Шанс на хорошее

Может быть, я начну писать свою историю, когда произойдет какой-то толчок, какое-то событие-яркое и сильное?

Может быть, я начну ее писать, когда встречу своего человека, и будет меня переполнять вдохновение и радость, и творчество захлещет?

Или это произойдет, когда я окажусь с красивом месте, например, в горах, где чудный воздух, и опять будет избыток, и захочется поделиться?

НЕТ- был ответ, ты напишешь эту историю не от избытка, а от недостатка-сил, настроения, здоровья, финансов, любимого человека рядом. Этот недостаток будет огнивом, высекающим творчество. Пока не уверена, можно ли все это назвать настоящим творчеством, но знаю одно - от избытка ты точно ничего не напишешь.

Итак, начну.

Я всегда думала, что начну писать, когда у меня ВСЕ будет и я смогу сказать: «Вот видите, мне было трудно, но я со всем справилась и теперь я достигла….
Не знаю, чего я сейчас достигла. Мне хочется сказать не об этом, а о том, как все было, о том, как бывает в жизни, как жизнь бывает непроста, и как рука Божия выводит тебя, подхватывает на краю бездны. О том, как люди не проходят мимо, о том, что они есть -эти удивительные, прекрасные, бескорыстные люди, которым не все равно, что с человеком рядом. О том, что есть в этом мире место, где рука Божия действует через руки и сердца таких людей.

О Церкви сказано в нашем мире слишком много разного, но мне бы хотелось сказать о ней свое-чем она была для меня - местом исцеления, местом возрождения, местом, где я получила шанс на жизнь.

                1
Росла я «совершенно здоровой девочкой», как написала обо мне в своей книге моя подруга. Жили мы в военном гарнизоне веселой жизнью с походами в гости, в сопки, с гуляньями с приключениями, с простой детской дружбой. С бессонными ночами после просмотренного накануне в видеосалоне Фредди Крюгера. С неравнодушными соседками, которые помогали выбивать ногами дверь в нашу квартиру, когда я случайно закрыла там младшую сестру вместе со всеми ключами. В тот светлый (несмотря на длинные полярные зимы) северный период мы учились жить и дружить. На лето приезжали к бабушке, где непременно заводился календарик и начинались вычеркиваться дни - когда же снова на север…

Серьезная перемена произошла в четырнадцать лет - мы переехали на большую землю насовсем. Север остался в воспоминаниях и снах. Снах о потерянном детстве и рае. Потом была сложная учеба в гимназии с неудачными влюбленностями, вытесненными в невроз привязанностями и оборванными романами.

Громкое и славное поступление в Университет на философский факультет и разбитная студенческая жизнь – с общением и учебой взахлеб. Мы могли весь вечер колобродить, а потом решить, что жизнь без путешествий и приключений скучна и пресна, что душа просит куда-то поехать. И рвануть на Ярославский вокзал, напроситься в вагон к проводникам, а в пять утра стоять в тумане старинного города Ярославля, имея в кармане сто рублей на четверых. Гулять весь день по городу с обязательным посещением Кремля и прочих достопримечательностей (уж не помню, что мы там ели), а ближе к ночи понять, что в поезд на Москву нам без денег не сесть (оказывается!)- уровень сердобольности проводников не дотягивал до нужной отметки. Как то мы все -таки тогда вернулись…

Были ночные метания до Питера и через день обратно-уже со знакомыми проводниками. Наверное, тянуло ближе к северу, а может быть, потому что в этом городе я в пятнадцать лет крестилась- и Дух впервые задышал там, хотя я этого совершенно не осознала. Мы крестились вдвоем с моей тетей Олей. «Ты что-нибудь почувствовала?»- спросила она меня после совершения таинства (хотя мы его восприняли просто как обряд) «Я-нет.» И мы поехали в театр.

