История одного земельного участка

       Всё, рассказанное мною в предыдущей главе, наша семейная история. И историю дома мы восстанавливали по архивным документом вместе с моей дочерью Линой. Поэтому очень часто в своём повествовании я буду использовать в данном случае абсолютно оправданный оборот – «мы».
       Вероятно, вы дорогие читатели, спросите: а какое, собственно отношение имеет наша семейная история к истории доходных домов на Петроградке? Ведь речь идёт именно об истории одного из знаменитых домов Петербурга. Правда, история эта, как и прочие, складывается из разных лоскутков жизни города и, в том числе, его жителей, и очень напоминает лоскутное одеяло. Так что, как видите, самое, что ни на есть прямое.
       И место, на котором этот дом возник, тоже несколько схож с таким одеялом. Правда «сшит» он всего из двух лоскутков – двух земельных участков, которые на определённом этапе были объединены в одно владение предпринимателя-домовладельца. Но… обо всём по порядку.
       Самый угловой участок – как раз на углу Большой Пушкарской улице (до 1798 года – Малой Офицерской) и Безымянного тогда ещё переулка, не имевшего в промежутке от Большого проспекта нумерации строений вообще, был, видимо, приобретён царскосельским купцом Петром Ивановичем Шороховым в начале 1860-х годов. Обратившись к фондам Центрального исторического архива Санкт-Петербурга, мы выяснили, что согласно решению Общего присутствия Правления 1-го Округа Путей Сообщения, датированному 24 декабря 1863 года, П. И. Шорохову была разрешена постройка на участке деревянного одноэтажного с мезонином на каменном фундаменте дома и одноэтажных служб. В планах того времени этот дом числился под №№30-32.
В ноябре 1865 года к постройкам добавились одноэтажные деревянные конюшни, навес, жилая изба и прачечная. Кроме того, со двора была проведена для стока подземная труба. В феврале-марте 1866 года Шорохов построил на своем участке деревянный ледник, засыпанный землею, трехэтажный каменный дом и одноэтажную каменную службу.
        А ещё через некоторое время  ему было разрешено  построить дополнительно  деревянный двухэтажный на каменном фундаменте дом с крытыми балконами на фасаде и две  деревянных на каменном фундаменте одноэтажных нежилых службы и проложить по двору подземную трубу с устройством при ней колодца. При этом, Строительное Отделение Санкт-Петербургского Губернского Правления, рассмотрев представленные землевладельцем чертежи, определило ряд условий, сопутствующих строительству:
1. перед дверьми дома со стороны улицы не должно было быть более одной ступени
2. колонны козырьков над тротуаром, расположенных над входом в подъезды, не должны были выступать за линию служб, в-третьих, приподнятый чердак не должен был использоваться под мансардное жилье и даже под склад.
        Что было изменено в течение последующего десятилетия на участке П. И. Шорохова, установить не удалось. Следующее разрешение на строительство, представленное в деле, датировано уже 1877 годом. Однако  из его содержания следует, что к 16 июня 1877 года Шорохову было дано разрешение на надстройку каменного трехэтажного дома четвертым этажом и пристройку к дому четырехэтажного каменного флигеля. Этот факт свидетельствует о начавшейся на земельном участке уплотнительной застройке.
        Выдвинутое Строительным отделением условие гласило, что до начала строительства на участке  должны были быть снесены  строения, пришедшие в ветхость. В ходе же строительства необходимо было также выполнить ряд условий:
1. проходы в главный двор должны были быть покрыты сводами, световой дворик необходимо было снабдить колодцем с патрубками – небольшими отрезками трубы, присоединенными к основному трубопроводу, в главную водосточную трубу, а сам дворик замостить булыжником;
2. окна, выходящие  на световые дворики, должны были быть снабжены железными ставнями, которые могли бы запираться при пожаре;
3. с улицы территория двора должна была быть отгорожена воротами, покрытыми сводами.
        В марте 1878 года  П. И. Шорохов начал возведение второго лицевого дома, выходящего главным фасадом на Сытнинский переулок (сейчас – Саблинскую улицу). Этот каменный дом должен был быть объединен с первым общим карнизом и крышей, образуя единый угловой. Как и первый, он должен был быть четырёхэтажным. Для его возведения требовалось уничтожение существующих на этом месте строений. Кроме того, хозяину было необходимо уничтожить на своем участке и все сооружения, пришедшие к тому времени в ветхое состояние. Так же планировалось на месте будущего дома проложить сточную подземную трубу с устройством при ней колодца. Световые дворики дома должны были иметь колодцы с патрубками, ведущие в главную водосточную трубу, а их территорию необходимо было вымостить булыжным камнем. Во дворики нужно было провести крытые сводчатые проходы, которые должны были оставаться всегда свободными.
