Stand up!

    

                "Stand up!" 
               


                РОМАН


Если одну энергию смешать с другой, обработать по уже обкатанной технологии, выждать положенное время, обдать имеющееся энергетическое варево некоторыми характеристиками третьей, то получится то, что можно класть в основу и порошка, и таблетки, и мази улучшения потенции. Причинной всему силы бытия. 
Доктор наук Алексей Викторович Ливнев был уверен в успехе. Много лет было положено поиску формулы. И вот теперь, теперь, кажется, маячило место в академии наук. Инвесторы проявляли осторожное внимание к рождающемуся новому проекту, они всегда осторожны, никто не хочет вкладываться в неудачу. Всем нужны прибыли. Алексей Викторович знал, как держаться на переговорах, психолог по первому образованию, он хорошо понимал, как мыслят люди с деньгами, теми суммами, что строят будущее, возводят завтра, диктуют суть и смысл перспектив.
Бизнес всегда строится на минимум трех вещах: надежные основания для хорошего вложения, востребованность таких продуктов, и умения эти продукты предложить, представить потребителю, увлечь его так, чтобы он пришел к тебе, не к конкуренту, и купил, купил у тебя, и пришел еще, чтобы сделать тебя богаче вновь. Умный бизнес мыслит перспективой, ведь любой товар рано или поздно теряет актуальность, теряет заводной лоск для покупателя. Так важно, так жизненно важно вовремя сместить акценты, перекрасить обложку, не меняя толком начинку, ну, или в крайнем случае уйти в ретро - стиль, доказав всем, что теперь так модно. Устаревает товар и по естественным причинам, ну, когда вырабатывает свой исторический ресурс, всяческую потребность в себе. Тогда модернизировать и выдавать за новое - старое нечего, приходится переориентировать все производство, тратится, чтобы впредь обогащаться иначе. Люди, вкладывающиеся по крупному, делают большую погоду на много лет вперед, конечно это ответственно и ошибочных решений, даже намеков на таковые здесь, в среде больших дум и дорог, стараются не допускать. Алексей Ливнев, плавно поворачивая с проспекта на большую улицу, спокойно понимал, что во - первых: торопится не надо, но и тормозить тоже, надо услышать свой черед и дела пойдут, во - вторых: откажут тут, согласятся там, а ты учти ошибки первой презентации и не облажайся во второй, ну и в третьих: будь собой: ничего не выдумывай про себя и свой товар, ничего никогда из себя не строй, и не ври, никогда не ври хорошим людям, а чтобы договориться без другого отношения даже сорочку в деловой день одевать нельзя.
- Алексей Викторович, звонила Бэлла Руслановна, она будет ждать вас у театра в половине седьмого.
- Хорошо, Марина.
Театра Алексею Викторовичу хватало и на работе, но жена хотела на "Заводи, Сережа", историю о хороших парнях, таких теперь востребованных в людских светлых настроениях. К тому же в этом театре у Алексея Викторовича было сразу три нужных человека: Крюков - непутевый парень, но очень интересный режиссер. Рассказывая ему, как важно правильно питаться, рассказывая о трех "С" в жизни мужчины. (Сон, Спорт, Секс.) Убеждая Крюкова, что все нужно делать правильно и именно в такой последовательности - важности, Ливнев обзаводился верным союзником в среде, где имелся выход на людей, которые озолотившись на его детище, могли и его, Ливнева Алексея Викторовича прославить, да что там прославить, он стал бы большим ученым, мировая научная общественность считала бы его своим, тогда любые инвесторы у твоих ног, а какие откажутся, тех засмеют и платить за это не надо. Кроме Крюкова в театре, куда он сегодня пойдет с женой, работала Женя Матвеева, молодая художница по непредсказуемым костюмам, в этой фразе главное слово, молодая. Любил Алексей Викторович молодость и тело Жени Матвеевой дарило ему то, что он давно не находил у жены, энергию и силу зрелой и жаждущей близости женщины. Любовница никогда ничем не отягощала, денег не просила, подарков не требовала, была довольна тем, что имела, а имела она немногое. Был еще один малый, Антон, его фамилию Ливнев постарался забыть, а стирать ненужное он умел хорошо. С Антоном они общались изысканно - вдохновенно, с юмором и с деловой перчинкой, без всяких намеков, разумеется. Думая о славе после продажи прав на успешный товар, Алексей Ливнев понимал, что думает о многом. Театр - это большая, мудрая жизнь, жаль только короткая - спектакли не вечны, да и те, кто их работает, тоже мрут. Новые люди - новые хлопоты, связи надо тщательно выстраивать, долго обхаживать ключевых функционеров процесса, с кем то "попусту" флиртовать, кого - то возносить до небес, чтобы потом долго, медленно - искушено низводить до под плинтусных спаек. Новых людей Ливнев не любил, хотя и понимал, что они необходимы. В такие минуты, такого понимания Алексей Викторович как - то робел в манерах, словно сбавлял обороты, понимал, однако, что только новым всем и строится прочное будущее. Ну что ж, театр!
«Да, и рожа «Заводи, Сережа!»» С такой теплотой, с таким трепетом и какой - то, внутренней радостью, говорил центральный герой пьесы в исполнении Антона, эту, уже популярную в городе фразу.
Когда не знаешь умом, любишь ли, когда только истома берет тебя и не отпускает, тогда весь в потугах, как цыпленок, бьешься в тяжелых, сырых сетях наброшенных на тебя самой судьбой. Тогда грызешь эту жизнь, распутывая и разгадывая, что же это привалило, что и зачем, почему, насколько и что тебе с того. Публика принимала жарко. Всех устраивала фабула, а смотреть и проживать обстоятельства, подробности происходящего было нежно, романтично и чуть - чуть сентиментально. Так чуть - чуть, как это и нужно для хорошего блюда, хорошей работы, хорошей пьесы. Бэлла Руслановна понесла большой букет гладиолусов актрисе по фамилии Пышнова. В театре уже много лет объявляли, что цветы дарить не надо, аплодируйте, пишите записки, комментарии, свежие, полные субъектива аннотации, маленькие и тем милые подарки актерам и представителям других цехов. Не надо цветов, как не надо лишней краски, краски - оторванной природы для мимолетной роскоши момента. Не надо рвать цветы или выращивать их, чтобы всучить поприятнее, на цветы любуются, и не в театре, хотя и в театре можно организовать оранжерею. Бэлла Руслановна жила старыми, аморфными ритуалами, на таких не обижались, но и не возлагали надежд.
- Как тебе?!
- Как и тебе!
- Я вижу, ты доволен.
- Хороший спектакль.
- Ты видел, как она его обняла, как она ему сказала!
- Видел.
- И я тебя обниму сегодня так же.
- Договорились!
- Лешь, ну а не по - деловому!
- Я люблю тебя.    

Любящие, но не знавшие, в этот располагающий к духовным пиршествам вечер, ласок самой души искусства, сердца Дины и Дмитрия были рады тихим объятиям у маленького мраморного камина. Поздний сын большого ученого и его девушка медленно, как это они видели у взрослых, испивали молочные с мятной патокой коктейли. После близости им не нужен был разговор, но вот так обронить, вот так, чтоб вырвалось, что и хочешь сказать любимому, это они ценили, зная, теперь, младую усталость друг друга после подтверждения чувств. Все же тела остывали и слова проникали постепенно в их такие славные, такие еще первые, начальные будни.
- Дим, может он оставит нас здесь вдвоем. 
- Ты же знаешь его, волнуется, как - бы мы не наделали глупостей. 
- Глупости все сделаны.
Любя целуют кратко, но чувственно.
- По…
- Не надо, ученые они такие, вот он принял решение, все. Всё!
- Будешь бутерброды?
- А что у нас на сладкое?
- На сладкое, милый была я.

