Мольде

     В Мольде звуков было впрок,
     Обошёл я всё, что мог,
     Послушал госпел, блюз и рок,
     От авангарда занемог,
     Без сил остался и без ног.
     От ветра продрог,
     До нитки промок.
     Мне Мольде преподал урок,
     Но в нём я вижу лишь намёк
     На то, чтоб много, много раз
     Я вспоминал про Molde Jazz!

     В 2014 году я вместе с главным редактором портала jazz.ru Кириллом Мошковым по приглашению и при поддержке посольства Норвегии в России отправился в город Мольде на юбилейный, 50-й международный фестиваль джаза. Это был неожиданный и приятный подарок.
 
     Мы летим до Осло, приземляемся в аэропорте Гардермуэн и пересаживаемся на другой самолёт рейсом до  Мольде. Безоблачно, хорошо просматриваются зазубрины  теснящихся хребтов, украшенных снежными шалями и образующих сплошной горный массив. Наблюдая эту картину с высоты, у меня возникла ассоциация этих гор с хребтом позвоночника, выпирающего из недр земли. Наверное, такая метафора логична и естественна, поскольку Норвегия сжата суровыми тисками Атлантического и Северного Ледовитого океанов. Однообразие горного ландшафта нарушают знаменитые норвежские фьорды, питающиеся чистейшей водой горных рек и водопадов.
Сорок минут полёта – и мы в аэропорту Мольде.
     Вечером в большом концертном зале современного культурного центра официальное открытие фестиваля и грандиозный концерт трёх див - Дианы Ривз, Анжелики Киджо и обожаемой мною Лиз Райт. Проект, который представили эти певицы, имел символическое название “Sing The Truth” (Поющие правду), и их выступления полностью соответствовали этому девизу. Блистательный концерт стал превосходным началом фестиваля.

     На следующий день я проснулся от низкого, густого рёва. Это причалил огромный паром. Я рванул на набережную, чтобы вблизи  рассмотреть этого мастодонта. Одни автомобили выезжали из  распахнутого чрева,  другие въезжали в его нутро. Даже здоровенные фуры по сравнению с паромом казались детскими игрушками. 
    Я отправился на прогулку по городу, знакомясь с его достопримечательностями, магазинами и предложениями уличных торговцев, которые съезжаются в Мольде в фестивальную пору. Коротко о самом городке.  Он расположен на полуострове Румсдал, вытянулся  вдоль фьорда. Население города составляет около 25 тысяч человек, но с наступлением туристического сезона и особенно джазового июля это число возрастает  до 100 и более тысяч. Современные здания – отели, рестораны, магазины, выставочные и концертные залы, открытые площадки, а также кирха, сосредоточены, в основном, на набережной и вблизи от неё.
Наш отель располагался прямо на набережной. Номер был небольшой, но уютный, с одним существенным минусом – ложе оказалось для меня узковатым, так как сплю я неспокойно, бурно переживаю свои сновидения и мне нужен простор.

     Все фестивальные площадки, я насчитал их около двадцати, находились в радиусе одного километра от отеля. Каждый фестивальный день начинался ровно в 12.00 шествием большого оркестра по центральной улице.
     После окончания праздничного шествия одновременно начинали работать концертные площадки. Акценты фестивальной программы были сделаны на фьюжн, фри джаз и авангард, в которую вкраплениями входили рок, соул, госпел. Близкой мне музыки, соответствующей моему вкусу, было совсем мало.