        Соседний с этим участок, который располагался на месте дома №34 по Большой Пушкарской улице, когда дом на нём нумеровался как №663 3-го квартала Петроградской части, к концу века перенумерованный как №32, принадлежал статской советнице Александре Борисовне Андриевской, вдове статского советника Якима Герасимовича Андриевского. А. Б. Андриевской на участке принадлежало деревянное жилое строение с мезонином, в подвале которого располагались жилые помещения, и деревянные сараи, которые она планировала перекрыть крышей из железа. Кроме задуманного владелице было предложено снять со стен дома обшивку, проконопатить стены и подвести новые венцы.
        Из Объявления, поданного губернским секретарем Александром Павловичем Коптеревым (Каптеровым) 24 октября 1863 г. в Правление Санкт-Петербургского Кредитного общества выясняется, что участок по Большой Пушкарской улице, д. 34 к этому времени уже находится во владении наследников статского советника Акима и Александры Борисовны Андриевских. Он был оставлен сыну - коллежскому асессору Дмитрию Акимовичу и дочери Елизавете Акимовне Андриевским, которые просили в обществе под залог наследуемого имущества денежную ссуду в размере 5 тысяч рублей. Обследование и оценивание материального земельного участка и дома Андриевских было поручено архитектору А. А. Щедрину. В оценочную комиссию также вошли господа Волков, Монтандр и Наранович. Согласно составленным ими описи, отзыву и записям журнала можно составить достаточно полное представление о состоянии и облике домов на рассматриваемом участке.
       Участок, наследуемый Андриевскими, имел площадь в 722 ; кв. сажени (около 3288,5 кв.м), в том числе излишней земли в нем было 52 кв. сажени (около 236,6 кв. м), из которых по решению Общества Путей Сообщения 4 ; кв.сажени (около 21,6 кв.м.) должны были отойти под урегулирование Большой Пушкарской улицы. Архитектор А. А. Щедрин оценил строения в 11408 рублей и землю в 8049 рублей (всего 19457 рублей). На участке имелся деревянный двухэтажный жилой надворный флигель на каменном фундаменте из бутовой плиты, срубленный из бревен и обшитый снаружи досками и крытый железом. Фасады его были прорезаны окнами с двойными переплетами. Внутри стены имели побелку. Флигель отапливался четырнадцатью печами, шесть из которых были круглыми. Кроме жилого флигеля во владении Андриевских имелся и жилой деревянный одноэтажный надворный флигель на каменном фундаменте из бутовой плиты с рублеными стенами, снаружи обшитыми, а внутри побеленными, крытый железом. Отапливался печами, одна из которых была русской и очагом. Среди построек был деревянный одноэтажный гостевой лицевой дом с жилым подвалом и мезонином, на фундаменте из бутовой плиты, с рублеными стенами, обшитыми снаружи и побеленными внутри, крытый железом. Дом имел жилой подвал. Отапливался тремя голландскими и пятью русскими печами. Часть двора занимали деревянные частью жилые одноэтажные службы на каменном фундаменте, крытые деревом.
       При оценке владений Андриевских Щедрин засвидетельствовал, что надворный флигель и службы выстроены недавно и прочны. Лицевой дом стар, но «в капитальных частях прочен» и требует ремонта как внутреннего, так и наружного. Деревянные пристройки к этому дому требуют капитальных исправлений и потому в оценку им включены не были. В результате по заключению А. А. Щедрина с землевладельцев из ссуды было удержано 500 рублей, которые им вернули после ремонта дома, и 100 рублей до представления на согласования чертежей по застройке территории.  Размер же ссуды был определен в 6 тысяч рублей сроком на 14 лет и 2 тысячи рублей сроком на 25 лет. Итого 8 тысяч рублей.
       При расчете размера ссуды учитывался и доход, получаемый домовладельцами с жильцов. Из ведомости доходов с дома удалось выяснить, что в нем было 11 квартир с разным набором помещений, из которых на тот момент была не снята только одна трехкомнатная квартира с кухней и передней, сдаваемая за 180 рублей в год. Одну из двухкомнатных квартир, сдаваемую хозяевами за 96 рублей в год, снимал сын владельца соседнего участка П. П. Шорохов, другую – с передней и кухней за 120 рублей в год – мещанка Коптева. Трёхкомнатные квартиры с кухней за 156 рублей в год снимали Санкт-Петербургская мещанка Петрова и мещанин Иванов, однокомнатные с кухней за 66 рублей в год – санкт-петербургский мещанин Васильев и кронштадтский мещанин, портной Григорьев, а губернский секретарь Михинов снимал однокомнатную квартиру за 84 рубля в год. Были в этом доме и две четырехкомнатные квартиры с передней и кухней стоимостью в 204 рубля в год. Их снимали коллежский секретарь Костылев и «безымянный» чиновник из Государственного Контроля. Была в этом доме даже шестикомнатная квартира с передней и кухней. Её стоимость исчислялась в 600 рублей в год. А съёмщиком был коллежский секретарь Александр Коптерев, который, собственно, и был поверенным наследников Андриевских в получении ссуды.
       Итого годовой доход с дома составлял одну тысячу девятьсот девяносто семь рублей. Ссуду по особой доверенности от Дмитрия Акимовича Андриевского и Елизаветы Акимовны Нордман (урожденной Андриевской) получил в ноябре 1878 года их поверенный А. П. Коптерев. С Андриевских при этом была удержана сумма в 600 рублей до выполнения предписаний по уничтожению ветхих зданий. Уже к 1882 году, всего за четыре года, предписания были землевладельцами выполнены, и удержанные деньги Кредитным обществом им были возвращены через того же поверенного. А с 26 октября 1890 г. было возобновлено страхование имущества Андриевских. Однако, землевладельцы вносили страховые взносы недобросовестно, и Страховое Общество вынуждено было погашать их задолженности через Кредитное общество, обращаясь в него с просьбами, которые были в достаточном количестве обнаружены в деле этого общества. Так, в Правление Санкт-Петербургского Городского Кредитного общества 7 октября 1891 г. поступила просьба из Правления Страхового от огня общества о выдаче представителю данного общества Петру Юрьеву под расписку 60 рублей 32 копейки.
        При изучении последующих документов дела были выявить факты, говорящие о материальных и бытовых проблемах, связанные с управлением имуществом в семье Андриевских. В заявлении Елизаветы Якимовны Нордман (Андриевской), поданном в Правление петербургского Кредитного общества 24 мая 1893 года содержится просьба о совершении полного перезалога имущества и выдаче новой ссуды облигациями на удлиненный срок. Остающийся на тот момент капитальный долг по первому кредиту Е. Я. Андриевская обязывалась погасить. Датированное тем же числом, а именно 24 мая 1893 года, в Правление Санкт-Петербургского Кредитного общества поступило новое заявление – от г. Нордмана, в котором по поручению брата жены статского советника, инженера Дмитрия Акимовича Андриевского, он испрашивал новую ссуду под залог имеющегося имущества при условии погашения оставшегося прежнего долга сверхсрочным порядком.
        В то время, согласно тому же документу, Нордманы уже проживали в Москве, в квартире главного начальника дистанции Московско-Брестской железной дороги, располагавшейся в здании вокзала, недалеко от Тверской заставы. Из копии документа, выданного по Указу Его Величества Государя Императора Александра Николаевича Самодержца Всероссийского поручику Николаю Степану Фридриху Нордману в качестве документа для предъявления, удалось выяснить, что родился он 1 августа 1844 года в семье Контр-Адмирала, был лютеранином по вероисповеданию. Воспитывался он в Константиновском военном училище, где с 9 сентября 1861 года остался нести военную службу в чине юнкера. 8 августа 1863 года получил повышение – чин прапорщика и отправился служить в 6-й Саперный батальон. 18 октября 1864 года был прикомандирован к Главному Инженерному Управлению, а 12 ноября того же года отправлен вновь в батальон. 15 июля 1865 года Н. С. Нордман был командирован в Николаевскую Инженерную Академию, созданную в 1855 году на базе Николаевского военно-инженерного училища, располагавшегося в Инженерном (Михайловском) замке, для сдачи вступительных экзаменов. Туда он поступает на обучение, с сохранением службы в своем батальоне. 20 ноября 1866 года отчислен из Академии, возвращен в батальон, а 1 июля 1867 года произведен в поручики. За время службы трижды получал отпуск: на 28 дней в 1863 и в 1864 годах и на 10 месяцев  в ноябре 1866 – сентябре 1867 годов. В боевых действиях участия не принимал. Однако, «во время восстания в Царстве  польском находился в составе войска Киевского военного округа с 3 по 22 октября 1863 года», за что был награжден медалью «в память усмирения польского мятежа в 1863-1864 гг.». Ранен не был. Недвижимого имущества не имел. Женат не был. В штрафных войсках не служил, под судом не находился. 18 ноября 1870 года был уволен со службы по домашним обстоятельствам. С Елизаветой Якимовной Андриевской 28 лет от роду обвенчался 1 ноября 1878 года первым браком в Преображенском всей гвардии Соборе.
