По ту сторону ручья. чудеса

Глава 1
АНТИК-БАНТИК И БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ

Жила-была девочка по имени Антонида. Правда, все её звали Антикой. Почему? Когда Антонида была совсем меленькой, бабушка Гапа завязывала любимой внучке большие волнистые банты, из-за которых Антониду часто дразнили: «Антик-бантик!» Вскоре девочка выросла и перестала носить банты, и слово «бантик» стало упоминаться реже. Однако когда она упрямилась или капризничала — а это случалось с Антикой не часто, — ей вслед незамедлительно летело: «Ну, Антик-бантик, погоди! Ещё завяжут тебя узелком!»
Почти всё свободное, впрочем, как и учебное время Антика проводила в Школе Чудес. Девочка очень любила свою школу: всё в ней было интересно и просто. Учителя были людьми добрыми и весёлыми, более того — настоящими чудодеями и большими выдумщиками. Именно они первыми начали называть друг друга не по именам, а по тому, что таили внутри.
Был у Антики любимый учитель, добрый чудодей Артур Альбинович. И кто первым назвал его Белым Медведем, сейчас уже и не вспомнишь. Нет, звали его так не потому, что он вёл предмет зоочудо, и не потому, что любил животных. И блондином он тоже не был, напротив — черноволосым и смуглым. Зато душа у него была светлой и чистой. Но даже не из-за этого стал он Белым Медведем. Всё гораздо проще: имя Артур означает «медведь», а отчество, которое образовалось от имени Альбин, — «белый», вот и получился «медведь белый». Артур Альбинович очень любил своё второе, внутреннее, как он часто говорил, имя. Любил настолько, что порой и не откликался, если его называли иначе. Так накрепко и приклеилось к нему прозвище Белый Медведь.
Белый Медведь был одним из самых взрослых учителей Школы Чудес, но с неизменно молодой душой. Если бы не могучая фигура, его вряд ли кто мог бы выделить в толпе детей. С ними Белый Медведь часами играл, читал им сказки, рассказывал о зоочудесах и, конечно же, с удовольствием преподавал избранную им науку! Особенно Белый Медведь любил языковладение — раздел о том, как и что нужно говорить, чтобы животное, или птица, или рыба, или насекомое понимало человека. Белый Медведь учил детей владеть словами, которые превращали самых страшных и злых зверей в Друзей.
Знание этих слов было необходимо не менее важно, чем понимание своего владычества над землёю. Тот, кто владел языком мира природы, имел право носить почётное звание живомир. Но таких чудодеев было не много. Вот и Белому Медведю никак не удавалось сдать экзамен, чтобы называться и быть живомиром тысячи тысяч. Тысяча тысяч — это количество чудодеев-живомиров во Вселенной. Как видите, эта цифра мала по сравнению с числом жителей планеты. Но Белый Медведь не унывал. Всякий раз после очередного провала на экзамене он ещё с большим энтузиазмом брался за Книгу книг, а в свободное время пропадал в лесах, полях, лугах… но при этом, конечно, не забывал о детях.
А какой он был выдумщик! Именно Белый Медведь назвал Школу Чудес Чушкой. Забавно, правда? Но самое интересное, что в этом названии нет ничего необычного. Просто Белый Медведь любил менять местами разные слова, слоги или даже буквы. Вот и Школу Чудес он называл не иначе как Чудесной Школой. Потом он сложил вместе первые слоги этих слов — и получилась Чушка.

Глава 2
ОСТРОВ ЗОЛЮН

Вообще весь остров Золюн — это сплошная игра и чудачества! Всё на нём было необыкновенно и сказочно. Вот хотя бы Лесик-куролесик. Если не заходить в этот лесок, то его можно обойти ровно за тридцать семь шагов, но стоит шагнуть в тень его могучих сосен, как тотчас попадаешь в свой заветный уголок. И сколько бы людей и зверей ни перебывало в Лесике-куролесике, в нём каждому находилось место.
Или, например, Цветопарк. Вместо обычных деревьев и кустарников в нём произрастали красивейшие цветочные пальмы. Фонтаны в Цветопарке были ещё необычнее: над лодочкой-беседкой опускалась радуга, над радугой висела облачная чаша, из которой спадал водопад. Соприкасаясь с радужной дугой, капельки воды окрашивались в разные цвета. И вот этот пёстрый фейерверк брызг нежно, почти бесшумно опускался на зонтикообразную крышу лодочки-беседки. Скатываясь с крыши, цветные брызги вуалью спадали в озерцо, в котором купалось яркое солнце. Вода из озерца тут же испарялась и молочным фонтаном поднималась в облачный кувшинчик. А уже там, наверху, облачная чаша вновь наполнялась водой из облачного кувшинчика, и разные дикие и домашние животные принимались поливать водой лодочки-беседки. Фонтанов в Цветопарке было очень много, так что всегда можно было расположиться в лодочке-беседке под любимой зверушкой: облачным медведем, львом, тигром, слоном, кошкой или собакой…
Весь остров находился под охраной. Ведь, как и всякий сказочный остров, Золюн был особой страной. Никто из посторонних не мог проникнуть на Золюн, не получив разрешения его обитателей. Но стража только на словах представлялась страшной и ужасной. Маленькие невидимые золюнки-прилипалки пропускали каждого, кто выполнял три их желания. Другое дело, что не многие могли их исполнить. Золюнки-прилипалки очень любили играть в различные игры. И если не воспользоваться мудрыми словами, которым учили островитян в школе, то просто так их никто и никогда не смог бы обыграть. Именно поэтому обитатели соседних островов торопились завести дружбу с жителями Золюна.
А какие рассветы небывалой красоты обнимали остров Золюн! Тот, кому посчастливилось увидеть их хотя бы раз, уже никогда не мог забыть этого великолепия. Но самое интересное, что на острове Золотой Юности никто и никогда не видел заката! Это была тайна острова Золюн.
И всё же больше всего и детей, и учителей удивляла Чушка острова Золюн.

Глава 3
ЧУШКА

Школа Чудес и в самом деле была чушкой! Каждый день она чихала, пуская разноцветный дым после чудо-опытов в лабораториях чудодеев. А иногда её приходилось отмывать чудо-порошками. Нерадивые чудаки, плохо выучив уроки, путали мудрые слова, и тогда их чудеса превращали Чушку в конфетти, состоящее из смеющейся ребятни, чихающих преподавателей и удивлённых всем этим гостей школы. Но, несмотря на всё это, Чушка обожала своих юных обитателей и ради них порой не слушалась самого Огненного Царя.
Огненный Царь — это Василий Игнатьевич, директор Чушки. Он не терпел, когда кто-нибудь опаздывал на уроки, а потому строго-настрого наказывал Чушке, чтобы она не впускала опоздавших.
«О, вы только представьте, если б все были отличниками: никто ничего бы не путал, а главное, не придумывал бы нового!» — часто устало вздыхал Василий Игнатьевич. «Было бы нестерпимо скучно!» — возражала Чушка. Если в школе долго не происходило ничего необычного, то она сама начинала шалить: то форточку с шумом откроет в самый ответственный момент чудо-опыта, то расположение классных комнат перемешает, и тогда все, включая учителей и самого Огненного Царя, суетливо носятся по Чушкиным коридорам, разыскивая нужный класс. То звонок с урока не даст. Прибежит какой-нибудь учитель: «Чушка, ты чего не звонишь на перемену?!» А она в ответ: «У вас сегодня, любезный чудоюдодей, такой скучный урок, что я задремала» — и при этом так хитро улыбается во всю парадную дверь, мол, до свидания, вы сегодня без настроения!
А то, бывало (ну, это уж никуда не годится!), все страницы перепутает в мудрых книгах, что на полках в кабинетах лежат. Представляете, начинается новая тема, учитель, преподающий биочудо, достаёт свой учебник и, желая показать детям какое-нибудь превращение, произносит мудрые слова, которые, как оказывается, совсем не те! О, что тут начинается! И гром, и молния, и дождь в кабинете биочуда — а учитель даже не успел ничего понять. Промокшие насквозь дети, хохоча, бегут посреди урока к учителю геочудографии, чтобы тот восстановил порядок. А у того в кабинете ещё веселее: отовсюду змеи лезут, жуки огромные вместо парт, вместо стульев — пауки стоногие. Дети визжат, от пауков и жуков отскакивают как кузнечики, а жуки с покатыми боками из стороны в сторону переваливаются, тетради да книги роняют, что на их спинах оказались. Бедный геочуд;граф от змей отбивается и во всё горло кричит: «Скорей зовите Медведя Белого! Пусть убирает своих… своих… бр-р-р… Да скорей же!»
А в это время Бедный, ой, простите, Белый Медведь борется с колючими розами, которые увили весь его кабинет. Вот уж розы добрались до него самого, до школьников. Из рукавов, воротников, из карманов брюк — отовсюду лезут колючие стебли. «Да где же этот ботаночудик?! Фр-р… Чудоботаник?!» — «Биочудодей!?» — веселится ребятня. «Ну да! Я весь исцарапан и исколот розами!» — чуть не плачет зоочудодей.
Ученики, которых миновали Чушкины шутки, заслышав шум, горошинами выкатывались из классов в коридоры. Сообразив что к чему, они тут же присоединялись к «пострадавшим»: вооружившись указками, пеналами и всем, чем только возможно, отпугивали жуков, гоняли пауков, а те, кто был неравнодушен к водным процедурам, сбрасывая на бегу одежду, скорее мчались в кабинет биочудес, чтобы поплескаться посреди зимы под тёплым дождиком. А девчонки тем временем успевали сплести венки из роз, бурно расцветавших в кабинете Белого Медведя.
Детвора покатывалась со смеху! Да и сами учителя порой не могли сдержать улыбки, наблюдая, как воюют со стихиями их коллеги.
Конечно, уроки сорваны. А когда всё встаёт на свои места и школьники, вдоволь повеселившись, наконец успокаиваются, Огненный Царь объявляет недельные каникулы, что для Чушки страшнее всякого наказания! На целую неделю пустеет остров Золюн. Но дети не оставляют свою Чушку в одиночестве, ведь они тоже очень её любят. С помощью мудрых слов, которыми они уже неплохо владеют, придумывают, как бы попасть в Чушку, минуя стражу.

Глава 4
ТАЙНА РЫЖИХ ВОЛОС

Вот на этом-то острове с такой расчудесной Школой и жила-была Антика со своими друзьями: овчарёнком по кличке Лай и белой с чёрным пушистым хвостом кошечкой Кисс. Других друзей у Антики не было, а потому маленькая хозяйка очень любила своих лохматиков и часто брала их на прогулку по Лесику-куролесику.
Лесик-куролесик всегда радовался их компании, особенно Антике, ведь она была такой весёлой, звонкоголосой и цветущей! А ещё у неё были удивительные ярко-рыжие волосы… Девочка уже не раз слышала от взрослых, что в её волосах есть какая-то тайна. Но вот только какая?..
Об этом в канун летних каникул решил поведать ей Белый Медведь. Для такого секретного разговора они выбрали своим «кабинетом» Лесик-куролесик.
Как только учитель и девочка очутились в густой тени деревьев, Белый Медведь сказал:
— Антика, ты очень счастливая. Счастливая — потому что добрая. Доброта — великая сила. Очень — потому... — учитель ласково посмотрел на свою любимицу и погладил девочку по шёлковым прядям, — потому что твои волосы огненного цвета. Они необыкновенные.
— Хм. Тоже мне «необыкновенные»! Все только и дразнят: «Рыжая-бесстыжая», — скуксилась девочка.
— Не огорчайся, — утешал Антику Белый Медведь. — Ведь они не знают, какой силой наделены твои золотые волосы.
— И что мне надо делать? — девочка оживилась. — Выдернуть волосинку и загадать желание?
Белый Медведь улыбнулся:
— Нет, ты же не старик Хоттабыч.
— Тогда, — засмеялась девочка, — взяться за волосок и произнести заклинание: «Трах! Тибидох! Тибидох! Тибидох!»?
— Да нет же. Тебе не нужно заклинание.
— Тогда что? — теряла она терпение.
— Тебе достаточно вспомнить о том, что ты… рыжая.
— Только и всего? — Антика, конечно же, удивилась, что всё так просто, и немного расстроилась.
— Только и всего. Но-о... не все твои желания будут сбываться. — Учитель серьёзно взглянул на свою ученицу.
— Как так не все? Какие же они тогда необыкновенные? — Антика даже растерялась: сначала «просто вспомнить, что ты рыжая», а теперь ещё и «не все твои желания». Но, сообразив, что у других и того нет, тут же спохватилась: — А если не все, то какие?
— Добрые. И запомни: ты никогда никому не должна говорить о тайне рыжих волос.
— Почему это? — Её бровки, точно крылья чайки, взметнулись вверх.
— Твои волосы могут навсегда потерять необыкновенную силу. Эту тайну знают только люди с рыжими волосами и чудодеи. Именно мы должны посвящать золотоволосых людей в эту тайну. Помни это, Антика: никогда! Никому! — И Белый Медведь приложил палец к губам.
— Даже младшим друзьям? Собаке, например, — прошептала Антика, потянувшись к зоочудодею.
— Собаке? Если ты имеешь в виду собаку, которая родилась собакой, то можно. — Учитель слегка улыбнулся.
— Как это? — пискнула девочка. — Разве собака может родиться кем-то ещё?
— О! Животное, родившееся, например, ото льва и львицы, делается львом. Но самое страшное, когда человек, родившись среди людей, может сделаться и собакой, и волком, и ослом, и кем угодно. Так говорят последователи Книги книг из Академии Вечности.
— И-и, э-э, как же тогда отличить этих… ну… собаколюдей от обычных собак?
— Это очень просто, Антика. Настоящая собака — настоящий Друг! А собакочеловек… — чудодей наморщил лоб, — никогда не сможет стать Другом. Именно поэтому Творец Вселенной, Он же Вершитель Чудес, Вседержитель, Повелитель, Владыка Воинств, Верховный Вождь, Тот, для Кого нет ничего невозможного, Тот, Кто творит всё, что хочет, Тот, Кто всегда был, есть и будет... — благоговейно перечислял Белый Медведь имена, — позволяет существовать таким тварям, и до тех пор, пока они не научатся любить Его и других людей, они никогда не станут людьми.
— А, — обрадовалась Антика, облегчённо вздохнув, — значит, моя собака настоящая, и я могу поделиться с ней своей тайной. И кошка у меня тоже самая настоящая! — Но уголки её губ снова сползли вниз. — Артур Альбинович, а моя бабушка Гапа знает тайну золотых волос? Ведь она тоже рыжая.
Белый Медведь недовольно крякнул из-за того, что Антика назвала его по имени-отчеству.
— Конечно, — кивнул он. — Твоя бабушка знает эту тайну. О-о, она очень добрая! — Немного помолчав, учитель добавил: — И ты очень похожа на неё.
Антике было приятно это услышать: её бабушку все любили.
— Да, ведь мою бабушку зовут Агафья, а это и значит «добрая», — сказала она. И подумала: «Так вот почему она называет меня цвет-огоньком. В золото-рыжих волосах таится огненная сила». Девочка непроизвольно погладила себя по голове, которая при свете солнышка пылала огнём. — Артур Альбинович, а почему бабушка Гапа сама не рассказала мне о тайне рыжих волос? Ведь мы обе рыжеволосые?
— Если б она это сделала, то не только потеряла бы силу своих волос, но и тебя бы лишила этой силы. Это тяжкий грех. На людях, которые умеют делать что-то лучше других, лежит большая ответственность! Они должны быть сильными, иначе может случиться беда.
Антика вопросительно посмотрела на учителя, но он промолчал.

Глава 5
ВЕСЁЛЫЙ РУЧЕЁК

Так молча они сидели у маленького Ручейка. Вдруг Белый Медведь хлопнул в ладоши, и журчание воды превратилось в музыку.
— Тс-с, — Белый Медведь приложил палец к губам. — Слушай!
Сначала Антика ничего не услышала, но потом…
— О! Какая чудесная песенка, — восторженно шепнула она своему учителю.

Я маленький Ручеёк
На опушке леса,
Я весёлый паренёк,
Вот вам моя песня:
«Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Обрызгаю водою!
Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Поиграй со мною».

Антика тут же решила подарить Весёлому Ручейку бумажный кораблик. Она очень хорошо умела делать кораблики из тетрадных листочков, но при ней не оказалось ни одной тетради. И тут девочка вспомнила, что она РЫЖАЯ!
Антика немного испугалась, когда в её руке появился белый лист бумаги. От радости и волнения у неё сильно забилось сердце. «О! — подумала девочка. — Значит, это всё правда?»
Она ловко сложила из бумаги кораблик. Девочка ещё не успела подойти к Ручейку, как тот громко и весело пропел:

Подари кораблик мне,
И я дам ему волну!
Доплывёт он на волне
В Чудную Страну!

Антика звонко рассмеялась и опустила кораблик на воду.

Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Поплывём в моря!
Пусть узнает вся Земля
О дочери Царя!
Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Плыви, кораблик мой!
Бульк-бульк, тра-ля-ля,
На волне со мной! —

звенел счастливый озорной голосок маленького Ручейка.
Обрызгав Антику капельками воды, Ручеёк пропел:

Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Глянь на воду ты,
Бульк-бульк, тра-ля-ля,
Сбудутся мечты!

Антика вопросительно посмотрела на Белого Медведя.
— Ну, что же ты? — улыбнулся учитель. — Ты же всегда хотела попасть в мир чудес?
— О! Конечно! Но разве такое возможно? — Девочка явно была озадачена. Она несколько раз от корки до корки перечитала «Чудоведение», а «История чудес» была её самым любимым разделом. И хотя Антика много фантазировала и порой воображала такое, что даже выдумщице Чушке не приходило на ум, но сейчас, когда её мечтам предлагали сбыться, она растерялась.
— Я тебе помогу, — сказал Белый Медведь. — К тому же я и сам не прочь...
Но учитель не успел договорить: вода в Ручейке вдруг зашипела, и он покрылся мелкой рябью. Потом Ручеёк стал медленно расти вширь, будто Сам Владыка раскатывал его скалкой в большой зеркальный блин. И вот Его невидимая рука подвесила этот блин над опушкой перед удивлённой девочкой и восхищённым чудодеем. На нём, как на огромном экране, раскинулись горы, верхушки которых утопали в облаках.
— Ох-хо! — изумилась Антика. — Что это?
Экран поражал своей величиной. Громадные камни на нём были вполне реальных размеров. Антика оглянулась на Белого Медведя, в нерешительности остановившись перед чудо-экраном.
— Я выбрал для тебя отправную точку, — подмигнул зоочудодей.
Девочка ещё немного постояла, волнуясь, и приготовилась шагнуть.
— Погоди!
Стоя на одной ноге и едва не потеряв равновесие, Антика обернулась.
Белый Медведь просиял:
— Я тоже хочу в этот день сделать тебе небольшой подарок. Я дарю тебе Время! — Он протянул ей большие наручные часы, которые непонятно откуда появились на его ладони и, хитро прищурившись, сказал: — Эти часы не простые: у них есть одно свойство, которого нет у других. Они никогда не ломаются, не боятся ни воды, ни солнца, ни холода, даже если на них упадёт огромный камень, то и тогда им ничего не будет.
Бровки Антики восторженно округлились. Она медленно взяла часы, надела их и отвела руку вперёд, чтобы полюбоваться подарком Белого Медведя.
— Спасибо, — восхищённо кивнула она.
Белый Медведь сменил хитрую улыбку на довольную и добавил:
— Сколько бы ты ни пробыла по ту сторону Ручья, здесь пройдёт всего лишь пять минут. Да, и ещё… — зоочудодей поднял указательный палец. — Как только захочешь вернуться назад, тебе нужно будет сказать: «О Владыка Чудодей, на меня с небес полей, пусть Весёлый Ручеёк в дом к родным меня вернёт». При этом тебе обязательно нужно брызнуть на себя водой.
— А если там, где я окажусь, не будет воды? — насторожилась Антика.
— О! — многозначительно хохотнул Белый Медведь. — Не волнуйся, мы всегда… я хотел сказать, ты всегда сумеешь найти воду. Ну! Смелее!
Антика, не моргая, перевела взгляд с Белого Медведя на завораживающие горы и со словами «Спасибо, я пошла!» шагнула в экран.
Дыханье резко перехватило, всё стремительно куда-то полетело, поплыло… и девочка, не в силах больше удерживать равновесие, отдалась потоку воздушной волны.

Глава 6
НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ

— Антика-а, — тряс девочку черноволосый мальчишка, — хватит спать, ещё успеешь...
Антика очнулась. Приподняв голову с огромного камня, она осмотрелась.
— Где мы?
Вокруг всё было жёлтым и похожим на море. Только вместо воды — песок, вместо волн — песчаные холмы и барханы, а вместо белой пены на волнах — серые, незнакомые Антике кустики. Над жёлтым морем висело жаркое синее небо. А в небе — белое раскалённое солнце. Ни прохлады, ни тени! Лишь сухие пучки колючей травы, почерневшие камни да горячий песок.
— Где мы? — снова спросила девочка, сползая вниз. Её ноги тут же зарылись в песок. — В пустыне?
— Узнаешь, — отмахнулся мальчишка и тоном учителя, не терпящего возражений, заявил: — Прежде чем мы тронемся в путь, повторим кое-какие уроки.
— Какие ещё уроки! — топнув ногой, фыркнула Антика. — Ты кто? Ой, и что это на тебе? — она наконец внимательно взглянула на мальчишку.
— Я? Э-э… Ты меня не узнаёшь? — почесал он в затылке.
— Да ведь это костюм Белого Медведя! Где ты его взял? Ты кто такой? — уже требовательно повторила Антика.
— Я — Белый Медведь, — вздохнул мальчишка.
— Ты… вы… Белый Медведь? — Антика от удивления приоткрыла рот.
— Угу, только маленький. Но я очень рад!
— Рад? Я хотела сказать, вы рады?..
— Антика! Когда ты вырастешь, ты тоже будешь мечтать о том, чтобы хоть ненадолго вновь стать маленькой девочкой. А меня можешь называть пока Мишкой.
— Ни за что! — категорично заявила Антика и даже притопнула.
— Чем тебе не нравится Мишка?
— То есть ни за что не захочу снова стать маленькой девочкой! А против Мишки я не возражаю. — Она ещё раз внимательно взглянула на мальчишку: — А ты меня не разыгрываешь? Что-то не слишком ты похож на Белого Медведя…
— А вот я тебе сейчас докажу, — улыбнулся Мишка. — Урок первый: чудеса! Мы находимся в стране чудес, творимых Верховным Чудодеем, а значит… Итак, садись за стол. — И он указал рукой на пустое место, где тотчас вырос валун размером с парту.
Мишка подкатил к нему небольшой камень, едва не рухнув наземь, запутавшись в огромном костюме Белого Медведя. Стряхнув с себя песок, он быстро проговорил:

О Верховный Чудодей,
Дай одежду мне скорей,
По размеру и со вкусом,
Так, чтоб сразу на пять с плюсом!

