Бессмертие Гаврилиады

Своим первым литературным достижением Игорь Зайко справедливо считал смену имени на Ануфрий. Правописанием звучного новшества он был обязан паспортистке из райотдела – хохотушке Асе. Как и любая другая хохотушка, девушка плохо разбиралась в нюансах египетского языка - пусть даже и в эпитетах вполне себе уважаемых богов - зато тщательно красила ногти и обожала пирожное «картошка».
 
Новообращенный рассчитался на службе, закупился бумагой, провизией, задернул шторы и принялся творить. Но что бы он ни писал, всё на поверку оказывалось столь же бесцветным, как и предыдущая карьера в славном объединении «Электроугольспецремонтмонтаж». Не помог ни засиженный мухами бюстик великого классика, ни его скверные привычки.
Рукописи с завидным постоянством отвергались «ввиду не отличающегося глубиной сюжета и отсутствия правильных жизненных ориентиров».

Очередной поход к Асечке вылился в импозантное Раббитфазер. Вечное перо поглотило остатки выходного пособия. Бюстик уступил место портрету яркого представителя творчества «потерянного поколения», а дурные привычки остались нетронутыми по причине универсальности и крайней неуступчивости.
В этот раз издатели проявили благосклонность, опубликовав в разных вариантах коротенькое сообщение о том, что загадочный мосье Ануфрий Раббитфазер, чьи предки бежали из Европы в Среднюю Азию, вскоре поделится с читателями мемуарами, коли с них будет окончательно снят гриф секретности.

Заметка наделала шуму больше, нежели литературные экзерсисы авторов с менее сочными паспортными данными. В корпоративном журнале Минсельхоза «Удобрения» пошли еще дальше и поделились дельным советом: «Окунись в производственный цикл и приноси впечатления».   

Начинающий прозаик уехал в провинцию и подрядился на работу в крупное фермерское хозяйство. Вскоре на страницах Ботвы (приложение к журналу «Удобрения») появился «Скотский дневник от мосье Ануфрия». Успех почина конвертировался в вязанный жакет и псевдо-Zippo в подарочной упаковке. Бойкие доярки наперебой постили селфи с образованным скотником, ибо никто, как женщины, не умеет причуять близость благополучия даже с наветренной стороны.
    
Творческий кризис разразился в унисон с подозрительным для несведущих банкротством агрохозяйства, и гражданин Раббитфазер подвизался дворником в райцентре поблизости. Уже через пару месяцев журнал «Коммунальщик» украсили «Непревратные заметки рядового привратника».    
Награду в виде именной метлы и списанной снегоуборочной машины дополнили внушительный гонорар и зависть коллег.
 
Золотая жила корпоративного творчества змеилась, но хорошо кормила. Отраслевые министерства и значимые корпорации не скупились.
Новеллы: «Мерин — это не конец», «Мертвая петля для пассажира бизнес-класса», «Пип-шоу Гримерка», «36.6 по Цельсию», «Внебрачное пенальти», «Уда промысловика» обеспечили автору респектабельное положение в обществе. Не хватало лишь международного признания. Ануфрий задрал нос и поднатужился.

То ли по чьему-то недосмотру, то ли по злому умыслу, но аккурат под католическое Рождество малоизвестный «Foreign office journal» опубликовал в разделе Творчество его миниатюру «Накося». В этом, вполне невинном, повествовании рассказывалось о деревенском мальчугане, нашедшем под елкой новорожденного барашка и тщетно пытавшемся накормить ягненка из соски.   
Скандал вышел нешуточный. Однако тираж вырос в разы, а Игорь Зайко обрел долгожданную трансграничную известность.