала: «Вот старая корова, что она так выпучила глаза! Да еще шла с пустым кувшином! Как теперь идти к Эмирхану и не идти нельзя – уже решилась». Тихо приоткрыв ворота, Шапери вошла во двор. Тут с дальнего угла двора, громко лая, на нее бросился огромный пес. Его цепь натянулась, не добегая пяти шагов до ворот, он с силой прыгал на месте. От страха Шапери прижалась к воротам, ее чашка выпала и яйца разбились. На шум собаки из дома вышла Гульзада. Увидев Шапери, она крикнула на собаку и провела по двору.
– Добрый день, сестра Гульзада. Собака меня напугала. Вот видишь, что случилось, – расстроенная Шапери показала на разбитые яйца.
– Не переживай, их уже склеить нельзя, считай, что мы их съели.
Во дворе был сложен материал для строительства второго этажа дома. На земле в рядах лежали доски, бревна, камни, стояли рамы для окон и дверей и много другого добра. Шапери осторожно прошла в дом. Гульзада пригласила ее в комнату для приема гостей. Она взяла две атласные подушки и бросила их на пол. Когда они уселись, Шапери обвела взглядом комнату. На полу лежал дорогой шерстяной ковер ручной работы. У стены стояла кровать, что было редкой вещью для села. На ней лежали горы подушек. У другой стены стояли два больших сундука, покрытые коврами.
– Сейчас мы живем как кочевники. Одна часть добра здесь лежит, остальное в старом доме, пока не достроим этот дом, – объяснила Гульзада.
– Дай Аллах вам здоровья и сил все построить и долго жить в новом доме. Пусть он наполнится смехом ваших внуков. Построить двухэтажный дом трудное, тяжелое дело, – поддержала Шапери, а сама подумала: «Какая ты счастливая. Твой дом – полная чаша и во дворе можно поместить целое стадо скота, а какой прекрасный фруктовый сад! А спросила бы ты, как я живу. Мою хижину с трех сторон прижимают соседские дома, даже зимой снег с крыши некуда сбросить. Да и солнце во двор не заглядывает». Отбросив печальные мысли, она продолжала разговор:
– Вы правильно сделали, что строите дом. В тесном доме человеку и еда впрок не идет.
– Да, сестра, мы действительно последнее время жили в тесных условиях, иначе мы бы не затеяли все это.
Во время их разговора с родника пришла Шага и не зная, кто в доме, по разговору поняла, что это Шапери. Она бросила угли в самовар и стала разжигать его. Голос Шапери заставил Шага прислушаться к разговору. Шапери тем временем продолжала:
– Дорогая сестра, ты знаешь поговорку наших предков? Кто утром рано поест и кто вовремя женится, тот не будет знать нужды. Весной деревья в саду цветут, а осенью собирают урожай. Человек тоже имеет и свою весну, и лето, и осень, и седую зиму. Сейчас у твоей дочери весна. Я знаю, мой сын очень любит твою дочь. И это большое счастье, когда это чувство взаимное. Моя мечта – видеть сына счастливым.
Услышав эти слова, цвет лица Гульзады мгновенно из- менился. Она вначале опешила, растерялась от предложения Шапери, хотела даже прервать ее и нагрубить, но природная хитрость остановила ее. Она продолжала слушать, но в голове ее были другие мысли: «Смотри-ка, о чем мечтает! Не имея приличного дома, пришла ко мне с таким вопросом. Что, вместо мозгов ветер гуляет? Как можно газель запрягать с ослом? Ищи своему нищему сыну такую же девушку. Или любой, кто носит высокую овечью папаху – мужчина?»
– Если вы согласны, давайте обручим Шага, – наконец-то сказала Шапери о цели своего визита. Услышав слово «обручить», Гульзада вздрогнула, приводя свои мысли в порядок, и глядя в глаза Шапери задумчиво произнесла:
– Дорогая Шапери, судьбой дочери распоряжается отец, а он, я знаю, думает по-другому. Я знаю, что твой сын видный, сильный, добрый и порядочный парень. Родители любой девушки будут радоваться и гордиться твоим приходом. Пусть твой сын будет счастлив. Но я, между нами, открою тайну – на нашу дочь положил глаз другой человек. Мы это держим в тайне, потому что Шаге всего шестнадцать лет.
Шага, подслушивавшая разговор, опешила. Ее глаза на- полнились слезами, а к горлу подкатился комок спазмы, когда услышала, что у нее есть жених.
Шапери поняла, что дальнейший разговор бесполезен. Она знала, что Гульзада говорит неправду, но насильно мил не будешь. Она встала, поблагодарила хозяйку и ушла. Ее уход был похож на бегство от неприятеля.
Когда ушла Шапери, Шага со слезами на глазах стала умолять мать:
– Дорогая мама, не губи мое счастье, пожалей меня.
– Успокойся, дочка, не порти свои глаза.
– Мама, почему ты сказала, что я обручена? Ведь это неправда!
– Молчи, это тебя не касается.
– Если ты хоть немного любишь меня, не делай этого!
         – Ой, Аллах! Неужели эти слова выходят из уст моей дочери? Дитя мое, что с тобой случилось? Ведь если об этом узнает твой отец, он тебя убьет! Неужели дочь Эмирхана любит сына пастуха? Береги свою честь, и не срами нас перед народом!
Видя, что мать стоит на своем, как неприступная скала, Шага с отчаянием крикнула:
– Смотри, мама, я вас предупредила! Если вы нас раз- лучите, я отравлюсь!
– Молчи, негодница! Не говори глупостей! Как может твой язык такое сказать? Родители желают своему ребенку только счастья. У тебя будет жених достойнее сына пастуха Алима. Иди, делай свои дела, скоро придет отец.
Она отвернулась от дочери, поправила горящие дрова, положило в корыто волосяное сито, взяла из ларя муки и торопливо пошла на балкон месить тесто для хинкала.
Шага в слезах обхватила голову обеими руками и убежала в свою комнату. Там она положила свою голову на подушку, чтобы никто не видел ее слез и плакала от отчаяния. В этот миг она ненавидела свою мать и хотела ей отомстить. Она думала: «Как хорошо сейчас умереть!» Эта мысль заставила ее встать. Она вышла на середину комнаты и стала оглядывать углы. Вдруг ее взгляд остановился на стене, где висел отцовский кинжал. Кинжал был старинный, его рукоятку и ножны обрамляли красивые серебряные узоры, а ручка сделана из слоновой кости. Она быстро глянула через дверь и посмотрела на дверь, ведущую в комнату бабушки. Убедившись, что там никого нет, она быстро закрыла дверь на задвижку. Вытащив кинжал из ножен, Шага подошла к зеркалу, стоящему в углу комнаты. Поворачивая кинжал то одной, то другой стороной, она про- вела им по кончику пальца. На пальце сразу выступила алая капля крови. Убедившись, что кинжал острый, как бритва, Шага отложила его на окошко. Сама подошла к сундуку, вытащила комплект новой одежды. Сняв с себя одежду, Шага приблизившись к зеркалу, стала рассматривать себя. Девушка была, вне всякого сомнения, истиной красавицей с потрясающей фигурой. Шага обвела взглядом свои округлые и матовые плечи, словно выточенные из мрамора, длинную точеную шею с гордо посаженной головой, ее взгляд скользнул на полную, упругую грудь, тонкую талию, переходящую в легкую крутизну бедер и стройные ноги. Она осталась собой довольна. И внезапно ее осенило: «Неужели мой любимый Буба не сможет никогда насладиться моим телом? Почему Аллах допускает, чтобы мое молодое тело ели в холодной могиле черви и змеи? Я не могу допустить, чтобы другой парень целовал меня, уж лучше я подарю свое тело могиле». Так решив свою судьбу, Шага начала одеваться и вдруг вспомнила, как вчера, когда шла к роднику, ребята восторженными взглядами отпускали в ее адрес шутки, заставляя ее краснеть. Так надев на ноги свободные кашемировые штаны, она накинула на тело белую рубаху, а поверх нее – небесного цвета платье с широки- ми рукавами. Талию подвязала поясом, украшенным серебряными пластинками и старинными монетами, на голову на- кинула зеленый шелковый платок с узорчатыми краями, а на шею повесила янтарные бусы. Внимательно оглядев себя в зеркале и оставшись довольной своим видом, она надела туфли на высоких каблуках и взяла лежавший на окне кинжал. Коснувшись кинжалом груди и чуть уколов себя, она приговаривала: «Не бойся, только мгновение будет больно, потом будет пустота и не будет горечи. Пусть мать узнает, какая она бессердечная и пусть она мучается». Когда боль усилилась, все тело ее задрожало и у нее выступил холодный пот. Потеряв сознание, она рухнула на пол.
Молившаяся на балконе Салминат услышала шум падающего мешка в комнате. Она встала и пошла узнать, в чем дело. Толкнув дверь, та не поддалась ей, тогда она пошла в свою комнату и дернула ручку двери, ведущую в комнату Шага. Поняв, что двери закрыты изнутри, она в испуге стала звать:
– Шага, Шага! Почему молчишь?
Подумав, что в доме вор, она бросилась к Гульзаде, готовившей ужин на кухне.
– Сноха, я слышала шум в комнате Шаги, что-то тяжелое упало на пол. Хотела посмотреть, а двери закрыты. Стала звать ее, а она не отвечает. Где она может быть в такое время?
– Дверь была закрыта, а дочь была дома, – взволнованно ответила свекрови Гульзада, отложила тесто и побежала к двери Шага. Она вспомнила недавний разговор с дочерью и ее словно ударило током. Сердце забилось, как у ласточки, попавшей в лапы кошке. Она с волнением потянула дверь на себя, но дверь не поддалась. В отчаянии она стала стучать по ней:
– Доченька! Милая, открой дверь, не терзай душу матери!
За дверями было молчание. Тогда Гульзада со всей силы ударила дверь ногой, внутренняя задвижка соскочила с петель, и дверь открылась. Гульзада и Салминат вошли в комнату и увидели на полу Шага, очнувшуюся от шума. С мертвенно бледным лицом Шага встала на ноги. Подбежавшая мать обняла дочь и стала целовать ее:
– Дочка, что случилось? Почему ты лежишь на полу и закрыла дверь?
– Не спрашивай ни о чем меня, мама. Мне просто не здоровится.
Салминат, увидевшая на полу кинжал, как опытный сле- дователь, поняла, в чем дело, и взяла кинжал в руки. Увидев в руках свекрови кинжал, маленькая, высохшая, как былинка, Гульзада еще больше съежилась и задрожала всем телом, угадав намерения Шаги. Ее умные, проницательные глаза наполнились слезами, как большие черные сливы. Она задумчиво села на пол, подняла руки к небу и жалостно произнесла:
– Моя родная, мое безумное дитя! Почему так жестоко решила покончить с собой? Почему не подумала о нас? Когда ты взяла кинжал в руку, неужели не вспомнила об Аллахе? Аллах запрещает человеку накладывать на себя руки. Ему не будет места на небесах. Как бы мы могли жить после этого, как смотреть людям в глаза?
– Мама, не мучай напрасно себя, не рви свое сердце. Какой смысл любить человека после смерти, если при жизни не любили его? Я считаю, что я умерла. И если в этот раз не получилось, я все равно это сделаю. Кроме Буба я ни за кого замуж не пойду. Чем быть женой вашего избранника, лучше лежать в могиле!
– Ой, Аллах! Это что за напасть на нас! Я расскажу все отцу, я не могу больше тобой управлять, – с угрозой про- изнесла Гульзада.
Внимательно слушая, стоявшая сзади Салминат положила руку на плечо Гульзады и спокойно произнесла:
– Успокойся, невестка! Иди готовь еду к приходу Эмирхана. Ты знаешь, он не любит ждать, да и устал, наверное. А рассказывать ему ничего не надо – ты знаешь его вспыльчивый характер. Взорвется как порох, да беды натворит, – поднимет руку на дочь. Еще опозоримся перед людьми. А с Шага я сама поговорю.
Гульзада встала, утерла кончиком платка мокрые глаза и поплелась на кухню. Салминат обняла Шага и усадила рядом:
– Доченька, какая печаль, какое горе мучает тебя? Не скрывай от меня, скажи. Пусть это будет нашей тайной. Ложу руку на Коран, она уйдет со мной в могилу. Что толкнуло тебя, молодой цветочек, наложить на себя руки? Ты только вступаешь в жизнь. А жизнь прожить без горя и неприятностей невозможно. Как мы не стараемся остаться перед Аллахом чистыми и честными, иногда мы сознательно или бессознательно допускаем ошибки. Всевышний прощает нам мелкие грехи, если человек осознает их и просит прощения.
Шага уткнула голову в грудь бабушки и тихо плакала. Салминат успокаивала ее:
– Не плачь, дитя! Если в чем-то провинилась, скажи мне.
Она внимательно смотрела своими слабыми глазами на бледное лицо внучки и думала: «Может, Буба совершил поступок, пятнающий ее честь? Мне ведь известно об их чувствах».
Шага поняла, о чем намекает бабушка:
– Почему вы все ненавидите Буба? Разве бедность – порок человека?
– Почему ты так решила?
– Сегодня, когда ты была в пекарне, приходила мать Бубы и просила маму обручить меня. Мама сказала, что я обручена, и об этом говорить нет смысла. Шапери ушла от нас, как побитая собака. Шапери прекрасно поняла, почему мама так сказала. Чем врать ей и задевать ее гордость, честнее было бы сказать правду, что ее сын не пара мне, что у нас разное положение.
Салминат окончательно убедившись, что такого ничего не случилось, с облегчением вздохнула, облизнула потрескавшиеся губы, пожевала беззубые десна, потерла торчащие седые волосы на верхней губе и на подбородке, закрыла лицо обеими руками и через минуту тихо произнесла:
– Слава Аллаху, ничего неприличного не произошло, а то у меня были мерзкие мысли. Доченька, разве из-за этого можно брать в руки кинжал?
– Разве может быть хуже этого, бабушка? – с удивлением сказала Шага.
– Э, доченька, никогда не забывай, что ты девушка. А разве может девушка сказать родителям «Я люблю этого парня»? Это право только у матери и отца. Дочь обязана выйти замуж хоть за дурака, если отец ее выдаст. Если твои слова услышат люди, твоего отца перестанут уважать. Береги, доченька, свою лезгинскую честь! Девушке неприлично до свадьбы даже смотреть в лицо парня.
– Если нельзя говорить с парнем, я не буду, но замуж, кроме Буба, ни за кого не пойду. А если меня заставят, я наложу на себя руки.
– Дочка, ну где Буба с его нищетой возьмет деньги на свадьбу и на выкуп отцу? Если бы они были умнее, то не пришли бы в наш дом. Может быть, твой жених будет красивее и умнее Бубы. Ты сейчас этого не знаешь.
– Как я могу полюбить человека, которого увижу первый раз?
– Давай, я тебе расскажу, как меня выдавали замуж. Я родилась и выросла в деревне Кашан. Это недалеко от могилы святого Гаджи-Рамазана, куда ходят тысячи людей к нему на поклон. Однажды твоего прадеда супруга Гульханум, пусть озаряет райский свет их могилы и еще ее дочь твоего возраста пришли к нам в дом. Гульханум была не красавица, но смелая, великодушная девушка. Уж всего не помню, старость берет свое, но этот день не забываю. Ко мне пришла подруга Айна и сообщила, что к нам пришли сваты. В то трудное время бедной девушке трудно было найти жениха, даже старика. От этого сообщения меня бросило в дрожь: «Как я покажусь им в рваном платье, словно выцветший куст алычи?» Айна поняв мои мысли, предложила зайти к ней домой и надеть ее платье. Переодевшись у нее, я пошла домой. У нас в гостях находилась женщина с девочкой. После ужина меня с девочкой уложили в отдельной комнате в одной постели. Тогда я не поняла их хитрости.
 – Это, наверное, была сестра жениха? – спросила Шага.
– Да ты слушай дальше. Ведь, если невесту брали из чужих мест, о ней свекровь знала только со слов людей, и видела только ее внешность. Ноги ее закрывали штаны, а голову – платок. Так вот, чтобы увидеть ее тело, нет ли на нем каких изъянов, ран, язв, чесотки, не кривые ли ноги, хорошие ли волосы, младшую сестру жениха ложили спать с невестой. Она должна была ночью осмотреть тело невесты, а потом рассказать своей матери.
Прошла неделя и твой дед со своим другом пришли в нашу деревню посмотреть на меня. Остановились они у нашего соседа и он попросил моих родителей послать меня на родник за водой. В то время, когда я шла в красивом платье с кувшином на плече, мой жених и его товарищ прогуливались возле родника. Вот в это время он мог рассматривать меня. Так я один, единственный раз мельком увидела твоего деда, царство ему небесное. А ты говоришь смотреть, разговаривать! Разве может у девушки хватать смелости смотреть на жениха! Да она под его горячим взглядом растает, как комочек снега. Разве можно спокойно пройти мимо него, не теряя равновесия? Ноги не слушаются тебя, тело все дрожит, а лицо горит огнем. Вот это любовь!
Через месяц в наш дом прибыли родственники жениха и забрали меня в его дом. Нам отвели крохотную комнатушку, более похожую на чулан, где на старом половике лежал матрац, набитый соломой. Но, несмотря на такие условия, его любовь согревала и оберегала меня. Мы были молоды, счастливы и любили друг друга! Слава Аллаху, и лишения, и нужду, и трудности все сорок восемь лет делили вместе. За всю с ним жизнь я не слышала от него обидного слова. Пусть земля будет ему пухом!
Выслушав рассказ, Шага спросила:
– Бабушка, почему Буба не может разбогатеть, если вы из такой нищеты поднялись так высоко? У него тоже со временем будет хороший дом,  живность и земля.
– О, доченька, о чем ты говоришь? Кто родился бедняком, тот им и умрет. Нам повезло, Аллах нас одарил. Грех так говорить, Аллах нас не простит. Дядя твоего отца был бездетный и состоятельный человек. Он всю жизнь трудился честно и добросовестно. В селе был известным, да и не только в селе, но и во всем округе, умельцем – делал инвентарь для ведения сельского хозяйства и ковал оружие: кинжалы, финки, ножи – все, что необходимо сельскому человеку. Хотя у них не было детей, жену свою очень любил и не бросал. Но в тот год, когда повсюду ходил мор, чума свела в могилу его и жену. Близких родственников, кроме нас, у них не было, и их состояние перешло к нам. Вот так: осел лягнул – в рай попал. Поэтому наш дом стал со временем одним из самых состоятельных домов в селе. Я думаю, ты сделаешь вывод из всего сказанного, доченька.
Но, видя, что рассказ не успокоил Шага, она приняла другую тактику:
– Ты должна знать, доченька, я на твоей стороне. Если уж ты так любишь, я поговорю с мамой, попробую ее убедить.
Тут лицо Шага мгновенно озарилось улыбкой, она вся засияла, как распустившийся бутон цветка и принялась целовать бабушку:
– Милая бабушка, я знала, что ты меня любишь!
Освободившись от объятий Шага, Салминат встала и предложила ей покушать. Шага отказалась и решила полежать.
Во дворе раздался шум коня и Салминат пошла встречать сына. Видя мать, Эмирхан устало поздоровался. Салминат налила воду из кувшина в таз. Он уселся на маленький стул и Салминат придвинула к нему тазик для мытья рук и лица. Эмирхан с удивлением посмотрел на нее:
– Что, кроме тебя некому принести?
– Шага приболела, а Гульзада готовит ужин.
– Что с ней случилось? С утра была здорова.
– Говорит, кислой алычи съела.
– Так пусть выпьет сыворотку от сыра, болезнь как рукой снимет, – задумчиво произнес Эмирхан, снимая турецкие мягкие хромовые сапоги и крутя усы, густо покрашенные хной. Затем с беспокойством посмотрел на мешок с ячменем и почти не моргая, как сова, сказал:
– По дороге осмотрел наши поля. Пшеница поспела и нельзя тянуть время, а то потеряем зерно. Я хочу устроить помощь. Как думаешь, мама?
– Поступай как знаешь, но мне кажется, два дела делать трудновато.
– Хорошо, мама, начнем с зерна, а после жатвы приступим к сенокосу. Вы приготовите питание для людей? Завтра я приглашу людей и приготовлю место для гумна. А послезавтра, если даст Аллах, начнем жатву.
Эмирхан прошел на кухню, откуда доносился возбуждающий аппетит, запах хинкала. Поздоровался с женой и растянулся на ковре.
Гульзада спросила у Салминат, почему нет Шага. Она, мигая глазом ей, сказала, что у нее болит живот и ее не надо ждать.
Перед Эмирханом Салминат расстелила скатерть, поставила на нее поднос с серебряными вилками, глубокую фарфоровую тарелку, полную мяса ягненка, бокал со сметаной и толченым чесноком. Гульзада принесла тарелку с еще дымящимся хинкалом. Эмирхан сел на подушку, убрав под себя ноги и сказав «во имя Аллаха», принялся есть.
После ужина Салминат ушла к себе в комнату и заглянула в комнату Шага. Та сидела, вязала кружева.
– Отец спрашивал, почему тебя нет. Пришлось наврать ему, что ты заболела. И все из-за твоей ветреной головы. Хватит вязать, ложись спать – утро вечера мудренее.
Салминат дунула на лампу, стоявшую на окне и комната погрузилась в темноту.

3  СВИДАНИЕ

Вечерело. Буба, ожидая мать, сидел на толстом бревне, отполированном от времени, будто рубанком, и подшивал свои старые чарихи. Он ежеминутно поворачивал голову в сторону улицы, а когда увидел идущую мать, то по ее лицу сразу понял, что дело не улажено. Видя печальные глаза матери, у него защемило в груди, будто по его сердцу провели ножом. Не желая говорить на улице, он вошел во двор.
– Что случилось, мама? Почему ты такая сердитая? Дело не уладилось? – с нетерпением спросил Буба, едва мать вошла во двор.
– Говорят, что свою дочь за другого сосватали. Я знала, что мое золотое слово в их доме и копейки не стоит. Что я могла сделать? Они нас за людей не считают. Не старайся поднимать камень, который не можешь поднять, – сказала с горечью Шапери.
Услышав, что у Эмирхана были сваты, его голову пронзила резкая боль и у него нестерпимо застучало в висках. От приступа злости он готов был грызть чарих и от этого еще крепче стиснул зубы. Когда мать зашла в комнату, он со злостью бросил чарих в угол балкона и вышел на улицу. Ему показалось, что Гульзада плюнула в лицо матери, в голове его мелькнули такие мысли. С малого возраста, летом и зимой, в дождь и снег, имея в сумке одну лепешку, без теплой одежды, на ногах в заплатанных чарихах, с огромными быками, как лилипут, он поднимался в горы за сеном для животных Молла-Эфенди. Весной с утра до вечера он пахал его поля, летом косил и убирал его траву. Никогда у него не возникали мысли о несправедливости. И вот сейчас его сердце душил гнев. Он понял, что Молла-Эфенди является ярмом, а он быком в него запряженным. Только теперь он понял смысл материнских слов: «Поднимай камень, который можешь поднять». Его сердце будто разрывалось на части.
Улицы стали заполняться животными, возвращающимися с пастбища. Не зная, зачем он вышел на улицу, он задумчиво встал у ворот, положил руки за спину, как старец и медленно пошел, куда глаза глядят.
Возвращавшиеся с работы люди, озабоченные своими делами, торопливо двигались по улице. Не обращая на них внимания, он быстро вышел на дорогу, ведущую к роднику. С обеих сторон дороги, спускавшиеся в овраг, как волосы девушки, моющей голову, висели хрупкие, гибкие молодые ветки ивовых деревьев. Буба медленно вышел к подножию горы, где находился сад, посаженный покойным прадедом Иласа, лег на спину под абрикосовое дерево. С наступлением темноты лунный отблеск усиливался на несвободе. В ночной тишине ясно слышался шорох листвы деревьев играющего теплого ветра, журчание воды, чистой, как хрусталь, протекающей в темной ложбине, словно спор музыкантов старающихся выделить каждый свою мелодию. В долине над селом, словно серый зонт, неподвижно стоял дым выходящий из труб домов. Однако, Буба не любовался природой. Он не слышал ни разноголосых птичьих мелодий, ни шум лягушачьего оркестра, доносившийся с озера, вырытого на краю оврага, ни кудахтанья куропаток, спускающихся с утеса Чандар на зерновые поля. Он думал только о Шага. Обхватив голову руками, он думал о своей безысходности, одна мысль пронзила его голову: «Я украду Шага, другого выхода у меня нет. Неужели она не согласится со мной? Если любит, то согласится». Он поднялся на ноги, но вновь задумался: «Куда бежать? В кармане ни копейки. Знакомых нигде нет». И опять тоска заполнила его сердце. Он походил взад-вперед, и лег на землю лицом вниз. «Завтра всему народу будет известно, что Гульзада закрыла дверь перед носом матери. Каждый будет толковать по-своему. А такие девушки, как Пери, острые на язык, будут смеяться надо мной. На такого мужчину на голову лучше платок надеть, чем папаху. Завтра мимо меня увезут Шага, я останусь как облитый помоями» – неожиданно крикнул Буба, как будто в бок ему вонзили шило. Лежа на земле, он рыл землю руками, а зубами рвал траву, будто животное. Его запачканное землей лицо, расширенные зрачки, выражавшие печаль и гнев, превратили его лицо в бесчувствен- ный, холодный камень. Со стороны он был похож на сумас- шедшего. Немного успокоившись, он встал, вытер лицо, по- долом бешмета, и схватил обоими руками ствол вишневого дерева. Как в состязаниях борьбы, он стал до боли в суставах давить на ствол дерева. «Кто дотронется до Шага – я задушу!». Придя в себя, он освободил дерево и подумал: «Если ждать тот день, я с ума сойду. Надо идти к Шага и еще раз все выяснить. Если она даст мне пустое обещание, то мне остается надеть на шею петлю». Он надел папаху, валявшуюся на земле и по тропинке спустился в овраг. Там, из родника жадно выпил воды, и почти бегом по узкой проселочной дороге, идущей через пшеничные поля, двинулся к селу. Через картофельные огороды, он подошел к каменной ограде сада Эмирхана. Оглянувшись вокруг, он затаился и прислушался. Не видя никакой опасности, он снял несколько колючек, укрепленных на изгороди, и освободив проход, мгновенно прыгнул в сад. Спрятавшись под ветками яблонь, висевших до земли под тяжестью яблок, прислушался. Было тихо, только собака, привязанная во дворе, гавкнула два-три раза. Он смело подошел сзади дома к комнате Шага, через маленькое окошечко посмотрел во внутрь. Из-за темноты ничего не было видно, тогда он слегка нажал на раму окошка. Рама не поддалась. Боясь разбудить родителей, он, как кошка, поцарапал по стеклу. Шага мучила бессонница. Она вспомнила вчерашний разговор с Буба на роднике, рассказ бабушке о свадьбе, свой глупый поступок и слезы матери. Все в ее голове перемешалось. Услышав шум у окошка, она торопливо встала, накинула халат и подойдя к окошку, прислушалась. Слабый свет луны освещал за окном силу. Приглядевшись, она узнала Буба и дрожа, спросила:
– Буба, это ты?
– Да, это я!
– Время – полночь, разве можно так рисковать? Если услышит отец, он и тебя и меня убьет.
– Я тебя на долго не задержу, выйди в сад, мне надо поговорить с тобой.
Шага, накинув на голову платок, бесшумно открыла дверь, немного подняла ее вверх, сунув ноги в тапочки, на носочках прошла через балкон, и спустилась в сад. Буба бегом подошел к ней. Шага, взяв его за руку, повела под грушевое дерево, где была беседка. Когда Шага села на скамейку, Буба покрыл поцелуями ее красное лицо, высокую, изящную шею, беспорядочно разбросанные, пахнущие духами волосы. Обнял ее стройные ноги и положил голову на колени. С головы Буба папаха упала на землю и Шага ласково погладила его курчавый чуб:
– Дорогой, мой сокол, успокойся, быть так влюбленным – такое счастье!
– Шага, моя мечта, мой светлый мир становится безрадостным, мое сердце сжимается от грусти и печали.
– Будь терпелив, дорога моей жизни! Бабушка обещала поговорить с мамой, может быть ее удастся склонить на нашу сторону.
Нежный голос и ласковый взгляд немного успокоил Буба. Он чувствовал себя в эту минуту счастливым. Чем сильнее он обнимал стройные ноги Шага, тем сильнее нагревалась его грудь. Этим прикосновением тело его разрывала страсть и стала туманить голову. Но разум направлял его по дороге предков – беречь честь девушки.
На небе, как белые кораллы, брошенные на черный бар- хат, звезды слабо освещали их лица. Окрыленные любовью, они страстно целовали друг друга, даря нежности. Наконец, опьяненный Буба пришел в себя, обняв и прижав к себе Шага он сказал:
– Моя любимая, ты знаешь, что мой отец никогда не выдаст тебя за меня. Вряд ли удастся бабушке уговорить их. У меня есть предложение – давай убежим!
– Куда? Я не знаю, куда ты желаешь!
Убежать из села это не шутка. Родители будут опозорены, нас народ осудит. Так нельзя поступать.
– Значит по-твоему, убежать с любимым позор, а выйти замуж за нелюбимого – можно?
– Почему ты решил, что я выйду замуж за нелюбимого!? Значит плохо ты меня знаешь.
– Милая, если ты любишь меня, согласись с моим решением. Ты не бойся, я буду выполнять любую работу! Шага долго думала, не давая волю спазму, охватившему горло, она ответила:
– Я знаю, что ты – сильный человек, но так поступать нельзя. Давай подождем, вдруг мать согласится.
В это время, возбужденная воспоминаниями своей молодости, уснувшая в мягкой постели Салминат, видела сон. Полдень. Салминат во дворе подняла вязанку из конопли на спину и пошла к вырытому в овраге водоему, чтобы мочить конолянные снопы. Придя к водоему, опустила вязанку, заправила подол платья под пояс, закрутила до колен штаны и пошла в воду, проверяя глубину. Когда вода стала ей выше колен, она оступилась и упала. Испугавшись утонуть, она барахталась и старалась выйти из воды. Но чем больше она старалась подняться, тем глубже ее затягивала вода. В испуге, подняв повыше голову, она начинает кричать: «Помогите, я тону!» Но голоса своего не слышит, как будто горло охрипло от крика. Так в страхе она просыпается. Не открывая глаз, она тихонько себе под нос прочитала молитву Суры Корана, а затем открыла глаза. Молча стала думать о сне: «Мутная грязная вода, я тонула, одежда вся намокла и испачкалась в грязи. Все это очень плохо. Завтра с утра угощу сирот, бедных детей, надо сделать приношение. И почему все это приснилось?» И вдруг вспомнила о Шага. Быстро встала, зажгла лампу и подошла к двери, ведущей в комнату внучки. Отворив дверь комнаты, она тихо вошла. В комнате стояла мертвая тишина. Осветив лампой постель Шага, она увидела, что ее нет. Рука ее и все лицо изменилось от страха. В голове замелькали мысли: «Что с ней случилось? Может она с собой что-то сделала?» Она быстро вышла на веранду и лихорадочно соображала: «Может, разбудить отца?» Она пошла в туалет, там никого не было. Тогда она подошла к воротам. Они оказались закрыты. Ничего не понимая и боясь худшего она решила разбудить Эмирхана. Подойдя к его двери, она услышала раздававшийся храп. Дрожащей рукой она тихо постучала. Услышав звук, Эмирхан проснулся и открыл дверь.
– Что случилось?
– Шага нет дома – виновато сообщила Салминат.
– Ты что говоришь? Где она должна быть кроме дома?
  -Ты же говорила, что она заболела?
– Да, вечером была дома, а сейчас нет. Она при мне легла в постель.
Услышав разговор, проснулась Гульзада и вспомнив о случившемся, пришла к мужу и все ему рассказала. Слушая жену глаза Эмирхана наполнялись кровью, как у разъяренного быка, желваки его ходили ходуном от гнева.
– Ну щенок, попадешься ты мне под руку – со злостью говорил Эмирхан, освобождая собаку от цепи. Собака, почуяв свободу, бросилась в сад. Вставая со скамейки, чтобы проводить Буба, Шага заметила в окошке матери свет, и, испугавшись, торопила его:
– Иди скорее, мне кажется, весь дом на ногах.
Буба торопливо поцеловал ее и прыгнул через ограду. Когда прыгал, упал камень с ограды. На этот шум бежала собака. Шага пыталась заманить собаку к себе, но та, не обращая на нее никакого внимания, неслась по следу Буба. Бежав, по картофельным огородам, не глядя под ноги, он вдруг почувствовал сзади собачье дыхание. Не имея ничего под рукой для защиты и понимая, что от огромной собаки ему не уйти, он резко остановился, повернулся и смотрел в огромные блестящие глаза собаки. Собака, не поняв его проделки, остановилась и они несколько секунд смотрели друг на друга. Но, зарычав, собака, бросилась на Буба. Буба, не теряясь, обоими руками схватил шею собаки и стал со всей силы душить ее. Буба, не выдержав толчка собаки, свалился на землю, потащил ее за собой. Собака барахталась и своими лапами рвала одежду и тело Буба, но он все сильнее давил ей на горло из ее пасти текла слюна. Они были похожи на двух борцов, катающихся в яростной схватке по ковру.
Эмирхан, еще не знавший, что происходит с собакой, увидел дочь, как сироту, сидевшую под деревом.
– Шага, что ты здесь делаешь ночью? Кто отсюда бежал?
Шага, потерявшая дар речи, молча смотрела на отца.
– Ты что, онемела? Почему не отвечаешь? – с трудом сдерживал себя Эмирхан.
 Шага, как куропатка, попавшая в когти ястреба, еще больше съежилась и молча смотрела на кнут в руке отца.
– Ты ответишь, нахалка? – яростно крикнул Эмирхан и хлестнул спину дочери кнутом. Кнут, заплетенный косой, из дубленой бычьей кожи со свистом врезался в спину Шага. От резкой боли она свалилась на землю. Эмирхан взял ее за косу, поднял вверх и еще раз ударил кнутом:
– Вставай, дрянь!
Поднял ее на ноги и толкая повел в дом, запер в комнате и приказал жене:
– Положи в углу комнаты таз. Никуда не отпускать, даже в туалет.
В этот момент он был как разъяренный буйвол. Ему казалось, что Шага перед всем селом втоптала в грязь его папаху.
Жену он считал виновницей в поступке дочери, и у него чесались руки, чтобы пару раз хлестануть Гульзада. Он молча сверлил ее выпученными глазами, а затем пошел искать собаку. Звать собаку он не стал, чтобы не нарушать ночную тишину. Не видя кругом собаки, он забеспокоился:
– Зря я отпустил ее с цепи. Вдруг укусит кого, что я отвечу народу?
Прыгнув в огород, он увидел след собаки. Чуть дальше картофельная ботва была вся помята и он увидел растянувшуюся любимую собаку. Он подошел к ней, повернул в разные стороны, ища следы насилия. Она одна шла по следу волка и загрызла его. Что с ней случилось сейчас? Осматривая ее, как любимое дитя и не найдя никаких следов крови, он еще больше удивился. И только обратив внимание на опухший, посиневший, висящий изо рта язык, он понял, что ее задушили. Увидев такую жестокость, он еще больше возненавидел Бубу, как своего врага. Он принес со двора лопату, положил собаку на плечо и пошел за окраину села в овраг. Там под обрывом, скрываясь от людских глаз, он закопал собаку. Придя домой, он никак не мог уснуть до утра, его одолевали разные мысли.
Однако больше всех страдал в эту ночь Буба. Освободившись от преследования собаки, Буба пришел к водоему, построенному молодежью для купания летом в овраге сада Фурухана. Он долго мыл одежду от грязи, чтобы не дать матери повод расстраиваться, вымылся сам и поднялся в сад, откуда было видно село. Несколько раз он вытирал руки песком, ему казалось, что они пахнут кровью.
– Какой мерзкий поступок я совершил! Разве виновата собака, выполняя приказ хозяина. Что мне теперь делать и как искупить этот грех? – мысленно упрекал себя Буба.
Этот сад он очень любил. Когда Буба был маленький, он в тени дерева играл на свирели. Вдруг он увидел двух девочек, поднимающихся по оврагу в сад. Вначале он сделал вид, что не видит их, а затем, отложив свирель, пошел им навстречу.
– Куда это вы собрались? – улыбаясь спросил он.
– Цветы собирать, – ответила старшая из них Шага.
         – А вы не боитесь волков?
– Конечно боимся, а кто не боится?
– Я недавно там видел волка, похожего на серого осла нашего соседа, с длинным хвостом и клыками острыми, как шило, – сказал Буба неправду девочкам, чтобы попугать их. Услышав это вторая девочка Пери задрожала и схватила за подол платье Шаги.
– Я дальше не пойду! – сказала Пери.
Буба обрадовался, что девочки испугались. Он положил руку на кинжал, поправил его на боку с достоинством джигита:
– Не бойтесь! Я пойду с вами и если нападет волк, я распотрошу его кинжалом.
Настроение девочек сразу улучшилось, видя готовность Бубы проводить их. Выйдя чуть вперед, они пошли за кустарник азалии. Набрав букеты цветов, они вышли на дорогу. Самый большой букет был в руках Бубы. Девочки глазели на его букет и он с гордостью спросил:
– Ну, у кого букет красивее?
– У тебя, – ответили девочки и весело рассмеялись.
Тогда он протянул букет Шаге:
– Я дарю его тебе, возьми.
Шага вдруг покраснела не по-детски, а Пери, увидев замешательство подруги, прыснула от смеха. Шага пнула подругу в бок и взяла букет. Буба впервые испытал радостное, светлое и незнакомое ему раньше сладостное чувство. Ему казалось, что у него выросли крылья. Шага смотрела на него большими черными глазами и еще не зная любви, хрупкое сердце ее находилось в смятении.
– До свидания, Буба! Нам пора, ведь если бабушка узнает, что мы так далеко ушли, то нам несдобровать, – сказала она взволнованно и положила руку на плечо Пери.
С этого дня Шага прочно вошла в сердце Бубы. В дни, когда он не видел ее, у него портилось настроение и нападала хандра. Часто он ее видел на дороге, ведущей к роднику, поэтому, когда у него было свободное время, он с товарищами гулял по этой дороге. Накинув на хрупкое плечо тяжелый медный кувшин, она гордо шла по дороге. Один ее взгляд и Бубе сразу хотелось петь, уходили прочь все неприятности, крепла его надежда.
Среди своих сверстников Буба пользовался уважением. Тяжелая физическая работа закалила его тело, его мышцы крепли и наливались с каждым днем. Он всегда находился там, где молодежь занималась борьбой, мерилась силами. Из всех поединков он выходил победителем и не знал поражения. Видя его силу, младший брат Шаги – Гамид смотрел на него с восхищением. Он тоже любил бороться и Буба учил его. До отъезда в Бухару на учебу, они были неразлучными друзьями, словно Буба иголка, а Гамид – нитка, которая тянется за ним. После знакомства с Гамидом Буба часто приходил к ним в дом. Когда мальчики боролись, на этот шум приходила Шага глазеть на них. И в эти дни Буба был безгранично счастлив.
Когда Гамид уехал учиться, Буба потерял покой, он не находил выхода.
Ночь почти прошла, и медленно начинался рассвет. Ду- мая о Шаге, Буба считал себя виноватым перед ней и это чувство вызывало ненависть к Эмирхану. Думая о своем несчастье он очень страдал. После купания в холодной воде, его тело от утренней прохлады охватило дрожью. Зная, что люди в селе встают рано, и не желая показываться им в таком виде, Буба встал, размял ноющую спину и быстро пошел домой. Когда он открыл ворота, мать, не смыкавшая всю ночь глаза, подметала двор. Увидев сына, она обрадовалась:
– Сынок, где ты был? Я вся извелась, не зная, что делать. Ты бы предупредил меня.
Выслушав справедливые упреки, понуря голову, Буба обнял мать и поцеловал ее в щеку:
– Прости меня, я виноват. Я не думал, что так задержусь. Я был в саду Фурухана и размышлял, что мне делать дальше.
– Сынок, почему в саду, разве у тебя нет дома? Я думала, что ты у Идри.
– Прости, мамочка, я допустил ошибку и причинил тебе боль. Сегодня я никуда не пойду, а если кто спросит, то скажи, что меня нет дома.
– Иди, иди спи, в лице кровинки нет, – с жалостью сказала Шапери.
Буба переодевшись лег на топчан у стены веранды.