Все же молодые решили поговорить с Алексеем Викторовичем, навалится и молодым задором, и молодым обаянием, и молодой тоской по такому нужному уединению в большом загородном доме. На неделю.
Дмитрий Ливнев старался не подводить отца, с малых лет своих он понимал, как это много, быть сыном большого ученого, которого знают, к которому обращаются с уважением, которого награждают, льстят, боятся неправильно посмотреть.               Знал Дмитрий и другое, что наука это судьба, и образ, строй мыслей, и залезать туда мощным, оголтелым рывком не надо, что слава это прихотливый узор к фасону сегодняшних обложек, не более, уважение друзей это независящее от перемены погоды чувство и выражать его по красным дням и поводам не надо, оно с тобой, коль друзья есть хорошие, награды это приятно, приятно так же другое: тот взгляд, то волнение, то искреннее рукопожатие с которым тебе эту награду вручает тот, кто вчера ненавидел тебя, да и сегодня еще не остыл, но уже признал, признал и сам, не зная того помолился. За тебя, а значит за себя и за все, что мы. Лесть это злой ветерок, маленький такой, коварством своим, однако, способный завлечь на тебя большие потоки неудач и горестей, стоит только признать ее, подпеть ей, одобрить ее, поиграть в нее, обручится и сблизится с ней. А вот неправильно посмотреть пусть боятся, так и не перепутают ничего, казуса не будет, одним фуршетом для журналистов меньше, и вообще надежнее, потому что не все еще, способны жить по чувству, по чувству без сора души и вязи сор этот приумножающей. Знал все это Дмитрий от отца. Нет нужды говорить, как он к отцу относился. 
Дина долго не отвечала Диминым чувствам, теперь это в прошлом, но в те тревожные дни Дима был в отчаянии. Он полюбил, полюбил хорошую девушку и навсегда. Он и сейчас был в этом уверен. Дина, чувствуя эту Димину уверенность, яснее и тоньше понимала и его ранимое сердце, и открытость влюбленного и конечно по - девичьи сдавалась этой волне приятия и хорошего мужского тонуса, тонуса к любви, к совместной работе над святыми ошибками. Мама Дины Ольга Борисовна видела в Диме, в Дмитрии Алексеевиче человека способного, безусловно, на многое, размышляя о его отце, Ольга Борисовна старательно переносила и на Диму качества, коими выстроил свое новаторство Алексей Викторович. Любую мать беспокоит будущее дочери и Ольга Борисовна всячески и усердно являлась той связующей нитью, которая укрепляет и без того хороший, перспективный союз.
Марина хлопотала у кофе - машины, дел сегодня было не в проворот, помощница Рита заболела, и все нужно было делать одной. Десять человек, десять крупных ученых, чиновников и бизнесменов принимали окончательное решение по проекту «Stand up». Нежный осенний день, какой он бывает в начале сентября безмолвно и бережно сопровождал мероприятие. Договорились начать с порошка, «Stand up» должно быть написано внятными белыми буквами с красной каймой - окантовочкой извне. Пакетик сто восемьдесят грамм, сто тридцать грамм и девяносто грамм. Надпись подсвечена и переливается в темноте, запах имеет лимонный, нарочито искусственный лимонный. В воде растворяется медленно, а физически состоит из стандартных веществ для порошка внутрь. Пойдет порошок, пойдет и таблетка, а потом мазь. Алексей Викторович сиял, наконец - то его детище получило статус на жизнь, пропуск на рынок, а значит, его карьера пошла действенно другим курсом. Амбиции удовлетворены и рождали новые амбиции, теперь уже по развитию продаж своего товара, тут у Алексея Викторовича имелись помощники, люди знающие толк в продвижении новых идей и трендов.   
Плавно, словно растягивая окружающее пространство в долгую лунную жизнь, двигалась машина. Алексей Викторович, успевая подпевать знакомому певцу, удачно доказывал супруге, что ритм энд блюз появился вопреки, а не под влиянием классических стандартов рок - н - ролла. Вечер радовал пред ночным вдохновенным теплом еще осеннего города. Звонок не обещал быть событийным, звонил отец, лето заканчивалось, и Виктор Алексеевич собирался в городскую квартиру, хотел, чтобы сын забрал его.
- Да, пап, договорились. В четверг я подъеду.   
В мире, где любовь не может быть не важна, в мире, где люди кропотливо и скрупулезно отряхивают от любого суетного сора каждую любовную нотку в своей жизненной песне, каждое вольное переживание о любви, все, что огрето любовью, все, что ею завоевано. Очень важно, чтобы хороший любовный хмель бродил в тебе, как можно дольше, не иссякал, не пропадал и не таял, ведь без лучезарной, принципиально - смысловой радости от понимания, от, словно магнит, монументального состояния, когда нужен, нужна, важен, важна, дорог, дорога. И прижаться есть к кому и, надув сладкие губки, все же обнять и раскрыться любимой душе. Так нужно и так хорошо раскрываться и быть откровенным, открытым, не опасаясь подвоха обнажать свои слабые места, свои уязвимости, свои ранки, страхи и затаенную боль от прошлых ошибок.
Так хорошо, когда тебе шестнадцать и ты молод, и свеж, и силен, и горд в торжестве своего обще жизненного и именно любовного могущества, и идешь ты не один, в том то все и дело, идешь вместе с ней, с любимой душой. И вы, за руку держась, во всю силу сердец своих звучащих истиной, идете навстречу своему новому, своему общему новому, нужному, радостному, общему новому. И все для вас! И молодость ваша вечна! Глаза ваши блестят и организм процветает. Потому что вместе. Потому что любовь.   
Неспособность же любить плоцки, угнетает не только самооценку и общую психологию, невозможность выражать страсти свои убивает и обнуляет святое начало, святой облик и вечно девственный стимул любовной необходимости. Такой мужчина в некотором роде не мужчина уже. Он неспособен зачать, а не зачинающий, как не порождающий новую жизнь, мертв. Мертв. Конечно любви истинной отсутствие близости не помеха полная, да, тяжело, да, страдания, да тяжелое молчание, особенно при тех, кто любить, способен, любить до торжества - до семени. Но любовь духовная, любовь интеллектуальная, эмоциональное родство, чувственный консонанс и отсутствие близости, отсутствие ласок и проникновений, не заменят, конечно, но и не снизойдут до ревнивой, строптивой, стервозной пытки взаимной, на убой, на убийство душ влюбленных когда - то, гнездо семейное, стимул и крепость - монолит пары не ухудшиться и не ослабнет. Если действенно любовь, если люди нужны друг другу.
Коль не активен мужчина, женщина его, его не оставит, отвернется и не осудит никогда. Не предаст осмеянию, забвению в мужском деле любовном, не подставит под сарказм других душ мерзких, пакостных, подневольных злобе, зависти ретивых. Готовых к убийственному осуждению.                Женщина мужчину своего любить будет и не активного, дорожить его чувством мужчины себя способного к соитию. Женщина то любящая и неспособный любить ее росток любовный расцелует, возрадуется ему, и будет предполагать его, как активный, мало того, активней прежнего, когда любил ее росток на деле и жезлом был.   
Бэлла Руслановна после процедур в спа - центре забежала к подруге отдать билеты в театр, она никак не попадала на предстоящий спектакль, нужно было лететь к матери. На самом же деле Бэлла Руслановна решила проследить за Алексеем Викторовичем. Последнее время он стал ей очень подозрителен, все его нет и нет, на звонки почти всегда не отвечает, приходит в разное время и как правил поздно. Бэлла Руслановна хорошо помнила, что среди инвесторов и производителей проекта «Stand up!» есть женщины, и женщины привлекательные, уверенные в себе, такие не уступят, если захотят нового партнера по жизни. Бэлла Руслановна, поплакав с утра «за чашкой чая», эта фраза у нее и означала поплакать по интим неудачам с мужем. Собрала все же всю решимость свою и твердо убедила себя в том, что проследить за мужем необходимо. Детектива она нанимать пока не стала, хотя держала такую мысль в голове. Положилась на собственные чутье и выдержку.               
Да, когда ты не так хороша, как предполагаешь, идя по совместной жизни, начинаешь сомневаться, а любили ли тебя вообще. Была ли ты дорога, помнят ли близкие и особенно муж твои тайные ранки и радости, победы и комплексы, прорывы и моменты, когда хотелось просто отсидеться дома, так жалко было смотреть на себя, так неохотно отзывалась на оптимизм свой и души позывы к нему. Сложно думать, что немолода, еще сложней молодость то духовную, от мудрости и ума прятать. Прятать, как проворная лисичка прячет кусок добычи от того с кем в схватке поделила ее, чтоб не пришел он и за вторым куском, не разорвал лисичку, не желая довольствоваться малым, когда можно взять все. Бэлла Руслановна спокойно знала себе цену, вместе с тем, теряя внешнюю привлекательность она, чувствуя, что обретает глубинную красоту и силу, ведь прожила правильно, терялась. Не определилась еще Бэлла Руслановна, как жить вот так с глубинной чистотой и негой в понимании жизни и людей вокруг. Общество не сильно радовало Бэллу Руслановну в этом отношении. Процветали цинизм и меркантильное, предприимчивое самолюбование. Утверждалась жизнь для себя! Жизнь для удовольствия! Жизнь во благо благ! И этим Бэлле Руслановне наносились некоторые занозы, от которых со временем ей начинало казаться, что она так хрупка и наивна, что и простой школьник смог бы обмануть ее.               
Теперь Бэлла Руслановна тщательно, хотя водила она хорошо, повторяла все повороты и скоростные изменения мужней машины идущей впереди. Она знала, что муж и не подумает подозревать ее розовый «Peugeot» в принадлежности к спутнице по жизни. Во - первых Алексей Викторович не разбирался и вечно путал модели авто. А во – вторых эту машину супруги он видел мало и отзывался о ней неопределенно: верный знак того, что в его выдающейся голове эта машина не оставила четкого воспоминания. Вот «проспект Новых горизонтов», теперь «улочка Бойца», она маленькая, незначительная, быстро пролетела. Сейчас раскинулась огромная «Золотая Колба» - целая компактная агломерация, этакий район со своей инфраструктурой и персональным маячком на любых навигаторах. Огромная, сорок семь километров, автострада, широкая и современная, застилающая своими масштабами все и вся для всех, разумеется, водителей. Ее, конечно, проходили на скорости. Бэлла Руслановна тоже выдерживала общий темп, но как любая, или почти любая женщина несколько неспокойно посматривала периферийным зрением на другие авто.  «Правильно ли я еду? Не кому ли я не мешаю? Все в порядке?» Не получив ответы, но подумав, что женщина она все - таки уверенная, Бэлла Руслановна сосредоточилась на мужней машине. Ей стало грустно. Да, вот так на скорости ехали они с Алексеем по «Золотой Колбе», ехали и смеялись, шутки вылетали, как тосты изо рта недовольных, они были молоды, они были счастливы и она тогда крепко держалась за мужа. Да, было время, впрочем, грустить не надо, кто - то так кажется, пел на пластинке из детства, сейчас надо просто проследить, проследить и успокоится или решить все окончательно. Ну, что ж, рвать так, рвать. Подумав так, Бэлла Руслановна заплакала, но чтоб не разревется здесь, пересекая на большой скорости «Золотую Колбу» она включила нелюбимую радиостанцию и стала деланно фанатично пропевать отвратительную звуковую дрянь, именуемую в этом не радующем ее обществе, песня.                «Как только мы уходим, незапертая дверь впускает посторонних и очага теперь, нет! Нет. Нет. Нет». Эти три «нет» повторяющиеся как гудки в плохом, но еще дышащем телефоне дербанили за душу не только Бэллу Руслановну, эти «нет» цепляли многих.  «Вот так решается судьба, вот так дробится камень и воспылает та борьба, что приумножит раны!» Нет. Нет. Нет. Нет». Мощный аккорд и вдруг звонкое «Да», такое короткое, как - будто специально подтертое, словно поврежденное при монтаже или звукорежиссерской склейке.  Бэлла Руслановна, утешившись после погружения в эргрегор одобряющий эту песню, несколько ожила. Вот и знак, семиметровая золотая колба с пробкой – набалдашником. Позолоченная, вот только лишь работники соответствующих департаментов знали, что колба то эта золотая. Золотая.   