В ту же минуту бывшую на нём классическую пару сменил странный балахон. На голове оказался кусок белой ткани, перетянутый тоненьким шнурком. На ногах — смешные сандалии, похожие больше на подошвы, привязанные к ногам верёвочками.
— Ой! — прыснула со смеху Антика. — Что это? Выходной костюм пугала? Вот так «со вкусом»! Ой, не могу!
Мишка промолчал. Поправив платок на голове и разгладив на себе новое одеяние, он снова вежливо пригласил Антику за каменную парту.
— Мерси! — дурачилась девочка, не переставая хохотать.
— Итак, скажи мне, пожалуйста, что такое чудо? — скрестив на груди руки, вопросил Мишка.
— Чудо? — Ученица облокотилась на каменный стол, подперев голову руками и дурашливо закатывая вверх голубые глаза. — Чудеса-а-а — это когда появляются предметы, портящие настроение…
— Антика, — строго сказал Мишка, — до тех пор, пока мы не повторим важные темы, мы не тронемся с места; поэтому чем быстрее мы…
— Но у меня нет ни учебника, ни тетради! — надула она губы.
Мишка снисходительно взглянул на девочку:
— Вот, читай!
Перед Антикой тут же появился изрисованный ею учебник «Чудоведение», где только раздел по истории чудес был без художеств.
Девочка резко отшатнулась от книги, точно от неприглядной болотной лягушки. Взяв себя в руки, она всё же открыла учебник на знакомой странице.
— «Вся-я-кое сужде-е-ние о чудеса-а-х, — начала она читать, — исхо-о-дит из представле-е-ния о существу-у-ющем есте-е-ственном устро-о-йстве ми-и-ра. — Взглянув на своего учителя и поняв, что его ничем не проберёшь, она вздохнула и перешла на серьёзный тон: — Чудеса — это дела, которые не могут быть сделаны ни силою, ни искусством человеческим, а только всемогуществом Великого Чудодея. Наиболее частым возражением против чудес является мнение, что это было бы невозможным нарушением законов природы. Но законы природы не могут рассматриваться как самостоятельно действующие силы. Нельзя утверждать, что возможно, а что нет с точки зрения законов природы, потому что никто, кроме Вершителя Чудес, не знает всей глубины сотворённого Им мира. Только Творец, Вершитель Чудес, есть творческое начало мира. Его творчество стоит вне мира, а потому Его действия не зависят от законов природы. Но не только необычайные и необъяснимые явления рассматриваются в мире как чудо. Само мироздание — тоже великое чудо…»
— Эх! — мечтательно выдохнула Антика, отрываясь от книги. — Хоть бы одним глазком увидеть тот Сад, про который написано чуть ли не в каждом учебнике.
Мишка улыбнулся.
— Эдем? Увидишь… — пообещал он. — Я бы тоже не прочь прогуляться там. Ведь он — самое первое величайшее чудо Верховного Чудодея! — Мишка с восхищением взглянул на картинку в учебнике, но тут же строго добавил: — Ладно, Антика, читай дальше.
— «Поскольку власть Верховного Чудодея безгранична, то мы не делаем различия между естественными и сверхъестественными событиями. Верховному Чудодею подвластно всё. Он чудесно действует как обычным, так и необычным образом, чтобы открыть человеку Свою власть и Свою славу. Его действия, как в природе, так и в истории рассматриваются как чудо. Чудом является гром, траектории движения звёзд, зарождение человека в материнской утробе, различная помощь людям… Он участвует в человеческой истории; особенно много чудес приходится на период освобождения любимого Им народа от власти Египта: переход через Красное море, насыщение манной небесной, вода, извлечённая из скалы, воскресение мёртвых…»
Да, — отодвинула Антика книгу в сторону, — Огненный Царь нам рассказывал, что все эти чудеса были очень-очень давно. Так давно, что люди стали забывать о них или воспринимают как обычные сказки. Эх! — Она шлёпнула ладошкой по гладкому камню, подперев другой рукой рыжеволосую голову. — Хотела бы я оказаться на месте тех людей и увидеть всё своими глазами! Ты только представь, Мишка: подходишь к огромному морю, а оно от каждого твоего шага расступается и поднимается водной стеной до самого неба… Ой! — У Антики на мгновение даже перехватило дыхание.
— Ну у тебя и фантазия, ничего не скажешь! — рассмеялся Мишка. — Ладно, переходи к следующему разделу: «Новая Эра».
— Не хочу! Не буду! — встав из-за каменной парты и пнув свой каменный стул, отрезала девочка. — Разве я сюда учиться пришла? Мне Весёлый Ручеёк и Белый Медведь… — многозначительно взглянула она на Мишку, — обещали чудеса, а не уроки по их истории! Ради Чушки я бы ещё почитала, она всегда расстраивалась, когда мы важные уроки пропускали или не учили, а тут ничего серьёзного… Хватит!
— Что ж, Антик-бантик, как хочешь, — быстро сдался Мишка. — Только мудрым дано учиться на чужих ошибках.
Он ещё не договорил, как мебель вместе с учебником исчезла на глазах у изумлённой девочки.
— Итак, куда пожелает попасть Ваше Нетерпение? — насмешливо обратился Мишка к своей ученице.
— Хм, — не обращая внимания на его иронию, задумалась Антика. — Ну-у, раз уж мы в пустыне, то…
— Ты уверена? — перебил он девочку. — Может, для начала что-нибудь полегче, чем пустыня? Там «крокодилы» водятся, которые любят на обед удавов, скорпионов и песчаных тараканов… Там стрелы-змеи живут! Знаешь, какие страшные истории про них ходят: и ядовита, и прыгает, и летает. И даже может пронзить на лету человека!..
— Ой ли! — отмахнулась от него Антика. — Не ты ли, Белый Медведь, рассказывал, что они страшны только ящерицам? И вообще… Я не боюсь трудностей: ни крокодилов, ни змей, ни голода, ни холода, ни… Я вообще ничего не боюсь!
— Ну, Антик-бантик, гляди, завяжет тебя египетский фараон в узелок. Ты же знаешь, что он со всем своим войском помчался на…
— О-о, Мишка, какой ты зануда! Да я бы хоть сейчас с преогромным удовольствием подралась… — простонала девочка и, ядовито взглянув на мальчишку, добавила: — С кем-нибудь.
— Что ж, — снова уступил Мишка, — тогда идём…

Глава 7
СОЛНЦЕ, ЛУНА И КУСТ

Антика весёлым козлёнком скакала за Мишкой, время от времени ахая от восхищения: ведь ей никогда до этого не приходилось видеть живьём жителей пустыни.
— Мишка! — в очередной раз восторженно крикнула она, дёргая того за рукав. — Смотри, какая смешная змея: не головой вперёд, а боком ползёт!
Антика шагнула к ней, но тут же изумлённо остановилась: змея свернулась тугим кренделем и громко застрекотала.
— Ой! — засмеялась девочка. — Трещит, точно масло на горячей сковороде. Как ей это удаётся?
— Чешуйки на боках цепляются друг за друга, вот и получается треск. Это эфа. Не подходи близко! Ты её рассердила. — Мишка тоже остановился, разглядывая змею.
— Да я же ей ничего не сделала! — слегка обиделась Антика. — С чего ты взял? Ой! — Тут же забыв о злой эфе, Антика с широко раскрытыми глазами уставилась вперёд: — Что это с ними?
В их сторону друг за другом бежали две довольно крупные черепахи. Оказавшись на вершине невысокой кручи, они проворно перевернулись на щитки и съехали с горки. Едва затормозив, они так же ловко перевернулись на лапки и продолжили гонки.
— Вот тебе и неповоротливые черепахи: носятся как угорелые! — рассмеялась Антика, готовая броситься им наперерез.
Но тут черепаха, которая слегка отставала, догнала первую и стукнула её панцирем в бок. От удара настигнутая завалилась вверх ногами. И не успела обидчица развернуться, чтоб убежать, как за ней уже пустились вдогонку.
— Я же много раз рассказывал на уроках о том, как черепахи играют в пятнашки, — огорчился Мишка.
— Так это и есть пятнашки? — удивилась Антика.
— А то что же, по-твоему?
— Ой-ой-ой! — завопила девочка. — Какая прелесть! Мишка! Мишка! Смотри!
В стороне от них, словно цирковые собаки, множеством столбиков замерли маленькие зверьки: усы блестят, глаза навыкат, а хвосты торчат точно акварельные кисточки. Только сейчас Антика заметила одну странность: земля, на которой они с Мишкой стояли, была похожа на ломоть сыра с дырочками.
— Это норки песчанок, — сказал Мишка, поймав взгляд Антики.
Зверьки крутились и посвистывали, сгорая от любопытства: не часто к ним в пустыню заходят гости.
— Кыш! — Мишка притопнул.
Песчанки мигом исчезли, будто сквозь землю провалились, только пыль из нор заклубилась. Мальчишка расхохотался.
— Ух ты! — вспыхнула вдруг Антика. — Никакой ты не Белый Медведь! Он бы никогда так не сделал! — С этими словами девочка резко развернулась на пятках и зашагала вперёд.
— А что такого? — пожал плечами Мишка. — Подумаешь!

Какое-то время они шли молча, погрузившись каждый в свои размышления. Первой не выдержала Антика: ей надоел вид этой большой и бесплодной равнины. Девочка очень устала, ноги без конца проваливались в песок в необычной для пустыни обуви. Казалось, прошло много времени; от ходьбы набившиеся в сандалии песчаные крупинки сильно натёрли ей ноги. Вот тогда-то Антика оценила Мишкино одеяние. Но вместо того чтобы попросить у него нечто похожее, она лишь плотнее сжала губы: ну и ладно!
Девочка поглядывала на часы, подаренные Белым Медведем, и громко вздыхала в надежде, что добрый Мишка заметит её страдания и найдёт дорогу покороче и полегче. Однако тот, казалось, совсем забыл о её существовании и как ни в чём не бывало продолжал молча идти вперёд.
По пустыне гулял вихрь, поднимая к небу массы всё того же порядком надоевшего песка, на глазах превращавшиеся в движущийся столб. Чем дольше они шли, тем страшней и печальней казался этот мир. Антику уже не радовали жуки в полосатых «пижамах», которые без конца жевали вялые листья. Жукам страх как не нравилось, когда им мешали: пальцем тронь — сейчас же съёжатся и сердито заскрипят. Её перестали радовать симпатичные ящерки с чёрной сеточкой на золотистой спинке. Её вообще перестало что-либо радовать! «По-моему, здесь не пахнет никакими чудесами!» — подумала девочка, наблюдая, как едва не с головой закапывалась в песок сетчатая ящерка, чтобы достать вредную личинку.
Антика в очередной раз взглянула на часы.
— Мишка! — вырвалось у неё. — Я чего-то не понимаю!
Девочка помахала рукой, пытаясь встряхнуть часы.
— Чего ты не понимаешь? — очнулся от задумчивости мальчик.
— Мы уже столько времени идём, а на часах и одной минуты не прошло! Что это значит?
— Часы сломались, что же ещё? — развёл руками Мишка.
— Не может быть! — возразила Антика.
— Это ещё почему?
— Белый Мед… э-э… ты же сам говорил, что эти часы никогда не ломаются! Они необычные!
— Ах да! — мотнул головой Мишка. — Так что там с твоими расчудесными часами?
Антика снова взглянула на подарок Белого Медведя. Стрелки на циферблате застыли.
Мишка посмотрел на солнце и ахнул:
— Да ведь это же Иисус Навин приказал солнцу и луне остановиться!
— Кто? — не поняла Антика. — Это невозможно! Такое мог сделать только Владыка миров, но не человек!
— Да, не было дня ни прежде, ни после того, когда Владыка миров исполнил столь необычную просьбу человека, — сказал Мишка и покрутился на месте. — М-м-м, где-то недалеко идёт сражение.
— Сражение? А при чём здесь оно?
— Солнце и луна остановились над долиной Аиалонской для того, чтобы Иисус Навин смог победить врага, — пояснил Мишка.
— И сколько ещё так будет жарить? — скуксилась, изнемогая от жары и повсюду проникающего песка, Антика.
— Пока не закончится сражение, солнце не тронется с места…
— Вот тебе на! — едва не плача, села в песок обессиленная девочка. — Я уже еле ноги переставляю, а тут ещё это!
— А кто-то говорил, что не боится трудностей… И вообще, ты же сражаться хотела? Может, поможешь Иисусу Навину? А? — ухмыльнулся Мишка, но, взглянув на растрёпанную и уставшую девочку, смягчился и подал ей руку: — Ладно, вставай.
— Ой! Что это? — Антика, будто не замечая Мишку, уставилась вдаль.
Столб песка растаял, открыв огромных размеров равнину. Вся земля была усыпана пёстрыми точками; кое-где эти точки сливались в одно большое шевелящееся покрывало.
— Это что, мираж? — обратилась она к Мишке.
Мальчик взглянул туда, куда указывала девочка, и пожал плечами.
— Так что же мы стоим? Идём скорее! — скомандовала Антика.
Мишка покачал головой и поспешил за девочкой. Через какое-то время они различили овец.
— Значит, где-то должен быть и пастух, — сказал Мишка, еле передвигая ноги.
Антика пыхтела как паровоз, но всё же не сбавляла темп.
— Я так хочу пи-и-ить, — наконец остановившись, заныла она.
Первым, кто встретил юных путешественников, была маленькая овечка. Она чем-то отличалась от остальных овец, даже цвет её шёрстки был необычным — розовым.
— Какая миленькая! — Антика сложила лодочкой руки и, подходя вплотную к Розовой Овечке, хлюпнула носом: — Я так соскучилась по Лаю и Кисс…
Розовая Овечка доверчиво подняла голову:
— Б-бе-е-е.
— Антика, — подошёл к ним Мишка, — я хочу тебя предупредить… Я знаю о твоей любви к животным и помню твои успехи в зоочудологии, поэтому прошу тебя не превращать животных в наших Друзей.
— Но почему?! — вспыхнула девочка, которая действительно только что подумала о том, как было бы замечательно, если б эта симпатичная Розовая Овечка стала их Другом.
— Антика, ты что, не понимаешь? Мы же идём по пустыне. В ней опасно, нам могут встретиться дикие звери. Даже мне до сих пор не удалось сдать экзамен на владение животным миром. А значит, нет уверенности, что нам не причинят вреда. А потом… в пустыне и травы-то нет — лишь песок да колючки. Это только в оазисах зелени достаточно — там пастухи пасут, а нам, возможно, придётся отправиться туда, где и людей не будет! А Друзья — это не просто так, за Друзей надо отвечать, беречь их, заботиться. Мы с тобой сегодня как тяжело добирались, — ты что, забыла? Знаешь, у меня когда-то был знакомый принц. Настоящий. Он дружил с Розой и Лисом. И Лис этот сказал мне…
— Разве лисы умеют разговаривать? — перебила Антика.
— А это был необыкновенный Лис. Он рассказал мне, как они с Принцем стали Друзьями. Сначала они были просто обыкновенным мальчишкой и обыкновенным лисом. Но потом Принц приручил его.
— И что тут такого?
— А то! Они стали друг для друга единственными в целом свете, как будто их души соединились. Представь, какая это ответственность… Лис даже шаги Принца узнавал и всегда ждал его!
— И всегда думал о нём? Это, наверное, любовь, — задумчиво сказала Антика.
— А Друзья всегда любят друг друга. Без этого настоящей дружбы не бывает. Это только у вас, девчонок, всё ахи да охи! Ну ладно, извини, — поспешил исправиться Мишка, заметив, что Антика тут же надула губы. — Не сердись.
— Я и не думала сердиться, — отвернувшись от него, пробурчала девочка.
— Понимаешь… — Мишка заглянул Антике в лицо. — Самого главного глазами не увидишь, только сердцем. Знаешь, почему прирученные животные бывают так дороги? Человек отдаёт им часть своей души, и тогда мир становится настоящей сокровищницей, потому что всё в нём напоминает о любимом существе. Если ты приручишь Розовую Овечку, для неё оживут звёзды, она услышит звон серебряных колокольчиков, напоминающий твой смех; её душа расширится… Чем Розовая Овечка заполнит свою душу, когда однажды ты оставишь её?
Антика с грустью посмотрела на миловидную овечку, жующую скудную траву. Девочке и вправду очень хотелось превратить розовое пушистое создание в своего Друга, но, подумав о том, что она не сможет о ней позаботиться, Антика лишь громко вздохнула, но тут же жалобно простонала:
— Я хочу пи-и-ить.
Мишка улыбнулся и пробежался взглядом по равнине.
— Вот, кажется, и пастух, — сказал он, кивнув на приближающегося к ним человека.
Это был крепкий, высокий загорелый мужчина с длинной, немного вьющейся бородой, но при том далеко ещё не старый. Его одеяние чем-то было похоже на балахон, подаренный Мишке Всевышним. Квадратный кусок плотной льняной ткани, переброшенный через левое плечо, прикрывал всё тело, оставляя обнажённой только правую руку, в которой пастух держал жезл. По углам этого простого плаща болтались кисти. Талию перетягивал красивый пояс из хлопчатобумажной материи, закреплённый посредине пряжкой. На голове мужчины был платок, сложенный треугольником и обвязанный поверх шнуром. На ногах — кожаные сандалии на ремнях.
— Мир вам, дети. Откуда и куда направляетесь? Никак, совсем одни? — добродушно и удивлённо приветствовал пастух детей.
— Да так, — бойко ответила Антика, — путешествуем… — И тут же просительно добавила: — А у вас случайно водички не найдётся? Очень пить хочется.
Мишка закивал.
— Мы весь день ничего не ели и не пили, — как бы извиняясь за прямоту своей спутницы, сказал мальчик. — Меня Мишей зовут, а её — Антикой.
— Что ж, Всевышний заповедал нам творить добрые дела. Посчастливилось вам: ещё ни разу не заводил я стадо так далеко в пустыню… И уж конечно, не мыслил повстречать здесь кого из людей. Моше моё имя. С радостью разделю с вами трапезу мною. — С этими словами пастух взмахом руки пригласил их к костерку, горевшему неподалёку от небольшого шатра. — Вот только… Ступайте, располагайтесь, я скоро вернусь.
Обеспокоено покрутив головой, он направился к зарослям диких ягод.
— Куда же вы? — удивилась Антика.
— Да вот ягнёночек от стада отбился, наверное, в колючках запутался, — на ходу ответил пастух.
Проводив его взглядом, дети поплелись к шалашу; навалилась усталость, а ещё очень хотелось пить.
— Кто такой Моше? — шёпотом, будто кто услышит, дохнула Антика в Мишкино ухо.
— Это тот самый Моисей, что предстал пред Владыкой и просил Его простить провинившийся народ, который он вёл через пустыню. Моисей — настоящий вождь, ради своего народа он даже был готов на то, чтобы Владыка вычеркнул его из Книги Жизни, а это значит — отказаться от вечности.
— Книга Жизни?! — Антика встрепенулась. С первых занятий в Чушке, на которых учителя рассказывали о Книге Жизни, девочка чувствовала ранее незнакомую удивительную силу.
— Расскажи мне о Книге Жизни! — потребовала она.
— Потом, — обронил Мишка, подходя к костру.
Завидев бурдюк из козьей шкуры, в котором хранилась вода, мальчик подхватил его и протянул девочке:
— Пей.
Антика с жадностью припала к горлышку, с непривычки обливаясь водой.
— Какая странная… э-э-э… посудина, — не нашлась, как назвать сосуд, девочка, отрываясь от шейного отверстия, которое и служило горлышком диковинной ёмкости.
— Это мех, — засмеялся Мишка и тоже с удовольствием приложился к бурдюку.
Антика тем временем внимательно рассматривала шкуру, из которой был сделан мех.
— Жалко животное, — хлюпнула она вдруг носом.
Отвернувшись от Мишки, она потянулась к Розовой Овечке: всё это время Антика подманивала малютку травой. Чтобы стряхнуть грустные мысли, девочка продолжила прежний разговор:
— А Владыка пощадил народ?
— Угу! — кивнул головой Мишка, не прекращая пить.
— И Моисей потерял вечную жизнь?
— Нет, — наконец отложил мальчик мех. — Владыка не лишил его вечной жизни. А когда Моисей умрёт, Владыка Сам позаботится, где его похоронить. И никто на земле не узнает, где погребён Моисей.
— Как интере-е-есно, — увлеклась Антика Мишкиным рассказом.
— Между прочим, Владыка говорил с Моисеем как с другом Своим, лицом к лицу.
— Но ведь нельзя увидеть Владыку и остаться живым, — воскликнула Антика.
— И всё-таки Моисей видел образ Владыки! — повторил Мишка и только тут заметил Розовую Овечку.
— Антика! — строго сказал он. — Я же просил, чтобы ты не…
— А я и не превращала, — не дала ему договорить девочка и немного в сторону пробубнила: — Она сама шла за нами.
— Ссоритесь? — внимательно посмотрел на детей подошедший к костру Моисей. Глаза его по-отечески улыбались.
— Да нет! — помотала головой Антика, во все глаза разглядывая великого человека, о котором только читала в книжках по историографии в Чушке. И конечно девочка не упустила возможности погладить ягнёнка, которого пастух нежно держал на руках. — Где вы его нашли?
— Возле ручья, — отозвался Моисей. — Бедный мой… Я и не знал, что ты так хочешь пить, — ласково потрепал он малыша.
— Дядя Моше, а это правда, что…
— А-а-а, — перебил её Мишка, — а расскажите нам о себе!
Воспользовавшись высвободившейся минуткой, Мишка изо всех сил дёрнул Антику сзади за платье.
— Мы так долго шли… и вы первый, кто нам повстречался. Мы сами из других времён, и нам очень интересно, — вновь затараторил он, делая Антике всяческие знаки молчать; все девчонки одинаковые: сначала скажут, а потом подумают.
— Из других, говорите? — хитро прищурился пастух, присаживаясь рядом. — Это из каких же таких других, да ещё и времён?
— Мы из будущего, — сказал Мишка. — Мы знаем о вас, только о будущем нам запрещено рассказывать, чтобы не нарушить ход истории, а вот о вашем прошлом здорово было бы услышать от вас лично.
Моисей высвободил кисть руки и разгладил длинную бороду:
— Мудро сказано, не по летам. Что ж, видом и разумом вы и вправду дети не сего времени, да и в былые года я такого не видал… Что ж, — повторил он, раздумывая, — отчего не поведать о себе, коль есть интерес. Вижу, вы не торопитесь.
Он повернулся к девочке, примостившейся рядом с Розовой Овечкой, затем перевёл взгляд на мальчика, который тоже с удовольствием растянулся на шкуре возле костра.
— Нет... Не торопимся, — замотали головами дети.
Моисей выпустил ягнёнка и, вернувшись, начал рассказ:
— Родом я из Египта, хотя еврей. В те времена фараон приказал бросать в Нил всех новорождённых еврейских мальчиков. Моя мать Йохевед скрывала меня три месяца, но затем, пытаясь спасти, положила в корзину из тростника, асфальтом и смолою пропитанную, и оставила у берега реки. Моя сестра Марьям тем временем наблюдала вдали, что же со мной будет. И вот дочь фараона, царя египетского, вышла на реку мыться и увидала корзину, а как услыхала мой плач, сжалилась и решила сохранить мне жизнь. Тут и Марьям подоспела, мол, знаю одну кормилицу, которая поможет. Вот так я и попал назад к родной матери.
А как выкормила, привела она меня к принцессе, у которой я и вырос вместо сына. Обучили меня всей премудрости египетской, да и традиции Древнего Востока неплохо преподали. Я ведь даже предводителем египетского войска в походе против ефиоплян был. Вторглись они тогда в Египет, а мы их поразили. Но все мои надежды на блестящую будущность египетского вельможи, а возможно, и наследника престола мгновенно рухнули, когда мне исполнилось сорок лет. Захотелось, видите ли, с братьями моими, евреями, поближе познакомиться. Да так сильно захотелось, что невмоготу! Пошёл… Вот тогда и увидел, как египтяне над еврейским народом издеваются. Заступился я за одного раба-соплеменника, да в гневе-то и убил надсмотрщика. Эх… — Моисей глядел в небесную синеву, вытянувшись во весь рост на плотной шкуре, лишь изредка посматривая на своих юных слушателей. — Причём кроме обиженного никого вокруг-то и не было. А на другой день иду и вижу, как ссорятся между собою два еврея; стал я их убеждать, как братьев, жить в мире. Но они меня оттолкнули да и говорят, мол, кто тебя поставил начальником и судьёю над нами? Или хочешь убить нас, как вчера убил египтянина? Я как услыхал это, честно скажу, испугался, что слух дойдёт до самого фараона. Убежал из Египта вот в этот край Мидьянский. — Моисей окинул глазами бескрайние просторы. — Жена у меня красавица Ципора, дочь мидьянского священника по имени Итро. Его стада пасу вот уж сорок лет. Обычно я не вожу овец так далеко в пустыню, а тут…
— Дядя Моше, у вас зубы болят? — спросила вдруг Антика.
Пастух взглянул на девочку и улыбнулся: дети просты как голуби.
— Ты думаешь так из-за моей неясной речи?
Антика кивнула и, взглянув на Мишку, слегка покраснела.
— Ха-ха-ха… Нет, не зубы. Это случилось, когда я был совсем маленьким. По словам самой принцессы, я был красивым ребёнком, при виде которого даже злой и жестокий фараон улыбался. Однажды принцесса сидела со мной на руках возле своего отца, и вдруг солнечный луч проскользнул между колоннами огромного зала и упал на корону фараона. Сверкающие драгоценные камни привлекли мой взгляд. Я протянул руки, схватил корону и надел её себе на голову. Лицо фараона потемнело от гнева. «Что за злое дело сделал этот ребёнок? — воскликнул он. — Что это может значить?» Один из мудрецов ответил: «О владыка, здесь всё ясно. Этот ребёнок ищет твоей короны. Пока он жив, твоё царствование в опасности. Прикажи немедленно умертвить его». Принцесса крепче прижала меня к себе. Тогда заговорил второй мудрец: «Если тебе будет угодно, о повелитель, прикажи устроить испытание. Пусть перед ребёнком поставят два подноса, один — наполненный горящими углями, а второй — драгоценными камнями. Если ребёнок потянется к драгоценным камням, то он действительно опасен и его нужно убить. Если он потянется к углям — значит, то, что он сделал, просто детская забава. В таком случае его можно оставить в живых». Фараон согласился. Принесли два подноса. Сверкающие камни снова привлекли мой взгляд, и я уже хотел схватить их. Но Всевышний послал ангела, который оттолкнул мою детскую ручонку от сокровищ и погрузил её в горящие угли. Закричав от боли, я с плачем сунул пальцы в рот. Вот тогда-то я и обжёг себе язык. С тех пор я не могу говорить так ясно, как другие. Но моя жизнь была спасена.
— Вот злюка! — вознегодовала Антика на фараона.
— Да и мудрецам много ж мудрости понадобилось, чтоб до такого додуматься, — возмутился и Мишка.
— Ох-ох, — вздохнул Моисей, вспомнив о страданиях своего народа, оставшегося в Египте. Было видно, как ему тяжело.
Стояла тихая ясная погода, лишь костерок потрескивал, точно напевал колыбельную, навевая сон.
— Эх! — очнулся наконец от задумчивости Моисей. — Может, вы мне чего расскажите о себе, а?
— А мы, дядя Моше, — живо начала Антика, однако ей не удалось договорить: позади них послышался шум сползающего с осыпи щебня. — Что это?! — вздрогнула от неожиданности девочка.
Все трое обернулись на звук. Вдруг глаза Антики засветились не то страхом, не то удивлением. Она живо вскочила на ноги: в нескольких метрах от места, где они отдыхали, вспыхнул куст.
Моисей тоже привстал и, взглянув на пламя, спокойно сказал:
— Здесь такое случается. Вероятно, это ладанник…
Антика дёрнула Мишку за рукав: что ещё за ладанник?
— По-научному ароматический цистус — кустарник, выделяющий эфирное масло, — шёпотом подтвердил тот.
— …который на солнце в безветренную погоду окутывается горючим облаком, превращаясь в живую…
— Зажигательную бомбу? — не дала договорить ему Антика.
Моисей недоуменно взглянул на гостью.
— Не знаю, что такое бомба, — укладываясь на прежнее место, сказал пастух, — но знаю, что достаточно одной искры, чтобы куст вспыхнул и полностью сгорел. Да-а-а… Куст сгорит, а вместе с ним сгорит и трава, расчистится место для молоденькой поросли. Вы знаете, какая удивительная сила в семенах ладанника? Попав в землю, они готовы сразу же дать следующие побеги. Не бойтесь…
Моисей старался успокоить маленьких гостей, но дети всё с тем же волнением неотрывно глядели на зелёный кустарник, который громко трещал, будто крича от боли, причиняемой ему беспощадным пламенем.
— Эти растения быстро сгорают, — сказал Моисей, во второй раз обернувшись на куст. — Странно. Побудьте-ка тут, я пойду посмотрю на это явление, почему куст не сгорает…
Пастух встал и быстро зашагал в ту сторону. Антика изумлённо захлопала ресницами: прямо у них на глазах происходило чудо, о котором так много раз рассказывали им учителя Чушки!
— Мишка, — шёпотом спросила девочка, не сводя взгляда с горящего куста, — нам ведь говорили, что кустарник назывался… э-э-э…
— Купиной? — Мальчишка тоже с интересом наблюдал за всем происходящим.
— Ага…
Моисей тем временем приблизился к кустарнику, и тут… прямо из середины куста он услышал голос Владыки, повелевающий ему снять обувь с ног, так как место, на котором оказался Моисей, было святой землей. Пастух поспешно снял сандалии и от страха закрыл руками лицо. Владыка сказал: «Моше, ты добр к овцам и козам, что в твоём стаде. Я сделаю тебя пастухом Моего стада — сынов Израиля». Моисей испугался такого поручения и замотал головой: не достоин я! Но Владыка вдруг превратил жезл, который был в руках Моисея, в змея.
— А-ах! — Антика прижала ладони к губам, но Владыка уже превратил змея обратно в жезл.
Затем Он повелел Моисею положить руку себе за пазуху, и когда пастух, исполнив приказание Владыки, вытащил её на свет, то увидел, что рука стала белой-белой.
— Что это, Мишка? — прошептала девочка, вытягиваясь на цыпочках, чтобы лучше разглядеть.
— О-о-о, — мальчик поморщился, — это самая страшная и отвратительная болезнь, проказа. Она начинается ещё внутри и скрывается там много лет без всяких внешних признаков. Потом она выходит наружу и начинает мучить больного, добираясь до костей и мозгов. Появляются язвы, и всё тело покрывается струпьями… Руки, ноги, нос, уши — всё… э-э-э… отваливается и человек становится таким безобразным, что…
— Ф-фу. — Антику передёрнуло. — А это заразно?
— Да, очень, — кивнул Мишка. — Прокажённых прогоняют далеко от жилищ.
Антика с ужасом перевела взгляд на своего друга, и пальцы девочки медленно коснулись рыжих волос. Тем временем Владыка вновь повелел Моисею положить руку за пазуху, и когда пастух вынул её во второй раз, то рука была чиста.
— Вот это да-а-а, — выдохнула Антика.
В тот же миг вокруг всё стало растворяться и исчезать, наступила темнота; детей коснулась неприятная сырость. Земля под ногами покачнулась, и девочка, не удержав равновесия, крепко вцепилась в Мишку, который тоже повалился прямо в… лодку.

