Подземелье крота - экзистенциальное эссе

  Итак, начнём.

  Писатель-крот являлся источником только для самого себя. Для других он был тем, кто проводит невидимую черту между собой и окружающими, но, не всегда между собой и другим, кто мог быть идентичным ему, мог быть им самим в своей глубине. Как понимаете, это намекает на некоторую, возможно, пока спящую, предельную, эйдетическую “кротовость”.

  Тихий свет внутри крота был слаб, циркулировал по одному Ему ведомым и тайным путям, и он сам иногда мало что мог различить при нём. Но, пробовал. Снова и снова. Пытался! Оставаясь во тьме и лишь наощупь находя дорогу обратно — к тому, что породило это ложное движение. В том призрачном свете ему казалось, что движение это было подобным движению робота, вырвавшему из себя провод, соединяющий его с пультом его управления. Рука вверх и в сторону поднялась! Нога согнулась в коленке! Глаз закрылся! В животе уркнуло! Ветер пронёсся в мыслях!.. Вот и все движения писателя-крота. И тексты такие же. Но, подождите-ка... Ветер! Ветер в мыслях! Пронёсся! Перемешал и преобразил всё, что кто-то до него ложно расположил, да ещё и закрепил негативной логикой превосходства... Нет-нет-нет... Подождите-ка... “Ветер, дунь-ка ещё и посильнее!” (ему представлялся при этом то капитан на мостике, то оптинский старец, читающий молитву на начало дня).


    Лабиринт был ВНУТРИ него. Он носил его по свету как щепку, сталкивая иногда с чуждым и неизвестным. Мало слов писатель-крот знал. Все они были общеизвестны и читались безо всякого интереса. Но, он дерзал. Высказать главное с помощью них. Он представлялся себе Кентавром Audacissimuss, кого строгая судьба, magistra vitae (да не просто история!) занесла теперь, после бури на море Рифейском, в страну асов.

   Стоило ему сделать шаг, как он становился персонажем. Обо всём было сказано. Всё было описано. Замечено с разных сторон, и снизу тоже. Он не был асом, он был писателем-кротом, представляющим себя кентавром. Ему хотелось, чтобы его внутреннего человека кто-то изобразил с любовью.

   И он просто осваивал. Глыбу. Памяти-языка-речи. Чтобы извлечь изнутри своего динозавра. И погладить его так, как будто бы он дракон... И писатель-крот представлял огромного, северного, завьюженного дракона и мысленно гладил его по шишковатой каменно-кожистой голове. И лил свою горячую допотопную слезу ему на заснежную грудь, в надежде, что растопит её и вызволит изнутри воспоминания о вечности.
 
   * * *    * * *    * * *

   Некто, кто может талантливо описывать руины так, что они покажутся дворцом и непременно захочется посетить их высокую прелестную явь, был его тайным помощником. Имя тому — Отчаяние. Имя тому — Заброшенность. Имя тому — Безысходность. Вот его учителя. Но, они бы никогда не стали собой, если бы перед ними не было его — их уставшего, но, всё ещё,их верного  ученика...

  Постаревший, но не сишком раздобревший (хорошо, если это случается в переносном смысле), он был подобен сухой осенней ветке после дождя. Внутри него жизнь замерла, заснула, а с его острых веточек, вонзивших свою явь в мировое пространство, стекала прозрачная свежая небесная вода, которую он сам впитать не мог так, как впитывал бы, если бы мог цвести нежными ароматными бутонами... Впрочем, всему своё время...

Кентавр Хирон воспитал Геракла.


© ЛАРО ХАНТЕР

||<>||


Ссылка: amandum ventum (лат.) - любить ветер


P. S.


ТРАНСИЛЬВАНИЯ

   Музыка и слова: Глеб Самойлов


Открытая дверь
На свежей земле,
Под землей кипит работа –
Бесы варят позолоту.
Там в пещере Алладин
Всемогущ и невидим,
Там внизу твоя могила,
До свиданья, милый, милый,
Милый, бывай!

Отличная ночь
Для смерти и зла,
На тебя роняет слезы
Небо, а на небе звезды
Улыбаются во сне
Человеку на Луне.
Глубоко тебя зарыли,
До свиданья, милый, милый,
Милый, бывай!

Открытая дверь
На свежей земле,
Мы вколачиваем гвозди,
Чтоб в гробу лежали кости,
Чтоб из-под земли не лез,
На тебе поставлю крест,
Трижды плюну на могилу,
До свиданья, милый, милый,
Милый, бывай!


- песня всегда напоминает о композиции
 “Хару Мамбуру” группы “Ногу свело”