Париж. Анна в 93

         
                Снова Париж

        Они вошли в шикарный, сверкающий зеркалами, мрамором, посеребренными перилами,  подъезд пятиэтажного дома, нет – дворца, в зеленом  переулочке в пяти минутах ходьбы от Монмартра. Он даже заметил название - улица имени первых Христиан.    
        Консьержка с подозрением оглядела двух граждан – одного она знала и сильно недолюбливала. Он был вечно нечесан, плохо одет, и от него несло прокисшим вином. 
       Мадам отказывалась понимать, как  очень приличная дама, баронесса, может принимать в своих апартаментах подобного типа.
       Русские, никакого понятия о культуре. Но сейчас она расплылась в приветливой улыбке, так как с ним был очень интересный и пикантный мужчина. Вылитый Жерар Филип в периоде Фан Фан Тюльпан. Красавчик, одним словом.
        Возле высокой, покрытой белым лаком и обитой внизу начищенной до зеркального блеска пластиной меди, двери Гриша остановился.
        - Анька занимает бель-этаж. Для  тупых сибирских валенков или валенок.. Бля во мне лингвист умер…перевожу. «Бель этаж», по-русски значит – прекрасный этаж. Бель, с французского, тупица, переводится – «красивый», а этаж, он и в Африке этаж. И в переводе не нуждается. Представляешь - первый! У нас в России кто-нибудь рвался жить на первом этаже? Нет! Нет! И ещё раз – нет!!!,  господа присяжные заседатели. Потому, как из окон выбрасывают всякое непотребство – сам, лично, видел использованный гандон, повисший на кусте. Или пустыми бутылками забросают, как гранатами.
        - Давно ты стал сибаритом? – Поинтересовался Сандро. Он стоял перед дверью женщины, которую любил,  любил бессмертно. Жажда не была утолена.
        - Как только в собственное пользование получил душ с горячей водой. – Не смутившись явно прозвучавшей в вопросе иронии, сообщил спартанец Гриша. - Но Анька, правда, классно живёт. Квартира, сейчас увидишь, – бальная зала и собственный сад на балконе в пятьдесят метров. А чего ей не жить, если у неё муж –  французский барон.
        Сердце Сандро снова сделало перебой, и в него тут же вошла отточенная стальная спица.
        - Она – замужем? – Раньше он слово баронесса воспринимал, как иронию.
        - Нет.   
        - А как же – барон?
        - Барон был  страстным верхолазом-альпинистом и отправился по следу многих альпинистов – безвременно удобрять кладбище.
        - Иногда, Гриц, ты бываешь сверх меры циничен. – Сказал Сандро, покоробленный Гришиным  легкомысленным отношением к смерти, но одновременно почувствовавший облегчение. Стальную спицу вынули из сердца, и он вздохнул свободно. - А дети?
        - Киндеров нету у неё! –  Гриша прозорливыми еврейскими глазами уставился на друга. - Слушай, ты так интересуешь её личной жизнью, что я подозреваю, что у вас был страстный роман. И, между прочим, ты мне о нём, помнится, что-то рассказывал, только я тогда Аньку не знал.
       Но, тут никому не обломится!  Я подъезжал к ней на дохлой козе. А она в ответ – «Давай останемся друзьями»! Если бы я со всеми своими бабами оставался друзьями  - то диван в моей мастерской не продавился бы до пола.

        И он не лгал. О размере полового органа Грица слагались легенды и сказки. Впечатляющего размера был орган. При этом «Он» всегда был готов к труду и обороне, даже в состоянии тяжелейшего Гришкиного похмелья.  Народная мудрость – «рождённый пить…» с «Ним» не катила. Стойкий оловянный солдат любви всегда, когда требовалось, стоял по стойке смирно.
       На посту. Прошу не путать с Великим.
       