                2.
Через несколько лет духовных блужданий моя тетя воцерковилась и обрела сильную искреннюю подлинную веру, а я в то время начала часто болеть простудами и захаживала к ней «на иголки». Тетя была врачом и специалистом по китайской медицине. Она лечила меня и говорила мало и просто. Но всегда в самую точку, именно то, что мне надо было услышать. Она была прекрасной хозяйкой - все у нее было ценно и вкусно. Я чувствовала, что она знает какую-то правду и к ней тянуло.

И вот курсе на четвертом мне захотелось какого то смысла. Строить свою жизнь-я так это поняла тогда. Коротко охарактеризовал мое положение научный руководитель, когда я ему принесла текст для курсовой: «Такое пишут курсе на первом-втором, а ты уже на четвертом». Многое было упущено, но смыслов хотелось.

Непонятно, где была отправная точка, но в ту весну двухтысячного года мне захотелось поста- в чем то себя ограничить построже. На Благовещение я сижу в своей комнате в общаге и смотрю в окно, понимаю, что где-то сейчас праздник, что он чем – то важен, а я не знаю даже чем. И показалось: все что я вижу вокруг себя не имеет никакого смысла, если за этим не стоит что-то Важное- Истина, Любовь и Красота - и хотелось жить так, чтобы Им служить. Это был прекрасный светлый пост и совершенно мрачная Пасха. На службу я не собралась, стала есть все подряд и радость ушла и все как то смешалось.

В сентябре у меня началась депрессия, в ходе которой мне казалось, что, чем меньше я ем, тем ближе к своей сути становлюсь и таким образом в декабре был уже месяц, как я почти ничего не ела и совсем мало пила. Психбольница все-таки дождалась меня. Это был черный декабрь.

Потом была мутная весна с кое-как сданными госэкзаменами и позорным дипломом. Скомканное лето. Доведенная до отчаяния, одинокая, узнавшая о себе много ужасов, отвергнутая сама собой душа.

Моя врач спросила меня при первой встрече: «Милая, а в храм то ты ходишь?» Я ответила: «Да, когда гуляю по Москве, захожу, ставлю свечки». А она: «Тебе бы на исповедь…» Тетя Оля согласилась с ней: «Иди уж в храм, хуже все равно уже не будет…»
И я стала кругами бродить вокруг Белкинского храма. Подойду к двери -поют, как в раю. Готовилась к исповеди, боялась, переживала и заболела на 3 дня. Отец Алексей, выслушав мои перечисления грехов, спросил: «А почему ты решила прийти?» «Да все меня считают больной, и идти мне, собственно, больше некуда». 

То, что я пережила после первой исповеди, можно, наверное описать так - ощущение присутствия Божия, смысла и полноты. Я шла домой, смотрела на  те же деревья, машины, здания, но они были другими, иными, и я была другой. В один момент я ощутила себя такой,  какой я была задумана Богом- и радость, и милость, и прощения, и принятие. Потом было Причастие- мне казалось, что я уже живу в раю. Хотелось ходить в храм на все службы. Я так и стала делать. Мой папа шутил: «Ты туда , как на работу, ходишь.» Тогда это и была моя работа Богу.

Меня подхватила веселая жизнь «молодежки»- при храме собирались ребята, выросшие из учеников воскресной школы и все сочувствующие- обсуждали Евангелие, смотрели фильмы, ходили на природу и просто общались. Важно было то, что в центре всего этого движа был Христос - Его искали, о Нем говорили, читали, пели. Он там был важен, и это делало наше общение живым, подлинным, полным. Как-то в прямом эфире  телепередачи отца Алексея поблагодарили за работу с молодежью, на что он ответил: «А я с ними не работаю. Я их собрал, и они работают сами». Это так и было - никто не ждал, что ему сейчас что-то организуют - все брали и делали.

                3.
Но папины слова оказались пророческими - я таки сделала походы в храм работой. Постепенно перебралась в недавно открытый храм Рождества Христова. Приходская жизнь там была полумонастырского типа: основные прихожане проводили при храме практически весь день, неся различные послушания. По сути, это была их работа и образ жизни. Сначала я приходила туда молиться, потом стала оставаться мыть пол в храме, меня постепенно стали признавать за свою, звать на трапезу. Наконец, староста и казначей храма Мария Ивановна, подойдя ко мне на службе, оценивающе взглянула и вдруг сказала: «Давай уже к нам работать".

