Пушкин Материалы психиатрии патографической

(серия конспекты)

Пушкин А.С. в книге А. Шувалова «Безумне грани таланта. Энциклопедия патографий»  (2004)

(1)
О Пушкине и Пушкин по тексту книги = выписки фрагментов текста:

«“Он мал, как мы, он мерзок, как мы!”
Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не
так, как вы, — иначе».
                А.С. Пушкин

Таблица, в которой большинство персоналий распределено по наиболее вероятным диагнозам. Учитывая сложность заочной психиатрической диагностики, а также различные мнения разных авторов, некоторые персоналии в этой таблице встречаются в разных диагностических группах:

Параноидная шизофрения = Носители ( Обладатели):
Арто, Батюшков, П.А. Бестужев, Бобришев, Пушкин, Больяй, Зражевская, Кандинский,
Карл VI, К. Клодель, Людовик II Баварский, Минквиц, Морфи, Невзоров, Нижинский,
Ницше, Писарев, Риль, Рудольф II, Сведенборг, С.М, Соловьёв, Тассо, Фотий, Хун Сюцюаиь, Шуман, Эрик XIV.

Параноидное расстройство личности (фанатики):
Аввакум Петрович, Александр I, Гитлер, Гойя, Давид, Карл VII, Карлейль, Людовик XI, Марат, Нечаев, Павел I, Пушкин, Райх, Робеспьер, Савонарола, Сёра, Татлин, Тиберий, Троцкий.

«Не смею вам стихи Баркова   Благопристойно перевесть
И даже имени такого          Не смею громко произнесть».
А.С. Пушкин

В проблеме «гений и злодейство» обычно преобладает этическая оценка личности.
Мы, конечно, можем заявить (аналогично знаменитому восклицанию Н. Озерова: «Такой хоккей нам не нужен'.»), что «такой гений  нам не нужен!». Но, во-первых, нужен! А, во-вторых, гении-злодеи не перестанут от этого существовать.
Перефразируя Ф.М. Достоевского, можно еще задать дискуссионный вопрос: стоят ли произведения гения одного «замученного ребенка»? Право морального
выбора всегда остается за нами. Скольких людей обманул, ограбил, убил Франсуа Вийон?
Вопреки мнению А.С. Пушкина гений уживается с любым «моральным обликом», нравится нам это или нет. Как, впрочем, и бездарность.
Вспомним мольеровское:
«Прекрасный человек ведь все-таки при этом / Отлично может быть посредственным поэтом».
В психопатологическом плане можно предположить у поэта наличие диссоциалъного расстройства личности.

ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (1821-1881), русский писатель, издатель журналов.  “К женскому обществу, — замечает добропорядочный Ризенкампф, — он всегда казался равнодушным и даже чуть ли не имел к нему какую-то антипатию...” В письмах Достоевского конца 30 — начала 40-х годов мы не встретим ни одного женского имени, которое было бы названо под определенным ударением. Ни одного увлечения, ни хотя бы — намека на влюбленность (разительный контрасте пушкинским или лермонтовским мироощущением). Дочь Достоевского утверждает, что до сорока лет ее отец жил “как святой”».  (Волгин, 1991, с. 271-272.)

В самые разные периоды жизни у В.К. Кюхельбекера доминировала одна-единственная черта — незрелость личности, то, что психиатры называют психическим инфантилизмом. Инфантильный характер носит и его приближавшееся к графомании творчество, к которому он сам относился явно без должной критики и о котором А.С. Пушкин метко, но безжалостно написал:
«...Пусть Бог дела его забудет,
Как свет забыл его стихи!»

«Друг Марса, Вакха и Венеры, / Тут Лунин дерзко предлагал / Свои решительные меры I И вдохновенно бормотал». (А.С. Пушкин. «Евгений Онегин».)

