Как предугадать будущее

Когда я учился в школе, я о будущем не думал. Но я не столько учился, сколько рисовал. Я видел перед собой людей, которые говорили своими трудами гораздо больше, чем я мог прочитать в литературе.

Но я узнавал из литературы, что какой-то Оноре де Бальзак, написав следующий роман, построил замок, чтобы в нём лучше писалось с Мадемуазель Ганской!
Джек Лондон, написав первый рассказ, помчался в Редакцию, чтобы получить гонорар!

Правда, гонорар не получил, но печатать стал все последующие свои удивительные рассказы уже за деньги!

Илья Ефимович Репин ходил в Третьяковку, как к себе домой! Правда, когда он оказался после Революции в этой Финляндии за границей, попасть в Третьяковку уже не смог.
После Революции 1917 года я уже не мечтал стать писателем. Стать художником значило быть вне политики. Художники тоже хорошо жили. И я старался! Да, я рисовал здорово! Но я был вне избранных для прекрасной жизни.

У меня не было родителей, которые бы прославились на фронтах Советской Власти.
Более того, отец был сыном Унтер-Офицера! Это значило более неприятно, чем быть сыном отца более крупного офицерского звания! Унтер-офицеров рядовые солдаты не просто не любили, а отчаянно завидовали!
Эти выскочки выдвигались из рядов простого народа, и каждый солдат мог задать себе вопрос: - А почему не я?

Как художник, я был вне конкуренции. Здесь мною руководил чистый талант. Но были и более старшие товарищи, которые нахватали званий. Пройти сквозь их строй было невозможно. Любое замечание других в мой адрес с большим плюсом означало заработать мне выстрел в самое больное место!

При поступлении в институт я не получил ни положительного отзыва, никаких привилегий. Просто поступил. Но потом все говорили, что я поступил после окончания Художественного Училища. Мне было обидно. Да, я поступал в Художественное Училище, получил опять же лучшие оценки за рисование, но срезался на Литературе до уровня двойки.

История с двойкой была такой.
Я столкнулся в мае с грузовой машиной, когда нёсся на велосипеде. Естественно я побывал на небе, что-то там разглядел не до конца. Но паразит в лице водителя грузовика растряс моё блаженство в ином мире начисто! Я очнулся.

Но все мои знания в области литературы за все годы моего обучения остались в небесной выси! А экзамены по литературе должны были начаться через два месяца!

Можно было ещё как-то подготовиться по Истории СССР, но по литературе, объём книг которой превышал все мои способности восстановить а памяти, которой теперь просто не было, я не мог.

Директор Училища стоял передо мной и пытался выудить из меня какое-то объяснение.
Увы, я находился в состоянии полного непонимания, что от меня хотят. Я не имел памяти, которая могла бы помочь мне в чём-либо, потому что я тогда не знал, что я остался без памяти навсегда!
Сегодня я только могу с благодарностью вспоминать всех преподавателей института, которые помогали мне заполучить Диплом. Иначе я и не могу сказать!
Когда я отвечал на четыре, преподаватель предлагал мне ответить на два дополнительных вопроса, я всегда говорил, что согласен на три! Всё дело было в том, что я всегда вызывался ответить на зачёт или экзамен раньше срока.

Даже тройка давала мне возможность не ходить на пары этого предмета, чтобы больше рисовать! После института я обнаружил, что должен лебезить перед более бездарным преподавателем, менее талантливыми выпускниками нашего института, и пробивать себе дорогу не своим талантом, а подхалимством и собутыльничеством.

Сегодня всё в прошлом. Я не рвусь в художники, потому что левая рука у меня трясётся, правая немеет. Рисовать такими руками опасно. Можно потерять руки.
Писать стихи я тоже не могу ручкой. Уже в пятьдесят лет я записывал свои произведения ручкой, а потом не мог разобрать своё чирканье.

Пришлось освоить компьютер. Здесь всё встало на свои места. Пишу уже не своими руками, а техникой. Исправить всегда легко.

Как же я предугадал своё будущее? А никак! Преподаватель Холмогоров А.П. говорил мне отеческим тоном: - Надо же, Валерий, думать о будущем!

Я тогда не думал. Но сегодня я вдруг догадался, о каком будущем мне намекал мой преподаватель живописи! Он прожил шестьдесят два года, а я живу всё ещё, надеясь дожить до девяноста! Мы в отношении здоровья были на одном уровне. У меня обнаружили на третьем курсе признаки туберкулёза, как и у преподавателя.
 
В тридцать шесть мне был объявлен туберкулёз в Диспансере. Туберкулёз мне вылечила мать за месяц! А Холмогорова А.П. не смогли вылечить даже в Москве!
У меня нет званий, как у А.П.Холмогорова.

А собственно, на что мне эти звания? Здоровье, как мне кажется, дороже!
А то самое заболевание - Туберкулёз, мне не передалось ли от Холмогорова А.П.?
Уж, очень он любил поправлять мои рисунки в институте, откровенно их портя! 
Это заставляло меня все его линии стирать, что и приводило к искусственным столкновениям и неприязни.
Неприязнь была нужна А.П.Холмогорову, чтобы организовать против моего творчества неприязнь его подхалимов. Подхалимы уже умерли, не получив от дружбы со своим куратором тех обещаний, которые Народный Художник России не успел выполнить.
Вся великая группа прославленных художников умерла, унеся в могилу кучу надежд.

Январь