И я начала служить в церковной лавке, где перечитала кучу книг, перевидала много разных людей и соприкоснулась с множеством судеб.  Сердце горело, и хотелось вообще не покидать территорию храма, который в то время стал мой обителью.

Однажды я пришла на работу, а старшая по храму говорит мне: «Ныряй вниз, в трапезную, поешь чего-нибудь». Я спустилась, смотрю - стол стоит, на нем салатики, фрукты в вазочке, накрыто так красиво. «Вот, думаю, как здесь хорошо к людям относятся…» Села. Положила салатов разных. Ем. Стала чистить банан, и тут заходит работница кухни, и лицо у нее странное такое  стало, когда она меня увидела. Оказывается, ждали в тот день настоятеля. Он приезжал редко, это всегда было событие, и ему стол накрывали. Но женщина та ни слова не проронила, так, что я даже не поняла, что натворила. А вечером после службы и уборки пришла я на кухню снова со всеми ужинать. Тут уже уборщица, поставленная в курс дела, не выдержала и при всех возгласила: «Вот она, наглая - настоятельский ужин съела - и опять пришла!» Пришлось прощения просить. Но тем я не ограничилась. На исповедь пошла к настоятелю, говорю: «Простите меня, батюшка, я Ваш ужин съела…» «На здоровье»,- был ответ.

Вообще, все относились ко мне тепло и по-матерински. Только вот казалось мне, что они меня приласкают и бегут по своим домам к своим детям и внукам, а я как будто дома не имела. При том, что и дом, и родители у меня были. Тут тетя предложила мне съездить на Новый год в монастырь. А что? Необычно - Новый год в монастыре встретить, подальше от салютов и массовых гуляний. Встретили. Ну а как Новый год встретишь, так его и проведешь. Вернулась я оттуда и места себе не нахожу - все плачу и думаю о том чудном месте. Так мне понравился и режим, и сестры, и послушания - казалось, все выстроено именно так, чтобы человек оздоровился и любви научился.

К Сретению я уже снова там была. Сердце с замиранием ждало: а вдруг Господь позовет?  Началась Масленица: блины, мед и сметана с вареньем. Так я боялась Великого поста, да еще в монастыре, что объелась блинами, и меня возили в соседний город в медпункт и откачивали. Даже ночь там провела.  «Поехали домой», - сказала мать Серафима, когда забирала меня.

И монастырь действительно был мне домом целых два года. «Не горевать надо и в бездну безнадеги проваливаться, а жить и радоваться, у тебя еще вся жизнь впереди» - вот основной посыл матушкиных бесед. Если Господь рядом, что может быть страшного? И беседы эти переформатировали сердце, перенаправили вектор жизни, обратили к Богу внутренне, а не только внешне.

Но ясного зова, призыва на монашеский путь я не ощущала. Зато росла тоска по дому, по родителям. Когда дедушка приезжал ко мне в гости, казалось, он смотрит с укором. Было ощущение, что в монастыре я прячусь от своего реального пути, что в миру еще надо что то прожить, пройти.

                4.
Так я снова оказалась дома у родителей. Вскоре перебралась к дедушке стали мы с ним жить-поживать, строить свой нехитрый быт. Я опять вернулась в храм Рождества и продолжила там трудиться в церковной лавке и на кухне. И как то незаметно вышла замуж за парня из столярной мастерской храма, простого, доброго, скромного. Молились об этой свадьбе всем приходом и праздновали ее все вместе.