И что значит «лучше», когда речь идет о произведении искусства, о таланте? Кто лучше: Пушкин или Гете? Что лучше: «Герника» Пикассо или «Явление Христа народу» Иванова? У каждого творца и у каждого шедевра свое место в истории. Принцип «чем  больше здоровья, тем качественнее» уместен только на спортивных соревнованиях. Если человечество когда-нибудь научится с помощью лекарств или генной инженерии избавляться, например, от эпилепсии, то вместе  с эпилептиками оно может лишиться и будущих Достоевских, Флоберов um. д.

«Чудесный жребий совершился: / Угас великий человек. / В неволе мрачной закатился / Наполеона грозный век». (Пушкин А.С. «Наполеон», 1821.)

Перефразируя А.С. Пушкина, можно сказать: «Гений и счастье — две вещи несовместные». И не последнюю роль в этом антагонизме играют специфические расстройства личности гения, которые присутствовали и у ***

Припадки немедленно возобновились...” Говоря о “припадках”, историк имел в виду приступы, обусловленные, как писал А.С. Пушкин, “запором урины” — острой задержкой мочеиспускания. Профессор-медик П.И. Ковалевский утверждает, что “царь сильно страдал странгурией”, послужившей причиной его преждевременной смерти.

***

(2)
ПУШКИН АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ (1799—1837), русский поэт и писатель, родоначальник новой русской литературы, создатель современного русского литературного языка.

«Здесь Пушкин погребен: он с музой молодою, С любовью, леностью провел веселый век,
Не делал доброго, однако ж был душою, Ёй-богу, добрый человек».
А.С. Пушкин. «Моя эпитафия», 1815

                Наследственность

[По линии отца] «Александр Петрович Пушкин, прадед поэта, умер в заточении в молодом возрасте, зарезав в припадке ревности или сумасшествия жену, находившуюся при родах... Лев Александрович Пушкин — пылкий, жестокий, деспотичный, с большими странностями, но уважаемый за честность и справедливость, был женат два раза. 1-я жена умерла в заточении за измену с учителем, которого он повесил у себя на дворе... Сергей Львович Пушкин, — непрактичный, неумелый хозяин, не умевший вести дела в собственном имении, но скупой и мелочной; внешне сентиментальный с пристрастием к громким фразам, он в душе скрывал холодный эгоизм ко всему. В религии — ханжа; рассеянный, пассивный, но вспыльчивый: по временам бывали припадки гнева, во время которых забывался... В сексуальном отношении легко возбудим...»   
(Каменева Е.Н. Личность и генеалогия Пушкина с точки зрения современного учения о конституции и наследственности, 1924  с. 191—192.)

«Страсть к стихописанию у Сергея Львовича была чрезвычайна: все записки его к предметам его страсти писались не иначе, как стихами; посылал ли он цветы, книгу, собаку, лампу, — посылку неминуемо сопровождали стихи».   
(Черейский, 1989, с. 24.)

[По линии матери] «Абрам Ганнибал, прадед поэта... по характеру горячий, сварливый, мстительный и ревнивый; жестоко истязал 1-ю жену за измену».   (Каменева, 1924, с. 193.)

«Ганнибал подал жалобу в перновскую канцелярию, что Шишков и жена хотели его отравить. К жене он приставил надежный караул и неоднократно брал ее к себе, в свои покои. Там в стены, повыше роста человеческого, ввернуты были кольца. Туда вкладывались руки Евдокии, и ее тело повисало на воздухе. В комнате заранее приготовлены были розги, батоги, плети, и муж “бил и мучил ее смертельными побоями необычно”, принуждая, чтобы она на суде при допросах показала, будто “с кондуктором Шишковым блуд чинила”».   (Вересаев, 1990а, с. 25.)

«Осип Абрамович Ганнибал, дед поэта...“сорви-голова и ужас семьи”, не признавал никаких гражданских установлений, отличался непостоянством и пылкими страстями, соединенными с легкомыслием. Беспутный, несдержанный, вспыльчивый, бросил жену, сойдясь с другой... Надежда Осиповна Ганнибал, мать поэта, психически отличаясь порывистым, необузданным, страстным нравом, была деспотичной, капризной, эксцентричной женщиной и плохой хозяйкой». (Каменева, 1924, с. 193.)

