Мара и её любовь. Часть II. Глава 7. Легенды

Мара и её любовь. Повесть в двух частях. Часть Вторая

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Легенды старые и новые.   

          Когда в конце мая следующего, двухтысячного мистического года, года на рубеже двух веков, Маре позвонила из Москвы Света, поздравляя ее с днем рождения, круглой датой, Мара пригласила подругу вместе с семейными провести лето у нее в Остролучье.

- А это хорошая мысль, - оценила поступившее предложение Светлана. - Денег на курорт у нас нет, впрочем, как обычно, да и что такое курорт, полторы недели, не больше, а парней на каникулы деть некуда, будут у компьютера целыми днями сидеть, вообще лета не увидят. Да и жизнь в деревне должна быть дешевая. Ты ведь с нас за постой денег не возьмешь?
- Будете на огороде отрабатывать.
- А мы согласны, - заявила Света. - Ну, то есть пока что я одна согласна, но я сегодня переговорю с моими мужиками, и, я думаю, они тоже согласятся. Собственно, деваться-то им некуда.

Деваться светиным мужикам было и впрямь некуда, и уже в начале июня в Марину калитку постучались сама Света и вся ее семья, исправно облаянные цепной собакой, которую Мара завела в конце прошлой осени, после своих прошлогодних приключений, и судьба которой сложилась куда лучше, чем судьба ее предшественниц, не зажившихся на этом свете.

У светиных сыновей, нагруженных рюкзаками и сумками, был не самый довольный вид, они бы, вероятно, предпочли проворонить лето у компьютера, вообще не выползая из дома, однако путешествие, не виртуальное, а вполне реальное, сельские пейзажи, сменившие привычные городские, и, наконец, вид бревенчатой избы, можно сказать, вообще экзотический, все же не могли оставить их равнодушными. 

- Мы вот здесь и будем жить? – воскликнул младший, Митя, обозревая окрестности.
- И работать, - угрожающе протянула Света. - У тети Маши большое хозяйство и не сто рук, чтобы обслуживать двух здоровенных лодырей. Узнаете, как землю пахать и с какой стороны к корове подходить.
- У нас нет коровы, только козочка, - пропищала Сашенька, с интересом глядя на приезжих.
- И землю пахать у меня не надо, придется только копать, лопатой, - давясь от смеха, проговорила Мара, обнимая подругу. - Ты их совсем застращала, я гляжу.

- Так не только их, и меня тоже, - сказал светин муж, Женя. - Мы тут выживем, я надеюсь. 
- Тебе, папа, через полторы недели обратно в Москву, а нам здесь до осени сидеть! – с возмущением и почти с отчаянием воскликнул старший светин сын, Федя. - А Интернета у вас тут нет?
- У меня и компьютера тут нет, - сказала Мара.
- Но хоть телевизор?..
- Телевизор есть, не волнуйся… Хотя показывает ограниченное количество программ. Света, Женя, мальчики! Умыться и руки помыть можно вот здесь, рядом с крыльцом, вот ведро с водой… удобства вон там, за сараем… и все проходим в дом, у нас с Сашей готов праздничный обед… я пирогов напекла, петушка на суп зарезала… 
 
- Как это зарезала? – спросил один из мальчиков.
- Как? Да головку топором отрубила, и все дела. Вон там, у сарая, плаха и топор, - охотно сообщила Мара, пользуясь случаем произвести впечатление на подростка и любуясь его замешательством. - А потом тушку ощипала, опалила да и в варево.
- Сами топором петуху голову оттяпали?!
- Мне пришлось научиться делать это самой. Так же, как и дрова рубить, впрочем… Но должна предупредить, что каждый день у нас мяса на столе не будет. Я купила цыплят, но они еще не подросли, а несушек резать нельзя, иначе без яиц останемся. 

- А есть что будем?
- В основном капусту, картошку, морковку. 
- То есть траву. И будем сами блеять как козочки… ме-е-е…
- Ах да, еще и хлеб.
- Тогда живем.