Не в лучшем настроении Бэлла Руслановна ожидала выступления известного пианиста. Да, рядом сидел муж, но былые страсти когда - то так романтично, так рьяно согревавшие этот брак на всевозможных выставках, концертах и фестивалях, отсутствовали и потому Бэлле Руслановне было плохо. Грустно и банально чувствовала она себя на этом празднике музыки и искусств, ничего она не ждала от предстоящего увиденного. 
На сцену вышел пианист, поклонился, сел к инструменту. Посмотрел, как водится, в вечность, закрыл глаза, но ненадолго, потому что раздался мощный, сложный аккорд. Бэлла Руслановна почувствовала интерес к происходящему, за долгое время дался ей восторг, и внутреннее содрогание посетило ее обильно и принесло такую желанную, такую пленяющую радость. Пианист был известен. Молод, свеж еще, блондин и действенно привлекателен, метал он теперь энергию новой музыки одного интересного автора. В технике пианистической Бэлла Руслановна ничего не понимала, манера и эти руки, руки целующие музыку, знающие ее, принадлежащие ей, покорили ее простое, доброе сердце. А энергия по залу даже не шла, неистовым светом - пламенем жгла она территорию прошлых и во многом преувеличенных кумиров и достижений, горели колонны, все эти скульптурные излишества, только подчеркивающие нелепость избыточного потенциала в стиле этого зала, как оного и в головах отдыхающих. Портреты былых идолов гноились и портились отчаянно под натиском чистоты и режущей новой правды. Испепеляющий напор фатального режима горьких для многих перемен убивал этот зал со всей его маскарадной сущностью эпохи шутов и нарядов, лжи ради веселья, демократии для довольных рабов!                Бэлла Руслановна слушала, и душа ее бренная отдалась, вывернулась и купилась на свою погибель. Эмоции ее, до этого вечера «культурно» причесанные «правильными» ритмами и гармониями, били по хозяйке, умоляя уйти из зала. Бэлла Руслановна находилась в доселе неведомом ей измерении, все здесь было наоборот и страх бешеный, какой - то антипод основному, давнему, генеральному укладу и изводил ее и вместе с этим не давал уйти, убежать, исчезнуть и зарыться в былые традиции, формулы и такую памятную, такую знакомую таблицу традиционного выживания. 
А пианист играл.
- Это не Горцев? Донеслось с соседних мест.
- Что вы, Горцев умер недавно. Это Александр Фьяломов.
«Александр Фьяломов», - подумала Бэлла Руслановна: «Надо запомнить это имя».                Концерт шел успешно, зрители не спасовали перед звуковыми новациями и уверенно принимали новые грани, предприимчиво – монументальных изменений. Были те, кто был в восторге, особо же важно для музыки звучавшей и автора ее было то, что среди тихих сомневающихся, а из них то и получаются потом герои новых буден и воители мифов, росло оживленное, трепетное волнение. Люди чувствовали: вот оно. Новое, новое необъятное, необъятно земное, Земное и такое блаженное. Сердца, еще привыкшие к старой правде, бились теперь в иначе, звонче что ли, воинственней и вдохновенней! Пианист действительно был хорош, на хорошем классе и кураже строго выполнял он все поставленные автором задачи. Он хорошо поработал и заслуженно имел хороший, здравый успех. А автор не стал выходить, он остался в ложе, и не почетной авторской, его никто и не заметил. 
День рождения Дима отмечал с друзьями. Дины не было, по семейным делам она уехала. Друзья Димы были, в общем, ему приятны: Паша Сидоров, Володя Марчияни, особенно Дима ценил Гену Шульмана. С Пашей они могли часами говорить о современных деятелях звукового рынка. Паша знал о них все. Когда и где родились, где учились, если учились, с современными артистами это не всегда. Сколько вышло альбомов, какие хиты, в какие годы были на каких местах в каких хит - парадах. Все Паша знал. Этот немного полный, застенчивый при красивых девушках, молодой человек, буквально расцветал, когда к нему, как к этакому маэстро, даже корифею, обращались за справкой о каком – либо известном лице из индустрии звуковых экспериментов. Конечно, все были в сети, в сети "O.O.W.", ну то есть: «Our, Our World». Но девушки и особенно парни, конечно, чувствовали, как важно для Паши, когда за тем, что он хорошо знает, обращались к нему. Пашу любили, за застенчивость - верный признак живой души, за добродушие и за веру, ясную, до детскости, и в том ее прелесть, наивную веру в хороших и естественно доброжелательных к нему людей. На поддержку Паша отвечал скованным условием для дальнейшего общения, которое и заключалось то в том, что о полноте его ему не напомнят. Все соглашались. И Паша имел друзей, живя так и не понимая, что и полноту его тоже любят. Наивный, он искренне предполагал, что всем важно, что он много знает о современных китах развлечения.                Володя Марчияни играл на гитаре, играл хорошо, неоднократно был призером на конкурсах гитаристов - исполнителей. Корректность его объяснялась во - первых музыкальностью, музыканты ведь, кто душой - то, очень щепетильные к восприятию люди, во - вторых же нежная и бескорыстная душа его требовала, просила, кричала добрых дел. И Володя их совершал. Он помогал слабым: больным, бездомным, бедным, искал пропавших. Именно Володя Марчияни отыскал все - таки девчушку пяти лет, потерявшуюся в тайге. Был награжден медалью «Душа». Диму он уважал за честность и бескомпромиссность даже к людям, от которых зависел.   
Гена Шульман был для Димы загадкой и кумиром одновременно. С Геной они пропадали на бегах. В лошадях Гена понимал не особо, но выигрывал, почти всегда, причем Дима заметил, не выигрывал Гена тогда, когда был не в духе. Стоило ему разнервничаться из - за неудачного свидания или плохой оценки. Всё, деньги ушли хозяину ипподрома. Когда же Гена Шульман был в порядке, хозяин ипподрома стремительно беднел, а Дима радовался возможности пережить яркие ощущения.
Праздновали в клубе: «Молодой шарм», все было весело. Дима скучал по своей девушке, но находил тепло с друзьями и не страдал так сильно.
«Stand up!» проект уверенно шел на встречу с теми, кому грустно от невозможности дарить любовь. Переговоры с производителем завершились успешно. Алексей Викторович был доволен условиями сделки, особенно ему нравился гонорар. Большой ученый он корысти предпочитал тщеславное самомнение, основанное на превосходстве. Ведь он большой ученый. Скоро посыпятся награды и новыми знакомствами упрочит Алексей Викторович свое твердое положение. Что ему академия наук, международный рынок с его оборотом, большими людьми готовыми вкладываться в дела меняющие завтра. Это влекло амбициозного Алексея Викторовича.
Робким он был мальчишкой, боялся, что побьют, ведь умных бьют. В классе был Рома Воропаев, гроза морей, лидер из группы шести пацанов самых боевитых в классе.  «Cool кулак» так называлась их команда. В основном они промышляли интригами на личном фронте. То наедут на зазнавшегося ловеласа из класса на год меньше, то девочке посчитавшей себя «красоткой класса» прозрачно намекнут, дескать, не ты здесь решаешь, кто самый, а кто подождет. Алексей Викторович, тогда Алеша, будучи мальчиком чувствительным, а главное не умеющим за себя постоять обходил этот «Cool кулак», как мог. Алеша искал защиты учителя, но тому было наплевать. Учителям вообще часто наплевать. Леша Ливнев не имел ничего против этого «наплевать» особенно, когда через равнодушие учителя, он легко добывал пятерки. Но когда речь шла о безопасности, учитель был нужен и Леша страдал, не имея покровительства. Так в жизнь он вошел талантливым и успешным, но не умеющим бить и потому неуверенным и боящимся страшных ситуаций.   
Теперь, отмечая с женой и избранными, другим тут не место, друзьями, Алексей Викторович Ливнев испытывал совершенный экстаз, ясно понимая, что он на вершине карьеры своей и перспективы его, теперь, огромны.  «Stand up!» уверенно входил в жизнь планеты, и остановить его появление было немыслимо. Немыслимо! Люди веками страдали от полового бессилия, лишали себя жизни, мучились, совершали на этом фоне много разных глупостей, миллионы мужчин пасуя перед этой проблемой, махнув на себя и на все свое личное, тихо дохли в тоске, хандре и отчаянии. Алкоголизм, стрессы, спектакль вместо семейных отношений вот, чем вынуждены были заняться многие несчастные. Теперь есть «Stand up!» ««Stand up!» и все будет иначе». Рекламный слоган был именно таким, и мир определенно ожидало новое.    
Виктор Алексеевич и Бэлла Руслановна играли в боулинг. Виктор Алексеевич не столько играл, сколько флиртовал, а думал, что пикантно острит с супругой своего сына.
- Эти шары летят по кеглям, как управляемые. Вот же, игра - выбей все из этой жизни.
- Все еще ни кому не удавалось.
- Это сверх - задача! Самый талант, Бэлла, когда кегля падает и цепляет соседнюю, та стояла, а ее «бедную» положили. Вот мастерство! Вот и в жизни бы так всегда.
- Грязная игра.
- Почему? Так и бывает. Так оно вернее и надежнее.
- Сомневаюсь.
- Ты за ним, как за стеной вот и сомневаешься.
- Ну, вот у вас три, и ни одна, ни какую не задела.
- Для женщины очень это важно, быть за стеной, за кем - то, за м…
- Виктор вы мне не подыгрывайте. Я этого не люблю.
- Я чуть - чуть.
- Не надо.
- Просьба женщины - закон.
- Как ваши…
- Все нормально.  Как теперь говорят пучком.
- Вот видите, какой вы современный.
- Был на их концерте.
- Как?
- Стремненько.
- Было неловко?
- Как раз мне было ловко.
- Как я те две с краю?
- Как я своих недругов!
- Коварен!
- Не без того!
- И много было недругов?
- Недругов у каждого по душе.
- А у меня…
- А ты за ним… Бэлла, ты за ним.
Принесли напитки и еду.
- Сейчас все пьют вот это.
- Нет Бэлла, сейчас вот это все смешивают с томатным соком.
- В самом деле?
- Только так и делают.
- Я смотрю, вы много взяли у молодежи.
- Молодежь сама ничего не даст. Надо брать Бэлла, надо в этой жизни уметь брать, в том числе и у молодежи. Вообще это просто, как в девятнадцатом веке говорили: ешь что животные едят - будешь здоров, как они, так и тут, общайся с молодыми, свежими да стеснительными еще, вот где богатство, вот где улов.
- Хитер.
- И тебе того же желаю.
У Виктора Алексеевича зазвонил телефон.
- Да, ну, конечно, конечно.  …Буду, ну, слушай, буду, я не один, на работе, конечно, буду.
- Она?
- Она.               
На углу «Краснова» и «Высоких роз» располагался крупный ювелирный салон. Жители города и мужчин среди них было не меньше приходили сюда побаловаться новыми безделушками. Безделушки были подчас солидной цены, это только прибавляло ажиотажа в умах и сердцах любителей поиграться богатством. Колье и ожерелье, кольца, кулоны, браслеты, цепочки. Так же инкрустировать драгоценностями можно было предметы гардероба и домашнего интерьера. В моде были золотые пуговицы с инициалами. Подари любимому человеку такую пуговицу, например с инициалами «И. М.» и шансов на хорошую связь или на улучшение старой становится больше. Бэлла Руслановна пришла в салон именно за этим, после беспочвенных подозрений к мужу она хотело помириться, хотела подарком загладить перед ним жгущее чувство вины, все же она следила за ним, подозревала его, не доверяла, значит, не уважала. От всего этого Бэлле Руслановне было не по себе, не доверять своему мужчине значит уже не быть ему супругой, не быть с ним парой, не иметь с ним единый, жизнеспособный союз. Бэлла Руслановна сожалела о своей слежке и, убедив себя, что золотая пуговица окончательно закроет, застегнет все ее страхи за брак пришла сюда сегодня. 
Отдел золотых пуговиц располагался на втором этаже, ему было посвящено почти пятьдесят квадратных метров, было удобно, комфортно, а значит, возможность продать больше сулила крупный куш. Бэлла Руслановна выбрала крупную, с тремя дырочками, овальной формы и с усиленным эффектом яркости. Пуговица сверкала, как в старых мультфильмах сверкали жезлы и тайные, заповедные знаки у злодеев: колдунов, магов, волшебников и прочих имеющих тайную, черную власть. «А.В.», ярко, блистая, предполагая хорошие отношения, радовали Бэллу Руслановну, теперь с пуговицей в руке она уже спокойно, как на нелепость и глупость свою бабью, смотрела на подозрения и всю эту историю со слежкой. Выходя из отдела, уже ступая на изящную, идущую вниз замысловатыми петлями лестницу, Бэлла Руслановна поймала себя на блаженном трепете от ощущения такого терпкого и вместе с тем манящего запаха духов. Конечно, Бэлла Руслановна хотела увидеть их обладательницу. Действительно красивая брюнетка, стройная и очень хорошо одетая проходила мимо Бэллы Руслановны, вся роковая суть и неизгладимая боль для дальнейшего Бэллы Руслановны заключалась в том, что рядом с этой красоткой, бодро и с мужским настроенческим подъемом, с каким давно уже не ходил с женой, вышагивал Алексей Викторович Ливнев. Они проследовали мимо Бэллы Руслановны, они не коснулись ее, и слов сказано не было, но вся прошлая и как теперь ясно вырисовывалось последующая жизнь этой женщины мрачно, и безысходно отчаянно выглядели теперь ей. Рухнуло все: надежды, планы, заготовленные настроения, перспективы и то, что делает женщину женщиной, рухнуло знание: рядом муж, твой муж, мужчина твоей судьбы, жизни, партнер по твоему женскому счастью. Партнер по счастью делал подарки другой и Бэлла Руслановна, пытаясь не расплакаться на людях, уходила из салона, как с поля проигранного сражения, уходила смятая, подавленная, в стрессе, на пороге депрессии. Красивая золотая пуговица с инициалами «А.В.» скатившись по ступеням лестницы магазина, покрутившись, лежала, сверкая и привлекая, только уже не Бэллу Руслановну и ее  надежды на хороший, долгий, стабильный брак.   