4  ГИБЕЛЬ ОТЦА КИРИ БУБА

По дороге, идущей со стороны гор, быки, запряженные в сани, вошли в село и остановились возле дома Алима. Хотя после вчерашнего ливня земля была еще сырая и сани ехали легко, спины быков были влажными от пота, а их бока от тяжелого дыхания поднимались, как кузнечные меха. Кромка раскаленного солнца, восходящая с макушки Келег- горы, обрызгала утренней зарей верхушки Юрфа-горы, и они казались огромной картиной, написанной в красных красках.
Отправив скотину в стадо, люди с косами и граблями на плечах, шедшие на работу, еще не знали, что за груз лежит на санях, покрытых буркой. Сзади саней тихонько плелся мужчина средних лет. Его ноги, до колен обмотанные шерстяными портянками, были обуты в дубленые чарихи. Бешмет был перетянут тонким ремешком, на котором висел, как меч, длинный, тяжелый кинжал, украшенный серебряной резьбой. На голове до широких, густых бровей была нахлобучена овечья папаха, которая скрывала большие черные глаза, наполненные печалью. Осенний холод, зимние морозы, весенние ветры и летнее знойное солнце закалили его волевое лицо с длинными с сединой усами, закрученными вверх, и густой белой бородой. Он медленно открыл ворота Шапери и подавленным голосом крикнул:
– Шапери, Шапери!
Шапери, еще привлекательная женщина для своего возраста, с крепким телосложением, большим и крупным, как луна, лицом, вышла на веранду.
– Вы почему не заходите, брат Азиз? Проходите в дом, – предложила Шапери с уважением.
– Пусть дом ваш всегда будет в достатке. Изобилие, нищета, радость и печаль – все в руках всевышнего, мы его рабы, – говорил рассеянно Азиз.
Сердце Шапери закололо и чувствуя беду, ее лицо изменилось, глаза потухли и она с тревогой смотрела на Азиза.
– Шапери, у вас мужественное сердце. У вас есть сын. В это солнечное утро я должен сообщить вам плохую весть, которую не пожелаешь и врагу.
Голова Шапери затуманилась, и она еле стоя на ногах рассеянно спросила:
– С Алимом что-то случилось? Говорите!
Когда Азиз повернулся к саням, Шапери все поняла. Из ее груди вырвался стон, она сорвала с головы платок, от чего волосы ее рассыпались в разные стороны и как сумасшедшая, побежала к саням.
– Алим! Мой любимый, что с тобой случилось?
Подбежав к саням и увидев обуглившееся лицо мужа, она упала на колени и, потеряв дар речи, смотрела на него. Все его лицо было черное, с плотно закрытыми глазами, словно вымазано сажей. Глаза Шапери готовы были вылезти из глазниц от ужаса, а губы тряслись. Вдруг она с хрипом закричала:
– Ох, сокол мой, что с тобой случилось? Ох, солнце мое, почему так рано потухло?
Через некоторое время, будто глашатай прошел по селу – у ворот Шапери стали собираться соседи, а затем жители села, как пчелы окружают матку, так люди окружили дом Алима. К рыдающей Шапери стали присоединяться плач и стон окружающих ее женщин и скоро все село было охвачено шумом плачущих женщин. Подошедшие родственники выразили соболезнование и отнесли тело Алима в дом.
Мужчины окружили Азиза, и старики спросили его:
– Как произошло такое несчастье, Азиз?
– Вчера после обеда все небо заволокло черными облаками , и неожиданно подул сильный ветер. Мы с Алимом после надоя овец смешали их с ягнятами и они рассыпались по горным склонам и оврагам. Мы пообедали и пошли по следам отары. Алим шел по вершине склона, а я пошел по подножию горы. В это время тучи пришли в движение, ветер усилился, раздались раскаты грома. По небу полоснула молния, и начался ливень. Я сразу побежал к скале и спрятался от дождя под огромной глыбой, вытянутой словно орлиное крыло. Я несколько раз крикнул Алима, но от шума ливня ничего не было слышно. Грохот грома, шум ломающихся деревьев и падающих камней с гор – все заглушало мой голос. Как только дождь стал затихать, я сразу пошел туда, где видел его последний раз. Там его не было. Я подумал, может его унесло водами, превратившимися от ливня в бурлящие ручьи и текущие вниз. Я все продолжал кричать и стал подниматься по небольшой ложбине. Тут я услышал лай собаки и задыхаясь, двинулся туда. Я увидел, что собака лает на лежащее дерево. Подойдя ближе я увидел, что вершина дерева была расколота на две части, словно огромным клином. Одна часть упала на землю, а другая часть стояла гладкая, словно отшлифованная рубанком. Упавшая часть дерева придавила Алима и он лежал весь почерневший без каких-либо признаков жизни. Он видно решил спрятаться от дождя под деревом, а в него то и ударила молния. Так оба убитых и лежали вместе.
– Вам надо было быстро закопать его в землю, – сказал старец неопределенных лет.
– Все было поздно, тело его окоченело, – сказал с сожалением Азиз. Слушая рассказ Азиза и перебирая в руках четки Малла-Эфенди пальцем показал на небо:
– Вся наша жизнь в руках Всевышнего. Как нельзя ос- тановить смену дня и ночи, так нельзя остановить смерть, так нельзя предугадать, что с нами будет. Наша судьба предопределяется в момент нашего рождения. Мы должны быть благодарны ему и довольны своей судьбой. Все мы гости в этом мире! Кто-то уходит раньше, кто-то позже. Вот, Алим, царство ему небесное, уходит в тот мир на постоянное жительство. А мы может быть завтра пойдем, будьте терпеливы!
Он помолился, поднял руки к небо, а затем обвел свою редкую бороденку.
Сидящий на большом камне, лежащим возле ворот Чубан и Магомед принимали соболезнования от сельчан. Стоящий рядом Буба смотрел на все происходящее, словно во сне. Шапери от плача и горя потеряла сознание и ее отнесли в соседний дом успокоить.
Солнце скрылось за горами и Малла-Эфенди сказал:
        – Братья и сестры, пора нам проводить в последний путь нашего брата Алима…
 Четверо мужчин взяли носилки с окутанным в саван Алимом и под плач и вопли женщин вынесли его из дома, Малла-Эфенди вышел вперед и похоронная процессия торопливо двинулась на кладбище. Там его похоронили.
Вечером Чубан пригласил родственников, соседей, знакомых и устроил поминки в память Алима. После ужина старики читали Коран. Около полуночи Чубан, накинув на плечи старый тулуп, взял Коран и пошел на могилу Алима просить у Аллаха прощения грехов Алима. Через сорок два дня Чубан у Малла-Эфенди получил овец за работу Алима. Он их обменял на быка и по традиции предков всем сельчанам раздал мясо. Так не думая о дальнейшей жизни Шапери с Буба он выполнил все дела, связанные с похоронами, показав себя щедрым человеком. Шапери сохла на глазах, она сразу осунулась, похудела, видя как плохи ее дела и в какой нищете она будет жить. Запасов у нее не было, а во дворе бегали пять кур. Вчера мечтавшая о свадьбе сына, а сегодня убитая горем, она не знала что делать и как жить Буба тоже ходил подавленный, он ненавидел и упрекал себя еще за свой поступок. Он думал, что в тот момент, когда он ласкал Шага, его отец мертвым лежал в горах. Собрав его в кучу, она подняла свои печальные глаза на сына:
– Сынок, вот все наше богатство. Сколько бы мы не стонали, но отца нам не поднять. В жизни каждый должен есть свой кусок хлеба. Если нашим близким нет до нас дела, то посторонним свою слабость и печаль показывать нельзя. Слава Аллаху! Теперь ты твердо стоишь на ногах, стал взрослым, можешь отличить хорошее от плохого, тебе надо выбирать себе ремесло. Чем бы ты хотел заниматься?
Она подвязала платок, лежащий на кувшине, чтобы вода оставалась холодной. Буба поднял вилы на плечо и думал: «Можно уехать на заработок в Баку, как многие ребята из села, но ведь тогда я потеряю Шага. Что же делать?» Шагая рядом с матерью, задумчиво опустил голову и не замечал, что он поднимал пыль с дороги еле волоча ногами.
– Сынок, я знаю в твоем сердце неспокойно, но надо жить и не забывать, что летний день зимой месяц кормит. Даже маленькая мышь в нору таскает зерно. Нам надо запастись зерном на зиму.
– Мама, ты не переживай сильно, я же с тобой и прокормлю свою единственную мамочку.
– Сынок, кровинка моя, ты у меня теперь один и вся моя надежда на тебя. Хоть бы ты был счастлив, – со слезами в глазах сказала Шапери.
– Мама, успокойся, хватит слезы лить. Я много в эти дни думал и решил взять в руки посох отца.
Шапери настороженно посмотрела в глаза сына и решительно сказала:
– Что ты сынок, мне это не нравится. Ты думаешь, что покойный отец был счастлив, что работал чабаном? Ты ошибаешься. Он всегда мечтал о своих быках, о земле и всегда заводил разговор о крестьянстве, когда возвращался с поля: «Осенью заработанных мною овец продам и куплю быка, а летом заготовлю сено. А следующей осенью еще бычка куплю. Сам смастерю телегу и буду возчиком. А потом буду копить деньги и куплю кусочек земли и буду его обрабатывать. Ведь крестьянин без земли, что мужик без жены…»
– Тем более, мама, я буду осуществлять мечты отца. Буду работать у М-Эфенди и зарабатывать деньги. Я не могу оставить тебя одну и уехать на чужбину.
Шапери согласилась с сыном и они незаметно вошли в село. Проходя мимо двухэтажного дома Шаруха Буба окликнул Идрис, убирающей во дворе сено в сарай.
– Ты, мама, иди, я скоро приду, – попросил он мать, а сам подошел к Идрису.
– Извини, Буба, что после похорон не заходил к тебе. Сам знаешь, дел очень много, а помощи нет со стороны. Как с утра ухожу и до вечера не возвращаюсь. Это сегодня пораньше вернулся, чтобы сено убрать – будто оправдывался Идрис.
– Я знаю, друг, что ты очень занят. Имея здоровые руки и ноги, мы будто прикованы к этим делам. Мы не можем делать то, что не нравится нам, и не можем осуществить свои мечты, потому что мы рабы этих дел.
– Да, здесь ты прав, но нельзя отказываться от мечты. Надо верить и стараться осуществлять ее.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Буба.
– Я хочу чтобы ты не сидел сложа руки на колени, а всеми путями боролся за свое счастье. Тебе надо собраться с силами и не опускать руки перед судьбой, которая от тебя отворачивается. Набрось на нее уздечки, управляй ею и направляй куда хочешь. А если ты не сделаешь этого, то тебя как старую тряпку бросят под ноги и будут топтать. Тебя превратят в осла которого можно погонять куда хочешь. Я знаю ты сильный человек и у тебя хватит мужества бороться за себя. Где был с вилами?
– Ходил на уборку урожая, – пошутил Буба.
– Я серьезно спрашиваю.
– Да я не шучу. Помогал матери убирать горох.
– Знаешь, я хотел попросить тебя на пару дней на сенокос, но зная какое у тебя сейчас состояние, не стал. Я не буду от тебя скрывать, но я знаю, что ты натворил. Скажи, друг, как ты мог такое сделать? Уж если ты решил с ней увидеться, так надо было сделать все осторожно, а вы подняли такой переполох в доме. Поверь мне, когда Аманат рассказывала мне, я не верил ей. Я думал, что не желая отдать за тебя Шага, они специально злословят на тебя. Я разозлился и пошел к тестю все уточнить. Войдя во двор, я увидел висящую на крючке цепь собаки и тогда поверил словам жены. Какой черт дернул тебя натворить такое? Ты даже не знаешь как страдает Шага.
До сих пор опустив голову и молчаливо слушавший Буба, вздрогнул, поднял голову и вытаращил глаза на Идриса, открыл рот, чтобы высказаться. Но Идрис поднял руку и продолжал:
– Ты опозорил любимую девушку, даже не думая, как обернется дело. Отец отпорол Шага ремнем и запер, как арестантку, под замок.
– Нет! – вскрикнул Буба и закрыл лицо руками.
– Я так и знал. Эмирхан глаз с нее не спускает, даже на родник запретил ходить. А на вопрос соседей: «Что-то не слышно лая твоей собаки?» – он отвечает: «Какой-то безбожник отравил». Вот что ты натворил.
– Я уже сам все понял, но после драки кулаками не машут, – вздохнул Буба.
– Знаешь, я думаю, пусть Эмирхан успокоится, а мы потом что-нибудь придумаем.
– Друг, ты меня прости, но мне надо идти, пока светло к М-Эфенди наниматься на работу. Я тебя прошу, когда ты окажешься у них дома, скажи Шаге, чтобы простила меня.
Идрис со злостью воткнул вилы в сено, вытер пот со лба и с упреком посмотрел на Бубу прямо в глаза:
– Браво, молодец! Показав хвост, голову прячешь? Сколько мужчин отдавали свою жизнь из-за любви, а ты бежишь! Мужчина должен добиваться своей любви.
– Почему ты решил, что я бегу от любви? Я от Шаги так легко не откажусь. Да, я поступил, как мальчишка, но я до последнего вздоха буду бороться за Шагу, – заверил друга Буба и ушел.
Придя домой, он разделся и стал одеваться в праздничную одежду.
– Я, мама, иду к М-Эфенди!
– Добрый путь тебе, сынок! – согласилась Шапери.
Придя к большому двухэтажному дому М-Эфенди он осторожно открыл дверь широких черных ворот и вошел во двор. Услышав звук открывшихся ворот, Сарижат, сидевшая на террасе и ощипывавшая курицу, не желая вставать, подняла голову через перила террасы:
– Кто там?
– Это я, Буба! – громко ответил Буба.
Она отложила курицу в сторону, вытерев руки о фартук, пошла навстречу Бубе:
– Иди, сынок, я тебя сразу не узнала. Давно тебя не видела. Ты стал настоящим мужчиной. Царство небесное твоему отцу, он тобой гордился. Поднимайся в дом.
– Я хотел бы поговорить с М-Эфенди.
– Ты, сынок немного подожди, я сообщу мулле о твоем приходе, - она вошла в комнату муллы и закрыла за собой дверь.
М-Эфенди увидев Сарижат, стал вставать:
         – Пришло время идти в мечеть?
– Пришел сын Алима – Буба, стоит на веранде. Хочет с тобой поговорить. Что ему сказать?
– У меня нет времени на разговоры, я ухожу в мечеть. Надо было сказать, что меня нет дома, – недовольно пробурчал мулла.
– Как теперь вернуть человека?
–Конечно, теперь нельзя не принять. Пусть войдет.
Сарижат вышла из комнаты и пригласила Бубу.
– Хорошо, что ты застал его, а то он ушел бы в мечеть. Иди, он торопится.
Войдя в комнату Буба поприветствовал муллу. Тот пригласил его сесть рядом. Маленькие, черные глаза М-Эфенди сверлили Бубу, и ему показалось, что на него направили двуствольное ружье и от этого у него перехватило дыхание. М-Эфенди расправил свои худые плечи и перебирая четки сухими, слабыми пальцами, начал разговор:
– Скажи, сынок, что тебя привело ко мне?
– Дядя Эфенди, после гибели отца мы испытываем трудности. Я пришел к Вам просить работу, Что Вы мне скажете?
– Молодец, сынок! Береги мать. Она много пережила. Помогай ей и делай так, как она хочет. Где ты хочешь работать – на земле или чабаном?
– Я хочу работать, как отец.
– Ты поступаешь правильно. Можешь поехать с Мурсалом. Он выезжает завтра на горные пастбища. Иди готовься, у тебя мало времени, вставать надо рано утром.
М-Эфенди похлопал Бубу по плечу и попрощавшись, отправился в мечеть. Сарижат, возившаяся на веранде, остановила Бубу:
– Сынок, ты редкий гость, посиди, выпей чая. Я сейчас приготовлю хинкал и угощу тебя.
– Спасибо, тетя Сарижат, но мне пора.
– Сынок, а дело свое ты уладил?
– Да, спасибо дяде Эфенди.
– Мулла добрый человек, он старается всем помогать.
Сам с утра до вечера разговаривает с Аллахом и просит всем прощение, – хвалила Сарижат муллу.
Когда он вернулся домой, мать, варившая домашнюю лапшу в почерневшем от сажи котле, бросилась к нему:
        – Ну, что, сынок?
– Он обнял мать, поцеловал и ласково сказал:
– Все хорошо, мама.
Он присел на старый коврик, и мать стала его кормить.
Ел он молча и думал, что с уходом в горы он отдаляется от Шаги и не сможет видеть ее. Видя настроение сына, Шапери не могла больше молчать:
– Сынок, ты почему так плохо ешь? Что тебя тревожит?
         – Мама, я просто устал, а завтра надо рано вставать, я иду в горы.
– Ты не беспокойся, я подниму тебя, – поцеловала она сына и пошла спать.
Буба долго ворочался, топчан его скрипел и он никак не мог уснуть. Веранду освещал лунный свет. Он лежал на спине и смотрел на гнездо ласточки, прикрепленное к потолку. Теперь он жалел, что пошел к М-Эфенди. Ведь пока не закончится сенокос, он не вернется в село. А ведь Шага так нуждалась сейчас в его поддержке. Надо было вчера предупредить Пери о уходе на пастбище. А то это похоже на бегство и на предательство. Сейчас я пойду и украду ее. Может быть теперь она согласится. Эта мысль рванула его, словно клинок. Он быстро вскочил, нашел веревку и смастерил из нее подобие лестницы. Тихо вышел на улицу и пошел к дому Эмирхана. Как и в первый раз он перепрыгнул через ограду и забрался на крышу комнаты Шаги. Кругом стояла тишина и не было звуков, способных насторожить его. Он снял папаху, отстегнул ремень, на котором висел кинжал, и завернул все в бешмет на случай, если придется убегать. Он спустил один конец лестницы в отверстие, предназначенное для освещения комнаты, а другой прикрепил к стволу тополя, растущего у стены дома. С ловкостью дикой кошки он мгновенно спустился в комнату. Ему потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте в комнате. Он огляделся и у стены увидел кровать, на которой сладко спала Шага. Одна часть ее распущенных черных волос, словно тяжелый хвост коня, спускалась с кровати до пола, другая часть, прикрывая нежное, округлое плечо, спускалась между грудей на атласное одеяло. Перед взором Бубы открылась неземная картина. Он остолбенел и затаив дыхание смотрел на любимую.
Ее сочные, белые груди, как спелые яблоки райского сада, манили к себе. Как молодое вино дурманит голову, так страсть вспыхнула в его теле. Ему захотелось броситься и обнять желанное тело возлюбленной. Подчиняясь инстинкту животного, он подошел к кровати, поднял висящие волосы Шаги и положил на одеяло. Разум стал приходить к нему и он осознал, как подло он хотел поступить. Он нежно поцеловал Шагу в щеку. От его прикосновения Шага повернулась в сторону Бубы и сонными глазами посмотрела на него. Буба положил палец на ее губы и сделал знак «молчи». Шага смотрела на него ошалелыми глазами. Вечером она много думала о нем и теперь видя его подумала, что стоит призрак. Она пронзительно крикнула: «Мамочка!» – и обеими руками потянула одеяло на голову.
Буба растерялся, он понял, что сильно напугал ее и на ее крик могут придти родители. Он как паук мгновенно под- нялся по лестнице как по паутине вверх на крышу. Быстро смотал ее, закрыл отверстие и взяв бешмет под мышку спрыгнул в сад и бросился наутек в сторону огородов.