       Квартира баронессы Аньки поражала и размерами и убранством. Белое с золотом  помещение с потолком высотой в пять метров, расписанных ангелочками, держащими в руках букеты лилий и пионов. Пухлые крохи порхали в темно-голубом небе среди белых и светло-желтых облаков.  И при этом ни малейшей пошлости.
      Ренессанс!  Рафаэль, клянусь мамой, истинный Рафаэль.  В центре потолка, среди парящих ангелов с увесистыми попками  и  юных обнаженных дев в венках из палевых роз, сиреневых ирисов и кораллово-розовых тюльпанов, висела  поражая сознание обывателя дворцовыми размерами хрустальная люстра. В солнечных лучах, струящихся из огромных, до пола,  французских окон, она играла всеми цветами радуги – красными, оранжевыми, желтыми, зелёными, голубыми, синими, фиолетовыми огнями.
       А зеркала? Десятки зеркал.
       - Только человек, страдающий патологическим нарцицизмом, может жить в подобном Зазеркалье. - Сказал Сандро, впервые подумав, что та Голубка, которую он знал и любил столько лет, могла исчезнуть, превратится в такую же, как «его» Коломбина холодную расчетливую стерву, тем более что на то были веские причины.
 
       Присвистнув, Сандро стал обходить Анину квартиру. Сто восемьдесят квадратных метров, не меньше, не считая антресолей, на которых расположились приватные комнаты – небольшая, по сравнению с остальными помещениями, спальня с трёхспальной кроватью, покрытой расшитыми от руки китайским шёлковым покрывалом и многочисленными подушками – павлины, цветущие камелии, веера пиний, горы с белоснежными вершинами, огнедышащие драконы – полный китайский беспредел  этот дракон, и причем его никто ни разу не видел воочию...
        В изголовье прикреплена к стене, выложенная цветным перламутром и  с искусной резьбой по черному дереву, ширма со сценками из быта китайских мандаринов.  Гардеробная, размером с первую собственную Анину комнату в переулке Стопани, забитая под завязку дорогой одеждой, роскошными аксессуарами и шикарной обувью.  Дамская ванная комната – розовая джакузи с эффектом массажа, стены - черный полированный лабрадор с вкраплениями  фресок –  обитатели морских глубин – экзотические рыбы, звезды, кораллы и медузы, искусно выдутые из кристаллов Сваровски.   На стеклянных полках аккуратно расставлена коллекция раковин и антикварных флаконов, наполненных благовониями – розового, апельсинного, жасминового масла. Ловушки для мужчин.
      Громадная коллекция парфюма.
      - Ароматерапия, вашу мать и бабушку. Соблазн! Хорошо устроилась Анюта. - Думал Сандро.
     Он всегда знал, что Аня обожает ароматы, и она говорила, что ей легче вынести боль, чем вонь. Она любила чистоту – телесную, духовную и чистоту вокруг себя.
     Этот эффект поражал в женщине сильнее всего.  Хозяйка и уборщица одновременно. Но потом он понял, что она – царица, а если у царицы нет слуг, она сама запросто уберёт помещение. Потому что она уже Царица и никому в этом мире ей ничего не надо доказывать. Хотя пол подметать или мыть она не любила страшно…

        Стильный кабинет – большая библиотека со стройными рядами книг с золочёными корешками, последняя модель компьютера на  старинном письменном столе. На столе фотография в рамке – молодая женщина, Аня,  с лицом счастливым и влюблённым, высокий белобрысый парень с легким налетом начинающегося вырождения на красивом лице. За их спинами озеро. Женевское, наверное.
        Колокол ударил в груди – она была влюблена в этого белобрысого. Фон барон. Голубая кровь. Фотография влюблённой парочки мгновенно испортила настроение, и Сандро впервые за несколько лет захотелось напиться до потери пульса.
        Ни одного предмета из прошлого! Из их прошлого. Словно баронесса стирала воспоминания о проведённом в перманентной бедности времени - своем детстве в далёкой отсталой стране. 
        Но тут его взгляд остановился на фарфоровых целующихся голубках. Этих голубков, работы Кузнецовского завода, слямзив их из бабушкиной «хельги», он подарил Ане Голубевой, когда им исполнилось шестнадцать. Она страстно любила, можно сказать просто обажала  всяческую флору и фауну, и коллекционировала фарфоровых зверушек – собачек,  их у неё была солидная популяция, жирафов, слоников, тигров, рыб, ежей, кошек всех размеров, лошадок, на шкафу сидел желтый филин, вырезанный из древесины липы, и даже имелся аляповатый кувшин  в виде петуха – гордость коллекции. Весь этот зоопарк помимо шкафа, размещался на подоконнике и книжных полках.