Свете, работавшей в сфере образования, был положен большой отпуск, поэтому она осталась в деревне вместе с сыновьями и после того, как ее муж, располагавший всего двумя неделями для отдыха, вернулся в город. Впрочем, он, скучая по своим семейным, еще пару-тройку раз приезжал в Остролучье на своей старенькой машине, привозил продукты и по мере возможности помогал Маре по хозяйству.

От Светы, у которой, как известно, руки росли не из того места, в хозяйстве толку было мало, но Мара и не обнадеживалась на этот счет. Она была рада общению с нею, помня, что Света принадлежала к немногим людям в ее окружении, не запятнавшим себя предательством, и ничего другого не хотела, не ждала и не требовала. Зато светины сыновья пошли в отца, умевшего вести дом и даже печь яблочные пироги, и оказались очень полезны в огородных и домашних работах.

Марина усадьба наполнилась движением, голосами, смехом, и Мара, которая провела всю долгую прошедшую зиму очень одиноко и замкнуто, каждый день наблюдая с одной стороны развалины церкви, с другой обгорелый заброшенный дом Кости Иевлева, общаясь с соседками только у колодца, да и то редко и односложно, буквально отдыхала душой.   

- Мне казалось, что я уже вот-вот разговаривать разучусь, - рассказывала она подруге. - От меня тут все шарахаются, как от зачумленной, а в калитку один участковый иногда заглядывает, и тот только для того, чтобы проверить, сожгли уже меня соседи, как ведьму, или нет еще.
- Может, он не только поэтому заглядывает, - прищурилась Света. - Может, у него еще какой-нибудь интерес имеется… потому-то он и взял над тобой шефство…
- Да брось ты… он по долгу службы…
- Вот тебе и брось… а служба дружбе не помеха.

- Перестань меня подкалывать, Светка. - отмахнулась Мара, - Этот человек на героя романа не тянет.
- Почему? Он что, женат?
- Кажется, нет… Но он моложе меня, и вообще… курносый. 
- Это пустяки, поверь опытной замужней женщине.
- Может быть, и пустяки. Но мне и самой уже ничего не нужно, на самом деле. Я потеряла любовь, потеряла надежду на любовь. Мне одно осталось - вырастить Сашеньку и погреться в старости возле ее счастья. 

- Ну, это еще бабушка надвое сказала, - не согласилась Света. - Отдохнешь, опомнишься, жить захочется. Раньше смерти не умирают… А что касается твоих односельчан, то они не правы. Тут посочувствовать впору, а не отворачиваться от ни в чем не повинного человека.
- Они не со зла. Это инстинкт самосохранения срабатывает. Сама подумай – темные знакомые, мрачные тайны, трагические события… неблагополучие налицо. Кому такое может понравиться? Кто с таким захочет связаться?

- Вообще-то да, - вмешался в разговор старший светин сын, пропустив мимо ушей женскую болтовню о женских делах, но будучи не в силах не отреагировать на прочее. - Жутковато тут у вас, тетя Маша, особенно как потемки наступают. Хотя в подпол и днем лазить как-то неохота… Не знаю, как вам самой не страшно.

- Мне здесь не страшно, - ответила Мара. - Вот где угодно, только не здесь. Мне не было страшно даже в те дни, когда я уже все знала, а тайник еще не раскопали. От этого в доме ничего не изменилось. А деревенские… что ж… посудачат, поглядят с опаской, а потом время пройдет, и всё забудется. В конце концов все забывается… - так говорила Мара, обнадеживая и своих слушателей, и себя, а сама знала, что в действительности не забывается ничего…

Прошлое не уходит, оно всегда рядом, оно всегда так или иначе влияет на настоящее и будущее… Вот с этим ей и придется жить. И ей, и Сашеньке. Наверное, со временем лучше будет им уехать из Остролучья, и уже навсегда. Если только не случится чего-нибудь еще столь же необычного и судьбоносного, внеся в жизнь новые кардинальные изменения.      

          Непростая ситуация, сложившаяся осенью прошлого года в жизни Мары и ставшая уже совсем отчаянной в конце сентября, за три дня до сороковин по ее бабушке, в одну особенную лунную роковую ночь, разрешилась совершенно неожиданным, удивительным и страшным образом. Причем, сельчане в конце концов оказались осведомлены об этом раньше, чем сама Мара.

