Детская водка

"ЧИЖ" И КОЛБАСА.

Когда Гришке было шесть лет, он жил с дедом и бабкой, без мамы, и скучал о ней, но всё равно жизнь была очень хорошая.
Рано утром, ещё до завтрака, Гришка уже был на почтовой конюшне (жили во дворе почты), надо было выгрести навоз, напоить лошадей, засыпать им в длинные ясли овса или вилами набросать с конюшенного сеновала душистого сена.
А когда приходили конюхи, Гришка вместе с ними жёсткой щеткой чистил лошадей, помогал запрячь их в телеги, чтоб с тётей Дашей–экспедитором ехать на вокзал за посылками, или отвезти посылки на станцию, или поехать к леснику за дровами, а на вокзал за углём, а если в телегах не было надобности, Гришка шёл в темную кузню, рядом с конюшней, и там, ухватившись за верёвку, тянул её вниз, отпускал и снова тянул – помогал надувать меха, чтоб воздух из них шёл на огонь в горниле и огонь горел сильнее, или стучал своим молоточком по раскалённой полоске металла, чтоб из нёе получилась подкова или обод на тележное колесо или обруч на бочку, - «бух» - грохал по раскалённой полоске огромный молот кузнеца, “тюк-тюк” звонко отвечал ему молоточек Гришки. – Бух! - Тюк, тюк! –Бух! –Тюк, тюк! - весело получалось!
Иногда лошадей ковали, и тогда Гришка глядел, как широкоплечий и длиннорукий кузнец, зажав лошадиную ногу между своих так, чтоб можно было спокойно срезать острым кривым ножом наросты с копыта, а потом, приложив к копыту подкову, вгонял молотком в неё и в копыто плоские гвозди с продолговатыми шляпками, загибая вышедшие сбоку острия и плотно прижимая их ударами молотка к поверхности копыта,- если не загнуть гвозди, подкова на бегу лошади может отвалиться вместе с гвоздями.
В поездках на вокзал  Гришка всегда был за кучера, а тётя Даша, с пистолетом на боку, сидела, свесив ноги, сбоку или позади.
Но однажды, когда конюхи уже ушли домой, тётя Даша пришла сильно пьяная и сказала Гришке, чтоб сегодня он ехал на вокзал без неё, дала ему накладную, наказав сдать по ней все посылки, а когда распишутся в накладной, что груз принят, привезти эту бумагу и отдать ей, и никому не говорить, что ездил один.
Тётя Даша помогла Гришке запрячь лошадей в одноколку, и Гришка отправился в путь.
До вокзала надо было ехать через жёлтую, выжженную солнцем  степь, дорога была знакомая, и Гришка, важный от новой ответственности, погнал лошадей, стеганув их длинным кнутом, - Гришка сам сплёл его из полосок кожи, нарезанных из шкуры павшей от килы гнедой Машки, - лошади побежали, но от натуги обделали навозом чуть не половину посылок.
Гришка остановил лошадок, нарвал у дороги полыни и стал счищать навоз с посылок, но полынь измазала своей зеленью бязь, которой были обшиты посылки, и на вокзале вышел скандал, посылки принимать не хотели, но Гришка сказал:
 - Если не примите, тетю Дашу накажут!
Посылки приняли и в накладной расписались.
Пьяная тётя Даша спала на сеновале в конюшне. Гришка растолкал её, дал накладную, а сам выпряг лошадей и завёл в стойло, обтёр их большой тряпкой, чтоб снять пот, засыпал овса в ясли, и только потом  попоил.
Утром Гришка разбудил тётю Дашу и она убежала на почту, а к вечернему выезду на вокзал опять пришла пьяная.
Теперь Гришка не гнал лошадей, он ехал и думал: почему тётя Даша напивается пьяной и что в этом хорошего?
Так и не понял.
В воскресенье бабушка и соседка уехали на бахчу за арбузами, а деда затащили к соседу какие-то дядьки-начальнички, Гришка заглянул к ним и увидел на столе нарезанную кружками розовую колбасу, хлеб и водку. Колбаса так вкусно пахла, что Гришка, проглотив обильную слюну, поскорее убежал на двор.
