О ночных службах и интересных встречах
Тогда это было что-то новое и совсем не так, как я представлял себе в своей фантазии, в реальности всё тяжелее, и строже, и обыденней. Службы долгие, в храме горят свечи, но большая часть съедена темнотой, зевота просто одолевает, и ты не зеваешь, а с каким-то нервным стоном втягиваешь в себя воздух, отчего о. Давид перестаёт читать и выдерживает укоризненную паузу, а после снова продолжает монотонное чтение. Новшество в послушание вошли в мою жизнь при чтении псалтири. Слово «кафизма» означает сидя, то есть на чтении кафизм псалмы можно слушать сидя, а подниматься только на «славах» для крестного знамения и поклонов, а после снова присаживаться. О. Давиду казалось, что я «громко сижу»: ёрзаю, шуршу, зеваю – и поэтому он назначил мне по-слушание слушать стоя, а это примерно лишний час времени среди ночи, когда можно было бы присесть и расслабиться. Но я же хотел принимать полное участие во всём, что касается молитв, и поэтому благословение монаха я выполнил без колебаний, и, о чудо! Со временем и сон пропал, и выстаивать трёхчасовую службу стоя, руки по швам, с преклонённой головой для меня стало обычным делом. О. Давид в прошлой жизни был военным, и выправка с дисциплиной для него были очень важны! Как ты стоишь, как ты ходишь, почему ты в грязной одежде – ко всему этому монах относился болезненно ревностно!
Расскажу один случай: в скиту не было электричества, баня была самая примитивная – снятый с военной машины утеплённый кунг, который переделали в убогую баньку, да и та топилась, в шутку сказать, только на двунадесятые праздники, потому что о. Давид был, и, надеюсь, остаётся, в непрерывном подвиге. Но это не означает, что он запускает себя, нет! Наоборот, он сам всегда в чистой рясе, с военной выправкой, без малейшего признака склонности к полноте, плоский и упругий, как доска, чего и требовал от меня. Поэтому однажды, когда я расслабился от стирки, он сказал мне следующую фразу, которую я чётко запомнил и исполнял впоследствии. А у него всё в простоте и прямолинейности, он подошёл и сказал:
– Максим, я не хочу, чтобы ты ходил, как бомж, грязный и вонючий.
– Отец, а как? Воды нет, света нет, как мыться, как стираться?
– А вот как я. На печку с утра поставил ведёрко с водой, к вечеру нагрелось, после повечерия не падай спать, как убитый, а займись собой, полотенце намочи, протирайся над тазиком, мойся так же, потом носки, нижнее бельё простирнёшь, вот и всё. Понимаешь, я не просто учу тебя не быть бомжом, а учу приспосабливаться и выживать в трудностях, понял?
Я ответил со вздохом:
– Конечно, понял, отец, коль перед этим ещё и пристыдили, Спаси Бог за науку.
С того момента я стал делать так, как научил монах, несомненно, это связано с трезвением, которым о. Давид про-сто жил сам и учил меня. К ночным молитвам о. Давид относился с огромным благоговением, и этому он тоже учил меня так:
– Максим, каждое слово! Каждое ударение! Каждое окончание произноси четко, правильно, не жуй слова, а вытягивай! Понимаешь, от правильности чтения зависит смысл текста и порой одна ошибка меняет содержание!
Приводил примеры и притчи с Евангелия – о десяти девах, о непрестанной молитве, о бодрствовании и ожидании хозяина дома. А ещё говорил, что ночь – это самое время, когда тёмные силы активизируются и очень может быть, что вот даже такая наша молитва, пока «маленькая и не умелая», может спасти кого-то в путешествии, уберечь от гибели, изнасилования или воровства. Поэтому учись полюбить молитву и молись всегда сам. Я учился, а о. Давид терпеливо стоял рядом со мной и часто тихим усталым голосом повторял: «Как читаешь? Внимательней будь! Читай заново!» И порой наши ночные правила затягивались на лишний час-полтора, но благодаря о. Давиду и его терпению, благодаря тому отрезку времени, что я прожил в скиту у такого жёсткого монаха-подвижника, сейчас моя жизнь меняется.
Как я уже говорил выше, скит находился на периферии и был отрезан от мира сопками, тайгой и первобытными условиями проживания. Но именно здесь произошло несколько интересных и удивительных встреч с людьми, с которыми я бы никогда не встретился в миру. Я хочу сейчас вам о них рассказать, потому что они были такими тёплыми и приятными, что ощущения от этих встреч и знакомств я запомнил, наверное, до конца своей жизни.
