Сказки мёртвых

1. Судья (Орёл или решка)

В одной стране жил мальчик.
Родился он в самой обычной и незаметной семье, родители его, простые люди, много работали и много времени уделять сыну не могли, поэтому, когда он подрос, они отдали его на воспитание государству.
Государство было большое и старое, о короле народу было известно только то, что он вроде бы есть, а королю о народе - и того меньше. Государственная служба гарантировала подданным кров, еду и одежду, но не сулила ни славы, ни роскоши, и те, кто этим довольствовался, жили довольно счастливо.
Вскоре оказалось, что наш мальчик, оставшись без плотного родительского пригляда, не разбаловался как другие государственные подростки, а наоборот - во всём проявлял недетскую серьёзность и большие способности. Не умея ни унывать, ни лениться, он достигал успеха в любых занятиях, а будучи весьма и весьма добропорядочным, занятия для себя выбирал самые почтенные и наиболее одобряемые людьми. Старшие уважали его и готовы были простить ему то, чего не прости ли бы своим детям, а сверстники - завидовали, но никогда не желали зла.
Когда пришло время повзрослеть, девушки стали мечтать о нём, как о сказочном принце. Он всегда был весел и никогда не уставал, потому что научился любить каждое дело, которым выпало заниматься.
Он отправился на государственную службу в большой город, и там ему были все рады, а лучшая девушка этого города пожелала стать его возлюбленной. И, так как он не привык ни отказывать людям, ни отказываться от их предложений, он стал возлюбленным лучшей девушки города.
Открывшиеся возможности взрослой жизни были настолько велики, что юноше нередко приходилось выбирать между занятиями, - конечно же, самыми полезными и интересными, но всё же - выбирать, отказываясь от тех или иных возможностей. Чтобы не тратить время на выбор, юноша привык доставать из кармана монетку, и подбрасывать в воздух, щёлкнув по ней большим пальцем. Монетка переворачивалась в полёте несметное количество раз, и выбор оставался за тем, какой своей стороной вверх она приземлится обратно на ладонь - орлом или решкой.
Со временем, монетки стали подбрасываться настолько часто, что юноша даже в постель не ложился, не захватив пару-тройку с собой. Не увлекаясь ни богатством, ни нумизматикой, он тем не менее стал собирать монеты - оставлял из сдачи, подбирал на улице, выпрашивал у друзей, приехавших из других стран - безотчётно следуя правилу, известному ему одному.
Вскоре, он привык любое даже пустяковое дело начинать с того, что высыпал монеты из специально сшитого замшевого мешочка, и из различных комбинаций рассыпанных орлов и решек делал вывод касательно того, стоит ли ему браться за это дело и как следует его вести.
К нему всё чаще обращались близкие и знакомые, проникнувшись той уверенностью, которую придавало ему его гадание. Многие верили, что с помощью монет он может предвидеть будущее.
Иногда он перебивал приятеля на полуслове, требовал вывернуть содержимое кошелька или карманов, и, изучив его монеты, говорил "ты врёшь", или "не стоит тебе в ближайшие три дня встречаться с женщинами", или просто продолжал беседу как ни в чём не бывало.
Он мог по просьбе какой-нибудь знакомой, погасить в её доме свет и при свечах не своим голосом долго рассказывать ей о её сокровенных планах на будущее, о том сбудутся они или нет и о том, как им помочь сбыться. Он не задавался вопросом, знает ли он на самом деле тайны собеседницы и её будущее - достаточно было и того, что ему верили и оставались им довольны.
Однажды он попал в точку. Настолько, насколько не желал сам. Все несчастья, предсказанные подруге его жены, сбылись в полном соответствии с его фантазиями. Как круги по воде стала расходиться по городу слава о его замшевом мешочке, и чем дальше она уходила, тем становилась всё менее и менее доброй.
Он изменился, стал угрюм и задумчив, перестал иметь прежний успех - сначала в службе, потом и просто в житейских мелочах. Он ушёл от жены и начал сторониться женщин в полной уверенности, что неспособен быть ни любимым ими, ни полезным для них. Его жизнь свернулась как молоко, в которое капнули уксусом…
* * *
Когда он умер, с ним говорил один из самых страшных судей преисподней.
Непрерывно тасуя какие-то карты, судья объяснил ему, что попытка заглянуть в будущее - тяжело греховна и носит печать дьявольского искушения. Равно как и попытки заглянуть во многие другие тайны.
Недолго думая, юноша (а он опять был красивым и весёлым юношей) с пылом принялся каяться, но судья прервал его: "твоя вина не в том, что ты пытался преступить запреты, а в том, что имея возможность понять это, не стал ни задумываться, не сомневаться. Самые тяжёлые вины прячутся в самых незаметных поступках. Держи!» - с этими словами Судья вынул из пасти рассказ, который вы только что прочитали, и отдал его юноше. – «Ищи. Найдя неверный ход, ты не дашь пропасть своей душе, как дал пропасть своей жизни!". И юноша удалился в место, не поддающееся описанию, - искать. А судья остался сидеть в своём кресле, задумчиво теребя раскалённый медный лоб чёрными чугунными копытами. Он вынул из колоды даму треф, и та превратилась в женщину, предсказанное которой так охотно сбывалось. «Не делай так больше» - буркнул Судья и выразительно потряс замшевым мешочком ...