Взял в конюшне палку-биту и стал гонять «чижа»: сильно бил по краю маленькой толстой палочки, «чурбачок» подлетал и Гришка лупил по нему, стараясь отбить как можно дальше. Потом шёл к «чижу» по тёплой пыли двора, подойдя к «чурбачку», сильно бил по краю его, «чурка» взлетала, Гришка лупил по ней большой палкой, «чиж» улетал, Гришка шёл к нему, и всё повторялось.
А нос в это время кричал о вкусной колбасе, Гришка глотал слюнки и говорил себе: «Не ходи, не ходи, а то…». Но дальше не думалось, и Гришка всё же пошел, оставив «чижа» и биту в пыли.
Дядьки о чем-то спорили, Гришка вошёл и остановился, упёршись взглядом в колбасу. Её стало меньше и Гришка чуть не сказал: «Дайте мне колбасы!» Но дядьки, потные и румяные, увидев его, закричали: - И ему, и ему стакан!
Дед замахал руками, закричал: - Нет! Нет!
Но его, пьяненького, и слушать не стали, налили в гранёный стакан водки до краев и заорали: - Пей до дна, пей до дна, пей до дна, пей до дна!
И Гришка, решив, что если выпьет, ему дадут колбасы, взял полный стакан и, вспомнив, как дед учил соседа пить спирт, вобрал в себя побольше воздуха, выпил водку – обожгло внутри, аж зажмурился, и стал медленно выдыхать.
- Ур-ра! Ур-ра! – заорали дядьки, Гришка на секунду даже о колбасе забыл, но, открыв глаза, тут же увидел её, так вкусно пахнущую, и уже протянул руку к ней, но дед схватил его за руку и потащил домой, говоря: - Скорей закусить! Скорей закусить!
Дома налил в мисочку борща из кастрюли, дал ложку, хлеб и сказал: - Ешь, ешь скорей, а то окосеешь!
Гришка испугался, что окосеет, и стал быстро есть!
И дед сказал: - Ну, молодец! Иди поиграй!
И слегка подтолкнул Гришку, чтоб шёл во двор, а сам опять к соседу.
Гришка отыскал «чижа» и стал вяло гонять его – по жаре. Вспотел и, пульнув «чурбачок» в сторону кузни, ополоснулся там из железной бочки.
Вспомнил про черепаху в деревянной бочке, запустил туда руку, но никого не поймал: наверно, черепаха по дну ползает, а в мутной воде не видно.
Вытащил руку из воды и смотрел, как по ней стекают наполненные солнцем капли, падают вниз и становятся пыльными шариками.
Кузня закрыта, а конюшня открыта – пустая. И телег нету. Значит, уехали на огороды – по выходным всегда так!
Гришка посмотрел на небо – там плыли облака, взял и крутанулся на пятках, и вместе с ним крутанулись облака, деревья у плетня и сам плетень. Остановился -  и всё стало!
«Во как! – подумал Гришка.- Куда я, туда и …»
Но додумать не успел: на плетень взлетел соседский петух и заорал:
- Кукареку!
Гришка пошёл к нему и протянул руку, чтобы схватить, но петух тотчас слетел на соседский двор, и Гришка огорчился, что не поймал петуха.
Потом Гришка подумал, что хорошо бы сейчас с Алькой на речку, и пошёл к воротам.
Увидел, что ворота не заперты на висячий замок, а просто прикрыты, и подумал, что обрадует бабушку, когда она приедет с бахчи: ворота уже открыты, можно на телеге, полной арбузов, сразу въехать во двор!
Гришка потянул на себя левую воротину, потом правую – и ворота нараспашку, - вот они!
И Гришка с силой хлопнул по краю «чижа» и когда тот подлетел, влупил по нему палкой-битой, и «чиж» брякнулся аж возле свинарника, и Гришка побрёл к нему, с удовольствием погружая босые ступни в теплую пыль.