5  В ГОРАХ

На востоке горизонт начал краснеть. Еще первые лучики солнца пробивали темную занавесь неба. Рождался новый день. Все живое стало постепенно пробуждаться. Ласточки, гнездившиеся на террасе дома чирикали свою монотонную песню. Крик петухов во дворах старавшихся перекричать друг друга усиливался. Шапери ласково потрепала сына за плечо. Буба открыл глаза. Одевшись и проглотив скромный завтрак, он повесил на плечо сумку покойного отца. Шапери не желая показать сыну свою слабость, украдкой смахнув слезы, ласково попрощалась:
– Сынок, береги себя в горах. Счастливого тебе пути.
– Мама, ты же меня не на войну провожаешь. Я же не ребенок, все будет хорошо, не переживай, – шутливо сказал Буба, поцеловал мать и двинулся в путь. Придя к дому М-Эфенди, Буба увидел, что Мурсал заканчивал грузить сани.
– Доброе утро, дядя Мурсал! Если опоздал – простите.
– Молодец, парень, не проспал. Мне о тебе только утром сказал М-Эфенди. Сейчас двинемся в путь. Пока прохладно надо пройти подъем по Гуне, – похвалил его Мурсал.
Пока Мурсал возился во дворе, Буба стоявший во дворе, думал о Шаге. Ему вчера не удалось даже переговорить с ней. Эта мысль не давала ему покоя. И как на угоду судьбе, он увидел Пери, идущую на родник. Пери тоже видя его, поворачивалась во все стороны и убедившись, что улица пуста, замедлила шаг:
– Доброе утро, Буба! Куда это ты идешь ни свет ни заря?
         – Здравствуй, Пери! В горы с дядей Мурсалом.
– А Шага знает об этом? – шепотом спросила Пери.
         – Нет.
– Как ты так можешь? Ты почему о ней не думаешь?
Она сейчас сидит под замком, а ты не хочешь ей помочь. А если она узнает, что ты бежишь в горы, она точно от пере- живаний сляжет в постель.
– Пери, ты же знаешь, я не могу ничего сделать. Если бы я мог, я выломал бы дверь и вытащил ее оттуда, но это невозможно. Я и так очень страдаю.
– Ты и так натворил много глупостей. Об этом уже народ сплетничает.
– Знаешь, Пери, наверное сам Аллах послал тебя ко мне. Ты знаешь, что ты для меня как сестра до самой смерти. И тебе я могу сказать все наши тайны. Я не сделал ничего плохого марающего честь Шаги. Сегодня ночью я снова лазил к ней и хотел склонить ее бежать со мной. Но она с испуга подняла шум, и я вынужден был бежать. Так она ничего и не узнала. Если сможешь, скажи ей об этом. Я ее очень люблю и что-нибудь придумаю. Ну а сейчас я ухожу в горы и нескоро вернусь.
Пери, заметив Мурсалу, выходящего со двора, быстро пошла, словно и не разговаривала с Бубой.
Мурсал, осмотрев сани и сложив мешки, попросил принести Бубу веревку. Затем он связал веревкой вещи, лежа- щие на санях и стегнул быков прутиком. Закурив трубку, махнув Бубе головой, они двинулись в путь.
– Буба, ты был когда-нибудь в горах?
– Нет, дядя Мурсал.
– Ничего, теперь увидишь. Красота гор – это и есть, наверное, тот рай, о котором говорят. На заре, когда всходит солнце, и первые лучи падают на луга, ты увидишь зрелище, которое бывает только в сказке. Ты увидишь, как переливается всеми цветами радуги трава лугов, усыпанная каплями росы. Она, словно громадный ковер с рассыпанными по нему жемчугом и исписанный затейливыми рисунками, искрится в глазах. Все насекомые и птицы с первыми лучами солнца, словно громадный оркестр, настраивающий свои инструменты, исполняют прелестные мелодии и дарят великое наслаждение.
Цветы и трава лугов создают в этой картине свои штрихи. Они дополняют ее ароматом, превосходящим самые изысканные духи. Вдыхая эти запахи, человек пьянеет, и душа его наслаждается. Но самое драгоценное в горах – это воздух. О его чистоте и ценности для здоровья можно складывать легенды. Человек, впервые поднявшийся в горы и вдохнувший воздух, чувствует себя птицей, парящей над землей. Его душа и тело очищаются от гнетущих мыслей, а организм наполняется здоровьем и жаждой жизни. Если бы я мог написать стихи и песни о красоте гор!
– Дядя Мурсал, да ты и так с таким вдохновением рас- сказал, что мне захотелось увидеть все быстрее.
– Сынок, просто каждый петух хвалит свой курятник. Ты спроси кузнеца, и он будет тебе рассказывать о красоте и удивительный свойствах металла, садовник о саде расскажет с не меньшим восхищением. Просто человек в любой работе должен искать красоту и удовлетворение.
Когда они подошли к заросшему могильнику, находив- шемуся между двух оврагов на возвышенности, то остановились. Мурсал, помолившись, спросил Бубу:
– Ты знаешь, чьи это могилы?
– Нет, дядя Мурсал.
У Мурсала на узком лбу собрались морщины, а каштановые выпученные глаза еще больше вылезли.
– Нехорошо, сынок. Надо знать историю своих предков и своего села. Это древняя могила наших прадедов. Но я расскажу тебе историю нашего села, да и путь покажется нам короче.
Эти могилы очень древние. Ты видишь, даже время не пощадило их. После дождей, ураганов, снегов надгробные камни трескались, рассыпались и постепенно со временем сравнялись с землей. Если не веришь моим словам, то спустись в овраг и посмотри обрыв. Там ты увидишь следы смытых водами могил. А рассказывал мне покойный дед, что там, где теперь наше село, много лет назад было озеро с чистой водой. Давным давно пришедшие кочевники – охотники и увидевшие красоту и богатство этого края, остались здесь навсегда и решили вести оседлый образ жизни. В озере, с четырех сторон окруженном горами, в изобилии водилось много рыбы. В горах обитало полно разных животных – зубры, стада диких коз, туры, джейраны и др. В начале они занимались охотой, ловлей рыбы, но постепенно научились обрабатывать землю и занялись земледелием. Изо дня день, из года год дожди, ливни, ручьи, текущие с гор, селевые воды – все это заполняло озеро и берега его поднимались. Вода стала искать себе выход, и найдя слабую породу в горной гряде пробила себе выход. Постепенно вода вымывая разрушила горный массив. С каждым годом озеро мелело и превращалось сначала в большое болото, а затем это место заросло травой и с годами образовался луг. Поэтому наше село называется Кирияр. Конечно, пока из озера образовалась долина с плодородной землей, прошло несколько сотен лет. А в то далекое время наши предки жили общиной. Они не болели такой заразой, как жадность, зависть, обман, богатство. Постепенно накопительство, власть, преступления – все это привело к тому, что стали выделяться богатые. Ты не задумывался, почему у одного целое поле, а у других – клочки земли? Наши предки все жили равно. Пришли они на наши земли примерно пять или шесть тысяч лет назад. Судя по тому, что жители нашего села ведут свои корни от восьми родов, то и семей – поселенцев было восемь – Кулацар, Мейтерар, Хамашар, Пузарар, Самадар, Тархар, Шапанари, Яхулар, которые вначале обособленно жили в своих общинах, а со време- нем они перемешались в браках. Так образовалось население нашего села, родственные нити которого идут из древности.
Мурсал внезапно окончил свой рассказ и вновь помолился. Буба, словно завороженный, с интересом слушал рассказ.
– Дядя Мурсал, так почему же одни богатые, а другие бедные? Мой отец с утра до вечера работал, а живем мы в гнилой каморке, а М-Эфенди в таком огромном большом доме. У него и коровы и лошади и отары овец и пастбища.
– Я тебе объясню, сынок. Со временем в родах стали выделяться вожди, наделенные властью и привилегиями – духовенство. Они селились на лучших землях, им подносили дары. Так постепенно они богатели, а бедняки беднели. Они забирали себе плодоносные земли, пастбища. Наверное, предки М-Эфенди были из знатного рода, поэтому он сидит на веранде и пьет чай, а мы с тобой работаем на него. Но М-Эфенди говорит, что богатым людям Аллах дал богатство, а бедные должны смириться со своей судьбой.
Они подошли к самой высокой точке дороги Гуне и ре- шили передохнуть. Отсюда была видна вершина Шалбуз – горы, даже летом покрытая снегом и сияющая от солнечных лучей. Мурсал вытащил свою трубку и стал курить, а Буба рядом с ним растянулся на траве. Он смотрел на чистое бирюзового цвета небо, в котором парил громадный орел. Орел пролетел большой круг, а затем медленно стал снижаться. Наблюдая за птицей, Буба думал: «Самые свободные на земле – это птицы. Они летят, куда хотят и в любую сторону. Почему Аллах людям дал руки, вместо крыльев? Если бы у нас были крылья, то мы с Шагой улетели бы в дальние страны и были бы там счастливы. И никто не смог бы помешать нам».
В этот миг орел внезапно сложил крылья и, как стрела, выпущенная из лука, стремительно полетел на землю. Мгновенно коснувшись земли и схватив когтями зайца, он, как мяч, упавший с высоты, подпрыгнул и вновь поднялся в воздух. Только что завидуя орлу, Буба теперь ненавидел хищника. Он вскочил на ноги, взял прутик, которым погоняют быков, и бросил его как стрелу в летящего орла. Орел не обратил на него внимания и летел, сжимая в когтях свою добычу. Бубе было жалко русака, издающего жалобный крик. Ему казалось, что это зайчиха, у которой в траве остались маленькие зайчата. А хищный орел на вершине скалы будет рвать сильным, согнутым клювом нежное, парное мясо.
– Вставай, сынок! Человек, если долго сидит в пути, то к нему подбирается лень. А у нас еще длинная дорога, – торопил Мурсал Бубу.
Думая каждый о своем, они поднимались по узкой, кру- той дороге, ведущей на горный перевал, где струился родник прямо из скалы.
– Дядя Мурсал, если бы у тебя были крылья, что бы ты делал? – неожиданно спросил Буба.
Мурсал удивленно посмотрел на него и засмеялся, об- нажив свои желтые от курения зубы:
– Я бы как сорока летом сидел бы на косогоре, где много кустарника, зимой на свалке искал бы что-нибудь съедобное. Но мне крылья не нужны. У сороки полно врагов, а у меня один.
Буба в недоумении смотрел на Мурсала. А он повернулся к нему и хитро посмотрел ему в лицо:
– Ты хочешь знать, кто мой враг, угадал?
– Правильно, как вы угадали, о чем я думаю?
– Я прочитал это в твоих черных глазах, – пошутил Мурсал и ответил:
– У каждого бедняка, как я, только один враг. Это тот, кто меня эксплуатирует, как старого осла. В природе постоянно идет борьба: сильный старается снять шкуру со слабого. Люди, как звери, как птицы, как все живое постоянно находятся в борьбе. Волк душит слабых овец, сокол нападает на куропаток, а бедняк сам лезет в ярмо богача. Даже в лесу дерево посильнее старается подняться выше другого, чтобы отнять больше солнечного света.
– Выходит, что М-Эфенди обладает такой силой, что может придавить вас одной рукой?
– Нет, сынок, я говорю не о физической силе. У него другая сила – деньги. У него богатство и поэтому на его стороне всегда закон, полиция и царь. Ты пока молод, но когда повзрослеешь, то все поймешь. Молодость – это весна человека и Аллах дает человеку силы и энергию, чтобы обеспечить себе старость. Если в расцвете сил человек не может твердо встать на ноги, то к исходу жизненных сил ему будет трудно жить. Этого молодой человек не должен никогда забывать. Вот мы с тобой и дошли до перевала, где через трещину в скале брызгами выходят ключевые воды, – довольный Мурсал улыбнулся. Каждый раз, идя этой дорогой, быки чувствуя приближение родника, ускоряли шаг. Видя, как торопятся быки, Мурсал велел Бубе:
– Ты, сынок, иди быстрее вперед, а то быки затопчут нам всю воду.
Буба догнал быков, освободил их от саней и повел на водопой.
Мурсал тоже подошел к роднику, снял папаху, бросив ее под гигантский дуб с густой кроной и потер рукой бритую, как тыква, голову.
– Буба, сынок, принеси сумку с саней, пора завтракать, – попросил Мурсал уставшим голосом.
Они разложили на траве свежий лаваш, сыр, сыворотку молочную и с аппетитом поели.

6  РАССКАЗ О ЛЮБВИ

После отдыха сытые быки шли ускоренным шагом. Беспощадные солнечные лучи, как огнем, обжигали землю, но в тени подножия горы прохладный ветерок облегчал их движение. На противоположной стороне дороги, с северной стороны горы доносились песни девушек, убирающих сено. Это была пора, когда безмолвный край становился людным, оживлялся непрерывным движением работающих людей. Всюду на косогоре виднелись ряды косцов, идущих друг за другом с однообразным взмахом рук. Одни из них работали на самом крае дороги и было слышно, как свистят косы, а другие – вдали, похожие на вереницы белых лебедей.
Покос начинали до восхода солнца, чтобы косить траву,
пока она влажная от росы режется косой, как мягкое масло. Когда солнце поднимается, и она высыхает под его лучами, то начинает твердеть и плохо режется, поэтому над лугом стоит свистящий звук косы.
Буба первый решил нарушить молчание:
– Дядя Мурсал, а у вас не было детей?
Этот вопрос взволновал сердце Мурсала, он немного задумался, а потом с тоской ответил:
– Нет, сынок, я не мог вовремя жениться. Женился в сорок один год.
– Так поздно?
– Да, а что делать, если у меня в кармане, кроме дыр ничего не было. Вся моя родня умерла во время чумы, я чудом остался жив, а было мне чуть больше десяти лет. Остался сиротой. А девушка – это не дерево, которое можно спилить и отнести на плече домой. За девушку надо отдать выкуп, да еще два-три комплекта одежды купить ей надо, да и родственников ее подарками одарить. На свадьбе гуляют почти все сельчане и все расходы лежат на плечах жениха. Поэтому приходится вначале копить деньги, а на это уходят годы. Я бы мог по молодости жениться на какой- нибудь бедной девушке, как я сам, но моя жизнь оказалась полна трудных испытаний.
Вспоминая о своей жизни, лицо Мурсала нахмурилось, покрылось крупными морщинами.
– Меня взял на воспитание дядя и все имущество нашей семьи забрал себе. Несмотря на мой возраст, он брал меня на работу в поле. Я не только не доедал, но и недостаточно спал и поэтому вечно ходил, как сонная муха. Приходя с работы поздним вечером, я ел положенную мне похлебку и валился с ног даже не раздеваясь. Так за кусок хлеба я работал, как взрослый мужчина. Я взрослел, и наступила моя весна. Как возле цветка собираются пчелы для сбора нектара, так и парни стараются крутиться возле девчат. У нас по соседству жила девушка. Она была дочь состоятельных родителей. Ее отца звали Тагир. Его внешность была далеко не привлекательной. Он был смуглый, коренастый и очень маленького роста. Сельчане дали ему прозвище – коротышка. Однако жена его была симпатичной женщиной. Я даже не знаю, как сошлись эти противоположные люди. Так вот, у них родилась дочь – настоящая красавица. Разият, так ее звали, часто приходила в гости к дочери моего дяди. Они были подругами и мы часто играли вместе. В свободное время я мастерил из липового дерева разные игрушки и дарил им. В такие минуты они прыгали вокруг меня, хвалили, называя самым хорошим. Изо дня в день наша дружба с Разият крепла и с годами перешла в любовь. Когда она приходила к нам в дом, мне казалось, что солнечный лучик раздвигает темные тучи и озаряет мое лицо. Однажды, когда я чинил сани, она пришла во двор, быстро поднялась на балкон в дверь на веранду, стала смотреть на меня. Блеск ее глаз, как сияющие в ночи звезды делали ее лицо еще красивее. Голова ее была повязана белой калега, из-под которой виднелись черные волосы с аккуратным пробором посередине. Я догадался, почему она так смело смотрела на меня. Она хотела, чтобы я увидел, какая она красивая. Я, как под гипнозом, отложил топор и подошел к ней. Несколько секунд я смотрел в ее ясные глаза. От моего взгляда она подняла длинные, изящные, похожие на крылья черной бабочки, ресницы, похлопала ими, как будто собиралась улететь и вся покраснев, очень смутилась. Мне показалось, что мое лицо побагровело, словно от пламени костра. Мне стало так жарко, что на лбу выступили капли пота, и я заикаясь спросил:
– Разият, ты придешь вечером на свадьбу к Сеферали?
Сеферали – это наш дальний родственник и у него была свадьба. Разият мотнула головой и еле слышно ответила:
         – Приду.
Я шагнул к ней навстречу, и как будто кто толкнул меня сзади, мои руки нежно коснулись ее соблазнительных плеч. Она мгновенно выпорхнула из моих объятий и поднялась по лестнице на террасу. Отойдя от меня подальше, она обернулась и показала мне язык: «Коротки твои руки поймать меня.» После этого случая мы виделись редко и то издалека. Их дом находился напротив нашего дома через дорогу. И иногда в пасмурные дни я с балкона наблюдал, как она возилась на своем балконе по хозяйству. Ее образ постоянно находился передо мной и это доставляло мне удовольствие. Сосредоточенно слушавший Буба сравнивал свою любовь к Шага и удивлялся, как у них с Мурсалом все похоже.
Мурсал остановил животных и предложил Бубе отдохнуть. Они уселись в тени кустарника и Мурсал продолжил свой рассказ:
– Как то я пришел из леса и увидел Разият с Фаризат на веранде. Я освободил быков от ярма и она, услышав мой голос, собралась идти домой. Пока я возился с санями, она бесшумно прошла мимо меня и сильно хлопнув воротами, ушла. Оглянувшись на стук, я заметил на земле белый сверточек. Подняв и развернув его, я увидел, что это был платок, на котором было вышито шелковыми нитками два соловья, сидящих на яблоневой ветке и целующихся клювами. Я догадался, что она подарила мне этот платок. С этого дня я стал считать Разият своей возлюбленной. В то время, как ни тяжела была моя работа, я не уставал.
Что-то колени заломило, давай, сынок, вставать, а то время уходит.
Быки лениво тащились по дороге, а Мурсал молчал, ду- мая о чем-то своем. Буба, нервничая, просил Мурсала рас- сказать дальше. А Мурсал спокойно отвечал:
– Сынок, это длинный рассказ, ты не торопи меня. У нас много времени, да и дорога длинная.
Я в то время был очень счастлив и от этого работа горела в моих руках. Дядя, видев мою энергичность, сообразительность, стал хвалить меня: «Ты становишься настоящим джигитом.» Шли годы, я взрослел и надо было думать о женитьбе. Помню, как сейчас, ту несчастную зимнюю ночь. Тогда выпал первый снег. Мы с дядей мяли выделанные овечьи шкуры, чтобы шить шубу. Жена с дочерью ушли к одинокой соседке, и мы остались в доме одни. Когда работа подходила к концу, дядя завел разговор: «Мурсал, сынок, ты вырос и тебе пора жениться.» На его тонких губах появилась фальшивая улыбка, а маленькие, недобрые, косые глаза сощурились. «Если ты согласен, то сыграем свадьбу. Что ты скажешь?» «Как ты считаешь нужным, так и по- ступай,» – ответил я. «Это хорошо, Мурсал. У меня ведь нет сына, и я люблю тебя, как родного. Надеюсь, Фаризат тебе нравится.» Я чуть не задохнулся, когда услышал имя Фаризат. Я хотел открыть рот и крикнуть: «Нет! Сто раз нет! Я люблю Разият!» Но язык мне не подчинился и я потерял дар речи. Дядя, видя мое состояние, обнажил свои желтые зубы и засмеялся, грозя мне пальцем: «Ничего мне не говори, я знаю, вы давно любите друг друга. И хоть у Фаризат есть недостатки, но девушка она фигуристая, да и в работе нет ей равных. Я верю, вы будете счастливы».
Пока дядя говорил, мое тело, как самовар, который на- чинает кипеть, стало гореть. Я, собравшись с мужеством, не мог промолчать и уверенно сказал ему: «Дядя, большое спасибо за заботу и доброту, которые вы мне оказываете. Мне не хочется вас огорчать, но я вынужден откровенно сказать, что думаю. Ваша дочь умная, хозяйственная, красивая девушка. Для такого сироты, как я, это большое счастье и не каждый может об этом мечтать. Я вас очень уважаю, дядя, но не могу принять это предложение.» От неожиданности дядя смотрел на меня колючим взглядом, он настороженно осмотрел меня с ног до головы и вытянув вперед подбородок, недовольно произнес: «Может быть ты опасаешься, что она твоя двоюродная сестра? Так я спросил у М-Эфенди и шариат разрешает такие браки. Надо только, чтобы вы любили друг друга». Знаешь, сынок, в тот момент я не мог назвать истинную причину дяде. Я понял его намерения. Тот в свою очередь принял мое молчание за согласие и на этом наш разговор закончился.
Ночью я не мог сомкнуть глаз и искал выход из этой си- туации. В конце концов меня осенило, что надо посоветоваться с моим дальним родственником Наврузбеком. Еще до зари я пошел к нему домой и все ему рассказал. Внимательно выслушав мое признание, он обещал мне помочь. Вечером того же дня он сходил к Тагиру и попросил помолвить меня с Разият. Тагир взорвался и разозлился на это. В бешенстве он кричал, что никогда не отдаст свою дочь за сироту и что она мне не пара, и что пусть даже не мечтает об этом.
Наврузбек обиделся, не сказав ни слова, ушел. На следующий день кто-то на роднике уже ляпнул эту новость, и дядя во время завтрака заговорил со мной: «Мурсал, я слышал, что ты любишь нашу соседку Разият. Если бы ты мне сказал об этом раньше, я бы не предложил тебе свою дочь. Если это действительно так, и ты хочешь на ней жениться, то это твое дело. Однако, ты должен знать, что свадьба требует больших расходов, да и после свадьбы муж обязан заботиться о жене. А потом у вас будут дети и их тоже надо кормить и обувать, одевать. Подумай над этим. Я тебя вырастил до совершеннолетия, ты стал взрослым, и сам можешь о себе позаботиться. Больше я ничем не могу тебе помочь. Тебе надо зарабатывать на свадьбу. Я, конечно, приму участие в свадьбе, как требуют традиции, но об остальном думай сам. М-Эфенди ищет работников, ты можешь идти к нему и наняться».
Я понял, что он не хочет больше видеть меня в доме. Мне стало так одиноко и тоскливо, что недоев завтрак, я вышел на улицу. День был осенний, пасмурный и туманный, подстать моему настроению. Я присел и задумался, но тут я увидел, как внизу по улице, опираясь на посох, шел Наврузбек. Увидев меня, он издалека крикнул: «Как хорошо, что я тебя встретил, видно, Аллах мне помогает». Опершись на палку, он встал передо мной. Нелегкая жизнь Наврузбека глубокими бороздами морщин отразилась на его лице. С годами ослабевшие глаза светились добротой. От тяжелой работы, да и от возраста его спина согнулась, но опираясь на палку, он крепко стоял на ногах. Правда, от быстрой ходьбы он задыхался, но весь светился радостью и сощурив глаза, продолжал: «Говорят, что даже у слепого рано или поздно бывает радостный день. Я пришел к тебе с хорошей вестью. Но, вначале, вот что послушай. Вчера Разият, узнав об отказе отца выдать за тебя, пошла в хлев, положила под ноги корзину, завязала к бревну веревку и хотела набросить на шею. Но на счастье бабушка, услышав возню в хлеве, увидела это и от страха закричала, как сумасшедшая. На крик сбежались мать и младшая сестра Разият. Они сняли с корзины побелевшую и дрожащую Разият и увели домой. Она им сказала, что хочет за тебя замуж, а отец запретил, и что она все равно повесится. Мать, видя решительность дочери, испугалась до смерти и с бабушкой стали умолять отца, стоя на коленях, пощадить дочь и отдать замуж за тебя. Тагир вначале орал, отмахивался от них, но все же не устоял и согласился. А вчера вечером он мне сказал: «Если Мурсал хочет жениться на моей дочери, то пусть готовит все необходимое, согласно традиций. Я очень рад за тебя, но ведь его согласие – это только часть дела, а другая часть – в деньгах, которых нет. Я думал, как решить эту проблему и вот что придумал. Тебе надо ехать куда- нибудь на заработки. Буба, я не могу описать тебе всю радость, которую я испытал, услышав это. Мне хотелось петь, плясать, обнять и расцеловать Наврузбека, но возраст его остановил меня. Я пожал ему руки, наверное, раз десять сказал спасибо. Видя мое волнение, он по-отцовски похлопал меня по плечу, радуясь вместе со мной. «Успокойся, сынок, все образуется», – несколько раз сказал он.
В ту же ночь я с нашим соседом Алибеком, занимающимся доставкой грузов с Дербента, поехал на заработки. В Темрханшуре я нанялся к мастеру-лудильщику в помощники.  Рассказал ему о своих заботах и он мне пообещал, что, если я буду работать в поте лица, то через год заработаю на свадьбу. Я начал работать как вол. Днем тянул кузнечные меха в кузне, а по ночам чистил старую посуду. Иногда работая, я засыпал стоя на ногах и однажды, заснув, я упал на стоявший рядом кувшин и разбил лоб. У меня даже остался шрам. Мой мастер плотно поужинав храпел на мягкой постели, а я работал в сарае и чистил посуду от грязи, от медной окиси, от ржавчины. Работа была настолько трудная, особенно чистка медной окиси, что легче было взобраться с камнями на спине по крутому склону Кулцив. Но, чтобы обеспечить мастера работой на целый день, я всю ночь чистил гору посуды. Но, слава Аллаху, мастер сдержал слово и заплатил за работу. Получив деньги я купил все необходимое для свадьбы, подарки родственникам и до весеннего праздника за неделю вернулся в село. Пришел я в село после полуночи, но в доме дяди горел свет. Я постучался, и он вышел открыть ворота. Узнав, что это я, он долго возился с запором и мне казалось, что он не хочет меня впускать. Наконец,  он открыл ворота и с большим удивлением осмотрел меня. Увидев на плече большую сумку, он вылупив глаза произнес: «Не может быть!». Когда я зашел в комнату, то его жена увидев меня, испуганно стала молиться. Я не мог ничего понять, что с ними. Они смотрели то на меня, то друг на друга и в их глазах было удивление.
– Мурсал, ты думаешь, мы с ума сошли? Но это неве- роятно, я не верю своим глазам. Зимой мы из Темрханшура получили письмо, где написано, что ты заболел воспалением легких и скоропостижно скончался. Мы погоревали, но приехать не смогли, так как нужны большие расходы. Но долг перед Аллахом мы выполнили. Мы справили поминки, сделали надгробный камень и закопали рядом с твоими родителями.
От этого рассказа я остолбенел. Я думал, кто же мог так сделать и почему. Кому и в чем я мешал?
Наутро я пошел к Наврузбеку. Увидев меня, он от радо- сти плакал, как дитя. Я обнял и успокоил его, тогда он, утерев слезы, сказал:
– Сынок, сердце мое чувствовало, что это неправда. Когда пришло письмо, я думал, что это какая-то мерзкая проделка и рассказал Разият о своих догадках. Отец ее настаивал на свадьбе и когда пришли сваты, она долго отказывалась. Но родители убеждали ее, что ты погиб, а замуж выходить надо.
Как мне стало плохо, Буба, когда я услышал о замужестве Разият. Все вокруг плыло перед глазами и тело мое слабело. Видя мое состояние, Наврузбек утешал меня, что на то воля Аллаха и это судьба. Разият теперь в другой деревне. В моей голове мелькнула мысль, что это все подстроил сам Тагир, не желая выдавать дочь за меня. Я чувствовал себя опустошенным и еще больше ощущал свое одиночество.
Так в молодости я столкнулся с обманом, с предательством и несправедливостью. Я уехал из села в деревню Гелхен и нанялся чабаном к богачу Казибегу. Проработав несколько лет у него, моя печаль постепенно прошла, ведь время все лечит. Я вернулся в село и с тех пор работаю у М-Эфенди. В моей душе осталась рана, и сердце мое больше не воспламенилось от любви. Я не смог полюбить другую девушку, а жениться без любви я не захотел. И вот уже прожил половину жизни и борода уже седая. Весна моя прошла в работе и неумолимо приближается зима. Но я повстречал одинокую, добрую женщину Гульназ. Она рано овдовела и детей у нее не было. Мы решили с ней коротать остаток наших дней вместе и сошлись. Вот сейчас рассказываю тебе свою жизнь и пролетает она одной страницей. Оглядываюсь назад и кажется, что все было вчера.
Он погладил свою бороду, заполнил трубку и медленно закурил.