[Мать была] «...женщиной с истерическим характером». (Сегалин, 1925а, с. 48.)

«Все семейство Пушкиных было какое-то взбалмошное. Отец его был довольно приятным собеседником, на манер старинной французской школы, с анекдотами и каламбурами, но в существе человеком самым пустым, бестолковым и бесполезным и особенно безмолвным рабом своей жены. Последняя была женщина не глупая, но эксцентричная, вспыльчивая, до крайности рассеянная и особенно чрезвычайно дурная хозяйка. Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев, многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная с денег и до последнего стакана. (Граф М.А. Корф)». (Вересаев, 1990, т. 3,с. 33.)

«Ольга Сергеевна Пушкина, сестра поэта, серьезная, меланхоличная... Под влиянием спиритических опытов страдала галлюцинациями; видела тень умершего брата, после чего сожгла свои рукописи и, по собственному признанию, в этот период была близка к сумасшествию». (Каменева, 1924, с. 193.)

[Лев Сергеевич (1805—1852), младший брат поэта] «Пушкин иногда сердился на брата за его стихотворные нескромности, мотовство, некоторую невоздержанность и распущенность в поведении...» (Черейский, 1989,с. 351.)

                Общая характеристика личности

«Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство».   А.С. Пушкин
«Самым характерным и ярким, что в  его личности бросается в глаза, даже и не специалистам, так это — резкая неустойчивость его психики, имеющая ярко выраженную цикличность смены настроения, далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности настроений обыкновенных здоровых людей».   (Минц, 1925. с. 31.)

[Лицейский период] «Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было виных, но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти». (Пущин, 1989, с. 43.)

[Из воспоминаний М.А. Корфа] «В лицее Пушкин решительно ничему не учился, но, как и тогда уже блистал своим дивным талантом и, сверх того, начальников пугали его злой язык и едкие эпиграммы, то на его эпикурейскую жизнь смотрели сквозь пальцы... Вспыльчивый до бешенства, вечно рассеянный, вечно погруженный в поэтические свои мечтания, с необузданными африканскими страстями, избалованный с детства похвалою и льстецами, Пушкин ни на школьной скамье, ни после, в свете, не имел ничего любезного и привлекательного в своем обращении».
(Вересаев, 1990, т. 2, с. 78-79.)

«В лицее он превосходил всех в чувственности, а после в свете предался распутствам всех родов, проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий. Должно дивиться, как здоровье и талант его выдержали такой образ жизни, с которым естественно сопрягались и частые гнусные болезни, низводившие его не раз на край могилы. Пушкин не был создан ни для света, ни для общественных связей, ни даже, думаю, для высшей любви и истинной дружбы. У него господствовали только две стихии: удовлетворение плотским страстям и поэзия, и в обеих
он — ушел далеко». (Бурсов, 1974, с. 125.)

«Далее, по окончании Лицея, в Петербургский период, т. е. в промежуток  1819—20 гг. этот размах возбуждения все более и более возрастает. Здесь в связи с крайней степенью возбуждения связывается самый разнузданный разгул, разврат, цинический и извращенный сексуализм, агрессивное поведение и столкновение со своей средой. Этому сильному размаху возбуждения следует сильный приступ депрессии в 1820 г., который длится полгода. Вместе с этим творческая бесплодность. Затем новый приступ возбуждения дает Кишинейский период, где кривая возбуждения достигает предела. Разгул, разврат, драки, скандалы, агрессивность, Дуэли, повышенный и извращенный сексуализм и проч, характеризуют также этот период. С этого момента начинают развертываться новые элементы шизоидного характера, бывшие до сих пор не так развитыми». (Минц, 1925, с. 44.)

«Он сразу попал в положение кинозвезды и начал, слегка приплясывая, жить на виду у всех... “Сведения о каждом его шаге сообщались во все концы России, — вспоминает П.А. Вяземский. — Пушкин так умел обстановливать свои выходки, что на первых порах самые лучшие его друзья приходили в ужас и распускали вести под этим первым впечатлением. Нет сомнения, что Пушкин производил и смолоду впечатление на всю Россию не одним своим поэтическим талантом. Его выходки много содействовали его популярности. И самая загадочность его характера обращала внимание на человека, от которого всегда можно было ожидать неожиданное”. Такая, немного сомнительная, известность не могла — уже вторично — не отразиться наличности Пушкина... “В самой наружности его, — примечали современники, — было много особенного: он то отпускал кудри до плеч, то держал в беспорядке свою курчавую голову; носил бакенбарды большие и всклокоченные; одевался небрежно; ходил скоро. Повертывал тросточкой или хлыстиком, насвистывая или напевая песню. В свое время многие подражали ему...”» (Терц)

Эпиграмма С.С. Соболевского (1834 г.): «Здорово, новый камер-юнкер! / Уж как же ты теперь хорош: / И раззолочен ты, как клюнкер300, / И весел ты, как медный грош».

[Характеристика кишиневского периода (1820—1823), сделанная П.В. Анненковым]
«С самого начала Пушкин становится подвержен частым вспышкам неудержимого гнева, которые находили на него по поводу ничтожнейших случаев жизни, но особенно при малейшем подозрении, что на пути к осуществлению какой-либо более или менее рискованной затеи встречается посторонний, мешающий человек. Самолюбие его делается болезненно чутким и раздражительным. Он достигает такого неумеренного представления о правах своей личности, о свободе, которая ей принадлежит, о чести, которую она обязана сохранять, что окружающие, даже при самом добром желании, не всегда могут приноровиться к этому кодексу. Столкновения с
людьми умножаются... Подозрительность его растет; он видит преступления против себя, против своих неотъемлемых прав в каждом сопротивлении, даже в обороне от его нападок и оскорбительных притязаний. В такие минуты он уже не выбирает слов, не взвешивает поступков, не думает о последствиях». (Бурсов, 1989, с. 357—358.)

«В 1825 году снова появляется резко угнетенное настроение, тоска и разорванность со светом. С каждым годом приступы меланхолии делаются все чаще и чаще, но и в то же время теряют тот характер чисто эмоциональных депрессий, а скорей принимают характер шизоидной скуки и замкнутости.
В 1827 году он стал избегать людей, в обществе бывает редко... Женитьба не улучшила состояния поэта; в 1835 году характер его резко меняется, он стал подозрителен и желчен. Вскоре все стали замечать, что Пушкин сделался каким-то ненормальным». (Минц, 1925,с. 44.)

«“ Цели нет передо мною. / Пусто сердце, празден ум, / И томит меня тоскою/ Однозвучной жизни шум.”

Переходы от порыва веселья к припадкам подавляющей грусти происходили у Пушкина внезапно, как бы без промежутков, что обусловливалось, по словам его сестры, нервной раздражительностью в высшей степени. Он мог разражаться и гомерическим хохотом, и горькими слезами, когда ему вздумается, по ходу своего воображения, стоило ему только углубиться в посещавшие его мысли. Не раз он то смеялся, то плакал. Когда олицетворял их в стихах... Нервы Пушкина ходили всегда, как на каких-то шарнирах, и если бы пуля Дантеса не прервала нити его жизни, то он немногим бы пережил сорокалетний возраст». (Павлищев, 1890, с. 156.)
«Если б он жаждал крови врагов... А ведь он хотел крови друзей. Он мог с таким же успехом погибнуть раньше, когда в поисках смерти вызывал на дуэль своего приятеля Соллогуба, а также Репнина и Хлюстина». (Дружников,2001. с. -303.)
«По свидетельству лиц, близко наблюдавших Пушкина, он иногда чувствовал такую горячность и прилив крови, что должен был освежать себе голову водою, для чего вдруг посреди оживленной беседы убегал в другую комнату».
(Вересаев, 1990а, с. 80.)
«Был известен как азартный игрок в карты, что было отмечено в деле тайной полиции». (Гроссман, 1930, с. 26.)
«Это было в Москве. Пушкин, как известно, любил играть в карты, преимущественно в штосс. Играя однажды с А.М. Загряжским, Пушкин проиграл все бывшие у него деньги. Он предложил в виде ставки только что оконченную им пятую главу своего “Онегина”. Ставка была принята, так как рукопись эта представляла собою тоже деньги и очень большие (Пушкин получал по 25 руб. ассигнациями за строку), — и Пушкин проиграл. Следующей ставкой была пара пистолетов, но здесь счастье перешло на сторону поэта: он отыграл и пистолеты, и рукопись, и еще выиграл тысячи полторы». (Вересаев, 1990, т.З, с. 320—321.)

