Кройщик. наша реальность

Что я могу сказать в свое оправдание?
Не знаю. Я не чувствую ничего.
Вообще никаких эмоций.
Все-таки я смог выработать в себе синдром Аспергера.
Что потом…
Была работа, та самая, изменившая всё.
Заказчиком оказался сам подопытный.
Нам сделали так, чтобы я не видел его, а он меня.
За непробиваемым тонированным  стеклом.
Будто в католической исповедальне, когда грешник каяться священнику.
— Что ему надо? — спросил одного из его прислуги, до сеанса.
Это был майор ФСК. Он ответил прямо, наверно, как учили:
— Он желает стать великим. То есть не просто «великим», а «великим» с большой буквы. Вот. Как-то так.
— Ну ладно, сделаем Великого…
Я согласился на работу при условии что они все, оставят меня в покое.
Выдадут новые паспорта, и деньги.
Я желал завязать со всем дерьмом.
Заказчик, и одновременно подопытный, дал «добро».
Сеанс проходил под стволами пистолетов, которые держали в руках люди из ФСО.
Я старался, работа была очень непростой.
Вот как сделать из простого чиновника — Великого?
Не знаете? То-то и оно.
Кроение было по максимуму мягким, я лишь касался к мозговым извилинам, что-то правил, немного подчищал, прошивая  в них программу «великого и ужасного Гудвина».
Ведь я тогда до сеанса прочитал сказку «волшебник изумрудного города».
Там еще Элли, Тотошка, Страшила, Дровосек, и Гудвин, — великий и ужасный.
Почему нет?— подумал.
Пусть будет всё как в сказке, — зашивая в мозги заказчика и подопытного, этот программный код.
Ещё пожелание заказчика было таким, что бы программа величия сработала у него мозгах не сразу, после сеанса, лет так через пять, а лучше через десять.
Работа была исполнена, контракт выполнен в полном объеме.
Я получил новые паспорта, и деньги. От меня отстали.
Жил, иногда работал,
А так, наблюдал за жизнью.
Она стала сказкой, которую претворил в жизнь, через кого-то.
Точнее через того заказчика.
А сказка сделалась былью: странной, непонятной реальностью.
В которой вы все живете.
Виновен я, или не нет, — интересный вопрос от Мира, да и от всех.
Если бытие определяет сознание, — то нет.
Ведь как же мое детство, отчим, мои одноклассники, которые издевались.
Подвалы, заброшки.
Это же никуда не девалось, а копилось и копилось в моем сознании.
Насильно превращая меня, из маленького милого тихого мальчика, в чудовище Франкенштейна. В морального урода.
Маньяк Чикатило убивал людей физически, а я психически.
Поэтому мы были в чем-то похожи, и тоже являлись жертвами обстоятельств.
Кстати, о Чикатило.
Когда его поймали, и он уже сидел в тюрьме, то я захотел провести над ним эксперимент: перекроить его разум, очистить сознание от мыслей убивать других людей. Сделать его лучше, хотя бы, чтобы он был как все.
Через связи Германа Олеговича, оформлялись допуски, разрешения на личную встречу. Но не успел, через неделю его всё-таки расстреляли.
Но допустим я виновен. Ладно. Пусть будет так. Не буду оспаривать приговор на суде. Тогда как же те? Люди политики. На которых работал, и получал заказы.
Я был простой пешкой, исполнителем в руках главного дирижера.
Как же они? Выходит, они тоже виновны вместе со мной.
Казните, сажайте их тоже в камеру.
Не можете? То-то и оно, что не можете…
****