7  СГОВОР

Эмирхан ни читать, ни писать не умел и не учился, но мечтой его было выучить единственного сына, дать ему образование, чтобы он занял место М-Эфенди. Эта мечта не покидала его ни на минуту. Сам он был безграмотный, но природный ум, трудолюбие, хитрость способствовали росту его богатства. Он не выполнял тяжелую работу и любил повторять: «Свое богатство каждый делает своими руками». Эмирхан был тщеславным, гордым, независимым человеком. Он всегда стремился быть первым богачом и завидовал М-Эфенди. Когда он удачно и выгодно реализовывал скот, то радовался, как ребенок.
Гульзада была полной противоположностью мужа. Стройная, привлекательная женщина, она была прекрасной хозяйкой и хорошей матерью. Она казалась хрупкой фиалкой, выросшей возле могучего дуба. Родив троих детей, ее фигура носила остатки былой красоты.
Молодой Гамид рос слабым, худым, болезненным мальчиком. В семье Эмирхана он выглядел чужим ребенком. Но к двенадцати годам он стал быстро мужать. Благодаря занятиям борьбой с Бубой его мускулы начали наливаться и телосложение изменилось в лучшую сторону. Когда мальчик подрос, Эмирхан не посмотрел ни на какие расходы и отвез его в Бухару для учебы в Медресе.
Аминат Эмирхан выдал замуж и осталась одна Шага. Раньше его дом озаряли смех и песни Шаги, а сейчас тоска тянула его сердце, и он день и ночь думал о ней. Он не мог себе простить тот поступок, когда ударил ее. Ведь за всю свою жизнь он ни на одного ребенка не поднял руку и теперь он мучался.
С того дня, когда приходила Шапери, радость покинула их дом. И в этот день они молча поужинали и разошлись по своим комнатам спать. Гульзада долго лежала и не могла уснуть. В тишине она услышала крик Шаги. Вздрогнув, как от кнута, она быстро вскочила с постели и с растрепанными волосами, босиком зашла в комнату Шаги. Она увидела Шагу дрожащую, натянувшую одеяло на плечи с полными глазами слез.
– Ну, что с тобой, дочка?
Рядом стоявшая бабушка успокоила ее:
        – Не кричи, невестка. Она видела плохой сон и испугалась.
Затем погладила голову внучки и ласково сказала:
– Успокойся, моя хорошая. Это всего лишь сон. Нельзя так пугаться того, что видишь во сне. Как мог Буба придти к тебе через закрытую дверь? Ты просто о нем много думаешь. Ты расскажи, что видела маме.
Гульзада села на край кровати и ласково обняла дочь. Та еще продолжала дрожать и говорила взахлеб:
– Бабушка, неужели ты думаешь, что я говорю неправду? Я видела его живого и он поцеловал меня в щеку. Когда я открыла глаза, я приняла его за духа и испугалась, спрятавшись под одеяло, а потом пришла ты, а его уже не было.
– Но, если он был здесь, то куда делся, не испарился же он? Ты хочешь нас свести с ума, бойся Аллаха, – сердито подняла руки вверх Гульзада.
– Я не знаю, но видела его, как вас сейчас вижу, – в истерике крикнула Шага.
– Что дверь ее комнаты была открыта? – удивилась Гульзада.
– Нет, я ее сама открыла, когда она закричала, – ответила Салминат.
– Вот видишь, доченька, через дверь он не мог войти, она закрыта. А через окошко и малый ребенок не пролезет. Значит, ты действительно видела его во сне. А если ты боишься спать в темноте, то пусть горит лампа. И веди себя, как взрослая девушка, а то если это услышат люди, то осмеют тебя. И выкинь этот сон из головы. И чтобы я не слышала этого имени из твоих уст.
Шага посмотрела на мать и отвернулась к стене, натянув одеяло на голову.
Салминат сделала знак руками Гульзаде, чтобы она уходила. А сама постелила возле кровати тулуп, и не гася лампу, легла спать. Чтобы показать Шаге, что она уснула, она стала храпеть. Шага, вытащив голову из-под одеяла и посмотрев на храпящую бабушку, убедилась, что она спит, Шага тихонько встала с кровати и на цыпочках подошла к трюму. Не спавшая Салминат наблюдала за ней через прищуренные глаза. Шага расчесала волосы, разделила на две части, заплела косы и одну перебросила через плечо на спину, а другую нежно положила на грудь. Затем нагнувшись к зеркалу тщательно исследовала шею, в которую поцеловал Буба и улыбнувшись пошла проверять дверь. Убедившись, что дверь заперта, она легла спать. Наблюдавшая за ней Салминат подумала, что она сошла с ума. Она так не могла заснуть до утра. Рано утром Салминат стала молиться, Гульзада зашла к ним в комнату и увидела Шагу, лежащую на постели. Она очень удивилась, ведь ее дочь вставала раньше всех.
– Ты почему не встаешь, Шага? – спросила она.
В ответ не раздалось ни звука, тогда она еще раз спросила. На этот раз Шага лениво посмотрела на мать и вновь натянула одеяло на голову. Гульзада стала раздражаться:
– Это что за фокусы? Может она заболела? Да и ночью говорила какой-то бред. Надо сказать мужу, пока дома.
Салминат закончила молитву и шепотом сказала невестке:
– Мне не нравится ее состояние. Ее поступки похожи на поступки ненормального. Ночью она что-то искала перед зеркалом, как сумасшедшая. Ее надо показать М-Эфенди. Как ты думаешь?
– У меня тоже такие мысли. Она день и ночь думает о Бубе, возможно от этого у нее что-то с головой. Надо сказать отцу.
Она спустилась во двор, где Эмирхан седлал коня. Гульзада рассказала ему о случившемся и о своих опасениях. Эмирхан разозлился:
– Вы что, хотите и меня с ума свести? Ты почему вовремя не могла воспитать дочь, как требуют шариат, обычаи, а теперь на меня все валишь? Делай, что хочешь! Когда осел убежал, нечего укреплять засовы. Ребенка надо воспитывать, пока он в люльке, а когда встал на ноги – поздно. Сейчас ваши с М-Эфенди нравоучения ей не нужны, теперь она хочет нас всех сама воспитать. Ты что на меня так смотришь, как баран на мясника? Язык что ли проглотила? Как Буба очутился у нее в комнате, да еще поцеловал ее? Вы что, считаете меня за глупца?
– Не кричи, дорогой! Соседи услышат, – умоляла мужа Гульзада. А Эмирхан ходил взад и вперед, словно разъяренный тигр в клетке, вытащил из кармана платок и вытер вспотевшее лицо.
– Ты еще учить меня вздумала уму, разуму.
– Я тебя не учу, но она утверждает, что видела его живого своими глазами.
Но тут их разговор прервал скрип ворот и вошла Пери.
– Доброе утро, тетя Гульзада. Мы идем в горы за вениками, а Шага пойдет?
– Да Шага еще лежит. Что-то ей не здоровится.
– А что случилось? Может она заболела? Я мигом поставлю ее на ноги.
– Пусть тебе поможет Аллах. Иди попробуй и если тебе удастся, то с меня подарок.
Зайдя в комнату к подруге, она вскрикнула шутливо:
– Эй, девушка, ты что, как лодырь бока обваливаешь?
Увидев Пери Шага села на кровати.
– Пери, у меня голова болит. Не стой у двери, иди сюда. Ты что, не знаешь о моем заточении?
Пери с недоверием посмотрела на подругу:
– Так, значит заболела? Может ты страдаешь бессонницей и тебе кто-нибудь мешает спать по ночам?
Шага вся покраснела, удивляясь догадке Пери. А Пери с завистью сказала:
– Не красней, радуйся, что у тебя такой мужественный, отчаянный жених!
– Я не понимаю тебя, ты брось свои намеки, а скажи открыто, что знаешь!
Пери взяла руку подруги и ласково прошептала:
– Ты можешь болеть, сколько тебе хочется, можешь рассказывать небылицы своим родителям, но я то знаю, если бы был Буба рядом, то бы вмиг вылечилась. А теперь скажи, почему ночью выгнала Бубу? Он что хотел зарезать тебя?
Шага вскочила с кровати и с удивлением уставилась на Пери:
– Откуда ты знаешь про Бубу?
– Да Буба мне сам все рассказал! Я утром шла на родник и встретила Бубу с Мурсалом, они шли в горы.
        – Зачем?
– Он нанялся к М-Эфенди чабаном овец пасти.
Пери задумалась, как будто вспоминала, все ли она сказала.
– Пери, что ты молчишь? Он что-нибудь тебе сказал?
– Он просил у тебя прощения за свой глупый поступок. Он ведь испугал тебя, а ты закричала, поэтому он вынужден был убежать.
На лице Шаги стали стекать капельки слез, как роса с травы на заре.
– Пери, я действительно испугалась. Я приняла его за духа, а когда он поцеловал меня, то закричала со страха. А как же он оказался в комнате?
– Там, где любовь, там нет преград. Любовь делает человека смелым, –  Пери показала на потолок, откуда проникал в комнату свет.
– Я только не понимаю, почему ты отказалась бежать вместе с ним. Ведь когда решается судьба человека, он должен соглашаться на любые отчаянные поступки. Я бы на месте Бубы не убежала, а спряталась, а потом посмотрела, побежала бы ты или нет.
Шага неожиданно расхохоталась и Пери поддержала ее. Они весело смеялись, забыв обо всем. Вдруг вспомнив о матери, Шага умолкла и положила палец на губы. Она подошла к зеркалу, вытерла лицо от слез и спросила у Пери:
– А знаешь, подруга, как бы я поступила?
Пери подошла к Шаге, обняла ее:
– Вот так бы бросилась в его объятия!
В это время, услышав смех в комнате дочери, Гульзада вошла в комнату, она с облегчением смотрела, как девочки обнимаются. Но Шага, увидев мать, мгновенно оттолкнула Пери и легла в постель. Видя поведение дочери, Гульзада усомнилась в ее болезни:
– Что тут у вас за шум, девочки?
– Ничего, – ответила Пери.
Они вышли на веранду и Гульзада спросила у Пери:
– Что скажешь о состоянии Шаги?
– Мне она совсем не нравится, – задумчиво сказала Пери.
– Вот и я так думаю, несет всякую чушь, ты никому об этом не рассказывай, может мы сможем ей помочь, – попросила Гульзада.
Только теперь Пери поняла, о чем думает Гульзада и подумала, что это можно использовать. «Теперь вы в моих руках, бессердечные тираны! Надо сделать так, чтобы они сами просили Бубу жениться на ней». А сама сказала Гульзаде:
– Я как услышала ее рассказ, сразу поняла, что у нее с головой не все в порядке. Вы сами видели, как она меня обнимала, я даже испугалась, не зная, что делать. Она ведет себя, как ненормальная.
Гульзада заплакала, а Пери еле сдерживала свою радость. Она стала ее успокаивать:
– Не волнуйтесь, тетя Гульзада, надо надеяться, что Аллах поможет ей и она поправится. Можно я еще поговорю с ней?
– Иди, дочка, попробуй, а у меня уже нет сил.
Она села на лавку и повернулась к Эмирхану, который сидел на мешке с зерном и курил.
– Эмирхан, Пери тоже думает так, как мы. Пусть М-Эфенди придет к нам и посмотрит ее. Ведь она наша кровинка и надо ей помочь.
Эмирхан исподлобья посмотрел на жену, тяжело встал и стал ходить по веранде.
Пери, зайдя к Шаге, шепотом ей сообщила:
– Послушай, подруга, они думают, что ты сошла с ума. Аллах сам нам помогает. И не смотри на меня с удивлением, лучше выслушай меня. Нам на руку, что они так думают и мы извлечем из этого пользу. Возможно, они покажут тебя М- Эфенди или лекарям, а может отвезут на могилы святых отцов. Ты должна отвечать на их вопросы несуразно. Пусть их подозрения подтвердятся. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
– Пока туманно.
– Ну тебе надо прямо все разжевать. Всем известно, что на больную девушку охотников мало и ты останешься без жениха. А Бубе я расскажу, что мы придумали. Вот и посмотрим, как Эмирхан будет тебя сватать. Да он сам пойдет к Бубе, чтобы он женился на тебе.
– Ты так легко говоришь, будто можно обманывать родителей. Разве Аллах за это не накажет?
– А почему они забывают про Аллаха? Я не вижу в этом ничего плохого.
– Я боюсь, ведь если отец узнает об этом, он мне не простит.
– Ну как он узнает? Ведь это наша тайна. Так ты согласна или нет?
– Не знаю, – пожала плечами Шага.
– В общем с этого дня ты потеряла разум. Делай, что я скажу. А теперь ложись в кровать, ведь ты болеешь.
В это время вошел Эмирхан. Пери молча встала и вышла.
– Ну что успокоила?
– Да, тетя, а теперь мне пора идти.
– Крепкая, как камень девушка вдруг заболела. Возможно, ее кто-то сглазил.
– Будем надеяться на Аллаха. Ведь мы ничего не можем сделать. Вы меня извините, тетя, но и вы виноваты в этом. Вы же не отдали ее за любимого человека, может от этого она и теряет рассудок. Все знают, что вы отказали Шапери, а ведь Буба – парень неплохой, – задумчиво сказала Пери и попрощавшись ушла.
Эмирхан молча посмотрел на лежащую дочь и тихо вышел из комнаты. Не обращая внимания на слезы жены, он отправился к М-Эфенди. Поняв, куда пошел муж, Гульзада принялась быстро готовить плов. Она достала большой фарфоровый чайник, использовавшийся по праздникам и вынула чай – подарок сына из Бухары.
Пока она готовила плов, вернулся муж с М-Эфенди, с Кораном под мышкой. На его маленькой голове была одета высокая каракулевая папаха, придающая ему больший рост. Он снял резиновые калоши, надетые на хромовые сапоги и, морща лоб, хрипло поздоровался. Гульзада доброжелательно ответила.
– Вы проходите, не надо снимать калоши, у нас есть руки, чтобы убрать грязь.
– Ты не права, дочка, чистота в доме – это залог здоровья человека.
– Эх, зачем мне здоровье, когда в доме такая беда.
– Мы все рабы Аллаха и должны принимать ту судьбу, которой он нас наградил. Мы не должны жаловаться на трудности и невзгоды жизни, а надо спокойно молиться Аллаху и просить нашего Создателя.
– Только на него и надеюсь, дядя Эфенди. День и ночь молюсь!
– Молодец, дочка! Честь и хвала тебе. Я знаю, ты всегда читаешь Коран. Сама пробиваешь себе дорогу в Рай. Не каждая женщина на это способна.
Он поставил свою клюшку у стены и зашел с Эмирханом в комнату. Когда он устроился на подушке, в комнату вошла Салминат с красными от слез глазами.
– Э, счастливчик, житель рая М-Эфенди, тебя совсем не стало видно, прячешься что ли от нас? – упрекнула она его, села рядом и они обменялись взаимными приветствиями.
Гульзада поставив плов на медленный огонь, зашла в комнату и как сирота стала возле двери. Увидев ее, М- Эфенди пригласил ее рукой сесть возле свекрови, затем щелкнул два раза зубами, как будто проверял их прочность и спросил:
– Гульзада, что ты скажешь? Я внимательно выслушал Эмирхана и Салминат.
– Мне добавить нечего. Мы на вас надеемся, что вы поможете нашему ребенку.
– Сначала мы будем просить помощи у Аллаха, а потом будем думать дальше. Эмирхан рассказал мне о любви между Бубой и Шага, и о приходе Шапери в ваш дом, и потом какую глупость хотела совершить дочь, и как сорвался Эмирхан. Ты скажи не тая, были ли еще случаи, когда вы обижали ее?
– Клянусь, больше никогда не было. Она всегда росла послушной, веселой, с улыбкой на губах девушкой. Весь дом держится на ней. Но с приходом этой безбожницы Шапери мое дитя будто подменили. И потом случилась эта беда.
– Ты так не говори. В дом, где живет девушка, всегда должны приходить сваты. Эти обычаи не нами установлены.
– Я об этом ничего не говорю. Но разве сват, прежде, чем идти, не должен вначале хорошо подумать. Вот вы, Малл, вы умный человек, знающий все обычаи, скажите, могу ли я идти к хану и просить руку его дочери только потому, что ее любит мой сын?
– Все мы от Аллаха, и если это судьба, то почему нельзя? Но мы отходим от дела, давайте пойдем к Шаге.
Когда они зашли в комнату, то увидели, что Шага убрала постель на середину комнаты, а сама в нижней рубахе с непокрытой головой ловила на стене муху, которой там не было. Она отрывала ей крылья и бросала их в угол комнаты совсем не замечая вошедших. М-Эфенди удивленно спросил ее:
–Ты что делаешь, дочка?
– Ты, что, сам не видишь? Ночью мне мухи спать не давали, жужжали, как пчелиный улей, а теперь я их наказываю, – спокойно ответила она, совсем не реагируя на М-Эфенди. Через несколько секунд она насторожилась и крикнув: «Да, да!» скользнула между собравшимися на веранду, а затем на улицу. Крикнув кому-то: «Подожди! Я сейчас!» она вернулась в комнату, открыла сундук, стоявший в углу комнаты. Все следили за ней с недоумением, и Гульзада со слезами спросила ее:
– Ты что ищешь, дочка?
– Ты что, не слышала, я иду на свадьбу?
– А кто же тебя звал?
– Ты не узнала голос Бубы?
– Успокойся, доченька, он уже ушел и ты теперь его не догонишь.
Шага села в углу комнаты, обняла свои колени и заплакала. М-Эфенди, слушавший все это, помотал головой и попросил всех выйти на веранду. Затем они зашли в комнату. М-Эфенди сел поджав под себя ноги, открыл Коран и положил себе на колени. Он, едва шевеля губами, читал про себя молитвы из Корана, затем подняв руки еще раз помолился, провел по бороде и закрыл Коран.
– Слава Аллаху, дело не так плохо. Мне кажется, в нее из-за глубоких переживаний вселился добрый дух. Если бы это был злой дух, вряд ли бы мы ей помогли. Надо как можно быстрее вести ее на могилу святого отца Гаджи-Рамазана.
Эмирхан согласился с ним. М-Эфенди вытащил из одного кармана бешмета мятую тетрадь, а из другого огрызок карандаша и про себя читая молитву, написал ее на бумаге и собрал ее в треугольник.
– На, доченька, заверни это в чистый кусок материи, чтобы не проникла влага и зашей на спине нижнего белья, а затем ведите ее на святые могилы, – сказал он, отдав талисман Гульзаде.
– Дорогой Малл, мы сделаем жертвоприношение вам – шерстяной ковер, как только ее оставит болезнь. Я сама принесу его и брошу вам под ноги!
– Жертвоприношение неси святому отцу Гаджи-Рамазану, а мои дела уладятся и без ковра.
– Гульзада, Малл не завтракал, принеси нам покушать, – сказал повелительным тоном Эмирхан и засунул два больших пальца под ремень, украшенный серебряными украшениями. Гульзада пригласила их кушать.

8  НА СТОЯНКЕ

Солнце заходило за гребень горы, и воздух становился прохладным. Буба почувствовал запах дыма и подгонял быков. Шедший рядом Мурсал сказал:
– Хотя животные – неразумные существа, а почувствовали приближение к стоянке.
Дорога, проходящая через обрыв, сузилась. Это было самое узкое место дороги, а сверху дорогу накрывал огромный утес, готовый в любую минуту упасть на путников. Внизу по глубокой расщелине текла река, заполняя оглушительным ревом ущелье. От одного взгляда вниз сердце замирало от ужаса. Быки еще не дошли до этого места, но почуяли опасность и стали прижиматься друг к другу плотнее, особенно те, которые были ближе к обрыву. У Бубы тоже появилось внутреннее напряжение, от которого он вспотел. Когда они подошли ближе и он посмотрел вниз, то увидел над водопадом белое облако, образовавшееся от мельчайших частиц воды, Затем он взглянул вверх, и от висевшей над его головой скалой, которая могла раздавить его, он от страха чуть присел и его голова втянулась в плечи. Но видя спокойствие Мурсалы он немедленно выпрямился, стараясь не показать свою минутную слабость. Ста- раясь не смотреть ни вниз, ни вверх, он глядел на быков. Когда это опасное место осталось позади, они вышли на широкую дорогу, где с одной стороны простирался открытый луг, а с другой – неглубокий овраг с низким кустарником. Отсюда Буба видел рассыпавшихся по склону горы овец и землянку, выходящим из трубы дымом, расположенную между двух гор на плато. От усталости он еле поднимал ноги и, увидев стоянку чабанов, обрадовался. Перед землянкой играла с щенятами собака Царак, которая почуяв хозяина с лаем бросилась им навстречу. Подбежав к Мурсалу, она стала вилять хвостом, требуя ласки.
– Эй, бессовестная, ты что лаешь? Не можешь своего от чужого отличить? Наверное, твои глаза видят хуже моих, – теребил ее голову Мурсал. Она в ответ легла на ноги Мурсала и лизала чарихи, как будто просила у него прощения. В ее глазах светилась безграничная преданность хозяину и она понравилась Бубе.
Запыхавшиеся быки остановились прямо перед землянкой. Освободив их от ярма и саней, они направили быков на водопой. День подходил к исходу и стало быстро темнеть. Отара возвращалась на стоянку. В это время с наполненными ведрами возвращался с родника Азиз, издалека поздоровался:
– Почему так поздно?
– Груз тяжелый, поэтому не торопил быков. Да и дорога вся разбита. Уж который год ее никто не ремонтировал, – пожаловался Мурсал.
– Какие новости в селе? Как урожай?
– Особых новостей нет, а урожай лучше, чем в прошлом году.
– А чей это парень?
– Это Буба – сын нашего покойного друга Алима.
Азиз внимательно посмотрел на Бубу.
– Он похож на Алима. Мать его жалко – она мне как сестра.
Они прервали свой разговор и стали загонять овец в загон. Затем разгрузили сани и отнесли груз на веранду землянки. Буба зашел в землянку и огляделся. В ней отсутствовали какие-либо условия. У одной каменной стены был устроен ака. В ака горел огонь, на котором грелась черная от сажи кастрюля из жженой глины. На противоположной стороне стояла деревянная полка, где лежали два бурдюка для хранения сыра и творога. В углу стоял деревянный топчан, покрытый войлоком. Пол из глины, на котором лежал кусок войлока. По обе стороны ака висели полки, на которых стояла керамическая посуда. Азиз зажег коптилку и землянка от света оживилась. Мурсал почуял запах еды и спросил Азиза:
– Повар, я вижу, в твой капкан сегодня кто-то попал. У меня проснулся аппетит.
– Животное, которое попало в капкан Азиза должно быть или слепым или больным, а нормальное животное вряд ли сделает такую глупость, – подшутил над Азизом Алистан.
– Весной, когда мы ели ароматные шашлыки, ты так не говорил. И осенью, после стрижки овец, мы ели лапшу из куропатки, и ты тоже молчал.
Алистан поднял обе руки вверх:
– Все, сдаюсь! Ты настоящий охотник и заслуживаешь похвалу. Только похвала портит людей, поэтому я не хочу, чтобы ты поднял нос, он и так у тебя длинный. А еще оставайся веселым, жизнерадостным и добрым человеком.
– Ладно, не подхалимничай, все равно не получишь лучший кусок, – сказал Азиз, вымыл руки и стал месить тесто для хинкала.
– Последние дни волк не дает покоя ни нам, ни собакам. Он караулит отары, ожидая когда бдительность собак усилится. Собаки, чуя его, начинают лаять и он убегает. За неделю он задушил три овцы. Ночью не дает нам глаз сомкнуть. Вчера он подкараулил овцу, но Тараш кинулся за ним. Он убежал, но успел ранить овцу.
Услышав яростный лай Тараша, я выстрелил из ружья и крикнул Тараша, ожидавшую мою команду. Она сломя голову понеслась огромными прыжками. А когда я опустился за ней в ущелье, то обнаружил удушенную овцу. Если так будет продолжаться, то до самой смерти я не расплачусь М-Эфенди за убытки, – пожаловался Алистан Мурсалу и нервно закрутил длинные усы. Мурсал недовольно помотал головой.
– Где тонко, там и рвется. Надо усилить охрану отар. А у волка одна забота – утолить голод.
– А нельзя ли использовать капкан Азиза? – лукаво спросил Алистан, выбирая в миску хинкал.
– Вы только что смеялись над моим капканом, а теперь его хотите использовать. Как можно летом поймать волка в капкан? Это очень трудно.
Положив хинкал в миску Азиз поставил ее перед товарищами. Затем он принес крынку с толченым чесноком, наложил куски мяса в миску и все поставил на середину скатерти:
– Ешьте, друзья, приятного аппетита!
– Азиз, ты мог бы работать поваром в ханском дворе, – объявил Мурсал, попробовав хинкал.
- Хинкал, плов и шашлык, я могу готовить лучше, чем повар падишаха, – гордо заявил Азиз.
– Я тоже так думаю, если падишахом был бы Мурсал,– захохотал Алистан. Мурсал, державший кость в руках, обиженно посмотрел на Алистана.
– Ты думаешь, падишах родился не так, как все люди? У него что две головы, три глаза и четыре ноги? Нет, дорогой! Он такой же, как все люди, только с той разницей, что его мать родила в прекрасном дворце в окружении богатства, а я родился в сырой землянке в нищете. И это не моя вина.
Буба закончил есть раньше всех. Он положил деревянную самодельную вилку на край скатерти и поблагодарил за ужин. Азиз положил руку на его плечо и сказал:
– Кушай, сынок, чабану необходимо быть сильным. Человек со слабым здоровьем не справится с нашей работой.
– Я действительно сыт, спасибо, – поблагодарил Буба.
Алистан попросил Азиза добавить бульона. Он взял полную миску с бульоном и залпом выпил его.
– Если хочешь стать настоящим чабаном, ешь вот так, – сказал он Бубе, собрал кости и отнес собакам.
Азиз все убрал. Мурсал постелил на пол старую шубу и стал молиться. Когда помолились, Алистан и Азиз пошли спать в загон к овцам. Мурсал лег на полатях, а Буба устроился на войлоке. Мурсал сразу захрапел, и землянка наполнилась как будто шумом ручной мельницы. Буба, хотя и устал, никак не мог уснуть. Ему мерещились то мать, провожающая его, то бедный заяц, кричащий от боли в когтях орла. И опять перед его глазами стояла Шага! Вдруг тишину нарушил лай собак, затем раздались выстрелы из ружья. Мурсал вскочил на ноги, будто и не спал:
– Что за шум?
– Не знаю. С загона стреляют, – ответил Буба.
– Опять волк. Ты не ходи, я пойду, узнаю в чем дело.
Мурсал снял с крючка ружье и пошел в загон. Там Азиз с Алистаном успокаивали овец.
– Вред нанес, окаянный? – спросил Мурсал.
– Пока не знаем. Он еще не успел до загона дойти, а собаки его учуяли. Отзови собак, чтобы далеко не шли. Он сегодня больше не придет. Пойдемте поспим немного, – посоветовал Мурсал.
Он вернулся в землянку и тут же лег спать. И опять комнату заполнил его храп.

