Дневник. Сентябрь 1968

1.09.1968 Воскресенье.

Некогда, но о главном. Мамочки, что я наговорила сегодня. Даже
самой неудобно. Всё настроение куда-то исчезло. Пришли
девчонки: Люся Машкова и Валя Пуляк. Туда-сюда, пластиночки
покрутили, в картишки поиграли, вздумали гадать.

Я загадала на Гешку - бубновый валет, Сашка-винновый.
Первый вопрос у всех сошёлся. И бубновая дама, т.е. я,
упала против бубнового валета. А вопрос был: "Кого ты любишь?"
Много задавали вопросов, смеялись, одним из последних
был: "Кого ждёшь?" Снова бубновый валет. "Ой, девчонки, как
я его жду!" И сейчас жду, и всегда ждала..." Это сказала я.

- "Мы его знаем?" - Спросила Валька.
- Знаете... - не подумав, ответила я.
- Генка что ли Емельянцев?
Внутри у меня всё оборвалось, и стало жуть как неприятно.
- Нет, почему..., стараясь скрыть волнение,
смутившись ответила я, - чегой-то ты вдруг спросила?"
- Он же нравился тебе одно время.
- Мельникова что ли натрепалась?
- Причём тут Мельникова? Весь класс тогда знал.
Весь класс знал, а я не знала многого, что обо мне говорили,
и говорил он.

Это похоже на кошмарный сон.
А что, собственно было? Ничего, решительно ничего. Было одно
лишь чувство, которое есть и теперь, которое горит во мне
ярким пламенем.

5.09.1968 Четверг.

Всего несколько строк напишу, потому что устаю до невозможности.
Хотя сейчас, в этот тихий, тёплый, упоительный своей свежестью вечер
я сижу в саду и отдыхаю, мне очень хочется спать.

Третий день мы монтируем блоки. Блоки срочные, и если мы сделаем
их за 4 дня, вернее за 3 с половиной, нам выделят по 20 рублей.
Работаем без перерывов, без обеда и сверхурочно по 2 часа, до
18 часов. Это очень тяжело. У меня сверхурочные часы уходят
на то, чтобы догнать остальных. Мне не стыдно признаться, что
я отстаю, не успеваю, но я любуюсь своей работой.

Здорово, в общем-то получается, ну а быстрота придёт со временем.
И Зина моя так говорит.

Двадцатку эту я наверное не получу, да и господи боже мой,
нужна ли она мне сейчас? Это мой первый блок, я смонтирую его
сама до конца и буду чувствовать на сердце радость и
облегчение. Дня два мне наверное ещё потребуется.

Как раз до отпуска успею. Да, с 10.09.1968 пойду в отпуск.
Сперва не отпускали, помог блат, выдали меня за племянницу
одного знакомого. Мечтаю куда-нибудь смотаться, не дома
же сидеть. До отпуска надо культурно поработать, чтобы
не оставить о себе плохое впечатление.

12.09.1968 Четверг.

Кажется, что давно не писала. Существенного мало. Бегло рассказать
о просмотренных фильмах, таких, как "Анжелика и король", в котором
мне понравились лобзанья и одна фраза Анжелики: "Благоразумной
я не была никогда." Или описать наши прогулки с Люсей Машковой.

Особенно впечатлительной была воскресная наша прогулка
по набережной Москвы-реки мимо Новодевичьего кладбища и по
Ленинским горам. Такой вид Москвы открылся перед нами, когда
мы стояли у трамплина в Лужниках.

Да, вот ещё новость: приходил Симоненко.  Не ко мне (кто его знает),
к отцу. Поступает в юридический - это смешно с его нервами.
Мне так неудобно было, когда он заявился-вот и объясняйся тут.

Завтра едем в Хвалынск. Мне не хочется так. Ну если развеяться,
а то с родичами-жуть одна. Думаю о преимуществе данной поездки-
посмотрю ещё на Волгу.

15.09.1968 Воскресенье.

