Судьба офицера

Пассажирский поезд “САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - КИРОВ” приближался в станции “Нижний Новгород-Московский”. До остановки оставалось чуть более часа, но пассажир третьего купе – звали его Леонид Андреевич - уже сложил постельное белье на край полки и, попивая ароматный чай с лимоном, смотрел на мелькающий за окном зимний пейзаж. Слегка посеребренные виски и сеточки морщин на лице свидетельствовали о почтенном возрасте мужчины, а спокойный рассудительный взгляд - о достойно прожитой жизни.

- Уже встали? – нарушил тишину раннего утра голос девушки-проводницы, - а я иду вас будить!
- Я привык рано вставать, - улыбнулся мужчина.
- А белье-то как аккуратно сложили! Люди так часто все скомкают и оставят, да и такие бывают, кто даже и снять его не подумают. А вы прямо постарались!
- Армия – хорошая школа жизни! Всему научила! Если бы вы прослужили столько же лет, сколько я, то согласились бы со мной.
- Вы – военный? – проводница явно была настроена на диалог.
- Да. Правда, теперь уже в отставке, полгода назад вышел. Летчик.
- А в Нижний Новгород к родным едете?
- Нет. Все мои родные живут в Петербурге: дочь, зять, и двое внуков-погодков - моя отрада! А еду я в Дивеево, у батюшки Серафима погостить.
- В Дивеево? Такое благодатное место! Мы с родителями раньше часто туда ездили. Помолиться, по Святой Канавке пройтись, на огороде поработать. А последнее время не получается: папа заболел тяжело, мама за ним ухаживает. А я, чтобы маме помочь, решила на лето проводницей устроиться: в институте объявление увидела, что идет набор в отряд проводников.
- А как Вашего отца зовут? Напишите записочку, я отвезу!
- Правда?! Я сейчас! – девушка убежала в свое купе за ручкой и листком бумаги.

;;;

Леонид Андреевич шел вдоль облитого солнечным светом вокзального перрона. Солнце слепило глаза, из динамика доносился голос диспетчера, встречающий и провожающий поезда, туда-сюда сновали люди. Вокзал жил своей особенной жизнью “Как же мне до Дивеева добраться? – думал Леонид, - где-то рядом должна быть автостанция”.

- Леня, ты?! – перед мужчиной словно из-под земли вырос человек, одетый по - северному: в зимней куртке, валенках и шапке-ушанке.
- Да… но простите… - этот человек показался Леониду незнакомым.
- Василий Белов! Учились вместе! На утренней тренировке, помнишь, приемы самообороны отрабатывали, ты не рассчитал и через бедро так меня опрокинул, что я потом со спиной маялся дня два! После этого с тобой в пару вставать никто не хотел, все боялись…
- Васька! Сколько лет, сколько зим! Не узнал, понимаешь… давно не виделись! Ты откуда или куда собрался?
- Я с пригородной электрички, из Балахны возвращаюсь в родной город. А ты как здесь? Если не ошибаюсь, в Ленинградской области служил?
- Да, там. Вот в Дивеево решил съездить. Ты не знаешь, как мне туда лучше пробраться?
- Это тебе надо на автостанцию, но только не сюда - за поворот, а в Щербинки. Но это не близко отсюда. Доедешь до Арзамаса часа за два, а там пересадка и ещё час с чем-то ехать. Слушай, а пошли ко мне в гости? А завтра я тебя на машине в Дивеево отвезу!
- Вась, спасибо большое, да неудобно как-то… - пытался было возразить Леонид.
- Чего это неудобно? Перестань! Я же вижу, что тебе отдохнуть с дороги нелишне. Или ты думаешь, что только десантура своих не бросает?

;;;

На следующий день, ранним утром, Леонид и Василий отправились в Дивеево. Оставив машину неподалеку от ворот, мужчины вошли на территорию обители. Благодатным колокольным звоном встречал монастырь своих прихожан. Стрелка наручных часов приближалась к восьми часам.