Глава 8
ПРИЗРАК ИЗ БУРИ И МАННА С НЕБА

Их носило волнами из стороны в сторону, огромные валы поднимались высоко над лодкой и всякий раз грозили утопить её вместе с пассажирами, которых в челноке оказалось гораздо больше, чем думали вначале Антика и Мишка. Однако разглядеть их из-за свирепых брызг не было никакой возможности. Морская прохлада, после пустыни показавшаяся Антике райской, уже через несколько минут стала её донимать. Лодка то и дело наполнялась водою, которую пассажиры дружно вычерпывали, но это, казалось, было совершенно бесполезно. Волны больно хлестали девочку, изо всех сил вцепившуюся в корму. При каждом новом нападении волны Антика крепко жмурилась и визжала, но её вопли тонули в диком рёве разыгравшейся бури.
Вдруг Антика расслышала крики:
— Призрак! Призрак!
Они с Мишкой, который крепко держался за доски, лежавшие на самом дне лодки, оглянулись и тоже невольно закричали. Прямо по воде к ним шёл… Человек. Он был спокоен и, казалось, совсем не замечал грозных валов, дыбившихся вокруг.
— Спа-а-с-ситель, — Мишка просиял улыбкой. Его мотало туда-сюда, как впрочем, и остальных пассажиров судёнышка. Мишка усиленно тряс головой, стараясь избавиться от слепивших глаза брызг, и благоговейно смотрел на идущего по волнам.
Антика, совершенно забыв о Мишке, тоже впилась глазами в Светлого Человека. Так мысленно назвала она приближающегося незнакомца, потому что, по её мнению, призраки выглядели иначе, а люди… люди не могли ходить по воде, разве только Светлые. От этого же Человека, как показалось девочке, исходил свет. Добрый Свет!
Светлый Человек неожиданно для всех заговорил:
— Ободритесь! Это Я, не бойтесь.
— …Если… Ты… мне… придти… по воде, — долетели обрывки фраз со стороны находившегося совсем рядом с Мишкой мужчины.
— Иди, — чётко услышала Антика голос Светлого Человека.
Мужчина перешагнул через борт лодки и… пошёл!
— О! — не верила собственным глазам Антика.
Но на полпути к Светлому Человеку шедший по воде стал тонуть и что-то кричать. Из-за сильной бури девочка почти ничего не слышала, разве только голос Самого Светлого Человека. В крике утопающего Антика различала лишь слово «спаси».
Она с ужасом наблюдала за всем этим безумием. Ей так хотелось оторваться от кормы, кинуть утопающему спасательный круг, но из страха, что утонет сама, она не могла и пальцев разжать. Вереща и щурясь от брызг и сильного ветра, Антика смотрела вперёд на море.
И тут Светлый Человек протянул утопающему руку:
— Маловерный! Зачем ты засомневался?
Вместе они вошли в лодку, и ветер тотчас утих. Тучи рассеялись, стало светло. Море, которое только что зло рычало, пытаясь поглотить их, ласково лизало борта челнока и качало его, будто это была не рыбацкая посудина, а колыбель с младенцем.
Антика наконец отцепилась от кормы и непослушными ладошками — пальцы свело от напряжения — вытерла лицо. Мишка тоже, потирая ушибленные места, поднимался со дна лодки, неотрывно глядя на Того, Кто пришёл к ним по воде, Кто усмирил бурю и Кто только что спас человека.
Люди в лодке, приходя в себя, благоговейно кланялись Тому, Кого ещё несколько минут назад называли призраком, говоря:
— Истинно Ты Сын Божий!
— Сын Божий? — удивилась Антика.
Девочка вопросительно взглянула на Мишку, который весь светился от счастья и тоже низко склонился. Однако разобраться в происходящем ей не удалось: находившиеся в челноке наконец заметили непрошенных гостей и с изумлением на них уставились. Лишь глаза Спасителя были переполнены любовью, от которой у Антики перехватило дыхание.
— Дети, как вы сюда попали? — не выдержал мужчина, только что чуть не утонувший в морских волнах.
Мишка строго посмотрел на девочку, и та, съёжившись под его взглядом, прикоснулась к мокрым рыжим волосам. Лодку тряхнуло так, что дети вылетели из неё и упали на… белую твёрдую гладь.

— Что это? — Антика сморщилась, отплёвываясь и приподнимаясь на руках. Усевшись, она огляделась и тут же простонала: — О нет! Только не это! — Огромная белая пустошь простиралась на сколько хватало глаз. Антика, замёрзшая во время бури на море, сильно дрожала. — Если сейчас откуда-нибудь вынырнет пингвин, я сойду с ума от горя.
— Ты так сильно не любишь пингвинов? — одними губами улыбнулся Мишка.
— Нет, просто я не вынесу путешествия по Северному полюсу, — скуксилась девочка.
— Антика, — подошёл к ней Мишка, стряхивая с себя налипшие на мокрое тело и одежду белые крупинки, — зачем ты используешь силу своих волос так бездарно?! — Бывший преподаватель впервые грозно навис над девочкой. — Эта способность дана тебе Владыкой на добрые дела! Как ты можешь использовать этот дар из простого чувства страха?! Ты должна быть сильной и мудрой, нельзя поддаваться слабости! Спаситель сказал, что в любви нет страха! Неужели в тебе нисколечко нет любви, если ты так сильно боишься за себя?
— Но мне стало страшно, когда я увидела белую руку Моисея, — впервые за всё время уронила слезу Антика. — Ты так описал эту болезнь, что я испугалась и… Но я вовсе не хотела попасть на море, и во второй раз, когда в лодке… Я растерялась и… Я подумала, что эта буря случилась из-за нас и что нас накажут… Но при чём здесь Северный полюс!.. Я вообще терпеть не могу холод! — Последние слова Антики прозвучали уже сердито.
— И в первом и во втором случае тобой двигал эгоизм! Страх за себя!
— Ну, не только же… — потупила она взгляд и неожиданно разрыдалась.
— Антика, успокойся. — Мишка присел на корточки перед заплаканной девочкой. — Надеюсь, ты уже поняла, что твои желания исполняются неверно, не так, как ты хотела, потому что они добрые лишь наполовину — ведь они продиктованы страхом, а не любовью…
Антика, всё ещё всхлипывая и размазывая по щекам слёзы, кивнула.
— Обещай, что впредь ты не будешь использовать этот дар ради себя самой, — попросил Мишка. — Вспомни, как ты попала сюда? Всё началось с маленького бумажного кораблика! Он был дан тебе для Весёлого Ручейка, потому что ты думала о нём, а не о себе. Только такая любовь могла вернуться к тебе таким чудесным подарком, как это путешествие… Обещаешь?
— Угу, — кивнула девочка и нерешительно улыбнулась.
— Вот и хорошо, — уже весело сказал Мишка и, зачерпнув белой массы, протянул руку Антике: — Ешь, это вкусно!
Она растерянно взглянула на Мишку, потом на белые шарики в его ладони.
— Вкусно?
— Оч-чень, — причмокнул Мишка и сам с удовольствием отправил в рот белые крупинки.
Антика нехотя подцепила несколько шариков и положила на язык.
— Напоминает лепёшку с мёдом, — проговорила девочка, пережёвывая белую массу.
— Это манна небесная, — пояснил Мишка, — питательное вещес…
— Прямо небесная? — перебила его Антика.
— Угу. Вместо хлеба, которого народ Моисея не мог достать во время долгого пути. Её собирают рано утром… Нам, можно сказать, повезло! Сколько на твоих? — Мишка кивнул на часы.
— Начало шестого. Так я не поняла, мы снова в пустыне? — удивилась Антика.
— Да, — рассмеялся Мишка, — разве ты не рада?
— Ну-у-у… — Девочка не знала, что и сказать, вспомнив колючий, хрустящий на зубах песок. К тому же Антика снова почувствовала боль в натёртых ногах, которые в мокрых сандалиях разбухли и теперь ныли.
Глядя на выражение лица своей попутчицы, Мишка не сдержался:
— Тебе не угодишь: то пингвинов ей не надо, то варанов.
— Ничего смешного, — сердито хлопнула Антика по белому покрывалу и зачерпнула наконец целую пригоршню манны. — Скажи лучше, почему её нужно собирать именно утром?
— Потому что, как только её обогреет солнце, она растает.
— Да? — Девочка окинула взглядом белую от манны пустыню.
— Народ собирает её и мелет в жерновах или толчёт в ступах, а потом варит, жарит… — рассказывал, не переставая жевать, Мишка. — А ещё делают вкуснейшие лепёшки. Впрочем, её можно есть и так…
— А если её побольше насобирать и оставить в холодильнике до следующего утра?
— Антика! Какой холодильник? — Мишка от души рассмеялся. — Да, с тобой не соскучишься! Оставлять нельзя: в ней черви заведутся, и манна начнёт противно…
Антика поперхнулась.
— Прости, — уже серьёзно сказал Мишка. — Просто имей в виду, — подмигнул он ей.
Девочка промолчала, но улыбнулась, давая понять, что нисколько не сердится. Прожевав, она спросила:
— А эта манна и та, что у нас на острове, — одно и то же?
— Нет. Просто назвали так из-за внешнего сходства. А вообще у них много отличий. Да ты и сама знаешь… Во-первых, нашу манну не найти в пустыне и она добывается только весною; во-вторых, она не тает на солнце; в-третьих, в ней не бывает червей и она не портится, даже если хранить её несколько дней; в-четвёртых, её не размелешь и не растолчёшь в ступе, как эту; в-пятых…
— Ну, ладно-ладно, — махнула Антика рукой, — и так понятно. Расскажи лучше, как она на небе оказалась?
— М-м-м, — Мишка почесал в затылке. — Некоторые исследователи искали объяснение… Правда, на земле, а не на небе. Они говорили, что на листьях тамариска — дерева, которое как раз в пустынях растёт, — мелких, как чешуйки или иголки, тесно прижатых к веткам, затвердевают мелкие капли сладкого сока.
— Сока?
— Да. Он появляется из проколов от мелких насекомых…
— Интересно, только не больно-то манна походит на застывший сок… — Антика встала и оглядела своё платьице, которое порвалось в нескольких местах, к тому же было всё ещё мокрым и жутко неприглядным от налипшей манны.
— К слову, манна выпадает рядом со станом Моисея, — хитро улыбнулся Мишка. — Ты лучше посмотри на это! — поднявшись, он развернул Антику за худенькие плечики.

Глава 9
ЖИВОЕ ОБЛАКО И ЦВЕТИК-ВОСЬМИЦВЕТИК

Это был кусок неба, состоящий из одного огромного облака, причём отделившийся от небесной выси и лежащий посреди поселения, настолько большого, что, казалось, оно занимало по меньшей мере половину пустыни. Но самое удивительное было то, что кусок неба дышал! Облако было живым!
Антика с трудом перевела взгляд на Мишку.
— Живое О-облако-о… — выдохнула девочка. Величие этого необъяснимого явления устрашило её.
— Не бойся, — спокойно сказал Мишка. — Идём туда. — Взяв Антику за руку, он двинулся навстречу Живому Облаку.
Уже вскоре дети различили шатры и людей.
— Это стан, — объяснил Мишка, — того самого народа, который Моисей вывел из Египта.
— Миш, — наконец заговорила Антика после того, как увидела Облачное чудо, — а нам туда точно можно?
— М-м, — задумался мальчик, — мы, конечно, не евреи, но-о… — он взглянул на девочку и твёрдо закончил: — Можно!
— Ой, смотрите! Смотрите!
Антика и Мишка обернулись на незнакомый детский голос. К ним со всех ног бежала девочка, которая первая заметила приближающихся к стану детей.
Девочка была чуть ниже Антики, с красивыми чёрными завитыми волосами, разодетая в цветные одежды и, что сразу отметила Антика, на ней было много всевозможных украшений! На обеих руках звенели браслеты; на лодыжках — цепочки, украшенные маленькими колокольчиками; в ушах — серьги; даже на левом крыле носа красовалось небольшое колечко. На шее висело два шнурка: на одном болталось ручное зеркальце, сделанное из очищенной бронзы и прекрасно отполированное, на второй были нанизаны драгоценные камни. Это ожерелье Антике понравилось больше всего.
— Ух ты! — вырвалось у неё.
Нарядная девочка, заметив восхищение незнакомки, улыбнулась в ответ. Следом за ней подбежали ещё две, видимо, старше первой, так как были выше почти на голову. Одеты девочки были довольно скромно, хотя по количеству украшений не отставали.
— Мир вам! — бойко произнесла одна из старших девочек, пристально разглядывая странных детей, оказавшихся вне стана. — Вы кто?
— Мы-ы, — растерялась Антика и, не находя что сказать, взглядом обратилась за помощью к Мишке.
— Мир вам, — почтительно отозвался тот. — Мы путешественники из будущего.
— Из бу-уду-ущего-о, — подпрыгивая на месте, зазвенела колокольчиками на ногах нарядная девочка.
Старшие молча переглянулись. Та, что начала знакомство, снова заговорила:
— Меня зовут Даниела, её, — Сусанна, а её, — указывая на младшую, — Ганка.
— Меня Антика, — тут же вставила девочка.
— Какое странное имя, — засмеялась Ганка.
— Ты и вправду выглядишь не такой, как все девочки, — задумчиво подхватила Даниэла.
— А тебя как зовут? — обратилась к мальчику до сих пор молчавшая Сусанна.
— Мишка.
— Анна, Даниела… — раздался позади женский крик.
— Ой, нам сейчас здорово попадёт, — вскричала Ганка и опрометью бросилась на зов.
— Хм, — пустила ей вслед Сусанна, — идёмте с нами. — Она улыбнулась Мишке и, взяв за руку Антику, повела их в стан.
У низкого продолговатого шатра, подпёртого девятью шестами и укрытого покровом из чёрной козьей шерсти, детей встретила красивая, несмотря на возраст, женщина, судя по всему мать девочек. Её руки и ноги, так же как и у дочерей, были увешаны украшениями.
Она строго взглянула на ребят. Антика, залюбовавшись хозяйкой, запнулась за один из колышков, которыми закреплялись верёвки, натягивающие шатёр.
— Мама, мам, — прыгала возле матери Ганка. — К нам дети из будущего в гости пришли!.. Они такие смешные, — добавила она, тут же подскочив к Антике, чтобы удержать её от падения.
— Мир вам, мир дому вашему, мир всему вашему! — выпрямившись, выпалила Антика.
Мишка от удивления вытаращил на неё глаза, едва сдерживая улыбку, и серьёзно произнёс, обращаясь к хозяйке:
— Мир вам!
— Мир и вам, дети из будущего, — улыбнулась гостям женщина. Она внимательно оглядела Антику и Мишку и, с минуту помолчав, жестом пригласила их в шатёр.
Внутри шатёр делился завесой надвое; дальняя половина, по-видимому, отводилась женщинам, так как девочки тут же, во главе со звенящей колокольчиками Ганкой, устремились именно туда. Возле стены шатра, почти у самого входа, лежал десятиструнный инструмент, очень похожий на обычную современную Антике гитару. Там же были сложены гусли, свирель и, как выяснилось позже, тимпан — кусок кожи, туго натянутый на металлический круг, увешанный по краям бубенцами, и систры — снабжённая ручкой деревянная рама с отверстиями по обеим сторонам, куда были вставлены три железных палочки, к которым привешивались металлические колечки.
Антика разглядела ещё пару музыкальных орудий, в которых узнала лютню и волынку. Правда, когда узнала о том, что струны на лютне сделаны из овечьих кишок, а волынка опять-таки из козьего меха, — Антика, конечно же, их невзлюбила.
— Меня зовут Кармела. Тётя Кармела… — уточнила мать девочек. — Ваши одежды износились, и тело ваше, наверное, давно не наслаждалось чистотой, — ласково проговорила она, доставая каменный сосуд, наполненный водою.
— Ой, мы не так давно из моря, — засмеялась Антика, но тут же почувствовала сзади лёгкое подёргивание за подол.
Кармела вновь пристально взглянула на детей и добродушно спросила:
— Поэтому вы мокрые?
— Угу, — поджав губы, кивнула Антика.
— Прекрати кивать, — в самое ухо девочки шепнул Мишка.
Женщина улыбнулась и юркнула в дальнюю половину. Мишка и Антика остались стоять посреди шатра. Как только Кармела скрылась за занавеской, Антика так же шёпотом, но недовольно возразила:
— Что здесь такого? Что ты всё время меня дёргаешь!
— Потому что ты всё время делаешь глупости, — спокойно, но всё же с ноткой твёрдости прошептал Мишка. — Ты не знаешь обычаев еврейского народа. Никогда больше не кивай здесь головой, потому что тем самым ты выказываешь презрение к тому, с кем разговариваешь. И никогда не поднимай головы, потому что это признак надменности.
— Что ж, я теперь должна исподлобья на всех глядеть? — упрямо спорила девочка.
— Вот, — вышла из укрытия Кармела, — эти одежды от Самого Владыки. Это мой вам подарок. Надеюсь, вы износите их только к концу своего путешествия, но прежде не мешало бы вас искупать. — Она улыбнулась, заметив, как поёжилась Антика. — Это предписано законом Моше, — уточнила женщина.
— Моше? — радостным эхом отозвалась Антика.
— Мир вам, тётушка Кармела, — в шатёр заглянула ещё более нарядная девочка. — Мы ждём вас сегодня на празднова-а-а… — Гостья застыла на месте, неожиданно увидав в шатре незнакомых, странно выглядящих мальчика и девочку. Она растерянно взглянула на хозяйку.
— Мир тебе, Соломония. Не пугайся, это странники из будущего, — приветливо ответила Кармела, приготовляя всё необходимое для купания. — Проходи! Девочки уже давно встали.
Сёстры, заслышав голос подруги, выскочили из-за полога. Первой, конечно, оказалась Ганка. Следом появились Даниела и Сусанна, волосы которых уже были убраны в косы, переплетённые шнурками с нанизанными на них золотыми и серебряными монетами.
— Соля, мир тебе, сестрица! — окружили они Соломонию, обнимая её и приветственно целуя. — Ты нам сегодня сыграешь на флейте? Уж нынче, в день радости, ты нам не откажешь?
— Конечно сыграю, — отозвалась та. — Ой, какая ты сегодня красивая, Ганка!
— Ага, — веселились старшие сёстры, подшучивая над младшей, — всю ночь спала на стянутых лентами волосах.
Мишка и Антика удивлённо переглянулись.
— Мама, — крикнула Ганка, окружённая девочками, — меня Сусанна по случаю празднования в семействе Соли тоже помазала мирровым маслом…
Соломония украдкой поглядывала на странную пару детей. Гостья была очень красивая, её убор отличался от нарядов Ганки, Даниелы и Сусанны. Даже в носу колечко было не просто золотое, а украшенное жемчугом. Девочки, ещё немного похихикав, скрылись за занавеской.
После того как Антика и Мишка выкупались и переоделись, Кармела радушно пригласила детей за стол, — точнее, это была низкая столешница, покрытая куском кожи.
Антика, вдохнув аппетитный запах лепёшек из небесной манны, что горкой лежали в большой глиняной чаше, нетерпеливо прошла вперёд, не сразу заметив, что за время их отсутствия девочек стало ещё больше. Сёстры Лия, Таша и Дишон были не только нарядными, но и очень симпатичными. Детвора, кто сидя на корточках, кто лёжа, расположилась вокруг восточного стола.
«Ганка с Солей, Даниела с Сусанной, эта Таша и Дишон, а вон та, кажется, Лия, — мысленно повторяла имена девочек Антика, стараясь запомнить новых знакомых. — Какие они всё-таки красивые, яркие», — подумала она и, хмыкнув, наклонилась к возлёгшему рядом Мишке:
— Прям цветик-семицветик какой-то.
— С тобой — восьмицветик, — пошутил мальчик.
Кроме чаш с лепёшками, на столе стояли кубки, напоминавшие цветки лилии. Некоторые чаши были на подставках. Все они были наполнены едой из небесной манны.
Кармела подошла к детям и, обратившись к Владыке со словами благодарности за столь богатый кушаньем стол, наконец разрешила приступить к еде. Моментально забыв о всяких приличиях, Антика схватила самую большую лепёшку и, закрыв глаза от предвкушения предстоящего удовольствия, целиком затолкала её в рот.

Глава 10
О ТОМ, КАК АНТИКА И МИШКА ПОПАЛИ В ПЛЕН

— Странно! — жуя, сказала Антика. Открыв глаза, она опешила: — Ой! Где это я?
— Где это я? — позади эхом отозвался Мишка.
— Ого! Сколько винограда! То-то я чувствую, что вкус у лепёшки чудной, виноградный какой-то…
Из зелёной сочной листвы вынырнул Мишка. Со всех сторон свисали большие спелые гроздья винограда.
— Снова твои проделки? — уставился на неё мальчик.
— Я-то тут при чём? — возмутилась Антика. — Чуть что, сразу я виновата! Мне и с девочками неплохо было. Ах, какой аромат! — Антика повела носом.
— Этот аромат зрелым ягодам придают вещества, которые находятся в кожице… — Сунув в рот виноградину, Мишка тщательно её разжевал. — М-м-м, такие увесистые грозди ягод мясистой консистенции, гармонично сочетающих в себе сахаристость и кислотность.
— Поэт, — сыронизировала Антика и потянулась к ближайшей кисти. — Я есть хочу. Уж если не манна с неба, так хоть виногра…
— А-а-а, — завопил вдруг Мишка. — Больно! Пусти-е-а-а…
Антика живо обернулась: какой-то рыжебородый толстый дядька, крепко схватив Мишку, выкручивал ему ухо. Поперхнувшись от удивления, девочка во все глаза уставилась на огромный дядькин живот, тут же про себя окрестив его Толстопузом.
Оправившись от растерянности, Антика топнула ногой:
— Сейчас же отпустите его!
— А вот я и тебя сейчас изловлю! — тут же отозвался грубым голосом дядька и потянулся свободной рукой к заступнице. — Будете знать, как бедных людей объедать!
— Объедать? — взвизгнула девочка и невольно оглянулась вокруг. — Да тут столько винограда, что есть не переесть!
Но, опомнившись, она вовремя увернулась от надвигающегося на неё дядьки.
— Я вам покажу «есть не переесть»! Я вот вам сейчас…
— А-а-а… — не переставал голосить Мишка, беспомощно хватаясь рукой за длинный рукав мучителя.
— А ну перестань орать! — сильнее злился дядька.
— Нет, это вы перестаньте выкручивать Мишке ухо! — почти крикнула Антика и неожиданно для себя бросилась на рыжебородого.
Она пару раз стукнула кулачками в огромный круглый дядькин живот и даже изловчилась укусить его за руку. Это окончательно рассердило Толстопуза. Проворно, несмотря на тучность, он отпрыгнул в сторону, увлекая за собой несчастного Мишку. При этом пострадавшей от укуса рукой он умело, точно только тем и занимался, что таскал всех за уши, ухватил и Антику.
— Ну, теперь вы у меня попляшете, — расплылся в самодовольной ухмылке бородач и зашагал вперёд.