Вот первая приятная неожиданность. Был воскресный февральский день, у нас только что закончилась Божественная литургия, и мы с братьями (Максимом и Денисом «Линзой») пошли на трапезную накрывать стол к обеду. Это было приятное оживление, потому что у о. Давида рацион питания довольно строг и сух (о нём я расскажу в следующем рассказе), но в воскресный день было послабление – мы баловали себя рыбой или рыбными тефтелями, с каким-нибудь немудрёным гарниром, но для нас это был воистину праздник! Монах ел один раз кашу на воде, и в течение дня подкреплял себя орехами, изюмом или курагой, которых были целые коробки. Первого не было. О. Давид предпочитал сухоядение, и только благодаря о. Александру в нашей трапезе появилось некое послабление, потому что мы люди с мира и наш организм просто не способен так быстро перестроиться на новый, такой суровый уровень проживания. К тому же у реабилитантов самые распространённые заболевания – это гастрит, язва, гепатит, и послабление в трапезе было просто необходимо, иначе человек мог реально ослабнуть. Монах это понимал, – так мы своим появлением в скиту слегка размягчили его аскетичный подход к пищеблоку. И вот мы на трапезной, а о. Давид с отцом Варсонофием в храме. Мы уже знали, что их не будет примерно час, и, скажу честно, это время использовали по максимуму: углублялись в наши разговоры, впечатления и обиды на монаха, вспоминали жизнь на приходе, когда нам она казалась тяжёлой. И вот теперь нам было с чем её сравнить, мы не переживали, что нас услышат, потому что между нами было расстояние в пятьдесят метров и толстые бревенчатые стены храма нас защищали, и поэтому здесь мы давали волю своим чувствам вырваться наружу. Периодически кто-то вы-ходил на улицу и осматривался, чтобы не прозевать отцов. И вот зашёл «Линза» и говорит:
– Там какой-то мужик идёт к нам, из леса вышел и идёт по дороге в скит.
Мы вышли на улицу и, щурясь от солнца, которое словно почуяло весну, отражаясь от снега до рези в глазах, стали всматриваться, пытаясь понять, кто это. После затянувшийся паузы я говорю:
– Странно, похож на СВ.
Максим, самый зрячий из нас, после продолжительной тишины наконец произнёс радостным и удивлённым голосом:
– Да, это и есть СВ!
– Не может быть, откуда же он взялся? – засомневались мы с Денисом.
– Да, это он! – ещё уверенней проговорил Максим.
Фигура приближалась, и мы сами уже узнали своего руководителя и радостно побежали ему навстречу, второпях накинув тяжёлые куртки и на ходу надевая шапки. Да, это приехал к нам СВ с о. Александром, только отец где-то по дороге резко газанул, и его внедорожник снесло с дороги, и он, уткнувшись носом в сугроб, завяз всеми четырьмя колёсами. СВ объяснил, где стоит отец, сам пошёл в трапезную греться, а мы, вооружившись лопатами, понеслись вызволять отца из снежного плена. И вот мы все на трапезной, о. Давид общается вполголоса с о. Александром, о. Варсонофий прислонился спиной к стене и, прикрыв глаза, похоже, задремал. Он уже отобедал, и поэтому тихо, никому, не мешая своим присутствием, пытался вздремнуть перед дорогой на свой приход, а СВ вёл неторопливую беседу с нами тоже негромко, и эта атмосфера, наполненная теплом, общением всех сразу и тут же отдельными разговорами, осталась такой запоминающей для моего сердца. О. Александр вдруг прервался и, обратившись ко мне, спросил:
– Ну, а ты не передумал ещё жениться?
Я не знал, что говорить, и поэтому с какой-то бараньей упёртостью выдавил из себя:
– Нет.
Краем глаза я заметил, как СВ заулыбался, а о. Давид внимательно смотрел на меня, но молча. Не знаю, к чему спросил о. Александр об этом, видимо, разговор шёл обо мне, потому что тут же было принято решение оставить меня на Великий пост в скиту, а Максима П. забрать на приход. Так его командировка подошла к концу, а моя только ещё начиналась! Впереди нас ожидал Великий пост. Уезжая, о. Александр благословил меня лёгким ударом по лбу и сказал:
– Бог благословит.
СВ попрощался довольно тепло, но без лишних сантиментов. В общем, всё по-военному, хотя мы и на самом деле были на передовой в духовной брани.
Чуть позже, весной во время Великого поста, в скит при-ехал бывший сослуживец о. Давида. Он приехал проведать своего друга, который стал монахом. Сам Евгений (так его звали) был в звании подполковника, тоже разведчик и тоже крутой вояка, потому что за общим ужином они с о. Давидом потихоньку вспоминали прошлое, и по их разговору я понял, что эти ребята побывали во многих горячих точках нашей планеты, начиная с Чечни и кончая сомалийскими пиратами. На следующий день на послушаниях мы с Евгением вдвоём рубили дрова, и я его попросил немного рассказать о себе, только шепотом, потому что о. Давид с наступлением поста стал ещё строже: совсем перестал улыбаться и разговоры сводил только по делу, а за празднословие отчитывал. Евгений улыбнулся и спросил:
– Ну, а что тебе рассказать?
