Эссе и баллада о тайне в любви

                1. 


     Как глядя на горы издалека, мы всякий раз снова и снова очаровываемся их величественной красотой, и более того, остаемся убеждены в существовании некоей дремлющей в их пейзажном лоне живой, интимной и все же объективной тайны их красоты и величия, –
     и в то же время, сотни раз путешествуя по этим самым горам, мы не только не находим в них ничего таинственного, но слишком долгое пребывание посреди издалека казавшегося нам божественным пейзажа скоро порядочно наскучивает и мы с удовольствием возвращаемся назад и домой, то есть по большому счету опять туда, откуда – пусть и в переносном смысле – мы снова видим его (горный пейзаж) в чарующей дымке непроницаемой и возвышенной тайны, –
     так сходным образом притягивает мужчину женщина : разумеется, не всякая, но только та, с которой он хотел бы разделить постель, –
     да, все женщины в глазах мужчины делятся на тех, с кем он бы желал войти в интимный контакт, и... всех остальных, но если вы вздумаете искать более точные критерии раздела, вы столкнетесь – заранее вас предупреждаю – с неимоверными трудностями, –
     мужчина может предпочесть пожилую женщину – молодой, некрасивую – красивой, злую – доброй, душевно себе чуждую – душевно близкой, и так далее и тому подобное, –
     другое дело – как долго продержится подобное отношение, но без сильнейшего эротического притяжения никакая связь не может даже начаться, –
     и если все общепринятые, четкие и несомненные критерии эротического
увлечения напрочь отсутстуют, остается довольствоваться последним, гипотетическим, расплывчатым и сомнительным, –   
     зато вдруг именно оно, как Иванушка-дурачок из русских сказок, поставит точку над i в беспричинном и беспредельном, как шопенгауэровская мировая воля, сексуальном влечении, –
     правда, клин вышибается клином, и то, что не имеет разумной основы, не терпит и разумных объяснений, –
     так что вышеприведенное сопоставление с горным пейзажем очень даже может нам здесь помочь, –
     итак, когда мужчина видит, а точнее всеми фибрами души и тела ощущает в женщине тайну, он одновременно и тянется к ней (тайне) и страстно желает ее (тайны) разоблачения, –
     и способ разоблачения есть секс : все так, –
     но есть женские тайны, которые раз и навсегда разоблачаются сексуальным познанием : такие отношения, как легко догадаться, весьма непрочные и недолговечные, –
     и есть женские тайны, которые, несмотря на интенсивное сексуальное в них проникновение, почему-то не разоблачаются, напоминая тот самый вечно притягательный горный пейзаж, –
     надо ли говорить, что только такая женская тайна лежит в основе прочного и гармонического отношения между мужчиной и женщиной? –
     но надо ли говорить и о том, на какой тончайшей шелковой нитке оно (то есть отношение) висит во все время своего существования, обнажая собственную невероятную хрупкость лишь в момент прекращения отношения?


                2.


     Оргазменный принцип лежит, если присмотреться, в основе любого человеческого удовольствия, в том числе и вашего, мой добрый и любознательный читатель, –
     судите сами : чего бы вы в жизни ни возжелали, вы никогда не продумываете объект вашего вожделения до конца, во всех его деталях, а главное, в его неизбежных последствиях, но, как правило, останавливаетесь на некоем его воображаемом – и потому совершенно произвольном – апогее, который еще не существует на самом деле, но лишь в своей возможности, –
     и вот вы желаемое выдаете за действительное : мнимый, потому что попросту недоосуществившийся, финал удовольствия плавает для вас как бы в сладостном тумане, ибо он представляет собой всего лишь промежуточную и преходящую фазу удовольствия, –
     но, поскольку вы из него (мнимого финала) сделали апогей (то есть действительный финал), последний для вас неотразим, –
     зато если бы вам как дважды два показали всю подноготную вашего удовольствия, выставили бы наружу весь скрытый его механизм и, наконец, обрисовали бы его логическое завершение, то, по всей видимости, пропало бы или по крайней мере очень ослабло и само ваше удовольствие, –
     последнее держится именно на некоторой неопределенности, которую, инстинктивно догадываясь о ее гнилой подоплеке, вы демонстративно и с тем большим усердием именуете громким и красивым словцом «тайна», –
     вообще любую неопределенность вы склонны называть тайной, и тогда сладостно к ней стремиться, потому что никакого иного и более достойного стремления в жизни не существует, –
     тайна – это «ваше все», она есть общий эквивалент любой религии, любого высокого искусства и даже любой настоящей философии, –
     поистине, корни всех трех названных феноменов теряются в неисследимом сумраке метафизической неопределенности, –
     и ничего нельзя до конца проверить, а тем более доказать.