Когда она серым зябким утром выбралась из могильной ямы возле церкви и, миновав заиндевелый склон холма, пришла в деревню, с ребенком на руках, еле передвигая ноги от усталости и холода, в мятой и усеянной колючками и клочьями травы одежде, растрепанная, бледная, похожая на выходца с того света, то узнала сразу все.

          Костин дом загорелся на рассвете, по непонятной причине, наверное, из-за замкнувшей электрической проводки. Соседи Кости, работавшие в совхозном коровнике, вставали очень рано, заметили опасность вовремя, подняли тревогу, и в результате пожар потушили еще до того, как пламя охватило всю избу целиком, поэтому выгорела она в основном только внутри. И крыша осталась, и стены, а вместо горницы зато – одна чернота.
 
Обеспокоенные тем, что на соседней, самой крайней усадьбе никто не подает признаков жизни, и это несмотря на общий переполох, люди заглянули во владения Мары и нашли возле дома окровавленного умирающего Костю. Он еще был жив некоторое время и успел даже сказать, что напавшие на хозяйку усадьбы и на него самого трое неизвестных мужчин увели женщину с собой, а его избили и закрыли на чердаке, из которого он вскоре сумел выбраться на крышу, намереваясь сделать попытку спуститься. Однако оступился и камнем упал вниз… травма оказалась слишком серьезной, а помочь ему было некому…

Бросившись внутрь дома в поисках следов развернувшейся здесь ночью драмы, сельчане увидали сдвинутый на середину комнаты диван, придавливавший закрытую крышку над лазом в подпол, из которого сквозь щели пробивался наружу свет. В подполе они нашли незнакомого им человека, неподвижно сидевшего на корзине с картофелем рядом со свежим раскопом, сделанным в дальнем левом углу помещения, вероятно, им же самим, поскольку возле его ног лежала использованная лопата.

Волосы у него на голове стояли дыбом и казались припорошены инеем, хотя в подполе было довольно тепло, а широко открытые глаза смотрели в одну точку, прямо перед собой. Спасатели сначала озаботились тем, чтобы поднять незнакомца с места и вывести наружу, а потом уж получше огляделись по сторонам и заглянули в раскоп. Там среди матерчатых грязных лохмотьев, напоминающих женский платок, когда-то, возможно, белого цвета, они увидели почерневшие от времени и от земли части человеческих костей.    

          Виталий, вскоре после спасения из подземного заточения наполовину избавившийся от сковавшего его подобия столбняка, хотя и с трудом, вяло и односложно, но начал разговаривать, сообщив некоторые сведения о себе и о своем давнем знакомстве с проживающей тут женщиной. Когда его спросили, он ли разрыл яму в подполе, и с какой целью, он ответил, что ожидал найти там бабкино наследство… а нашел совсем другое.

          После этого сообщения он вдруг умолк, а затем произнес фразу, повергшую слушавших его людей в полное недоумение:
- Потом пришла она, и находилась там рядом со мной, и говорила со мной все это время…
- Кто пришел?
- Девушка. Совсем молодая, в длинном голубом платье и с распущенными темными волосами.
- Откуда она пришла? Подпол ведь был заперт?
- Я не знаю. Я не хотел ее слушать, но она продолжала говорить…
- О чем?
- О многом. Я не хотел, но должен был слушать…   
- А куда она делась, если она там была? Мы никого не видели.
- Я не знаю. Она говорила, и я выслушал все до конца…

После этого мужчина опять замкнулся, и все решили, что у него шок. В общем, понятно – хотел найти наследство, а нашел косточки, потому и рехнулся с перепугу. Ну, может быть, потом опомнится. 

          Поиски пропавшей вместе с ребенком хозяйки дома сначала результатов не дали, зато совсем неподалеку от деревни со стороны церкви и кладбища был обнаружен потерпевший крушение легковой автомобиль, валявшийся вверх колесами и с тремя мужскими трупами внутри.
          Вот тут-то Мара, с Сашенькой в обнимку, и вошла в свою калитку.

