Эх, зимушка-зима!

Странно как-то, непривычно! Выглянешь в окно, а там - зима. На юге! Обычно, у нас преобладают сухие или мокрые, часто гнетущие душу погоды. И так каждую зиму. А тут, видите, сверху кто-то распорядился по-своему. Что ж, зима, так зима! Интересно только, за доставку зимы будут требовать оплату, как, к примеру, за доставку газа?
 
Это я - о десятом января. Ну, может быть, плюс-минус два, три дня. Такое наехало на нас! Такое! Пятнадцать мороза! Двенадцать! Сегодня – десять! У-ггг! А в квартире, между прочим, тепло. Газовщики побеспокоились. За доставку-то платим!

Во всяком случае, лучше, чем у вороны. Села, черная клякса, на ветку ореха, хвостом ко мне, и работает клювом, будто долотом. Как кое-кто, например, сейчас в лесопосадке – бензопилой. А что! Какая бы погода ни была, а кушать хочется. Вот и сидит, чернявая, долбит. А ветка под тяжестью качается, и она, как матрос на палубе корабля – вверх, вниз, вверх, вниз…

А дерево холодное, покрылось изморозью. Что она на нём найдет? Вот бы с недельку назад, милая, заглянула сюда. Тут такое было! Утро, значит. Между моим окном и восходящим солнцем березка стоит. А на ее мелких веточках, после вчерашней мороси, столько капелек собралось, и они сверкают на солнце, как бриллианты.
 
А сегодня – мороз. Люди идут в центр города - кушать, как и вороне, хочется. Насупились, в шапках, в капюшонах. Глаза, как правило, видят лишь шнурки на ботинках. Ветер ведь – северный, острый, как ножичек. А руки так и бегают к носу. Неужели не понятно – не найдете вы там печку.
 
Больше счастливых пешеходов бывает среди тех, кто идет за ветром. Постоянно болтают по телефону. Кое-кто даже останавливается. Пока говорит, рисует ботинком знаки какие-то на асфальте. Постоял, ушел. А вот против ветра – тут и врагу не пожелаешь. Ходоки больше смахивают на медведей северного полюса.
 
Зато у меня, как в каюте корабля  – тепло, светло, и видно все в окно. Радуюсь и одновременно удивляюсь, как голуби, например, не бояться подняться в небо, и выписывать там иероглифы. Притом, на большой высоте. То ли греются, так как за доставку газа, наверное, не уплатили, то ли дела какие-то важные решают. И, главное, одеты все в шубы под цвет облаков!
 
И грозди калины покрылись изморозью, дрожат на ветру. Ни одного воробья! Чем они, интересно, питаются? Учитесь, пернатые, кричу, у голубей! При таком морозе, северном, колючем  ветре, а летают. Ягоды калины сами, конечно, вышли, чтоб погреться на солнышке. А с него что взять! Оно испугалось мороза – тлеет, подобно фитильку лампы колхозного периода, и ничуть не греет.
 
Мороз заглянул и под бетонные желоба, где лежат трубы отопления. А оттуда собачка как раз вылезла в щелочку. Так аппетитно потянулась. Огляделась: не пришли ли бабушки-энтузиастки, которые постоянно носят кушать? Нет! Не пришли. Холодно. Вот и попрятали свои драгоценные носы. Но собачке-то кушать хочется. И не только ей. Она ведь недавно родила штук пять… наследников этих желобов и труб…
 
Такие дела. Что ж, не несут, так не несут! Отряхнулась и поковыляла к рядом стоящему кафе. Там её тоже иногда подкармливают. Но не учла, что сегодня, в связи с морозом, даже дверь заведения закрыта. Как выходить из положения? А никак! Развернулась со слезами на глазах, от ветра, пока еще, и поковыляла за дом, к сараям. Там дядя-энтузиаст постоянно подкармливает бездомных собачек, кошечек.   

Ворона всё также сидит, клюет что-то. А поскольку хвостом ко мне, то ей, может быть, меня и не видно, но она без конца поворачивает глаз и интересуется, кто там, в окне, шевелится? А кто? Я, конечно. И только я. Ну, разве что цветы еще на подоконнике. А среди них как раз цветет-сияет, будто летом, зигокактус. Их-то вороне не видно, а цветам – ворону, так как низ стекла покрылся морозными рисунками.
   
Вообще, мороз на стекле – это особая тема. Когда смотришь на резьбу по льду, чувствуешь себя в ледяном дворце. На нем мороз такие шедевры искусства оставил! Тут тебе и, как кажется, карта Европы, с четко выделенными материками. А между ними – цветы, цветочки. Их полно. Они и – между материками, и - с боков, и - поверх. То крупные листочки, то – мелкие, то сосновые иголки, то елочки в полный рост. И все это сделано, будто из хрусталя.
   
Ну, вот, ворона уже усмирила свой аппетит. Снялась с ветки - тяжелая, черная, и понеслась, как самолет АН 24, над калиной, гроздья которой так и ждут-не дождутся воробьев, чтоб согрели ягодки своим дыханием; над березкой, которая стучит мелкими ветками по жестяному отливу окна – впустите, мол, погреться!
   
И придумал же кто-то там, наверху, устроить южанам зимушку-зиму между Рождеством и Старым новым годом. Спасибо, конечно. Только, как кажется, затейник перестарался. Лужи во дворе, как видите, и те продрогли. Съежились, бедняжки. Были похожи на крупные блюдца, а превратились в махонькие линзы для очков…