     Обожествляя тайну, мы, хотим того или не хотим, относимся к ней как к Любовнице с большой буквы, но может ли быть иное к ней отношение? я думаю, что может, –
     смотрите : есть в глубине души человека – пусть и не всякого – струнка, которая понуждает его снова и снова восхищаться и вдохновляться великой тайной мироздания, –
     эту возвышенную и сладостную тайну можно при соответствующем настроении души почувствовать и в звездной полночи, и в полдневной лазури, и в преходящности всего живого на фоне неумирающего томления души по чему-то вечному и неизменному, –
     но больше всего в притяжении к женскому и к женщине : этой свойственной всему живому неодолимой тяге, являющей собой кровно-гнойный узел как общечеловеческого блаженства, так и всечеловеческого же страдания.

     Итак, проникаясь этой тайной до той последней степени, когда даже микроскопические ее (тайны) проявления начинаешь угадывать в любой решительно житейской мелочи, не говоря уже о натуре той, кто сопровождает вас по жизни и по природе своей должна символизировать и воплощать искомую тайну, –
     вдруг, во время вечерней прогулки, услышать от нее – к слову и почему-то впервые за долгие семнадцать лет совместной жизни – что никакой тайны у поистине любящих друг друга супругов нет и быть не может, –
     во всяком случае у нее от вас никаких тайн нет и не было, – 
     а услышав это, вспомнить, что и у Наташи Ростовой от Пьера, как и у Кити от Левина – два самых счастливых и, пожалуй, единственных в этом отношении браков в мировой литературе! – тоже не было друг от друга никаких тайн, –
     так неужели же это и есть единственная и незыблемая основа любого счастливого супружества или сожительства, тогда как всякое долговременное отношение между мужчиной и женщиной, в котором живут и резвятся разного рода тайны и недоговоренности – поистине подобно языческим богам или демонам – не то что бы заранее обречено на неудачу – нет, утверждать это категорически мы не имеем права – но оно все-таки немного напоминают баркас, который вышел в открытое море с крошечной пробоиной в днище? и может ли быть благополучным такое плавание? а если и да, то как же ему повезло!

     И вот, удостоверившись, что так оно и есть на самом деле – тайна привносит в человеческие отношения элемент непрозрачности и непредсказуемости, усиливая периферийный, многоцветный и занимательный аспект отношения за счет его центростремительной, светоносной и однообразно-серьезной субстанции – начинаешь вдруг по-новому воспринимать и величие звездной полночи, и пронзительное томление полдневной лазури, и обоюдоострую амбивалентность бытия как такового, –
     а точно ли во всем этом есть тайна? и не привносим ли мы сами тайну в мироздание, чтобы, выдумав этакую замечательную игру в «непостижимую загадку мира», развлекаться ею отныне до скончания века? во всяком случае относиться к миру и ко всем его явлениям не как к загадочной и соблазнительной Незнакомке, которая одной своей непроницаемостью сохраняет ваше эротическое влечение к ней, а как к Супруге, от которой у вас нет никаких тайн, и любая тайна лишь унизила бы вас обоих, –
     с этого только и начинается подлинное религиозное чувство, – 
     а войдет ли оно в лоно той или иной официальной религии – это уже вопрос вторичный и второстепенный, – 
     как бы то ни было, отношение к любой бытийственной тайне как к Супруге с большой буквы, а не как к Любовнице (тоже с большой буквы), изгоняет из тайны последние остатки – пусть и вполне очаровательного – сумрака, наполняя ее (тайну) светом и покоем до той критической степени, когда сама эта тайна упраздняется за ненадобностью, –
     вот почему в глазах любимого вами человека не бывает ни единого оттенка, который не был бы вам бесконечно знаком и понятен, и вместе с тем их внутреннее, душевное содержание остается для вас настолько загадочным, что знаменитый взгляд моны Лизы на его фоне представляется вам отныне не более, чем праздной выдумкой гениального художника.

