Га! Хочу играть с Андреей Пришакариу - двенадцать
Но граном больше - передоз,
Избыток нервов и абцуг,
Со всех сторон вопят кликуши,
И каждый требует свое :
Тому подай лишь только змея,
Второй мечтает мину обрести,
А третий, самый ушлый, про бабу голую
Впотьмах лелеет мысль.
Пан Мошка, издатель, стараясь особенно не напрягать выглядящего опасно писателя землицы русской, подсунутого пану Мошке, издателю, маркетинговыми требованиями перенасыщенного сюжетами книжного рынка, кротко опустил глаза к рукописи, продолжая внимательно читать с листа, немного удивляясь совершенно новому субжанру литературы, придуманному, по всей видимости, недавно, смешавшему староанглийскую классику, неонуар и любовный женский роман с гремучей политицкой составляющей, лишающей всякой надежды не только просто плохого режиссера Феллини в озвучке сплиновых ублюдков, но и всякого Якова и Шумурдякова, не пожалевших своих кровных денег на насущную покупку оказавшегося в тренде крысы Потупчик продукта.
Ее фиялковые глаза вопияли, но Жошуа О * Криди, сурово поедая яичницу из четырех яиц, запивая апельсиновым соком изредка встречающиеся в глубинах тарелки шкварки, мало смотрел на Лорелею, скучно замершую у окна, за которым таился Пасаденский шериф Кид Клоски, алчно мацающий здоровенный " Кольт " времен фронтира.
- Тьфу, бля, - промямлил пан Мошка, издатель, с опаской переворачивая лист. - Не удивлюсь, если дальше Дизраэли орудовать у вас будет, батенька.
Скромный по климату писатель поставил на стол пана Мошки, издателя, унылый портрет надоевшего всему миру фюрера, скалозубно обещающего разобраться в проблеме роста экономики еще лет через двадцать, виртуозно поддергивая задравшиеся брюки со штрипками, как бы невзначай обнажая поросшие чахлым волосом бледные лодыжки.
- Помнится, - сказал Фруад Фархаду, намазывая картофельный джем на подогретый в микроволновке тост рыбным ножом из праздничного набора от "Маркс унд Спандерз ", - в самом вот конце шишнацатого века образовались на теле Африки злокачественным наростом буры, объявляя Морячка сукой, а себя новой крымской нацией, имеющей право на Дамбас.
- Да ну на х...й, - недоверчиво пробормотал пан Мошка, издатель, не веря своим глазам и немножко внутренне подхихикивая от явственно дубового слога этой презанимательной конструктивной критикой сказочки, - какой, в п...ду, Дамбас ?
- А самый обычный, - угрожающе крикнул писатель, раскладывая веером визитные карточки по столу пана Мошки, издателя, на плотной глянцевой поверхности которых он именовался и политтехнологом, и орденоносцем, и интернет - криэйтором, и даже поганым жидом, - тот, что не бросается своими да нашими.
Он ощущал, что высмеивать там уже нечего, покрова сорваны, бинты, традиционно опутывавшие казавшуюся съедобной мумию, истлели, обнажая нагноившиеся фурункулы все того же холуйства или противостояния с очередным режимом, неизменно по окончании разоблачаемого как сучий и западло. Выносились резолюции, народ молчал, Борис Годунов пелся басом и в богатой собольей шубе, пока толстые балерины пили вино в буфете, звучно давя шмыгающих под ногами тараканов.
- Послушайте, - взмолился пан Мошка, издатель, все же отправляя рукопись в набор, - может быть, вам просто перестать производить шедевры ? Может, товарищ барин, вам прекратить мучать жопу ? Возможно, что вам просто надо сходить посрать ? Срите сракой, гражданин, не ртом и не рукой, колотящей по кнопкам клавиатуры, так, поверьте, всем, кроме вас, будет лучше.
Пан Мошка, издатель, знал из разоблачений кальмара о чоткой черте путиноидов, умеющих лишь украсть и спрятать, но подозревал так же, прожив без малого пять десятков лет на этой стылой умом землице, что сраный кальмар побоялся или постеснялся продолжить мысль дальше, ибо ( шикарное словечко ! ) говенные результаты деятельности, не интересные никому после утаивания выделенных на производство любой херни финансов, присущи не только краткому с точки зрения историзма режиму поганого фюрера, но, в целом, вкупе, ин масс, всему этому уё...му народцу, что и сорганизовался посреди хренового климата в Русiю, грозя всему окружающему пространству вот прямо вот сейчас вот выправить на коленке Сартра и перепеть Моцарта. Прощаясь, пан Мошка, издатель, бросил в сутулую от торжества приобщения к тайнам Кремля спину писателя сакральное :
- Говно страна.
- Народ - сволочь, - отозвался писатель, имея в виду совершенно другой народ, по сути, конечно, такой же, но троезубый и жовто - блакитный, ведь только трем прибалтийским народам удалось почти полностью выдавить из себя гнусный Совок, а мы, русские и хохлы, как ковырялись в носах оглоблями, так и продолжаем мучать коллективные жопы, умея, по правде - то, только и лишь срать.
Свидетельство о публикации №223011301249