Центр красоты «Прекрасен!» классической формой основы древних верований, возвышался над Бронзовым проспектом. Сюда спешили, желавшие процветать внешне и далее, им принципиально нужно было выглядеть хорошо и здесь в «Прекрасен!» они находили должный комфорт, сервис и кончено радость от зреющей своей красоты. На первом этаже пришедшие раздевались, нагие, шли они на второй этаж, где располагались бассейны разной величины и глубины, массажные кабинеты, прочие услуги тела прекрасного. На третьем же этаже располагался большой зал, здесь проходили чтения, танцевальные концерты, вокальные программы, детские шоу - спектакли,                ставились спектакли и для всей семьи, сюда шли после процедур. Нагие, красивые и поздоровевшие люди, радуясь жизненным силам своим, и детям своим прекрасным, шли отдохнуть, порезвиться душой, порадоваться себе и ближнему. Зал вмещал тысяча девятьсот восемьдесят три места. Символ этот в числе мест зала создавал абсолютную гармонию и гарантию счастья для людей его посетивших, разумеется, при наличии ума и сердца большого у людей этих. Первые девятнадцать рядов были отданы детям, на первых шести сидели мальчики, далее и девочки тоже. Семь ложь давали удобный, правильный обзор посетителям зала, нового зрелища соавторам. Соавторам потому что артисты посвящали свое искусство именно зрителям, им адресовали они, свои любовь и добро. На четвертом этаже находилась комната для философских дискуссий и бесед. Сюда, разумеется, одетыми, шли те, кому нужно было сказать, высказаться, поспорить и дать другим опровергнуть себя. Здесь разворачивались жаркие дискурсы о сферах духа и бытия. Здесь души творили и были счастливы ответной симпатией. Здесь люди узнавали жизнь, а значит себя и себя, а значит жизнь лучше, больше, далее.
Крепко сложенного брюнета, отлично плавающего и соблазнительно улыбающегося, Бэлла Руслановна заметила сразу. Конечно, это красиво: чувственный, милый, сильный и способный и теплом своим и уверенностью мужской помочь защитить. Когда женщина отдала уже первую свежесть свою, когда и вторая не кажется ей уже идеальной, когда в муже своем они не видит мужа, ей непросто не заметить красавца, который всем видом своим манит в любовь и чувства. Изрядно устав, Бэлла Руслановна легла в шезлонг здесь же у бассейна. 
- Вы хорошо плавали!
- Спасибо, но я так не считаю.
- Вы замечательно плавали!
- Это вы пловец.
- Женщина, когда в воде сразу вся озаряется чем - то. Вся делается загадочная, вот вы - загадочная.
- Я слышала другую теорию: любой человек, но особенно это заметно, когда он старших лет, будучи в воде, становится или очень соблазнительным или похожим на старую, поблекшую в ожидании смерти курицу.       
- Вы очень соблазнительна!
Они посмеялись. Он весело, она с иронией.
- Артур!
- Бэлла.
- Очень!
- Я тоже… Артур… я что - то такое слышала, как это, кто - то сказал…
- «Артур - это не имя, это секс!   
- Да, так.
- Это сказал мудрец.
- Ну, после такого высказывания нечего спрашивать нравится ли вам ваше имя.
- Спрашивать нечего. Имя нравится!
- Вы здесь впервые?
- Я за вами, Бэлла давно наблюдаю.
- Вот как.
- И не только здесь.
- Мне немножко не по себе.
- Не переживайте, я нормальный мужчина. Здесь концерт в пять.
- В шесть.
- Значит, у нас есть время узнать друг друга по лучше.    

