Город на речке Каменица

Это название речки едва ли вы найдете в атласах или на географических картах. Последние столетия она называется Кемниц. Места эти на северных склонах Рудных гор издревле населяли, соседствуя, германские и славянские племена. Славянское название, переделанное на немецкий манер осталось. Один из городов на её берегах имеет одноимённое название. Советским людям он известен как Карл-Маркс-Штадт. Но Германской Демократической Республики не стало, не стало и социалистического названия. Город снова стал носить название Кемниц, а прекрасный памятник Карлу Марксу работы Льва Кербеля остался. Он стоит в самом центре города на фоне огромного, вмонтированного в здание позади, панно с надписью на многих языках "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Памятник вместе с панно являют собой единый архитектурно-скульптурный ансамбль. Новым германским властям хватило ума не разрушать памятник эпохе, далеко не самой скверной в истории Германии.

Но вернёмся к моим впечатлениям от довольно крупного города (по площади он больше Штуттгарта), покинутого в одночасье пять лет назад доброй половиной населения. Пожалуй, расскажу по порядку.

Знакомство моё с ним началось с вопроса праздно шатающемуся во дворе общежития еврею:
- Сеня, дружище, где здесь центр, вы не в курсе?
- Вот остановка, когда увидите, что все выходят - это и есть центр. Пересаживаться не надо.
Через пятнадцать минут давки в "Икарусе", обозрев небритые мышки местных дам, я сошел у пустыря, заросшего высокой пожелтевшей травой. Вокруг него красовалась дюжина киосков быстрого питания, стоял чад пережаренного масла. За пустырём был импровизированный вьетнамский базар, левее по ходу было нечто, напоминавшее крытые платформы старого вокзала. К платформам вёл подземный переход, обилъно насыщенный испражнениями разного характера. Стены его были испачканы граффити. На ступеньках обитали сборища панков, вечно просящих деньги на содержание себя и их, тут же присутствующих, собак. Панки, впрочем, народ безобидный, вполне дружелюбный и никоим образом не агрессивный. Запах, однако, они источали такой, что подойти метров на пять было уже проблематично. Их запах перемешивался с запахом разлитого пива, мочи и псины, что не давало никакой возможности пользоваться переходом.

Справедливости ради, переход регулярно очищали и мыли, после чего некоторое время он вполне мог использоваться по своему назначению.

Старые деревянные сооружения, напоминавшие платформы вокзала, являли собой автобусные остановки. Все автобусы шли через центр. Здесь можно было пересесть на линию любого маршрута и ехать дальше в нужном направлении. Такая транспортная развязка фукционирует по сей день. Это удобно.

Автобусные остановки той поры также являли собой вотчину панков. По тротуарам разливалось пиво, вперемешку с блевотиной и испражнениями. Вокруг было несколько современных, видимо, совсем надавно построенных зданий, а поодаль, метрах в трехстах виднелась старинная Ратуша. Оттуда доносились звуки живой музыки.

Там, на Ратушной площади, в многочисленных шатрах пиво лилось рекой. Джаз-банд со сцены изливал When The Saints Go Marching In. Лабухи были навеселе. Народ шумел в подпитии, кто-то пританцовывал, в пластиковые мобильные туалеты выстроилась очередь. Часы на башне отбивали положенное время.

Это был пьяненький уголок веселья посреди унылого, полупустого города, которому с годами суждено было стать заменой моему родному Харькову. Стал ли? Конечно нет. Но, удивительным образом, почти тридцать лет спустя, я всё же чувствую себя в нём вполне в своей песочнице. Странное ощущение своего чужого или лучше сказать чуждого.

Он похорошел с годами, приобрел даже некий лоск, центр города преобразился до неузнаваемости, не стало вонючего перехода, куда-то исчезли панки, автобусные остановки стали напоминать терминалы современного аэропорта, спальные районы стали ухожены и красивы. Город строится и строится беспрестанно, но душевно, увы, не становиться мне оттого ближе. Может строят как-то не так, а может сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит.