Рождественские бдения

 Рим так верил в своё родство с Троей, что считал Ромула и Рема сыновьями Энея. Не могу сказать, пришёл  с ними? Или родил по прибытии?
 Потом один зловредный грек  назвал  «точные» даты войны.  Между героем и его сыновьями образовалась лакуна лет в двести- четыреста.
 Эллины плюнули бы на это.   Их боги плодились и размножались без оглядки  на  свой возраст и разницу в возрасте с земными красавицами. Но римляне не были настолько уверены в мужских силах  прародителя.  Они ещё не доросли до всокодумного «Царь я или не царь? Право имею».
  Изощрились и ввели в обиход историю о царях - этрусках, предшествовавших римской Республике. 

 В исторической  науке, каким- то образом воспитавшей поколения поклонников,  последователей Античной культуры и традиций, со скепсисом относились к существованию настоящих римских близнецов. Вдруг, в прошлом веке,  раскапывая руины,  освобождая место под дороги и  коммуникации, начали находить нечто, что намекало на реальность  Ромула  и Рема.

 Между прочим, дуче Муссолини распорядился почистить город для строительства, подтверждающего преемственность его власти и  власти имперских легионов.

 То, что построил Рим,  сначала растащили варвары, потом под собственное строительство разбирали  Церковь и местное население. Снова пришли варвары, решившие украситься остатками былого величия. О греках под Османами говорить ещё труднее.
 Слабо вериться, что основную часть письменного наследия сохранили   монахи, пришедшие с,  вызванными античными сверхлюдьми, «демонами»,  за моральной компенсацией в  мировую столицу.

Хм. А, почему бы не сравнить  происходившее с грабежом  «освобождённого»  американскими солдатами  Багдада?  Кто-  то тырил по мелочи, заваливал памятники. А кто- то шёл прямиком в музеи с богатейшими коллекциями древнейшей  мудрости. Можно успокаивать себя тем, что изъятое изучается в американских и европейских научных учреждениях.
Что, если озадачиться    вопросом иного порядка.

  А не выпал ли из человеческого опыта кусочек культурного ДНК?
Что дошло до столов учёных?
 Что  осело в карманах солдат «  про  чёрный день»?
Что разбито и растоптано во время грабежей?
Что осталось в коллекциях людей, получающих удовольствие от сознания обладания тем, чего ни у кого нет?

  Если грабёж Рима не нанёс большого урона культуре, так как основное уже было сказано и лежало в развалинах в другом месте. Причём в  том самом виде «рукописей, которые не горят», то багдадские потери  очень скоро обернулись уничтожением других памятников с тысячелетним  бытованием.
 И пришла куча недугов, ибо мы признали, что стали просто вирусом. Вирусом под названием «надо валить с этой планеты». А вирусу следует бороться за место под солнцем с другими вирусами.
 И всё.

  Спираль. Только не по восходящей, а назад.  Там человеки формировались. А здесь - вирусы, головастики, мокрицы, трилобиты. Есть время на путь до сперматозоидов разумного существа?
 
 Скорее всего, старые рукописи   собирали при Константине, волею судеб или сознательно, оказавшегося  там, где хранились глиняные таблички, а писцы были обязаны знать, как менялся язык последние 500 лет.  Потом ромеи перестали считать себя римлянами и переориентировались  на греческую культуру.  Они переводили и создавали легенду.

А потом эту легенду и тексты переводили арабы. А потом продавали  свои  переводы  с чужих языков на чужой европейцам, взалкавшим   основ.
 Нет Истины.
 Есть легенды.
 Тоска по славному прошлому и его героям. Каждому - по вере его. Веришь в Священную Афинскую Корову? Вот тебе вдохновляющие рассказы о победах не подкупного оружия полисов над «Гидрами», «Сциллами»  и « Харибдами».
Машешь дубьём римских законов и готов руку положить на вражеский   жертвенный алтарь, делая сильнее его богов?
 Упс?
ТщательнЕе   надо быть со смыслами.

  Я не понимаю, о чём пишет Гомер. Что для нас «героический период»? Ахейцы режут спящих троянцев, почему- то не ушедших на ночь под защиту легендарных стен. Троянцы ночью проходят сквозь безмятежно -  храпящий вражеский лагерь и  поджигают корабли. После гибели Ахилла Одиссей пускается во все тяжкие.
 Обманывает, крадёт, проходит по городской клоаке и уводит из- под носа жрецов священный предмет, наличие, которого гарантировало неприступность города.
 Честные спортивные игры, на которых разыгрываются доспехи погибшего Пелида, обманом и покровительством Афины превращаются в трагифарс.
 Гибнет  Аякс, расстроившийся, что все свои  »сумерки разума»  резал не  собутыльников, а, основу хозяйства кочевника, скот.
Упс?