9  ВСТРЕЧА С ЛЮБИМОЙ

Буба проснулся, огляделся, но в землянке никого не было. Он быстро встал, оделся и вышел из землянки. Мурсал сидел на бревне возле землянки. Буба поздоровался и Мурсал ответил на его приветствие, заметив:
– Похоже, ты плохо спал ночью?
– Да, я все думал о вашем рассказе о себе. Он очень взволновал меня. А вы не встречались после ее замужества?
 – Ты опять сыпешь мне соль на рану. Но я скажу тебе, что один раз мы встречались.
– А как она отреагировала, что вы живой?
– Рассказ длинный, но пока делать нечего, я расскажу, как было дело. Это было в начале осени. Я как сейчас пас овец. Мой товарищ поехал в село за продуктами. После обеда шел мелкий моросящий дождь. Учитывая, что я остался один, я вернул овец на стоянку пораньше и закрыл загон. Через некоторое время вдруг залаяли собаки и я подумал, что они учуяли волков. А волки любят такие пасмурные дни для своей охоты. Я взял ружье и вышел из землянки. Ночь была темная, и ничего не было видно в двух шагах. Тут я услышал шум – в ворота кто-то настойчиво стучал. Я успокоил собак и открыл ворота. Там стоял человек, державший что-то в руках, укутанное в бурку, и рядом стояли две лошади. Я предложил ему войти, а сам привязал лошадей во дворе. Он осторожно занес свою ношу в землянку, положил на топчан и снял бурку. Это была женщина. Он заботливо собрал ее растрепанные волосы и спрятал под платок, вытащил из кармана платок и вытер ее мокрое лицо и протер испачканную грязью одежду. Затем он снял с себя папаху и со злостью бросил в угол землянки, внимательно осмотрел женщину и не обращая на меня внимания, начал рассказывать:
– Мы с женой шли в гости к ее родственникам в село Кири. Утром ничего не предвещало дождя, и когда мы вышли в дорогу, через час вдруг стал моросить дождь. Мы подумали, он скоро кончится и продолжали путь. Дорога казалась нам не совсем плохая, но не доходя до могилы святого Гаджи-Рамазана лошадь, проходя по узкой тропинке, споткнулась о камень и соскользнула вниз по обрыву вместе с женой. Вот что произошло. Меня зовут Эмирбек.
– Мое имя Мурсал, – представился я.
Услышав мое имя, женщина на топчане пошевелилась. Я подошел с коптилкой к женщине узнать о ее состоянии. Когда я увидел ее лицо, мое тело охватил холодный озноб и коптилка выпала из рук. Это была Разият. Ее печальное, бледное, без кровинки лицо испугало меня, и я подумал, что она умирает. Эмирбек взял с очага горящую головешку и зажег коптилку, хорошо, что в темноте он не видел моего лица. Я дотронулся до руки Разият, чтобы узнать, бьется ли ее сердце. Эмирбек, видя это, закричал: «Не трогай ее!» – и схватил меня сзади за воротник бешмета, дернул меня назад и ударил по лицу. От неожиданности, получив тяжелым кулаком, словно кувалдой, удар, я потерял равновесие и ударился о стенку землянки. В голове и ушах стоял шум, но я быстро вскочил и напал на него. Его грубость меня возмутила и вывела из себя. Я его сильно избил, хотя он был крупным, и мне пришлось изрядно потрудиться. Наконец, мы оба устали и я сказал ему:
– Я думаю, ты успокоился?
Эмирбек сидел в углу землянки и вытирал рукавом кровь из носа. Он, как зверь, ускользнувший от погони собаки, тяжело дышал. Я вновь подошел к топчану и позвал:
– Разият! Разият! Если слышишь меня, открой глаза!
На ее лице не дрогнула ни одна жилка. И тут я услышал лязг кинжала, вынимаемого из ножен. Зная, что у меня нет оружия, Эмирбек, как пантера, приближался ко мне сзади. Оглянувшись назад, я увидел бешеный огонь его глаз и понял его намерения. Я молниеносно схватил на лету лежавшее возле очага полено и замахнулся на него. Эмирбек захрипел от злости и занес кинжал над моей головой.
– Я тебе покажу, нахал, как касаться своими погаными руками моей жены.
Я ударил его по руке поленом, и кинжал выпал из его рук. Он сел к стене и обнял свою руку. Я, не долго думая, связал его руки ремнем и положил на пол лицом вниз.
– Я вначале подумал, что ты порядочный человек, но ты оказался скандалистом, дебоширом и глупцом. Как ты можешь вытаскивать кинжал, когда твоя жена умирает, – упрекнул я его.
– Откуда я знаю, что ты за человек? И почему знаешь имя моей жены? Я лезгин. А у лезгин на боку кинжал висит не как украшение, а как необходимость защищать свою честь. Ты забыл честь лезгина, – яростно настаивал Эмирбек.
– Эй, глупец, не сходи с ума! Она дочь моего соседа и я знаю ее с детства. А теперь успокойся и дай мне ее посмотреть, иначе она умрет.
– Если ты тронешь ее хоть пальцем, клянусь, я убью тебя. Я знаю, что она умрет и прошу тебя не трогать ее. Я ее принес сюда не для того, чтобы показать тебе, а потому, чтобы перед смертью у нее была крыша над головой. Развяжи меня, я хочу быть рядом с ней.
Я как мог, старался убедить его и объяснил ему:
– Я твоих угроз не боюсь, но пока я не посмотрю, что с ней, я тебя не развяжу. Я костоправ и кое-что понимаю, поэтому я обязан оказать посильную помощь пострадавшим. Если я не смогу ничего сделать, то развяжу тебя и тогда делай, что хочешь со мной. Но если ты действительно любишь ее, то оставь свою пустую гордость и потерпи.
Он продолжал ругаться, но я не слушал его. Я подошел к Разият и она открыла глаза. Ее губы немного зашевелились, а глаза наполнились слезами.
– Разият, тебе больно? – задыхаясь от волнения спросил я и поднес к ее губам воду. Она сделала два глотка и тихо произнесла:
– Все тело болит, особенно левая нога.
Я осторожно потрогал ее ногу через штаны и она вскрикнула от боли. Тогда я отрезал ножом ткань штанов до колена. На колене был сильный отек и огромная ссадина, но раны не было. Я осторожно прощупал это место, но она сразу вскрикнула. Тут не надо было думать и так ясно, что это закрытый перелом. Я снял с карниза кору липы, приготовленную еще весной для использования при переломах ног овец. Я замочил кору в горячей воде, чтобы она размякла и положил туда бальзам из трав, которые я сам собираю. Затем я перевязал этим ее ногу.
Я сходил в загон и зарезал барана, снял с него шкуру и принес в землянку. Освободил руки Эмирбека и попросил его:
– Эмирбек, как бы ты не ненавидел меня, ты должен помочь мне.
Он посмотрел на меня печальными глазами:
– Ты думаешь, она поправится?
– Если не повреждены внутренности, то да. Кроме закрытого перелома внешне серьезных повреждений не видно. Я надеюсь на помощь Аллаха.
– Прости меня, я виноват перед тобой. С сегодняшнего дня я буду тебе братом!
– Пусть Аллах простит! Виновата горячая кровь, которая течет в наших жилах. Но вряд ли я смогу быть вам братом. Вы не обижайтесь, но богатый человек не может дружить с бедным. Ведь если бы не это несчастье, вряд ли мы встретились бы. Я ведь все время провожу в горах, поэтому вряд ли мы когда-нибудь встретимся.
Он замолчал, а я объяснял ему, как нужно одеть овечью шкуру на Разият, а сам вышел из землянки. Когда я вернулся, Разият уже спала, видно шкура успокоила ее боль. Время шло к полночи, но я приготовил шашлыки из свежего мяса и накормил Эмирбека. Затем взяв бурку, я ушел спать на веранду.
Утром проводив овец на пастбище, я зашел в землянку узнать о состоянии Разият. Ей было лучше, и она слабым голосом заговорила со мной:
– Мурсал, сердце мое знало, что ты жив, но отец требовал от меня выйти замуж. Я не могла противиться. И зачем ты спас меня от смерти? Ведь я хотела умереть!
– Зачем ты так говоришь, любовь моя! Разве это не счастье – видеть тебя? – задыхаясь от волнения прошептал я, – и не мучь себя напрасно. Значит так угодно Аллаху, но знай, ты всегда останешься мечтой моего сердца. Но мне пора, сейчас вернется Эмирбек с родника. Я только прошу, дай мне что-нибудь, чтобы у меня всегда был хоть твой запах.
Она показала кончик косы. Я отрезал пучок волос, положил его в карман и поцеловал ее сухие, горячие губы, прошептав «До свидания, моя любовь!».
Мурсал закончил рассказ и вытащил из нагрудного кар- мана треугольный амулет:
– Вот здесь зашиты те волосы. А вечером, когда я вернулся с пастбища, их уже не было. Товарищ мне сказал, что за ними приехал ее отец Тагир и отвез на санях домой.
– Так и закончилась ваша любовь, дядя Мурсал?
– Да, сынок, она отправилась на тот свет, царствие ей небесное. Говорят, она очень просила отца забрать ее домой. Однажды она даже убежала от мужа, но Тагир за косы привез ее обратно к мужу. Муж у нее был настоящий деспот и она его ненавидела. А отец, когда привез к мужу, то посоветовал ему привязать ее рядом с собакой во дворе, чтобы не повадно было бегать. Видя всю эту жестокость и не найдя выхода, она потеряла интерес к жизни и решила покончить с собой. После избиений мужа, она отравилась.
Мурсал не сдержался и с его глаз стали медленно стекать капли слез. Буба понял, что ему сейчас очень тяжело и оставив его со своими воспоминаниями, тихо ушел.
Через окошко в землянку проникал слабый луч солнечного света начинающегося дня. Со двора раздался голос Мурсалы:
– Буба, сынок, вставай! Иди догоняй Азиза, пока он далеко не ушел. Я ухожу на родник.
Сладко спящий Буба открыл глаза, потянулся и встал. Он быстро оделся, умылся и взяв посох пошел вслед за ягнятами. Далеко на склоне горы рассыпались в разные стороны ягнята, щипающие еще покрытую росой траву. Играющий на свирели Азиз, сидящий на возвышенности, увидел Бубу идущего вверх. Он положил свирель в сумку и засунув два пальца в рот, громко свистнул и махнул Бубе рукой. Буба прямо пошел к нему.
– Ну что, сынок, нравится ли тебе горный воздух? А какова красота гор! Здесь слабый, хилый человек набирает со временем силу и очищает свою душу от всякой скверны. Аромат тысячи трав и цветов, кристально чистая целебная вода плюс изумительная красота радуют глаз и придают жизненную силу, забывая обо всех невзгодах и переживаниях.
Я пойду по нижнему краю, а ты иди по верхнему, только не давай ягнятам далеко расходиться. Мы дойдем до горного перевала, где расположено озеро, а там и позавтракаем.
Буба поднялся наверх, откуда было видно всю пасшуюся отару. Ягнята шли медленно, щипая сочную траву, а Буба, оглядывая взором всю местность, слышал звуки свирели, на которой играл Азиз. Утренняя заря коснулась вершин гор и изменила их цвет. Они озарились красным отблеском лучей солнца, затем розоватый оттенок коснулась лугов и трава, на которой блестели капли росы, вспыхнула сотнями огней, словно искры костра, завораживающие своим блеском.
– О, Аллах, прости меня грешного! Почему ты создал такую прекрасную природу и населил ее враждующими между собой живыми существами? Почему животные съедают друг друга? Почему людям всегда чего-то не хватает? Почему они враждуют друг с другом? Почему моего отца убила молния, а М-Эфенди наслаждается жизнью? – думал Буба, шедший позади ягнят.
Когда они дошли до озера, то решили отдохнуть у Птичьего родника, бьющего под большим камнем, окруженного березовыми кустами. Они вынули из своих сумок завтрак.
– Кушай, сынок, хлеб и сыр, а когда придем в загон, то попьем пресную простоквашу. В молодости я сколько ни ел, не знал сытости. Это, как весной, когда идут дожди, то все растения, словно не напиваются, быстро поглощают воду, потому что это пора роста и цветения. В молодости с ростом увеличивается аппетит, потому что человек тратит много энергии и чтобы ее восстановить ест более питательную пищу. Осенью и зимой растения влагу почти не принимают. С наступлением старости и у человека уменьшается аппетит, поэтому ты на меня не смотри, а кушай больше. Пусть будет благословен хлеб на нашей скатерти, который создан Всевышним, как всему голова на земле.
Он встал на колени и выпил воду прямо из источника с восхищением:
– Эта вода благословенная Аллахом, настоящее райское лекарство! Если есть рай, то он похож на наши горы. Наверное, там такие же чистые родники, радужно цветущие луга и такой же легкий полезный воздух, сочетающийся со спокойствием и величием гор, да простит меня Аллах!
Видно, этот источник лежит на большой глубине, потому что вода такая холодная, что ломит зубы. Вкус и температура воды совсем не зависят от времени года, даже засушливым летом вода ледяная, а зимой от морозов она даже не замерзает. Человек, пьющий эту воду, становится крепкий, как сталь. Сам подумай, сколько всего испытывает чабан, постоянно находящийся в горах. Летом солнечные лучи сжигают голову, осенью от проливных дождей его спина постоянно мокрая, а зимой от морозов промерзает все тело, да еще и по ночам не бывает крепкого сна. И несмотря на это, чабан сильный и здоровый. Любой человек с долины и неделю не вынес бы такой нагрузки, Вообще, работа чабана тяжелая и беспокойная, но если ты решил стать им, то закаляй свое молодое тело и свой характер. Ведь мы здесь одни и в трудные минуты должны помогать друг другу и делиться всем, что у нас есть. А если ты оказался один в горах, то чтобы смог вступить в схватку с волком, имея в руках один посох.
Азиз, приложив руку ко лбу, посмотрел на солнце. Оно уже стояло в зените.
– Вот смотри, сынок, солнце поднялось на самую высо- кую точку неба и сейчас уже полдень, значит пора уже доить овец. Я пойду помогать товарищам, а ты оставайся здесь. Пусть ягнята отдыхают в кустах возле озера, но и смотри не усни сам, а то они могут сами придти на стоянку к овцам до того, как мы закончим их доить. Если они придут в движение, то остановить их невозможно. Как мы закончим дойку, я дам тебе знать свистом вон с той возвышенности, где растет одинокий дуб.
– Я все понял, дядя Азиз.
Азиз направился в летний стан. Солнце припекало, и жара усиливалась. Буба попил воды из родника и постелив бурку в тени березы лег на спину, положив руки под голову и через несколько минут уснул крепким сном.
Посередине озера, заросшего по краям высоким камышом, стали расходиться круги. Они становились больше и вдруг из глубины показалась голова, а затем медленно стало подниматься обнаженное тело девушки. С ее изящного стройного тела стекали капли воды, которые сверкали на солнце. Буба приподнялся на руках и смотрел на нее как завороженный. Линии ее смуглого тела возбудило огонь страсти в душе Бубы. Она как взмахом крыла подняла свои точеные руки и поманила его к себе. Буба подумал, что это мираж, но когда девушка вновь поманила его, он решил встать и идти к ней. Но его словно держал кто-то и он не мог оторваться от земли. Видя, что он не идет, девушка сама стала передвигаться по воде к нему навстречу. Буба разглядывал ее и увидел, что она была одета, только платье было настолько прозрачным, что просвечивало все ее тело. Платье было светло–голубого цвета, длинное, до пят, стройные ноги обуты в белые туфли, а груди прикрывали толстые косы, спускающиеся ниже бедер. Подойдя ближе, девушка превратилась в Шагу.
– Шага, что ты здесь делаешь? – обомлел Буба.
– Я пришла к тебе и хочу тебя обнять.
Буба бегом пустился к озеру и ступив ногой в воду упал и ушел под воду. Он стал барахтаться и когда поднял голову над водой, то увидел Азиза.
– Вставай, сынок. Ты сколько будешь спать? Если чабан будет так спать, то что будет с овцами? А вдруг нападут волки, они не только овец порежут, но и тебя разорвут.
Буба, сгоравший от стыда, стал просить извинения.
– Ладно, на первый раз прощаю, только не забывай, что ты не дома, а на пастбище!
Тут Буба увидел в низине овец, смешанных с ягнятами и дрожащим голосом спросил:
– Дядя Азиз, а ягнята до доения пришли?
– Нет, не беспокойся. Я ведь и свистел и кричал тебе, но ты молчал, и мы решили отару сюда направить к ягнятам. В молодости все совершают ошибки. У нерадивого работника никогда не будет сыт живот, а на ногах добрых чарихов, так что, сынок, воспитывай в себе ответственность. Иди на летний стан попей молочка, а затем иди за нами.

10  ГРОЗА

По небосводу разбросанные черные тучи пришли в движение. Неожиданно в воздухе поднялся ветер и нарушил тишину спокойного вечера. Стали капать крупные капли дождя, а где то далеко бушевал ураган. В небе гигантские темные, плотные тучи столкнулись между собой, загремел гром, будто землетрясение разрушило горы, тяжелые глыбы скал падали в ущелье. Внезапно яркий свет молнии ослепил все вокруг. Начался ливень, словно прорвалась плотина огромного озера и вода с разрушительной силой двинулась на землю. Оглушительный шум грома и непрерывные вспышки молнии довели до ужаса ягнят и овец, и они толкаясь и давя друг друга пытались найти укрытие под кустами. Сотни стремительных ручейков, стекающих со склонов гор, неслись к оврагам, расщелинам ущелья. Внизу, куда стекала вода через горные гряды, образовались водопады. С водой вниз неслись громадные камни, деревья, кусты и сметали все на своем пути. Азиз с Бубой погнали овец и ягнят вниз от Кузнечного оврага. Теперь с дождем крупными горошинами падал град. От сильных ударов града у Бубы в голове и ушах стоял шум, но они сумели отогнать скот с опасного места. И тут Буба, словно его кто- то окликнул, оглянулся назад и увидел оставшегося там козленка. Ливень усиливался и вода с оврага прибывала, но Буба не видя этого, бросился спасать козленка. Азиз увидел надвигающийся на Бубу сильный поток селевой воды, крикнул:
– Вернись, Буба! Сверху идет вода, она тебя унесет!
Буба не слышал его крика от стоящего вокруг шума. Он подбежал к дрожащему козленку, схватил его и прижал к груди. Но поток воды нагнал его, сбил с ног и с большой скоростью понес прямо вниз в ущелье. Козленка водой выбило из его рук, но он и сам стоял на волоске от гибели. Одежда намокла и тяжестью давила на него. Поток бурлящей воды то накрывал его с головой, то поднимал вверх. Он искал глазами, за что зацепиться и увидел вдали поперек оврага сваленное ураганом дерево. Обессиленный, грязный, с разорванной в клочья одеждой он, выбиваясь из сил, зацепился за ствол и медленно стал вылезать из воды. Едва он коснулся земли, его ногу пронзила резкая боль, и он свалился на землю. Перепуганный Азиз, сломя голову, бежал вслед за Бубой, догнав его, он увидел, что он потерял сознание. Азиз кое-как взвалил его на плечи и потащил под небольшой обрыв, куда не проникала влага. Азиз потер его виски и Буба пришел в себя.
– Дядя Азиз, я не смог спасти козленка!
– Успокойся, пусть он будет жертвой за наши головы. Как же ты напугал меня!
– Мне было жалко беднягу!
– Сынок, в нашей работе не бывает без потерь. Много бывает случайностей, то волк стащит, то со скалы упадет, много разных случаев, но ведь это животное. А вот если с тобой что-нибудь случилось бы, что я сказал бы твоей матери? А ведь ты в двух шагах был от гибели. Этот овраг соединяется с расщелиной высотой несколько десятков метров.
Несмотря на сильную боль во всем теле, Буба хотел встать, но тут же упал:
– Наверное, у меня сломана нога.
Азиз внимательно осмотрел ногу и понял, что у Бубы вывих:
– Не переживай, страшного ничего нет, видимо ты сильно ударился обо что-то, поэтому и болит. До свадьбы все заживет.
Постепенно ливень затих, и небо стало светлеть. Облака рассеялись, и солнечные лучи, пробираясь через них, стали освещать землю. Вода в оврагах стала тоже стихать и убывать. Азиз поддерживал Бубу и помог добраться ему до стана. Мурсал, занятый приготовлением сыра, увидев их спросил, что с ними случилось. Азиз рассказал ему о неприятности Бубы и попросил подержать ногу Бубы, чтобы осмотреть колено. Мурсал понял, что у Бубы вывих ноги и, чтобы он не догадался об этом, крепко схватил его ногу. Азиз медленно пощупывал вывихнутую часть, а затем неожиданно с силой дернул ногу. Буба от боли закричал.
– Больше, сынок, у тебя не будет она болеть, – уверенно сказал Азиз и уложил его на веранде на бурке, а сам пошел к отаре.
Вечером, когда Мурсал собрался идти за водой, шум ве- дер разбудил Бубу и он встал.
– Дядя Мурсал, дайте мне ведра, я схожу за водой.
– Тебе с такой ногой нельзя пока ходить.
– Нет! У меня она уже не болит, если хотите, я станцую
лезгинку.
Видя настойчивость Бубы он отдал ведра. Буба, наполнив ведра водой, стал подниматься по лощине и заметил, как на другой стороне что-то зашевелилось. Он подумал, что это ягненок отстал от отары и положив ведра на землю бегом побежал к нему. Подбежав ближе он увидел животное похожее на козленка. Он огляделся вокруг, надеясь, что поблизости пасется его мать, но ничего не увидев, взял его и принес на стоянку.
– Ого, где же ты отыскал детеныша джейрана? – удивленно спросил Алистан. Буба сказал ему, тогда Алистан похвалил его:
– Ты молодец, что взял его, а то бы он погиб. Видно его мать воды унесли или волк растерзал. Животные всегда отвлекают на себя внимание хищников, чтобы уберечь детенышей от гибели. Они ведут хищника за собой в сторону от места, где стоит малыш. Видно малыш голоден, он еще не умеет щипать траву и надо его напоить молоком. Алистан поймал за рога козу, которая потеряла козленка и подпустил к ее соскам малыша. Все подумали, что коза будет бодать малыша, но малыш чуя запах молока, встал на колени и стал с наслаждением сосать молоко. Чабаны хохотали, наблюдая за его непрерывно шевелящимся хвостиком.
– Да он старую козу принял за свою мать!
Коза, будто понимая похвалу, стала облизывать хвостик бедолаги.
– Ну вот, они и познакомились, – усмехнулся Мурсал.
Чабаны пошли в землянку, а Буба наблюдал за малышом джейрана, нашедшего новую мать.

11  СВЯТЫНЯ

Светало. С появлением первых лучей солнца очертание вершины горы Юрф стало отчетливо видно на фоне светлеющего неба. Село спало. Улицы были пусты, и только редкие крики петухов, не жалеющих свое горло, раздавались по всей долине.
Юнус повернулся в сторону Шалбуз-горы:
– Ну вот и наступил рассвет. Хвала Аллаху, все сущее принадлежит ему. И день и ночь дела мои и мысли мои, все сущее во власти только Аллаха, – произнес он вслух.
Он сложил в сани, запряженные молоденькими бычками, две корзины с фруктами, мешок с хлебом, вареное мясо баранины, короб с яйцами, казан с халвой, набросил сверху кошму и крепко перевязал веревкой. На другие сани, запряженные старыми спокойными быками, Гульзада положила большой шерстяной ковер ручной работы:
– От всей души дарю тебе, святой отец Гаджи-Рамазан! Прошу помоги нашей дочери избавиться от страшного недуга, – сказала Гульзада.
На ковер Пери посадила свою «больную» подругу Шагу. Подошедший М-Эфенди с Эмирханом доверительно сказал Юнусу:
– Юнус, мы идем потихоньку, вы не задерживайтесь и постарайтесь до жары быть на месте.
Когда они ушли, Юнус, повернувшись в сторону Шалбуз-горы еще раз помолился и сказал Гульзаде:
– Нам пора идти, Гаджи-Рамазан ждет нас. Ему известно, что мы с вечера готовились к нему в дорогу.
Он стеганул быков прутиком, и они покорно двинулись в путь. Сидевшая на передних санях Шага, чтобы не слышала мать, тихо сказала Пери, идущей рядом с санями:
– Пери, мое сердце выпрыгнет. Я боюсь, что нашу затею разгадает отец и тогда он меня убьет.
– Не сходи с ума, успокойся! Кто может узнать нашу тайну, если ты сама не расскажешь. Главное, слушайся меня и все делай, что я скажу, а остальное моя забота. Все будет хорошо. Ведь это последняя надежда, чтобы спасти вашу любовь.
Чтобы сократить дорогу, М-Эфенди и Эмирхан шли по крутому склону и скоро дошли до горного перевала, откуда были видны верхушки надгробного камня святого Гаджи- Рамазана. Отсюда были видны и рассыпавшиеся по склону горы ягнята и овцы и сидевший возле дороги на возвышенности Буба, играющий на свирели. Буба, увидев приближающихся, отложил свирель. Он оглядел пасшихся ягнят и хотел идти за ними следом, но подумал, что Эмирхан оценит его шаг, как бегство, и поэтому остался на месте. Подойдя ближе он приветствовал их. М-Эфенди поинтересовался, как он справляется с работой и предложил Эмирхану немного отдохнуть.
– Буба, я хочу задать тебе один вопрос, но ты должен ответить честно, – обратился М-Эфенди к Бубе.
– Конечно, дядя Эфенди, мне нечего от вас скрывать.
– Твой отец, царство ему небесное, был прямой и честный человек, поэтому я считаю и сын должен быть таким. Если бы у меня была дочь, я не думая отдал бы ее за тебя.
От этих слов у Эмирхана скривилось лицо. М-Эфенди продолжил:
– Я слышал, ты влюбился в дочь Эмирхана, это правда?
Буба покраснев ответил:
– Да, что правда, то правда.
– Очень хорошо. Когда молодой человек влюбляется в девушку – в этом нет ничего плохого. Рано или поздно парень должен жениться. Ведь и мы родились не стариками и у нас были свадьбы. Я думаю, иметь такого жениха – мечта каждой девушки.
Эмирхан смотрел недоуменно на М-Эфенди, не понимая, куда он клонит и его желваки ходили ходуном, как у жабы щеки перед прыжком в воду.
– Ответь, сынок, когда ты последний раз заходил в дом Эмирхана?
Буба опустил взгляд и виновато ответил:
– Я очень виноват перед Шагой и Эмирханом. Недавно я без спроса заходил в сад с надеждой встретиться с Шага. М-Эфенди вопросительно посмотрел на Эмирхана, а тот кипел от злости, вспомнив свою задушенную собаку.
– Ты слышал, Эмирхан, Буба еще и мужественный парень, он признает свою ошибку. Этот парень мне очень нравится и я дам тебе совет: главное для человека – крепкое здоровье и пламенная любовь, а остальное можно нажить. Первые два условия у него написаны на лице, а остальное зависит от тебя, отдать ли свою дочь за него.
Эмирхан посмотрел сердито на М-Эфенди и сказал:
– Эй, друг Эфенди, разве ты не знаешь, сколько нужно расходов на свадьбу, а где он деньги возьмет?
– Это не причина, он здоровый парень и при желании может заработать. Если он так сильно любит девушку, то будет работать день и ночь.
Эмирхан задумался: «Клянусь, это стоящий совет. Ведь он уедет отсюда, а пока будет работать, сколько воды утечет, кто знает! Если он не соберет вовремя положенную сумму, то у меня будут развязаны руки, и Шага не сможет отказаться выйти замуж за другого, а я не буду деспотом перед людьми».
Он долго молчал, а потом неторопливо ответил:
– Ты же знаешь, М-Эфенди, я всегда прислушиваюсь к твоим советам и не бросаю их на ветер. Мне его деньги не нужны, но свадьбу пусть играет как положено. Я дам ему время, если он соберет необходимую сумму, то отдам ему дочь, а если нет, то пусть пеняет на себя.
– Спасибо, друг! Я знал, что ты человек с большим сердцем и что судьба твоей дочери тебе не безразлична.
М-Эфенди повернулся к Бубе и спросил его:
– Что ты скажешь на это, сынок?
Буба от всего услышанного потерял дар речи и от волнения растерялся:
– Спасибо! Ваши доверие и доброту я никогда не забуду! Дядя Эфенди, если вы мне разрешите, то я сегодня же вечером пойду домой и завтра уеду на заработки.
– Хорошая мысль! Иди, сынок, да поможет тебе Аллах! Конечно, жаль потерять такого чабана, но я надеюсь, ты как уладишь свои проблемы, то продолжишь это дело. Теперь нам пора идти, у нас есть еще серьезные дела.
Когда они двинулись дальше в путь, то нахмуривший брови и понуривший лицо М-Эфенди сказал идущему впереди Эмирхану:
– Мне кажется, твоя дочь захворала из-за переживаний. Думаю, она поправится, если ты поступишь, как я посоветовал тебе.
– Тебе то что, ты счастливчик! Посмотрел бы я на тебя, если бы она была твоя дочь. Только пусть она избавится от хвори, да поможет ей Аллах! Потом она его и во сне не увидит! – подумал про себя Эмирхан, а вслух сказал:
– Если Аллахом предопределена судьба, мы не в силах ничего сделать.
Подъем кончился и они увидели между двух гор на пе- ревале похожую на остроконечный стог сена стоящую гробницу святого отца Гаджи-Рамазана. Они подняли руки, помолились и тихим шагом двинулись навстречу. М-Эфенди читал наизусть Коран. Подойдя к могиле они еще раз помолились и уселись под березовым деревом отдыхать.
После отдыха они вошли в гробницу, сели на постеленный на пол ковер, положили Коран на колени и стали читать. Немного погодя подошли быки с санями. Юнус освободил быков от груза и повел их на родник, а женщины принялись разгружать сани. К гробнице приходили люди со всех сторон, которые недалеко работали в поле и подходила группа людей из деревни Кашан, откуда родом святой Гаджи-Рамазан. Увидев их, Гульзада расстелила у входа в гробницу ковер и сложила на него привезенную еду. Подошедшие люди собрались вокруг ковра, сели на колени и стали ждать, когда раздадут искупительную жертву. Закончив чтение молитв М-Эфенди и Эмирхан вышли из гробницы. Увидев скопление народа М-Эфенди довольно откашлялся, облизнул потрескавшиеся губы и погладив свою холеную бороду, произнес:
– Уважаемые земляки! Сегодня мы бросили все дела и пришли на эти святые места! Дело в том, что наша молоденькая, хрупкая, как цветочек невинная девочка заболела. Мы очень надеемся, что наша дочь поправится и ей поможет наш Создатель Аллах и его раб святой отец Гаджи- Рамазан. Я вас прошу, давайте все вместе помолимся за нее. Все подняли руки, и повернувшись к гробнице стали повторять за М-Эфенди:
– О, Аллах, прими наше приношение, да будет бедняге облегчение, и отступят все болезни. Мы просим тебя, святой отец Гаджи-Рамазан, помоги ей избавиться от страшного недуга!
М-Эфенди встал и попросил раздать всем приношение. Из середины собравшихся встал низкорослый, средних лет мужчина, одетый в белую засаленную шубу. Он был хромой и походил на юродивого. Ему была оказана такая честь, потому что он являлся из рода Гаджи-Рамазана и жил недалеко от гробницы в деревне Кашан. Он хорошо знал свое дело, так как часто исполнял этот ритуал. Сначала он раздал хлеб, затем мясо, халву, фрукты, яйца. Гульзада и Эмирхан отдали свою долю ему. Пожилые мужчины и женщины сели кругом возле ковра и опять стали читать Коран. Пери толкнула локтем Шагу, игравшую кистями ее платка, шепотом сказала:
– Я иду к женщинам на родник, а ты иди собирать букет из цветов. Пусть они подумают, что тебе стало лучше. Но это ненадолго.
– Хорошо, я поняла, – поправила платок Шага, встала и стала ходить по цветущей поляне.
Взяв с гробницы щепотку земли и бросив ее в керамический сосуд с водой, стоявшей сзади гробницы, Гульзада увидела Шагу, собирающую цветы. Она быстро подошла к ней, обняла и ласково спросила:
– Что ты делаешь, доченька?
– Хочу собрать красивый букет. Ты понюхай их запах, какой аромат! – Шага поднесла букет к лицу матери.
– Нет слов, букет получился прекрасный, – похвалила Гульзада, и они вместе пошли на родник, где собрались женщины. Пери спросила у Шаги:
– Ты когда-нибудь пила воду из этого источника, Шага?
– Нет!
– Тогда выпей несколько капель, вода холодная, как лед.
Гульзада подала Шаге кувшин, куда бросила землю, взятую с гробницы.
– Пей, дочка, я только заполнила его водой!
Отхлебнув глотка два, она поморщилась и вернула кувшин матери.
– Почему-то вкус земли.
– Эта вода, дочка, исцеляет болезни, – она принялась обрызгивать одежду дочери водой из кувшина и велела ей вымыть руки и лицо.
– Пери, а зачем мы сюда пришли? – с недоумением спросила она подругу.
– Твои родители сделали подношение святому отцу Гаджи-Рамазану, чтобы исполнилась твоя мечта.
– Да ты шутишь!
Стоявшая рядом нищенски одетая девушка услышала их разговор и захихикала. Ее тут же толкнула в бок старуха:
– Закрой пасть, бессовестная. Ты хочешь, чтобы твое лицо скривилось? Ты где находишься?
– Она тут же помолилась и опять продолжала:
– Дорогой, святой отец, вспомни нас! Ведь ты творишь чудеса, пусть увидят безбожники, кто тебе не верит, какое чудо ты свершил на наших глазах!
Она забыв о болях в суставах, быстро пошла к людям, читавшим Коран. Даже не заметив, что с ее головы соскользнул платок, она опустилась на колени и стала целовать гробницу при этом прося, как сумасшедшая:
– О, святой отец, помоги мне остаток жизни дожить бла- гополучно! Пусть Аллах даст мне легкой смерти! Пусть Аллах откроет предо мной ворота рая!
Когда все закончили молиться, Эмирхан подошел к дочери:
– Я счастлив видеть тебя здоровой. Не думай больше ни о чем. На следующую осень я выдам тебя замуж. Я дал слово Бубе перед М-Эфенди, что сыграем вашу свадьбу.
От этих слов на глаза Шаги навернулись слезы. Пери, слышавшая обещание Эмирхана, обняла ее:
– Я очень рада за тебя, Шага. Наша проделка прошла незамеченной и теперь все трудности позади.
– Спасибо тебе, Пери! Я люблю тебя, как сестру! Не знаю, чтобы я делала без тебя, хотя еще и не знаю, что ждет меня впереди, но сегодня я счастлива! Да поможет нам Аллах!
– А ты теперь не думай о плохой, ведь ты теперь невеста Бубы.
Они взявшись за руки весело пошли к женщинам. Эмирхан с женой возились около быков, которых Юнус запрягал в обратный путь. А М-Эфенди беседовал с мужчинами, его окружающими.

12  В ПУТИ

Рано утром Буба повесил через плечо приготовленную с вечера переметную суму. Шапери, выйдя за ворота и утирая ладонью слезы, прощалась с сыном. Хотя день только начинался, но воздух уже был довольно теплый. Буба долго шел по проселочной дороге. Проезжавшие мимо него телеги, возившие с поля пшеничные снопы, обдавали его клубами пыли. Сзади него ехал фургон и Буба остановившись, поднял руку. Фургон, проехав несколько метров вперед, остановился. Из фургона высунулся мужик. Его длинные седеющие усы свисали по краям рта, а большая голова с перевязанным левым глазом, крепко сидела на короткой шее.
– Садись, парень! Мне жалко твои старые чарихи.
Буба быстро забрался в фургон.
– Спасибо вам. Меня зовут Буба.
– Мое имя Мирим, я из Кураха. А ты чей сын?
– Я из Кири, а отец мой Алим был чабаном.
– Да ты сын Алима, который погиб от молнии? Он сосед Гидаята из рода Ментерар. Я его хорошо знал. Человек был добрейшей души. Я не забуду тот день, когда он дрался с медведем. Это было лет десять назад. Мы в горах пасли скот, и наши землянки стояли недалеко друг от друга. Я запомнил, тот день был очень пасмурным, ведь дело было ближе к зиме. Весь день в горах стоял туман и такой густой и плотный, что трудно было с пяти метров отличить человека от камня или дерева. Мирно щипавшие траву овцы вдруг стали бегать из стороны в сторону, будто их кто-то вспугнул. Я подумал, что подкрался волк и пошел в ту сторону. Вдруг передо мной неожиданно выросла фигура взрослого медведя, стоявшего вертикально на двух лапах. Видно, он учуял мой запах издалека и приготовился к прыжку. Я, конечно, испугался и словно окаменел, даже забыл вынуть кинжал. Я хотел убежать, но ноги не пускают и словно вросли в землю. А он смотрит на меня и ворчит, рычит, а сам приближается. У меня в руке была палка с тяжелым набалдашником и я ударил ей его по голове. Он зарычал и бросился на меня, схватил передними лапами и повалил на землю. Его когти, как иголки, врезались в мое тело, но в тот момент я не почувствовал боли. Но когда он навалился на меня и стал рвать мою одежду, слава Аллаху, она была из грубой ткани, видимо шоковое состояние мне дало силы и желание жить, я вытащил кое- как кинжал и со всей силой вонзил его медведю в живот. Он заорал, и на этот крик прибежали собаки и товарищи с ружьем. Медведь еще корчился и рвал меня, но я не выпускал кинжал и крутил им во все стороны. Видно это помогло, и силы стали покидать его, потому что кровь мощной струей текла на меня и на землю. Подошедшие товарищи стянули его с меня, и он стал издыхать. Я рассказал им, что произошло. У меня болела нога и они отнесли меня на стоянку, – рассказал нам тогда твой покойный отец.
Обычно при встрече с человеком, медведь мирно уходит своей дорогой и крайне редко нападает, поэтому мы удивились агрессивности этого медведя, ведь он первый набросился на человека. Мы притащили медведя на стоянку и сняли с него шкуру. И вот тогда увидели на его спине старую нагноившуюся рану. Она и была ответом на агрессивное поведение медведя. Видимо, в него стреляли охотники, но он раненый ушел от преследования. Рана его болела и не заживала, и он под прикрытием тумана решил утащить овцу, а тут на его пути встал человек. Медведь вспомнил, кто принес ему боль и был озлоблен. А отца спасла только его грубая одежда и то все его тело было в ранах и ссадинах от когтей зверя. Мы целую неделю лечили его травяными примочками. За его смелость и за шкуру медведя мой хозяин дал ему три овцы. А куда ты путь держишь?
– Я еду в Баку на заработки.
– Обычно, на заработки едут весной или глубокой осенью, а сейчас лето – сезон урожая, хлеба, сена.
– Да у нас ни земли, ни живности, вы же знаете, мой отец был чабан.
– Трудно жить бедняку на этом свете. И люди и животные должны работать за кусок хлеба. Моему коню живется даже лучше, чем мне. Он не знает переживаний и нужды, ведь я о нем забочусь, а вот обо мне некому заботиться, кроме как самому. Я тебя, сынок, довезу до железнодорожной станции, а там поеду до Дербента за грузом.
Солнце поднялось в зенит и к полудню они доехали до крепости Мумрач. Там в тени деревьев они решили остановиться, чтобы конь пощипал траву. Сами тоже решили перекусить. Когда Буба стал доставать свою сумку, то Мирим остановил его, сказав, что дорога длинная, и еда еще пригодится. Сам достал три лепешки, лук, большой кусок свежего сыра, овечий желудок, заполненный печенью и мясом, огурцы, поделив все поровну предложил Бубе.
– Бери, сынок, ешь, как следует мужчине.
– Дядя Мирим, мало того, что вы меня везете, да еще меня и кормите.
– Сынок, чем больше ты людей угостишь из своей сумки хлебом, тем больше воздаст Аллах!
Мирим сложил лепешку пополам, вовнутрь положил кусок желудка, сверху покрыл пучком зеленого лука и откусив дольку чеснока с аппетитом принялся работать крепкими челюстями. Буба с удивлением смотрел, как Мирим глотает пищу, словно дракон, не знающий сытости. Буба немного поел, а когда Мирим уничтожил все, что вынул из сумки, спросил его:
– А что же вы будете на ужин кушать, ведь вы съели всю еду?
Мирим с хрустом откусил огурец и принялся его жевать, сок стекал по краям рта. Он утер его ладонью и улыбаясь ответил:
– Ты поэтому так мало ел, боясь, что мне на ужин ничего не достанется? Ночью я буду ночевать у своего кунака. Сынок, пойми, сила мельницы – в воде, а крестьянина в хлебе. Если ты будешь плохо есть, то откуда возьмешь силы для работы? Ты видишь, дерево стоит? Так вот, чем сильнее и длиннее его корни, тем больше дерево потребляет воды, и тем ветвистее его крона и шире его ствол. А теперь нам пора в путь.
Еще до заката солнца они прибыли в Билиджи. Мирим остановил фургон на базарной площади, показал Бубе, где находится станция и попрощался с ним:
– Счастливого пути тебе, сынок! Не забудь сообщить,
когда у тебя свадьба, я хочу станцевать хотя бы один танец!

