Олени первооткрыватели

   Для каждого ландшафта Природа создала человеку помощника. Для равнин и предгорий - коня, для полупустынь - верблюда, для высокогорий - яка. А для тайги, покрывающей большую часть Восточной Сибири, - труженика оленя. Я не представляю, как бы могли мы исследовать эти регионы без оленей.

   Об оленях и оленеводах (каюрах) я уже писал в предыдущих рассказах, но они стоят того, чтобы в чём-то повториться. В 50-60е годы олени были единственным транспортом геологов. Стоила аренда оленей не дёшево, брали их много (в партии обычно работали 60 оленей), и некоторые убыточные оленеводческие колхозы стали вполне зажиточными. Каюры нередко приходили в партию с жёнами и детьми всех возрастов. Муж с женой работали - водили связки по 10-12 вьючных оленей, дети помогали родителям. Семилетний мальчик уже умел седлать оленя, ездить верхом и водил свою связку из трёх оленей, конечно, под присмотром отца. Грудного малыша с голой попкой клали в плоскую берестяную люльку, напоминающую шлиховой лоток, сверху перетягивали ремешками и привьючивали между двух сумин на последнего оленя отцовской связки. На дно люльки мать заботливо насыпала сухую древесную гнилушку - первый в мире памперс. В густом кустарнике люлька с ребёнком иногда кувыркалась на землю, едущая сзади мама кричала, отец останавливал оленей, и орущего малыша водружали на место. С ним ничего не случалось, берёста амортизирует удары не хуже подушек безопасности. «Святое семейство» имело бы трогательный и вполне библейский вид, если бы дети не были беспощадно искусаны таёжным гнусом, порой до крови.

   В 70-80х при работе в зоне строящегося БАМа с оленями приходили только пожилые мужчины и старики. Лишь однажды была супружеская пара без детей. Олени приходили в заранее назначенное место, к определённому сроку. Больших опозданий не было. Колхоз «Заря» располагался всего в 10км от Тынды, а на базу Оконон бомнакские оленеводы приходили к нам прямо из стада. В Бомнаке, последнем оплоте цивилизации перед безлюдным Становым хребтом, жил знаменитый Улукиткан, герой повестей Гр.Федосеева «Последний костёр» и «Смерть меня подождёт». У нас два сезона работал его сын, совсем уже старый каюр Василий Семёнович.

   В тайге эвенки чувствуют себя удивительно уверенно и спокойно. Они очень удивлялись, когда я начинал беспокоиться о своих геологах: «Василий Семёнович, у Лены в отряде продукты кончаются. Вертолёта не будет, в Тынде керосина нет. Пропадут в тайге. Сможем дойти до неё через два перевала?». «Как так пропадут? В тайге пропасть никак нельзя. Белка есть. Рыба есть. Грибы-ягоды есть. Никак нельзя». Теоретически он был прав. Если человек переносит тридцатидневное лечебное голодание, то прожить на внутренних ресурсах три-четыре дня может каждый. А за это время можно отмахать 120км и выйти к жилью. Эвенки с детства знают это и потому спокойны и уверены. Карта и компас у них всегда с собой - в голове. Городского же человека в таких ситуациях иногда губят именно неуверенность и страх.

   У эвенков прекрасная память. Они хорошо помнили всех геологов, с которыми работали более десяти лет назад, и вспоминали многочисленные случаи, о которых мы совсем забыли. В свободное время, когда караван стоит на месте, каюры могут быстро изготовить изящный водонепроницаемый туесок из берёсты с герметичной крышкой. Взяв свободный молоток, старый напильник, оселок и топор потяжелее в качестве наковальни, выковать, закалить и наточить прекрасный таёжный нож.

   Необычайная сдержанность эвенков сродни широко известной непроницаемости индейцев. В соседней партии ребята застрелили оленя. Обнаружив по клейму, что олень из стада, тщательно закопали шкуру и кости. Через пару дней в лагерь пришли пастухи. Выпили чаю у костра, закурили. Только потом спросили, видели ли геологи отбившихся от стада оленей. «Нет, нет, не видели»,- излишне дружно заверили их. Как раз в это время у костра появился весёлый партийный щенок со свежей оленьей костью в зубах (откопал, подлец). Всё было ясно. Старший пастух посмотрел на щенка и выпустил струю дыма: «Однако хороший охотник будет!»,- и начал прощаться.

   Своё пристрастие к «огненной воде», последствие освоения территории русским купцами, эвенки воспринимли философски, а иногда и с юмором. Как то нач.партии Лёша Ставцев и радист Толя Потоцкий составляли заявку на продукты. Бригадир оленеводов Трофим покуривал трубку рядом. Груз предполагалось доставить на аэродром Курун-Урях. Каюры должны были встретить самолёт и привезти продукты в партию. Приближался день рождения Потоцкого. Опытный Лёша с сомнением посмотрел на бригадира и спросил: «Трофим, если спирт закажем, привезёшь?». Каюр помолчал и ответил: «Даже тикалон (одеколон) будет, весь выпивал дорога». В день рождения пришлось довольствоваться компотом.