– Ну хоть что-нибудь. Вчера краем уха слушал ваш раз-говор и понял, насколько была богата ваша жизнь всякими поездками в горячие точки, войнами, операциями.
Евгений задумался, потом снова улыбнулся и задал неожиданный вопрос.
– А ты смотрел фильм «22 минуты»?
И снова я увидел промысел Божий. Перед поездкой в скит я охранял приход, а там, в компьютер охранники закачивали фильмы и, чтобы не заснуть ночью, отвлекали себя между обходами по территории. И прямо перед отъездом в скит я посмотрел фильм о том, как сомалийские пираты захватили танкер с газом и морской спецназ России освобождал его. Поэтому я утвердительно кивнул головой, а Евгений сказал:
– Вот и мы освобождали танкер от пиратов, только в фильме он был с газом, а на самом деле он был с нефтью, и, как обычно в фильме, всё «немного приукрасили». Да, была операция, но всё было по-другому: подошли и начали просто «шмалять» со всех стволов, загнали пиратов в трюм, кого-то подстрелили, кого-то положили на палубу, вот и вся операция. А знаешь, что меня удивило в ней?
– Что?
– Я зашёл после на капитанский мостик и смотрю: вся стена просто в решето, места на ней нет живого, а над иллюминатором висит образ Николая Чудотворца, и на нём нет ни одной царапины, хотя вокруг него всё просто в решето. Я даже сфотографировал этот место, чтобы показать дома.
Тут подошёл о. Давид и сказал:
– Максим, я же запретил посторонние разговоры, – голос у него был, как всегда в таких случаях, плаксивый и капризный.
Я понял, что мы забылись, и, наверное, Евгений вошёл в раж и стал громко рассказывать, поэтому монах и рассердился. Я попросил прощения за нашу бестактность, а Евгений захотел сфотографироваться с о. Давидом, но получил строгий или даже жёсткий отказ. Тогда Евгений спросил, улыбаясь (понятное дело, он был мирским, и знал отца Давида как бойца, а не как монаха, поэтому его всё это веселило):
– Отец Давид, а можно я с вами на службу поеду в Анучино? – и ждал ответа. Монах помолчал, а потом сухо ответил:
– В кузове поедешь, – повернулся и пошёл. А Евгений, немного смущённый таким ответом, но, всё ещё улыбаясь, спросил у меня:
– А почему он так отреагировал? Ну, подумаешь, в кузове поеду, что я в кузове не ездил, что ли?
Я пояснил, что он разозлился из-за наших разговоров: мы рушим тишину. После этого мы рубили дрова молча, но не-долго, потому что Евгений – весёлый парень и поговорить ему, видимо, хотелось. Он попросил меня сфотографировать его на фоне храма, как он рубит дрова. «Только смотри, что-бы о. Давид не видел», – добавил Евгений, озираясь по сторонам, потому что уже понял, что о. Давид далеко не тот парень, которого он знал по совместной службе. Кстати говоря, о. Давид, капитан в отставке, так и повёз друга-подполковника в кузове своего пикапа. Евгений укутался в бушлат с головой, потому что хоть и была весна, но снег только начинал таять и с утра вообще поддавливал мороз. Я же поехал с отцом в кабине – было немного неловко, но так решил о. Давид. Позже уже совсем весной приезжал ещё один сослуживец о. Давида, звали его Стас. Он был спортсменом, занимался альпинизмом. Он приехал с поездки на Эверест, куда он совершал подъём, но травмировал стопу, провалившись в засыпанную снегом ледяную трещину. Стас слегка хромал. Он показывал видео своего подъёма: во время снежной бури наверху в горах день на глазах превращается в ночь. Если честно, завораживающее зрелище! А работал Стас в полиции начальником ГНК – я ещё подумал, вот такого знакомства я точно не ожидал!
Интересная и немного казусная встреча произошла уже летом: в скит приехал владыка дальнегорский Гурий, а о. Да-вид как раз уехал в Арсеньев, и они разминулись. Владыка с досадой развёл руками и сказал:
– Слава Богу за всё! – и собрался было уезжать, но я спросил:
– Владыка, может, Вы отобедаете перед дорогой?
И получил подтверждение. Я повел гостей в трапезную, владыка был ещё с каким-то отцом. И вот два таких маститых священника, с седыми бородами и густыми бровями, заходят в трапезную и хотят пройти к столу, а я говорю:
– Владыка, простите, нужно разуваться.
Я вижу, как у владыки от удивления приподнялись брови, но правила чужого монастыря, видимо, распространяются на всех, и даже на владыку. Поэтому он улыбнулся и сказал:
– Ух, как у вас тут строго, а!