          Уставшей до изнеможения Маре пришлось вместо отдыха сделать подробное сообщение. Она рассказала, что за наследство оставила ей на самом деле ее бабушка, в результате чего на свет всплыла полузабытая история о событиях давнего 1929-того года, дополненная еще никому доселе неизвестными подробностями, заключавшимися в том, как желание позаботиться об останках княжны из вскрытой могилы подвигло одну девочку-подростка на беспримерный поступок… Умирая, бабушка посвятила в тайну, до сих пор кроме нее самой неведомую никому, свою внучку, которая после того два месяца мучалась, что же ей теперь с этой тайной делать. Непросто взять да и выложить, что у тебя в доме под полом зарыт человеческий скелет.

          Находка произвела на окружающих сильнейшее впечатление, Мару чуть сгоряча не арестовали, однако старожилы Остролучья и их потомки знали старую быль и могли подтвердить содержащиеся в ней факты еще до обращения к архивным документам, что было проделано следствием немного позднее, поэтому повесть Мары выглядела странной, удивительной, ужасной, но правдоподобной.

Конечно, в покое ее оставили не сразу, и она не сразу смогла попасть в собственный дом, поскольку он был оцеплен вместе с подвалом, столько лет хранившим в своих недрах тайную могилу, но постепенно все разъяснилось и утряслось. На всякий случай подвал перекопали, дом обыскали, усадьбу тоже, но ничего нового не нашли.

          Тщательная судебная экспертиза подтвердила, что кости принадлежали молодой девушке, умершей несколько столетий назад, и даже оказалась выдвинута гипотеза, касавшаяся причины ее гибели: в останках содержалось большое количество ртути, которая во времена бесшабашной старины широко использовалась, во-первых, в косметике для изготовления румян, губной помады и краски для волос (киноварь, иначе драконья кровь), а во-вторых, в фармацевтике, входя составляющей в некоторые лекарства как замена неизвестных тогда антибиотиков.

И это все при том, что люди были прекрасно осведомлены о ее ядовитых свойствах, поэтому белая ртутная соль, она же сулема (хлорид ртути) стала причиной преждевременной гибели многих персонажей Средневековья, и в Восточной Европе, и в Западной на равных. Хотя помимо смертоубийств сулему в маленьких дозах не боялись использовать в той же косметике, для изготовления смягчающих кожу составов... полезное с приятным, так сказать.

Так что княжна либо просто пользовалась косметикой, дорогой, но для нее, безусловно, доступной, и случайно отравилась, либо ее могли отравить намеренно, только об этом не сохранилось никаких сведений. Либо она отравилась самостоятельно и сознательно, что, в таком случае, осталось тайной за семью печатями, ведь самоубийц в церквах не хоронят, для них даже кладбища долгое время были заказаны.

Именно на основании этого последнего предположения пресса, а позднее телевидение, куда проникли сведения обо всей этой истории, сочинили сказку о несчастной любви юной девушки, которая не могла быть вместе со своим избранником и нашла утешение в смерти.

Мало кто подумал при этом о том, что в старину люди верили в бога и загробную жизнь буквально, в связи с чем христиане крайне редко решались по своей воле расставаться с жизнью, чтобы не стать погубителями своей бессмертной души. Так что данная версия выглядела наименее правдоподобно. Хотя, с другой стороны, если любовь понимать, как страсть, то люди совершают ради нее много безумств, и это не расхожее мнение, не привычный штамп, это так и есть. И бог им судья, как говорится.
          Так легенда стала явью, а явь опять перевоплотилась в легенду.

          Для журналистов происшествие в деревне Остролучье, имевшее место на исходе сентября 1999 года, со всеми прилегающими и вытекающими, в какой-то степени и в каком-то смысле оказалось золотым дном. Ведь современная криминальная драма являлась только первым, лежавшим на поверхности пластом, а под ним, как выяснилось, можно было накопать столько всего: стоило только дать себе труд копнуть. Некоторое время публикации, посвященные этой богатой и казавшейся неисчерпаемой теме, затрагивающей и «преданья старины глубокой», и события 30-х годов прошлого столетия, изобилующие колоритными персонажами, не сходили со страниц периодических изданий и с экранов телевизоров, привлекая всеобщее внимание.

