Новогодняя зарисовка

 
Я резко выплыл из полудрёмы, в которой не было никаких мыслей и чувств, а только пустота, неописуемый покой и уверенность в благоприятности всего на свете. Провода на стенах тоннеля стали замедляться: поезд плавно тормозил. Наконец-то прибыли!. Приятный женский голос объявил название станции. С тихим шорохом разъехались двери, и толпа устремилась из душного чрева вагона. Скорей! От резинового запаха и шума поездов, к выходу! Шуршит и поскрипывает своими внутренностями эскалатор, шлёпают по мокрому гранитному полу шаги. Улыбчивая немолодая газетчица вручает пахнущий типографской краской свежий номер. Выхожу из стеклянных дверей, вновь вдыхая относительно свежий воздух, наполненный выхлопами от сотен, стоящих в пробке машин и ещё чем-то химическим; в надвинувшихся на город вязких, красноватых от света фонарей, сумерках слышится пьяный хохот и мат, порывы ветра доносят сладковатый «аромат» дешёвого пива. С тоской смотрю в унылое небо, грозящее разразиться дождём в конце декабря. Глядя на унылых людей на остановке, решаю пройтись до дома пешком. Неожиданно бодро шлёпаю по лужам и серо-коричневой слякоти, местами покрывающей тротуар; посматривая иногда на приветливые огоньки окон. И вот вдруг… Я встал как вкопанный. На плечо упала снежинка! За тем ещё одна, и ещё. Позволил себе подурачиться и высунул язык. Холодно и мокро. Снегопад всё усиливался и уже через несколько минут всё вокруг стало белым. Припаркованные машины стали превращаться в огромные сугробы, маячившие будто кремовая шапка в стаканчике мороженого. Люди вдруг повеселели, заулыбались. Даже собаки, как и хозяева, выведшие их на обязательную вечернюю прогулку, как-то возбуждённо, радостно залаяли и затявкали на все лады. Всё вокруг словно приготовилось встретить настоящее чудо. Завыл холодный, колючий ветер, бросающий снег в лицо, под ногами стало слегка скользко. Временами, даже почти ничего не было видно. Спасаясь от метели, под ближайший козырёк нырнула стайка нарядных синиц. Вечно снующие по улице голуби тоже куда-то попрятались. Но настроению трудности ничуть не помешали. Наоборот, впервые за долгое время появилось волнующее ощущение приближающегося праздника, первым вестником которого стала эта внезапная метель. Едва живой поднимаюсь по обледеневшим ступенькам. Озябшими руками открываю скрипучую дверь подъезда. Варежки-то я не взял! Быстро стряхнув снег, тут же расплывшийся многочисленными грязными лужицами на дощатом полу, пошёл к лифту, придерживаясь за шатающиеся, покрытые проплешинами ржавчины, металлические перила лестницы. Лифт сразу открыл двери. Втиснувшись в узкое пространство, исписанное невразумительными, чернеющими на поблекшим рыжем пластике, декорированном «под дерево», каракулями; и отозвавшееся скрипом смятой моей ногой синей банки, нашёл в мигающем желтоватом свете лампы, белые шпеньки кнопок. Нажал на нужную… Двери громко захлопнулись; загудев, завибрировав, будто рой огромных пчёл, лифт начал натужно подниматься, словно нехотя, выполняя свою, видимо давным-давно надоевшую, но необходимую работу, в ожидании недостижимой пенсии, не подозревая, что её не будет; раздумывая, не начать ли наконец забастовку. И вот уже знакомый до мельчайших трещинок стен, обдающий табачным амбре, бережно поддерживаемым и практически ежедневно обновляемым многими поколениями соседей, заветный коридор. Наконец-то, скоро чудо! Дребезжит старый звонок, обитая коричневым дерматином дверь, тихо открывается…