      На второй день фестиваля недалеко от отеля в малюсеньком концертном зальчике человек на 20-25 в 11 часов вечера было запланировано выступление Миши Менгельберга и Тайшоуна Сори. Я не знал ни того, ни другого и решил их послушать, тем более, что по логике Миша должен  быть совсем юным созда-нием, на то он и Миша. Выступление мальчика на престижном фестивале – это, по крайней мере,  любопытно.
      В зале на заднем ряду сидели две пары молодых людей. На сцене стоял рояль и ударная установка, рядом с которой находилась тумбочка с разложен-ными на ней предметами. На сцене стояли двое мужчин – человек из оргкомитета, видимо, ведущий и старик с пластиковым пакетом в одной руке и с клюкой в другой. Они о чём-то беседовали. Я устроился в первом ряду. Старик ушёл со сцены, а ведущий начал говорить на непонятном норвежском языке. Наконец, он, повернув голову направо, с интонационным подъёмом произнёс единственные понятные слова – Миша Менгельберг. Восстановилась тишина, но никто не появлялся. Где же мальчик?   
Вдруг медленной походкой с тем же пакетом и с той же клюкой на сцену вышел уже знакомый мне старичок. Вот так мальчик Миша!
      Старик прислонил к ножке рояля свой пакет и замер перед поднятым крылом инструмента. Постояв в неподвижности минуту-другую, он поднял палку и начал ею водить по струнам. Это продолжалось невыносимо долго, видно, Миша собирался с мыслями – что делать дальше. Наконец, насилие над роялем закончилось, старик медленно передвинулся к клавиатуре и замер. Ещё несколько тактов тишины, и он начал долбать клавиши в хаотичном беспорядке.
     Под это дикое соло на сцену выкатился барабанщик. Именно выкатился, потому что по пропорциям он был невысокого роста, квадратный, но за счёт его полноты углы квадрата были скруглены. Получалось такое округлое тело. Он был одет под цвет своей кожи во всё чёрное. Я вспомнил его, ведь мы прилетели в Мольде на одном самолете. Ещё тогда я отметил его энергетику, его громкий смех и горячечную болтовню. Похоже, он был лишён комплексов, его совершенно не волновали окружающие и их реакции на создаваемый им шум и дискомфорт.
     Тайшоун быстро подкатил к барабанам и сразу врубился. Бешеный темп, барабаны грохотали, тарелки звенели. Наверное, то, что эта парочка демонстрировала, можно было бы назвать гром и молния, гром – это Тайшоун Сори, а молнии – Миша Менгельберг.
     Мне стало скучно, и я подумал, что надо отчаливать. В тот момент, когда родилась эта здравая мысль, барабанщик схватил с тумбочки какой-то предмет и со всего размаху швырнул его на мембрану бас-тома. Звук удара – и что-то, отпружиненное пластиком, со свистом пролетело в зал, буквально, на расстоянии метра-полтора от моей головы. Я возблагодарил Бога, что этот “музыкальный” приём не обернулся для меня травмой. Тайшоун продолжал колотить, Миша продолжал молотить. На тумбочке лежало ещё несколько  предметов, и мне стало совсем не по себе. Решив не затягивать и, согнувшись в три погибели, я пробежкой на полусогнутых ногах проследовал к выходу и сразу отправился в бар для приведения своей души в состояние равновесия. Что ни говори, а рюмка водки - лучшее средство для снятия стресса.

     На следующий день мне удалось посетить почти все фестивальные площадки, включая кирху, где выступала американка, исполнительница госпелов и спиричуэлсов Лилиан Бутте. Свой маршрут по точкам я закончил на самой удалённой от центра открытой площадке. Она располагалась на горе и добраться до неё оказалось не самой лёгкой задачей, но, как говорят, охота пуще неволи. На большой площади, окруженной кустами и редкими деревьями, шёл концерт норвежской группы Матиаса Айка. Музыканты вместе с публикой оттягивались на роке, он лился чрезмерно громким потоком из порталов, динамики захлебывались от низких частот.
     Эту группу сменила другая, тоже роковая. Начали музыканты бодро, но… Практически, одновременно с их выступлением пошёл дождь. Сначала мелкий, а потом ка-а-а-к ливанёт. Скрыться негде, я рванул с горы и понёсся наперегонки с потоками воды, устремившимися вниз. Как я не упал, как не свернул себе шею – не знаю! Везение, да и только. Мокрый до нитки я влетел в холл отеля, ворвался в свой номер и, как был в мокрой одежде, так и встал под горячий душ. Надо было срочно согреться. Потом уже долечивался в баре.

     Настал день прощания с джазовым городом Мольде. Сидя в кресле самолёта, я набросал пару маленьких, шутливых стишков о своём пребывании на фестивале, один из них в эпиграфе.