          Любопытно, что история о некогда найденных в княжеской гробнице сокровищах оказалась только составной частью этих публикаций и передач. Никаких других сведений о судьбе богатого погребального убора, кроме официального заключения следствия, проведенного в Остролучье в конце 1929-того года, никому из занимавшихся этим делом специалистов разных профессий, журналистов и привлекаемых ими криминалистов, обнаружить не удалось. Поэтому оказался подтвержден прежний вывод, ставший достоянием общественности и гласивший, что клад был похищен во время вооруженного нападения на представителя власти, участвовавшего во вскрытии гробницы, все в том же далеком 29-том году.

Только один человек мог бы поколебать сложившее мнение, или хотя бы попытаться это сделать, подарив окружающим еще одну сенсацию, и этим человеком была главная участница остролученской драмы, то есть Мара, но она сочла за лучшее промолчать. Жизнь учит осторожности и осмотрительности.

          Давая первые показания наутро после своих приключений, будучи в тот момент почти совсем без сил, Мара говорила очень кратко, опуская подробности, касаясь только существа дела. О кладе, который искала здесь у нее прошлой ночью целая толпа разного народу, она не сказала ничего, чтобы не запутаться в повествовании, оставив это на потом и заменив слово «сокровище» словом «наследство».

Однако получилось так, что никакого «потом» не состоялось, потому что рассказ Мары дополнить оказалось некому: Константин умер, всё его личное имущество, включая и документы, и другие бумаги, сгорело в огне пожара в его доме; Зотов и его подручные погибли во время поездки, предпринятой ими ночью после того, как они по неясной причине потеряли Мару возле церкви; Виталий же из своего ступора вообще не мог сообщить ничего толкового, он лишь кое-как поведал, что услыхал о якобы полученных Марой после смерти бабки семейных ценностях, за которыми и явился к ней в деревенский дом со столь внушительным сопровождением…

Но он еще долго был не в себе, да к тому же его пристрастие к игре, о которой упомянула Мара, и которую он не отрицал и сам, делала его ненадежным свидетелем: игроки, как всем известно, сродни наркоманам, их пагубная страсть заставляет их порой совершать неадекватные поступки, туманя их разум.

Вот так и получилось, что опись драгоценностей княжны, составленная осенью 1929-того года и найденная в архиве, лишь сверкнула строками перед глазами читателей, словно те сапфиры и рубины, которые в ней упоминались, послужив только к развлечению этих читателей и не больше, не зародив ни в одном самом предприимчивом уме стремление бросить все свои дела и примчаться в еще совсем недавно никому неизвестную деревеньку где-то в средне-русской полосе, чтобы попытать счастья на ниве кладоискательства под стенами древней заброшенной церкви.               

          Поскольку бренные останки не были заслонены золотым блеском некогда имевшегося у них убранства, то в отношении проявляемого к ним публикой интереса ничто не вытесняло их с первого плана, вместе со вставшим в логической связи вопросом об их дальнейшей участи.

Именно на него напирала Мара в имевшейся у нее беседе с журналистами, навестившими ее в ее захолустье. Она делала это вполне осознанно, понимая, что только так может попытаться заставить людей уразуметь тот факт, что речь идет не о музейном экспонате, не о материале для лабораторных исследований, но о реально жившем когда-то человеке, молодой женщине, к судьбе которой, и прижизненной, и посмертной, так тесно перепутавшейся с судьбами многих членов ее семьи и ее собственной, следовало отнестись со всем уважением. После уже вторичной эксгумации костей княжны их необходимо было наконец достойно предать земле.

Для пущей убедительности Мара заявила о том, что позаботиться об этих похоронах завещала ей ее бабушка, не может же она нарушить ее последнюю волю, хотя бабушка, взваливая на внучку свою многолетнюю ношу, вовсе не была столь категорична.   