В свинарнике похрюкивал Борька, Гришка зашёл к нему и увидел, что Борька грязненький, значит, сегодня свинарник не чистили.
Гришка приволок с конюшни охапку сена, Борька тотчас начал тереться о сено и оно стало грязным, а Борька чистым! Гришка вилами выгреб на улицу грязное сено, Борька радостно похрюкивал и смешно толкал Гришку розовым пятачком: хотел есть!
Гришка сообразил, что дома есть отруби для цыплят и отправился за этим кормом для Борьки, но едва ступил на веранду, вспомнил про колбасу, показалось даже, что слышен чудесный запах её, и Гришка, войдя к соседям, увидел: на тарелке лежал последний кусочек!
А пьяные дядьки закричали: - О, кто пришел! Стакан, стакан ему!
И налили водки, и Гришка с мыслью об этом последнем куске колбасы зажмурил глаза, выпил водку, медленно выдохнул, открыл глаза и увидел: тарелка пуста, а какой-то дядька подносит ко рту последнюю колбасу и кладет её в рот!
И Гришка закричал: - А мне?
И дядьки страшно захохотали и закричали:- Ещё стакан ему! Ещё стакан!
Дед схватил его за руку и потащил домой, и Гришка опять съел мисочку борща, а потом никак не мог найти отруби.
Когда бабушка и соседка въехали в распахнутые ворота и увидели, что на дворе никого, поняли: что-то не так!
А когда поднялись на веранду и зашли в свои квартиры, их встретило «пьяное царство»: муж соседки спал, уронив голову на грязные тарелки.
А дед с внуком храпели на диване в облаке водочного перегара.
Гришка проснулся от криков.
Бабушка кричала: - Сам пьёшь и внука спаиваешь!
Дед кричал: - Это они ему наливали!
Бабушка кричала: - А ты что, не мог его защитить?!
- А ты почему его не взяла с собой, чёртова кукла?!
Бабушка и дедушка ещё долго кричали, но Гришка уже не слышал их: он спал.
Через год Гришка пошёл в первый класс!

КЛЯКСА.               

В воскресенье взрослые с утра отправились на огороды, а Гришку оставили дома, чтоб он мог спокойно выводить палочки с хвостиками.
Гришка затосковал: он любил огороды, ведь как здорово сажать картошку, капусту, фасоль, огурцы, кукурузу! А потом поливать это водою из речки- она рядышком с огородами. А собирать урожай!
Потосковал, потосковал и раскрыл толстую тетрадь с гладкой бумагой. Наверно, мама купила её у тех, кто получал посылки из Германии, Гришке даже стыдно перед мальчишками- одноклассниками за эту тетрадь, ведь они, как недавно и сам Гришка, пишут на полях газет самодельными чернилами из раздавленных волчьих ягод и палочки- хвостики расплываются на серой газетной бумаге и становятся толстыми и смешными.
В тетради надо писать красиво, замечательно, на пять с плюсом, и Гришка решил постараться.
Но только начал писать, с кончика металлического пёрышка скатилась на бумагу чернильная капля! Клякса!
Гришка испугался! С самого начала,  с первой же страницы испортить такую замечательную тетрадь!  За кляксу учительница, конечно, поставит двойку, и мама расстроится до слёз и это будет ужасно, ужасно!
Гришка решил выдрать страницу!
Но выдрать так, чтоб совсем незаметно было!
Внимательно осмотрев толстую тетрадь, он увидел, что все листы склеены слева и понял, что если аккуратненько «отслоить» один лист, мама ничего не заметит!
И стал медленно-медленно отклеивать злополучный лист с кляксой.
Он аж вспотел, пока отклеил его, но вышло чисто, было совсем незаметно, второй лист тетради  выглядел точь в точь как первый!
А первый лист, с кляксой, надо сжечь!
И Гришка, чтоб взять спички, встал на стул, открыл дверцы «второго этажа» старинного буфета и увидел, что коробок лежит рядом с графинчиком водки и маленькой серебряной стопкой, из которой дед любит в обед  «чекалдыкнуть».