2. Зануда

Чук и Гек родились в одной деревне. В древности она была городом - с крепостной стеной, башнями и подземельями, - а потом река, на которой стоял город, сменила русло.
Когда мать Чука кричала от родовых схваток, мать Гека только зачинала своего первенца. И тоже кричала. Гек пополз, когда Чук встал на ноги, а говорить они начали одновременно.
В школе они сидели вместе на последней парте, потому что Чук был самым рослым, а Гек - хуже всех себя вёл. За все школьные годы они ни разу не подрались. Но и вступались друг за друга крайне редко. Несмотря на это, все считали их лучшими друзьями, и они с этим не спорили.
Мать души не чаяла в Чуке. Словно летний ручей, она непрерывно журчала вокруг него,
обвивая подчас чрезмерной заботой и лаской, и ему, то и дело, приходилось прибегать к помощи Гека, чтобы выскользнуть из-под её опеки. Отец Чука занимал довольно большой пост и оставался при этом довольно добрым человеком. Он наполнял дом и следил за тем, чтобы сын развивался в правильном направлении.
Гек был куда более предоставлен себе. Родителям то и дело приходилось выговаривать ему за его постоянные проделки, а ему – учиться пускать их слова мимо ушей. Среди многих его странностей были волосы, выраставшие иногда так быстро, что он  с детства приноровился стричь сам себя – прямо на ходу, или во время урока. Кроме непредсказуемой скорости роста, его волосы обладали непредсказуемой послушностью, и все жители деревни привыкли к тому, что его причёска могла прямо на глазах встать на дыбы и улечься обратно.
Он рано научился читать и считать, читая и считая всё подряд -
брёвна венцов деревенских изб, дырки в своих проношенных рукавицах, количество веток у лип
или птиц в осенних стаях. Многие считали его чудаком, только не Чук. - Будучи мальчиком рассудительным, он старался извлекать пользу из их дружбы и часто зазывал Гека к себе, чтобы вместе делать школьные задания. Нрав у Гека был лёгкий и он почти никогда не отказывался.
Чуку и его маме хотелось побаловать задумчивого и взъерошенного Гека,
но угощениям и играм он предпочитал книги, которые купил у одного проезжего торговца отец Чука, когда тот сложив четыре кубика, впервые прочитал слово «м-а-м-а».
Библиотека была странной, книги были из разных мест, о многих из которых никто в деревне никогда не слышал, напечатаны книги были в разное время, и год, стоявший на титуле, тоже порой мог вызвать самое сильное недоумение. Продавец рассказал что-то об огромной сгоревшей библиотеке, в которой столько залов, что если бы 70 мудрецов всю свою жизнь читали только названия книг, то остался бы как минимум один зал, с книгами, названия которых остались бы непрочитанными. Отец Чука подивился, дал сверх обещанной суммы, и продавец, пнув своего старого осла, навсегда покинул торговую площадь.
Гек, будучи в гостях, брал книги строго по одной, возвращал их скоро и как будто не тронутыми - ни пятен  от еды, ни свечных подтёков. Чтобы Чук знал, какие книги ему читать, отец расставил их по годам его жизни, остановившись на 78ми. «А потом?» спросили 7-тилетний Чук и 6-тилетний Гек. «Потом можете отдыхать» - строго сказал отец и Чук улыбнулся, а Гек рассмеялся.
Когда ему было 10 лет, Гек прочитал книги, которые Чук должен был прочитать к 15 годам,
к 15 он прочитал те книги, которые Чук должен был осилить 25-летним, в 20 он дочитался до полки с надписью «40», а в 25 книги в библиотеке закончились. К этому времени парни выросли, мать Чука умерла, а отец стал служить в городе, который сотни лет назад перенесли вслед за изменчивой рекой. Гек женился на женщине, которая была первой девушкой Чука. Всегда хорошо одетый и пахнущий Чук умел ещё и понравиться девушкам, и поначалу был первым парнем на деревне. Но постепенно жители деревни, включая девушек, стали замечать, что состоятельный и успешный Чук, такой милый с барышнями и вежливый с их родителями,
повсюду носит с собой красный бархатный мешок со скукой и печалью, из которого те высыпаются куда попало, а лохматый, потёртый и взбалмошный Гек – синюю сумку с цветными фантазиями и приключениями, которые раздаёт налево и направо, ничуть не опустошая тары.
В общем, в 18 лет Гек увёл девушку у Чука, не прилагая к тому усилий и не поссорившись с ним.
Её звали Астильба и это имя подходило к ней как нельзя более - пышная копна её волос цвета липового меда уверенно и гордо держалась на упругом стебле прекрасного тела. Она вышла замуж за Гека и родила ему сына, зачатого как раз в тот день, когда Гек вернул Чуку последнюю книгу из его библиотеки.
Чук недолго после этого прожил в деревне и уехал в город к своему отцу. По дороге он остановился в ложбине, таящей тоненький прозрачный ручей, укрытый от глаз цветущими липами. Всё здесь напоминало ему его родную деревню, мать и Астильбу. Он достал мешок со скукой и печалью и стал вынимать из него самые крупные и горькие плоды, пока не обнаружил, что мешок впервые опустел. Он сунул его в карман, сел на коня и умчался в сторону города.

