Три этюда и баллада об Адаме и Еве

                1.

   Бывают в жизни знакомства, когда повстречавшиеся нам на пути люди настолько нам внутренне симпатичны, и в то же время нас настолько с ними ничего не связывает – у нас разные друзья, разные профессии и даже разные житейские интересы – что, для того чтобы поддерживать это наше новое знакомство, нам нужно всего лишь вкладывать в него наш самый простой и вместе самый сложный капитал : любовь, и кроме этого ничего больше не делать, –
     и пусть его запас в нас изначально ограничен, даже его было бы достаточно – так мы чувствуем сердцем – чтобы создать отношение, в котором было бы нечто воистину прекрасное – а что может быть в жизни прекраснее, чем создавать нечто прекрасное, –
     однако, с другой стороны, нет более тонкого и болезненного разочарования, чем, взявшись за великое дело, не довести его до конца, а тем более «загубить на корню», –
     и вот, догадываясь, что страдание всегда весит больше, чем радость, а также предположив без каких-либо серьезных оснований, что шансов на победу у нас все-таки меньше, чем на поражение, мы постепенно «замораживаем» отношение : все реже встречаемся и все неохотней перезваниваемся... но не стоит отчаиваться, мы всего лишь идем по стопам наших метафизических предков, –
     разве они, в лице Адама и Евы, точно так же, как и мы, не «заморозили» в свое время сугубо божественное отношение, выстроив на его месте отношение чисто человеческое? и хотя библейскую историю следует воспринимать в иносказательном смысле, наш личный опыт умудрился подтвердить ее в полной мере, –
     впрочем, если как следует присмотреться, в нашей жизни столько различных нюансов, что в них при желании можно найти подтверждение любому мифу, –
     а их, как известно, в распоряжении человечества ровно столько же, сколько звезд на небе или песчинок в пустыне или капель в океане.   


 
                2.


     Начиная с того момента, когда мы, продолжая любить жену  – по крайней мере душевно – точно так же, как и в пору первой влюбленности, вдруг чувствуем, что наш интимный акт с нею по причине естественных возрастных изменений совершается уже не так гладко и безотказно, как прежде, чувствуем, что какое-то пустяковое, постыдное и все же в своей основе глубоко метафизическое беспокойство поселяется отныне не только в нас, но и в жене нашей, –
     хотя она в идеальном случае беспокоится не о своем удовольствии, но исключительно о нашем душевном благополучии, чувствуем, далее, что такого беспокойства по большому счету и быть не должно и тем не менее оно есть и никогда уже до конца не исчезнет из нашей совместной супружеской жизни, –
     да, вот тогда самое время задуматься о том, что же, собственно, произошло в незапамятные времена, а быть может и по ту сторону времени : помните, в райском саду Адам и Ева любили друг друга, понятия не имея ни о каком «метафизическом беспокойстве»? а потом оно вдруг вошло в них, и они стали любить друг друга примерно так, как мы любим нашу жену, –
     и если мы станем докапываться до сути давным-давно происшедшего и теперь снова и снова происходящего, то, как мне кажется, за ответом ходить далеко не нужно, он у нас на ладони : источником беспокойства, замутившем чистые ключи любви, является исключительно Его Величество Оргазм, –
     он, кстати, в своей спинно-мозговой конфигурации удивительно напоминает и библейского Змея, –
     ну, а вопрос о том, были ли у Господа-Бога альтернативы по части размножения людей следует отнести к праздным вопросам : конечно же, были, –
     мы и сами на старости лет ничего бы не имели против, если бы наши дети были зачаты не от нашей спермы, а, скажем, от особо интенсивного энергийного прилива нашей любви к супруге и ее ответного любовного заряда, –
     в самом деле, разве не доказали физики, что не только материя превращается в энергию, но и наоборот : энергия – в материю? все же остальное – детали.



                3.


     Если действительно царствие Божие внутри нас, а не вовне, то достижение его, судя по всему, тождественно возможно более длительному и возможно более интенсивному пребыванию в душевном состоянии, которое все люди, независимо от возраста, национальности, характера и вероисповедания, готовы признать безусловно божественным, –
     и это, конечно, состояние любви, всепрощения и жертвенности, а также чувств наиболее близких к ним и в любом случае светлых, добрых, бескорыстных и просторных по своей природе, –
     и у меня лично нет никаких сомнений, что все мы испытывали в той или иной мере вышеописанные чувства, а значит пребывали в единстве с Богом и самими собой, –
     однако, к великому сожалению – и в это у меня тоже, увы! нет никаких сомнений – нам никогда не удавалось задержаться в сем божественном состоянии столько, сколько нам самим бы хотелось, и по каким-то вам до конца непонятным причинам мы вынуждены были покидать нашу «духовную родину» : снова и снова, иногда поспешно, иногда без всякой спешки, часто с сожалением, но и с некоторым странным облегчением... стоп! в последнем все и дело, –
     вот это наше странное облегчение, когда мы покидаем самое лучшее, что есть в нас и вокруг нас, и входим добровольно в сферу бытия не только не равноценную той, которую мы покидаем, но и во всех отношениях ей уступающей... и все-таки мы в нее входим и, что самое удивительное, не можем не входить, –
     да, в этом нашем предельно антиномическом поступке все и дело!.. но не точно ли так же наши метафизические предки под условными именами Адама и Евы покинули раз и навсегда царствие Божие, предпочтя ему обыкновенную и так нам хорошо знакомую земную жизнь? скорее же всего, не существовало никогда реальных людей с именами Адама и Евы, но легенда о них призвана была зацементировать извечное стремление человеческой души к чему-то высокому и прекрасному при одновременной глубочайшей неготовности и даже тайном нежелании реально достигнуть это высокое и прекрасное, –
     но разве не имеем мы здесь квинтэссенцию наслаждения мирской поэзией, когда люди, почитав и послушав возвышенные стихи, обязательно должны вскоре скушать вкусный бутерброд, затем посплетничать, пококетничать... и так далее и тому подобное?


                4.


                В мечте о любви не бывает
                соблазна живучей змеи –
                зато она в жизни свивает
                смертельные гнезда свои.

                Как жить человеку без жизни?
                и как ему жить без мечты?
                и ближе к какой он отчизне?
                и есть ли меж ними мосты?

                Пожалуй, мост главный – искусство,
                ходьба по нему как полет :
                оно как шестое в нас чувство
                к неведомой цели ведет.

                Да вот вам один из примеров
                как может искусство спасти,
                советы презрев лицемеров
                и крестные минув пути. –

                Однажды художник беспечный,
                минутной отдавшись мечте,
                с любовью их вряд ли предвечной
                нанес второпях на холсте.

                Шли годы, их тени успели
                друг другу сто раз изменить, –
                они же, увы! не сумели
                себя на холсте разлюбить.
 
                Есть тайна в истории этой,
                как в первом молчаньи вдвоем :
                так в песенке, кем-то напетой
                мы душу свою узнаем.

                И радуясь детской уловке –
                искусством себя оправдать –
                осталось нам в той зарисовке
                Адама и Еву признать.
               
                В тишайшей обители сердца
                встречаем мы их и сейчас :
                тем самым и райская дверца
                осталась открытой для нас.