Баб-Дуся
Пела и в хоре и отдельно с баянистом, выступала в самодеятельности.
Голосок прозрачный, почти детский так до старости и остался.
Модно было тогда петь, чтоб голос дрожал, вибрировал. Она так и поёт до
сих пор с "дрожью" в голосе. Любимая песня:"Я люблю тебя жизнь, что само по себе и не ново.".
В ванной или в лесу гуляет где-нибудь затянет свои любимые хиты и пока не пропоется, не успокоится.
Дочка ей уже не говорит:"Мам, смени репертуар" Тут можно много в ответ услышать
"простого-народного" детским голоском от Бабы-Дуси.
Баб-Дуся трудную жизнь прожила. Тяжёлую. Муж у неё был лётчик. Сильный волевой мужчина. В войну, ещё мальчиком, с мамой шили фуфайки и продавали. Мечтал летать и летал, был испытателем и истребителем.
Женился на тоненькой сладкоголосой девушке и первые годы совместной шли очень хорошо.
А потом подошла к концу служба в армии, летать перестал, переехали из гарнизона в обычный рабочий район. Где он больше не чувствовал себя "элитой" войск. Занялся строительством. Парень он был трудовой, ещё в юности с отцом дом строил, и каменьщик был и печник. Себе всё хотел дом поднять, а пока ездили с бригадой "шабашить" - коровники по районам строили.
Но жизнь без "неба" была невыносима. Депрессия накатывалась и с ней запои.
А тут ещё и тоненькая девушка, располнев после вторых родов, решила предохраняться самым надёжным способом - "не спать с мужем".
Супружеский долг "долгом" не считала, "это всё" у неё было в стойком
презрении, считалось необязательным, нечистым и неправильным. Воспитана так была. Муж "проблемы" свои решал сам, то заночует где-то, то пьяный вернётся.
Её, это тем не менее тоже оскорбляло. Он дома пытался найти взаимопонимания,
не находил и стал жену бить.
Баб-Дуся, тогда ей чуть за тридцать было, крепкая была, не сдавалась. Дом превратился в баррикады. Летели друг в друга чайники, утюги, будильники, срывались со стен радиоприёмники.
Обломки потом копились в кладове, на досуге отец собирал их по-новой. От ревности он рвал на жене одежду. Она её тоже не выкидывала, хранила в мешках в кладовке. На досуге перешивала.
Баб-Дуся вспоминает иногда "бои" с такими живыми и подробностями, как будто оскорбления и летящие предметы попали в неё только что.
У неё раздуваются в ярости ноздри, она победно похохатывает и потирает давно ушибленное место.
Мужа её уже тридцать лет нет. Она регулярно сажала его за бытовое хулиганство и однажды он оттуда живым уже не вернулся. Сказали "производственная травма". На суде детей каждый раз спрашивали, хотят они "чтоб папку посадили"?
Дети размазывая слёзы, рыдая, отвечали:"Да-а"
Папка смотрел с укором на них:"Эх, вы."
А дети выросли на баррикадах, и папку жалко и драк видеть не хотелось.
Баб-Дусю спрашивает порой уже взрослая дочь, у которой у самой так и не сложилось с мужчинами в жизни:"Мам, а зачем вы жили вместе, вы же убивали друг друга на наших глазах? Вы ненавидели друг друга, а мы жили в аду?"
- "Не знаю. Думала все так живут. Любила наверное."
Однажды она пробовала, уходила от него, приехала к отцу с матерью в деревню. Отец сказал:"У детей должен быть отец." - "Папа, я по три дня с кровати не встаю от побоев. Дети по соседям прячутся, он всё в доме пропил?! Разве это отец?!" - "Какой-ни-какой, а отец! А ты слушайся его и похитрей будь."
И отвез сам её с детьми к мужу.
Похитрей Баб-Дусе не удавалось быть, она только успевала думать, как концы с концами сводить, чем детей накормить, да где подзаработать.
Когда Баб-Дусе сообщили, что мужа у неё больше нет, она полчаса кричала не переставая. Полгода подруги и соседи не оставляли её, думали она сойдёт с ума или сделает с собой что-нибудь.
Баб-Дуся поседела за один день в свои неполные 50, сидела уставишись в одну точку и только твердила:"Это я, я виновата, это я его."
А потом захлестнула жизнь. В перестройку Баб-Дуся ударилась в бизнес и у неё дела пошли в гору.
Люди знавшие её мужа порой удивлялись новому проявившемуся характеру Баб-Дуси.
С годами она стала всё больше и больше напоминать...своего мужа.
Тот навык семейной жизни, "баррикадный" способ решать проблемы, отвечать силой на силу, стали очевидными и активно задействованными. С той же диктаторской непреклонностью, с тем же чувством неоспоримой правоты что и отец, она теперь разворачивала судьбы и жизни всех, кто был послабее вокруг.
С уходом мужа, слетевшая "жертвенность" превратились в точно такого же тирана,
только трезвого и ещё более страшного.
Где-как-кому жить, что делать, кто прав, кто виноват:"Я мать - я лучше тебя знаю, я жизнь прожила!"
Дети у неё выросли, у мальчика хорошая многодетная семья со второй попытки.
У девочки не сложилось. Баб-Дуся живёт недалеко от неё.
Они редко вспоминают те времена, но когда вспоминают, Баб-Дуся плачет и всё время повторят:"Зачем, зачем я тогда так жила? Почему не ушла?
Он был бы жив, мой Гена..." И успокаивается только когда гуляет и поёт своим детским надтреснутым голоском:"Я люблю тебя жизнь, что само по
себе и не ново."
Свидетельство о публикации №223011200958