        Д. А. Андриевский в то время жил в Петербурге на Караванной улице, 24, кв. 3. Вместе с заявлением в Правление были переданы и планы застройки участка, и ведомость о доходах с имущества. Архитектор В. Курзанов, которому был поручен осмотр владений, поставил Правление в известность, что поданные Нордманом планы были неполными, а ведомость неверной. В связи с этим, он не мог составить опись материального имущества Андриевских. К слову сказать, Владимир Родионович Курзанов, малоизвестный петербургский архитектор, был учеником Академии художеств с 1864 г., награжденный в 1872 г. большой серебряной медалью и тогда же получивший звание классного художника 2 степени за «проект рынка», а в 1883 г. – звание классного художника 1 степени и в 1887 г. – звание академика за «проект пассажирского здания конечной станции железной дороги в столице».
Рассмотрение дела, порученного В. Р. Курзанову, было отложено до предоставления новых, правильных и более полных материалов. Уже к 11 июня вопрос с описыванием имущества был решен.
        В отзыве архитектора Курзанова значилось, что  Андриевские владели деревянным двухэтажным с мезонином на каменном фундаменте лицевым старым, но достаточно прочным жилым домом, который занимал участок площадью в 54, 60 кв. сажени. Стены дома снаружи и внутри были обшиты досками, а внутри и частично побелены. Полы в доме были сделаны из сосны. В доме имелись деревянные лестницы. Двери, ведущие в помещения, были двух видов: простые – плотничные и более качественно выполненные – столярные двусторонние и односторонние в общем количестве 59 штук.  Квартиры второго этажа имели обыкновенную отделку квартир. Помещения нижнего же этажа и мезонина не имели должной высоты. Дом отапливался двумя голландскими, десятью железными и четырьмя русскими печами и имел еще два кухонных очага. Из удобств в нем были два отхожих места. Эти факты были выявлены, благодаря сохранившейся описи имущества Андриевских, составленной архитектором В. Курзановым.
        Все дощатые пристройки дома, предназначенные для лестниц, находились в плохом состоянии и требовали ремонта. При этом, дом содержался владельцами в удовлетворительном состоянии и был нанят жильцами.
       Двухэтажный же деревянный жилой надворный флигель так же был достаточно прочен. Имел обычную отделку квартир и содержался удовлетворительно, однако, его полы требовали ремонта. Этот флигель также был нанят жильцами. К дому примыкала двухэтажная крытая галерея. И флигель, и галерея были крыты железной крышей. Площадь, занимаемая постройками, составляла 35,5 кв. саженей. Оба сооружения были срублены из дерева и обшиты снаружи и частично внутри досками. Кроме того, внутри часть стен была оштукатурена. Полы в зданиях были сделаны из сосны. Этажи соединялись деревянными лестницами. Двери в зданиях были и плотничные и столярные одно и двухстворчатые общим количеством 43 штуки. Флигель отапливался  десятью железными печами, имел четыре кухонных очага, два отхожих места.
Кроме того, на участке имелся и деревянный одноэтажный жилой флигель, располагавшийся по правой границе двора. Он был достаточно прочен, но крышу на нем и на службах необходимо было сделать новую, так как старая пришла в ветхое состояние. Общее заключение по описываемому имуществу было сделано в пользу домовладельцев. Там же имелись и деревянные одноэтажные сараи. Вся группа сооружений была крыта деревянной тесовой крышей или толем. Сооружения располагались на земельном участке площадью 28, 20 кв. саженей, из которых 12, 84 кв. саженей был отведено под флигель, а 15, 36 кв. саженей – под службы. Срубленные из дерева сооружения были  возведены на фундаменте  из каменных столбов. Имели сосновые полы. Стены были  обшиты снаружи и частично внутри, также часть помещений имели отделку штукатуркой. Также во флигеле имелись жилые помещения в подвале, четыре окна которых выходили на улицу. Помещения в доме соединялись десятью плотничными дверями, отапливались одной русской печью. В доме был один кухонный и один прачечный очаг. 
