Дымовы

                Памяти Ленки Дымовой

В то лето у меня случилось автомобильное путешествие.
Одна моя университетская подруга позвала меня съездить с детьми на джипе в Крым.

Путешественница она была опытная - с такими же отчаянными, как она, аж до Байкала добиралась и даже замахивалась помечтать об автомобильной кругосветке.
Знакомы с ней были давно - вместе учились на филологии в университете.
Поболтать в дороге было о чём и мы поехали!

По дороге мы дегустировали борщи и вареники, а конечным пунктом был
пансион на Азовском море.
Там подруга сняла домик на всех, могла позволить себе такую
роскошь  - у неё в Москве был свой бизнес.
А соседи по домику были её "байкальские " друзья путешественники - Дымовы.
Он, она и двое детей младших школьников. 

Дымов по всем мировым стандартам был очень хорош собой -  огромный,
с великодушной "гагаринской" улыбкой, с притягательным, каким-то "медвежьим" обаянием.
Дела у него в порядке были, жил интересно, детей воспитывал, хрупкую свою жену Ленку любил.

С подругой моей они были "свои пацаны" - любили "попить", похохотать-посмеяться,
 и здесь на море они жарили шашлыки, выпивали, вспоминали поездки, "расслаблялись".
Мы с Ленкой пили мало, нам интереснее было поболтать, наблюдая за удивительным
примером "мужской-женской" дружбы.
Было что-то в этой дружбе, какое-то своё понимание, свой юмор, веселье, которое было трудно поддержать другим, но вполне приятно видеть и  находиться рядом.
Ничто не предвещало беды.
 
Помню, как вскользь тогда уже прозвучала роковая ленкина фраза про подругу мою,
брошенная мужу:"Дымов, этому человеку я тебя доверяю. Вот не станет меня - поженитесь!"
Все балагурили и только посмеялись, как шутке, никто и внимания не обратил.
А подруга моя тогда вдруг мне призналась:"Единственно кому в жизни завидую, так это Ленке Дымовой. Дымов её так любит."

Весело было, шумно, счастливо, солнечно - фрукты-ягоды, дети-море, такое дольче фар ниенте, как итальянцы говорят.
У Дымовых, казалось, начался второй "брачный период", Ленка порхала,
ходила, не касаясь земли.
Дымов провожал её жадными взглядами, они гонялись друг за другом, как подростки.
И в Москву Дымовы вернулись из той поездки "беременные".

Подругу мою пригласили в крёстные мамы.
А когда малышке исполнился год, у  Ленки внезапно обнаружился скоропостижный
и беспощадный диагноз в серьёзной стадии.   
Дымовы в форс-мажорном порядке повенчались, были активизированы лучшие клиники и врачи, моя подруга подняла все свои связи. Ленка угасала.

Подруга моя организовала бурную деятельность с личным дежурством по ночам,
дорогущие коньяки врачам, анализы, деньги.
Мучаясь от недосыпа, садилась за руль и ехала к ленкиным детям.
Дымов был в отчаянии.
Однажды, он в коридоре больницы курил, плакал и вдруг говорит:
"Раньше надо было. Слова любви раньше надо было говорить, при жизни.
Когда ещё в кровь попадает. Сейчас говорю, а уже мимо всё, всё мимо."

Как-то, в редкий момент, когда Ленка очнулась от тяжёлых обезболивающих, чтобы принять новую дозу, она вдруг призналась мне слабеющим голосом про них с мужем:
"Всегда думала, что Дымов слишком хорош для меня. Думала, надо работать над собой, постараться быть лучше. Училась в институте, машину водила, детей рожала... чтоб достойна была, чтобы соответствовать, чтоб любил...
А всё равно всегда кто-нибудь находился веселее, красивее, остроумнее, энергичнее меня...достойнее меня.
Теперь думаю - какая же это глупость была. Я же всегда знала, что он меня любит, меня. Только никак в это поверить не могла. Ну за что меня любить, за что?
Теперь только поняла, когда уже всё... За то что я есть. Была."
Она даже почти улыбалась, впадая в забытьё, еле слышно шептала:
"Можно было любить, можно... за то, что я есть. Можно." 

Когда с Ленкой простились, подруга моя ещё какое-то время ездила к Дымовым домой. Сидела с детьми, особенно с малюткой, всё-таки крёстная мама.
И не таила передо мной своего предвкушения, что вот-вот сбудется сказанное
женой Дымова пророчество и он начнёт её звать замуж.
А Дымов почему-то не звал и не торопился. И даже стал избегать мест привычного общего посещения.
Подруга недоумевала и злилась.

 Она настойчиво приглашала его заскочить на утренний кофе, "и ведь работа его рядом".
Предлагала переехать из Подмосковья в Москву, к ней не лестничную площадку - у неё там была большая квартира, она была готова ему по-товарищески, за бесценок сдать. "Ради детей, чтобы ему полегче было всё пережить",- не моргнув, объясняла себе и другим.
Дымов же от заманчивых предложений отказывался, а вот на утренний кофе, как-то
раз заехал.

 Мы тогда у подруги заночевали небольшой девчачьей тусовкой.
Мы все выползли пить утренний кофе, щебетали, немного даже смеялись.
Дымов изменился - посеребрились виски, в глазах прорезалась пугающая глубина.
Он смотрел на нас с такой прозрачной печалью, так созерцательно отстранённо,
 как смотрят на золотых рыбок в аквариуме.
А перед уходом вдруг промолвил:
"Девченки. Какие же вы классные. Если б вы только знали."

Подруга после его ухода остервенело закурила.
И не скрывала негодования: "Что я сделала не так?! Что?! Почему он молчит?!
Вместе дежурили у её постели, вместе по врачам бегали. Ведь это так сближает.
Нас теперь так много связывает!?"
Все мы тогда неловко примолкли и кто-то сказал:"Видимо с Ленкой его связывает что-то больше." Как было ей объяснить?

Зависть. Можно считать "холодным оружием"?
Или только "очень холодным".
"Марийская правда" лето 2012.