                3.


     Сообразите и то, мой друг : в конце концов любая тайна жизни сводится к простой и ясной философии собственных возможностей, а поскольку последние практически неисчерпаемы – о том же самом твердит нам и современная физика – постольку тайна жизни остается неисследимой, –
     и вот наиболее наглядную, повседневную и первичную с биологичекой точки зрения демонстрацию игры своих возможностей, когда вы, оставаясь самими собой, в то же время на короткое время делаетесь совсем другим и неузнаваемым, вы имеете в любви к женщине и пуповинным образом завязанном на ней механизме Его Величества Оргазма, –
     как ровным счетом и наоборот, только женщина, чувствующая мужское внимание и любовь, обнаруживает в себе впервые собственную антиномическую природу и одновременно воплощает ее, становясь реальным и более того, едва ли не самым адекватным символом жизни как таковой и ее трогательной, интимной, одновременно реальной и выдуманной тайны, –
     в самом деле, женщина так создана, что, несмотря на неприступный вид, который она надевает на себя иногда, как венецианскую маску, ей все-таки ваше мужское вожделение – при условии хотя бы минимальной вашей привлекательности как мужчины – всегда приятней, чем полное равнодушие с вашей стороны, –
     наибольшее же недоразумение у нее вызывает искреннее мужское восхищение, смешанное с уважением перед ее умственными и нравственными достоинствами, зато без следа полового влечения, –
     да, бывает и такое.

     Женщина в подобных случаях должна напоминать себе самой некоего египетского cфинкса : величественного и абстрактного, а главное, символизирующего по-прежнему монументальную загадочность, на проникновение в которую : проникновение именно в библейском смысле познания женшщины, как бы изначально поставлен крест, да, именно так : «Оставь надежду всяк сюда входящий!», –
     и вот иной незадачливый проникающий мужчина – и скорее всего по собственной вине – давным-давно уже оставил надежду проникнуть в тайну женского cфинкса, –
     да и сам cфинкс, огорченный и подавленный, что в него отчаялись проникнуть, не зная чем ему теперь заняться, с пустой, натянутой и бессмысленной возвышенностью холодеет на пол-пути между небом и землей, –
     а между тем женщине приятно оставаться загадочной в лице мужчины, но в меру, –
     загадочность для нее всего лишь игровой момент : наподобие каната, натянутого между любовью и трогательной заботой не допустить оскудение этой любви через рутину и скуку, –
     сравнение женщины с жизнью в целом исключительно философского порядка, –
     никакой живой женщине вы не посмеете произнести его в лицо и никакая живая женщина не захочет, чтобы ее всерьез сравнивали с легендарной моной Лизой, хотя в последней нет ничего абстрактного, хотя вокруг нее все надышано нежностью и теплотой, и хотя там есть неисследимая глубина бытийственного порядка.