  Можно «пройтись» по поводу фантазий сказителей, « разрабатывавших» тему. Почему в клоаку нельзя было спуститься нескольким ахейцам и открыть ворота раньше  лет на десять? Не придумывая авантюру с конём? Не дожидаясь двусмысленностей Афины? Ведь, боги прокляли победителей.  А покровительство »дочери» Зевса обрекло царя Итаки на вечное скитание.

Участь Каина, знаете ли.
 Или тот самый остракизм. Как хотите.
 Но и сам Гомер рассказывал, что герои старательно увиливали от участия в «героическом мероприятии». Одиссей прикинулся сумасшедшим. Фетида спрятала сына на дальнем острове.
Игра, какая- то. Не обманул вербовщика, подписался на участие,  сам становишься вербовщиком.  Может, так и было? Но почему  герои не хотят  иди на войну по собственной воле?
 Время- то,  какое.  Прямая и святая обязанность.

И слышу я, что единственным достойным героем поэмы является Гектор. Он верит сестре Кассандре и точно знает, что все усилия напрасны.
Красавица жена  станет  игрушкой для   звероподобного  победителя.  Маленький сын, пугающийся отца в шлеме с пышным гребнем, будет сброшен со стены поверженного города, как помеха  богорожденным,  вечно пьяным  победителям.
 Герой в нашем понимании этого слова прощается с любимыми людьми и идёт исполнять долг защитника.
 Может быть, ищет славы?
 Может быть, это - единственный выход для мужчины в той ситуации? Умереть раньше.
Или кто- то ищет  «жертву вечернюю»? 
 Каждый находит свои темы и ответы на свои вопросы.  Написал безвестный гений текст, не блекнущий до сих пор. Что в нём?  Кто- то  находит детали того мира. Кто- то видит отражение вечного человеческого.

 Но советуют не путать одно с другим. Ведь, специалист по Пушкину не читает Достоевского.
 Пушкин не читал Фёдора Михайловича. Иначе не был бы Солнцем. А выходил бы Месяцем из тумана, вынимал бы ножик из кармана. Ставил бы своих героев в ситуации, какой- нибудь абсолютной безнадёги, а не банального  отказа любимой женщины.
 Так получается?
 Но они оба читали Библию, а результат разный. Дело  не в начитанности?

 Я не понимаю, как можно любить Достоевского. Сидеть и распотякивать, разводя пальцАми с ухоженными ногтями. Спрячьте кОгтища - то.
 Мне видится капюшон висельника, снятый с декабриста. Чо добру пропадать?
 Хорошо. Меняем тон.

 Мне видится мешок, в котором  один раз уже кто- то умер. Может, не один раз. Что творилось в душе и голове, задыхающихся в душном мешке от собственного  зловонного дыхания? Конечно зловонного. Фиалками смертники не пахнут. Даже юродивые благоухают и творят чудеса только после.
 Даже Святые.
 
Раб божий Фёдор описал свои переживания. И что? Много описаний есть переживших клиническую смерть. Приблизили они к пониманию происходящего? Спохватился народ, что смертен, что внезапно смертен. И перестал убивать.
Нынешняя Смерть, которая одна на всех, встречена объединившимся повзрослевшим человечеством достойно. Оно  отложило распри, в едином порыве перешибло мозгой злокозненный вирус. Впору петь «Оду к радости» Людвига Вановича  нашего, Бетховена.

А Фёдор Михайлович, таки, что- то увидел. Додумал на каторге, ссылке. Описал. Но язык человека не предназначен для подобного труда. Писатель снова и снова  мучается  одной  темой, пытаясь рассказать и донести то, что можно только пережить.

 Самолично.

Нам остаётся договариваться о терминологии и смыслах. Видимо, автор хотел сказать то- то и то- то.
  И смотреть, как Автор корчится в судорогах эпилептика, в слезах,  в соплях, в  истерике до  блевотины, в крови из прикушенного языка.  Как это можно «любить»?

Страшно заразительно. Давясь собственным выдуманным грехом, роешься в том, мимо чего прошёл бы и перешагнул, храня издёрганную психику.
 Автор потом в письмеце другу будет восхищаться тем, какой финал он навернул в последнем романе. Приступ прошёл, а ты ищешь смыслы и грехи, забыв, что грех есть только на том, кто в него верит.