- Отлично! На литургию успеваем! – обрадовал друга Василий.
- Слава Богу! А я думал – опоздаем…

Собор уже был заполнен прихожанами: кто-то читал молитвы в ожидании литургии, выстроились очереди и к мощам батюшки Серафима Саровского, и к святому чудотворному образу Богородицы “Умиление”. Кого тут только не было: и мамы с детишками, и воспитанники воскресных школ, и супружеские пары, и пожилые люди… И у каждого своя судьба, своя радость, своя беда, своя просьба и благодарность…

Мужчины вошли в храм, и Леонид сразу направился именно к этой иконе, к нежной святыне необыкновенной красоты, особенно любимой батюшкой Серафимом – к образу Пресвятой Богородицы "Умиление" Такая же икона, только меньшего размера, была и в его доме, теперь уже осиротевшем. Вспомнилось, с каким трепетом молилась перед ним ныне покойная жена… В глазах офицера блеснули слезы.

Так и простояли они всю службу неподалеку от этой чудотворной иконы, а после её окончания поклонились бесценным святыням монастыря. И, конечно же, прошли по Канавке. Потом Василий отправился к церковной лавке - что-то ему нужно было купить для жены - а Леонид снова вошел храм и долго стоял около столь значимого для него образа, прощаясь с ним. А когда непроизвольно резко шагнул назад, едва не толкнул неспешно идущего священника.

- Простите, батюшка, задумался, - смущенно проговорил он.
- Да все нормально… бывает, - успокоил его священника, - а я вас приметил еще в начале службы… вы так горячо молились…
- О жене молился... Она ушла так рано... Ей было всего сорок пять…
- Любимых терять – очень тяжело…
- Да, с тех пор как Танечки не стало, меня не покидает чувство нестерпимого одиночества, и пустоту в сердце ничем заполнить не могу. Нет, конечно, жизнь идет: в храм Божий хожу, доченька, зять и внуки радуют, навещают постоянно. Но супруга… это другое! Никто ее не заменит.
- Понимаю… А знаете что, давайте немного погуляем и побеседуем. Прихожане уже расходятся, и мы поговорим. Если, конечно, вы не против.
- Буду очень благодарен, - согласился мужчина, – только другу своему скажу, чтобы подождал меня. Я – быстро.

;;;

И вот они уже не спеша идут по заснеженной тропинке.

- Пора представиться, — мягко проговорил священник, — отец Александр, А как величают вас?
- Раб Божий Леонид, - смиренно ответил бывший офицер.
- Вы впервые в Дивеево?
- Как сказать… был однажды. Настоятель нашего храма посоветовал. А сегодня я здесь, так сказать, по зову души.
- Есть у батюшки Серафима особенная сила…Я вот служу в своем храме - он в трех часах езды отсюда, - но несколько раз в году неизменно приезжаю сюда… Везу записочки от своих прихожан, молюсь о них. Особенно о немощных…

Златоглавые купола сверкали на солнце, голубое небо распростерло над ними свои широкие объятия, а редкие перистые облачка были похожи на крылья ангелов. Деревья сладко спали – их ветви были укутаны белоснежной пряжей, сотканной снегопадом.

- Жизнь моя самая простая, какая только может быть у офицера – начал рассказывать о себе Леонид, - родился в небольшом рабочем поселке, в Сибири. В царское время туда политических заключенных ссылали, говорят, что даже кто-то из декабристов был в их числе. работал. Родители мои – простые труженики: папа на тракторе всю жизнь пахал, а мама на поселковой ферме за скотом ухаживала. Учился в нашей сельской школе, точные науки мне легко давались. Однажды в комсомольском уголке объявление увидел, что в областном центре летную школу открывают, набирают добровольцев. Вот и решил свои силы попробовать. Родители поддержали. С тех пор заболел небом! После школы в Краснодарское летное училище поступил, здесь же, в Краснодаре, и любовь всей своей жизни встретил. Танечка…она была талантливым филологом, и когда мы встретились, уже училась в аспирантуре. Отец ее был профессором, но она могла и без его протекции прекрасно в Москве устроиться, а тут я – всего лишь курсант. В ближайшей перспективе – только погоны с двумя маленькими звездочками и направление на место службы, еще неясно куда. Ее отец, как узнал о том, что дочка решила связать свою жизнь неведомо с кем, высказал всё, что обо мне думает, а мать поплакала да и благословила! Через полгода, сразу после свадьбы, получил я назначение в Ленинградскую область, в город Пушкин.