Вот я и в Хвалыни. Скучновато. Это и понятно. В дороге было лучше.
В поезде играли в картишки. Ехали с нами два друга - приятные
довольно ребята. Один - саратовец, другой - родом из Белоруссии,
Колей его зовут, скромный такой, хороший. Ну а тот - веселый парень.

Ночью я не спала, а дремала. И снился мне такой дурацкий, но чертовски
приятный и заманчивый сон. Будто еду я в поезде, да, именно.
Сижу на второй полке. Вдруг спускается ко мне Шурик, мой брат
троюродный. Сел рядом и гладит по голове, а я распустила косы,
пушистые, длинные, золотистые такие переливаются и скользят
по его руке. Порывисто обняв меня, он жадно целует в шею.
Потом Коля вдруг появляется и смотрит не меня, озаряя нежным и
зачарованным блеском больших карих глаз. Проснулась: всё обыкновенное,
а глаза не только не смотрят на меня, но и не блестят.

19.09.1968 Четверг.

Хвалынь! Что поражает меня здесь?
Воздух и природа. Восхитительная волжская природа. Волга!
Широченная, глубоководная русская река. Около Хвалынска
Волга сильно разлилась и образовалось Саратовское море.

С гор оно какое-то нежное, бледно-голубого, даже чуть
зеленоватого цвета-в этом виновато солнце, быстро убегающее
за густые ветви стройных, величественных сосен. Тонкая, тёмно -
зеленая полоса волжских деревень на горизонте, представляющая
собой отдаленный берег Волги, как бы отделяет синюю гладь
реки от бескрайнего небесного простора.

Волга уже не та, какой была раньше. Бьётся она о свои крутые
обрывистые берега, как будто страстно хочет вырваться на волю
и затопить близлежащие селения. Несколько лет тому назад
я любила бегать с Тоней по песчаному берегу Волги, оставляя
следы на песке, которые тут же смывались набежавшей волной
могучей игривой реки.
Та Волга влекла, звала, казалось, горда была тем, что ею любовались.
И теперь можно любоваться широким её простором, пароходами,
плывущими по Волге, с интересом следить за приливом воды,
напоминающим водопад, который поднимает теплоход, выводя его
из шлюза.

Очень понравились мне горы. Меловые горы,
покрытые сосновым лесом, чем-то напоминают они мне Уральские.

А воздух в горах холодный, свежий. Здравницу построили на горе.
Раскинулась среди зелени. Дом отдыха "Черемшаны". В ущелье между
горами Черемшанское озеро. Вода в нём прозрачная, видно дно:
песок и камушки. Всё здесь прекрасно, природа чарующая красотой,
никаких забот, волнений, полнейший отдых.

Чего мне здесь не хватает? У родных, как у себя дома.
Отец относится вроде бы хорошо, мать старается угодить мне
во всём, словно хочет загладить какую-то вину.

Быть счастливой и довольной вдали от тебя. Не видеть тебя.
Так давно не видеть. Что бы я ни делала, где б ни находилась,
не могу забыть своего родного, любимого Генку. Это имя давно
уже для меня стало священным, стало моей тайной.

И теперь я произношу его одними губами и то во мраке ночи,
по-прежнему желая тебе спокойной ночи, прощаюсь с тобой
до утра. Но ты и ночью не даёшь мне покоя, хоть
приносишь и радость и невозможное счастье видеть тебя, хотя
бы во сне видеть, чувствовать близко, рядом, иногда даже
ощущая твоё дыхание. Как наивна бывает любовь 13-летнй девчонки.

Собирала какие-то листочки, побывавшие в твоих руках, даже строчка
твоя есть в моем дневнике, безумно целовала руку, к которой ты
прикасался, и я ощущала сохранившийся запах табака. Винить себя
за эту наивность? Почему я не чувствовала всей глупости своего
бездумного поведения?
Как я потеряла тебя? Как же я могла тебя потерять?

22.09.1968 Воскресенье.

Боже мой! Домой хочу. Так хочу домой. Скукотища. С этими родителями.
Сидят, лежат, читают, едят, спят. Господи! Что же это за жизнь?
Нет, хочу домой.

24.09.1968 Вторник.