13  ПРИЯТНЫЙ СОН

Время близилось к полуночи, когда поезд, шедший со стороны Темирхан-Шуре, остановился на станции Билиджи. Вокзал был до отказа набит людьми. Они сидели на скамейках, на полу, везде, где было место. Когда раздался шум приближающегося поезда, вся масса людей пришла в движение. Люди повыскакивали со своих мест, кто-то торопливо взвалил на спину мешок, кто сумки, а кто и чемоданы, и толпа, словно жужжащий улей, направилась к поезду. Каждый старался влезть в вагон, и люди, толкаясь и пихаясь, ругались друг на друга. В этой сумятице свалили кондуктора, и никто не обращал внимание на его крики. Безбилетного Бубу впихнули в вагон, и он под натиском толпы оказался в углу вагона, плотно набитого людьми. Слабо освещавший вагон фонарь болтался на потолке с разбитым стеклом. Буба кое-как спустил на пол сумку, а сам съежившись присел. Люди, разговаривающие на разных языках, гудели, как на птичьем базаре. Хотя окна в вагоне были открыты, но из-за тесноты нечем было дышать. Многие люди не поместились в вагонах и остались висеть на лестнице, но поезд медленно тронулся в путь. Не успел поезд отъехать от станции, как сидящие в вагоне люди стали доставать еду. Сидевший рядом с Бубой мужчина с длинным, горбатым носом вытащил вареные яйца и круто соля их целиком толкал в рот и почти не жуя глотал. Буба тоже захотел есть. Он вынул из сумки керамическую миску с халвой, немного ковырнул ее, съел с хлебом, и обратно спрятал в сумку. Он так устал, да и поезд укачивал, что ему захотелось спать. Но тут невозможно было не только лечь, но и вытянуть ноги, и он уснул сидя.
«На обрыве реки росла яблоня, корни которой оголенные от проливных дождей свисали с обрыва, как веревки. Буба сидел под тенью яблони и удил рыбу. Видя нарушителя своего покоя ворона, сидящая на кусте и охраняющая свое гнездо, беспокойно кричала. Вдруг кто-то нежно закрыл глаза Бубе, подойдя сзади. Он коснулся своими руками нежных, хрупких и теплых рук, от прикосновения которых по его телу пробежала дрожь. Ему захотелось повернуться, чтобы увидеть, кому принадлежат такие мягкие руки, но тот, кто закрыл его глаза, не давал ему возможности повернуться. Он стал вертеться и тут Шага не выдержала и засмеялась. Ее смех был похож на звон колокольчика, и Буба сразу узнал его.
– Шага! Шага! Я узнал тебя!
Шага отпустила его глаза.
– Конечно, узнал, потому что я не выдержала и засмеялась.
Буба смотрел и любовался ею. Она стояла перед ним стройная, словно березка, с накинутой на голове белой прозрачной назнази.
– Ты разве не рад моему приходу, мой большой сильный тигр?
Буба ласково улыбнулся и обнял Шагу:
– Для меня большой праздник, когда я вижу тебя.
Он нежно коснулся губами вначале ее розовой щеки, затем носика и страстно поцеловал ее в губы. Она пыталась остановить его, и он медленно отпустил, но тут же легко поднял ее на руки, одной рукой держа ее ноги, а другой – обхватив ее талию, и еще раз поцеловал. Как ребенок, не желающий оставить грудь матери, так и Буба долго не отпускал губы Шаги. Ей стало нечем дышать и она стала бить его своими маленькими кулачками. Буба ослабил объятия и Шага возмущенно закричала:
– Ты что, сумасшедший? Ты хочешь, чтобы я задохнулась?
– Что ты, любимая, просто моя голова закружилась от твоих опьяняющих губ, – виновато сказал Буба и отпустил Шагу. Шага встряхнулась, обратилась в голубку и поднялась в небо. Она пролетела над головой Бубы несколько кругов и захлопав крыльями поманила за собой. Буба подошел к краю обрыва, поднял руки, и оттолкнувшись от обрыва, легко взлетел. В небе они приблизились друг к другу и полетели в сторону села. Долетев до дома Шаги, они опустились на крышу. Шага вновь приняла свой прежний вид, и они, взявшись за руки, на цыпочках спустились в сад и сели на любимую скамейку Шаги под вишневым деревом. Воздух в саду был прохладным, и Шага съежилась, подняв плечи. Буба снял бешмет, заботливо накинул на ее плечи и осторожно обнял. Согревшись, Шага коснулась своей нежной щекой еще не бритой, но покрытой мягким пушком, щеки Бубы. Но в это время его кто-то ударил в спину тяжелым предметом».
Буба открыл глаза и увидел перед собой кондуктора.
– Как можно так крепко спать? Я что должен каждого будить? Покажи свой билет!
– У меня нет билета, – виновато ответил Буба.
– Если нет билета, плати двойной штраф.
– У меня нет денег, а если бы были, то я купил бы билет.
– А в сумке у тебя что, почему такая толстая?
– Хлеб, вот смотрите, – Буба открыл сумку.
Кондуктор согнулся и стал копаться в сумке. Наткнувшись на миску с халвой он сказал:
– Ого! Нет ничего слаще лезги-халва! – он взял миску и пошел. Буба подошел ближе к окошку. Он увидел, как поезд несет его через пустыню. Он смотрел вдаль и не видел ни кустов, ни деревьев. Поезд приближался к станции Сумгаит. За ночь много людей вышло и в вагоне стало легче дышать, из окна проникал прохладный, легкий ветерок и Бубе было приятно ощущать его дуновение на своем лице. Вдали он увидел на холме стадо овец и представил: «Мать стоит и наблюдает за только вылупившимися цыплятами. В конце веранды на старой шкуре козла лежит кот, не обращающий внимание на овода, кружащего над его усами.
В это время Шага возвращалась с родника, чтобы идти в горы сгребать сено. Ее провожает взглядом древний старик Ашурбег, сидевший с раннего утра на своем постоянном месте, и облокотивший голову на клюку, держащую в ногах».
Здесь гудок паровоза оборвал его мысли, и любимые картины исчезли. Когда гудок умолк, то в конце вагона кондуктор, словно тамада. Руководящий шумной свадьбой, закричал охриплым голосом:
– Билежар? Мы подъезжаем к Баку! Приготовьтесь!
Люди засуетились, кто проверял веревки на мешках, кто упаковывал корзины, кто доставал сумки из-под скамейки, а кто уже продвигался неторопливо к выходу. Когда поезд стал подъезжать к станции, то люди, хватая вещи, двинулись к дверям вагона. Молодая женщина с двумя большими узлами, давящими ее плечи, застряла в проходе и попросила стоящего рядом Бубу:
– Дорогой брат, прошу, помоги мне вытащить вещи из вагона!
– Конечно, сестра! – Буба отдал женщине свою переметную сумку, а сам взял ее объемные узлы, вынес их из вагона и отнес на вокзал. Женщина поблагодарила его и торопливо вынула из кошелька двадцать копеек, пытаясь положить их в руку Бубы.
– Зачем вы меня обижаете, сестра! Я же помог от всего сердца, а не из-за денег, – обиженно сказал Буба и сел недалеко на скамейку. Он не знал у кого спросить, как доехать до Суреханы, где работали его земляки. Буба вынул из кармана бумагу, где был написан адрес земляков. В это время к скамейке подошли два моряка немного старше его. Они внимательно посмотрели на него, затем на его чарихи и старший из них спросил на лезгинском языке:
– Послушай, друг, ты может лезгин?
– Да! О, как мне повезло, что я вас встретил! Не могли бы вы мне объяснить, как доехать по этому адресу? – обрадовался Буба и отдал им бумажку.
– А зачем тебе туда ехать? – прочитав адрес спросил матрос.
– Мне надо устроиться на работу.
– Где ты хочешь работать?
– Мне все равно, лишь бы хорошо платили, – уверенно ответил Буба.
– Ну-ка поднимись, – скомандовал ему матрос, – и подними руки.
Они внимательно осмотрели фигуру Бубы со всех сторон, словно покупали коня на базаре. Видя его мощные, заросшие волосами руки, они дружелюбно рассмеялись и похлопали его по плечу.
– Ты настоящий богатырь! Честь и хвала родившей тебя матери! Если действительно хочешь заработать деньги, поедем с нами, но вначале давай познакомимся: меня зовут Гасан, а моего друга Николаем.
– А я Буба.
– В общем так, не считая еды, в месяц ты будешь получать не меньше десяти рублей и если согласен, то завтра начнешь работать.
– Я согласен, – ответил не задумываясь Буба.
– Тогда пошли с нами, мы отведем тебя на пароход, где мы работаем и живем.
Только сейчас Буба понял, что не понимает, где он будет работать.
– Гасан, я не знаю, что такое пароход и смогу ли я там работать? – смущенно спросил Буба.
– Ничего страшного в этой работе нет и ты быстро привыкнешь. А плавать ты умеешь?
– Нет, откуда? Где можно научиться в горах плавать?
– Ничего, это не трудно, я помогу тебе, и ты будешь плавать, как рыба в воде. Давай, пошли, ты не пожалеешь, что встретил нас.
Буба повесил на плечо суму и пошел за ними.

14  ВСТРЕЧА С МОРЯКАМИ

Сгущались сумерки и стало быстро темнеть. Длинные железные трубы, бревна, доски, инструмент, металлические бочки, деревянные ящики и другое оборудование для буровых установок – все было загружено в трюмы и пароход готовился к отплытию. Уставший Буба работал с утра без отдыха, весь мокрый и вонючий от пота, последний пошел в душ. В душе он долго скоблил свое тело грубой мочалкой, а когда он оделся, то машинное отделение работало уже на полную мощь.
Капитан с мостика ударил в колокол, о чем сообщил, что судно вышло в открытое море. Буба наблюдал, как судно отдаляется от Бакинского порта и смотрел, как оно скользит по морской глади, совсем забыв про еду. Он облокотился о перила и влюблено следил за поверхностью моря, напоминавшей ему небесные просторы. Не умея плавать, он даже не задумывался об опасности, которая таилась в морских глубинах. К нему подошел его знакомый кочегар Гасан:
– Буба, ты что тут делаешь?
– Любуюсь красотой моря.
– Ты что, на экскурсию пришел сюда? Если увидит капитан, то будет ругать меня, что я не загружаю тебя работой. Ты поел?
– Нет еще, я только помылся.
– Тогда иди быстро в столовую, ешь, а затем иди в кочегарку. Сегодня у нас будет много работы. На барже много груза и машинам придется работать на пределе, а нам надо постоянно наблюдать и контролировать топливо.
Буба быстро отправился в столовую. Судно двигалось медленно, избегая подводных рифов. На небе слабо мерцали звезды. Небо было обложено черными тучами. На судне каждый занимался своим делом. Гасан в кочегарке знакомил Бубу с котлом и принципом его работы. Они работали дружно с первого дня знакомства и Гасан легко передавал ему свой опыт. Он нравился Бубе. Рыжеволосый, худощавый, с добрым лицом и спокойным характером, он был немного старше Бубы.
Через несколько часов погода стала быстро меняться. Поверхность моря пришла в движение и на ней стали образовываться гребешки волн. Бросив молоток в ящик для инструментов, вспотевший в душной кочегарке, Гасан вышел на палубу и как опытная борзая, чует запах дичи, он глубоко вздохнул воздух и понял, что приближается ураган. В кочегарке стоял сильный шум от работы двигателей. В печи сверкали огненные языки, готовые пожрать все вокруг, но Гасан решил усилить еще огонь и открыл кран, по которому стекал мазут. Вытерев грязной рукой пот с лица, он спросил Бубу:
– Ты представляешь ураган в море?
– Я видел ураган в горах – это жуткая картина.
– А сегодня ты увидишь ураган и шторм в море. Каспийское море в сравнении с океаном представляет собой лужу, но когда на море шторм, то оно становится на дыбы, как необъезженный конь. Здесь под водой скрыты глубокие впадины, ущелья, огромные горы, поэтому когда море приходит в движение, то поднимаются громадные волны. Каждый раз, когда начинается шторм, мне кажется, что море – это семиглавый дракон, желающий проглотить наше судно, а наш капитан – это смелый бесстрашный богатырь, сражающийся с ним. Наш капитан опытный, он хорошо знает свое дело и от этого мне спокойно.
Капитан, стоявший на мостике, внимательно смотрел на небо. Оно было похоже на гигантский черный зонтик. Разреженный воздух предвещал грозу, но капитан надеялся, что она будет несильной. Он отдал команду машинисту, что- бы прибавить ход судну. Ветер начал усиливаться и мелкие гребешки волн стали подниматься все выше и выше. Мощные волны, ударяясь о бока судна, раскачивали его, как легкое корыто, а большие водяные столбы падали с шумом на палубу и рассыпались тысячами брызг вокруг. Буба порядком испугался, но мужественно держался на ногах. Ему казалось, что все вокруг вертится, словно мельничный жернов. Его желудок был пуст, но его постоянно тошнило и мутило, и сильно болела голова. Николай, увидев его бледное восковое лицо, заботливо успокаивал его:
– Не волнуйся, как море успокоится, тебе сразу станет легче. У тебя морская болезнь. Это у всех новичков бывает, но со временем ты привыкнешь и не будешь даже замечать ее.
– Я не чувствую своего тела, оно будто без костей, а внутренности готовы вылезти наружу, – сказал с трудом Буба и потеряв равновесие, упал как мешок на стоявшие рядом ящики. Николай молча взял его под мышки, помог ему встать и осторожно спустил в трюм, где положил его на топчан. Обессилевший Буба беспомощно мотался на топчане в ритме качки, словно бурдюк с вином.
Огрубевшее от ветра и солнца крупное лицо капитана было красным от напряжения. Хотя он спокойно направлял судно навстречу волнам, он не мог ослабить качку. Когда большое судно поднимается на волну, то задняя его часть уходит под воду в образовавшуюся между двух волн глубокую расщелину и кажется, что оно падает в глубокую яму. Весь экипаж в это время самоотверженно боролся каждый на своем месте, исполняя приказы капитана.
В это время из машинного отделения механик доложил капитану, что в машинное отделение попала вода и ее уровень быстро поднимается. Капитан приказал включить насос и приступить к откачке воды. Два матроса искали, где была течь, но не обнаружили пробоины, а выяснили, что вода поступает с палубы через люки и щели. Когда волна накрывала палубу, вода текла в трюм. Положение было угрожающим, потому что вода могла попасть в двигатели. Капитан, увидев, что насос не справляется, дал указание матросам черпать воду ведрами. Матросы работали как на пожаре. Они стояли цепью и быстро передавали друг другу ведра с водой. Помогал даже повар с огромным животом. Он давно с трудом завязывал шнурки на своих ботинках, а в эту трудную минуту даже забыл про свой живот. Остаток ночи все боролись со стихией, и только когда слабые лучи солнца озарили горизонт, раздался гром и хлынул ливень. Все облегченно вздохнули, потому что ураган стал затихать, а сильный ливень долго идти не будет. Бешеный ритм ливня стал стихать, и волны постепенно слабели. Всю ночь трудившиеся матросы, обессиленные и измученные были рады победе над ураганом. Они будто сбросили со своих плеч тяжелый груз. Вдали горизонт, касающийся морской поверхности, начал краснеть. Солнце, как громадный подсолнух, поднялось над горизонтом и возвестило о начале нового дня. Гасан спустился в трюм проведать Бубу, да и заняться своим делом. Буба открыл глаза и сел на топчан.
– Я думал, что умру.
Гасан рассмеялся.
– Если бы люди умирали от этого в море, то не осталось бы ни одного моряка. Ты прошел испытание и море приняло тебя. Знаешь, это из-за тебя поднялся этот ураган, потому что ты новичок.
– Я что, шаман, что мог вызвать ураган, – обиделся Буба.
– Ты не обижайся! Это морской царь Нептун решил проверить, сможешь ли ты стать «морским волком».
Гасан рассказал Бубе несколько сказок про Нептуна и добавил:
– Теперь ты являешься его подданным и не должен бояться ни волн, ни урагана.
Буба замотал головой:
– Вряд ли из меня выйдет хороший моряк. Я и не думал, что вам приходится работать в таких условиях. Вот вы всю ночь работали, а меня тошнило, как беременную женщину.
– А я то думал, что ты мужчина, а у тебя еще молоко на губах не обсохло!
– Я не трус, Гасан! Вот, если горный орел, привыкший летать над вершинами гор, попадет в лес, он долго не проживет, он погибнет. Я в море слабак, но если надо подняться на вершину Шалбуз-горы, я был бы впереди. Уж там бы моя голова не кружилась и меня бы не тошнило.
– Я согласен с тобой, но скоро привыкнешь.
– Но у меня нет времени привыкать – мне нужны деньги. А кто будет мне платить, если я буду валяться на тюфяке?
– Если тебе не нравится работа, то убедить тебя будет трудно, хотя ты мне понравился.
Гасан встал и пошел в кочегарку. Буба поднялся на па-
лубу. Вдали виднелся край земли. Он думал, что вода никогда не кончится и увидев землю, очень обрадовался. Он стал лучше себя чувствовать и силы возвращались к нему. Судно замедлило ход, боясь столкновения с подводными рифами. Уже был виден берег и пристань с встречающими на ней людьми. Капитан дал гудок о прибытии. С кормы сбросили толстый пеньковый канат и судно плотно причалило к пристани. Сбросив якорь, капитан дал команду к разгрузке судна. Рабочие приступили к работе. Они быстро переносили прибывший груз на пристань. Буба внимательно наблюдал за одним рабочим. Тот заметил его пристальный взгляд и спросил на лезгинском языке:
– Ты почему так смотришь на меня, сынок?
– Вы похожи на лезгина.
– Я и есть лезгин, ты верно, тоже лезгин? Я это понял по твоим чарихах. Такие носят в наших краях. Я из Даркуш, а зовут меня Расул, – и протянул Бубе руку.
– Я из Кири, мое имя Буба.
– Да мы же соседи! А ты чей будешь?
– Из рода Ментерар Алима.
– А ты что на судне работаешь?
– Да вот устроился, но работа мне не нравится.
– Это опасная работа, а плавать ты умеешь?
– Нет, еще не успел научиться.
– Как же ты можешь работать на море, не умея плавать? А если ты упадешь за борт, что с тобой будет?
– Д я уже об этом думал. А смогу я здесь найти работу?
– Конечно, здесь недавно стали добывать нефть. И мы работаем на известного миллионера Нобеля. Работы здесь много. Мой знакомый кузнец Куша говорил, что ему нужен сильный молодой помощник. Если тебя это устроит, я могу с ним поговорить, чтобы он тебя взял. Он тоже лезгин из Ахти.
– Если так, то я пойду скажу капитану, что я здесь остаюсь, – обрадовался Буба и пошел к капитану.

15  В ГОРЯЧЕМ ЦЕХЕ

Вечером Расул отвел Бубу в общежитие, чтобы познакомить с кузнецом Кушей. Коренастый, крепкого телосложения, среднего роста, Куша встретил их тепло, по дружески. Расул порекомендовал Бубу к нему в помощники, и Куша согласился взять его молотобойцем. Оглядев его фигуру, он серьезно сказал:
– Я сделаю из него хорошего кузнеца, внешние данные это позволяют.
Куша был мастером своего дела. Многие снимали пред ним шапки. Мастера буровых, мясники, повара заискивали пред ним, потому что часто к нему обращались. Он тут же показал Бубе место, где он будет жить. Это было помещение, где стояли десять двухъярусных нар. Стены, потолок и пол были из дерева и от этого оно казалось уютным. А когда он лег спать, то долго не мог уснуть, ему казалось, что он лежит на муравьиной куче, так как все его тело, покрытое мелкой сыпью, чесалось. Боясь разбудить спящих товарищей, он не мог от души почесаться, а когда он поворачивался с боку на бок, то старые нары жалобно скрипели, как несмазанная телега. Ему казалось, что его кто-то кусает, но в темноте он ничего не видел. Потеряв терпение, он дал волю своим рукам, и стал чесать все тело, но зуд только усиливался. Через некоторое время все тело покрылось волдырями, словно его кусал пчелиный рой. Всю ночь боровшийся с кровожадными клопами, он обрадовался лучам восходящего солнца. Он тихо встал, оделся и чтобы не будить спящих, вышел во двор. Сев под гранатовое дерево, он наблюдал за восходом солнца. Через некоторое время во двор вышел Куша и увидев Бубу удивился:
– Ты что не спишь, сынок?
Буба сказал, что всю ночь его кто-то кусал и показал руки, покрытые волдырями:
– У нас в горах я не встречал таких насекомых, а тут я не знаю, кто меня так кусал, – жаловался Буба.
 Куша засмеялся:
– Это клопы, сынок. Они в наших каменных домах не
живут, поэтому у нас их нет, а живут они в деревянных домах, где тепло. Когда вечером придешь, то ошпарь свои нары кипятком. Мы тоже от них очень страдаем, но уже привыкли к ним.
Пока они говорили, остальные тоже проснулись и стали готовиться к работе. Позавтракав в чайхане, они отправились в кузницу, которая находилась в кирпичном здании. Буба, увидев огромный горн, очень удивился его размерам. Топили здесь газом, и поэтому меха тянуть не нужно было. Это облегчало работу молотобойца. Ему надо было класть и вытаскивать из горна огромные, тяжелые железные болванки и бить их молотом там, где показывал мастер. Попробовав работать, он понял, что работа тяжелая и требует большой физической силы, но его организм был молодой, сильный, и он должен был с ней справиться. Буба удивлялся силе Куши. Он видел, с какой легкостью тот кладет в горн большие болванки и превращает их в инструменты для нефтяных скважин. Работая целый день перед оскаленными языками пламени, вырывающимися из горна, к вечеру с его рубашки можно было собирать соль, которой можно было посолить целый казан с шурпой. Его рубашка липла к телу, и с лица и спины пот катился градом. Чтобы заработать лишнюю копейку, чтобы прокормить девятерых детей, он обедал на ходу и продолжал работать. Он совершенно не жалел свое здоровье, отдавая все силы работе. Высокий, широкоплечий Буба казался сильнее Куши, но когда работал Куша, то Буба смотрелся молоденьким бычком рядом с сильным, старым буйволом.
В течении года Буба трудился с Кушей с утра до вечера. Жизнь его текла однообразно и только обещание, данное Эмирханом, да и мысли о Шаге, придавали ему силы. Время, данное ему Эмирханом, подходило к концу. Жил он на острове в море в окружении воды. Остров был маленький, его можно было обойти за два – три часа. До разработки нефтяного пласта крупным промышленником Нобелем, здесь никто не жил. Поверхность острова была песчаная, травяной покров скудный. Связь с большой землей осуществлялась через судно, которое приходило редко. Отработав последний день, Буба пошел в контору за расчетом. Несмотря на тяжелый труд, денег он получил мало и это очень расстроило его. Придя в общежитие он не раздеваясь лег на нары, думая, как ему достать остальные деньги. Видя его настроение, Куша поинтересовался:
– Что случилось, парень?
– Дядя Куша, все планы мои рушатся. Я ведь думал, что заработаю нужную сумму, но я ошибся. И теперь я не знаю, что мне делать. Наверное, мне придется ехать в Сурахани, там есть наши земляки. Может, они мне одолжат остальную сумму.
– Пусть поможет тебе Аллах, а на меня не обижайся, ведь на моих плечах девять человек, и все хотят есть.
– Что ты, дядя Куша, разве я могу отрывать кусок от такой семьи. Вы и так мне помогли своей добротой и заботой. Спасибо вам, я буду всегда помнить вас.
Куша попрощался с Бубой, обнял его, как родного сына, пожелал благополучия в жизни, и посадил его на пароход, который шел в Баку. Когда пароход отчалил от причала, Куша долга рукой махал Бубы.
Буба, не снимая с плеча переметную суму, смотрел на него, и тоже махал ему, пока не потерял его из виду в толпе провожающих людей... Пароход увеличил скорость, и Буба снял с плеча суму и сел на лавку. У него в голове вертелись мысли о том, как Куша плохо живет, даже ограничивает себя в питании. Особенно ему было тяжело работать летом при невыносимой жаре. Приходилось 10 -12 часов стоять перед горном, где горел газ, раздувая огонь как в аду, куда Куша складывал тяжелые болванки. Он за день выпивал не меньше ведра воды. Вся вода у него выходила из тела потом, несмотря на то, что он периодически выжимал нательную рубашку, а тело всегда было мокрое. Работая на такой работе, он получал гроши и не мог позволить себе иногда чаще покупать мясо. Он ограничивал себя даже в питании. Это он делал потому, что у него в селе жили жена и пятеро детей, которые кроме тощей коровы, 8 кур и небольшого клочка земли ничего не имели. Он задавал себе вопрос, почему богатые люди не знают сытости? Почему работающий человек от изнеможения живет хуже скотины? Он сравнивал чабана Гаджи с хозяином Куши. Гаджи каждый день пас овец на новом пастбище, чтобы овцы были тучными. А хозяин Куши платил ему так мало, что он не мог свести концы с концами. Буба не был грамотным человеком, но на каждом шагу встречая несправедливость, неравенство между людьми он сделал вывод, что нет разницы между человеческим обществом и животным миром, где сильный может подчинить, покорить, уничтожить слабого.
Он вспомнил слова, сказанные на стоянке чабанов в горах молодым человеком, который приезжал из г. Баку:
«Товарищи, сколько можно терпеть гнет угнетателей, эксплуататоров. Вскоре во всем Лезгизтане поднимется народ против ханов, беков и русских гарнизонов.
Сколько феодальная раздробленность и непрекращающиеся междоусобицы подрывали производительные силы Лезгистана, ослабляли сопротивление иноземным завое- вателям и усугубляя угрозу порабощения кавказских народов, считая отсталым государствам Востока.
Только в результате вторжения В 1795 г. в Закавказье полчищ кровавого деспота Ага-Мухаммед хана Каджира были истреблены и увезены в плен десятки тысяч мирных жителей, ограблены и разорены много городов и сел. Народ умирал сотнями от голода и бежал, кто только в состоянии был бежать, куда глаза глядели.
В конце 18 – начале 19 вв. Лезгинские и другие ханства Восточного Кавказа оказались перед угрозой опять попасть в кабалу Ирану и Турции. В этих условиях многие деятели Кавказа обращали свои взоры к России, просили ее покровительства и помощи в защите от притязаний Ирана и Турции.
Что из этого вышло? Вместо защиты и помощи русские больше стали угнетать нас, чем местные ханы и беки…
В жадности и бесчеловечности нет разницы между русскими князьями и лезгинскими ханами. Народ стонет от невыносимой жизни, поэтому наши рабочие коллективы, созданные в нефтяных промыслах, постоянно направляют в горные районы и села наших товарищей, чтобы разъяснить крестьянам, что надо делать, чтобы отстоять свою свободу и интересы. Мы готовим всеобщее крестьянское восстание. Вам нужно быть готовыми при сигнале о начале восстания, чтобы объединиться и выступить вместе с товарищами».
Вспомнив этот разговор, Буба принял решение, если это случится, то он первым примкнет к восставшим. Однако, в данное время его больше всего волновало, как сложится его жизнь с Шагой, если свадьба состоится. Он еще не был уверен, что Эмирхан выдаст дочь за него замуж. Он хорошо знал, что от него можно ожидать все ,что угодно. Эмирхан способен, в последний момент, отказаться от своих слов. Но Буба надеялся, что вопрос решится положительно. Он думал: «Если свадьба состоится, я опять пойду работать к Малла-Эфенди и буду просить, чтобы он за мой труд платил ягнятами. Через три, четыре года у меня будут свои овцы и я буду пасти своих овец, и буду сам себе хозяин. Ведь не сразу же Эмирхан стал богатым. За это время в доме появятся дети и у меня будут помощники»…
Время было вечернее, пароход приближался к причалу. Пассажиры проверяли свои узелки, чемоданы и готовились к высадке, на пристань. Прошло немного времени, и пароход причалил. Буба не торопился. Ему не хотелось ночью ехать в Сураханы. Он решил ночь провести на железнодорожном вокзале и утром поехать в Сураханы.