Став отцом семейства, Гек сильно изменился – он состриг волосы, перестал шутить и разучился читать про себя. Читая же вслух детскую книжку или новости деревенского собрания,
он словно мертвел, и лицо его старилось вдвое. Оживал он, только когда доставал из синей сумки очередные безумные идеи, которые уже никого не забавляли и не радовали. Уюта и благополучия в его доме становилось всё меньше, а идеи - всё безумнее. Груз перечитанных книг тяготил его, и обыденная жизнь никак не уменьшала этого груза.
Астильба дважды пыталась сжечь синюю сумку, и Гек безучастно смотрел,
как та превращается в золу. Но уже на следующий день он с сумкой на плече уходил бродить по окрестным холмам, оставив остывать свой очаг и тепло своих домашних.  Астильба проявила всё терпение и понимание, на которые была способна, но, поняв, что их брак мёртв, и её любовь может угодить в руки первому встречному, она объяснилась с мужем, поцеловала его на прощанье и уехала с сыном в город.
Чук принял её без единого лишнего вопроса, ведь в глубине души он мечтал об этом долгие годы. У них родилась дочь. Чук наполнял дом и следил за тем, чтобы дети развивались в правильном направлении. В его красном бархатном мешке никогда не переводились деньги и благоразумие. Иногда он скучал по Геку, но никогда не напоминал о себе. Что по этому поводу думала Астильба, не знал никто, но внешне всё выглядело так, будто она начисто забыла всё, что может напоминать о Геке. Кроме него в деревне у Чука с Астильбой больше никого не осталось, и они забыли дорогу к ней.
Сам же Гек пережил всё это так, будто ничего не изменилось -
он считал птиц в осенних стаях и количество веток на липах, став разочарованием своих родных да и всей деревни.

* * *

Когда Чук и Гек предстали перед Занудой, в его мрачном отделанном польским дубом кабинете, тот зачем-то открыл друзьям кучу странных и уже бесполезных тайн. Он объяснил, например, что ложбина, в которой остановился Чук, была третьим, невыбранным руслом реки,
а волосы Гека всегда знали лучше него самого, правильно он поступает или нет,
потому что они торчали прямо из мозгов, первыми улавливали его мысли
и торопились донести их раньше, чем он что-нибудь напутает или забудет.
Но всё это уже не имело значения.
Чук свалился с лошади во время охоты и сломал себе шею, а Гек – замёрз, заблудившись в окрестностях своей деревни. И, хотя между этими событиями пролегло полтора десятка лет, перед Занудой они предстали одновременно, и оба – восемнадцатилетними.
Чук был обаятелен как начало мая, а Гек помнил номер страницы, на которой остановился,
читая книгу с полки «33». Оба прекрасно помнили всю свою жизнь (и благодаря своей мёртвости - не только свою!), но каждый думал, что на данный момент Астильба – с ним. Ведь им обоим было по 18!
Зануда долго ещё бубнил что-то про липовый мёд и топографический кретинизм, но оба друга не слушали его - они думали про Астильбу. Заметив это, Зануда щёлкнул пальцами и сделал так,чтобы их память хранила всё, но не выдавала никакого намёка на воспоминания о ней.
«Выбирайте» - приказал он и предложил варианты. Гек, не раздумывая, отправился в библиотеку, о которой рассказывал отцу Чука странный торговец, а Чук выбрал мусульманскую версию рая, - с песнями Израэля и женщинами.