Как надоело всё. Как надоел этот чёртов псих. Он нервный. Надо
сдерживаться, надо уступать ему. Ни слова, ни единого слова не
говоришь, а только слушаешь и слушаешь против воли за счёт
органов слуха этого идиота. Без него здесь ничего не делается,
не совершается никакая прогулка. Он ржёт как телёнок, когда
выигрывает в карты, он ругает всех, когда проигрывает.

Из-за него не стали играть в карты. А без картишек
я совсем, совсем зачахла. Считаю дни, даже часы. Мне снится секция,
девчонки, разные знакомые. И я стараюсь подольше поспать, чтобы
не думать об отъезде, не считать дней. Я и гимнастики здесь не делаю.

Соскучилась до невозможности. Вот явился этот проклятый отец,
он почему-то напоминает мне виннового туза. Да, сейчас во главе
с винновым тузом мы отправимся совершать моционную прогулку.

Какую глупость я совершила. Я поехала с родителями. Я обрекла себя
на это неподвижное одиночество. Живу, как в хлеву, где меня кормят
и выводят на прогулку. Послезавтра уезжаем.
Ещё сегодня помучиться, послушать лекцию "О вреде табака, о пользе
молока", поиграть с этим дураком в лото, а там уже денёк на сборы
и - домой.

25.09.1968 Среда.

Вчера я была почти счастлива. Я побыла на вершине одной из гор.
Я стояла на вершине горы. Ветерок дул в разгоряченное лицо,
теребил платье, поднимал волосы, а я стояла, с жадностью смотрела
вокруг и счастливая улыбка блуждала на моём лице. Я видела весь
город Хвалынск у своих ног, видела Саратовское море, широкое,
в туманной дымке синевшее вдали за городом. По Волге плыл
большой белый пароход, и маленький парусник мелькал неподалеку.
Видела холмы на противоположной стороне. Одни как будто золотые
желтели под лучами не по-московски яркого солнца, другие
покрыты лесом. Осенним лесом налюбоваться нельзя, невозможно.
Яркие осенние краски смешанного леса. А позади меня-сосны.
Хотя нет дождя, но запах опьяняет, заставляя вдыхать свежий
сосновый воздух. Красиво! Ой, как же красиво. Хорошо.

Мои телохранители, боявшиеся мужиков, стали звать меня дикими,
раздраженными голосами. Не дадут посмотреть, налюбоваться.
Спустилась, сполоснула лицо и ноги в Черемшанском озере.
Вода в нём холодная, приятная, освежающая. Виды я нафотографировала,
приеду-буду печатать. Вот видишь, Гешка, был таки счастливый денёк
в этом моём путешествии.

Читала я вчера "Работницу". Вычитала некоторые строчки, в которых
узнала себя. Хочу написать их...

"Люблю ходить в лес, или сидеть на берегу реки, тогда лучше
думается..." "Люблю бродить по улицам, когда деревья жёлтые-жёлтые.
То вдруг охватывает какая-то беспричинная радость, хочется
сделать что-то значительное, хорошее, а то делается грустно,
даже плакать хочется..."
"Любимого парня нет, не было и не будет, а если будет, то он
ничего об этом не узнает. Зачем?..." "Когда вижу его,
теряюсь, стараюсь казаться недотрогой..."

27.09.1968 Пятница.

Вот я и дома. Дождалась-таки. Приехали только сегодня рано
утром, а кажется, что давно. Я успела сегодня два письма написать:
одно в Хвалынск о благополучном приезде, а второе Люсе Сафоновой,
как сувенир из Сызрани. Напало на меня вдохновение именно
сегодня, в день приезда домой в Москву. Много красивых мест
есть на свете. Долго я буду вспоминать высокие Хвалынские
меловые горы, огромную Волгу, безжалостно затопившую песчаные
берега пляжа, целые леса. Сама же напросилась, чтоб одели тебя
в камень. Вот и бейся теперь, всё равно не вырвешься.