16  СЛУЧАЙ В ЧАЙХАНЕ

Время еще было раннее, но чайхана уже была заполнена разношерстными людьми. Мучавшая Бубу жажда в пути истомила его и, увидев чайхану, он обрадовался. Зайдя туда, он обвел взглядом сидящих, и в дальнем углу заметил за столом единственный свободный стул. Взяв чай и сахар, он подошел к этому столу и присел на стул. Ножки стула под ним затрещали, и он с грохотом упал на пол, а стул развалился в щепки. Сидящие в чайхане люди обернулись в его сторону и увидев эту картину хохотали. Взрыв смеха, сотрясавший чайхану, не смутил Бубу, он спокойно встал и стал собирать развалившийся стул.
В это время, сидящий за столом возле открытого окна, мужчина вытащил из-под своего стола стул и предложил Бубе присесть за их стол. Буба взял чайник, стакан и сахар и подошел к ним. Сидевшие за столом трое мужчин встали и улыбаясь по очереди, представились ему  на лезгинском языке :
–Зейнал.
–Жамал.
         – Камал.
– Мы из Мискиса, брат. Как только ты зашел в чайхану, видя твой богатырский вид и твои чарихи, поняли, что ты лезгин, – сказал Зейнал.
– А меня зовут Буба. Я из Кири. Вы очень похожи между собой, вы, наверное, братья?
– Это правда, ты наблюдательный парень.
Во время разговора внимание Бубы привлек Зейнал. Он решил, что это старший брат. На вид ему было около тридцати лет. Он был чуть располневший, с чересчур большим торчащим животом. Его оттопыренные, торчащие, как лопухи, уши выделялись на круглой голове. Взгляд острый, настораживающий, будто пронизывал Бубу насквозь. Большой шрам на правой щеке был свидетелем его драчливого характера. Рядом сидящий Камал был крепкого телосложения и обладал более приятной внешностью, чем старший брат. Жамал рядом с ним напоминал рябиновое дерево, выросшее под могучим дубом.
– Буба, знаешь, почему мы пригласили тебя к себе? – спросил Зейнал.
Буба помотал головой.
– Нам понравились твоя молодость и внушительный вид и мы хотим с тобой дружить. Что ты скажешь?
– Спасибо, Зейнал, однако, вряд ли я смогу стать вам другом, ведь я приехал сюда решить один важный для меня вопрос. И оставаться долго я здесь не буду, меня ждут дома.
– Видно интуиция меня не обманула. Я увидел в твоих глазах печаль, и если это не тайна, то скажи, какая забота тебя мучает. Если что будет в моих силах, я помогу тебе.
– Спасибо за доброе слово. Наверное, действительно я не смогу один все решить. У меня в селе живет невеста, а чтобы жениться, нужны деньги. Немного денег я уже заработал и вот приехал сюда, чтобы занять у земляков нужную сумму, а со временем отдать. Только я не знаю, в каком общежитии они живут. Может вы что-то знаете?
– Мы покажем тебе все общежития, где проживают лезгины, но я думаю, что не стоит занимать денег, если ты их можешь сам заработать за одну ночь.
Буба, слушая Зейнала, отставил стакан в сторону и серьезно спросил:
Зейнал, как можно за ночь заработать деньги? Что это за работа, где так легко можно заработать деньги?
– Ты не бойся, мы не убийцы и не грабители, а деньги зарабатываем своим трудом.
– Но я ведь должен знать, какую работу мне предлагают.
Зейнал наклонился к его уху и тихо стал говорить:
– Слушай внимательно. Мы охраняем у хозяина нефтяных промыслов склады, магазины. Те владельцы, которые не хотят доверить нам охрану своего имущества, много теряют. Мы грабим их имущество и продаем тем, кто нам доверяет. В конечном счете разоренные хозяева вынуждены обращаться к нам за помощью в охране имущества и платят нам за это деньги. В общем, воспитываем неподчинившихся. Арифметика очень простая.
Буба задумался и наконец сказал:
– Я понял, вы хотите, чтобы я воровал вместе с вами.
         – Воровать есть кому и без тебя, а ты будешь помогать таскать то, что мы тебе предложим.
– Я не знаю, правду вы говорите или просто проверяете меня?
– Ты что, Буба, не считаешь нас мужчинами? Я не привык бросать слов на ветер, я человек слова. Цену моих слов ты узнаешь, если примешь мое предложение работать с нами. И если согласен, то дай руку, – Зейнал протянул руку Бубе.
Буба неуверенно взял его руку.
– Все равно у меня нет другого выхода.
– Молодец! Теперь я вижу – ты настоящий лезгин. Ребята, стоит обмыть такой договор, – сказал Зейнал, положив руку на плечо Бубы.
– Чаем мы хорошо промыли кишки, но чтобы быть сильным, надо есть молодую баранину. Вставайте, ребята, поехали в ресторан, где вкусно готовят. Сегодня я угощаю за свой счет. Они встали из-за стола и пошли за Зейналом, который шел впереди, хромая на правую ногу.
В ресторане они заказали еду, а музыкантам свои любимые мелодии. Гуляли они весело до самых сумерек. Зейнал решил показать свою смелость младшему брату Камалу, приехавшему из Лезгистана. Он давно носил в голове план ограбить одного хозяина и теперь решил его осуществить. Когда они вышли на улицу, он махнул рукой стоявшему недалеко шарабанчи. Шарабанчи сразу подъехал и они все сели в шарабан. Ехали они недолго и подъехав к месту, Зейнал поблагодарил шарабанчи и положил в его руку деньги.
Они подошли к одиноко стоявшей хижине на окраине поселка, и Зейнал постучался. Из хижины хриплым, сонным голосом спросили:
– Кто там?
– Рагим, ты что сдох что ли, кретин? Ты что не знаешь, кто я? Быстро открой, – повелительно сказал Зейнал.
Рагим, открывая дверь, бормотал:
– Это вы, господин Зейнал? Я же не вижу через дверь, кто стучит.
– Давай, лентяй, быстро поднимай работников, есть срочное дело!
Рагим положил два пальца в рот и громко свистнул. Услышав пронзительный свист, на глиняном полу, застеленном лоскутками старого брезента, на выцветших телогрейках, не снимая одежды. спали, где попало товарищи Рагима. Они, услышав сигнал, словно овцы в загоне не зная, что случилось, начали подниматься. Еще не успевшие прийти в себя, они стояли на ногах и Рагим доложил Зейналу:
– Мы готовы, господин Зейнал!
– Браво, Рагим! Ты хорошо воспитал своих жуликов.
         – Мы рады, господин, что вы довольны нами!
Открыв большой рот с кривыми, гнилыми зубами, он еще что-то хотел сказать, но Зейнал остановил его и приказал:
         – Быстро возьмите мешки и идите вперед!
Грабители, хватая каждый свой мешок, выскочили из
хижины и пошли на дело. В черном небе ярко горели звезды, и от этого безлунная ночь была не очень темной. Они, как волчья стая с горящими глазами от предстоящей охоты, быстро дошли до старой, давно не использовавшейся скважины. Впереди шедший Зейнал, остановился. Отсюда при слабом свете фонаря, висевшем на столбе, можно было наблюдать за охранником склада. Он убедился, что охранник, сидевший на скамье возле дверей склада, дремал, подозвал Бубу:
– Тебе надо связать его и надеть на голову мешок. Действовать надо быстро и бесшумно. тебе надо обойти склад и сзади подняться на крышу и сверху внезапно спрыгнуть на него и быстро действовать. Когда ты закончишь свое дело, мы подойдем к тебе. Если ты выполнишь это задание четко, без шума – значит я в тебе не ошибся. Мы берем богатого человека, у него денег достаточно. Так что ты не переживай.
– Легко сказать, действуй! Я в своей жизни никогда ничего не воровал, хотя бывали дни, когда я был голоден. Если соседская курица несла яйцо в нашем дворе, то я отдавал его соседям.
– Буба, если ты будешь так рассуждать, то твой карман будет вечно пуст. Тебе нужны деньги, чтобы сыграть свадьбу, так заработай их.
Буба подумал и решил, что Зейнал прав.
«Действительно, разве Эмирхан был бы богат, если бы не обирал людей? А если бы он сам был богат, то он не отказал бы мне в женитьбе, а потому этих богачей надо проучить. Пусть Аллах мне это простит».
Он мысленно помолился, молча взял мешок и пошел. Он тихо подкрался к складу, осторожно поднялся на крышу к тому месту, где сидел охранник. Притаившись, он убедился, что охранник дремлет, и молниеносно прыгнул ему на спину, зажал его рот руками, не давая возможности крикнуть, связал его и надел на голову мешок. В это время подошла шайка Рагима, они мгновенно сбили замок с двери, и как саранча, кинулись в склад. Они хватали все, что попадалось под руки и толкали в свои мешки. Буба, как под гипнозом, тоже присоединился к ним. Они несколько раз возвращались в этот склад и таскали все подряд: веревки, гвозди, молотки, ремни и разный другой инструмент. Все ворованное они складировали в складе Зейнала. Реализовывал их Жамал. Зейнал не пачкал свои руки, он только разрабатывал план, находил объект нападения и указывал, как надо все делать. Он считал себя хозяином, имеющим средний доход. В городе он владел большим продовольственным магазином. Продукты он отпускал и в долг рабочим, якобы помогая в трудную минуту, однако за кредит он сдирал с них три шкуры.
Работая у одних хозяев, он разорял других. Те, кто не сдавал ему свои склады под охрану, он грабил, тем самым вынуждал их обращаться к нему за помощью. После реализации ворованных вещей, незначительную часть суммы он отдавал Рагиму и его шайке. Люди, подвергавшиеся опасности, таскавшие тяжелые мешки на своем горбу, получали копейки. Они ненавидели жадность Зейнала, но боялись его и не хотели лишиться последней копейки. Не так то легко было найти работу. А Зейнал, как пиявка сосет кровь, так и он лишал их денег. Он знал, что нужен им, так как ни на что другое они не были способны. И поэтому выжимал из них последние соки, а они словно стадо баранов, боявшихся потерять своего петуха, покорно подчинялись ему. Буба тоже молчал и работал больше всех. Он не хотел с ним спорить, так как каждый день ждал, что Зейнал отдаст ему деньги и разрешит уехать. Но тот словно избегал его, когда Буба хотел поговорить с ним. День ото дня Буба освобождал себя от угрызений совести. Теперь он философствовал: «День и ночь работавшие на нефтяных установках люди получали от хозяина гроши, которых едва хватало на еду. В это время хозяин получал огромные прибыли и наслаждался жизнью. Поэтому воровать их имущество – не грех».
Однако Буба не думал, что получая деньги от продажи краденого, Зейнал становился таким же богачом. Хотя Зейнал был его хозяином, он не заискивал перед ним и не считал себя ниже его. Он дружно жил с людьми Рагима и не зависел ни от кого. В группу Рагима входили ребята разных национальностей: один лезгин, два армянина, три азербайджанца и русский. Ребята уважали Бубу и хотели, чтобы он был их предводителем. В свободное время от Зейнала они промышляли по одному, кто чем может. Все, что они таскали, реализовывал Жамал. И Зейнал всегда старался обмануть их. Даже на совершенно новые вещи, он начинал ворчать, что их никто не купит и они никому не нужны. Видя жульничество Зейнала, Буба понял, что нужных денег он скоро не заработает, а если он окажется в трудном положении, то Зейнал вряд ли поможет. Он подсчитал стоимость принесенных Зейналу вещей и когда тот расплатился с ним, то сумма намного была меньше. Тогда Буба решил сказать Зейналу:
– Зейнал, прости меня, но я больше не могу тебе помогать. Время идет и мне надо ехать в село. Ты мне обещал, что за одну ночь дашь нужную сумму денег, но я здесь уже много ночей работаю. Я прошу тебя рассчитаться со мной.
Зейнал ошалел от слов Бубы. Он хвалился в ту ночь перед Бубой затем, чтобы привлечь его в свою шайку, а не затем, чтобы дать ему кучу денег. Он думал, что Буба не захочет так быстро уезжать. Но видя смелость, настырность и решительность Бубы, он понял, что запрячь его в ярмо с мелкими воришками трудно. Он отсчитал ему мизерную часть от заработанных денег и протянул Бубе. Буба, видя эти гроши, чуть не взорвался, но собрав свою волю, взял деньги и спросил:
– Это все, что мне причитается?
– Вон отсюда, босяк! Какой умный! Вместо благодарности он еще высказывает недовольство, пока я не отнял у тебя, что дал и ты не получил пинка в зад, сгинь с моих глаз! – сверкая глазами кричал Зейнал.
– Смотри, Зейнал, ты задел мою честь, хотя ты не знаешь, что такое честь. Я работал больше всех и надеялся, что ты сдержишь свое слово. Но вместо этого ты обманул меня и еще обидел. Смотри, как бы тебе не пришлось ответить за свой поступок. Я это унижение стерплю, а ты забери свои деньги, пусть ты будешь богаче, а я останусь бедняком. Но скоро я тебе покажу босяк я или Кири Буба, – гневно сказал Буба, бросил деньги в лицо Зейнала и ушел.
Вернувшись от Зейнала, Буба рассказал товарищам, как
Зейнал обманул его, даже унижал, оскорблял и он обратился к ним за советом, как ему поступить. Тут один за другим стали давать ему советы.
– Если этот хромой скряга оскорбил бы меня так, я его заколол бы, как ядовитую змею. Это не человек. Он не знает придел жадности. Этот ненасытный хищник, с нас снимает три шкуры. Вы думаете, если нас посадят, за наши черные дела, он пожалеет нас и принесет нам передачу? Черта с два. Он за наш счет богатеет, а мы в этом клоповнике кормим клопов, и тараканов. Буба, ты должен не только за себя, но и за нас тоже отомстить, чтобы его братьям и другим живодерам не было повадно.
– Хватить Рагим, дай нам тоже сказать, – оборвал Салиян Рагима.
– Его можно легко убрать. Вонзить в спину, под лопатку кинжал и делу конец, – заявил Салиян.
– С ним надо рассчитаться так, как будто он пропал без вести, – предложил Виктор.
Бубе совет товарищей не понравился. Это можно было заметить по выражению его лица.
– Ребята, может быть вы правы, но я не хочу долго возиться с ним. Вы думаете, что я от этого убийства получу большое удовольствие? Вы ошибаетесь. Наша религия не одобряет убийство человека.
– Ну, ты сказал, Буба. Люди с появлением на свет занимаются этим делом.
– Я знаю, Виктор. Ты хочешь сказать, что люди постоянно воюют между собой. Тут ты прав. Убийство убийству рознь. 0дно дело, когда человек нападает на тебя чтобы убить тебя. В данном случае осуждать нельзя. Вот, например, враг нападает на твою родину, захватывает ее, разрушает твой дом, убивает тебя. В этом случае за убийство никто тебя не будет осуждать. Наоборот, на том свете ты попадешь в рай.
– Тогда терпи и прощай его наглость, пусть продолжает свои грязные дела... А может, ты боишься его?
Буба крикнул:
– Прекрати, Виктор, не выводи меня из терпения. Я могу обидеть тебя.
– Буба, не кипятись. Мы тебя уважаем и любим. Нам обидно за тебя. Тогда разреши нам, мы с ним быстро рассчитаемся.
– Может быть, вы меня считаете трусом?
– Мы не считаем тебя трусом и ты это хорошо знаешь.
Но ты из-за религиозных убеждений хочешь прощать Зейналу. Моя покойная бабушка была набожным человеком. Однажды, я слышал, как она осуждала со своей подружкой нашего соседа, каким он был кровопийцем: «Мария, ты не знаешь, какой он жестокий, жадный человек. Работников, которые работают с утра до ночи на него, кормит похлебкой. Богатый должен делиться с бедными».
 А Зейнал, как с нами делится, мы знаем. Ты напрасно жалеешь его. Он заслуживает только смерть. Как он пьет нашу кровь? Если он когда- нибудь оскорбит меня, я глазом не моргну, убью его, как собаку, – с возмущением произнес, Виктор.
– Ну, хватит, лучше я не говорил бы вам, что мне делать, – изрек Буба...
Несколько дней Буба не мог успокоиться от обиды Зейнала. Он даже забыл, что ему надо возвращаться в село – так глубоко задел его самолюбие Зейнал. Ему надо было отомстить за себя. Он нашел кусок металлического прута, положил его в рукав бешмета и искал встречи с Зейналом. Несколько дней он выслеживал его. И вот однажды Зейнал провожал своего младшего брата на Бакинском вокзале. После посадки брата в поезд, когда Зейнал спускался по лестнице вокзала на улицу, Буба шел следом за ним. Он осторожно вынул кусок прута из рукава и позвал Зейнала. Когда Зейнал обернулся, он посмотрел ему в глаза и со всей силы ударил по голове металлическим прутом. Толстый Зейнал, как бочка, скатился по лестнице вниз и не успев сказать ни слова, отдал душу Аллаху.
Спускающийся по лестнице народ, видя как летит куба- рем человек вниз, с криками, толкая друг друга, разбежались в разные стороны от лежащего Зейнала.
Буба, толкая и распихивая идущий впереди народ, вы- бежал на улицу и перебегая от одного дома к другому, бежал не глядя себе под ноги. Он убежал вовремя, потому что в суете его никто не заметил. Стало темнеть и хотя его никто не преследовал, он понимал, что городовые его уже разыскивают. Он старался удалиться от места происшествия, но злость кипела в нем, и он решил ночью покончить и с Жамалом. Он, словно матерый волк, отведавший вкус горячей крови, горел желанием пролить еще кровь. Хотя Жамал не обидел его, как Зейнал, но его возмущало их стремление к богатству, добытому любым путем. Его ноги сами несли к дому Жамала. Сумерки окутали все вокруг, и улицы были пусты. Он осторожно подошел к добротному одноэтажному дому, стоящему посередине сада, огражденного белокаменной оградой. Он спрятался в укрытии, что- бы наблюдать, когда в доме потухнет свет. Когда свет по- тух и дом погрузился во мрак ночи, он перепрыгнул через ограду, и крадучась, добрался до террасы. На террасе, не зная о смерти брата, на кровати под виноградными лозами, храпя безмятежно, спал Жамал. Буба, поднявшись на террасу взял за край одеяла и резко сбросил его в сторону. Он размахнулся и ударил кулаком в жирный живот Жамала. Жамал закричал от боли и страха и попытался встать с кровати, но Буба ударом в челюсть вновь повалил его на кровать. Ничего не видящий в темноте Жамал ошалел от боли и дрожа спросил:
– Ты кто? Что тебе надо?
– Я ангел смерти, ничтожество, желающий взять твою поганую душу, – схватил Буба Жамала за горло и подняв голову, ударил куском прута по его бритой голове.
Жамал сразу обмяк и свалился в кровать с вытаращенными глазами. Буба посмотрел на него и прошептал:
– Человеку с телом, как гора, нежелательно иметь врага величиной с муравья. Эта поговорка наших предков и тебе надо было ее знать.

17  В СЛЕДСТВЕННОМ ИЗОЛЯТОРЕ

Буба осторожно выбрался из сада и когда отдалился от дома Жамала, то выбросил кусок прута в канаву с водой. Затем он торопливо пошел в хижину, где жил с ребятами. Но в дороге, вдруг внезапно появился конный патруль и увидев городовых, его нервы не выдержали. и он бросился от них удирать. Патруль, видя убегающего человека, бросился в погоню за ним и поймав его, отвели в полицейский участок. Дежурный в участке внимательно осмотрел внешность Бубы и сравнил с описанием внешности разыскиваемого преступника, довольно улыбнулся. Во всех полицейских участках лежало описание внешности преступника, убившего человека на вокзале.
– Ага, дружок, попался в капкан?, – дежурный взял Бубу за плечо и подвел к светильнику. Он опять внимательно осмотрел его со всех сторон. Буба спокойно стоял, не догадываясь, что его одежда забрызгана кровью от удара по голове Жамала. Дежурный заметил это и молча повел.
– Вы знаете, что за птичку вы привели? – спросил он городовых.
– Нет, – ответили те.
– Вы проявили бдительность и сделали большое дело. Это тот убийца, который среди бела дня на вокзале убил человека. Молодцы!
Дежурный доложил в управление, что поймали опасного преступника. В Баку у Бубы никого не было, кто мог бы помочь ему. Его ребята узнали об аресте только через три дня. Узнав, что это Буба убил Зейнала, они еще больше зауважали его, и его авторитет вырос. Все эти ребята стали ворами от безысходности своего положения. Когда началось освоение нефтяных месторождений, сюда стали стекаться люди в поисках работы, но не у всех была возможность устроиться. Люди ходили в поисках любой работы, чтобы хоть немного заработать. Не всех принимали на работу и этих людей собирали такие люди, как Зейнал и использовали в своих целях. Он обещал им деньги, а сам унижал их и постоянно обманывал. Поэтому лезгины, узнав, что Буба избавил их от ненавистного Зейнала, решили освободить его из тюрьмы любыми путями, они приходили к нему на свидание, приносили продукты и обещали найти какой-нибудь выход. Забота о Бубе сплотила этих людей разных национальностей и они поклялись освободить его.
Приехавший в Лезгистан Камал получил телеграмму о
смерти своих братьев, тут же вернулся в Баку, он стал искать человека, способного убить Бубу, чтобы отомстить за смерть братьев. Эта мысль сводила его с ума, он готов был все продать, лишь бы исполнить задуманное. Узнав о намерении Камала, группа Рагима пошла к Бубе в тюрьму. Однажды утром, надзиратель открыл камеру и вызвал Бубу, валявшегося на деревянных нарах. В комнате свиданий его ждали Рагим и Жора. Буба, увидев их, очень обрадовался, что они не забывают о нем. Рагим тихо его предупредил:
– Буба, будь внимателен, Камал нанял человека, чтобы убить тебя. Скоро он будет сидеть в твоей камере. Оружие мы не можем тебе передать, но мы принесли тебе мешочек мелких монет. Если этот человек окажется сильнее тебя, то используй их как оружие.
Слушая его, Буба был спокоен и глядя ему в глаза, с удивлением спросил:
– Вы что, думаете, что это я убил? Рагим, с чего ты взял? Почему вы все так думаете? Он мне не мешал, я с ним не ругался, вы же это знаете. У него было везде много врагов, которые желали его смерти.
– Ладно, я понял. Я не говорю, что ты убил Зейнала, нам нет до него дела, но мы болеем за тебя, а ты нам нужен. Камал тебя подозревает и у него есть деньги, чтобы отомстить тебе. А мы хотим тебе помочь, чтобы тебя не оставили здесь надолго.
– Если так, то я очень доволен вами. Я не боюсь Камала и пусть он думает, что хочет, только не пойму, как наемник может проникнуть в тюрьму?
– Брат, у кого есть деньги, тому сделать это нетрудно. Он даст начальнику тюрьмы взятку, и тот даст указание пустить его к тебе в камеру. В общем, мы сказали тебе, что знаем, а ты сам решай, что тебе делать.
Буба задумался, но тут раздался голос надзирателя:
– Алимой Буба, твое время закончилось! Встаньте и уходите!
Буба обнял товарищей. Надзиратель стал смотреть вещи, принесенные ему. Вытащив продукты, он наткнулся на брезентовый мешочек с монетами:
– Что это за деньги? Вы что, на вокзале милостыню просили?
– Господин начальник, мы их собирали у рабочих, чтобы наш друг купил себе что-нибудь необходимое, – ответил бойко Жора.
Надзиратель брезгливо бросил мешочек, вынул носовой платок и вытер руки. Затем он отвел Бубу в камеру. Буба положил продукты в тумбочку, кишащую тараканами, а ме- шочек с монетами – под телогрейку, служащую ему подушкой, лег и думал:
– Что же это за тюрьма, в которую за взятку можно про- никнуть и убить человека? Теперь я поверю, что и царя за деньги можно подкупить. Интересно, как он хочет убить меня и каким оружием? А как я его узнаю среди этих бандитов?
Теперь он с подозрением осматривал нары, пытаясь уга- дать своего врага. Лежащий рядом с его нарами парень, видя его подавленность, спросил:
– Эй, Буба, ты что загрустил? Вроде раньше мы не замечали в тебе такую печаль, может твои товарищи сообщили тебе неприятности? Если ты здесь будешь так переживать, то скоро протянешь ноги. Поделись своим горем и тебе станет легче.
– У меня все в порядке, это просто минутная слабость, – соврал Буба, он не стал ничего больше говорить, отвернулся к стене и закрыл глаза.
На следующий день в камеру привели еще двух человек. Это были пожилые люди и Буба не смог в них увидеть своих врагов. Однако он старался быть всегда начеку, через несколько дней после завтрака в камеру привели молодого жирного толстяка. Ростом он был не выше Бубы, но выглядел крупнее. На круглом, разжиревшем лице торчали длинные рыжие усы. Густые брови скрывали злые узкие глаза. Голова была гладко выбрита и блестела от жира, весь вид был его обрюзгший и неприятный. Он смело вошел в камеру, бросил безрукавку на свои нары и покачиваясь, прошел по камере, будто демонстрировал свое мощное тело, он остановился посередине и громко спросил:
– Как живете, воры?
– Хуже бродячей собаки, – пробормотал одноглазый старый зек, с интересом наблюдавший за ним.
– Ничего, отец, судьба наша такая. Надо терпеть, и бог не оставит нас. Есть собаки, которые на ковре едят еду из блюдца хозяина, а есть собаки, которые на свалке ищут себе кость, каждому свое, – сказал он назидательным тоном и сел на свои нары.
Когда он уселся на нары, то словно артист снял свою рубашку и выставил напоказ свое тело, изрисованное татуировками. Любопытные собрались возле него и с интересом рассматривали его тело. На спине была нарисована церковь, на руках – русалки, а на плечах – головы львов, на животе – играющие в карты бутылки с водкой. Они наперебой интересовались у него:
– Вы откуда?
– За что вас взяли?
– Какой срок у вас?
Он помолчал и, вдохнув воздух, стал рассказывать:
– Фамилия моя Гаврилов, а зовут Эдик. Я потомственный бакинец. Мои прадеды еще с петровских времен жили в Баку. Попал сюда по мелочи, а вообще я специалист по крупным делам. Я люблю золото, а потому чищу ювелирные магазины, а потом наслаждаюсь на курортах. Вот мое занятие.
Как он вошел в камеру, Буба все время наблюдал за ним. Слушая его рассказ, он думал: «Это тот палач, который хочет убить меня. Посмотрим, собачий сын. Не будь я Кири Буба, если не попорчу твою разрисованную шкуру».
Собравшиеся стали знакомиться с Гавриловым, и Буба тоже протянул ему руку, чтобы не вызвать его подозрений. Когда он услышал имя Буба, то увидел в его глазах злые искры, его лицо даже скривилось. Буба крепко сжал его мягкую, пухлую руку. С этого мгновения Буба ни на минуту не отвлекался, а следил за Эдиком. Хотя их нары не были рядом, он не спал всю ночь и слышал, как тот ворочался. Каждую ночь следователь вызывал Бубу на допрос и нарушал его спокойствие, но днем он мог спокойно отдыхать, так как днем вокруг были люди, он его не боялся. Ночью, чтобы не уснуть, он думал о Шаге, что и как ему делать с навалившимся на него несчастьем. Он даже не догадывался, что в это время происходило в селе.
В назначенный срок он не появился в селе и Шагу вы- дали замуж за парня из соседнего села, неожиданно ее муж погибает, и она, не прожив с ним и месяца, возвратилась в родной дом. А ему Шага казалась цветущей розой на колючем кусту, к которой ни разу не коснулась пчела, чтобы собрать с нее нектар. Шага была благоухающим цветком, а Эмирхан – колючим кустом.
Когда он думал об этом, Гаврилов подошел к соседу Бубы по нарам и попросил его поменяться местами:
– Давай, отец, поменяемся местами, мне это место нравится, а я в придачу пачку махорки дам.
Он сунул в руку мужчины махорку и сел на его нары. Мужчина покорно взял свои вещи и пошел на его нары.
Гаврилов растянулся на голых нарах, и теперь расстояние между ними было с полметра. В эту ночь Буба совсем не спал, он ждал внезапного нападения врага. Гаврилов, наблюдая за Бубой, который не спал, доходил до бешенства. Он думал, что Буба разгадал его замысел: «Видимо, человек, убивший двух здоровых лезгинов, словно цыплят, очень сильный и грозный». От этих мыслей по его телу пробежала мелкая дрожь. «Каких только преступлений я не совершал за свою жизнь, но ни разу не лишал жизни человека. Из-за денег я решился убить этого силача, которого я совершенно не знаю. А вдруг он сильнее меня и я не смогу голыми руками победить его? Хотел ночью задушить его, но он не спит всю ночь и следит за мной. Что же мне делать?»
Он решил прощупать способности Бубы. Утром, когда он спускался с нар, он специально сильно задел Бубу. От неожиданного толчка тяжелого тела Гаврилова Буба свалился на нары. Он молча встал и наотмашь ударил Гаврилова по шее. Тот потерял равновесие, зашатался, но не упал. Они мгновенно, словно пыль, поднявшаяся с дороги, вцепились друг в друга. Никто не разнимал их и все молча с интересом следили за схваткой, кто победит. Их столкновение было похоже на схватку молодых буйволов, отстаивающих первенство в стаде.
Буба ударом разбил нос Гаврилову и из него струйками
потекла кровь, которая вымазала его лицо, голое тело, но от злости он не обращал на это внимание. Силы их были равны и никто не уступал друг другу. Каждый пытался свалить соперника с ног, но никому это не удавалось. Наконец, Буба решил применить свой любимый прием. Собрав обе руки в единый кулак, он нанес резкий удар в грудь. Гаврилов потерял равновесие и Буба, схватив его правую руку, бросил через себя, как старый тюфяк. Гаврилов оказался на полу между нарами. Буба наклонился над ним и несколько раз ударил его головой о пол, Гаврилов растянулся, а Буба встал и пошел на свои нары.
Один парень подошел к Гаврилову, потер его щеки, но тот лежал без движения. Тогда он плеснул на его лицо холодной воды из кружки. Гаврилов открыл глаза, молча медленно встал и залез на свои нары. Зеваки разошлись по своим местам. Немного погодя, Гаврилов подошел к дверям камеры и стал стучать кулаками в дверь. Надзиратель спросил, что случилось, но Гаврилов продолжал колотить. Когда надзиратель открыл дверь, Гаврилов вылетел в коридор, чуть не сбив с ног надзирателя. В камере все смотрели с недоумением, а Буба спокойно произнес:
– Ишачий сын, убежал, как ишак.
Все поняли, что между ними была какая-то тайна.
Люди Рагима не сидели сложа руки. Они искали пути освобождения Бубы. Они понимали, что нужны большие деньги, чтобы вытащить его из тюрьмы. Поэтому они со- вершали набеги на магазины, грабили и воровали, чтобы собрать денег. Они разъезжались по общежитиям и занимали у знакомых ребят деньги. Когда они все сложили, то получилась приличная сумма, чтобы подкупить прокурора и следователя. Рагим нашел нужных людей, которые могли вручить взятку.
Бубу допрашивали в течение двух месяцев. Следователь не мог добиться признания его вины. У следователя не было прямых улик, а сам он все отрицал. В камере Буба сжег одежду, на которой была кровь Жамала, в ту ночь, когда его посадили. Когда дежурный подбежал на дым из камеры, то было уже поздно, от тряпок ничего не осталось. Когда его спросили, зачем он сжег одежду, он ответил, что его мучили вши и он от них избавился. Так он избавился от прямого доказательства своей вины, поэтому трудно было его судить.
Когда следователю дали взятку, он взял ее без зазрения совести, так как виновность Бубы не была установлена.
После побега Гаврилова из камеры, через неделю, рано утром надзиратель разбудил Бубу:
– Вставай, лезгин! Бери свои вещи и выходи.
Буба удивленный сел на нары и подумал: «Интересно, куда они хотят меня отправить? Может по этапу отправляют? А как можно без суда отправлять? А если нет, то почему с вещами?»
Он попрощался с сокамерниками, взял переметную суму и вышел с надзирателем во двор тюрьмы. Тот довел его до наружных ворот, открыл дверь и протянул ему лист бумаги:
– Лезгин, сынок, вот тебе справка и ты свободен. Аллах тебя пожалел и благодари своих друзей, они вытащили тебя из этой дыры. Если бы не они, ты бы сгнил здесь, я знаю. Молись Аллаху и избегай таких неприятностей. А теперь иди, тебя ждут друзья.
Буба растерялся, он не успел даже обрадоваться, его сердце забилось сильнее и попрощавшись, он вышел за ворота.
Узнав у Рагима, каким путем они освободили его, он не захотел оставаться у них в долгу. Надо было возвращать долг, но денег у него не было, и поэтому он присоединился к банде Рагима.
Немного отдохнув, он каждый вечер ездил с ними в Баку и забыв об осторожности, о страхе, о доме, занимался во- ровством, грабежом, хищением детей у богатых, чтобы по- лучить выкуп. Жители города от их набегов потеряли покой. Ребята выбрали его предводителем и слушались его беспрекословно. Его имя стало известно в бандитских кругах, оно стало обрастать слухами и небылицами. Хозяева нефтяных промыслов стали усиливать охрану складов, магазинов и кассиров, которые возили деньги из банка для рабочих. Когда до торговцев доходили слухи, что банда Бубы в городе, они закрывали свои магазины, и богатые жители не выходили из дома вечером. Однажды Буба, используя свои каналы, узнал, что кассир одного крупного промышленника поехал в банк за деньгами для рабочих промысла Нобеля. Он нанял шарабан и отправился к месту, где должен был проезжать кассир. Буба вывернул тулуп наизнанку и надев его, затаился с ребятами возле дороги. Когда приблизился шарабан с кассиром и охраной, он выскочил на дорогу перед лошадьми. Лошади, увидев лохматого «медведя» на дороге, поднялись на дыбы и кассир, два охранника упали с шарабана на дорогу. Подошедшие ребята отняли у них оружие и саквояж с деньгами и вскочив в свой шарабан, ожидавший их неподалеку, уехали прочь. Они приехали в общежитие, где жили рабочие, собравшие ему деньги в тюрьму, раздал им все украденные деньги. Не задерживаясь, они быстро уехали. Через некоторое время в общежитие приехали городовые. С порога один из них грубо крикнул:
Заходил к вам Кири Буба с саквояжем?
Рабочие окружили городовых и с недоумением спросили:
– А кто такой Кири Буба? Мы такого не знаем.
– Вы что не знаете Кири Бубу?
– Нет, первый раз слышим такое имя.
Городовые, видя упрямство рабочих, плюнули на пол, поняв, что ничего от них не добьются, ушли. Расплатившись с долгами, Буба надо было отблагодарить товарищей и вернуться в село. У него на примете был один дорогой ресторан, куда он решил сделать набег. Вечером он сообщил о своем плане ребятам и распределил, кто, чем будет заниматься во время набега.
– Успех дела зависит от внезапности, быстроты и нашей смелости. Никаких соплей не должно быть, – жестко сказал он.
Следующий день днем они отдыхали, а вечером, ближе к полуночи внезапно кучей ворвались в ресторан и открыли беспорядочный огонь. Буба вышел вперед и громко крикнул:
– Всем на пол! Ложитесь! Я Кири Буба! Кошельки и украшения на пол! Быстро!
В это время Рагим снимал кассу, а Жора с двумя парнями собирал кошельки и украшения в мешок. Двое других стреляли по посуде, чтобы создать больше шума, приводя в страх людей. Буба следил за исполнением приказа, затем он посмотрел на часы и крикнул:
– Ребята, уходим, время!
Они исчезли также быстро, как и появились. Вся операция заняла менее пяти минут. За рестораном их ожидал шарабан и они быстро скрылись.
Занимаясь грабежом, Буба не переставал думать о своей любимой. До него дошли слухи, что Шага вышла замуж и сразу стала вдовой. Совершая дерзкие преступления, он копил деньги, чтобы жениться на Шаге. Он не мог вернуться в село вовремя, а теперь тем более после всех неприятностей он не хотел ехать домой с пустыми руками. От земляков он узнал, что на Шаге хочет жениться парень из рода Тархар Ярали. Ярали работал тартарщиком на промышленника Тагиева. Бубе это не понравилось и он задумался: «Как мог Ярали, знающий о моей давней любви к Шаге, свататься к ней? Хватит шататься, как блудный пес, надо ехать в село, а то я потеряю Шагу. И так у меня много неприятностей. Пора менять свою жизнь, а то я совсем потеряю голову», – твердо решил Буба.