«Но весь ум Пушкина, все его хитрые и дальновидные расчеты, весь его мощный талант пасовали перед гибельной страстью: за картами Пушкин забывал все на свете, хотя всегда проигрывал. В долгах как в шелках он были менно из-за карт, кутежей, шлюх, изза нищих, коим всегда давал не менее25 рублей (громадная по тем времена сумма), а расплачиваться за это приходилось казне, ведь Николай I покрыл карточные долги поэта — такое, кстати, происходило впервые и, кажется, больше не повторялось не только в России, но и во всем свете...» (Буянов, 1999а,с. 181.)

«“Бешенство желания” носило прямо резко патологический характер похотливости, о чем ярко свидетельствуют его современники <...> Замечательно, когда он заболевал венерической болезнью, друзья его радовались: наконец-то он, прикованный, напишет в уединении большое произведение. При встречах с женщинами Пушкин мгновенно загорался, стремительно и бурно налетала на него любовь и так же скоро угасала в нем. Еще более замечательно, что даже известная содержательница публичного дома в Петербурге Софья Астафьевна жаловалась на “без
нравственность” Пушкина, который “развращает ее овечек”... Как все патологические эротоманы, Пушкин был фетишист: образ женской ноги всего ярче зажигал его эротическую фантазию». (Минц, 1925, с. 40—41.)

«Беспричинная ревность уже в ту пору свила себе гнездо в сердце мужа и выразилась в строгом запрете принимать кого-либо из мужчин в его отсутствие или когда он удалялся в свой кабинет. Для самых степенных друзей не допускалось исключений...» (Вересаев,1990, т. 3, с. 530.)

«Граф В.А. Соллогуб писал, что Пушкин в припадках ревности брал жену к себе на руки и с кинжалом допрашивал, верна ли она ему». (Там же,1990, т. 2, с. 196.)

«Бред ревности у инфантильного психопата». (Буянов, 1999а. с. 184.)

«При последнем свидании с братом, в 1836 году (в конце июня), Ольга Сергеевна была поражена его худобою, желтизною лица и расстройством его нервов. Александр Сергеевич с трудом уже выносил последовательную беседу, не мог сидеть долго на одном месте, вздрагивал от громких звонков, падения предметов на пол; письма же распечатывал с волнением, не выносил ни крика детей, ни музыки».
(Павлищев,1899, с. 87.)

«Темен жребий русского поэта: /Неисповедимый рок ведет / Пушкина под дуло пистолета, / Достоевского — на эшафот». (М. Волошин)

Особенности творчества

«Предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие своих творений».
А.С. Пушкин. «В альбом Илличевскому»

«Можно предположить, что многие особенности его личности, выделяющие ее из рамок средней нормы в сторону психопатии, может быть, являлись благоприятными факторами для осуществления его творческих способностей. Одним из таких факторов являлась, несомненно, его сексуальность, превышающая значительно средний уровень... Наконец, неустойчивость настроения, приступы хандры, скуки, тоски, угнетавшие его весной, сменяясь осенью обратным состоянием подъема, оказывались благоприятными для осуществления его наследственных дарований в продуктах гениального творчества, которые, может быть, не были были созданы при полном душевном равновесии». (Каменева, 1924, с. 201.)