Потом он снял обувь, и я увидел, как из рваного носка торчит палец владыки. Если честно, я почувствовал себя как-то неловко, зато владыка развеселился, посмотрел на меня радостным взглядом, подмигнул и добавил:
– Веди, корми!
Трапеза прошла просто и незаметно, владыка спрашивал, откуда я, и сам рассказывал о себе. Уезжая, он благословил меня как-то по-иному, по-отечески что ли, приобнял и добавил:
– Держись, брат! – и после со своим спутником поехал дальше по своей епархии.
А чуть позже я поехал с о. Давидом в Анучино на службу. Был праздник, но какой – не вспомню. Служба была архиерейская, было много народа, владыку привёз какой-то парень в спортивном костюме и спортивного телосложения. Отец Давид сказал, что это духовное чадо владыки и что он профессиональный хоккеист. После этого я стал пристально наблюдать за парнем, потому что сам люблю спорт, и, как только появилась возможность познакомиться, я её и использовал. Подошёл, представился сам и протянул руку, он тоже представился и протянул свою. Его звали Алексей и играл он в Москве в команде «Югра», сам он оказался простым в общении, и мы быстро нашли общие темы. А после службы мы пошли на обед. Прихожане дружной толпой ворвались в трапезную, и началась шумная толкучка, пока все не расселись. Мы с Лёхой так и остались стоять возле дверей в надежде найти свободное место и пообедать. У меня на плече висел портфель о. Давида, потому что во время поездок я как бы был оруженосцем отца, и он возлагал на меня обязанность следить за его вещами. У Алексея, похоже, была такая же должность, потому что он держал в руках портфель владыки. И вот мы стоим рядом, держим вещи отцов и пытаемся глазами найти свободное место, но, увы, пока безрезультатно. Тут о. Давид, наверное, вспомнил обо мне и, обернувшись, позвал меня за стол к владыке, а Лёхе повезло меньше – его не позвали. Я протиснулся между скамеек с людьми и присел за центральным столом с краюшку возле о. Давида. Позже увидел, что и Алексей примостился с двумя старушками и ведет уже с ними беседу, смеётся и без комплексов накладывает себе в тарелку то, до чего мог дотянуться. После обедни мы расстались, но позже снова встретились уже у нас в скиту. Владыка снова приехал к о. Давиду и на этот раз застал его, а мы с Лёхой несколько часов общались, гуляли по тайге и не спеша беседовали. Алексей сказал, что заканчивает карьеру хоккеиста и хочет приехать к владыке на ПМЖ. Сейчас у него отпуск, и он из Москвы уехал в Приморье и не хочет отсюда уезжать. Я полюбопытствовал:
– Лёх, если не секрет, сколько ты получаешь, ну, в смысле, какая зарплата у тебя?
Ответ меня просто ошарашил, я думал, что ослышался, оказалось, что нет. 2,5 миллиона рублей в месяц! На мою ре-акцию Алексей заметил, что это не самая высокая зарплата. Кстати, он играл в защите, но я удивился, потому что вспомнил, как он беззаботно смеялся и уплетал на трапезной обед рядом с этими старушками, ничуть не смущаясь и не показывая, что он по большому счёту миллионер. Меня это просто поразило, и я запомнил наше знакомство и сейчас рассказываю о нем вам, читателям. Сколько интересных и непростых людей я встретил, казалось бы, в лесной глуши, отрезанной от мира. Потом владыка уехал, и мы с Алексеем больше и не увиделись, потому что отпуск его закончился, и он улетел к себе в Москву.
А ещё приходили в скит разные люди, хотели остаться у о. Давида, но через несколько дней покидали скит, причём в такой спешке, будто сам бес гнал их оттуда. Таким был Михаил. Он помотался по разным конфессиям, начитался всяких книг, и из него просто лились цитаты из посланий св. Апостолов, из Евангелия. А сам он автостопом добирался откуда-то с запада. Но через несколько дней я видел, как сверкали его пятки, и он буквально бежал от этого места. После, года через полтора, я его снова увидел, но уже во Владивостоке, вечером он пришёл на приход и попросил покушать, был весь затёртый и с запахом перегара. Если честно, я его не узнал, а он, всмотревшись в меня, спросил:
– Ты Максим?
– Да, а ты кто?
Он напомнил про скит, и я вспомнил его. Оказалось, он снова возвратился из Петербурга. В очередной раз прошёлся по разным конфессиям, нахватался высоких фраз. Да только Бога не нашёл. Если честно, скорее всего, и не найдёт, потому что Царство Божие внутри нас и есть, а у него был просто бег по кругу, который ни до чего хорошего не доведёт. К сожалению, так бегают многие и никак не остановятся, не понимая, что от себя не убежишь. Слава Богу за всё! АМИНЬ.
Свидетельство о публикации №223011300672