18  ВСТРЕЧА С СОПЕРНИКОМ

Огромный желтый диск солнца быстро передвигался к горизонту, однако духота не спадала. Близился вечер. Буба вышел из хижины, где ночевал с ребятами, и направился в сторону деревянного одноэтажного здания с маленькими ок- нами. Это было общежитие, где жили земляки Бубы. Оно стояло на возвышенности и вокруг него не было никакой растительности, за исключением полусухого дерева абрикоса, торчащего, словно палка у фасада здания. Он рывком открыл дверь и зашел к землякам. В помещении стоял сырой, затхлый воздух, пахнущий плесенью. Окна были плотно закрыты. В большой комнате стояли двухъярусные деревянные нары, между которыми были прижаты тумбочки. В середине комнаты стоял грубо отесанный, грязный стол, около которого на двух длинных скамьях сидели четверо мужчин. В углу комнаты с чемоданами возился Ярали. Мужчины пили чай. Буба поприветствовал земляков, мужчина с сильно изуродованным оспой лицом предложил Бубе сесть и выпить чаю.
– Спасибо, дядя Муртуз, я и так мокрый без чая, – от- казался Буба и присел на край нар.
Ярали, возившийся с вещами в углу не обращал на Бубу внимания. Закончив собирать вещи, он подошел к Бубе и пожал ему руку:
– Я смотрю, земляк, ты стал известным человеком в Баку. Твое имя у всех на устах, не боишься попасть в каталажку?
– Это выдумки людей, а они способны из мухи сделать слона.
– От людей ничего не скроешь. Говорят, ты соришь деньгами, словно орехами из своего сада.
– Это неправда. Если бы я сорил деньгами, то не пришел бы к вам. У меня, Ярали, к тебе серьезный разговор.
– Говори, Буба, я слушаю тебя.
– Мне нужны деньги в долг.
– Ты нуждаешься в деньгах? – удивился Ярали, – и много?
– Сколько можешь.
– Если не секрет, зачем тебе деньги?
– Я хочу жениться, но мне не хватает немного денег.
        – Это хорошее дело, пусть поможет тебе Аллах. На ком женишься? – полюбопытствовал Ярали.
– Это не тайна. Она дочь Эмирхана – Шага.
Услышав имя Шаги, Ярали вздрогнул и вдруг засмеялся, вытащил из кармана платок, утер слезы от смеха и гордо произнес:
– Ты что, босяк, свихнулся? Ты что, не знаешь, что я посватался к ней, ты, что меня за дурака принимаешь? Ты видишь, я собрал чемоданы и завтра еду в село играть свадьбу. Ты же вор и убийца, а мечтаешь о Шаге. Тебя везде разыскивают, и ты скоро попадешь в тюрьму, даже Аллах тебе не поможет. Шага тебе не пара.
Буба слушал его слова, кипел от ярости и хотел поколотить его, но сдержался и спросил:
– Ты, земляк сказал мне много обидных слов, но на этот раз я тебя прощаю. В дальнейшем придерживай свой язык за зубами, а то потеряешь его вместе с головой. Теперь о деле. Ты знаешь, что я давно люблю Шагу и не путайся под ногами. Ты знаешь, мне терять нечего.
Буба еще долго убеждал и просил Ярали отказаться от Шаги, но тот не уступал. Буба резко встал и не попрощавшись с Ярали, ушел. Он пошел к себе в каморку, которую снимал у старухи. Он, не раздеваясь, лег на железную кровать и до утра не сомкнул глаз. В его ушах звенел презрительный смех Ярали. На рассвете он встал, собрал подарки матери и разную мелочь в сумку и пошел на остановку. Сев на первую кукушку, он приехал на железнодорожный вокзал. Он пока не придумал, что ему делать с Ярали, но в укрытии стал ожидать его появления. Приближалось время отправки поезда, но Ярали не было. И вот, когда дежурный объявил о прибытии поезда, на перроне запыхавшись с двумя чемоданами появился Ярали. Буба не сводил с него глаз. Ярали был высокого роста. И его голова с серой каракулевой шапкой виднелась над движущейся толпой людей. Буба издали следил, как он вошел в вагон, а сам забе- жал в последний вагон, поднялся на вторую полку, положил сумку под голову и моментально уснул…
«Ягнята, рассыпавшиеся по горному склону, спокойно щипавшие траву, неожиданно исчезли в опустившемся плотном тумане. Сидевший на возвышенности Буба и наблюдавший за ягнятами, торопливо встал и пытался рассмотреть их в тумане, но туман, словно дымовая завеса, скрыл их. Он быстро спустился в небольшую лощину и дойдя до узкой тропинки, оберегая лицо от колючих веток шиповника, услышал шум. Он поднял голову и увидел медведя, стоящего на задних лапах. Медведь с ревом двинулся на него. Буба схватил дубинку, лежащую рядом и с размаху ударил его по голове. Дубинка, как хворост, разлетелась в разные стороны, а разъяренный медведь схватил Бубу в охапку, поднял и бросил с обрыва в глубокое ущелье. При падении Буба зацепился бешметом за сухой пень, торчащий над обрывом и повис над ущельем. Буба, увидев глубину ущелья и торчавшие внизу острые камни, пытался кричать и звать на помощь, но звук застревал в горле, а он болтал руками и ногами в разные стороны».
Спящий на соседней полке мужчина, увидев его мотание руками и услышав мычание, толкнул его и стал будить. Открывший глаза Буба, не понял, где он находится и что с ним происходит. Он сел на полку, потер руками лицо и пришел в себя. Все бока его ныли от лежания на голой полке и тряски поезда, он попытался вытянуться, но полки были маленькие. Вскоре ему надоело валяться и он решил спуститься на пол.
Уже вечерело,  поезд прошел Самурский мост и подъезжал к станции Билиджи. Пожилой, сухой, как вобла, кондуктор, с трудом двигаясь по проходу, громко объявил: «Билиджи!»
Буба взял свою переметную суму и приготовился к вы- ходу. Поезд, замедляя ход, заскрипел тормозами и остано- вился. Буба вышел из вагона последним и не желая встре- чаться с Ярали, пошел к будке стрелочника. Он присел на камень возле будки и наблюдал за привокзальной площадью. Площадь была пуста. Около нее располагался маленький базар, где стояли четыре телеги с натянутыми тентами и горел костер. Ему было хорошо видно и дорогу, которая вела к горным аулам, деревням и шла до Кураха. Он заметил Ярали, который, положив чемоданы, тоже оглядывался вокруг. Похоже, он кого-то искал. Его взгляд остановился на телегах и он, выплюнув папиросу, быстро взял чемоданы и отправился к ним.
Извозчики разводили костер, спасаясь от комаров. По- дошедший к ним Ярали, поинтересовался, куда они едут. Сидевший возле костра старик и ковырявший в нем прутиком, внимательно оглядел Ярали и сказал, что едет в Курах. На вид ему было около восьмидесяти лет, но это был еще крепкий, высокий старик с длинным, с горбинкой носом.
– Садись, сынок. Как быки наедятся, так и двинемся в путь. А куда тебе надо? – спросил он.
– Мне надо в Кири, а сидеть некогда, можно я чемоданы положу к вам в телегу, а сам пока пойду пешком?
– Если тебе так удобнее, пусть будет так. А как мы тебе сообщим, село от дороги далеко находится?
– Вы же поедете мимо мельницы, вот и оставьте их там, а мельник мне сообщит.
– Тогда иди и не волнуйся за вещи, ты получишь их в сохранности.
Ярали поблагодарил их, рассчитался и двинулся в путь.
Буба, наблюдавший за ним, вышел из своего укрытия и пошел за ним параллельно лесу. Буба шел всю ночь без отдыха и подойдя к деревне Кахцуг, услышал крик первых петухов. Начинался рассвет и чтобы его не увидели случайные путники, он спустился к речке. Умывшись холодной водой, он миновал деревню и по тропинке двинулся в сторону водопада Мерки в направлении села Кири. Ускорив шаг, он быстро дошел до Мерки, но его стала мучить жажда. Нигде поблизости не было водоемов, кроме водопада. Но подойти к нему было невозможно – кругом одни скалы. Он внимательно огляделся и в ложбине заметил едва сочившуюся из земли влагу. Кинжалом он сделал в том месте небольшое углубление и сел на землю ждать, когда скопится в нем вода. Встав на колени, он осторожно пил собравшуюся в ямке воду. Утолив жажду, он лег на землю и наслаждался предрассветной красотой.
Немного отдохнув, он продолжил путь. Шагая по тропинке через пшеничные поля. Запах травы кружил ему голову. Кажется, он остался бы в поле навсегда, чтобы дышать этим запахом влажной земли. Где-то вдали заливисто пел жаворонок. И вдруг ему почудилось – в голубоватом колыхающемся мареве, где-то вдали он видит Шагу. Она, единственная, незабываемая! Сердце, полное любви, рвется только к ней.
Незаметно он дошел до каменного моста через реку Ку- рах. Он находился на границе между угодьями Кири и Капир. Он огляделся вокруг – все было тихо. Буба отошел на поляну, заросшую кустарником, возле моста и лег под кустом. Отсюда ему было хорошо видно дорогу, идущую к мосту. Откуда бы ни шел Ярали, он не мог миновать этот мост. Сорока, гнездившаяся в кустах боярышника, возмущалась нарушением покоя и перелетая с куста на куст, боязливо кричала. Время тянулось медленно и по подсчетам Бубы, он должен был уже появиться. Вот, вот должно взойти солнце, потому что горизонт уже краснел от первых лучей. Наблюдая за дорогой, он злился на Ярали, что вынужден здесь его караулить и тратить время. Он еще не знал, как поступить ему с Ярали, у него вертелись разные мысли. Он понимал, что злость плохой советчик, но сегодня здесь, на этом мосту он должен был поставить точку и попытаться убедить Ярали изменить решение. Он также понимал, что если Ярали откажется уступить ему, то кто-то из них останется на мосту и от этих мыслей у него щемило сердце. Вдруг его внимание привлекла голова человека, видневшаяся за поворотом дороги. Буба привстал и стал внимательно следить, наконец, пешеход полностью вышел из-за поворота и Буба узнал в нем Ярали. Идущий неторопливым шагом, Ярали в одной руке держал бешмет, а в другой – папаху. Когда он зашел на мост, то удивился, увидев Бубу, шедшего ему навстречу:
– Ты что, невидимка, дьявол? Откуда ты пришел? – гаркнул Ярали.
– Откуда и ты, – спокойно ответил Буба.
– А почему я тебя не видел, да ты и не говорил, что едешь в село.
– Если бы хотел, то увидел.
– А, я понял, ты раньше меня погрузил вещи в телегу и теперь ждешь их, но до вечера они вряд ли приедут. Я их просил, чтобы мои вещи они оставили у мельника, вот и твои заодно оставят. А что ты так смотришь на меня, словно забодать хочешь?
– Мы должны сейчас решить одну трудную задачу.
– О чем ты говоришь? – не понимая ничего, спросил Ярали.
– Мы не можем с тобой разделить девушку пополам, поэтому мы должны решить, кто пойдет к ней. Я еще раз прошу тебя подумать и отказаться от нее. Я ее люблю с самого детства, и все это знают, если я уступлю ее тебе, то моя честь будет растоптана. Давай не доводить дело до драки, а то прольется кровь.
Лицо Ярали побагровело, желваки заходили, губы зад-
рожали, а глаза горели огнем, показывая ненависть к Бубе. Кровь закипела в его жилах и он бросив на дорогу бешмет и папаху, выхватил кинжал:
– Я готов с тобой драться, потому что другого ответа ты не дождешься!
Видя его решительность, Буба продолжал:
– Ярали, земляк, не кипятись. С кинжалом шутки плохи. Я понимаю, что ты тоже любишь Шагу, но моя любовь сильнее, намного сильнее, ведь ты об этом знал, когда сватал ее. Прошу тебя, откажись от нее и мы уйдем отсюда друзьями.
Ярали хрипел от злости:
– Нахал и не мечтай об этом! Шага будет моей!
– Ты не понимаешь, что потом ничего не исправишь! – не выдержал Буба и тоже выхватил кинжал, доставшийся ему от отца.

19  ДУЭЛЬ НА МОСТУ

Вблизи не было ни души, кто мог бы образумить их и помешать им. Они, как два петуха, быстро пошли друг другу навстречу и с яростью набросились друг на друга. Первым ударил кинжалом Ярали, но Буба встретил его удар кинжалом и звон их металла слился с шумом бурлящей под мостом реки. Они не уступали друг другу в силе, но Буба был непревзойденным драчуном и он то отступал, то наступал. Энергично двигаясь, Ярали не успевал за его движениями. Но Буба, отступая назад, оступился и чуть не свалился с двадцатиметровой отметки в реку. Он попытался схватить Ярали за руку и выбил из его руки кинжал. Кинжал Ярали сломался у ручки от резкого удара и упал на мост. Буба занес свой кинжал над грудью Ярали, но опустил и вложил его в ножны.
– Я не могу тебя зарезать, как барана. Давай честно драться и поэтому я еще раз прошу тебя подумать.
– Хочешь убить – убей, но Шагу я тебе не уступлю, я тебя ненавижу.
– Значит, остается только бороться и кто коснется земли, тот будет подарком для реки.
Привыкший с детства бороться со старшими по возрасту, Буба, владеющий приемами, несколько раз бросил Ярали на мост, но тот быстро вставал и принимал боевую стойку. Но силы Ярали уходили и он слабел, тут Буба, схватив его за плечи, правой ногой зацепил его левую ногу и свалил на мост вниз лицом. Он прыгнул на спину Ярали, подняв левой рукой подбородок, выхватил кинжал.
Когда совершилась эта трагедия, солнечные лучи уже освещали горизонт и природа пробуждалась навстречу теплому, солнечному дню. Охотник-сокол плавно летел над пшеничным полем выслеживая прятавшихся в колосьях куропаток. Высоко в горах чабан, пася овец, играл грустную мелодию, словно оплакивал умершего на мосту. Буба неподвижно смотрел на тело Ярали, лежащее на мосту. Он словно проснулся от страшного сна. Буба снял сапоги и одежду Ярали, положил кошелек к себе в карман, а вещи завернул в его бешмет и затянул ремнем. Труп взвалил на плечо и понес к обрыву реки. Он опустил тело на землю и спихнув с обрыва, засыпал землей, чтобы не было видно.
Буба вымыл в реке лицо, руки и испачканную одежду и взяв суму с узлом, хотел идти, но ноги и тело не подчинялись ему и его тошнило от содеянного. Он ненавидел себя и думал: «Неужели мать родила меня для горя, ведь я приношу несчастья людям. Неужели во мне поселился черный демон, или это моя судьба? Но ведь Аллах свидетель, что он не считал меня мужчиной, он смеялся надо мной. Я не мог допустить, чтобы он топтал в грязи мою честь. Я просил его уйти с моей дороги. Когда голову отрезал, по волосам не плачут. Теперь уж будь, что будет – или я буду счастлив с Шагой, или сгнию в тюрьме».
Солнце уже поднялось высоко и скоро на дороге должны были появиться люди, поэтому Буба торопливо пошел по пшеничному полю в сторону горы Кере, чтобы не попасться на глаза знакомым селянам. Миновав пшеничное поле, заполненное голосами птиц, стрекотанием кузнечиков и разных насекомых, он поднялся по склону горы Кере и лег возле кустарника. Утренняя роса еще не успела высохнуть и на кончиках травы сверкала, словно хрустальные шарики. Он думал, как ему поступить. Вернуться домой было опасно, его могли заметить и когда привезут вещи Ярали, могут заподозрить его в исчезновении Ярали. Близких родственников, у кого бы он мог отсидеться, тоже не было и он решил идти к Эмирхану, так как его дом стоял на окраине села. Он подумал, что Эмирхану надо честно рассказать обо всем и пусть тот решает. Буба надеялся, что Эмирхан не отдаст его в руки правосудия. Хотя это решение было безумным, но другого выхода он не видел.
Буба наблюдал как огромный, золотой шар солнца поднимается все выше и выше над горизонтом и стал думать.
«Согревающее все живое на земле, благодатное солнце, наверно ты меня осуждаешь, за мое злодеяние. Вот ты мне скажи, почему я дошел до такой жестокости»? Буба был глубоко верующим человеком. Отец его был неграмотным. Его товарищи из состоятельных семей учились у малла Эфенди, на арабском языке. А он из-за неимения возможности не мог учиться. Он с помощью отца с трудом освоил алфавит арабского языка и благодаря этому самостоятельно научился только читать Коран и молиться.
Буба продолжал думать: «Нас создавший Аллах, почему ты одним дал возможность богатеть, а другим гнуть спину богатым? Работал бы я на себя, на свою семью, я не стал бы батраком и Эмирхан не отворачивал бы от меня нос. Были бы у меня деньги, Эмирхан не отказался бы выдать свою дочь замуж за меня, и не уехал бы я на заработки, и не встретился бы с Ярали. Говори мне, почему ты молчишь, почему мир так устроен? Ну что, не можешь ответить? Я тоже не могу найти ответы на многие вопросы. Скажи мне, как теперь мне жить?..
Я убил человека. Этого не случилось бы, если Эмирхан за моей спиной не обещал бы Ярали выдать замуж свою дочь за него, пока я находился на чужбине. И если он не обещал бы ему, то Ярали так не разговаривал бы со мной. Я потерял голову и контроль над собой. Кто знает теперь, как сложится моя жизнь, как - мне поступить?».
Буба устал. Он шел всю ночь пешком от ж/д станции Белиджи до моста, который находился на границе сел Кирияр и Капир. Он удобно растянулся под алычой и уснул. Спал он долго и когда проснулся, солнце приближалось к закату, но идти он не решался. До наступления сумерек так и лежал в укрытии, а когда стемнело, он спустился по склону горы Кулцик и миновав огороды, подошел к дому Эмирхана. Тут он столкнулся с Шагой, шедшей на родник. Увидев его, Шага едва не выронила кувшин из рук, тело ее обмякло и она чуть не потеряла сознание. Буба взял кувшин и положил его на камень возле ворот. Сельчане давно говорили, что Буба сидит в тюрьме и поэтому Шага потеряла всяческую надежду на его возвращение. Когда она увидела Бубу, то вначале испугалась, подумав, что это галлюцинации. Но убедившись, что это он, глаза ее наполнились слезами радости. Она хотела броситься в его объятия, но что- то сдерживало ее и она не могла двинуться с места. Она считала себя предательницей их любви и не знала, что сказать в оправдание. Буба же виновником случившегося считал себя, так как не выполнил уговор и не приехал вовремя. Он тоже не знал, как это все объяснить, хотя хотел много рассказать. Их глаза были полны любви и в них читалось: «Не ищи оправдания и ничего не говори, главное, ты рядом и никого вокруг нет». Ночь прятала их под своим покровом, словно птенцов под крылом матери. Буба первым очнулся от мыслей и шагнув к Шаге, крепко обнял ее:
– Шага, дорогая, я знаю, о чем ты думаешь, но с этого дня нас никто не сможет разлучить.
– Буба, милый, прости, я не виновата ни в чем. Я до
самой смерти не прощу себя, что не убежала тогда с тобой.
 – Звезда моя, ты не виновата ни в чем. Ведь девушка не
свободна в своих действиях. Если бы я вовремя вернулся, отец отдал бы тебя мне. Я сам упустил свое счастье, но теперь мы вместе.
Так стоя в объятиях, они шепотом разговаривали, пока не услышали чьи-то шаги. Шага мгновенно взяла кувшин на плечо и вошла во двор, а Буба пошел за ней. В это время Эмирхан молился на веранде и чтобы его не беспокоить, Буба тихо поднялся на веранду, положил вещи на пол и ждал окончания молитвы. Когда Эмирхан поднялся с молитвы, он испугался.
– Добрый вечер, дядя Эмирхан, – поздоровался Буба.
Эмирхан испугался при виде Бубы с узлами у себя дома, но сохраняя спокойствие, ответил ему:
– Добрый вечер, сынок. Ты что стоишь, садись на овечью шкуру. Я что-то не слышал, когда ты приехал из Баку. А ты знаешь, какие события произошли у нас без тебя?
– Да, я все знаю.
– Ты строго не суди, все от Аллаха и изменить ничего нельзя, как бы мы не старались изменить свою судьбу, мы перед ней беспомощны. Даже если будем спасать от смерти человека и закроем его в сундук, он все равно умрет. Ты, наверное, в обиде на меня?
– Нет, дядя Эмирхан, я не держу против вас камень за
пазухой. Если бы я обиделся на вас, то не пришел бы к вам.
– Спасибо и на этом. А что ты за вещи принес?
Буба растерялся от неожиданного вопроса и рот его пересох от волнения, не зная как все объяснить Эмирхану. Эмирхан, увидев его растерянность, вновь спросил его:
– Ты что молчишь? Это твои вещи? Тебе нехорошо? Скажи, что случилось?
– Я приехал из Баку прямо сейчас, – дрожащим голосом пробормотал Буба.
– Значит, ты еще не был дома?
– Нет еще.
– Что тебе скажет мать, когда узнает, что ты минуя ее дом, пришел сюда.
– Я не мог идти домой, боясь с кем-нибудь встретиться.
– Что за глупость? Ты же не вор, не бандит, чего тебе бояться? Даже если сегодня тебя не увидят, все равно завтра увидят. А почему ты боишься людей?
– Я пришел к вам, потому что от вас у меня нет тайн и у меня больше нет никого, с кем можно посоветоваться. Я со- вершил тяжелое преступление и мне важен ваш совет. Что вы решите, так я и поступлю.
Эмирхан внимательно слушал его, а Буба, вытерев плат- ком лицо, продолжал:
– Я убил Ярали.
– Ты что несешь, безбожник! Как можно убить человека? Ты что не признаешь требования шариата? – от возмущения глаза Эмирхана едва не вылезли из глазниц.
– Послушайте, дядя Эмирхан, я не виноват, я просил его, уговаривал, чтобы он не мешал мне, но он не соглашался и мы отстаивали свои интересы оружием.
Буба рассказал, как все произошло. Во время разговора Эмирхан от напряжения дергал свои большие черные усы и когда Буба закончил рассказ, сердито спросил:
– Это его одежда что ли?
– Да.
– Ты что принес доказательства своего преступления для прокурора? – возмущался Эмирхан.
– Мне стало жалко их выбросить, они же новые.
– Несчастное создание. Значит, убить человека не жалко, а тряпки эти жалко.
– Я не хотел его убивать. Он первый вытащил кинжал и мне пришлось защищаться. У меня однажды уже отняли Шагу, но кто еще раз попытается сделать это, его ждет та же участь. Пока я жив, я не допущу, чтобы она ушла в другой дом. Мне не нужна жизнь без Шаги, – взволнованно говорил Буба.
– А ты не думаешь, что тебе свяжут руки за спиной?
– Это будет зависеть от вас. Что вы решите, так и будет. Хотите, убейте меня, хотите, сообщите прокурору, но кроме вас, об убийстве никто не знает.
Эмирхан задумался и долго ходил по веранде, размышляя:
– Неужели этот безбожник прислан Аллахом мне за мои грехи? Уже однажды из-за него дочь теряла рассудок. Спа- сибо и слава Аллаху и пророку Магомету, что вернули ей разум. Только выдал ее удачно замуж, так какой-то дьявол убил зятя и она вернулась домой. Что это – случайность или судьба? И опять же за две недели до свадьбы убивает жениха этот мучитель, да еще принес его вещи. Видимо эту тяжелую ношу Аллах хочет взвалить на меня или это судьба дочери? Видно, все равно эту задачу решать мне. Теперь умершего все равно не воскресить, а если полиция узнает, что этот босяк приходил ко мне, они могут подумать, что мы были в сговоре. Надо что-то делать. Дочь овдовела и все равно придется выдавать ее замуж, не оставлять же дома, как корову – все равно молока нет, да и не бык – в телегу не запряжешь. Второй раз вряд ли удастся выдать ее замуж за того, кого хочу я. Если этот безумец избавится от каторги, то отдам ему дочь и пусть сгинет с моих глаз.
Приняв такое решение, Эмирхан сказал Бубе:
– Вставай и забери свое барахло!
Он открыл дверь гостиной комнаты, зашел в комнату и позвал Бубу. Буба, подняв вещи, пошел за ним. Эмирхан зажег лампу, собрал ковер с пола, принес со двора лопату и вонзив ее посередине комнаты в землю, сказал:
– Копай здесь, а я принесу тряпку, замотаешь вещи в нее и закопаешь.
Буба принялся копать яму. В это время вернулся с поля сосед Эмирхана Азим и сказал своей жене:
– Вставай, время позднее, теперь ты не успеешь печь хлеб. Летняя ночь коротка и утром надо рано вставать, поэтому сходи к соседке и спроси в долг несколько лепешек, а завтра испечешь хлеб и отдашь ей.
Перихан решила идти не по улице, а по крыше дома. Крыши их домов были соединены одной общей стеной и она легко дошла до их крыши, и решила посмотреть в световое отверстие, спят они или нет. Когда она заглянула в него, то увидела в комнате свет и посередине комнаты сверток, связанный ремнем. Перихан онемела от увиденной картины. Она не верила своим глазам, ведь Буба был на заработках в Баку, что он делает у Эмирхана? Она еще раз посмотрела в отверстие и убедившись, что это действительно был Буба, подумала: «Зачем он роет в комнате яму? Что он хочет спрятать? Наверное, сверток. А почему хочет спрятать? Наверное, это украденные вещи с убитого».
Эти мысли испугали ее и она забыв, зачем шла к соседке, бегом вернулась домой.
Азим, увидев запыхавшуюся жену, очень удивился:
– Тебя что, преследовали? Ты что трясешься? А где хлеб?
Вопросы мужа еще больше разволновали ее и она, заикаясь, ответила:
– Я видела джина.
– Ты что, глупая женщина! Скоро полночь, люди должны
отдыхать, ты когда пойдешь за хлебом? – повысил голос Азим.
– Подожди, дай успокоиться.
– Ты что, одурела с возрастом? Какие джины могут быть в селении на улице? Они же прячутся от людей. И если даже они есть, то живут в поле, в горах, в лесах, в глубоких ущельях. Что за джины, которые гуляют по улицам, когда люди еще не спят?          – бормотал Азим, – тогда иди к Наркузу. У них всегда хлеб свежий.
Перихан, победив в себе страх, пошла к Наркузу.