Вспоминаются мне и влюблённые в Хвалынске, ничем от наших
не отличаются. Заплыли на лодке в небольшой природный заливчик,
выбрали уединённое местечко. Он сел рядом с ней, вскинул руки
на плечи и долго смотрел в глаза, что-то говорил. Потом обнял
одной рукой, притянул к себе и, повернув голову, поцеловал.

Я представила себя на её месте. Наверное я вела бы себя
точно так же, как она. Пусть с  Сашкой, пусть с Гешкой, с кем
угодно, кто нравится мне, с кем приятно проводить время.

Ну хватит об этом, молодуха. Между прочим, старею.
В поезде назвали сестрой мамкиной, каково?

Вот, в общем-то, многое вспоминается. А дома просто хорошо.
Отдыхаешь от всего прекрасного, предаешься домашним заботам.
Может так же ходишь в кино, читаешь книги, но всё как-то
ближе и роднее, чем в другой стороне.

В свое "Бородино" я сходила сегодня, посмотрела "Щит и меч"
две части. "Приговор окончательный, обжалованию не подлежит"
и "Последний рубеж" - так назывались эти части романа Вадима
Кожевникова. С трепетом, дрожью следила я за действиями
Иоганна Вайса (Шуры Белова), слезы навертывались иногда.

Если бы он погиб, я разрыдалась бы, наверное, на весь зал.
До чего же хорошо играет артист, Вайса нельзя представить
другим. Я восхищалась им, он растревожил мою душу.
Обладать самыми разнообразными качествами, вжиться в роль
в самом логове врага. Быть немцем среди немцев и немцем
среди своих. Нет, Вайс не уйдёт из моей души.

Дочитаю роман до конца, такая вещь, без которой нельзя
обойтись в жизни. Понравился мне в фильме Генрих Шварцкопф.
Я следила за каждым его словом, за каждым взглядом.
Он поражал меня необыкновенным сходством с Гешкой.
И даже голос не мог быть иным, такой же, улыбкой своей
так и напоминал Генку. Генрих - друг Вайса, он вызывает симпатию,
но я очень боялась, что он останется гестаповцем.
Нет, это серьёзная вещь, а если я нашла здесь Гешку, разве
я могу разумно высказать суждение о фильме?
Нет, образ Шварцкопфа младшего встаёт перед глазами и не даёт
сосредоточиться. Глупо, Наташка. Знаю. Но всё же картина
поставлена первоклассно.

29.09.1986 Воскресенье.

Вчера заявилась Люська. Ей очень понравилось моё письмо.
Я ей показала сувениры из Хвалынска, в том числе и природные:
камешки с меловых гор, листья винограда и ежевики.

"Щит и меч" последние две части она не смотрела, ждала меня.
Пошли смотреть. Прочитала рецензию кинокритика Всеволода
Ревича. Некоторые места понравились, не ухожу от соблазна
их выписать.

"...Советский человек во вражеском окружении, сам принявший
вражескую личину... Первую серию "Без права быть собой" можно
назвать вступительной. В ней Иоганн Вайс, настоящее имя
которого Александр Белов (артист Станислав Любшин),
ещё почти не действует как разведчик. Перед ним поставлена
задача: Вживаться. Вживаться. Вживаться. Нужен Иоганн Вайс,
не нужен и ещё долго будет не нужен Александр Белов.

Так наставляет молодого человека его старший друг
и напарник Бруно (режиссёр Владимир Басов).
И Вайс, засланный в Германию с прибалтийскими репатриантами
незадолго до войны, вживается.

Но каких это стоит усилий, и физических, и - что страшнее всего -
моральных. Находиться непрестанно в среде фашистов, не иметь
возможности вмешаться, когда вокруг творятся жестокие дела,
произносить с умным и весёлым видом ненавистные слова...
Кажется, что это свыше сил. Но Родина надеется на выдержку
своего сына, и Александр Белов наступает себе на горло.

Нет Александра Белова. Есть Иоганн Вайс - трудолюбивый, смекалистый,
преданный фюреру немец. Конечно, он немножко карьерист, не упустит
случая продвинуться по служебной лестнице, даже если для
этого необходимо полюбезничать с секретаршей влиятельного
полковника Ангеликой (Алла Демидова исп. её роль). Вайс становится
личным шофёром у офицеров абвера - немецкой военной разведки.