В заказанном номере с водой, то есть с бассейном, Артур и Бэлла, уже не скрывая своих взаимных симпатий, ласкали друг друга. Они дошли до вершины прелестных ощущений, когда в номер тихо, но решительно вошел Виктор Алексеевич. Как плетью раскаленной ударенная, Бэлла Руслановна, потеряв способность рассуждать здраво, молила, теперь Артура о помощи. Ей хотелось, чтобы Артур вышвырнул Виктора Алексеевича из этого номера, а желательно с планеты Земля. Как женщина все же неуверенная в себе Бэлла Руслановна молила об этом молча. 
- Вот значит как! Сын трудится над тем, чтобы сделать человечество счастливее, а жена обходится без его изобретений! Виктор Алексеевич сделал неприличный жест.
- Вик…
- Хороша! Нечего сказать! Ты знаешь, какими словами…
- Виктор! Артур!               
- Вот от кого, а от тебя, ну, милая, никак!
Артур, меж тем, спокойно выбрался из воды, оделся и подобно актеру, отыгравшему свою роль расслабленно и ленясь жить дальше, не сказав ни слова ушел.
- Ты понимаешь, что ты не замужем?!
- Виктор, прошу тебя! Не говори!
- Сыну?!
- Не говори!!
- Значит, утаить от сына такое?!
- Не говори!!!
Бэлле Руслановне было плохо, пойманная на грязном, она желала себе смерти, умоляя, а, не надеясь, что Виктор не скажет сыну.
- Реви, реви! Бабы вот поревут, потом «образумятся» и только крепче в постели.

- Я думаю, Бэлла, ты теперь не будешь иронизировать, теперь станешь покорная. Так вот! Два дня приходишь в себя, я найду, что сказать Алексею. Потом едем в «Здесь!»
Бэлла все поняла, разрушенный брак это горе, но еще большее горе для женщины отдаться ублюдку. Но позор неверной жены, блудливой паскудницы у талантливого ученого перевесил.   