Дверь за ними захлопнулась. Щёлкнул засов.
— Отвечайте-ка, — проревел Толстопуз, отпустив наконец детвору. — Кто заслал вас в мой виноградник?
— Никто, — огрызнулась Антика, потирая горевшее от боли ухо.
— Вы зачем обрывали мои ягоды? — гремел виноградарь.
— Зачем? — Мишка изумлённо взглянул на хозяина, и вдруг его точно прорвало: — В ягодах винограда содержатся жизненно важные для человека минеральные и органические вещества, поэтому он считается лечебным. С древних времён существует ампелотерапия, основанная на лечении свежими ягодами и соком. Благодаря фитонцидным свойствам виноград угнетает кишечную палочку и холерный эмбрион. Его плоды полезны при бронхите, плеврите, начальной форме туберкулёза, гастрите с повышенной кислотностью желудочного сока, астме, нарушении обмена веществ, заболеваниях сердца, печени и почек, гипертонии и гипотонии, нервном истощении и бессоннице. И это ещё не всё! Сушёный виноград, изюм, тоже богат полезными веществами. Он снижает утомляемость, активизирует умственную деятельность, восстанавливает силы. Вы не поверите, но оздоровительный эффект производят даже листья винограда. Медицина рекомендует использовать отвары и настои из них при ангине, а компрессы и ванны — при заболеваниях кожи, свежие же листья содействуют быстрейшему заживлению ран. Ох, — выдохнул Мишка, прикрывая ладошкой бардовое распухшее ухо, — нам сейчас не помешало бы приложить к ушам свежих виноградных листочков.
Антика и рыжебородый Толстопуз молча таращились на Мишку, не в силах переварить услышанное.
— Э-э-э, — смутился мальчик. Не находя что сказать в оправданье, он добавил: — Свежие ягоды винограда высокопитательны. Один литр виноградного сока по калорийности равен почти двум литрам молока, одному килограмму рыбы, четырём яйцам или килограмму с небольшим картофеля.
— Ты кто? — спросил вдруг дядька.
— Мишка.
— Хи-хи. Он у нас учёный, — развеселилась Антика.
— Тебе сколько ж годков, учёный?
— Ну-у-у, сейчас, наверное, столько, сколько и ей, — кивнул Мишка в сторону девочки.
Толстопуз оценивающе взглянул на Антику. Его брови заметно поднялись выше. Он пробежался глазами по её одежде и остановился на часах, подарке Белого Медведя.
— Так чьи вы будете? — не отрывая взгляда от диковинной вещицы, продолжал  допытываться рыжебородый.
— Ничьи! — снова рассердилась Антика, заметив, что злой дядька уставился на часы. — Мы сами по себе! — заявила она и завела руку за спину.
— Ну что ж, — нахмурился Толстопуз, — сами так сами…
Он встал с бочонка, на который было присел, и направился к двери.
— На сегодня вы сыты, — ухмыльнулся хозяин, — и молока, и рыбы с яйцами наелись, и этого… картофеля… А завтра утром перекусите — и на работу! Пока не вспомните, кто вас прислал. Хе-хе…
Дверь ехидно заскрипела, закрываясь, затем послышался неприятный щелчок. И всё стихло.
Дети переглянулись, пытаясь сообразить, что же случилось.
— Так я не поняла, нас заперли? До утра? И будут морить голодом? И о какой такой работе говорил этот злюка?
— Похоже, что так. — Мишка задумчиво погладил себя по животу.
— Что «так»? — уставилась на него Антика.
— Заперли до утра и будут морить голодом.
— Ха! Спасибо тебе!
— Мне?
— Кому же ещё?! «Ягоды винограда очень питательны. Литр виноградного сока равен двум литрам молока, килограмму рыбы…» — передразнила Мишку Антика.
— Ну?
— Тебе достался этот литр виноградного сока?
— Нет.
— И мне нет — вот тебе и ну. А этого жадину послушать, так мы лишили его урожая!
Антика оглянулась вокруг.
— Надо же, в этом сарае даже нормального окошка нет.
Она прильнула к щели в стене, сбитой из толстых крепких досок. Слева, всего в нескольких шагах от места их заточения, виднелось нечто напоминающее беседку, обвитую гибкой виноградной лозой. Виноградные побеги вились и вдоль забора, и стен большого дома напротив. От него вправо к флигелю шла галерея, также укрытая трепещущей кружевной листвой. Оба дома окружали террасы. Каждую опору оплетали ветви винограда, цепляющиеся тонкими усиками где только можно, и террасы так и манили зелёной прохладой.
— Ух ты! Это что? Виноградное царство? — выдохнула восхищённая Антика.
— Ага, царство, — хмыкнул Мишка, — только бедное.
— Почему бедное?
— Разве не помнишь, что сказал этот?.. «Будете знать, как объедать бедных людей», — тоном рыжебородого произнёс Мишка.
— Да-а-а, — оторвавшись от щели, согласилась девочка. Она покрутила головой и, не найдя ничего более подходящего, забралась на бочонок, где несколько минут назад сидел злой хозяин виноградника. — Ой, Миш, так есть хочется…
— И мне, — кивнул тот, тоже устраиваясь возле бочки на полу. — А ведь у него, наверняка, чего только нет: и соки, и компоты, и сиропы, и варенье, и желе, и изюм, и халва… Представляю, какие вкусные у них кушанья на столе, — небось, в местной кулинарии используют виноградные листья, в них ведь столько витамина С!
— Ты издеваешься?! — вспыхнула Антика.
— Честное слово, — поднял на неё глаза Мишка.
— При чём тут «честное»? Я есть хочу, а он…
— Извини, — спохватился тот. — Это само собой выскочило. Наверное, от голода. Все мысли о еде…
— Угу, — приняла извинения девочка и уже более спокойно добавила: — Вот тебе и лепёшки из манны. Вот тебе и виноград…
— Слушай! — Мишка вскочил и уставился на её рыжую шевелюру.
— Ты думаешь, получится? — перехватила его взгляд Антика и, немного поколебавшись, несмело провела рукой по волосам.
В ту же минуту перед глазами всё поплыло, потемнело, потом снова сделалось светло и…

— Не верю своим глазам! — чуть не плача вскрикнула Антика. — Опять эта противная пустыня! — Она изо всех сил дёрнула себя за волосы.
— Эй, подыми-ка голову! — Мишка радостно вскочил на ноги.
Двенадцать мужчин, нагруженных гранатами, смоквами и другими вкусностями, шли прямо на них.
— Миш, что это те двое несут на палке? — вытаращила глаза Антика.
— Похоже, кисть винограда.
— Шутишь? Разве ягода бывает размером с яблоко? Ты только посмотри! — Антика сжала ладошку в кулак. — Эти виноградины больше, чем моя рука-а-а…
Вдруг дети почувствовали тошноту. Земля закачалась и словно побежала из-под ног. Они невольно зажмурились, окончательно потеряв равновесие.

Глава 11
ВРЕМЯ РАДОСТИ И ЛИСИЦ

— Что это было? — спросила Антика, когда всё успокоилось, и грустно обвела глазами вокруг.
— Кажется, ничего, — расстроился Мишка.
Они снова очутились в знакомом сарае: Антика на бочке, Мишка рядом.
— Вот тебе и волшебные волосы. Тьфу! — отвернулась девочка к стене, дав наконец волю слезам.
— Я могу сказать, почему… — хотел было что-то объяснить Мишка, но не успел договорить: во дворе послышались голоса и топот нескольких пар ног.
Дети испуганно обернулись на шум.
Щёлкнул замок, дверь открылась нараспашку.
— А ну, засони, подымайтесь! Авось вспомнили теперь, чьи вы и кто вас научил лазить по чужим виноградникам?
В дверном проёме показалась фигура рыжебородого Толстопуза.
— Засони? — переглянувшись, в один голос воскликнули Мишка и Антика.
Только сейчас они обратили внимание на то, как ярко, совсем не по-вечернему играли пробивавшиеся в щели дощатых стен солнечные лучики, как весело вбежали они в распахнутые двери, огибая Толстопуза. Радостные, ослепительные полуденные лучи солнца!
— Издевательство, — пискнула Антика.
— Ну и ну, — потёр Мишка лоб.
Бородач недовольно крякнул.
— Какие славные дети, — улыбнулась женщина, выглядывая из-за спины рыжебородого.
— Замолчи, Иегудит, — прикрикнул на неё злюка. — Твоя задача — присматривать за ними и научить ра-бо-тать. Ясно?
— Ясно, господин, — склонилась перед ним женщина.
— И чтобы никаких пуси-муси!
Толстяк, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вышел вон. Кто-то пошлёпал за ним.
Как только хозяин удалился, женщина оживилась.
— Моё имя Иегудит. А моего сына, — указала она на рослого молодого человека позади, — Бээри.
Тот слегка кивнул, внимательно разглядывая детей.
Всмотревшись в Иегудит, Антика облегчённо вздохнула. Мишка же недовольно повёл уголками губ, покосившись на парня: и этот за нами следить приставлен.
— А вас как нарекли? — поинтересовалась Иегудит.
— Антика.
— Миша.
— Забавно, — улыбнулась в ответ женщина. — Как спалось?
— Спалось? Так ведь Рыжая Борода всего несколько минут назад запер нас в этом сарае! — вспыхнула девочка. — Когда же нам было спать?
Иегудит и Бээри недоуменно переглянулись.
— Наш хозяин строгий, но не так уж зол на вас, дети. Даже позаботился, чтобы… м-м-м… вас покормили, — заступилась за Толстопуза Иегудит.
— Какой добряга, — съязвила Антика.
— Да, госпожа, — сказал Мишка, — мы очень голодны.
— О, не называйте меня госпожой. Для вас я тётя Гуди. Ступайте за мной. — С этими словами женщина направилась к дому поменьше.
Бээри, дождавшись, когда Антика и Мишка последуют за его матерью, заключил эту небольшую колонну.

Маленький, но чистенький домик оказался кухней для наёмных рабочих.
— Это ваш обед, — указала Иегудит на стол.
На нём стояли две вместительные чаши с плоским дном и невысокими краями. Чаши были покрыты крышками. Антика и Мишка живо потянулись к угощению: уж очень им хотелось есть.
— Что это? — сморщилась вдруг девочка, сунув нос в чашу.
— Обычная похлёбка, — почти шёпотом отозвался Мишка. — Ешь, ты же слышала, что этот тип бедный.
— Да какой же он бедный!
Антика стукнула крышкой по столу и направилась к двери. В ту же минуту перед ней вырос Бээри.
— Ах так?! — рассердилась Антика. — Что ж, я объявляю голодовку.
Мать и сын с мрачными лицами молча наблюдали за детьми. Мишка, однако, поболтав варево в чаше, всё же решил отведать угощение: голод не тётка.
— Даже в какой-то степени вкусно, — проговорил он, сделав пару глотков. — Попробуй.
— Не буду, — упрямо отозвалась Антика, искоса с удивлением поглядывая на друга: как он может такое есть.
— Тогда я возьму и твою порцию, — потянулся Мишка к девочкиной чаше.
— Хм, — скрестила та руки на груди.

Когда Мишка расправился с обедом, они снова вереницей в двинулись вглубь двора.
— Куда нас ведут? — поинтересовалась Антика.
— Вам понравится, вот увидите, — уклончиво ответила Иегудит.
Видя, что разговаривать с ними не особо хотят, Антика замолчала и принялась с любопытством изучать владения «виноградного царя». Виноградник был разбит на крутом утёсе. Посадку окружала стена, которая, правда, нужна была не столько для ограды от диких зверей, сколько для укрепления почвы. Стволы виноградных лоз лежали на земле, а плодоносные ветви держались на подпорках. Однако некоторые лозы ползли вверх по ветвям других деревьев.
По всему винограднику было разбросано множество палаток — временное жилище рабочих. Тут и там виднелись люди: кто просто отдыхал в теньке, кто перекусывал. На путешественников повеяло домашним миром и спокойствием… Впрочем, это впечатление портила сторожевая башня, которая больше походила на столб. С высоты дозорного столба надзирал страж. Скорее всего, это его заслуга, что на двух беспризорных детей набросился рыжебородый Толстопуз. Так или иначе, но Антика сразу же невзлюбила «глазастый столб».
— Ух ты-ы-ы… — вдруг восхищённо протянула девочка.
Иегудит обернулась и дала какой-то знак Бээри. Тот живо юркнул в сторону и сорвал пару кистей.
— Держите, — протянул он по одной Мишке и Антике. — Этому кусту примерно триста лет.
— Триста?! — округлила глаза девочка, но тут же обернулась к Мишке: — Смотри, ягоды размером со сливу.
Кожица виноградины была тонкой и прозрачной с лёгким восковидным налётом. Антика оторвала и покатала на ладони одну, прежде чем затолкать её в рот.
— Килограммов пять, — покачал гроздь на руке Мишка.
— Тяжёленькая… — согласилась девочка. — Но те ягоды, что мы видели в пустыне, всё равно больше. Двое несли. Во какая тяжесть!
Иегудит и Бээри снова недоуменно переглянулись: какие странные дети. Антика тем временем шумно уплетала виноград: наконец-то можно вдоволь полакомиться!
Где-то позади них послышалось пение, сначала двух-трёх женщин, потом песню подхватили и мужчины.
— Надо же, они ещё и поют. Тут столько работы! — завертела головой Антика, справившись со своим и Мишкиным угощением; что ни говори, а Мишка — настоящий джентльмен.
— В меру, — отозвалась Иегудит. — Раз или два в году виноградники вспахивают, чтобы разрыхлить почву и очистить от сорных трав. Убирают камни, а побеги обрезают и направляют.
— А виноград круглый год плодоносит? — оживилась Антика.
— Нет, — рассмеялась женщина, — созревшие гроздья, бывает, встречаются в июне и июле, но это редко. Общий сбор начинается с сентября. Я не зря сказала, что вам понравится: вы попали в пору собирания винограда, а это всегда радость.
Иегудит остановилась и пропустила детей вперёд. Песни в этой части виноградника были очень весёлыми, с музыкой. Одни мужчины и женщины подбрасывали гроздья в точило — чан с отверстием для слива сока. Сок же стекал в подточилие — другой чан, расположенный чуть ниже. Оба чана были высечены из камня. Другие мужчины и женщины давили ягоды голыми ступнями, переступая по наложенному винограду и испуская время от времени радостные клики, чтобы работать ритмично. «Кровь гроздов» окрашивала их кожу и одежду в красный цвет.
— Ой, что они делают? — загорелись глаза Антики.
— Выжимают сок, — улыбнулась любознательности маленькой пленницы Иегудит.
— А можно мне? — рванулась вперёд девочка.
— Постой, — придержал её Мишка. — В точиле, между прочим, тяжёлая работа.
— Ерунда! — отмахнулась та. — Зато весело!
— А ещё посмотри, какая грязная, — ты ж обрызгаешь всю одежду…
— Ну ты, Мишка, и зануда, — уже на бегу пробурчала Антика.
Иегудит и Бээри расхохотались, присоединяясь к рабочим.
— Н-да, — почесал в затылке Мишка: ему явно не хотелось пачкаться.
— Ух, как здорово! — тем временем звенел счастливый голос девочки.
Виноградный сок, собиравшийся в подточилии, сливали в глиняные кувшины и новые мехи — точно такие же, как тот кожаный мешок, из которого Антике и Мишке довелось пить при встрече с Моисеем.
Неподалёку от этого шумного весёлого места в земле были вырыты ямы, похожие на водосборники. Туда сносили для хранения наполненные сосуды. Некоторые ямы были закрыты сверху каменными плитами.
Мишка быстро, пока его не определили в точило, пристроился носильщиком.
— Вот чудаки, — заглянул он в одну из ям, — ведь в такой кладовой мехи быстро сгниют.
— Нет, не сгниют, — раздался мужской голос сзади, — скорее лопнут.
— Лопнут?
— Бывает, бывает… Вино ж от внутреннего жара, случается, кипеть начинает, так что и отличные мехи иногда разрываются от сильного брожения.
— Мишка, иди сюда! — Антика, по пояс обляпанная виноградным месивом, размахивала руками.
«Фи», — поморщился Мишка.
— На-ка, отведай, — обратился к мальчику Бээри и черпнул из точила свежего сока. — Хорош тирош!
Мишка взглянул на девочку — та явно уже напробовалась напитка — и сам опрокинул черпачок.
— Вкусноти-и-ища, — с наслаждением протянул Мишка. — Это вам не похлёбка.
— Держите её!
— Ловите!
— Уйдёт, рыжая!
— Хватай!
— Ну Антика! Побег учинила! — Мальчик едва не поперхнулся, но, увидев Антику всё в том же точиле, недоуменно оглянулся на шум.
Толпа мужчин и женщин неслась прямо на них. Пока Мишка соображал, что к чему, Антика выскочила из точила и помчалась вперёд.
— Стой! — растерянно крикнул Мишка. — Подожди меня!
В ту же минуту он заметил что-то рыжее, мелькавшее средь виноградной зелени. «Да ведь это же лиса!» — осенило Мишку.
Антика со всех ног гналась за зверьком. Мишка едва поспевал за Антикой. За Мишкой трусила ватага взрослых. А за ними следом летел клуб пыли. Песни, крик, гам, тарарам — всё смешалось в одно большое весёлое представление.
Вскоре Антика потеряла лису из виду. Однако девочка, сообразив, что можно воспользоваться случаем, действительно решила убежать: второй раз попасть в мрачный сарай ей не хотелось. Она оглянулась: позади трусил Мишка, издали доносились крики порядком отставшей и разбредшейся по винограднику толпы.
— Мишка, живей! — махнула ему девочка и, отыскав глазами дозорную башню, пыталась разглядеть, не смотрит ли в их сторону строгий страж. Едва мальчик приблизился, она схватила его за руку и снова пустилась бежать.
— А-а-а… — раздались вопли ужаса.
— А-а-а… — эхом отозвались детские голоса.
Увлечённая сначала погоней за лисой, потом — побегом, Антика не заметила опасности и со всего лёту врезалась в… пузо рыжебородого злюки. Тот, выпучив глаза на невесть откуда взявшееся чудище, состоящее из рваных окровавленных кусков не то кожи, не то ещё чего, облепленных всякими листьями, палочками, веточками и прочей садовой шелухой, резко развернулся и, не переставая вопить, припустил по дорожке.
Антика и Мишка, испугавшись, что их сейчас снова сцапают за уши, сломя голову бросились в обратную сторону.

Глава 12
А ПОСЛЕ МОРЯ ХОРОВОД

— Стой! Да стой ты! — с трудом мог говорить Мишка.
Антика наконец остановилась, едва переводя дыхание.
— Где? Где виногра… виноградник? — пытался отдышаться мальчик и одновременно сориентироваться, где же они оказались.
— Не знаю, — растерянно ответила Антика. Только сейчас она заметила, что под ногами песок, а вокруг и в помине нет никакого виноградника.
Обессиленные, они присели, не зная, что делать: то ли радоваться, а то ли плакать.
— Мишка!
— Антика!
— Вот вы где! — защебетали Сусанна, Даниела и другие девочки, подбегая к путешественникам.
— Ах, как я рада! — На глазах Антики даже слёзы выступили.
— О-о-о, свобода-а-а… — откинулся на спину Мишка и закрыл глаза.

Спустя некоторое время гости из будущего вновь были чистыми, сытыми и отдохнувшими.
— Скажи, — обратилась Антика к Соле, когда Кармела отпустила весь цветик-восьмицветик прогуляться внутри стана, — что у вас за праздник такой?
— Сегодня моему братику Осе исполнилось три года, и мама больше не будет кормить его грудью. По такому случаю наш отец решил сделать большой пир. Он вместе со старшими братьями занимается сейчас приготовлениями. Думаю, что уже скоро пиршество начнётся, — радостно звенела в такт шагам колокольчиками на ногах Соля. Немного помолчав, она добавила, глядя на недоумевающую гостью: — Это всегда праздник для родителей.
— А почему ваша мама сказала, что одежда, которую она нам подарила, от Самого Владыки? — Антика наслаждалась тем, что Мишка куда-то ушёл, и можно было спокойно болтать о чём угодно. — И что она износится только к концу нашего путешествия? — При этом девочка с удовольствием посмотрелась в бронзовое зеркальце, которое подарила ей Соля.
Даниела и Сусанна удивлённо переглянулись.
— Разве ты не знаешь, что эта одежда не ветшает? — изумилась Сусанна.
— Как это? — оторвалась от зеркальца Антика. — Вы хотите сказать, что ваши наряды будут чудесным образом расти вместе с вами? Или их у вас так много, что вам хватит на все сорок лет?
— На все сорок?
— Какие сорок лет?
— Антика, расскажи!
— Ты же из будущего и должна знать всё прошлое…
— То есть наше настоящее… — окружили её девочки, теребя за руки и дёргая за платье.
— Ой-ёй-ёй! Не могу! — почти закричала Антика, теперь уже сожалея, что рядом нет Мишки. Уж он бы нашёлся что сказать или попросту не допустил бы такого промаха. Ну что это за глупый обычай такой: девочки гуляют с девочками, а мальчики с мальчиками!
— Почему не можешь? — не унимались любопытные щебетуньи.
— Или вы не из будущего?
— Нам нельзя рассказывать об этом, чтобы не повлиять на ваше будущее, — строго ответила Антика, твёрдо решившая ничего не говорить. — А то, что я из другого времени, — вот доказательство. — И она протянула свою руку, на которой красовался подарок Белого Медведя — часы.
— А что это? — поинтересовалась Дишон. — Я сразу заметила на тебе этот странный браслет.
— Это не браслет, это часы. Ну-у, — задумалась Антика, — такая штука, которая показывает время.
— А зачем? — пожала плечами Таша. — В центре нашего стана находится скиния, где пребывает Сущий. Место, где мы должны разбить стан, нам указывает…
— Живое Облако? — Антика оглянулась на белое чудо.
— Ну да, — засмеялись девочки, — для этого оно опускается и покрывает скинию, а когда поднимается, то это значит, что пора отправляться в путь…
— По звуку серебряных труб, что повелел сделать дядя Моше, стан снимается с места…
— А впереди, указывая путь, несут ковчег завета…
— Утро, день и вечер мы узнаём по тому, когда выпадает или тает манна… — девочки наперебой спешили поведать гостье о жизни в стане.
— Как интересно! — восторженно поглядывала на Облако Антика из цветного звонкоголосого круга. — У нас такого нет, только часы…
— Слушай, а почему у тебя такое странное имя — Антика? — разговорилась наконец Таша. — Что оно означает?
— Вообще-то моё полное имя Антонида.
Цветик-восьмицветик расположился на камнях возле чьего-то огромного шатра.
— Что означает? Не знаю. Зато знаю про свою бабушку Гапу и ещё Белого Медведя…
— Гапа?
— Белый Медведь?
— Как это ты своё имя и не знаешь? — удивляясь, перебила всех Даниела. — Ведь малышам дают такие имена, которые рассказывают о том, как или где они родились.
— Или о том, каким родился…
— Да, а ещё имя может быть пожеланием на будущее.
— Вот, например, — оживилась долго молчавшая Ганка, — у Дишон есть брат и сестра: Иона, что означает «голубь», и Девора — «пчела», а сама Дишон — это «антилопа».
— Прям зоопарк! — рассмеялась Антика.
— Что такое зоопарк? — вновь пристали девочки.
— Ну, это место, где собраны разные животные и птицы.
— Зачем?
— Ведь все животные не могут жить в одном месте?
— Ну почему? А в ковчеге у Ноя?
— Да, но с ними был Сам Вседержитель!
— Откуда ты знаешь, — может, тем зоопарком тоже управляет Сам Творец…
— Не забывай, что Тот, Кто был, есть и будет, сотворил всё-всё! — наперебой спорили девочки, не давая вставить и слова самой Антике.
— Смотрите! Оно шевелится!!! — во всё горло завопила вдруг Антика.
Облако на глазах у всех стало вытягиваться над скинией и медленно поднималось до тех пор, пока не соприкоснулось с небесной синью. Вокруг образовавшегося столпа то сгущалась, то рассеивалась дымка; он был таким высоким, что у Антики даже заболела шея, когда она запрокинула голову, чтобы получше рассмотреть его.
Вскоре послышался звук труб, что, как теперь знала девочка, было сигналом к отправлению стана. Возле Соли откуда-то вырос юноша, опрятно, но весьма скромно одетый. Он спешно прошептал ей что-то на ухо и так же неожиданно, как и появился, исчез.
— Что случилось? — тут же окружили подругу девочки.
— Праздник отменяется, — не то с грустью, не то с радостью прозвенела Соля.
Охая и ахая, цветик-восьмицветик врассыпную припустил к своим шатрам.

А возле приютившей гостей палатки уже вовсю суетились люди. Женские одеяния с рукавами до запястий выглядели длиннее и шире мужских и, вероятно, были изготовлены из более тонких тканей, так как казались нежнее и легче.
Появились наконец и братья Ганки, Даниелы и Сусанны, а также, по-видимому, сам отец семейства.
— Мишка! — радостно, будто не виделась с ним целую вечность, крикнула Антика.
Поравнявшись с девочкой, он заговорщицки подмигнул ей, будто не просто знал, что нужно делать, но и нечто больше. На его руках блеснули браслеты из дорогих камней. Такие же украшения Антика заметила и у других мужчин.
— Мишка, — окликнула его девочка, — скажи, что сейчас будет?
— Увидишь, — весело махнул он ей и, юркнув за повозку с рослым мулом, добавил: — Помоги Кармеле!

Уже через несколько часов Антика и Мишка, окутанные клубами пыли и песка, шли за повозками. Кругом стоял шум: крики взрослых и детей, скрип повозок, рёв животных… Больше всего Антику удивляло то, что на лицах людей был не то страх, не то гнев. Все о чём-то недовольно галдели и размахивали руками.
— Мишка, чем они так встревожены? — При этом Антика всё время поглядывала на Живое Облако, не уставая им любоваться.
— Нас догоняет многочисленное войско фараона, а впереди…
— Мо-оре-е?! — всё ещё не веря в происходящее, догадалась Антика.
— Точно! — счастливо улыбаясь, кивнул Мишка. — Скоро мы своими глазами увидим грандиозное событие!
— Урра-а-а! — запрыгала Антика и опрометью бросилась разыскивать Лию, с которой больше всего сдружилась.
— Ой! — девочка врезалась в Мишку. Она недоуменно посмотрела на него, невольно оглянувшись назад, где он только что стоял.
— Антика, ты никуда не пойдёшь, — строго сказал мальчик, — ты не умеешь держать язык за зубами, а потом… скоро начнёт быстро смеркаться, и я не собираюсь разыскивать тебя в этой толпе.
Будто в подтверждение его слов вокруг резко стемнело, и кто-то, в очередной раз сильно толкнув Антику, громко закричал:
— Вы чего под ногами путаетесь?! Марш в повозку!
Дети резво отскочили от идущего прямо на них мула, которого вёл седой старик. Девочке ничего не оставалось, как послушаться Мишку-зануду. Надув губы, она забралась в повозку к дочерям Кармелы. Не обращая внимания на царившую всюду суету, Антика уткнулась в какой-то мягкий тюк и провалилась в глубокий сон.
Проснулась девочка оттого, что кто-то теребил её за руку. Опять Мишка! Заметив, что Антика наконец открыла глаза, он скользнул с повозки. Антика выползла следом.
Народ станом расположился перед городом с названием Пи-Гахироф между крепостью, которую Даниела называла сторожевой башней Мигдол, и между Чермным морем.
— Чермное мо-оре-е! — Антика вытянулась во весь рост на высоченном тюке, куда взлетела точно птичка.
— Немедленно слезь, — услышала она сзади Мишкин голос.
— Сейчас фараон скажет, что мы заблудились в этой земле, что пустыня заперла нас, — послушно спрыгивая на землю, тараторила девочка. — «Что это мы сделали? Зачем отпустили рабов наших? Кто на нас теперь будет работать?» — гримасничала она, изображая фараона.
— Угу, — довольный тем, что не пришлось с ней пререкаться и спасать от переломов, кивнул Мишка. — Сущий ожесточит его сердце, и он погонится за нами…
— И тогда Владыка покажет славу Свою на фараоне и на всём его войске, — уже торжественно закончила речь Антика.
Со стороны крепости послышались крики:
— Шестьсот! Шестьсот колесниц…
— Отборные!..
— Да там весь народ египетский!
— Такое войско! Всадники! Войско фараона!
— Начальники над всеми ими...
— Совсем близко!
Народ оглядывался на бегущих, и паника охватила, казалось, каждого, от малого до великого. Женщины в страхе завопили, обращаясь к Владыке.
Кто-то в отчаянии винил во всём Моисея:
— Разве нет гробов в Египте, что ты привёл нас умирать в пустыню?
— Зачем вывел нас из Египта — хочешь погубить народ свой?
Даже Антика, зная, чему вскоре быть, невольно поддалась страху, овладевшему станом. Но, взяв себя в руки и стараясь перекричать доносящиеся отовсюду вопли, она попыталась утихомирить мечущихся людей:
— Не бойтесь, погодите, ещё немного — и вы такое увидите!!!
Однако её никто не слушал и, казалось, даже не замечал.
— Моше говорит, — бежали со стороны моря мужчины и юноши, — ныне Владыка соделает нам чудо, и египтян, которых видим сейчас, скоро не будет вовек!
— Сам Владыка Сущий будет бороться за нас…
— Будьте спокойны… Спокойны! — призывали они, но народ не унимался, лишь сильнее кричал об ожидавшей его смерти.
Ночь спустилась на обезумевшую от ужаса некогда спокойную пустыню.
Мишка протиснулся к Антике и, потянув её за руку, прокричал в самое ухо:
— Идём! Ты увидишь больше, чем думала. — Его улыбка казалась усмешкой сумасшедшего в этой плачущей толпе.
Они пробрались на свободный пятачок земли и тут… Антика больно сжала Мишкину ладонь: от моря к фараонову войску шёл Ангел! Он был очень большим и закрывал собою часть неба, а ещё он казался немного прозрачным, чем напоминал привидение. Поравнявшись с детьми, Ангел улыбнулся.
Облачный столп двинулся вслед за Ангелом и встал позади него, разделяя израильский стан и египетское войско. Антика видела, как египтян покрыл мрак, более непроницаемый, чем царящая вокруг тьма. Однако Живое Облако, превратившееся в Великий Огненный столп, освещало непроглядную ночь для любимого народа. Утомлённые долгим переходом и измученные страхом, люди наконец затихли.
Антика во все глаза смотрела на огненное чудо. Ей совсем не хотелось спать. «Как хорошо, что я вздремнула днём!» — ликовала она про себя. Неожиданно кто-то тронул её за плечо сзади, заставив девочку вздрогнуть. Снова Мишка!
— Оглянись, — сказал он.
Антика обернулась назад и… сильный морской ветер ударил ей в лицо.
— Я спросил разрешения у Всевышнего, — пояснил мальчик. — Ты увидишь это своими глазами.
Прямо у кромки воды стоял Моисей. На нём была одежда из верблюжьей шерсти с кожаным поясом. В руке был жезл. Как только Моисей протянул руку к морю, Антика покачнулась и, будто лишившись тела, повисла в воздухе.
— Не пугайся, — сказал рядом зависший, точно приведение, Мишка, — иначе нас просто сдуло бы ветром.
Действительно, восточный ветер с огромной силой ударил по морской глади у самого берега. Миллионы брызг разлетелись в стороны. Владыка погнал морские воды, поднимая их до небес. Море с шумом раздалось, будто чья-то невидимая рука разорвала надвое водное покрывало, и отогнутые его концы обнажили дно. И море стало сушею.
Всю ночь Антика и Мишка наблюдали это величественное зрелище, ужасаясь и восхищаясь одновременно тем могуществом, которое приказало морским водам расступиться и замереть.
Стан двинулся по дну моря как по суше, и Антика не поняла, как оказалась в повозке рядом с испуганной Ганкой и её сёстрами. Детвора, раскрыв рты, глазела на бурлящее море, воды которого, будто за стеклом огромного аквариума, ровными стенами по правую и левую стороны уходили в поднебесье. Стан мерно приближался к противоположному берегу.