     Все дело здесь в том, что нет ни одной основополагающей роли женщины : будь то ангел или ведьма, мать или жена, любовница или сестра, принцесса или домработница, человек или божество, с которой Леонардову Джоконду можно было бы хоть как-то отождествить, –
     казалось бы : не этого ли втайне желает любая женщина – обаянием своего женского естества пронзать, точно тончайшей безбольной иглой, все и вся? и по крайней мере так именно действовать на мужчин, –
     но нет : субтильная загадочность моны Лизы делает женщине честь, однако одновременно и действует на нее отчуждающе, –
     это уже мы, философствующие любители и в подавляющем большинстве своем мужчины, ввинчиваясь испытывающим взглядом в испытывающий нас взгляд модели художника – точно одна игла входит в другую – познаем на деле, что, во-первых, в основе бытия как такового лежит тайна, –
     во-вторых, что в тайну эту невозможно до конца проникнуть, –
     в-третьих, что в нее, несмотря на это, нужно все-таки проникать снова и снова по мере сил своих, потому что проникновение в тайну и есть сердцевина жизни, –
     и в-четвертых, что подобный опыт неустанного и циклического проникновения в тайну жизни, действительно, странным образом ассоциируется у нас с тем главным  актом человеческого жития-бытия, который имеет непостижимое множество названий, большинство из которых почему-то пошло и унизительно, зато самое величественное из них есть в то же время по счастью и самое точное и верное.

     Итак, познание женщины происходит только в постели и через постель, это зафиксировано уже в Библии, и это вы тысячу раз уже проверили на собственном опыте, – 
     но не точно ли так же познание мира совершается исключительно посредством некоторого конкретного опыта? будь то с помощью материи, исследуемой на уровне атомов, молекул, химических соединений, живых существ и так далее, –
     или беря в услужение краски, ноты, мрамор, слова, или, наконец, используя первозданный опыт самой жизни, –
     и никогда посредством так называемого «чистого мышления», –
     и как женщины только после интимной связи до конца открывают мужчине свою душу, так преображенная творческим опытом материя – и в объектах астрофизики, и на уровне познания эволюции, и в аспекте подведения опытов земной жизни – да, везде и всегда послушная духу материя обнаруживает в своем женоподобном лоне такую одухотворенность, что любое проявление обыденной действительности, в том числе и пресловутый «половой акт», невольно становится в один ряд с феноменами, которые мы привыкли считать образчиками так называемой «чистой духовности», – 
и все-таки на любви между мужчиной и женщиной, как она она дана нам в земной жизни, висит некоторый малый, но неустранимый знак вопроса : с годами и по мере накопления страданий, так или иначе связанных с любовной жизнью, –
     тут и измены, тут и разводы, тут и тысячи мелких разочарований, тут и болезни, тут и преждевременная утрата того, кого любил больше всего на свете, тут и утрата чувств, которые ценил больше всех других, тут еще многое и многое другое, –
     короче говоря, по мере того как вы оплачиваете все те радости, которые вы купили у жизни неразменной и горькой монетой страдания, обозначенный выше знак вопроса над земной любовью – шире, над всей земной жизнью – только увеличивается в размерах.

     И не то что бы вы очень уж задумывались об альтернативах, хотя они есть, пусть для начала в умопостигаемом и фантастическом варианте : например, можно себе представить размножение людей таким образом, что зачатие женщины осуществлялось бы через ее энергийно-информационное поле, и только тот мужчина мог бы ее оплодотворить, чья любовь в наибольшей мере этому полю соответствовала : как по силе, так и по гармоническим частотам, – 
     смешно? да, пока вы молоды и удачливы, вам это может показаться смешным, но стоит вам хлебнуть лиха, стоит вам оказаться предательски обманутым любимой женщиной или наоборот, видеть, как любимая женщина медленно умирает от рака, –
     тогда, поверьте мне, вы все бы дали, чтобы иметь возможность осуществить в своей жизни именно вышеописанный вариант любви, а что? у космоса есть все возможности, –
     правильно, у кого-то свыше на земную жизнь были иные планы, и не нам, простым смертным, о них судить, но глубочайшее и принципиальное несовершенство земной жизни и земной любви мы все-таки обязаны предположить : просто потому, что без этого нельзя двигаться дальше, – 
     «Жизнь по своей сути есть весьма дрянная вещь», – не уставал повторять Шопенгауэр, –
     «Единственный смысл жизни – это сделать все, чтобы больше не рождаться», – предвосхитил его Будда, – 
     и только истинные мудрецы всех толков поправляют их в том смысле, что жизнь, конечно, может быть хороша и осмысленна, но только в том случае, если она целиком и полностью посвящена поиску Бога, – 
     все, других вариантов нет.

     Однако вы не буддист, вы также не горите поисками Бога живого : нет, вы вполне допускаете Его существование, просто так уж странно получилось, что у Бога своя жизнь, а у вас своя, –
     с другой стороны, эта ваша отдельная от Бога жизнь вас порядочно подвела, –
     и вы теперь, под занавес, не знаете, как же все-таки нужно было к ней относиться : вполне принять – не получается, но и вполне отвергнуть тоже не получается, посвятить всего себя Богу как бы не ваше предназначение, ступить на горную стезю Будды... но труднее этого вообще нет ничего на земле, –
     так что же вам делать? как быть? куда идти? что же, если вы действительно перестали вполне отождествлять себя с какой-либо из ключевых ролей человеческих, то вы, быть может, сами того не желая должны почувствовать глубочайшую близость с самым знаменитым портретом в мировой живописи, –
     если же вам повезет, то, нечаянно взглянув на себя в этот момент в зеркале, вы уловите и отдаленное сходство в вашем взгляде с тем самым знаменитым в мировой живописи взглядом, –
     но только, повторяю, если вам очень повезет, –
     и как нельзя представить себе познание моны Лизы библейским путем, так невозможно до конца отрешиться от такого желания, – 
     вот к чему вы пришли : вы не можете ни принять жизнь до конца , ни до конца ее отвергнуть, – 
     таков, по-видимому, окончательный итог познания жизни, – 
     и женщины, разумеется, тоже.


                4.



                Как-то во время прогулки
                сказала мне вдруг жена,
                что между теми, кто любит,
                тайна и быть не должна.

                Мысль свою не пояснила,
                и на мой встречный вопрос :
                «Но тайна для человека
                важна как шипы, для роз...»               

                только пожала плечами :
                «О том не могу судить,
                просто я так уж привыкла
                супруга – тебя – любить».

                Меня ж она не спросила :
                вот благородная стать! –
                сам ли я что-то имею,
                чтоб от нее да скрывать.
               
                И стал о себе я думать,
                и с нею себя сравнил, –
                и вышло, что в самом главном
                гораздо я ниже был.
 
                Очень уж много такого
                известно мне о себе,
                что и должно оставаться
                в тайне, как мусор в избе.
               
                Но что же тогда есть тайна?
                я начал искать ответ :
                жизнь ее – тьма и сумрак,
                а смерть ее – чистый свет.

                А может, тайна – пещера,
                где люди трупы хранят?
                но странно : трупы не тлеют,
                и мумией там лежат.
               
                Так незаконнорожденных
                склонны мы прятать детей –
                и демоны также прячут
                от света своих чертей.

                Много существ есть под солнцем,
                трудно нам с ними дружить –
                не каждый жить может в свете,
                и все-таки хочет жить.

                В основе любой ведь тайны
                тайная слабость лежит,
                с любимым ей поделиться
                риск – и немалый – таит.

                Как нож принимают в сердце –
                по самую рукоять –
                любимого нужно слабость
                в себя – как свою – принять.

                А вдруг человек не может
                подвиг такой совершить, –
                тогда... раскрытием тайны
                можно любовь и убить.
               
                Хотя лишь готовый сделать
                вот этот, последний шаг –
                с себя он снимает кожу
                заживо, делаясь наг, –

                да, только он и вступает
                в божественный чистый свет :
                другого – я точно знаю –
                пути туда, други, нет.