Водитель автомобиля проверяется по трем вещам: как он чувствует поворот, насколько правильна и точна линия его поворота, как чувствует линию - ход движения (умение реагировать на любые преграды, препятствия по ходу езды, умение перестроится в положении своем на дороге, а главное чувство линии, как ты пишешь ездой своей линию движения, насколько эта линия красива, насколько правильна, настолько же она единственна верна при езде на дороге) и насколько у водителя развито умение тормозить, тормозить вовремя. Настолько насколько нужно, вселяя уверенным торможением уверенность и спокойствие, так необходимые на дороге. Линию нужно писать, буквально писать всем своим большим чувством самого хода твоего автомобиля, если чувствуешь свою машину и себя чувствуешь за рулем ее, то линия твоя будет действенно красива и естественно безопасна для всех. 
Алла справлялась с вождением прекрасно. Легко давались ей все трудности дорог большого города. Алла знала, что она хороший водитель и смотрела на проносящийся мимо город уверенно, с легкой, даже, иронией. 
- До «Красы Благородной!»
- Прыгай!
Когда ты молода, но уже опытна, когда в большом городе ты давно не на мели, когда рабочий день это день успехов пусть маленьких, но надежных, а не серых, сопливых тревог и уныния пустого, тогда ты с доброй иронией, а главное с подлинным интересом смотришь на молодого парня, сидящего на заднем сиденьи и оглядывающего тебя своей молоденькой мордашкой.
- Вы по «Красному тупику» поедете?
- Нет, там сегодня большой спрос на дорогу.
- Там было бы короче. Дима весело щебетал с уверенной в себе таксисткой.
- Не все, что короче, короче. 
- У вас есть?
- Нажми на зеленую кнопку.                Дима нажал на зеленую кнопку и два «шпока» с мясом и овощами оказались у него в руках. Следом выскочила «Влага!», бутылка свежей, прохладной воды.
- Приятного.
- Спасибо.
Он жевал, пил и не думал о невзгодах.
- Как учеба?
- Как всегда!
- Всегда это как?
- Всегда это, как нужно папе!
- Папа большой человек.
- Очень большой!
- Вот и держись отца.
- А вы…
- Все в порядке. Явно не глуп, веселый, ветреный, ну, да в его годы это нормально, к тому же, к тому же… 
- К девушке едешь?
- Нет, девушка уехала.
- Далеко?
- Главное надолго.
- Подержись сейчас поворот сорок семь. 
- О, да «Экстра Поворот!» ЭП!!
- ЭП очень сложен, особенно для начинающих.
- Ну, вам то это разминка! 
- Мне это разминка перед разминкой.
«Шпоки», несколько больших «Бергов» с колбасками под соусом, «Штейны» с фруктовым желе поверх пирога и «Маны», кофе не просто с шоколадом, а с банановыми опилками. Все было аппетитно съедено двумя веселыми, молодыми людьми. Дима не мог устоять, невозможно устоять, когда такая девушка хочет тебя. Когда она не вульгарна, не ведет себя дешевкой, когда ласкает так, что ты буквально легчаешь от положительных эмоций, конечно, отдаешься ей весь, охотно и с энергией молодого, уже набравшего заводную кровь самца, резво подтверждаешь ей свою страсть, свою секс - дерзость, свое набирающее жизненные токи желание.

- Вот держи, с большими шарами, как ты любишь!
- Ал, ты не говоришь мне самое главное.
- Дим, ну, ты и так все понимаешь.
- Что я понимаю?
- Что есть муж, что все сложней, чем тебе хочется, что моя жизнь…
- Ты не бросишь его!
- Я же не прошу тебя бросать твою девушку?
Дима испытывал такую распространенную двойственность, когда с одной девушкой хорошо, а с другой хочется. Все на свете. Эти дни с Аллой, он называл про себя «Сексодром», Диме льстило, что такая опытная женщина, обратила внимание на него еще в сущности молодого парня, так отдается ему, так заботится о нем и относится как к настоящему мужчине. А сколькому в сексе Алла научила его! Да, благодарность и животное удовлетворение ясно сообщали Диме, что Аллу он не бросит, когда хорошо трудно, так трудно отказаться. Дина же была, теперь, для Димы в глубоком запасе, в тылу лично жизни. Хорошая память о девушке, с которой начал взрослую жизнь удерживала Диму от сравнений между любовными качествами и мастерством Дины и Аллы. Дина что - то умела, но рядом с Аллой, конечно, меркла и только наив ее, которым компенсируется нехватка секс - техники, тихим доверчивым обручем лежал в душе у Димы  и как все брошенные вещи молча укорял себя за ненужность хозяину. Шальной раш молодого самца бросал Диму на неожиданности и страсти, бешеные страсти, которые так возбуждали его, так тонизировали его, все его молодое желающее таких страстей тело. Они ели мороженое «Лижешь, ну, и лижи!» в авто - синема центре, смотрели ерунду про то, как парень, изменяя всем своим девушкам, плакал над умирающей прабабушкой и обещал ее соседке исправиться, и изменять все - таки не всем. Они вторую неделю «барахтались» так горячая, а такой она очень хороша, Алла называла их взаимо - соленые излияния. Они не говорили много, но когда говорили, медленно подъезжали к главному. У Аллы был муж, а Дима между сексом и своей молодецкой удалью и прытью не понимал, чего он хочет на самом деле, знал он только, что Аллу отпускать не будет, что хочет ее до безумства и уж если пачкать молодость, то сделать это нужно именно с такой женщиной, как Алла. 
Красивые, потому что помытые, других сюда не пускали, авто правильным рядком, на нужных четырех метрах друг от друга, парадом образовывали престижный авторяд из машин представительского класса или по крайней мере вида. Ресторанчик, комнаты личной гигиены, помещения чтобы помыть автомобили.
- Алла.
Дима еще не почувствовал толком, но не добрые ощущения будущих переживаний холодной речкой заползли ему за шиворот.
Какие - то крики, потом в машине их стало трое. Крепкие знавшие много тяжелого труда руки, уверенно и не спеша, в правильную воспитательную меру, вот только воспитывать здесь никто никого не собирался, били Диму в живот, по лицу, в голову и туда, где получать особенно унизительно. Все длилось минуты четыре.
Самцовские безумства, незаконные игры с чужими женами заканчиваются порой с еще большим дискомфортом для молодых кобелей. 

- У него все должно быть. Вы меня поняли? Медицинская сестра, по - человечески прекрасно понимая отца, у которого избили ребенка, все же была недовольна его назойливостью основанной на неутомимом и укрепленным социальным статусом превосходстве. 
Алексей Викторович жег нервы и прогорал словами, он готов был растерзать обидчика сына, какого - то каменщика посмевшего тронуть его ребенка. Испортить жизнь такому было легко: «Мог бы и карьеры не делать, чтоб такого то закрыть», тихо, но цинично проговорил себе Алексей Викторович. С другой стороны ему было досадно, что его сын не догадался прикрыть себя надежно, так чтобы муж той, которую трахаешь не нашел тебя. «И не наказал!» - это в Алексее Викторовиче говорило уязвленное чужими нападками, а точнее их возможностью детство. Устроив сына, Алесей Викторович несмело направился в больничный парк на встречу с юристом. Тяжко было признавать и видеть, что вот тебя могли побить когда - то, а теперь побили, да еще как, сына. Тяжко было думать, что такое вот положение во всех этих дурацких конфликтах передается по наследству, а если все - таки передается, то от женщин, от матерей что - нибудь зависит?! Вопрошал Алексей Викторович, вопрошая так, он не заметил крепкого мужчину, который без разговора, намека или подначки ударил его сзади в висок. 