…Кто бы мог подумать, что вернувшись из путешествия, Мишка,  — ой, простите, Артур Альбинович, — забыв о зоочудологии, будет восторженно рассказывать ученикам: «Глупые египтяне лишь на мгновение устрашились сего величия; ослеплённые собственной яростью и гневом, они смело вошли за преследуемыми в самую средину моря. Когда вся конница фараона, колесницы и всадники его готовы были уже настигнуть израильский народ, на них взглянул Владыка из столпа огненного и привёл египтян в замешательство: отлетели и покатились в разные стороны колёса у колесниц их, так что кони с трудом их волокли. И напал страх на войско египетское, и закричали египтяне: «Бежим! Бежим отсюда! Погибнем! Владыка за них! Против нас борется… Бежим!!!» Но Моисей поднял руку свою на море, как велел ему Владыка, и рухнули стены водные, начиная с берегов! И бежали египтяне навстречу воде, охваченные ужасом великим; и тонули в бешеном водовороте колесницы их и всадники всего войска фараонова. И покрыли воды глубокие всё войско египетское…
А наутро море снова плескалось в предрассветных лучах солнца, поблёскивая, будто улыбаясь народу избранному, послушными руке Владыки волнами. И увидел народ, любимый Владыкой, руку Его всесильную и убоялся! И поверил Сущему и Моисею, рабу Его».

Пойте Господу: «Аллилуйя!»
Ввергнул в море Чермное Господь коня!
Фараон и всадники его
Камнем и свинцом попадали на дно!

И теперь поём: «Аллилуйя!»
Победил Владыка нашего врага!
Повелел могучей Он волне —
И сокрылось вражье войско в глубине!

Наш Господь нам крепость и скала!
От врага спасла Его рука!
И за то Его превознесём,
И поклонимся, и в песнях воспоём!

Кто за чудеса вовек хвалим?
Кто, как Ты, Господь, и свят, и досточтим?!
Милостью провёл Ты Свой народ
Посреди великих, грозных чермных вод!

Царь Ты наш, и радость, и покой!
Во святилище, что создано Тобой,
Нас введи, приблизь, Господь, к Себе,
Насади на достояния горе!

Пусть трепещут страны, их вожди —
Над народами Господь вершит суды,
Его Слово слушает земля,
И Ему все повинуются моря!

Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

Народ остановился на берегу, и Мариам, сестра Моисея, вышла с тимпаном вперёд. За ней пошли другие женщины и девушки с тимпанами и разными музыкальными орудиями. Мариам запела, и женщины ликуя закружились в хороводе. Кармела с дочерьми, достав из повозки систры и бубны, тоже встали в круг.
Антику охватила огромная радость, и ей захотелось следом пуститься в пляс. Незнакомая девочка сунула Антике кимвал — две медных тарелки, которыми ударяли друг о друга. Антика слегка качнула инструментом, и он издал звеняще-дребезжащий звук. Она всё ещё не решалась присоединиться к поющим и танцующим, лишь восторженно глядела на ликующих вокруг людей.
Те, у кто не было никаких инструментов, хлопали в ладоши в такт пению и танцу. На более внушительных размеров тимпанах играли мужчины. Некоторые трубили в изогнутые бараньи рога. Все эти пляски не были простым увеселением или забавой — в них было какое-то целомудрие: песнь хвалы Владыке и благодарения за спасение перемежалась с пением священных гимнов.
Тут Антика увидела неподалёку кучку еврейских детей, которые плясали, весело подскакивая. Заметив, что гостья наблюдает за ними, они обступили девочку, бойко хлопая в ладошки. Антика, наконец поддавшись всеобщему восторгу, закружилась и запрыгала, изо всех сил бряцая кимвалом, который до сих пор держала в руках. Раззадорившись, Антика отдала инструмент какой-то девочке и встала в хоровод. Женщины ритмично били в ладоши, цветные пятна одежд мелькали перед глазами всё быстрее и быстрее, и земля стала уходить из под ног. Голова закружилась, Антика закрыла глаза…

Глава 13
ОСЛИНАЯ ЧЕЛЮСТЬ

Очнулась Антика в каком-то ущелье рядом с большой пещерой. Неподалёку прямо на камнях сладко спал Мишка. Антика оглянулась по сторонам: было пустынно и тихо. Лишь внутри девочки, где-то в самом сердце, всё ещё звенели песни Мариам. Она снова опустилась на круглый камень, похожий на лодочку, и закрыла глаза, вспоминая недавние приключения.
— Антика, смотри!
Девочка вздрогнула. Мишкин шёпот грубо перебил её безмятежный отдых. Антика повернула голову в ту сторону, куда указал мальчик. Послышался отдалённый гул, и она увидела…
— Ах! — вырвалось у Антики.
— Только тихо, — предупредил её Мишка.
— Кто эти люди?
— Иудеи пр…
— Разве ты не знаешь, что филистимляне над нами господствуют? — рёвом заглушила Мишкины слова трёхтысячная толпа. — Зачем такое зло навёл на нас?
Пришедшие, казалось, смотрели поверх детей.
— Как они со мною поступили, так и я поступил с ними, — раздался из пещеры голос.
Антика и Мишка удивлённо оглянулись и увидели у входа обычного роста, но довольно крепкого человека, смуглого, с длинными, заплетёнными в семь косичек волосами, отливавшие золотом. Он стоял лицом к толпе, но стоило ему повернуться, Антика и Мишка оказались бы у него на самом виду. От разгневанных иудеев их скрывала каменная цепь. Мишка, схватив Антику за руку, потащил её за большой валун, чтобы в случае чего не попасться на глаза «пещерному» человеку.
— Кто это? — прижалась щекой к каменному заслону девочка.
— Я так полагаю, Самсон, — пригнувшись, выглядывал из укрытия Мишка. — Человек невероятно сильный. Однажды, когда на него с рыком напал лев, он схватил зверя и разорвал его голыми руками. В другой раз, когда филистимляне заперли Самсона в своём городе, он встал ночью, выломал огромные городские ворота и унёс их на спине вместе с подпиравшими их столбами…
— Мы пришли связать тебя, чтобы отдать филистимлянам… — кричала толпа.
— Поклянитесь мне, что не убьёте меня... — вылетело в ответ из пещеры.
— Не убьём! Только свяжем…
Самсон вышел из пещеры и, немного постояв, начал спускаться к ревущему народу.
— Неужели он им поверил? — готовая закричать, неосторожно высунулась из-за валуна Антика.
— Ты что!? — Мишка вовремя удержал её и с силой наклонил к прикрывающему их камню.
Как только Самсон подошёл достаточно близко, мужчины набросились на него и в два счёта связали новыми верёвками. Возмущённо гудя, будто пчелиный рой, люди двинулись прочь из ущелья.
Антика, ловко вывернувшись из рук своего «телохранителя», пробиралась следом, как настоящий индеец, пригибаясь и прячась среди камней. Мишка, зная упрямство девочки, покорно последовал за ней.
Толпа направилась к Лехи. Это было место, куда простирался стан расположившихся в Иудее филистимлян. Чужеземцы, завидев связанного силача, которого вели сдаваться его же соплеменники, злорадно загоготали. Но вдруг… верёвки, бывшие на руках Самсона, сделались трухлыми, как перегоревший лён, и упали наземь. Доставившие пленника иудеи бросились врассыпную. Самсон живо огляделся и, подобрав валявшуюся неподалёку свежую ослиную челюсть, ринулся на врага.
Что тут началось! Филистимляне, как саранча во время восьмой казни в Египте, отовсюду полезли на Самсона, но тут же отлетали от дико ревущего силача, молотившего на все стороны костью.
Антика только пищала и ахала, наблюдая из укрытия и размахивая кулаками, словно болельщик во время поединка:
— Так его, так, и вон того!
Мишка же лишь покачивал головой:
— О-о-х, Антика-а-а! — и едва успевал придерживать её за края одежды.
Долина тем временем превращалась в настоящее кладбище, усыпанное грудами поражённых филистимлян.
— Их тут, наверное, целая тысяча, — визжала Антика, радуясь победе Самсона и грозя вслед удирающим филистимским смельчакам.
Скрежет, вопли и рёв наконец утихли. Силач стоял посреди мёртвых человеческих тел.
— Челюстью ослиною толпу... две толпы убил, тысячу человек! — перевёл дыхание Самсон. Отбросив челюсть, он возгласил: — Отныне это место будет назваться Рамаф-Лехи — брошенная челюсть.
— Ну вот, я же говорила, что он сразил тысячу врагов! — Антика, давно рвущаяся в бой, выскочила из укрытия прямо навстречу Самсону.
Мишка, не успев на этот раз перехватить её, помчался следом.
— Дети, — заметив бегущих к нему мальчика и девочку, издали крикнул им Самсон, — есть ли у вас что испить?
— Нет, — помотала головой Антика и тут же почувствовала, что сама с удовольствием приложилась бы к бурдюку, если бы, конечно, он у них был: место, где они укрывались, находилось на самом солнцепёке; под полуденными лучами девочка совсем расплавилась. «Вот уж точно “солнышко”», — вспомнила вдруг она значение имени Самсон.

— О-о-о, — воззвал Самсон к Всевышнему, — Ты соделал рукою раба Твоего такое чудо, а теперь я умру от жажды и попаду в руки чужаков!..
— И вообще, — почувствовав тошноту, следом простонала Антика, — в этой пустыне нет и малейшего намёка даже на захудалый ручеёк, а Белый Медведь, — скорчила она рожицу Мишке, — говорил, что я смогу попасть домой, только если рядом будет вода.
— Живая вода, — уточнил мальчик.
— Я умру здесь вместе с Самсоном. — Взглянув на упавшего на колени мужчину, Антика невольно хлюпнула носом.
— Неужели соскучилась по дому? — ухмыльнулся Мишка.
Вдруг прямо за спиной у мальчика раздался странный рокот, идущий откуда-то из-под земли. Видневшаяся невдалеке яма заколыхалась.
— Мишка, — испуганно захлопала ресницами Антика, — разве в пустыне бывают землетрясения?
— Бывают, — ответил он с иронией, — когда одни сильно хотят пить, а другие сильно хотят домой.
В ту же секунду в яме зашумело, забурлило, и из неё потекла чистая вода. Вконец обессиленный Самсон первый припал к источнику. Девочка изумлённо замерла, наблюдая, как струится у её ног живительная влага.
— Что же ты стоишь, Антик-бантик? Или ты решила напиться воды дома? — засмеялся Мишка, с наслаждением брызгаясь и фыркая у прохладного потока.
— Ы-э, — показала она мальчишке язык. «И всё-то он знает! И всё-то учит, как жить и что делать! До чего надоел! Вот бы мне отделаться от него и одной попутешествовать!» — насупилась Антика.
— Не бойся, — наконец утолив жажду, обратился к девочке Самсон, — отныне этот родник будет называться источник Взывающего.
Антика подошла к роднику, присела на корточки и медленно зачерпнула ладошкой воду. «А ведь ещё несколько минут назад на этом месте были камни и песок», — подумала она.
Мишка, хохоча, со всего размаху хлопнул рукой по воде, и разлетевшиеся солнечной радугой брызги ослепили девочку. Антика вытерла лицо, а когда убрала ладони, то увидела, что никакого источника нет.

Глава 14
ДЖУМБО

Она вскочила на ноги и живо оглянулась. Ни Самсона, ни тысячи убитых филистимлян, ни даже Мишки рядом не было. Антика осталась совершенно одна посреди бескрайней пустыни — лишь вихрь, злобно посвистывая, предлагал ей в спутники, как и в самом начале пути, колючий сухой песчаный столб.
— О-о не-е-ет! — простонала девочка, опускаясь на колени. — Мишка, где ты? Вернись, Мишка!
Она горького заплакала, озираясь вокруг в надежде увидеть ставшее родным Мишкино лицо, но пустыня молчала. Ветер-злюка швырнул ей в глаза горсть песка, отчего Антика ещё сильнее  зарыдала.
Прошло довольно много времени, и Антика наконец успокоилась. Поднявшись, она медленно зашагала по пустыне. Впереди показался саксауловый лес. Правда,  на привычные девочке леса он был мало похож. Что это за деревья: стволы крепкие, как кости, и тяжёлые, как камни! Сучья крученые-перекрученые, листья мелкие, бесцветные, отчего зелёные ветки казались голыми. Цветков на деревьях не было — уже отцвели; крылатых орешков тоже не видать, — наверное, ещё не время для плодов. Ни свежести в саксауловом лесу, ни разнотравной зелени, ни звонких птичьих песен. Пусто и тихо. Лес без тени, без листьев, таинственный и молчаливый… Вот Лесик-куролесик — совсем другое дело!
Высоко в горячем небе показался орёл.
— Ух ты! — с восторгом наблюдала за его полётом Антика. — На зоочуде рассказывали, что беркуты строят свои гнёзда на самых могучих саксаулах. Ведь гнездо-то у него огромное, тяжеленное — не всякое дерево выдержит.
Девочка покрутила головой, взглядом отыскивая достойное орлиного гнезда дерево. Десятиметровые крепыши, как казалось Антике, были вполне подходящими, но ни на одном она не увидела гнезда величавой птицы. «Белый Медведь говорил, — вспомнила она, — что под гнёздами орлов живут воробьи. За орлиной спиной им никто не страшен. Вот ведь хитрые до чего! — невольно улыбнулась Антика. — Быстро сообразили, что здесь охрана бесплатная. А птенцов-то как выводят! Строят гнёзда в дуплах саксаулов: солнце дерево нагревает так, что яички и насиживать не надо — залетай только иногда в дупло да переворачивай. День-деньской беззаботные воробьи по веткам прыгают, с соседями чирикают да на водопой к источнику летают…»
Антика, внимательно прислушиваясь, поискала глазами сообразительных птах, но кругом по-прежнему было тихо и пустынно.
— Чир-чир-чир-чир! — донеслось вдруг с барханов.
Девочка обернулась на звук. Какая-то пичуга быстро бегала по песку недалеко от саксаулового леса, хватая ящериц и жуков. Досыта наевшись и накричавшись, она вспорхнула на ветку ближайшего дерева и затихла.
— Ах! — попятилась от корявого ствола Антика.
На саксаул, облюбованный сойкой, медленно вползала агама. Задирая голову вверх, она не мигая глядела на раскалённое солнце. Весь её вид словно говорил: «Жестокое светило, ты сжигаешь цветы, ты иссушаешь кусты и деревья, ты губишь жизнь!»
«О! — подумала Антика. — Уж не эту ли ящерицу Белый Медведь называл “проклинающей солнце”?»
А солнце действительно нещадно палило. Измученная жаждой и уставшая девочка зачем-то взглянула на часы — подарок любимого учителя. От воспоминаний о нём, о родном Лесике-куролесике и его обитателях всё внутри защипало, защемило нестерпимой тоской по дому, по родным местам.
— А ведь вода была так близко, — простонала она.
— Но это не живая вода…
— Мишка! — обернулась Антика и бросилась ему на шею.
— Это что ещё за нежности? — понарошку сдвинул брови мальчик. — Всего каких-то полчаса назад ты мечтала попутешествовать в одиночку.
— Я так тебя рада видеть! — не обращая внимания на его слова, прыгала девочка. — Я больше никогда так не буду думать! Честное слово! — И Антика не то от счастья, не то от изнеможения вновь заплакала.
— Ну не надо, — заглянул ей в лицо мальчик, — вот лучше посмотри-ка… — С этими словами Мишка протянул руки к стремительно надвигавшемуся на них песчаному столбу, и прямо на глазах у Антики он превратился в двухметрового страуса с пышным чёрно-белым опереньем.
— А-ах! — задрала девочка голову, разглядывая огромную птицу.
Оправившись от изумления, Антика подошла к страусу, собираясь погладить его, но птица испуганно шарахнулась от девочки.
— Ой-ой-ой! — завопил Мишка, схватившись за ногу.
— Ты чего? — опешила Антика, сама от неожиданности отскочив в сторону.
— Этот верблюд мне пальцы отдавил, — морщился от боли Мишка, прыгая на одной ноге. — Страусы — страшные трусы! Они готовы удрать от малейшего шума, не беспокоясь даже о собственном гнезде!
Антика прыснула со смеху.
— Да уж, весело… — обиделся Мишка. — Между прочим, он раза в два тебя тяжелее!
— Ну, судя по росту… да! — всё ещё хохоча, кивнула девочка.
— Хорошо, хоть не брыкнул, а то бы моё путешествие быстро закончилось. И вообще ничего смешного здесь нет! — выпрямился он наконец, потряхивая в воздухе придавленной ногой. — Ты знаешь, сколько молодых страусят оказываются брошенными этими трусами?
— Да я не из-за этого, — перестала смеяться Антика. — Просто это не верблюд, а страус, а потом забавным показалось «страусы-трусы»…
Она взглянула на птицу и вновь попыталась к ней подобраться. Но страус всё так же робко пятился. Видно было, что он с удовольствием рванул бы подальше в пустыню, но не мог, будто какая-то сила удерживала его.
— Зря я его вызвал, — махнул рукой Мишка, — ничего не выйдет.
— А вот и не зря! — Антика, встав напротив огромной птицы и опустив голову, громко произнесла: 

О Владыка всех миров,
Разрушь тысячи оков.
Пусть бесстрашной станет птица,
В Друга нам пусть превратится!

И Мишка ещё не успел опомниться, как Антика уже вовсю обнималась со страусом.
— Я и забыл, что ты отличница, — довольно, но всё же строго произнёс мальчик.
— Ну, — смущённо зарываясь в страусовый пух, сказала она, — по зоо- и биочуду — да. Кстати, а зачем ты его сюда вызвал? — только сейчас спохватилась девочка.
— Вот тебе и отличница, — хмыкнул Мишка. — Да ведь это же лучшее средство передвижения в пустыне из всех возможных! Конечно, лететь на нём мы не сможем, зато по быстроте бега с ним не сравнится ни одна, пусть и самая лучшая, лошадь!
— Между прочим, не такие уж они и трусы, — вынырнула Антика из-под страусового крыла. — То, что говорят, будто страус с перепугу зарывает голову в песок, на самом деле неправда. Страус не прячет голову в песок, а просто склоняет её, принимая позу обороны. И если уж ты заметишь его в этой позе, то скорее тебе не мешало бы подумать о том, как унести ноги, — теперь уже девочка учительским тоном выдавала все свои познания в области страусоведения. Ей явно нравился их новый Друг. — Если хочешь знать, то страусы могут спокойно разгуливать среди стада зебр или антилоп. Эти животные помогают ему находить пищу, вспугивая насекомых. Кроме того, страус предупреждает их об опасности, а зебры и антилопы предупреждают его. Вот!
— Отлично! — зааплодировал Мишка. — Считай, зачёт по страусам сдан.
— Премного благодарна, — шутливо присела в реверансе Антика. — А вообще, как мы его назовём?
— Назовём? — переспросил Мишка. — Знать бы ещё кто это: он или она?
— М-м, — покрутилась девочка возле страуса. После некоторого раздумья  она наконец сделала заключение: — По-моему, это он.
— Да, и почему же?
— У него такой мужественный взгляд! — Антика кокетливо улыбнулась.
Мальчик ухмыльнулся в ответ.
— Ладно, он так он. Даю тебе полную свободу: обзови как-нибудь это мужество, что поначалу от страха меня чуть без ноги не оставило.
Антика громко рассмеялась, повиснув на длинной страусовой шее.
— М-м… Может, Ярош или Чако? Нет, лучше Дак. Нет. Юм. М-м-м, не то, всё не то… — Антика ходила вокруг страуса, который вслед за ней вертел головой на гибкой шее, абсолютно не двигаясь с места. — Кэп, Юлай, Дод, — перебирала девочка клички, — Риф, Сим... Возможно, Сим? — обратилась она за помощью к Мишке, который с улыбкой слушал её рассуждения.
— Калабим, — кивнул он и хохоча завалился на песок.
Антика притворно нахмурила брови и продолжила поиск клички в недрах своей фантазии:
— А может, Роч или Лут, хм… Пип? Нет, Або или Лель?
— О, ну конечно! Лель — это очень мужественно, — съязвил Мишка.
— А если Аюр или Бай, нет, Кару. М-м-м, лучше Гном или Кинг...
— Ну да, Конг, — заложил руки за голову и закрыл глаза Мишка, — хотя на обезьяну он явно не похож.
Антика сердито взглянула на неплохо пристроившегося на песке мальчишку, но ничего ему не ответила. Скрестив на груди руки, она сказала:
— Тогда Гай или Райс...
— Лучше уж Рейс! Точно! Это же наш транспорт, а значит...
— И чего ты всё коверкаешь?! — не выдержав, вспыхнула Антика. — Я думала, что мальчики-учителя не такие вредные…
— Как девочки-ученицы? — вновь рассмеялся Мишка.
— Сам ты!.. — надулась Антика.
— Послушай, если мы на каждом отрезке будем так надолго застревать, наше путешествие в самом деле растянется на всю тысячу лет, — попытался поторопить её Мишка.
— Не мешай мне думать, — отмахнулась от него Антика и вдруг, подпрыгнув, радостно воскликнула: — Придумала! Его будут звать Чоп!
— Не Чоп, а Топ! Как топ, так и по ноге хлоп! — ухмыльнулся Мишка.
— Ну хватит уже! Лучше бы помог придумать, чем паясничать. А не хочешь, тогда молчи.
— Хорошо, только побыстрее, пожалуйста, думай, а то моему беломедвежьему терпению тоже иногда приходит конец, — улыбнулся он Антике.
Та исподлобья улыбнулась в ответ и вновь повернулась к птице, которой тоже уже, видимо, надоело стоять на одном месте.
— Ты бу-у-удешь у нас Кучум, нет-нет-нет, Пух...
— О-о-о, — простонал Мишка… — Пух по фамилии Страусиный. — Антика…
— Ну подожди ещё немного. Дать имя — это ведь важное и серьёзное дело! Между прочим, такие полномочия есть только у человека.
— Верно, — согласился Мишка. — Давать имя может только тот, кто имеет на это право. Из истории сотворения мира мы знаем, что именно человек получил от Творца повеление и право дать имена всем животным.
— Угу. Мне рассказали об этом Ганка, Даниела, Сусанна, Лия, Соля…
— А-а-а, — почему-то нахмурился Мишка, — цветик-восьмицветик?
— Именно! Итак, мы назовём его… Джумбо, —торжественно провозгласила девочка.
Страус в конце концов не выдержал и крикнул пронзительно и печально.
— Всё! — вскочил на ноги и Мишка. — Пусть хоть Джумбо, хоть Тумбо-Юмбо — у нас мало времени. До наступления темноты мы должны найти пристанище, иначе замёрзнем в этой пустыне. А потом не мешало бы перекусить, — ты как на это смотришь?
Только сейчас Антика почувствовала, что давно уже хочет пить, сильно проголодалась и устала. Вся снедь, какая в последний раз попала в её желудок, давно растаяла, и теперь он громко урчал.
Мишка подошёл к Джумбо и что-то сказал птице. Страус изогнул шею подковой, так что мальчик смог легко на неё забраться. Затем Джумбо аккуратно выпрямился, и Мишка, съехав по гладкой шее, мягко опустился в роскошные страусовые перья.
— Теперь ты, — кивнул он Антике.