 Талант. Талантище. Забытая сила слова. Не опошленная множеством вздорных истин и ничтожеством их авторов.

А можно и так. Караваджо. Гениальный убийца. Размах  в тёмной душе. Он снимает с креста мёртвого Христа. Он знает, как это было. Сам в этом участвовал. С какой стороны?

 Видел воочию скорбящую старуху и  крепких мужиков, не очень похожих на Апостолов. Он пишет смерть Иоанна Крестителя руками, до сих пор напряжёнными в удержании тела, теряющего кровь.
 Дух захватывает.
 Ещё и от того, что, не стыдясь, почти не скрываясь, художник демонстрирует очередное преступление. А в миру, ну, в лучшем случае, какого- нибудь старого рыцаря удаётся зарезать. А пущай помоями не обливается.

«Искусство должно пугать». Вернее, «настоящее»  искусство. И восхищать своей смелостью, натуральностью, как «убийство в прямом эфире». Если Достоевского обвиняли в излишней натуралистичности, даже подозревали кое в чём, то Караваджо  принято восхищаться.

 Забывая о прямой дорожке между  восхищением японцев людоедом,  проявившим истинное самурайство.
 И  появлением группы истинных самураев в метро Токио.
 Давно было. Память- то осталась в только телефонах с компьютерами. А многим и компьютеров не надо. Всё, что нужно купить, смартфоны сами подскажут. Ещё и напоминалкой обзвякаются.
 
Прямая дорожка есть и у кадров со,  смачно хрумкающим  яблоком, князем  Игорем. 
 На фоне трупов древлян.
 Не хватает ржущих фашистов, фоткающихся на фоне повешенных людей и сожжённых деревень.
 Красиво же.
Говорит это о внутренностях людей, торгующих смыслами?

Или потрясающая сцена, в которой взрослый мальчик играет на скрипке, один из слушателей заходит сзади и душит скрипача офицерским шарфиком.
 Как  на счёт духовных смыслов?
 Или, сменяющие друг друга временщики, объединённые хрюканьем крови  из перерезанного горла  на заднем фоне? В другой фильме о взрослом мальчике.

 Соревнование в отвратительном, которое не давало покоя рабу божию Фёдору. Но он- то «соревновался» с «Мёртвым Христом» Гольбейна.  Искал то, что потерял Толстой.
И оба  не нашли,  между прочим.

Что бы ни  говорили, глаза репинского Ивана Грозного, убившего сына,  «списаны»  с глаз «Сатурна, пожирающего сына» Франсиско Гойи.  Прозрение, что нет ничего прекрасного и мудрого в образе Времени, пожирающего своих детей, что, на самом деле это выглядит именно так, становится у русского художника притчей о «жертве вечерней».
 Может, Гойя тоже проводил такую параллель? По этой причине назван сумасшедшим? Убийцей Караваджо принято восхищаться, а от Гойи просто отмахнулись.
СпокойнИше так.

А над тем, что писал Репин надо подумать.
 Николай Первый сделал большое дело, прикрыв всякие - разные мудрствования в русской культуре после декабристов. Мысль ушла в себя, в собственное тёмное паскудство, избежав  фрейдистской мути, выплеснувшей мозг  из головы вместе со спермой.
 И чё  нам досталось?

 Желание проповедовать.
 Выходили романы-   классики  русской литературы. Журналы с критикой  литературных новинок  от Белинского и Добролюбова. Доходило до парадоксального. Романы оставались даже не «разрезанными», а журналы зачитывались «до дыр», сами становились запрещённой литературой.
 Они «толковали» смыслы романов,  рассказов, пьес. Особливо тогда, когда  строгий надзор был уже ослаблен.
 А толкование- то, какое.  Гоголю ещё  досталось от Белинского  за,  давящий  всё живое, в том числе талант писателя, религиозный мистицизм.
 
«Что делать» Чернышевского назван Катехизисом нарождающегося разночинства.

 «Мы  наш, мы новый … ».

 Все сны, странности, несуразности, отсутствие «экшена», подробности деятельности Веры Павловны, тоскливые отношения с мужем имеют одну цель. Научить новых людей правильно жить.

Правильно выстраивать отношения в семье. В обществе таких, как ты. И бизнес твой или дело,  призвано  освободить от зависимости.
 Вот от этих Тургеневых, Толстых, не видевших в разночинцах, равных себе. Даже имевших хорошее образование.
 Толстой к концу жизни многое пересмотрел  в своих взглядах. А Тургенев с Добролюбовым не переносили друг друга.
 И это- лучшая часть общества. Мааааленькая, огрантиченная одним литературным сообществом.