Если человек что - то может в этой жизни, если он на что – то способен, он большая угроза для того, кто вздумал тратить его нервы на свои собственные. А уж если человек не просто может, а может многое, его обидчику лучше стереть себя самому. Алексей Викторович Ливнев и до «Stand up» будучи человеком с ресурсом плотной атаки на недоброжелателя, теперь, каждый день проча свое мировое имя своим очевидным, меняющим привычный уклад достижением обладал силой от которой моли пострадать и не слабые в конфликтных делах вовсе люди.
Тот, кто ударил Алексея Викторовича, сильно пожалел об этом, особенно это было очевидно несчастному, когда связанный и подвешенный ногами вниз он кричал проходившим мимо людям, что нужно просто втащить его обратно на мост, конечно, он понимал, он труп и это неумолимо. Алла тоже жалела, жалела о блажной страсти своей, так она теперь ее понимала. Да, раскаянье к ошибшимся подчас приходит поздно, да и раскаянье ли это? Это просто сопли с тотальной мольбой о пощаде и прощении, но так не бывает, так не бывает. Алле позволили работать в такси, но в тысяче километрах от предыдущего места работы.
Причинять ущерб, доставлять сложности собственному ребенку это самокара, которой не пожелаешь, если ты только здоров душой. Алексею Викторовичу никто из коллег ничего лишнего не говорил, но все понимали Диме несдобровать. Да, Диме несдобровать и около двух третей от причитающейся после смерти отца суммы были сняты со статьи «Димина доля». 
Виктор стал посещать тренажерный зал, обновил гардероб и стал постоянным клиентом у очень хорошего массажиста. Хотелось выглядеть хорошо, хотелось жить, ведь когда рядом с тобой женщина, от которой тебе с собой еще лучше прежнего, от которой твое мужское самолюбие расцветает и уже сверх самолюбием ласкает твои амбиции, строятся планы и отражение в зеркале всячески сообщает тебе успех, тогда в мужчине просыпается тот его, может быть, надуманный, но всячески обихаживаемый и очень дорогой ему персонаж – мужчина успешный у женщины!
Успех у женщины важен всегда и для любого мужчины. Уже и мальчик приятно жмурится, когда подаренная открытка или брелок вызывает девичьи переживания в его адрес. И уже поднявшийся, распустившийся цветок, молодой человек конечно доволен, когда другим девушка предпочла его, более на первой же личной встрече сказала ему что других то и не рассматривала, а просто хотела изобразить конкуренцию, чтоб избранник помучался и попереживал в догадках.
Виктор спешил, а на деле шагал размеренно, вольготно, спешила его душа. На Бэллу он давно имел виды, ну. А то, что это женщина сына Виктора не только не останавливало, но даже несколько заводило. В желании хоть что – то отобрать у процветающего ученого Виктор себя не сдерживал. Любил ли он Бэллу, по - своему может - быть и любил, главным к Бэлле для Виктора была не любовь. Бэлла была, словно волшебная возможность сделать сразу три вещи: Утереть нос, сыну переспав с его женой, увидеть свои секс - способности на новом уровне после начала приема «Stand up», всем этим начать такую желанную, так необходимую новую жизнь и найти, да, не потерять, а найти себя в ней. Виктор понимал, что не стар еще и на многое в жизни еще может рассчитывать, многое в жизни еще может взять, а найти себя в чем то новом, в чем - то таком нужном, таком желаемом, не это ли главный мотор, основная метущая, созидающая сила, которая мчит нас вперед.            
Виктор много ждал и на многое рассчитывал, если не денег так женщину, если не славы, так хоть надменный лоск от нее, если не молодости, так хоть нескончаемой эрекции.
«Stand up» действовал и оказывал влияние не только на функцию любить в мужчине. Это был препарат, влияющий так же и на психологические реакции: человек думал, что его психология ожила здоровьем, потому что он стал любовно способным, но психология ожила здоровьем не только поэтому так вот просто. В «Stand up» были включены вещества усиляющие эффект удовлетворения и радости от себя при любых даже незначительных успехах, это была стратегия Алексея Викторовича Ливнева, его идея. Отец же его был убежден, что сам и только сам так свежо стал чувствовать.   
Открывшийся парк, который раньше был заповедником - связь с Бэллой, укрепили и наполнили, измотавшуюся было, душу Виктора новыми заботами, а значит смыслами жить и развиваться. Виктор теперь реже звонил сыну, почти не интересовался его успехами, совестно не было, было неинтересно. Неинтересно слушать, как идут дела у человека, жену которого, ты имеешь регулярно и будешь иметь в дальнейшем. Неинтересно так же понимать, что работа для такого человека важнее. Ты как - бы нанес удар, ты спишь с его женой, а ему этот удар не нужен, не интересен и не находя в этом важности такой человек словно говорит тебе: «Папа, что, все играешь в мачо, этакий донжуан, займись лучше здоровьем или съезди куда – нибудь» Хочется воскликнуть: «Да я съездил твоей жене в ее…», но Виктор молчал, понимая, что открытого противостояния с сыном не выдержит, Алексей конечно накажет отца, родственные связи не в счет, а Бэлла, Бэллой Виктор дорожил не на столько.
Их день был суббота. Суббота основной день, но на неделе они ловили еще один, а бывало и два денька для близости. Бэлла уже не чувствовала себя рабыней, зная свой грех и хоть и виня Виктора, она знала свою огромную уязвимость, а терять брак с Алексеем ей не хотелось. Одиночество хуже если в неудачном браке ты одинока уже. Бэлла жила по этой логике и теперь, теперь спустя почти два месяца после той отвратительной сцены она успокоилась и даже нашла некоторые плюсы в ситуации: двое мужчин, с которыми у нее регулярный секс, манеры, галантность и внимание Виктора, которых Бэлле так не хватало в его сыне. За годы холодного брака, той его части, от которой разило холодом безразличия  и отчуждения, Бэлла соскучилась по вниманию и теперь, найдя это в Викторе, отдавалась ему с задором старшей,  так хорошо понимающей, что такое холод в близких отношениях женщины.   

Крашенные золоченым, чтобы подчеркнуть условность, колонны дежурно, но и не без изящества составляли архитектурную гармонию зала. Зал был необычен, большую сцену возвели в фойе. Там где стоял маленький бюст в честь того, кто сейчас будет читать стихи, теперь стояла сцена. Перед ней располагались восемь рядов сидений в синем, впрочем, ближе к голубому, бархате. По шестнадцать мест в каждом ряды занимали почти весь холл большого фойе этого, в общем, известного театра, не являющегося, однако визитной карточкой театрального города. Тем более было надежд у организаторов встречи с любимым поэтом. Дина пришла слушать стихи усталая и не смогла достойно порадоваться, когда поэт появился. Так усталой она и сидела в ожидании чуда - резкого изменения своего состояния, как каждый уставший томится, когда плохо ему, а нужно и что главное хочется быть энергичным и молодым. На шестом стихотворении программы Дина почувствовала, что просыпается. Ее внутренние резервы, а их у девушки много, как - будто оживились, оживились и потянули ее наверх, наверх и вперед к нему, к поэту. Дина даже привстала мысленно, даже и подошла к нему, все же, однако, и ни к чему воспетые ей было в поэте чувства улеглись в ней обратно. Так колыхалась она час, или около. Но вот мысли, посыпались мысли вдруг. Ей чудился город, в котором люди понимали друг друга сразу, чувством, и не наитием, а истовым знанием и любовью друг к другу такой ярой, бешеной и также естественно, что становилось Дине неловко даже, такие вот на белом свете дела творятся, а она сидит всего лишь, и в общем, не занята ни чем. «Ты занята стихами, ты знаешь их!», - твердил ей собой, своим выступлением поэт. Дина лишь чувствуя пот на лбу сидела вжавшись в кресло от напора его, от его поэта чуда…  На какое - то время Дина улетела куда - то, куда - то в даль ей неведомую, но торжеством и ее тоже, Дины звенящей. Было странно и так хорошо, что девушкой неподготовленной Дина не смогла и вымолвить себе хоть какое впечатление к тому, что было с ней. Знала она одно: новое, ей владело неистовое новое, она мешало ей говорить с собой и диалог этот вечный головы с душой каверкало и ставило под себя, но вот дело! От всего, что случилось такая дивная, такая удалая радость наполняла девственное к таким процессам сердце! И Дине, читавшей конечно и этого поэта тоже, было божественно блаженно, было упоительно и молчать, и чувствовать, думать же она не могла.
Ее мировоззрение испытывает революцию. Только знают ли об этом эти стены, эти колонны, эти суетящиеся сотрудники принимающей поэта стороны. Знают ли об этом люди, сидящие рядом, ее соседи по диву, по радости, по новому необъятному.
И потолок в этот день, и трепет будний городской, что улицы знали, не могли, да и не хотели откликнуться на события с Диной, с душой ее, волей, телом, разумом. Не откликаясь так, они все же соприсутствовали рядом с ней, бередя ее раны от прорвавшей былые залежи и архивы старья новой правдой, и бредя вместе с ней от ее, правды, незримой, но такой масштабной, такой глобальной обновленческой сути.
Уходила Дина другой, но эффект любого рационального перемещения и ей ударил крепко. Выйдя в город Дина отвлеклась на огни горящие заводных предложений, на снующих клерков, мельтешащих за новым вызовом, на пижонистую, городскую атмосферу терпкого дыхания утомленного дьявола, издохнувшего почти, но еще имеющего место среди этих дорог и коробок. Все же вышла Дина в город и с котомкой знаний и богатств которые самим наличием своим уже не давали теряться ей в лабиринте безумств, во мраке тайны, где рушилось старое и росло, крепло, ширилось новое. Где менялись и обиход сам, и то его исподнее, что сленгом зовется.   
С Димой они помирились быстро. Много ли надо двум молодым, да чутким ко всему, что тянет к любви. Любить им, во молодости то не наигравшихся еще, хотелось. Хотелось очень.   
Обнажившись. Ласкою нежно колотящего язычка Дима ласкал любимую, Дина отвечала согласием и брала, брала истинное, сакральное Димино мужское. Под усталый вальс со старой пластинки, так «Старая пластинка» называлась передача восьмого радио - канала корпорации «Ваши волны», Дима и Дина соединялись вновь, как соединяются все пары в этом усталом от потрясений городе. Городе греха недавно, а теперь городе обновления, очищения от скверны довлеющей многовековой, городе где и скамейки уже уловили новый клич в криках и визгах детишек, в щебетании ранних, да не детей уже, во речах молодых, но бывалых, в речах бывалых, но не молодых. Преданными, знакомыми общими тайнами и общим поиском разрешения благополучного этих тайн, телами, Дина и Дима творили свой секс - мир, свою историю своего секс представления о реальности, о чаровнице лукавой, о днях такой милой, такой близкой высоте древнего, но молодеющего все же города.   