А через год война в Афганистане началась. Меня туда в командировку отправили, а за три дня до вылета узнал я, что Танечка моя жизнь новую под сердцем понесла... Письма домой писал, правда, короткие, а супруга каждый раз длинным отвечала! Я их все сохранил тогда, и до сих пор храню. Однажды проснулся неожиданно в холодном поту и думаю, не случилось ли чего плохого. Но вскоре меня позвали к телефону. Тесть звонил, с дочкой поздравлял. То, что я тогда испытывал, словами не передать. А потом и конверт пришел, в нем - письмо и несколько фотографий. Оказывается, именно тогда у Танюши схватки начались, а к вечеру родила она доченьку, Надеждой назвали. Помню, лечу домой в отпуск, а сердце, кажется, из груди сейчас выскочит! По трапу спускаюсь, смотрю: стоит моя хорошая, на руках счастье наше держит, в розовый конвертик закутанное. Стоит, улыбается! Я на руки доченьку взял, прижал к сердцу! Офицеры и солдаты проходят мимо нас, поздравляют, а я им: “Тише, тише, Наденьку разбудите!” Тесть мой тогда все обиды забыл, подарки прислал, а вскоре и сам с женой приехал, И от внучки они ни на шаг не отходили! Сейчас она уже взрослая, замужем. Зять мой Алексей – не из военных, но человек хороший, работящий, жену и детишек любит, бережет! Меня потом в Афган еще несколько раз отправляли, но в последний раз, когда уже на аэродроме ждали вылета, прибежал к нам политрук и говорит, что никуда не полетим: правительство решило выводить войска.

Потом лихие девяностые наступили. Тяжело нам пришлось. Как и всем. Денег не хватало, многим моим сослуживцам пришлось оставить службу – кто в грузчики пошел, кто – в охранники, а кто и в бизнес. Были и такие, кто остался верным армии. Я тоже подумывал уйти, но супруга не позволила. “Не переживай, родной, все образуется! – говорила мне милая, - я работать пойду: школ в городе много. Нельзя бросать службу Родине в дни ее падения. И мне ли не знать, что армия для тебя - образ жизни. Ты нас обеспечивал столько лет - теперь моя очередь пришла”. И мы преодолели трудности, хотя и не сразу…

А полгода назад не стало моей Танечки. Рак поздно обнаружили, правда, операцию еще можно было сделать. Положили мою супругу в больницу, мы с дочкой каждый день вечером к ней приходили. На дежурства меня тогда не ставили — сослуживцы выручали. Наденька тогда разрывалась между мамой и сыновьями, Алексей тоже помогал, как мог. Помню последнюю нашу встречу: лежит моя Танюша, дышит тяжело, говорить трудно, а все меня подбодрить старается, утешить. Взяла меня за руку и говорит: “Все будет хорошо! Все образуется! Ты, главное, помни одно – я была с тобой очень счастлива”. Я тогда, здоровый мужик, офицер, расплакался! Повезли жену в операционную, а я в приемном покое остался. Но ждать недолго пришлось: минут через пять выходит врач… А дальше пелена… помню только, что нашатырь поднесли, в чувство привели. Когда в себя пришел, врач рассказал: только наркоз приготовили, а Татьяна не дышит уже. Отошла ко Господу тихо…

На следующий день после похорон иду по проспекту… А боль в душе такая, что кажется, не вынести этого… И вдруг вижу перед собою храм. Чувствую, что пусто в этом храме, но иду. Наверное, сам Господь меня направил. А там священник пожилой с уборщицей о чем-то разговаривал, но когда увидел меня, сразу шагнул ко мне.