Глава 15
В;РОНЫ И ЛЕСТНИЦА

Антика и Мишка мчались верхом на Джумбо, обгоняя вихри. Пески мало-помалу сменялись скудной, но всё же зеленью, однако дети не успевали разглядеть ни местности, ни растительности.
Наконец страус остановился и, повернув голову, жалобно посмотрел на свою ношу. Птица явно устала и нуждалась в пище. Скатившись на землю, будто с горки, по длинной шее Джумбо, Мишка и Антика оглянулись. Ни водой, ни едой нигде и не пахло. Антика совсем пала духом, как вдруг увидела низко пролетающих птиц. В;роны! В клювах они держали хлеб и мясо!
— Всё верно, — почему-то улыбнулся Мишка и кивнул девочке: — Идём!
— Джумбо, вперёд! — скомандовала Антика. — Но, взглянув на приунывшую птицу, добавила: — Ещё немного, ну пожалуйста.
Они направились вслед за в;ронами. Вскоре дети увидели человека в козьей шкуре, черноволосого и сильно обросшего. Он сидел возле шалаша, сделанного из покрытых зеленью ветвей. Сам шалаш располагался у неширокой речушки. Весело потрескивал костерок, и разносился возбуждающе приятный мясной запах.
— Это Илия, — сказал Мишка.
— Мир вам! — устало, но довольно громко поприветствовали хозяина Антика и Мишка.
— И вам мир, солнечные дети, — больше глядя на рыжеволосую девочку, ответил пророк. Джумбо тоже не остался без внимания Илии: птиц таких в этих краях явно не бывало. — Прошу, прошу, дорогие гости, — поймав взгляд девочки, прикованный к котелку с ароматным варевом, пригласил их пророк. — Угощайтесь. А за едой о себе расскажите.
Дети, поблагодарив хозяина шалаша и Владыку, с аппетитом уплетали принесённую в;ронами пищу. Джумбо тоже не терял времени и что-то бойко клевал неподалёку, лишь изредка отрываясь от еды, чтобы приглядеться к незнакомым местам.
Утолив голод, Мишка принялся неторопливо рассказывать об их путешествии, — правда, Антика его постоянно перебивала: ей казалось, что он пропускает самое интересное. Пророк, однако, ничему не удивлялся, лишь непрестанно славил Владыку за Его чудеса. Вскоре совсем стемнело, и дети, сытые и пригревшиеся на мягких овечьих шкурах, задремали у костра.
Первой проснулась Антика. Она выбралась из-под крыла Джумбо, завалившегося поверх овечьей шкуры и прикрывшего собой уже спящих детей: шалаш Илии был слишком мал, чтобы вместить всех троих. Антика потянулась. Костёр давно потух. Утренняя прохлада взбадривала, и девочка вприпрыжку спустилась к реке, но…
— И почему мне катастрофически не везёт с водой?! — зло всплеснула она руками: источник был сухим, не осталось даже грязной жижи. — Мишка, Мишка! — Антика живо подскочила к шкурам и изо всех сил встряхнула мальчика.
— Ну что ещё? — недовольно высунул голову Мишка, сдувая страусовые перья, вуалью спадающие ему на глаза. Но перья падали снова, и мальчику пришлось целиком выползти из-под тёплого и мягкого птичьего крыла.
— Мишка, — подбоченясь, деловито сказала Антика, — я не знаю, с чем это связано, но воды в реке опять нет!
— Что значит нет? — Мишка потёр сонные глаза. Он взглянул на девочку и, поняв, что спать ему больше не придётся, окончательно проснулся. — Говоришь, воды в реке нет? — задумчиво повторил мальчик.
— Да, Илии тоже!
— В самом деле? — переспросил он Антику, терпеливо, насколько у неё получалось, ожидавшую хоть каких-нибудь объяснений.
Пока Мишка соображал, что же делать дальше, бесследно исчез и Джумбо. Это странное исчезновение Антика обнаружила только тогда, когда, продрогнув, хотела укрыться под тёплым страусовым крылом.
— А где Джумбо? — удивлённо завертела головой девочка, выглядывая страуса.
— Антика! — строго посмотрел на неё Мишка. — Я тебя предупреждал о превращении животных в Друзей человека. Предупреждал?
— Ну, — сразу надула она губы.
— Я тебе говорил, что в этом случае ты понесёшь всю ответственность за прирученное животное. Говорил?
— Ну, — снова буркнула Антика, глядя себе под ноги.
— Так вот, — сказал Мишка, — это ты мне ответь, где Джумбо?
Антика растерянно взглянула на учителя. Её живое воображение мгновенно нарисовало страшную картину того, как пёрышки бедного Джумбо стряхивает с морды какой-нибудь сытый и довольный хищник. Все её переживания тут же промелькнули в голубых глазах, из которых уже готовы были политься слёзы.
— Но ведь это ты его привёл, а не я, — пролепетала девочка, — значит, ты тоже немного ответственен за Джумбо. — Уронив слезу, Антика с надеждой взглянула на Мишку: ведь страус был всё же их общим Другом.
— Если бы я не привёл Джумбо, нам бы пришлось ещё долго топать по пустыне, — заявил Мишка. — Если тебе известно, животные призваны помогать людям, а не быть им забавой или игрушкой.
— Но ведь можно помогать не только видимо, — возразила Антика, — , но и невидимо.
— Что ты имеешь в виду?
— Общение человека и животного.
— Общение?
— Разве ты не знаешь? — удивилась Антика, но, взглянув на серьёзное Мишкино лицо, объяснила: — Ну, это такие близкие отношения, когда можно друг другу что-то рассказать.
— Интересно, — присаживаясь на овечью шкуру, усмехнулся Мишка, — что тебе может рассказать Джумбо? .
Антика недоуменно посмотрела на мальчика и неожиданно разрыдалась.
— Джумбо пропал, а ты улыбаешься?!
— Ничего с твоим Джумбо пока что не случилось, — уже серьёзно сказал мальчик. — Садись, — указал он рядом с собой, — и перестань плакать. Давай-ка до конца всё выясним. Итак, ты не ответила на мой вопрос.
Антика тут же успокоилась: пусть придётся снова выслушивать Мишкины поучения — главное, с Джумбо всё в порядке. Сразу повеселевшая, девочка сказала:
— Джумбо может поведать о Том, Кто его сотворил...
— Каким образом?
— Да ты вспомни, какой он красивый! Нет больше на всём белом свете такого Джумбо, как наш. Никто не смог бы сделать его лучше, чем Владыка.
— Допустим. — Мишка почесал в затылке. — Но-о-о… Общение — это не просто когда ты кому-то о чём-то рассказываешь. Это всегда ещё то, что ты можешь и то, что ты должна сделать. И с каждым новым можешь всякий раз прибавляется и должна, понимаешь?
— Угу, — кивнула девочка.
— Да, ты можешь приручать животных, и не удивлюсь, если однажды увижу тебя верхом на льве, — хохотнул Мишка, — однако…
— Я уже поняла, что несу ответственность за Друзей, — перебила его Антика.
— Вообще-то, — немного помолчав, сказал Мишка, — настоящая дружба — это когда один открывает себя другому и при этом не боится, что его отвергнут. Животные — не совсем личности, у них нет лица и…
— Неправда! — вспыхнула Антика. — У каждого животного своё лицо!
— Ты говоришь о внешности. Да, в этом случае лицо есть и у земли, и у воды… Но я сейчас говорю о лице, которое делает человека личностью. Духовной!
— А что значит «духовная личность»? — На мгновенье Антике показалось, что вот-вот и она прикоснётся к чему-то таинственному.
— Духовная личность — это Кто-то очень ценный, сверхприродный в каждом человеке… творческий, свободный…
— Кто-то? В человеке? — не ожидала такого ответа девочка.
— Именно. Личность живая. Она не вещь. У неё есть имя…
— Погоди! А почему тогда говорят «стать личностью»? Разве когда человек родился, он ещё не личность? Ведь имя ему сразу дают. И ведь он живой!
— Понимаешь, Антика, внешнее и внутреннее в человеке не всегда идут одной дорогой. Человек может быть живым внешне, но мёртвым внутри. И только духовная личность всегда стремится стать лучше.
— Угу, — вздохнула Антика, — животные к этому не стремятся.
— Верно, — кивнул Мишка. — Мы не сразу рождаемся духовными. После рождения мы ещё долго растём, становимся личностями. Владыка сотворил нас подобными Себе. Мы похожи на Него, Антика. И тем сильнее, чем крепче с Ним наша дружба. Это личность, а не душа, уходит в себя для беседы с Ним.
— Как это «уходит»? — не поняла девочка.
— Смотри… Человек — дух, Творец — дух, ведь только духовное может общаться с духовным.
— Дух? А как же душа?
— А душа и у нас, и у животных одинакова. В ней заключена личность, которая и делает каждое живое существо на земле неповторимым.
— Мишка! — воскликнула Антика. — Ты меня совсем запутал. Ты ведь только что сказал, что не душа, а личность общается с Творцом. Как же тогда личность может помещаться в душе?
— Да, личность в душе. И если она не духовная, она не сможет общаться с духовным.
— Выходит, животные всё же личности? Почему ты тогда утверждаешь, что животные — не личности?
— Я сказал «не совсем личности», — поправил её Мишка.
— Но Белый Мед… то есть ты сам говорил, — сказала вдруг Антика после долгого молчания, — что быть человеком — значит быть-с-другим. Говорил, что быть с кем-то — это не только с человеком, но и с животными тоже, а потому их не нужно бояться, да и ведь это же твой девиз: «Общайтесь с ними!»
— Да, всё так. Только личность человека с самого рождения и до самой старости взбирается по ступенькам… А знаешь куда? — Мишка заглянул, казалось, в самое сердце девочки.
— К Творцу?
— К Творцу!
— Мишка, — Антика изумлённо подняла брови, — получается, что когда человек умирает, то-о…
— Да, Антика, — блеснули Мишкины глаза. — Главное — пока жив, подниматься всё выше и выше! Общение — это ступеньки. На лестнице с названием быть-с-другим самая нижняя ступенька — быть с творением, неживой и живой природой. Вторая — быть с венцом творения, человеком. А третья — быть…
— С Самим Творцом?
— Да, со Спасителем!
Антика отчётливо вспомнила полный любви взгляд Спасителя, когда они оказались в лодке. Её сердце до боли сжалось, ей нестерпимо захотелось быть с Ним! С Ним!
— Да, Антика!
— Послушай, — встревоженным шёпотом спросила Антика, — а если человек, пока живой, не успеет подняться по этой лестнице вверх, что тогда?
— Тогда… — мальчик тяжело вздохнул и замолчал.
— Мишка, — не отставала Антика, — а бывает так, что человек живёт, живёт, ни с кем не общается, а потом, перед самой смертью, р-раз — и сразу на третьей ступеньке окажется?
— Бывает, — сказал мальчик, — только редко. Понимаешь, Антика, каждый раз, поднимаясь на ступеньку выше, человек всегда сохраняет способность быть с тем, кто внизу. Если ты научишься общаться с человеком, то это не значит, что ты разучишься общаться с животными. И если ты научишься общаться с Творцом, то это не значит, что ты разучишься быть с людьми и животными. А если ты окажешься сразу на третьей ступеньке, то тебе всё равно придётся спуститься и на вторую, и даже на первую, потому что во Всевышнем полнота!
— А вдруг человек только стареньким попадёт на третью и не успеет спуститься на вторую и первую?
— В таком случае Тот, для Кого нет ничего невозможного, даст ему эту полноту уже тогда, когда человек будет рядом с Ним…
— О, — радостно воскликнула Антика, — получается, если человек умрёт на первой ступеньке, то Тот, для Кого нет ничего невозможного, даст ему…
— Нет, — оборвал её Мишка. — Так не бывает.
— Почему? А как же малыши?..
— Ну, это особый случай. А у взрослой личности должны быть взрослые глаза.
— Как это?
— Скажи, сидя здесь, ты сможешь увидеть то, что находится во-о-он за тем холмом? — Мишка указал на возвышенность, начинавшуюся за шалашом  Илии.
— Разумеется нет, — не глядя в ту сторону, ответила Антика.
— А если бы ты оказалась на холме?
— Тогда бы я видела всё: и тебя, сидящего здесь, и то, что происходит по ту сторону холма.
— Верно, — кивнул Мишка. — Главное — оказаться на высоте, потому что сверху всё видно, все нижние ступеньки. А снизу не видно ничего. Только то, что ещё ниже.
— А разве бывает что-нибудь ниже самой нижней ступеньки? — Антика даже рассмеялась.
Но Мишка строго взглянул на девочку:
— Бывает.
— Что? — перестала смеяться Антика. Но мальчик лишь молча смотрел ей в глаза. — Не понимаю, — поёжилась она под Мишкиным взглядом. — Ведь для Того, Кто творит всё, что хочет, проще простого поставить человека сразу на третью ступеньку, тем более что Он так любит людей!
— Вот именно «всё, что хочет»! — повторил Мишка. — Повелитель не хочет заставлять человека становиться совершенным. Он ждёт, что человек сам найдёт эту лестницу в небо и пожелает подняться на высшую ступень. Он Сам ограничил Своё всемогущество, Он Сам не захотел властвовать над выбором человека на какой ступеньке ему оставаться.
— Я никогда об этом не думала, — смущённо сказала Антика.
— Воля человека неприкосновенна для Самого Вседержителя!
— Мишка, — задумчиво начала девочка, — а почему Владыке так важно, чтобы человек сам выбрал Его? Разве Он не мог…
— Антика, если есть друг, значит, есть и враг, понимаешь?
— У Владыки есть враг?! — округлила Антика глаза.
— Да. Но только Владыка создал всё и...
— И врага Своего тоже Он создал? — перебила его девочка.
— Да.
— Но зачем?
— Антика, ты задаёшь слишком много вопросов, — улыбнулся мальчик. — Скажу лишь, что Владыка всем управляет и ведёт Своих подданных к Небесному городу…
— Небесному? Городу?..
— Да, городу мира, где те, кто решил быть со Спасителем, будут вечно жить вместе с Ним. Для этого Владыке служит вся подвластная Ему вселенная: могущество природы, силы человеческие и ангельская рать. Даже враг Его вынужден служить Владыке для совершения Его замыслов.
— Мишка, ну что же может быть ниже самой нижней ступеньки? — всё-таки не унималась Антика.
Но тут мальчик встал и, подмигнув ей, тоном профессионального конферансье объявил:
— А вот и наш Джумбо.
— Джумбо! Где ты так долго пропадал? — со всех ног помчалась Антика навстречу птице, будто не видела её целую вечность.

Глава 16
ЧУДИЩЕ И ДЕСЯТЬ ЧАСОВ НАЗАД

Мишка подошёл к Антике, которая что-то ласково нашёптывала птице. В глазах Джумбо мелькал страх. Страус беспокойно переступал с ноги на ногу и всё время оборачивался назад.
— Чего это с ним? — спросил Мишка.
— Его что-то или кто-то напугал, неужели непонятно? — ответила Антика, нагибая длинную шею Джумбо, чтобы обнять.
— Да? — Мишка оглянулся.
Неожиданно Джумбо издал пронзительный крик и шарахнулся в сторону, чуть не повалив девочку. Из-за деревьев, ревя, как мул, и по-львиному рыкая, вышло мохнатое чудище. Грива у него была как у льва, а когти — как у птицы. Оно уверенно надвигалось прямо на детей. Антика непроизвольно вцепилась в Мишку: сердце, казалось, остановилось. Чудище явно было недовольно их встречей. Девочка медленно потянулась к волосам, но, взглянув на Мишку, так же тихо опустила руку. Когда чудище вплотную подошло к Антике, она не выдержала и закричала:

О Владыка всемогущий,
Преврати его в…

— Не смей! — перебил её Мишка.
Антика как подкошенная рухнула прямо под ноги Джумбо. И тут чудище остановилось и на глазах у всех стало превращаться в… человека. Волосы и когти отпали, глаза прояснились. Он медленно встал на ноги, выплюнув остатки травы, торчащей изо рта.
— Оборотень! — пискнула Антика, как и Джумбо, всем телом дрожа от страха.
Чудище, то есть теперь уже человек, молчало, да и дети не решались заговорить с ним.
Мишка наконец повернулся к Антике, гневно на неё уставившись.
— Я, я... ведь не только за себя испугалась… — видя, что опасность позади, промямлила Антика. — Я за… за… — Девочка не знала, что придумать. И тут её взгляд остановился на страусе. — Я за Джумбо!
— Антика! — строго сказал Мишка.
Девочка почувствовала, как краснеет. Ей было стыдно, и она, упав лицом в траву, заплакала.
— Я больше не буду…
Вдруг человек, оглянувшись вокруг, возвёл глаза к небу и громко воскликнул:
— Разум мой возвратился ко мне — благословляю Всевышнего, славлю и хвалю Сущего, Который владычествует вечно, Который царствует в роды и роды! И все живущие на земле ничего не значат, ибо по воле Своей Он действует как в небесном воинстве, так и среди живущих на земле! И нет никого, кто мог бы противиться руке Его и сказать Ему: «Зачем Ты это делаешь?»
Антика, перестав плакать, широко раскрытыми глазами глядела на того, кто только что был не совсем человек. Точнее, совсем не человек.
«Так вот что имел в виду Белый Медведь, говоря о собаколюдях», — подумала девочка.
Человек ещё раз оглянулся и, присмотревшись к путешественникам, сказал:
— Чьи вы, дети? Как имя вам?
— Это наш друг Джумбо, — нерешительно проговорила Антика, указывая на страуса.
— Я Мишка, а ей имя Антика. А вы Навуходоносор! — уверенно ответил мальчик.
— Верно, — улыбнулся мужчина.
Антика недоуменно взглянула на Мишку.
— Это царь… — прошептал он ей.
— Так вы царь? — Антика даже вскрикнула от изумления, совсем не обращая внимания на Мишку. — А как же вы вот так, — развела она руками, — чудищем?..
— А вот так, — вздохнул он, будто обиженный ребёнок.
— О, закройте, прошу, все глаза, — загадочно произнёс Мишка.
На удивление, и Антика, и царь Навуходоносор послушно опустили веки.
— Можете открыть, — услышала Антика Мишкин голос.
Они стояли посреди широкой улицы какого-то древнего города с великолепными громадными зданиями. Антика оглянулась, но кроме Мишки, никого больше не увидела.
— А где остальные? — спросила она.
— Навуходоносора ты ещё встретишь, — ответил Мишка, — а вот Джумбо… Кажется, я упустил из виду, что страус не может понять человеческой речи, и в нужный момент не закрыл ему глаза.
— Ты хочешь сказать, что Джумбо остался там один? — вспыхнула Антика.
— Не волнуйся, я о нём позабочусь, — успокоил её Мишка. — А пока идём! Скоро улицы наполнятся толпами людей. Это столица великого царя Навуходоносора.
По дороге мальчик и сам во все глаза разглядывал украшенный различными постройками город, укреплённый мощной каменной стеной. Дети с интересом провожали глазами бегущие по улицам водопроводы и каналы, удивлялись, какими ровными были дороги из камня…
— В царствование Навуходоносора Вавилон просто расцвёл. Ты бы видела, сколько и каких богатств он завоевал в разных странах! — рассказывал Мишка. — У него на службе миллионы чужестранных пленных, которые возводили все эти дома. Вон смотри! — Мишка указал на близлежащий дворец. — На всех кирпичах одна и та же надпись: «Навуходоносор, сын Набополассара, царь Вавилонский».
— Ну и имена у них, — возмутилась Антика. — Особенно у его папы! Это ж надо так назвать! Набо-пола-ссар, — частями прочитала она.
Мишка улыбнулся и продолжил:
— Навуходоносор воздвигнул огромный дворец, понастроил храмов всяким идолам, — фыркнул он. — А ещё…
Мальчик остановился у высоченной каменной стены.
— Мда, — присвистнул он, оценивая её крепость. — Ладно, закрой глаза и шагни вперёд.
Мишка взял Антику за руку, и оба ступили в пространство.
— Ух ты! — Антика открыла глаза и от восхищения сложила руки лодочкой.
— Этот роскошный висячий сад царь для своей жены Никотрисы придумал. Подобные штучки, — хмыкнул Мишка, — считаются чудом света.
— Ты хочешь сказать, что Владыка за это превратил царя в чудище? — спросила Антика, любуясь удивительным садом.
— Царь был гордым… Перед тем как Владыка превратил его в то безобразие, которое ты видела, Навуходоносор, расхаживая по своим царским чертогам, похвалялся: «Это ли не величественный Вавилон, который построил я силою своего могущества и для своей славы и величия!» Он ещё не закончил свою речь, как с неба раздался голос: «Тебе говорят, царь Навуходоносор: царство отошло от тебя!»
— О-о-о, — наморщилась Антика, — и тогда он превратился в этого?..
— Угу, — кивнул Мишка.
— Бр-р-р, уж лучше самому оказаться внутри животного, чем быть животным внутри, — как можно умнее постаралась произнести Антика.
Мишка хитро улыбнулся и, взяв девочку за руку, сказал:
— А теперь снова закрой глаза и…
— …и сделай шаг вперёд, — звонко засмеялась она.
В этот раз они очутились посреди  огромного поля прямо перед золотым истуканом вышиною около тридцати метров и шириною метра в три.
— Ой, — отскочила от металлического идола Антика, — это ещё что за кикимора такая?!
— Эту кикимору соорудил царь. Да ещё всех поклоняться ей заставляет! Кстати, бежим отсюда, — спохватился Мишка, — скоро здесь будет тьма народа.
И дети помчались со всех ног. Выбившись из сил, они наконец достигли небольшого холма.
— Сюд…да бы Джум…бо, — отпыхиваясь и валясь на траву, сказала Антика.
— Каж…жется, мы вов…ремя, — тоже едва переводя дыхание, согласился Мишка. Он кивнул в сторону поля, где высился истукан.
— А эта киким…мора издалека смотрится кра…красиво, — заметила Антика.
— Ты что-о-о?! — возмутился Мишка.
— Ну, я же не говорю, что ей надо сраз…зу поклоняться, — уже немного отдышавшись, сказала девочка.
К истукану со всех сторон стекался народ. Военачальники, верховные судьи, казнохранители, законоведы, правители областей и множество простого люда собралось вокруг него.
Тогда глашатай громко воскликнул:
— Объявляется всем народам, — он сделал паузу и огляделся вокруг, — как только услышите звук трубы, свирели, цитры, гуслей и всяких музыкальных орудий, падите и поклонитесь золотому истукану, которого поставил царь Навуходоносор А кто не падёт и не поклонится, тотчас брошен будет в раскалённую огнём печь, — доносилось до холма, на котором укрылись путешественники.
— Добренький, однако, этот царь! — возмущённо буркнула Антика. — Поделом ему, что Владыка его в чудище превратил. Отвернувшись от происходившего внизу представления, девочка хныкнула: — Я хочу есть.
— Эх, — погладил себя по животу и Мишка, — как в;ронов да манну небесную вспомнишь, так сразу Всемогущему хочется много раз спасибо сказать.
— Угу, — кисло поддакнула Антика. — Как после Его чудес этой железной кикиморе поклоняться?
— Ладно, — сказал Мишка, — посмотри-ка на часы.
— Ну, — взглянула на циферблат Антика.
— А теперь на солнце, — скомандовал мальчик.
— Ну, — сощурилась она от ослепительно ярких лучей.
— А теперь снова на часы, — улыбнулся он.
— Ой! — воскликнула Антика. — Как это у тебя получилось?
— Тс-с-с, — зашипел Мишка, — тихо ты!
— Где мы? — огляделась девочка.
— Мы в палатах царя Езекии, — так же шёпотом ответил Мишка, заглядывая за какой-то длинный занавес.
— Царя? Езекии? — удивилась Антика. — Разве в одном государстве может быть сразу два царя?
— Мы в столице Иудеи, — объяснил Мишка.
— Ого! — вырвалось у Антики. — Слушай, а как ты так сделал, что время на целых десять часов назад ушло?
— Это не я, — загадочно подмигнул мальчик.
— Неужели Езекия? — захлопала ресницами Антика.
— Ну, не он сам, конечно, — перестал наконец заглядывать за занавес Мишка, — но для него.
— Как это?
— Как-как? — недовольно поморщился Мишка. — Сама смотри!
Он отодвинулся, пропуская Антику вперёд, чтобы дать ей возможность тоже заглянуть в комнату.
— Только держи язык за зубами! — предупредил её Мишка. — Я тебя не буду спасать от царской стражи.
— Поду-у-умаешь, — надула губки Антика и высунулась из-за завесы сразу на полголовы.
— О-о-о! — простонал Мишка. — Досталось же мне… чудо. Храни такую…
— Мишка, Мишка, — не оглядываясь нащупав его руку, громко зашептала девочка.
— Чего ещё?
— Что это с ним? Это же Езекия?
В царской комнате на кровати из слоновой кости лежал человек. Он был очень бледен и тяжело дышал. Вдруг двери распахнулись, и в палату вошёл ещё один человек в грубой одежде из овечьих шкур.
Он подошёл к царю:
— Так говорит Владыка: сделай завещание для дома твоего, потому что ты не выздоровеешь и умрёшь.
— Он что, заболел? А это кто? — указывая на вошедшего, не унималась Антика.
— Пророк Исаия, — навис сверху Мишка, высунув голову.
Царь отвернулся к стене и заплакал.
— Неужели не увижу я больше людей среди живых? Неужели, Владыка, отрежешь, подобно ткачу, жизнь мою? Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь; уныло смотрели глаза мои в небо! Ведь только живой может прославить Тебя, рассказать детям своим о Тебе. Спаси меня, и до конца жизни своей буду петь Тебе в храме Твоём. Страшно мне. Спаси меня! — плача, молился царь. — О Владыка! Вспомни, что я был верным и с преданным Тебе сердцем делал всё, что Ты велел. — С последними словами Езекия громко разрыдался.
Исаия же молча удалился.
— Мишка, он умрёт? — всхлипнула Антика.
Мальчик не успел ответить, как в комнату снова вернулся Исаия и подошёл к царю во второй раз.
— Так говорит Владыка! — начал он свою речь, обращаясь к Езекии. — «Я услышал молитву твою, увидел слёзы твои. Я исцелю тебя! На третий день пойдёшь уже в храм Мой. Я прибавлю ко дням твоим ещё пятнадцать лет! И спасу тебя и город от врагов твоих».
— О-о! — смахнула Антика скатившуюся по щеке слезу.
— Возьми пласт смоковных ягод и приложили к нарыву, — сказал пророк, — и выздоровеешь.
— Какое знамение дашь ты мне, что Владыка действительно исцелит меня? — перестал рыдать Езекия.
— Как ты хочешь, чтобы Владыка сделал: вперёд или назад на десять часов повелел пройти солнцу?
— Хм, легко солнцу продвинуться вперёд, — не думая ответил царь, — нет, пусть солнце вернётся назад.
— О Владыка! — воззвал Исаия к Всевышнему, — сделай так, чтобы поверил тебе Езекия, раб твой.
— Так вот оно что-о… — Антика, нырнув за занавес, невольно погладила часы.
— Да, — восхищаясь могуществом Владыки, кивнул Мишка. — И заметь, — улыбнулся он, — есть не хочется.
— Точно, — прислушиваясь к себе, сказала Антика, — будто и не было десяти часов голода!
Они рассмеялись, чуть не выдав себя.
— Ладно, нам пора, — спохватился Мишка, — закрой глаза и…

Глава 17
ТРОЕ В ПЕЧИ

Путешественники очутились почти перед лицом Навуходоносора.
— Ой! — пискнула девочка от неожиданности.
Но царь, казалось, не замечал детей. Антика оглянулась. Вокруг теснилось множество народа.
— Ух! Опять эта кикимора. — Она наклонилась к Мишке, указывая на возвышающийся над толпой истукан.
— Есть трое человек, которые руководят важными делами в стране Вавилонской и которые не повинуются повелению твоему, царь, — услышали дети впереди чей-то голос, — богам твоим не служат и золотому истукану, которого ты поставил, не поклоняются.
— Что-о-о?! — вспыхнул гневом царь. — Приведите их ко мне, живо!
— Надо отсюда выбираться, — сказал Мишка, — и чем быстрее, тем лучше.
Они двинулись в сторону уже знакомого холма, проныривая между людьми. Меньше чем через полчаса дети были в безопасном месте и могли наблюдать, как перед царём предстали трое мужчин.
— М-м, — самодовольно улыбнулся царь, — Седрах, Мисах и Авденаго? — Однако улыбку вскоре сменил суровый взгляд. — С умыслом ли богам моим не служите и золотому истукану, которого я поставил, не поклоняетесь? — прорычал царь.
Трое молчали, опустив головы. Царю понравилось их смирение.
— Отныне, — громко и властно объявил он, — если вы готовы, как только услышите звуки музыкальных орудий, пасть и поклониться истукану, которого я сделал, то помилованы будете, если же нет… — он многозначительно помолчал, — в тот же час брошены будете в печь, раскалённую огнём, и тогда какой Бог избавит вас от этого? — Навуходоносор зло рассмеялся. — Ну-у-у, — метнул он глазами молнии, — поклонитесь?!
— Нет! — замотали они головами.
— Бог, Которому мы служим, силён спасти нас от печи, раскалённой огнём, и от тебя, царь, избавит! — ответил Мисах.
— Если и не спасёт, то всё равно богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся! — добавили Седрах и Авденаго.
— Как вы смеете?! — в ярости завопил Навуходоносор. Лицо царя перекосилось от гнева. — Сейчас же разожгите печь! — заорал он своим самым могучим воинам. — В семь раз сильнее, нежели как обыкновенно разжигали; а этих свяжите и бросьте в пламень!
Седраха, Мисаха и Авденаго тут же схватили и связали. На волах привезли печь и установили её рядом с истуканом.
Дети, чтобы лучше видеть, сбежали с холма и спрятались за кустарником, который рос на краю поля.
— Что это? — шёпотом спросила Антика, наклоняясь к самому Мишкиному уху.
— Печь!
— Такая? — удивилась Антика.
— Угу! — кивнул мальчик. — Обычно в этих печах расплавляют драгоценные металлы, поэтому… они не очень большие, чтобы перетаскивать можно было. Хотя-я… — Мишка выглянул из густых зарослей, — эта печь какая-то не такая, открытая, в ней видно, как горит огонь.
Печь тем временем всё сильнее гудела от огня. Наконец воинам, которые стерегли Седраха, Мисаха и Авденаго, дали сигнал. Они схватили связанных и...
— Ах! — закрыла руками рот Антика.
Воины вспыхнули и замертво упали возле печи, а Седрах, Мисах и Авденаго упали в самое сердце пламени.
— Мишка, смотри! — крикнула изумлённая девочка. — Ангел!
Он спустился прямо в печь и выбросил из неё пламень огня. Внутри печи зашумел влажный ветер, и огонь нисколько не прикоснулся к Седраху, Мисаху и Авденаго. Приговорённые на смерть как ни в чём не бывало ходили посреди пламени, и тут Авденаго запел:

Благословен Ты, Господи Боже!
Все Тебя славят — мы будем тоже!
Ибо Ты спас нас от гнева царя,
Твой суд справедливый! Аллилуйя!