- Хорошая работа, мой принцип: работай там где можешь больше собрать, и потом, Алексей Викторович, вы повлияли на мое душевное состояние, я не сразу нашла работу, а главное мой новый начальник считает меня… короче говоря вы должны…
- Вы считаете, что слово должны уместно? 
- Простите, а как вы полагаете: меня из Первого города, а я теперь буду лебезить перед вами?!
- Послушайте, Алла вы не тот человек с кем я бы разделил добрый ужин, прямо вам скажу, но все же, если уж зашла речь, о какой сумме вы предполагаете?
- Вы, Алексей Викторович человек большой и сынок ваш стоит не мало, мы деловые люди и я скажу прямо: три раза по пять нолей лучшими деньгами на свете меня бы устроили.
- На Штогмана, в отделе курьерских консультаций.
- У «Купи?»
- У «Купи».
Снять на видео свой секс еще не заболевание, это может быть даже игрой и развивающей игрой в том числе. Так романтично и приятно, так возбуждающе и хорошей прелюдией перед еще одной, любя, очередной близостью можно смотреть на себя, на любимого человека знать эротизм друг друга и анализируя состоявшийся секс, предполагать уже новый. Но в тайне от партнера, не спрашивая и не собираясь даже интересоваться, взять и выложить личное, интимное, сакральное, могут только больные, отчаянно утверждающие нездоровье в своем мышлении люди. Алла пошла на резвый, беспардонный грех.
- Флэшку.
- А деньги.
Алексей Викторович никогда не учился бить, но так человек устроен, когда нужно, когда очень нужно, силы, пусть и не большие, поднимаются в тебе правильно, они концентрируются в кладовых своих, в мускулах, ищут, требуя, и находят выхода. 
Любой мужчина способен на один хороший удар.
Наотмашь ударил Алексей Викторович посмевшую портить ему существование и осложнять расцвет процветающего имиджа. Он забрал флэшку с сексом его сына с этой дрянью. Не глядя ушел. Он, считавший себя победителем в городских играх по добыче ресурсов, регалий, льгот, благ и бонусов, всегда жестоко и не считаясь с моралью, убирал, стирал, разрушал тех, кто смел, стоять у него на пути.                «Убери ненужное, вычисти путь, разгони засоряющих дорогу к славе и благополучию» - так поступал, жил, знал и думал Алексей Викторович Ливнев.   

Гнет, подавление, не желание знаться это силы, которые не могут не заставить прекратить увлечение, свернуть увлеченность и дать погаснуть любому лживому чувству. Бэлла, не обладая нужной настойчивостью, природным порывом, одобряемым зовом души, все же нашла в себе смелость, а главное твердую, цепкую мысль отказать Виктору. Женщине претит подчиняться не любя. Когда все в любовь, тогда и знаться и нежится вечно хочется. Когда все в любовь, тогда и тень любимого уже несет тебя в мерное неизлечимое счастье. Любая женщина с первых своих осознанных женских чувств и эмоций ждет свою любовь, своего мужчину, который так подойдет и так обнимет, что и рай земной мал, что и счастье все на свете до того существующее ни к чему. Женщина ждет ответа и, разумеется, первого шага, мужского шага, от того, кто сделав его свое мужество подтвердит. И Бэлла женщина, и Бэлла ждала… Годы. Годы проходящие, нет, не остудили ее, но притормозили заметно. В банальных выводах от банальных разочарований она сдавала здоровую женскую амбицию и грешила сама. Вот и с Виктором грех - измена. От ошибок своих Бэлла устала, и думать про ошибки и разрушительную силу их тоже устала, и в эти уже годы свои не хотела просто. Измена, она пришла к ней. Молодой девчонкой Бэлла верила в любовь, верила в ее неприхотливость и достоинство для обоих. Ты любишь, любят тебя, все так просто, так ясно, люби и живи своим мужчиной, а он будет любить, и жить тобой. Все действительно до элементарного ясно. Жить сердцами и вместе, укрепляясь трудностями, становится ближе, и познавать свою любовь на все более качественном уровне.
Бэлла не любила загадок, а печальные, терзающие отгадки не любила еще больше и вот теперь, когда и от Виктора «запахло» той же, что так хорошо была знакома Бэлле по мужу, мужской самцовской беспечностью в равнодушии, возней ради удовлетворения собственных иллюзорных планов, Бэлла стукнула по столу кулаком.
- Бросаешь?!
- Ты взял свое, думал, вечно будет продолжаться. 
- Бросаешь!
- Я свободная женщина.
- Бэлла, многое можно поправить, изменить… Ну, скажи честно я что не удовлетворял тебя?
- А ты думал, удовлетворял?
- Ты же сама стонала как…
- Шантажом и подстроенной гадостью от своего придурковатого дружка ты хотел построить свое да еще мое счастье. Ты просто глуп, глуп и бездарен… Никчемный, жалкий…
- Замолчи!
Он замахнулся неуверенной, но сильной рукой, чтобы ударить ее. Она не сопротивлялась, она ждала удара, она даже хотела быть битой им, так легче расстаться.   
Когда в большом городе искрится, струится жизнь, когда люди заняты постижением нового. Тухнут, тушуются к исчезновению, вянут и мрут старые установки, старые шаблоны, прошлые, замшелые убеждения. Дни начинают обдавать такой долгожданной, тягучей, вовлекающей в восторг радостью, дни бесконечно – бездонные таким же праздником проносятся, делая людей веселее. Люди становятся склонны и податливы к пустякам, добродушны к недругам и милосердны к равнодушным. Новый воздух влияет, и, влияя уже, меняет все и навсегда и радостные, довольные этим горожане забывают нелепое, горестное прошлое несчастного, угрюмого света, где скучали и уговаривали себя и друг друга пожить подольше, где всячески облагораживали фальшь и нелепости манипуляционных подробностей. Белое было серым, а воспевающие черное – королями. И все жило этим непорядком. Все им подыгрывало и себе же внушало импонирование в загадочных черных приисках. Тяжелые якобы великодушные женщины цинично спорили кто из манерных, нервно – подвижных мужчин более меркантилен. Нелепые, потому что не получающие добра горожане того старого города пачкались скандалами и тешились перебранками, не ведая, что так вот в перебранках и пройдет все то, что может быть таким милым, таким трогательным, пройдут великие годы твоего пути.


Среди зевак, на клочке земли между бульваром и площадью стоял скрипач, и играла скрипка. Ему было тринадцать, бравыми пассажами он выводил загадочную шумную пьесу. Пьеса та летела вдаль и вперед, и звоном своим покоряла все новых, новых слушателей. Концертные залы молчали скорбно, ведь не имея его на сцене, приветствуя юного музыканта. Музеи невесело принимали новый восторг, ведь не о нем были сложены их экспозиции. Галереи тлели от одиночества и были этому рады, ведь не им позировал бы он, тринадцатилетний гений – раб и хозяин нового звука. Повелитель белой силы! Дух нового племени! Бешеным, надрывным не покоем бравада торжествующей пьесы умиротворяла и скандировала добрые вести о новом главном будущем. Всецело и бесконтрольно уничтожала она ненужное больше, отжившее эхо давно растаявших снегов. Прошлое отошло, отойдя забрало уже не дерзновенное лишнее, с ним, с этим лишним, улетучились ненужные теперь интонации, неважные больше мотивы, стало пусто и страшно, и Виктор все понял.

Выстрел был оглушителен.