- Тяжко вам? – спросил он меня участливо.
И я рассказал все. Путано, волнуясь, но батюшка меня понял. И сказал тихо, спокойно:
- Перетерпеть надо.
- Я не смогу, не хочу! – закричал я, – не справлюсь с этим…
- Справишься, - все так же спокойно сказал священник, - Господь не дает нам креста не по силам: дал испытание, значит, знал, что выдержишь. Ты в храм почаще ходи, молись за супругу свою Татиану, за дочь, за зятя, за внуков. А по воскресеньям у нас школа при храме работает, мальчишки и девчонки, младшие школьники, всей душой к Богу тянутся, а ты ведь сможешь рассказать про тех, кто день и ночь по Божьему благословению нашу страну бережет! А там и еще какие-то дела найдешь.. Послужи Господу во имя супруги своей! Не будет ей там большей радости, чем тебя рядом с Богом видеть!

Честно сказать, не мог я в то время осознать, что получится помогать каким-то незнакомым детям…

- А знаешь что? - вдруг воскликнул батюшка, - завтра наши прихожане на автобусе едут в Дивеево. Путь не близкий. Но дорога к батюшке Серафиму всегда благостна. И он тебе подскажет, как жить…

Я согласился не раздумывая! И на следующее утро взял в руки тощий рюкзак с самым необходимым и отправился к храму. Нет, не могу я сказать, что за эти три дня ко мне пришло полное утешение. Но, глядя на икону батюшки Серафима, вдруг почувствовал благодатную силу его смиренных и таких теплых глаз и ощутил, что действительно надо жить дальше. И сказал самому себе: даже в горе невыносимом, даже в отставке офицер должен служить Родине верой и правдой! Вернулся я в свой город с осознанием: надо жить! Полюбился мне наш приход, всей душой за дело взялся! А накануне того дня, когда прошло полгода со дня смерти моей жены, я почувствовал неодолимое желание снова приехать в Дивеево… Батюшка наш благословил меня, и вот я здесь. И знаете, никогда мои слезы не были такими благодатными, как сегодня…

Отец Александр внимательно выслушал Леонида. А потом вдруг достал из кармана и протянул Леониду небольшую икону – это был образ Богоматери “Неувядаемый цвет”.

- Вся жизнь вашей супруги воистину – неувядаемый цвет! – сказал священник. Любовь и забота о семье – вот что было целью всей ее жизни! Далеко не каждая сможет стать достойной женой офицера, а ваша супруга смогла! Присяги не давала, погоны не носила, а служила вместе с вами! Еще при жизни она стала Вашим Ангелом-Хранителем! И цвет её души не увянет.

Леонид бережно поднес икону к губам…И только через несколько мгновений, справившись с волнением, смог заговорить:

- Благодарю вас, Отец Александр! Дар ваш всегда будет со мной. Я не знаю, каким чудом нашлась у вас эта икона… Но знаю, что она всегда будет в моей семье, сначала у меня, потом у дочери… и после разговора с вами чувствую, что тепло мне стало и даже радостно…И знаю, что Танюша –живая. Ведь у Бога нет мертвых.
- Все будет хорошо, Леонид, - мягко и вместе с тем уверенно проговорил священник, - да не оставит вас благодать святых этих мест по молитвам батюшки Серафима. Божьей вам помощи во всем. И милости Матушки нашей Богородицы.

Попрощавшись с отцом Александром, благословившим его, Леонид направился к машине Василия, созвонившись с ним, А священник еще долго смотрел мужчине вслед. Вдруг в кармане рясы отца Александра раздалась мелодия звонка. “Матушка” – высветилось на экране. Она спрашивала, когда супруг вернется, говорила, что затеяла печь пирог.

- Уже еду, - сказал он и пошел к своей машине.

Он знал, что матушка и дети, а их было шестеро, не сядут за стол, пока он не вернется. “Господи, благодарю тебя за дарованную радость…”, - мысленно молился священник. Его переполняла та особая благодать, которая окрыляла душу всякий раз, когда он покидал обитель батюшки Серафима.