Сначала жили втроем - я, Сережа и дедушка. Похороны дедушки были в день моего первого УЗИ. Девочка родилась на Сретение. Ее появлению на свет  радовались все: и семья, и друзья, и храм, и монастырь. Она родилась какая-то взрослая, осознанная, мудрая. До сих пор, когда мне говорят о том, как же хорошо я ее воспитала, я отвечаю, что я ее не воспитывала - она родилась такая. До сих пор мне не совсем понятно, кто кого больше поддерживает.

Больше всего на свете хотелось, чтоб в жизни были Христос, Сережа и Настя - вот так бы обняться и всю жизнь просидеть. «Святое семейство»- иронично называла нас моя тетя.

Когда выходила из декрета, меня позвали работать в воскресную школу одновременно с кухней. Началась интересная жизнь. Я боялась детей. Мне казалось, они видят меня насквозь, хотелось убежать и спрятаться. Но каждое воскресенье я должна была быть на занятии и что - то им говорить о Боге и Церкви. Первый год я просто пересказывала Библию. Дети были хорошо воспитаны, поэтому они тихо терпели. Сидели и ждали, когда тетя закончит говорить. Я это чувствовала и страдала неимоверно. Моя дорогая тетя меня утешала: « Да ладно, не переживай - все какое – то благочестивое времяпровождение…»

                5.
Потом была встреча с Татьяной Николаевной, будущим директором воскресной школы. Благодаря ей стало приходить понимание, как, о чем и зачем говорить с детьми. Татьяна Николаевна уделяла своим преподавателям огромное количество сил и времени: вместе мы разбирали досконально беседу, шили кукол, декорации для мини-спектаклей, учили игры, придумывали рукоделие, готовились к праздникам. Сил, труда и времени было вложено очень много, но и воскресная школа наша стала процветать - там была дружба, тепло и радость. Со временем образовался круг мамочек, горящих желанием растить детей в Церкви и со Христом, все мы дружим до сих пор.

Первые десять лет Настиной жизни воскреска была нашим главным системообразующим фактором - вокруг нее была вся жизнь.  Занятия, посты, праздники были основными событиями. По будням - подготовка к занятиям и работа на кухне. Потом подключилось репетиторство по английскому языку.

По мере того, как я вставала на ноги, Сережа как будто начал откалываться от нашей семьи. Я, наверное, была слишком включена в процесс своего и Настиного становления, что о нем забывала, его исключала. И появились у него в лексиконе слова : «Вот вы, а вот я…» И когда я принесла первые «крупные» на мой взгляд заработанные мной деньги, вместо радости в его глазах я прочитала отчуждение: «Ну вот, теперь ты можешь и сама».

Он ушел насовсем, когда Насте было восемь, холодным мрачным октябрем, и я до последнего думала, что ему надо немного побыть одному, а потом он вернется.

Но Его мысли-не наши мысли, и Его пути – не наши пути.

                6.
И жизнь продолжалась. Наша «воскресная семейка» перебралась в Белкинский храм - место, откуда я духовно родом под покровительство отца Алексея. Я устроилась на работу в онлайн-школу английского языка, ушла с храмовой кухни и теперь я весь день с детьми: полдня – онлайн, полдня- офлайн, только вот Настю вижу совсем редко. У нее времени свободного тоже нет – учится в физико-техническом лицее и музыкальной школе.
У меня существенно улучшились отношения с родителями: ушло отчуждение, противление, соперничество. Появилось понимание, что они  -важные люди в моей жизни, моя поддержка, мой ресурс, мои корни. И если принять их, то это наследие очень обогатит меня, сделает сильнее и плодоноснее. Тогда будет шанс передать что-то дальше по эстафете, шанс,  что это у меня примут.
Очень хочется верить, что мне хоть немного удалось сказать о том, что как бы ни было трудно, в каких бы странных и неожиданных ситуациях мы не оказывались, когда силы на исходе, в этом мире есть место, где можно их почерпнуть. Когда ты никому  и даже себе не нужна, ты можешь туда прийти и почувствовать силы, и обрести смысл, дело, друзей. Твоя жизнь может преобразиться, потому что место это – Церковь - дом Бога Живого, место, где есть шанс на хорошее.