Песнь подхватили Седрах и Мисах. Антика и Мишка, забыв об осторожности, во весь голос запели вместе с ними. Но, к счастью, на это никто не обратил внимания, ведь происходившее в печи было великим чудом, и весь народ затаив дыхание ожидал, что же станется с тремя смельчаками.
А между тем слуги царя не переставали разжигать печь нефтью, смолою, паклею и хворостом, и пламень поднимался над печью высоко-высоко, немного не доставая высоты сделанного царём истукана. И когда вырывался наружу, то мгновенно сжигал тех, кто её растапливал.
А трое в печи всё громче и радостней пели:

Благословен, Боже, в храме Твоём,
И «Аллилуйя!» Тебе мы поём!
Благословен Ты, видящий бездны!
«Аллилуйя!» — Тебя хвалим в песне.

Благословен на престоле Своём!
И «Аллилуйя!» ещё раз споём!
Благословен на тверди небесной,
Аллилуйя, Тебя нет чудесней!

Благословляйте все: небо с землёй,
Звёзды небесные, солнце с луной!
Благословляйте, и дождь, и роса,
Воды морские, поля и леса!

Благословляйте, и холод, и жар,
Ветер, огонь, буря, штиль или пар,
Иней, снег, град, горы, долы, холмы, —
Только Владыка достоин хвалы!

Птица небесная, зверь полевой,
Песню хвалебную Богу воспой!
В танце кружите, Ангелы света,
Ночью ли, днём, зимой или летом!

Благословляйте Господни дела:
Нет им вовеки в подсчётах числа!
Пой «Аллилуйя!» Творцу, человек:
Он избавляет от зла и от бед!

Пой же, Анания!
Пой же, Азария!
Пой, Мисаил!
Нас Бог пощадил,
Спас от огня!
Аллилуйя!

Антика и Мишка скакали за кустами. Они находились далеко от печи, но прекрасно слышали песню, которую пели Седрах, настоящее имя которого было Анания, Мисах, имя которого было Мисаил, и Авденаго, которого звали Азария.
И вот царь Навуходоносор вскочил с места и, удивлённо глядя в печь, воскликнул:
— Не троих ли бросили мы в огонь?
— Истинно так, царь! — в страхе загалдели стоящие рядом с троном вельможи.
— Но я вижу четырёх! — недоумевал царь. — Трое были связаны, а теперь четверо свободно ходят среди огня! — Навуходоносор не верил своим глазам. — И им ничего не делается?! И четвёртый — будто Ангел!
Однако вельможи ничего не могли сказать в ответ, лишь открывши рты разглядывали ходящих в печи.
Навуходоносор подбежал к устью раскалённой печи и громко приказал:
— Седрах, Мисах и Авденаго, рабы Всевышнего! Выйдите и подойдите!
— Смотри, смотри, Мишка! Они выходят! — ликовала Антика.
— У них и волосы на голове не опалены, и одежды совсем не изменились, и даже запаха огня не чувствуется, — изумлённо переглядывались царские вельможи.
— Благословен Владыка Седраха, Мисаха и Авденаго, Который послал Ангела Своего, чтобы спасти рабов Своих, — возгласил Навуходоносор. — Они надеялись на Всевышнего и не послушались моего царского указа, и согласились умереть, только чтобы не служить и не поклоняться иному богу, кроме своего Владыки! Отныне повелеваю, что всякого, кто будет говорить непочтительно о Всевышнем, в Которого верят Седрах, Мисах и Авденаго, надлежит изрубить в куски, а дом его превратить в развалины! Потому что никто так не умеет спасать, как спас их Владыка!
— Вот это да-а! — выскочила из кустов Антика, когда люди начали расходиться, изредка бросая взгляды на всё ещё полыхающую пламенем оставленную печь. — Миш, а Миш, — оглянулась она на мальчишку, — а почему царь эту кикимору железную сделал? Неужели ему было мало того, что Владыка его в чудовище превращал?
— Не, Антика, не мало, — сказал Мишка, — только животным он тогда ещё не был…
— Как это «не был»? — возмутилась Антика. — По-твоему, мне приснилось, что Нава… Навы… Навуходонос… — Она качнула головой и с досадой пробубнила: — Вот ведь имечко! По-твоему, я…
— Нет-нет-нет, — не дал ей закончить Мишка. — Просто у нас с тобой всё перепуталось.
— Что «всё»?
— Чудеса. На самом деле они происходили в другой последовательности, а не так, как видели их мы.
— Да? — удивилась Антика.
— Вернёмся домой, обязательно реши эту задачку…
— Задачку? — не поняла девочка.
— Ага. Какое чудо было первым, какое вторым… А теперь, Антика, — как-то хитро посмотрел на неё Мишка, — отвечай за свои слова.
— Какие?
Антика не успела опомниться, как над долиной мгновенно сгустились тучи, вокруг потемнело, поднялся сильный ветер, и девочке брызнуло в лицо… морской водой.

Глава 18
ЧУДО-ЮДО РЫБА-КИТ

Антика нащупала под собой что-то мокрое и шершавое. Она предчувствовала очередное неприятное приключение: Мишкино предупреждение о том, что придётся отвечать за свои слова, насторожило. С большим трудом девочка заставила себя открыть глаза.
— О Владыка миров! — вырвалось у неё.
— Скорее уж Владыка китов! В нашей ситуации такое обращение больше подходит, — засмеялся Мишка, который, так же как и Антика, оказался на спине огромного синего кита.
— А-а-а, — завизжала Антика, проехавшись по китовой спине, когда набежавшая волна чуть не унесла её в море.
— Что ж ты так орёшь? — возмутился кит.
— Мишка, ты это слышал? — вытаращилась Антика на мальчишку.
— По-твоёму, я глухой? — улыбнулся он, хватая её за руку.
— Но ведь так не бывает! Кит — это не осёл! — рассуждала вслух огорошенная девочка. — Белый Медведь… то есть ты же рассказывал, что только два животных могли говор…
— И я тоже! — пробасил кит.
— Не перебивай! — уже более спокойно сказала Антика. — Только два животных говорили вопреки своим естественным способностям: змей и осёл.
— Ослица, — вместе засмеялись кит и мальчик.
— Скажите пожалуйста, какие мы умные, — надула Антика губы и, немного помолчав, добавила: — всё равно ты неправильный кит!
— Ах так?! — ударил по воде мощным хвостом кит. — А вот я тебя сейчас в море сброшу, человеческий детёныш, и плыви, раз такая правильная.
— Ладно вам спорить, — вмешался Мишка и, обращаясь к девочке, объяснил: — Антика, просто я сделал твоё общение с животными временно слышимым. Змей и ослица говорили настоящим человеческим голосом, а ты сейчас общаешься с китом на уровне мысли. Поздравляю, ты ступаешь на первую ступень.
— Всего лишь на первую? — разочарованно переспросила Антика.
— Ну-у… — отвёл Мишка глаза в сторону.
— А с чего ты взял, что кит животное, а не рыба? — неожиданно переключилась девочка. — Мне кто-то рассказывал, что пророка Иону проглотила рыба, а не морское животное.
— Потому что я действительно животное, а не рыба, — снова заговорил кит. — Мы рождаем жизнеспособных детёнышей и вскармливаем их молоком, а значит, мы настоящие млекопитающие, а ещё у нас есть лёгкие.
— В мудрой Книге книг употреблено слово «левиафан», а оно означает гигантское морское животное, — подтвердил Мишка.
— О! — сказал кит. — А вы заметили, что в Книге книг мы — единственные животные, названные по имени: «И сотворил Бог больших китов и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их...»  Спрашивается почему? Скажу я вам, Бог проявил исключительное старание, создавая нас. Может быть, мы доставляли Ему особую радость?
— Во-первых, — тоном знатока заявила Антика, — в Книге книг как раз было написано про больших рыб, а не про китов! А во-вторых, — повернулась она к Мишке, — по-моему, у него мания величия…
— Фр-брррр, — недовольно заворочался кит.
— А-а-а, — как по льду, покатилась по китовой спине Антика, хватаясь за Мишку.
— И всё-таки, — продолжил кит, — именно случившееся с одним из нас стало предзнаменованием необычайных событий в земной жизни нашего Творца.
— Каких таких «необычайных»? — потребовала объяснений Антика.
— Сам Спаситель указал на знамение пророка Ионы: «…ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи».
— Кто такой Сын Человеческий? И при чём здесь Творец? О чём ты вообще? — посыпала вопросами девочка.
— О-о-о… — Кит вздохнул, отчего вокруг раздался такой плеск, что у Антики от страха сжалось всё внутри. — И чему вас только в школе учат? — пробубнил он. — Ты вот назови мне ещё хоть одно животное, которое обладало бы таким же желудком, как я?
— Между прочим, — решила не отступать Антика, поглядывая на ухмыляющегося Мишку, — многие учёные полагают, что под китом, поглотившим Иону, подразумевается акула. Больша-а-а-я такая, — развела она руками, будто кит мог увидеть, — хищная рыба.
— Это почему же? — обиженно удивился кит.
— Во-первых, во время бури акулы обычно следуют за кораблями, тогда как вы, животные мирные и трусливые, — с ехидцей сказала Антика, — при виде опасности скрываетесь в морской глубине. Во-вторых, желудок акул способен значительно расширяться, и они нередко проглатывают людей целиком, тогда как ваши горло и желудок очень тесные, и вообще вы довольствуетесь мелкими морскими животными. Разве нет?
— Вообще-то, — всё так же обиженно возразил кит, — для Всемогущего нет ничего невозможного. По Его повелению я спокойно проглотил Иону, даже не поперхнулся…
— Что-о? — округлила девочка глаза. — Ты хочешь сказать, что это ты слопал пророка?!
— А по поводу бо-ольших акул, — не обращая внимания на её вопрос, продолжал кит, — то знаешь ли ты, что я самый крупный обитатель нашей планеты?! Я даже больше, чем легендарные динозавры! Да ты знаешь, какова моя масса?! — Кит не на шутку закипал. — Сто девяносто тысяч тонн! Это, это… — вспенивал он воду, — двадцать восемь слонов или две тысячи человек, да не таких мелких, как некоторые, — язвительно сказал кит. — Только один мой язык весит со слона! А моё сердце уравновесит лошадь!
— Ой, — не успевала переваривать Антика всю сыпавшуюся на неё информацию, — просто какая-то гора мяса и жира.
— Ничего подобного! — не унимался кит. — Я прекрасно ныряю и плаваю… — И, видимо в подтверждение сказанного, тут же ушёл под воду, забыв о своей ноше.
— А-а, бр, хрр, — барахтались, захлёбываясь, Антика и Мишка в бурлящем от поднятых китом волн море.
Девочка уже совсем стала выбиваться из сил и почти простилась с жизнью, совершенно забыв о том, что стоило ей всего-то произнести слова, которым её учил Белый Медведь, и всем страданиям пришёл бы конец, как кит тут же медленно стал подниматься вверх, и дети снова оказались на его синей спине.
— Если вы не прекратите, — строго начал Мишка, выплёвывая изо рта воду и вытряхивая её из ушей, — то…
— Я больше не буду, — хором сказали Антика и кит, и, наконец придя в себя, все трое расхохотались.
— Между прочим, — осторожно заметил кит, — некоторые из ваших учёных считают, что мы — бывшие наземные млекопитающие, которым наскучила суша, и поэтому мы вернулись в море.
— Да уж, — съехидничала Антика, — начитался китёнок умных книжонок! — И тут же поправилась: — Ну ладно, я знаю, что это, конечно, не так и что ты чудно создан великим гениальным Творцом! — Немного помолчав, девочка добавила: — И я очень тебя люблю. Давай не будем больше ссориться?
Кит тихо уркнул что-то в воду, отчего она лёгкими волнами разошлась в стороны.
— Вот и замечательно, — облегчённо вздохнул Мишка. — А теперь, Антика, приготовься.
— К чему ещё? — в страхе прищурила она глаза.
— Ты говорила, что лучше оказаться внутри животного, нежели самому быть животным, — улыбнулся Мишка.
Тут кит резко остановился, и дети полетели в самую его пасть.
— Нет, не-е-ет, — завопила Антика, с дикой скоростью несясь, как по катку, по мокрой китовой спине.
Она не слишком мягко приземлилась в песок и, привстав, увидела перед собой улыбающийся китовый глаз.
— Сп…спасибо, — запинаясь, сказала она киту, всё ещё не веря своему спасению, — что не проглотил…
Кит подмигнул девочке и молча повернулся к ней передом, снова раскрыв огромную пасть… Антика крепко зажмурилась, но, чувствуя, что ничего с ней не происходит, решилась приоткрыть один глаз.
Из китовой пасти выходил… Иона.
— О Владыка! — непроизвольно вырвалось у Антики. — Неужели Иона пробыл в желудке кита три дня и три ночи? И при этом остался целёхонек!
Иона же медленно, точно неживой, направился вперёд.
— Антика, ты так и будешь сидеть здесь? — Мишка подошёл к ней сзади, потирая свои ушибленные при приземлении бока.
Кит, ударив огромным хвостом по воде и напоследок обдав детей мощным фонтаном искрящихся брызг, скрылся в волнах.
Антика наконец встала с мокрого песка, вытирая руками лицо и пытаясь отжать края одежды.
— И куда мы теперь? — осторожно спросила она, помня, что придётся отвечать за каждое слово.
— Да куда-нибудь, — улыбнулся Мишка.
Они двинулись в ту же сторону, куда ушёл пророк.
Вскоре им встретились какие-то важные люди, которые, пожалев измученных детей, дали им сухую одежду и, самое главное, накормили. Было так вкусно, что Антика решила про себя: «Наверное, это тоже какое-нибудь чудо Вершителя Чудес». В довершение всего уставшую девочку посадили на ослика, чему Антика была несказанно рада.

Глава 19
СТРАННЫЕ ОСЛЫ И РАСТЕНИЕ

— Ой, кто это? — воскликнула Антика, увидев Ангела, стоящего на дороге с обнажённым мечом в руке.
— Иа-иа! Иа-иа! — предупредила хозяина впереди идущая  ослица и повернула в поле.
— «Иа»? — удивилась девочка. — Но ведь она должна была сказать что-нибудь по-человечески! — Антика, вспомнив историю с говорящей ослицей, быстро сообразила, в чём дело, и вопросительно взглянула на Мишку, но тот промолчал.
А человек, сидящий на этой ослице, стал бить её:
— Негодное животное! Дороги тебе нет?!
— Ай, дядя Валаам, — закричала Антика, — не бейте её! Я сама видела Ангела с блестящим мечом! — И она стала подгонять своего ослика, но тот встал как вкопанный. — У! — рассердилась на него Антика.
Пока она возилась со строптивым малышом, Валаам вывернул на дорогу. Ослик, на котором ехала Антика, тоже зашагал вслед остальным. «Странно», — подумала девочка, пытаясь поймать Мишкин взгляд, но он упрямо не хотел поворачивать голову в её сторону и словно не слышал её.
— Ну и ладно! — насупилась и без того сердитая Антика.
Путники свернули на тропинку, пролегавшую между крепкими стенами. За ними рос густой ухоженный виноградник. Антика улыбнулась,  вспомнив встречу с Толстопузом и последовавшие за ней приключения. «Вот бы виноградику сейча-а-ас», — подумала она, завидев спелые гроздья. Навязчивое желание сорвать хоть веточку не давало покоя, и она решилась попросить Мишку помочь.
— Мишка, — позвала девочка, — а мож…
Антика не успела договорить, как впереди опять вырос Ангел. Он встал на узкой дороге так, что ослица, на которой ехал Валаам, не могла пройти, и она притиснулась к стене.
— У-о-у, — засипел Валаам оттого, что его нога оказалась прижатой к камню. — Ах ты непослушная тварь!!! — Негодующий хозяин снова начал бить ослицу.
— Иа-иа, иа-иа, — вопило под ним животное.
— Ну почему она не говорит? — поразилась Антика и вновь закричала: — О, пожалуйста, не бейте её! Она сейчас скажет! — Торопясь помочь бедному животному, девочка принялась понукать своего ослика, однако маленький упрямец не двигался с места. — Да что же ты за осёл такой?! Там твоих бьют, а ты!
Моавитские князья (а это как раз и были те важные люди, что подобрали уставших путешественников)изумлённо переглядывались между собой, но почему-то не спешили вмешаться. Мишка тоже молча наблюдал за происходящим. Антика, готовая зареветь от жалости, спрыгнула со своего ослика и хотела было уже бежать выручать ни в чём не повинную животину, как ослица вновь тронулась с места.
— И до чего же все вредные! — в сердцах всплеснула руками девочка и с трудом вскарабкалась обратно на своего ослика.
Порядком отстав, Антика решила подъехать поближе к Валааму, но не успела. Ангел опять прошёл вперёд и встал в таком тесном месте, где некуда было повернуть ни направо, ни налево, и ослица, не зная, куда деваться, просто легла под хозяином.
— О-о-о! — Валаам в гневе снова набросился на безответную ослицу.
— Ой, не надо!!! — во всю мочь завопила Антика, но Валаам был так сердит, что никого не слышал и не видел. — Ну что же это такое?!
Антика чуть не плакала.
— Вперёд, вперёд, — тормошила она своего ослёнка, который тоже не желал двигаться с места.
Тогда Антика живо соскочила на землю и кинулась к Валааму, но её рука запуталась в поводьях.
— У-у-у! — взвыла от боли и обиды рассерженная девочка и свободной рукой со всего размаху шлёпнула ослика по морде.
— Что я тебе сделал, что ты меня ударила? — вдруг сказал ослик, глядя ей прямо в глаза.
Антика остолбенела. Она медленно оглянулась, но… вокруг никого не было. Только Мишка, как тот ослёнок, заглянул в самую глубину её глаз. Антику захлестнул стыд, и ей захотелось прямо тут же провалиться сквозь землю.
— Значит... Валаамом… была… я?
На глазах у девочки выступили слёзы. Когда она повернулась к ослику, чтобы попросить прощения, он уже исчез, и от этого ей стало ещё горше. Посмотрев на Мишку, Антика разрыдалась.
Мальчик дал ей время выплакаться, а потом подошёл и ласково сказал:
— Я рад, что ты сама всё поняла.
— По-моему, — ответила Антика, всхлипнув, — я не поднялась даже на первую ступень.
— Уже поднялась, — утешил её Мишка, — пошли. — И он взял её за руку.
Девочка послушно, вытирая ладонью лицо, последовала за другом.

Им не пришлось долго идти. Вскоре невдалеке показался небольшой шалаш, а чуть в стороне от него возвышалась городская стена. Антика повернула было к городу, но Мишка указал на шалаш:
— Нам туда.
Антика молча двинулась следом. Приблизившись к шалашу, дети увидели пророка Иону. Он сидел в его тени и неотрывно смотрел на город.
— Что с ним? — шёпотом спросила девочка.
Мишка, не ответив, подошёл к пророку:
— Мир вам!
Иона рассеянно взглянул на мальчика и снова молча уставился на город.
— Что огорчило вас так сильно? — снова попытался заговорить с ним Мишка.
— Владыка послал меня сюда сказать людям, что за их злодеяния город будет разрушен, но они пожалели о том, что делали злое, и попросили у Владыки прощения, и Он их простил.
— Разве же это плохо??? — удивлённо воскликнула Антика.
— Я знал, что Владыка милующий, а потому сам бежал от Его повеления идти в сей город, но был брошен в пасть киту, — так же уныло продолжал Иона. — Однако я жду, что, может, Владыка всё-таки проучит этот народ за его беззакония.
Антика в недоумении посмотрела на мальчика, но Мишка лишь пожал плечами. Дети не знали, что и сказать, а потому просто присели рядом с пророком, давая возможность ногам отдохнуть.
Девочка взглянула на часы: скоро закат, а  если отправиться в город, не известно, удастся ли там найти ночлег. Пошептавшись, дети решили попроситься  у Ионы переночевать.

Антика проснулась глубокой ночью от таинственного шелеста. Девочка высунула голову из шалаша.
— Ой, — удивилась она, ткнувшись в лист какого-то растения, которое непонятно откуда и когда появилось.
Трепеща всеми своими веточками, растение прямо на глазах быстро тянулось всё выше и выше, пока не превратилось в настоящее дерево. Так вот что это был за шелест…
— Ух ты! — уже почти вслух воскликнула Антика. — Какая тыква!
— Ты хоть тыквы-то видела? — улыбнулся, выползая из палатки, разбуженный ею Мишка.
— Мишка, — не обращая внимания на его иронию, зашептала Антика, — а разве растения, да ещё такие большие, могут так быстро расти?
— Если ты не веришь своим глазам, то нет, — пошутил сонный мальчик.
Ещё немного полюбовавшись удивительным деревом, дети вернулись в шалаш.

— Что за чудо! — сказал Иона, увидев рано утром диковинное растение.
С самой зари дерево заботливо укрыло шалашик своей листвой от лучей сначала послушного, но затем всерьёз расшалившегося солнца, давая желанную прохладу. Оно и вправду было большим, красивым и нежным.
Мишка, в конце концов разговорив-таки пророка, с интересом слушал повествование Ионы о его приключениях на море. Антика поначалу торопила мальчика идти в город, но потом, тоже увлёкшись их беседой, безмятежно растянулась в прохладной тени ветвистого растения.
— Владыка велел мне: «Встань, иди в Ниневию, город великий, и объяви жителям его, что злодеяния их дошли до Меня», — рассказывал пророк. — Но я решил убежать от Владыки и сел на корабль, который плыл совсем в другую сторону. Тогда Владыка навёл на море великую бурю, и корабль готов был разбиться. Корабельщики же испугались и стали бросать в море корабельный багаж, чтобы судно стало легче и не утонуло, но всё было бесполезно.
— А где же были вы? — спросила Антика.
— Я спустился внутрь корабля и уснул.
— Ну и ну! — изумилась девочка. — Как же можно спать, когда, когда… — Она вспомнила бурлящие вокруг волны во время морского путешествия на китовой спине и выдохнула: — Когда такое творится?
Мишка улыбнулся.
— Так вот, пришёл ко мне начальник корабля и говорит, точно как ты, — посмотрел пророк на девочку, — «Чего ты спишь? Вставай и воззови к Богу твоему, — может быть, Всевышний вспомнит о нас, и мы не погибнем». А матросы тем временем бросили жребий, чтобы узнать, за кого их постигла такая беда.
— И что? — нетерпеливо перебила Антика.
— Ну, выпало, что за меня.
— И что? — повторила она.
— Тогда меня стали спрашивать: «Что сделал ты и откуда направляешься? Где твоя страна и из какого ты народа?»
— А вы что?
— А я и рассказал им всё.
— И что? — в который раз спросила Антика.
— Матросы испугались и сказали: «Зачем бежал ты от лица Всевышнего? Что же нам сделать с тобою, чтобы море утихло?»
— И они выкинули вас за борт?
— Угу, — кивнул пророк, — я сам попросил их: «Возьмите меня и бросьте меня в море, и тогда море утихнет, потому что я знаю: эта буря из-за меня».
— Вы так сказали? — изумилась Антика.
— О да. Но эти моряки не хотели моей смерти и начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли, потому что неистовые волны не давали добраться до суши.
— Так вы, что ли, сами прыгнули за борт?
— Нет, моряки воззвали к Владыке моему и попросили не наказывать их из-за меня, а тогда взяли меня и бросили в море, и оно тут же утихло.
— А тут кит и ням-ням, — свела бровки девочка.
— Да, Владыка повелел ему проглотить меня. И только тогда я вскричал: «Взываю в горе моём к Тебе, Владыка, знаю, что слышишь меня и во внутренности кита. Ты в глубину, в сердце моря меня поместил, воды и волны Твои бурлят надо мною, морскою травою голова моя обвита. Но Ты, Владыка, услышь меня, и я воспою Тебе хвалу! У Тебя Одного спасение!»
— И Владыка сказал киту, чтобы он отпустил вас, — торжественно закончила Антика.
Так в беседе с пророком прошёл целый день.