К счастью, мнение Мары не кануло втуне, совпав с мнением думающей части широкой общественности. Тут, конечно, смешалось всё: и религиозные нормы, и морально-этические ориентиры, и сухой прагматизм, требовавший избавиться от этого подарка из Средних веков наиболее пристойным образом.

Начались разговоры о том, что «остролученская мертвая царевна» должна упокоиться в родной земле, желательно в своей старой могиле, под сводами той же церкви… Церковь, правда, все еще лежит в руинах, но ведь самое время позаботиться о ее восстановлении.

Тут выплыло имя архитектора, работавшего над проектом реставрации церковного здания, женатого (вы только подумайте, как все неслучайно в этой истории) на местной же уроженке, дочке той самой старушки, которая… ну, и так далее, смотрите наши первые публикации на данную тему… 

          Коренным жителям Остроучья, то есть остролученцам старой закалки, которых здесь, из поколения в поколение, все еще наблюдалась некоторое количество, сначала вся эта шумиха совсем не понравилась. Они знали, так сказать, изнанку этого дела, будучи знакомы с нею не только понаслышке. Они еще смутно помнили события, через которые прошла их деревня, не ставшая исключением из правила по отношению ко всей остальной России, пережившей эпоху жестоких войн, революций и многих перемен и потрясений.

И при этом они, как и большинство людей вообще, не любили признавать ошибки, предпочитая осуждать, и не были склонны впадать в умиление над древним гробом, из гнили которого, возможно, восставал то ли не упокоенный вследствие грешной жизни, то ли разбуженный вследствие грубого посмертного обращения дух мертвой девицы, своим появлением не пророчивший окружающим ничего хорошего.

Казалось бы, мистическая составляющая ясно читалась и в происшествиях, развернувшихся только вчера, можно сказать, на их глазах, вокруг старой усадьбы первого колхозного председателя Остролучья, человека сурового нрава и (согласно их убеждению, которое было предвзято, несправедливо, но все еще не окончательно изменилось) самого большого грешника в округе, и ее нынешней обитательницы, его правнучки. И очень хорошо, что кости увезли отсюда, и незачем их сюда возвращать. Настоящий контакт с потусторонним далек от романтики, это дело неприятное и небезопасное.

          Однако общественное мнение, сформировавшееся без их участия и авторитетно доведенное до их сведения средствами массовой информации, заставило остролученцев пересмотреть свою точку зрения… вернее, начать ее пересматривать. К тому же деревенское население теперь было сильно разбавлено новыми людьми, которые относились к делу иначе. Подумать только, их деревня стала не то, чтобы очень знаменитой, но все же приобрела некоторую известность, а это не могло не польстить и даже было способно принести некоторую пользу, причем не мистическую, а вполне материальную.

Если ими будут интересоваться, если к ним будут ездить, если о них будут говорить… да если при этом суметь ввернуть слово о своих нуждах или жалобу на свои трудности, то выгода очевидна… так вот и получилось, что жители Остролучья наконец во всеуслышанье заявили о своем желании принять свою княжну у себя, в лоне своей земли.

Разумеется, первое слово тут принадлежало местной администрации, но определенный энтузиазм наблюдался и среди рядовых членов общества. Правда, возникли некоторые проблемы. Нельзя же хоронить родовитую особу как простую смертную, по расценкам эконом-класса, так что предстояло раскошелиться на приличную церемонию, которую к тому же следовало правильно организовать: правильно, то есть таким образом, чтобы это мероприятие оказалось запоминающимся, способным послужить славе родной стороны, а, стало быть, славе всех, кто здесь проживает ныне. И давайте надеяться, что голубенькая девушка на этом угомонится и больше никого доставать не будет... ну, разве что только тех, кто это в самом деле заслужил. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Продолжение. Злат венец: http://proza.ru/2023/01/13/940
Предыдущее. Старая церковь: http://proza.ru/2023/01/11/855

Содержание Части первой: http://proza.ru/2023/01/09/926
Содержание Части второй: http://proza.ru/2023/01/10/1865