«Внешние почести, роскошь, безумные празднества его молодости, женская красота, забвение в азарте и вине —все это принималось им как источник внутреннего обогащения, как углубление его жизненных восприятий и повышение его творческих возможностей».(Гроссман, 1930)

«Любви безумную тревогу / Я безотрадно испытал. / Блажен, кто с нею сочетал / Горячку рифм: он тем удвоил /Поэзии священный бред, / Петрарке шествуя вослед, / А муки сердца успокоил, / Поймал и славу между тем; / Ноя, любя, был глуп и нем. / Прошла любовь, явилась муза, /И прояснился темный ум».
(Пушкин А.С. «Евгений Онегин». I, LVIII-LIX.)

«В октябре 1830 года, будучи женихом и находясь в Болдине, Пушкин написал несколько отрывков открыто автобиографического порядка... “Когда на него находила дрянь (так называл он вдохновение), то он запирался в своей комнате и писал в постели с утра до позднего вечера, одевался наскоро, чтобы пообедать в ресторации, выезжал часа на три, возвратившись опять ложился в постелю и писал до петухов. Это продолжалось у него недели две, три, много месяц, и случалось единожды в год, всегда осенью. Приятель мой уверял меня, что он только тогда и знал истинное счастье”». (Бурсов, 1989, с. 223—224.)

«Излюбленным местом сочинительства сделалась постель, располагавшая не к работе, а к отдыху, к ленивой праздности и дремоте, в процессе которой поэт между прочим, шаляй-валяй, что-то там такое пописывал, не утомляя себя излишним умственным напряжением... Лежа на боку, оказалось ему было сподручнее становиться Пушкиным, и он радовался находке: “В таком ленивом положенье / Стихи текут и таки сяк...” В литературе, как и в жизни, Пушкин ревниво сохранял за собою репутацию лентяя, ветреника и повесы, незнакомого с муками творчества».
(Терц, 1992, т. 1, с. 344-345.)

«...Родители Пушкина были безалаберные люди, не уделявшие сыну внимания, что Пушкин поэтому чуть ли неединственный в мире поэт, который не написал ни одного стихотворения, воспевавшего мать, и даже, если не ошибаюсь, ни разу не упоминавший свою мать». (Буянов, 1994)

«...Можно утверждать, что одной из биологических основ поразительного творчества А.С. Пушкина была волнообразная, сезонно поднимающаяся и падающая, но, в общем, огромная эмоциональность. Другим источником был, несомненно, глубочайший импрессинг, созданный еще до Лицея отцовским салоном, породивший необычайно острое чувство слова, перечитанная в детстве отцовская библиотека (может быть, отсюда и фантастический словарный запас)». (Эфроимсон, 1998. с. 195)

«Семья и творчество, а точнее, жена и творчество оказываются несовместимы». (Дружников. 2001, с. 292.)

Мало у кого так резко бросается в глаза вся таинственность и противоречивость природы гениального творчества, как у А.С. Пушкина. Невольно подумаешь: гений от Бога! Убери фамилию, вычеркни знакомые с детства поэтические строки, и останется малопривлекательная для постороннего взгляда личность человека, страдающего мозаичной (смешанной формой) психопатией, в структуре которой сочетались и аффективно-лабильные, и истероидные, и паранойяльные черты.

Пушкин сам декларировал, что «Пока не требует поэта / К священной
жертве Аполлон меж детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он».

И всем образом своей жизни стремился соответствовать придуманному им самим постулату. Переоценка собственной личности обычно приводит (и Пушкин здесь не исключение) к подозрительности, ревности, усиливает природную импульсивность. Таким об разом, трагическая судьба поэта во многом была обусловлена чертами его личности.

Разумеется, бессмысленно пытаться объяснить гений Пушкина его психическими
расстройствами. Однако последние, как видно из приведенных мнений, не остались неза¬
метными в его творчестве, повлияв как на содержание, так и на сам творческий  процесс.