        Согласно ведомости о доходах за этот год удалось выявить, кто снимал квартиры в домах Андриевских, какие это были квартиры и сколько они приносили ежемесячного дохода. Самую большую квартиру из семи комнат, кухни, передней, к которой в качестве дополнительной услуги предлагалось пользование отдельным сараем, занимал за 45 рублей в месяц подполковник Яковлев. Четырехкомнатную квартиру с кухней, коридором, передней и сараем снимал за 12 рублей в месяц ремесленник Тернзот (фамилия может быть неточно воспроизведена – написана нечетко – Авт.). В домах имелись две трехкомнатные квартиры с кухней, передней и сараем за 16 рублей в месяц, которые снимали чиновник Дмитриев и ремесленник Токарев, и две трехкомнатные квартиры с кухней, передней и сараем за 12 рублей в месяц, занимаемые отставным полковником Бернацким и чиновником Николаевым. Двухкомнатную квартиру с кухней, коридором, передней и сараем занимал ремесленник Серебряков за 9 рублей в месяц, за ту же цену ремесленник Рязанов снимал квартиру из одной большой комнаты, кухни, передней и сарая. Во флигеле размещались и три квартиры, также нанятые жильцами, которые не соответствовали санитарным  нормам: однокомнатную квартиру с кухней снимал за 6 рублей в месяц крестьянин Дмитриев, одну комнату за 3 рубля в месяц – крестьянка Филиппова, однокомнатную квартиру с кухней и сараем за 5 рублей месяц – ремесленник Богданов. Эти квартиры не подлежали оценке, так как, согласно акту оценки, проведенному В. Курзановым, они не имели надлежащей высоты, кроме того нижний этаж был углублен в землю и лестница, ведущая в мезонин была в плохом состоянии. В лицевом же доме была еще одна однокомнатная квартира с кухней, которую занимал бесплатно дворник, работавший на Андриевских.
       В том же акте было отмечено, что участок Андриевских имел площадь в 722 ; кв. сажени, из которых 52 кв. сажени были излишком. Из этого излишка предполагалось 4 ; сажени отвести под «урегулирование Большой Пушкарской улицы», а оставшаяся земля должна была быть выкуплена владельцами.
       В результате оценки стоимости земельного участка, строений и дохода с квартир, сдаваемых внаем, Андриевской была предоставлена ссуда в 3 600 рублей на срок 19 лет 11 месяцев. Однако, из просьбы Е.Я.Андриевской, отправленной в Правление Санкт-Петербургского Кредитного общества, выясняется, что домовладелица рассчитывала на большую сумму – от 8 до 10 тысяч рублей. Она предполагала, что при оценке имущества была допущена какая-то ошибка, возможно, не была учтена стоимость самой земли. Из последующих документов становится ясно, что просьба Андриевской удовлетворена не была. Ссуда в указанной выше сумме была ею получена.
       В деле сохранилась копия письма Елизаветы Якимовны Нордман брату в Петербург, в котором при описании уже выше рассмотренного имущества, говорилось, что проблем с этим наследством много, а нужда в деньгах не проходит. Управлять из Москвы петербургским имением очень сложно, а потому, на основании высказанного Дмитрием Якимовичем Андриевским согласии принять на себя хлопоты по управлению наследством, сестра ему всецело доверяет: «при том предоставляю тебе право продать эти имения другому лицу все вместе или по частям, также с переводом долга на покупателя, за цену и на условиях, какие ты признаешь для меня выгодными…» Ему разрешалось от имени сестры заключать купчую крепость, подписывать документы на аренду, заклад в банки и кредитные учреждения, получать от кредитора деньги, тратить их на необходимый ремонт строений на земельном участке владений, получать ссуды и подписывать долговые и кредитные обязательства и т.д. Однако, в случае продажи имения, тотчас же выслать причитающуюся сумму, а в случае прочих операций – предоставлять ежегодный отчет о денежных операциях и состоянии дел с наследством.
       Результат подобных распоряжений не заставил себя долго ждать. 16 ноября 1896 года нотариусом бароном Николаем Александровичем Рауш фон Траубенбергом был запрошен в Кредитном Обществе план имущества Андриевских для совершения купчей крепости. А с 28 ноября земельный участок Андриевских вместе с постройками перешел во владение потомственного гражданина Петра Петровича Шорохова, уже владевшего соседним угловым участком.
       Таким образом, П. П. Шорохов увеличил владения своего отца Петра Ивановича Шорохова на Большой Пушкарской улице за счет наследства Андриевских.