Наутро все трое увидели засохшее прекрасное растение.
— Почему оно так быстро засохло? — удивилась Антика.
— По-моему, его червяк подточил, — сказал Мишка, указывая на подгрызенный внизу ствол.
— О Владыка, — больше прежнего опечалился Иона.
Он снова молча сел у шалаша и устремил свой взгляд на город.
Антика тем временем успела изрядно проголодаться. Она обернулась к Мишке, но тот медлил, словно чего-то ожидая. Поднявшийся восточный ветер сделал солнцепёк невыносимым, однако на детей жара почему-то не действовала..
— О Владыка, — изнемогая от зноя, возопил Иона, — лучше мне умереть, нежели жить.
— Неужели так сильно огорчился ты из-за растения? — раздался голос Всемогущего.
— Очень огорчился, — упрямился Иона.
— Ты сожалеешь о растении, над которым не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало, — сказал Владыка. — Так Мне ли не пожалеть города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой?
— А ведь и то правда, — прошептала чуть слышно Антика, глядя на засохшее растение.

Глава 20
СТЕНЫ И ПАЛЬМЫ

Антика и Мишка наконец отправились в город. Спускаясь в низину, они потеряли его из виду. Однако расстояние было небольшим, а потому дети смело  шагали в ту сторону, где, как им казалось, должна начинаться городская стена. Вскоре низина перешла в плодородную долину, чему Антика несказанно обрадовалась: она давно уже мечтала о сытном завтраке. Невдалеке высились горы и блестела широкая полоса незнакомой реки. Всё чаще путникам встречались высокие пальмы, а затем и целые пальмовые рощи.
— Мишка, — очнулась Антика от созерцания всей этой красоты, после пустыни казавшейся сказкой, — а почему ни гор, ни пальмовых рощ не было видно с того места, где расположился Иона?
— Не знаю, — задумчиво ответил мальчик.
— Может, мы заблудись? — предположила Антика, но тут же впереди наконец показались стены города.
— Ну вот, кажется, дошли, — облегчённо вздохнул Мишка.
Однако вблизи стены выглядели гораздо больше и неприступнее.
— Интересно, — сказал Мишка, — с какой стороны мы находимся и где нам искать ворота? — И, немного помолчав, он наугад двинулся вдоль стены.
Антика доверчиво последовала за ним, но вдруг остановилась.
— Ты слышишь?
— Да. — Мишка тоже замер на месте. — Кто-то играет на трубах.
Звук нарастал, и вскоре дети увидели вооружённых людей, за которыми шли семь священников и трубили в семь труб. Следом несли ковчег завета Владыки, далее шествовал разный народ и тоже трубил. Странно: только трубный звук и шаги. Ни шёпота, ни слова.
Антика вначале оробела при виде этой удивительной процессии, но, видя полное Мишкино спокойствие, взбодрилась. Поравнявшись с детьми, люди вовсе не обратили на них никакого внимания. Все так же старательно дули в трубы, а кто не трубил, тот просто молча шагал. Необычная колонна, точно гусеница, медленно проползла мимо.
Антика, с изумлением наблюдавшая это шествие, наконец не выдержала и, подлетев к самому молодому и, как ей показалось, доброму юноше, который шёл позади всех, спросила:
— Будьте так любезны, скажите, зачем столько народу ходит вокруг города и трубит в трубы?
Юноша улыбнулся и шёпотом ответил:
— Так велел Иисус Навин.
— Иисус Навин? — радостно воскликнула Антика. — Тот самый, ради которого Владыка остановил на целый день солнце и луну, пока он сражался с врагом?
Юноша удивлённо взглянул на девочку:
— Не понимаю, о чём ты?
— Ну как же?! — развела руками Антика, готовая всё выяснить, но тут же почувствовала, как её дёрнули сзади.
— Ты чего? — обернулась она к Мишке.
— Ты неисправима, — проворчал тот. — Эти события, о которых ты говоришь, ещё не случились.
— Как это? — не поняла Антика.
— А так! — начинал сердиться мальчик. — Сначала город Пальм, а потом светилостояние.
— Город Пальм? Светило… чего? — Она потеряла интерес к шагавшему рядом юноше и переключилась на Мишку.
— Да. Я понял, где мы, — серьёзно сказал Мишка. — Это Иерихон — город Пальм. Ну-у… его ещё называют город-луна.
— Да, — согласилась Антика, оборачиваясь на долину, которую они прошли, — пальмы здесь очень красивые!
— А почему луна? А что за светило… чего-то там? — снова пристала она к Мишке.
Но беседы не получилось, так как в это время колонна-гусеница подошла к стану и растворилась в шатрах. Антика, утомлённая переходом, почему-то вспомнила Кармелу и её дочерей, что так любезно когда-то их приютили. Девочка просительно посмотрела на юношу, от которого они старались не отставать всю дорогу.
Юноша улыбнулся им и наконец сказал:
— Меня зовут Арам.
— Ой, — просияла девочка, — а меня Антика, а его, — указала она на друга, — Мишка.
— Диковинное у тебя имя, — не переставал улыбаться Арам, — и сама видом из неизвестного мне народа.
Взглянув в усталые глаза детей, юноша пригласил их в небольшой шатёр, хозяином которого, по-видимому, был сам.
Антика, терзаемая любопытством, сразу же приступила к Араму с расспросами:
— А зачем Иисусу Навину понадобилось гонять войско вокруг города?
— Не знаю, — пожал плечами молодой воин, — только завтра уже седьмой день наступит, как мы таким странным методом осаждаем этот город. Иисус говорит, что на седьмой день стены рухнут сами по себе. — Эти слова Арам произнёс вполне серьезно.
— Рухнут? Вы просто ходите вокруг — и всё?
— Да, один раз в день, просто обходим вокруг и трубим в трубы. Правда, завтра предстоит сделать то же самое целых семь раз.
— Ого, ведь город такой большой! На это же весь день уйдёт! — удивился Мишка.
— Какая скука, — поморщилась Антика, — ходить вокруг города вместо того, чтобы просто взять и проломить стену.
— А ты боевая, — захохотал Арам.
— А что, — поведя вперёд рукой, деловито рассуждала девочка, — ведь есть же такие штуковины специальные, чтобы стены ломать.
— Стенобитные орудия? — уточнил Мишка.
— Есть, — согласился Арам. — Это большое бревно с заострённым металлическим наконечником, подвешенное на передвижной станине. Мы такое орудие у египтян выглядели и после того всегда им пользовались.
— Между прочим, — добавил мальчик, — тараном называется.
— Точно, — улыбнулся Арам. — Но стены Иерихона очень прочные, к тому же хорошо защищённые. Воинов с тараном вряд ли спасло бы прикрытие...
— Какое? — вклинилась Антика.
— Крыша такая из сырого и твёрдого материала, чтобы укрываться от огня и стрел стражей, что на стенах располагаются.
— А что вы будете делать, когда захватите город? — поинтересовался Мишка.
— Ой, — взглянула Антика на верхушки пальм, что виднелись за высокими городскими стенами, — и все эти красивые деревья сгорят? — Она повернулась к Араму и, заглянув юноше в глаза, с ужасом добавила: — И будет много крови... Ведь вы будете убивать?
— Будем, — серьёзно ответил тот. — А пальмы мы обычно не трогаем.
— Почему? — в один голос спросили дети.
— Во время осады войску запрещается портить или уничтожать плодовые деревья.
— Но ведь пальма не плодовое... — неуверенно сказала Антика.
— Ну-у… — Арам засмотрелся на рыжие волосы девочки и с трудом удержался от вопроса «Откуда вы?». — Не плодовое, говоришь? А вот идём!
Он живо вскочил, прихватив с собой циновку. Дети, переглянувшись, галопом помчались за быстро идущим юношей.
— Куда мы? — немного волновался Мишка. — Ведь скоро стемнеет.
— Это недалеко, — засмеялся Арам.
— Кажется, я поняла, — восторженно захлопала в ладоши Антика, когда они повернули к пальмовой роще.
— Кажется, я тоже, — обрадовался и Мишка.
— Ну, раз поняли, — развернул Арам циновку, расстилая вокруг ближайшего дерева, — стало быть, помогайте. Идите сюда… — Он поманил их рукой под пальму.
— На счёт «Раз, два, три!» начинаем трясти, — скомандовал юноша.
И они начали раскачивать почти сорокаметровое дерево. Сверху посыпались плоды. Некоторые, падая, трескались и разбивались, брызгая соком.
— Ну, хватит? — смеялись Арам и Мишка.
Антика, звонко хохоча, бегала вокруг, собирая подарки красавицы пальмы и тут же уплетая сочные плоды.
— Какая вкуснятина! — в очередной раз довольно пискнула девочка.
— Ага, — согласился Мишка. — Хлеб пустыни!
— Что за хлеб? — не поняла Антика.
— Финики. А ещё финиковую пальму называют «царицей оазисов», — верно, Арам?
— Верно, — кивнул тот, удивлённо взглянув на мальчика. — А ты откуда знаешь?
— Э-э-э… — растерялся Мишка.
— А он у нас учёный. Вундеркинд! — пришла ему на помощь Антика.
— Какой интересный язык, — заметил Арам. — Вун-тэр-кинт…
Антика прыснула, и её задорный смех заразил остальных.

На обратном пути Арам увлечённо рассказывал о пользе финиковых и бальзамовых пальм.
— Между прочим, — обращался он в большей мере к девочке, — семенами пальмы кормят верблюдов…
— Верблюдов. А люди что с финиками делают? — живо интересовалась Антика.
— Да много чего, — пожал свободным от груза плечом Арам. — Например, свежие финики добавляют в салаты, доводилось есть. А ещё — в сдобные булочки, домашнее печенье, пироги и торты. У меня сестра стряпуха что надо! Частенько балует. Ну, то, что из фиников мёд, сахар и сок делают, а из сердцевины дерева — пальмовую муку, это вы и сами знаете…
— Откуда? — тут же возразила Антика.
— Как же! Вун-тэр-кинт… — выразительно произнёс Арам и сам же рассмеялся.
— А хоть бы и знаем, — улыбнулся и Мишка, — но тебя всё равно послушаем.
— Ага. — И Арам с удовольствием продолжил: — Широкими листьями кроют крыши, а обычную листву перерабатывают на материал для матрасов, циновок и мешков.
— Ой, — прыгала всю дорогу Антика, невзирая на ношу, — а эта циновка тоже из пальмы?
— Тоже, — поглядывал Арам на жизнерадостную девочку. — Из пальмовых веток делают ограды и клетки, из волокон плетут нитки и верёвки, а само дерево служит топливом. А ещё пальмы защищают от высыхания водоёмы, — в пустынных местах это очень важное свойство.
— Ну прямо универсальное растение… — восхищался Мишка.
— Как и всё у Владыки, — выпалила Антика.
Арам удивлённо посмотрел на девочку, но ничего не сказал.
— Интересно, — тут же продолжила Антика, — сколько такая пальма высотой? Так посмотришь, кажется, небо подпирает. — Она бросила взгляд на рощу, деревья которой даже издалека выглядели внушительно.
— В основном метров десять или двадцать, но бывает и все пятьдесят, — отозвался Арам.
— А сколько на пальме такой вкуснятины? — дурачилась девочка.
— Ты ещё спроси, сколько на пальме листьев! — захохотал Мишка.
— Одна кисть финиковой пальмы иногда приносит до восьми тысяч плодов, — спокойно ответил Арам. — Правда, иные плоды размером с горошину, но бывают и такие, которые больше человеческой головы! А листьев когда сорок, когда пятьдесят, а когда и шестьдесят. Могу сказать больше: есть листья, длина которых чуть ли не три метра.
— Ой, — вместе воскликнули Антика и Мишка.
— Это ещё что-о-о… А вот слышали ли вы о такой драгоценности, как кокосовый жемчуг?
— Жемчуг?! — вновь хором отозвались дети.
— Ага. Внизу кокоса есть три проростковых отверстия; одно из них не зарастает, а лишь затягивается тоненькой плёночкой. Через него-то и выходит проросток. К сожалению, в крайне редких случаях все три отверстия плотно зарастают и проросток не может выйти. Такой кокос называют «слепым»…
— Ой, зародыш погибает? — обеспокоенно взглянула Антика на рассказчика.
— Разумеется, — кивнул Арам.
— Тогда я не понимаю, почему «к сожалению»? — начинала сердиться девочка.
— Ну как же! — хохотнул юноша. — Если зародыш не умрёт, то вокруг него не отложится известь. А если известь не отложится, то и кокосовый жемчуг не образуется. Между прочим, эта драгоценность значительно превосходит по цене жемчужины, которые образуются в раковинах моллюсков.
— Ну и ну, — покачал головой Мишка.
Тем временем они вернулись в стан, и Арам удобно расположился у шатра, не забыв почерпнуть горсть спелых фиников.
Довольный вниманием слушателей, юноша продолжил:
— Многие художники рисуют пальмы на стенах храма. Иногда Пальмами называют девочек. — Он подмигнул цветущей Антике.
— Ух ты! — восторженно выдохнула та и тут же заявила: — Отныне зовите меня Пальмой!
Арам засмеялся.
— Наша вечно зеленеющая пальма растёт более двухсот лет.
— Хм, вечно зеленеющая — прямо как ёлочка.
— Ёлочка? — не понял Арам.
— Ну да, дерево такое, — пояснила Антика и тут же поймала себя на мысли, что древний израильтянин, скорее всего, не слышал о таком растении. Взглянув на Мишку, а потом немного виновато на Арама, она добавила: — Двести лет — это много.  Прямо как дуб… — заметила она. — У вас растут дубы?
— Да, как раз из них и делают тараны, — улыбнулся юноша-воин.
— А у вас все воюют?
— Да, — подумав, ответил Арам. — Кому исполнилось двадцать лет, тот считается воином. Правда, пред началом битвы робких и боязливых домой отправляют, чтобы они других не заразили. Ну, или, например, новый дом человек построил, насадил виноградник или обручился с будущей женой... Такие тоже освобождаются. Ещё священники не воюют, — добавил юноша. — Хотя при необходимости могут и они.
— Как интере-е-есно, — уже с полузакрытыми глазами протянула девочка.
— Ладно, неплохо бы выспаться перед завтрашним походом, — вставая, сказал Арам и жестом пригласил гостей в шатёр.
— Арам, — напоследок добавил вдруг Мишка, — ты с такой любовью рассказывал сегодня о пальмах, будто родился и вырос под одной из них.
— Эх, роди-и-лся… — с нотками тоски отозвался юноша. — Если б вы видели завораживающие пейзажи пустыни…
— Пустыни?! — точно от удара молнии вспыхнула Антика, но тут же прикусила язык.
— Пустыни, — любовно повторил юноша, — с зелёными островками оазисов и морями красных песков, тихими вади… Это высохшие устья рек, — поспешил он пояснить. — Если б вы видели вздымающиеся дюны, плавно переходящие в величественные горные гряды с многочисленными озёрами, рождёнными вулканами. А камни! Какое разнообразие: цвет, форма, размер… — С этими словами он заботливо накрыл уже полусонных детей овечьими шкурами, а сам устроился у самого входа в шатёр.
«О Владыка всех миров! — подумала, засыпая, тронутая воспоминаниями Арама Антика. — Никогда б не поверила, что можно любить эту… эту пустынную пустыню. Какие мы все разные…»

Когда Антика проснулась,  показывали время далеко за полдень.
— Мишка, Мишка! — взволнованно трясла она мерно посапывающего мальчика.
— Что? Что случилось?! — Мишка вскочил, ничего не понимая спросонья.
— Мы всё проспали…
Антика, захлюпав носом, выскочила из шатра.
— О А-а-антика…
Как обычно спокойный, Мишка выбрался следом.
— Вот, пожалуйста, никуда твои стены не делись. Как же они без тебя рухнут? — пошутил мальчик и, взглянув на довольную девочку, добавил: — А ты, похоже, на войну собралась?
— Не смешно! Идём скорее! — скомандовала Антика. — Вон войска Иисуса Навина… Интересно, в который раз они уже обходят город?
Войско Иисуса Навина состояло исключительно из пеших мужчин, вооружённых копьями и щитами. Были воины и с более лёгким снаряжением, похожие на лучников.
Дождавшись, когда колонна всё в том же порядке пройдёт мимо, показав хвост, Антика и Мишка пристроились сзади, как и накануне. Отыскав глазами Арама, Антика хотела крикнуть: «Мир тебе!» — но Мишка вовремя закрыл ей род ладонью.
— Тихо ты! Чтоб ни звука, поняла? — строго прошептал он.
Они молча догнали Арама и тихо поприветствовали. У юноши был лук и стрелы, через плечо висела сумка, в которой угадывалось что-то тяжёлое.
— Что это? — почти шёпотом спросила Антика у Арама, указывая на сумку.
— Это боевое орудие, — улыбнулся юноша.
— Ты шутишь? — в ответ подмигнула Антика.
— Нет, я серьёзно…
— Тогда почему ты улыбаешься? — заметила девочка. — Да и не похожа эта сумочка на орудие.
Он оттопырил края сумки и дал заглянуть в неё.
— Камни? — удивилась Антика.
— Угу, — кивнул Арам.
— Ты что же, будешь воевать кидая во врага камнями? — немного разочарованно проговорила Антика.
— Угу, — подтвердил он.
— Так не интересно, — нахмурилась девочка. — Так каждый может.
— Не думаю, — снова улыбнулся Арам и достал из той же сумки шерстяную верёвку, которая посередине была сплетена особо прочно.
— Что это? — задала любимый вопрос Антика.
— Это праща. Вот сюда, — юноша указал на широкий отрезок посередине, — кладёшь камень, одним концом пращи петлёй охватываешь запястье, а другой конец отпускаешь, раскручиваешь над головой и-и-и…
— Камень летит прямо в лоб! — восторженно закончила девочка, чуть не захлопав в ладоши. — Здорово! А можно мне попробовать?
— Нет, — вместе сказали Арам и Мишка, — это не игрушка.
Антика с грустью посмотрела на своих воспитателей:
— Ну и не надо!
Однако долго молчать она не могла и вскоре горячо зашептала:
— Арам, а это который уже круг?
— Седьмой, — улыбнулся молодой воин.
— Ух ты! — подпрыгнула Антика в ожидании нового чуда. — Арам, а почему ты всё время улыбаешься?
— Это моё первое сражение, — радостно шепнул он и, взглянув на девочку, добавил:, — Понимаешь?
— Ещё бы, — кивнула та.
— И надеюсь, — обратился он уже к Мишке, — во время сражения вас здесь не будет?..
Антика недовольно посмотрела на Арама, потом на Мишку. Он промолчал, но по его взгляду девочка поняла, что Мишка успел дать юноше какой-то знак, и это её разозлило.
— Как только затрубит юбилейный рог, тогда вы можете вместе с нами громко воскликнуть, и стена города обрушится до самого основания, — сказал Арам.
Арам ещё не успел договорить, как раздалось:
— Воскликните, ибо Владыка отдал нам город! Ничего не берите из города сего, потому что всё принадлежит Владыке! Всё серебро и золото и сосуды медные и железные пусть будут святынею Владыке и войдут в Его сокровищницу! Не щадите никого, кроме Раав и тех, кто в доме её, потому что она укрыла посланных, которых мы посылали!
И народ воскликнул, и затрубили трубами. И стены со страшным грохотом обрушились, обдав людей клубами пыли.

Глава 21
ЧУДЕСНАЯ ВЕРА

Когда облако пыли рассеялось, перед Антикой возникла её любимая… Чушка.
— Чушка???
Антика не знала, как ей быть: то ли радоваться, то ли плакать. Конечно, она уже начинала скучать по дому: маме и папе, Лаю и Кисс, Лесику-куролесику и Цветопарку и, конечно, по Чушке, в которой больше всего проводила время… Но всё же девочка не понимала, как она оказалось дома? Ведь Мишка говорил, чтобы вернуться — нужно обязательно обрызгать себя водой и произнести при этом особые слова, а здесь… они едва не задохнулись от песка и пыли.
— Миш… то есть Белый Медведь!.. — Антика растерянно смотрела на мгновенно повзрослевшего мальчика. Ей почему-то стало грустно, что Мишка снова стал большим и солидным.
— А ты, оказывается, скучала по дому? — виновато проговорил Белый Медведь.
— Откуда вы знаете?
— Ну-у… Когда мне предстояло выбрать следующий пункт нашего путешествия, я сам не понял, как сказал: «Если Антика очень соскучилась по домашним, то верни нас, Всевышний, пожалуйста, домой». Твоя любовь переместила нас…
— Так вот, значит, почему мы… — не дала она учителю договорить.
— Ты не сердишься? — тут же перебил её Белый Медведь.
Взглянув друг на друга, они рассмеялись.
— Нет, — наконец помотала головой Антика. — К тому же мы можем в любое время продолжить своё путешествие, ведь правда? — Антика с надеждой повернулась к Белому Медведю.
— Э-э, только в особых случаях, — немного грустно сказал учитель.
— В каких «особых»? — всполошилась Антика.
— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. В жизни каждого человека есть только его и ничьи больше особые случаи… И зависят они, как ты понимаешь, исключительно от самого человека.
— Белый Медведь, ну хоть намекните, а? — взмолилась девочка.
— А что намекать? — пожал он плечами. — Взять хотя бы это наше с тобой путешествие: тебе Творец открыл тайну…
— Рыжих волос? — не дослушала Антика своего учителя. — Но ведь таких тайн — одна на всю жизнь!
— Да нет же. Ты попала на другую сторону ручья потому, что… верила! В тот день, Антика, ты научилась верить. Верить в чудеса! Тайна рыжих волос — лишь следствие твоей веры.
— А вы? Вы тоже чему-то научились в тот день?
— Да, Антика. В тот день Творец открыл мне одно из Своих желаний, Он сказал: «Будьте как дети»! Я очень обрадовался этому и…
— И тогда вы стали Мишкой? О! — Антика не удержалась и захлопала в ладоши: никто из учителей не смог стать ребёнком хотя б на чуть-чуть, а Белый Медведь смог! Смог, потому что поверил.
— Эх… А какое было путешествие!.. — Глаза Белого Медведя отчего-то заблестели: то ли слёзы набежали, то ли свет неожиданно вспыхнул в самом сердце учителя.
— Столько чудес! — поддержала его Антика. — Я и не думала, что такое возможно!
— Чудеса не только возможны… Они необходимы, чтобы защитить нас от плохих мыслей и поступков. В мире, где много зла, чудеса — это… Это знак, который открывает глаза людям, не любящим своего Творца.
— Как?! Неужели есть люди, которые не любят Верховного Чудодея?! Разве можно Его не любить! Он же такой… такой… — Антика не находила слов. — Такой хороший! — так и не нашла подходящего эпитета девочка.
Но Белый Медведь лишь с грустью посмотрел на ученицу.
— То, что Творец прощает нас, — это Чудо. Когда ты виновата, тебе тяжело, ведь так? Но когда тебя прощают, ты будто обновляешься, рождаешься заново. Тебе становится легко и радостно. Знаешь, какое великое чудо совершается с каждым, кто начинает дружить со своим Творцом? Это чудо преодоления злобы сердца и смерти духом любви и жизни. Но самым великим чудом стало вочеловечение Творца…
— Миш… Э-э… Белый Медведь, а что значит «вочеловечение»?
— Это когда тот, кто не человек, рождается или как бы становится человеком…
— «Как бы» — это как?
— Ну-у, например, Ангелы… Они, бывает, приходят нам на помощь, принимая образ человека. Ангелы не рождаются людьми, просто в определённый момент Верховный Чудодей посылает Своё воинство небесное на землю, чтобы выручить нас из беды.
— А правда, что Сам Верховный Чудодей был Человеком?
— Да, — кивнул Белый Медведь.
— Прямо с самого начала: родился, был мальчиком, потом дяденькой, потом дедушкой, а потом…
— Нет, дедушкой Он не был, — печально остановил её Белый Медведь.
— Это почему?
— Потому что Его убили.
— Убили?! Самого Верховного Чудодея? Но ведь Он же… живой! Он и сейчас есть! Вы что-то напутали… — запротестовала Антика.
— Нет, не напутал, — ответил учитель. — Его убили люди, не зная, что это был Сам Владыка миров!
— Как это «не знали»?..
— Точнее, знали, но не поверили… Ладно, Антика, нам пора по домам.
— Как же — «по домам»! — возмутилась девочка. — Такое сказать и… Нет уж, я хочу знать, за что и как убили Верховного Чудодея! Да и как это возможно? Ведь это Он сотворил людей! Получается, творение убило своего Творца?
— Получается, так. — Белый Медведь глубоко вздохнул и медленно зашагал в сторону дома.
— Не понимаю, — сокрушалась Антика, вприпрыжку догоняя учителя. — Как Его убили, если Он жив?!
— Он воскрес из мёртвых! Его воскресение — это Главное Чудо. — Белый Медведь указал на Книгу книг, которую держал в руках; откуда она взялась, Антика и не задумалась. — Когда-нибудь ты увидишь это Главное Чудо! К слову, Его имя на земле было Спаситель.
— Спаситель? — девочка не могла поверить в только что сказанное учителем. Ведь она видела, ВИДЕЛА Спасителя! Тогда, в бурю, в лодке… Неужели это Он? Неужели она видела Того, Кто сотворил всё-всё-всё??? Нет, наверное, она что-то неправильно поняла.
— Он пришёл на землю, чтобы вновь построить царство мира, которое когда-то разрушили люди, — продолжал рассказывать Белый Медведь.
— Да? — Девочка слушала Белого Медведя лишь вполуха. Вспоминая глаза Спасителя, полные неземной любви, такой, как никогда и ни у кого она больше не встречала, Антика всё думала о той короткой с Ним встрече.
— Когда происходит чудо, наше сердце либо радуется, либо злится. И это помогает нам или полюбить Того, Кто нас сотворил, или же заставляет пойти против своего Творца. А ещё наша вера в чудеса — это тоже чудо.
— Что? — очнулась наконец от воспоминаний Антика. — Не понимаю… Вера — это чудо чуда?..
— Чудеса там, где в них не верят, не случаются! Ни я, ни Весёлый Ручеёк не совершили б;льшего чуда, чем ты, Антика. Если бы ты не верила…
— То мы бы не попали туда, где побывали во время путешествия? — закончила она мысль учителя.
— Да. Без веры радовать Всевышнего невозможно…
— Лай! Кисс! — Увидев своих лохматиков, Антика бросилась им навстречу. Она и не заметила, как оказалась возле дома. Обняв своих друзей, девочка почти пропела: — Как же я по вас соскучила-а-ась…
Белый Медведь лишь улыбнулся и… исчез.