С одним из них, майором Штейнглицем он выезжает в Польшу для
выполнения особого задания. А война уже на носу. И вот внезапная
остановка на пути к Варшаве. Какой-то солдат угнал штабную
рацию и сообщил русским о начале войны. Никто из присутствующих
не догадывается, что у ног Иоганна Вайса умирает такой же
советский разведчик... Стоит Вайс с неподвижным лицом, как бы
слушая звучащую за кадром песню:

...С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской будёновки,
Что где-то в шкафу мы нашли...

У Александра Белова главные дела ещё впереди.
Колонна двигается в путь и ... на экране появляется
надпись:
"Щит и меч", фильм второй
"Приказано - выжить..."

30.09.1968 Понедельник.

Собирались с Люсей поехать к Окопной, но всё вдруг изменилось.
Завтра начинается новый месяц-октябрь. Люся завтра едет
в институт первый день. Поэтому, наверное, Люся нарушила
данное ею обещание зайти ко мне сегодня. Я ждала её, я была
уверена, ведь никогда её обещания не были не выполнимы.
Но это ничего не значит, даже хорошо, что не поехали.

У меня завтра первая тренировка в 10-00. В Перхушкове.
Я страшно боюсь. Как меня встретит Игорь? Наверное скажет,
что я поправилась очень и этим убьёт моё настроение.
А настроение у меня будет, во всяком случае должно быть
первоклассное, ибо я возвращаюсь к своей страсти.

Есть во мне страсть к спорту? Нет, не могу просто жить без
спорта. Хоть и чувствую некоторые неловкости со стороны
своих выступлений на соревнованиях, но всё равно, несмотря
ни на что, люблю, может быть так же люблю, как своего Генку.
Ещё меня очень беспокоит нога. Какой фокус она завтра
выкинет?

Я ведь не ходила к хирургу. Посмотрю на её работу завтра,
а уж потом можно по врачам мотаться. Ой, страшно, аж жуть.
Но если мне завтра будет очень плохо, то все свои обиды
и переживания выложу в дневнике.

Дневничок, родной мой, как ты помогаешь мне в жизни!
Как будто и нет ничего, а почитаешь тебя, полистаешь странички
тетрадей, исписанные кое-где ровным, но, в большинстве случаев,
кривым почерком, и сердце радостно трепещет.

Есть у меня и друзья, и хорошие мысли, странности есть, есть
любимые фильмы, милые сердцу артисты, тревожат душу события,
есть большая любовь, правда, пока ещё первая, с присущей ей
глупостью и ангельской нежностью.

И я (нет, мне кажется, да и говорят, что я даже симпатичная)
нравилась ребятам и может быть в меня влюблён один человек.
Во мне много чувств, дум, всевозможных мыслей.

Ребята иногда говорят: "Да все они одинаковые. На уме-то одно
и то же." Да, девчонки и любовь. Разве могут эти нежные и милые
существа не думать о любви. И что в этом плохого? Ведь и
ребята думают о них, о красивых, кротких и желанных существах.

"И сердце вновь горит и любит оттого, что не любить оно не может."
Есть любовь, была и осталась ненависть. Сколько ты вынес испытаний,
мой верный дневник, и сколько ещё вынесешь.

Пройдёт юность, пройдёт и любовь, так что ты уж не обижайся
на меня за чрезмерные увлечения молодыми людьми и вечные признания
тому, кто сейчас далеко от меня и давным-давно не думает обо мне.

Хватит, пожалуй, испепелять душу. Завтра вставать в 8 часов, чтобы
не опоздать на первое после перерыва испытание и, главное,
встречу с Игорем, взгляд которого заставляет меня неметь,
и вселяет боязнь услышать насмешку. Ну да бог с ним, пойду
на свои стулья (кровать вынесли, и я почиваю на неудобных, жёстких
стульях). В конце концов, это полезно. Спокойной ночи, Генка. В полночь
я пошлю тебе воздушный поцелуй. Прошу тебя, будь завтра со мной.