Когда, 33 тысячи лет спустя, Гек вышел с обратной стороны Библиотеки,
он по хорошо понятному ему пути поспешил к кабинету Зануды. По дороге он забежал в мусульманский рай и попытался уговорить Чука пойти с ним. Но безуспешно.
Едва Гек без очереди и стука ворвался к Зануде, тот сразу всё понял и, не став отпираться,
признал свою уловку. Они долго спорили о чём-то и, похоже, что Зануде пришлось-таки пойти на компромисс …


3. Агружд

В одной семье родилась девочка.
Девочка как девочка, - высокая, голубоглазая, с острыми коленями и лопатками. -
Ну, может, любила кукол и тряпки чуть меньше сверстниц, а подвижные игры с пацанами и жаркие споры – чуть больше.
Но, когда пришло время выбрать среди пацанов того,
кому придётся отдать свою девственность, она отправилась к колдуну, провела у него ночь и наутро вышла стройным, красивым и уверенным в себе парнем.
Не успели родители ахнуть, как она женился. Не успели они привыкнуть говорить про неё «он», как началась война, и он ушёл воевать. - Он мог и не идти, но в отличие от других мужчин,
он обладал материнским огнём в сердце и не разбирал резонов и опасностей, если что-то угрожало его, пусть даже нерождённым детям.
Он стал отличным воином, не боялся врага в бою, и не имел к нему ненависти вне боя. Если можно было обойтись без сражения, то он обходился. В последний день войны, когда повсюду царило пьянящее примирение, он застал своих сослуживцев грабящими неприятельскую деревню. Он потребовал прекратить, и те, боясь наказания, расстреляли его – в спину. Хотя знали, что он никого никому не предавал.
* * *
Его должен был встретить Агружд – огромный металлический паук, ангел-прапорщик,
универсальный убийца и палач, способный в одиночку расправиться с двумя-тремя легионами небесного воинства. Обычно Агружд не задавал вопросов, а сверлил личное дело воителя двумя парами глаз, похрустывая вольфрамовыми суставами, тремя же остальными парами он сверлил самого воителя, после чего - опредлял его. Но, впервые с сотворения мира, порядок нарушился и нашего героя встретила обычная девочка в лимонном платье.
«Как же так?» - спросила она, и взгляд её был утренняя дымка над безветренным летним морем. Она встала из-за неудобого паучьего стола, подошла к воину и взяла его за руку.
И он родился. Мальчиком. В самое мирное и доброе время.
Словно помня обо всём, он рос, учась избегать стычки и конфликты, вопреки обстоятельствам и наставлениям старших учиться стоять за себя. И, тем не менее, вырос крепким, упрямым и добрым. Его чуткость к людям уступала только его изворотливости -
если нужно было избежать столкновения, никто лучше него не знал, как этого добиться. Гася в себе обиды и гнев, он испытывал приступы разрушительной ненависти - к своим и чужим обидчикам, к любым видам несправедливости, но никто не видел, как сжимаются его кулаки, никто не слышал, как крошатся его зубы, стиснутые от невыпущенных проклятий.
Он умер от разрыва сердца, не прожив и 45 лет.
Кровь хлынула между рухнувших сердечных мышц как победившая армия в сдавшийся город. И он опять увидел девочку в лимонном.
«Нельзя прожить жизнь ещё раз» - произнесла она.
«Как же так?» - удивился воин, превращаясь в голубоглазую девушку с острыми коленями и лопатками – «а я?...»
Но за столом уже возвышался похрустывающий Агружд, и впервые с сотворения мира ангел повторил свои слова дважды.


2012