Гришка взял спички, и в печке, открыв дверцу топки, сжёг, спалил злосчастный лист с кляксой, - лист горел медленно, неохотно, корёжился, скрючивался, но всё же сгорел.
На душе стало легко, Гришка вспомнил, с какой радостью дед «чекалдыкает», и когда клал на место спички, решил попробовать: взял графинчик и стопку, слез со стула, поставил «посуду» на стол, открыл нижние дверцы буфета, достал ломтями нарезанный хлеб, маслёнку и тарелку с зелёным луком.
Из ящика между этажами буфета вынул нож и, как делала бабушка, намазал масло на хлеб и накрыл это пёрышками зеленого лука.
Затем, как дед, налил из графинчика стопочку, вдохнул поглубже, выпил обжигающую жидкость и стал медленно выдыхать, а выдохнув, с жадностью откусил хлеба с маслом и зелёным луком. Оказалось – вкусно! Так вкусно, что Гришка съел весь ломоть! Этого дед себе не позволял: откусив и прожевав кусочек, он наливал вторую стопку, выпивал её и закусывал всё тем же ломтем хлеба с маслом и луком.
Гришка подумал-подумал и намазал маслом второй кусок, налил вторую стопку, выпил и закусил сперва луком, а потом уже хлебом с маслом. И снова съел весь кусок!
После второй стопки бабушка обычно забирала графинчик у деда, чтоб спрятать водку в буфет, но дед кричал на неё «Чёртова кукла!» и отбирал графинчик и наливал третью стопку!
И Гришка тоже налил себе третью стопку, намазал маслом третий кусок хлеба, выпил водку, закусил луком и хлебом с маслом, и опять съел весь ломоть.
Потом, встав на стул, поставил графинчик и стопочку рядом с коробком спичек, закрыл дверцы и слез со стула.
Замасленный нож вытер о кусок хлеба, тарелку с хлебом вернул на первый этаж, там же поставил тарелку с луком, закрыл дверцы, нож положил в ящик, крошки со стола смёл в ладонь и отправил в рот.
Почувствовал, что устал, лёг на бабушкину кровать и уснул.
Когда проснулся, испугался, что скоро вернутся взрослые, а у него ничего не сделано, засел за палочки с хвостиками, выводил их долго, старательно, аккуратно исписал всю страницу, но, когда выводил последний хвостик, снова посадил кляксу!
Гришка страшно расстроился, чуть не заплакал, хотел опять вырвать лист, но пришли взрослые: привезли урожай.
Гришка рванулся к ним – помогать, но подумал, что от него может пахнуть водкой, как от деда после обеда, и, приоткрыв дверь в коридор, стал смотреть.
Мама вынимала из мешка большие вилки капусты, дед, стоя на табуретке, навешивал на бельевую верёвку под потолком связанные початки кукурузы, а бабушка радовалась картошкам: - Как поросятки! Как поросятки!
Гришка вернулся за стол и чуть не заснул, ожидая, когда закончится возня с урожаем.
Но вот взрослые вошли в комнату, мама сразу направилась к столу, и у Гришки замерло сердце.
Увидев кляксу, мама закричала Гришке:
- Марш в угол! Сейчас же!
Гришка ушёл в другую комнату и там, стоя в углу, слышал, как мама жаловалась бабушке, что завтра Гришка получит двойку за кляксу, а ей столько пришлось заплатить за эту тетрадь с вощёной бумагой, а этот оболтус Гришка не ценит этого, не мог без кляксы одну страничку заполнить!
Взрослые сели обедать, дед налил себе водочки, и Гришка напряженно вслушивался: не заметил ли дед, что в графинчике водки меньше, чем было?
Дед не заметил, бабушка тоже, Гришка почувствовал, что глаза слипаются, потихоньку дошёл до своей кровати, тихо лёг в неё и заснул – аж до утра, до школы, когда мама уже ушла на работу.
За кляксу Гришка получил «пару», представил себе, как огорчится мама – до слёз, и жалость сдавила горло.
«А если б мама узнала о водке?»
Следующую стопку водки Гришка выпил на выпускном вечере в десятом классе.   2013