   О безропотных трудягах оленях я вспоминаю почти с нежностью. Весной, в разгар линьки они имеют плачевный вид - худые, шерсть висит клочьями, под кожей сидят жирные личинки оводов. В этот период их украшают только рога - ветвистые бархатно-шерстяные, приятные на ощупь и на вид. В разгар лета и ближе к осени тоже не до «подиума» - донимают комары, мошка и оводы (пауты), слезающая с рогов шкура висит клочьями. Лучше всего наш транспорт выглядит глубокой осенью. Тогда не надо спасаться весь день у дымокуров, можно спокойно пастись, поедая в большом количестве любимые грибы. Новая густая шерсть блестит. Рога теперь костяные с острыми концами, готовые к любовным поединкам. В это время оленей непреодолимо тянет к соли. Теперь они приходят утром на наш лагерь не к дымокурам, а к кожаным мешочкам, из которых каюры дают им вожделенный продукт. Выскакивая осенней ночью из палатки после неумеренного вечернего чаепития, надо искать место подальше, поскольку олени быстро находят его, копытят и лижут землю, громко сопят, не давая досмотреть сладкие утренние сны.

   Вьючный олень поднимает 25-30 кг, максимальный дневной переход 25км. Работают олени безропотно и безотказно. Преодолевают подъёмы и спуски, болота и мари, каменные осыпи. Надо лишь изредка поправлять вьюки. Кормятся ночью, отыскивая мелкий кустарник, любимый хвощ и ягель. Утром, гонимые комарами, сами приходят в лагерь к спасительным дымокурам. Безропотность животных удивительна. Был случай, когда плохо упакованная кайла развернулась поперёк сумы и при движении постепенно пробила оленю бок. Он не рвался, не брыкался, и обнаружили это только на лагере, к сожалению, слишком поздно. Только пауты способны вывести из себя оленей, которые начинают скакать и брыкаться, сбрасывая вьюки и запутывая поводья. В жаркие, изобилующие оводами дни, каюры поднимали нас на рассветек, чтобы сделать переход по холодку и не подставлять животных кровопийцам.

   На подъёмах и крутых спусках каюры идут пешком, ведя за повод первого в связке верхового («седового») оленя. На пологих участках, болотах и марях они едут верхом. Седовые олени большая редкость и ценность, что вполне понятно, если вспомнить, что вьюк весит 25 кг, а самый лёгкий человек - 60. Это самые крупные не кастрированные специально обученные быки. Верховое седло широкое плоское, обтянутое оленьей шкурой. Но и на таком седле ехать верхом нелегко. Колени задраны вверх, оленьи лопатки ходят под всадником ходуном. В руках каюра длинная палка. С её помощью садятся в седло и управляют «скакуном», шлёпая его по морде то справа, то слева. Повод у оленя одинарный, и управлять с его помощью нельзя.

   Теперь ещё раз об «огненной воде». У меня в партии всегда был сухой закон, но «эксцессы» всё равно изредка случались. В первый раз бомнакские каюры ждали нас точно в назначенном месте и явились буквально через час после того, как приземлился вертолёт. Узнав, что Ми-8 будет работать два дня и пролетать практически над Бомнаком, они дружно запросились домой, хотя бы на одну ночь. Эвенки провели в стаде долгую зиму. А теперь, не заезжая домой, должны были работать с нами всё лето. Я просто не мог отказать им, хотя и сознавал всю опасность такого вояжа. Полетели три пожилых каюра. Со страхом и надеждой ожидал я последний рейс, которым должны были прибыть «отпускники». Надежды мои сбылись, доставили всех. Но и страхи были не беспочвенны. Федя Лёвин, летевший последним рейсом, рассказал, что каюров провожал весь посёлок. Их буквально собирали по частям, чтобы затолкать в вертолёт. А механик садился в машину почти на ходу, так как до последней секунды отгонял от заднего винта многочисленных провожающих, пьяных «в ягель».

   Вывалившиеся из вертолёта каюры на ногах не стояли, были перемазаны густой бомнакской грязью, но безмерно счастливы. Они лезли ко мне целоваться и благодарить. Счастливый день вспоминали весь сезон. По традиции, осенью каюры делали большую заявку на продукты и спецодежду, стараясь потратить все заработанные деньги. Более удобного случая получить для зимней охоты муку, сахар, чай, табак, телогрейки и прочее не придумаешь. Конечно, заходила речь и о водке. Шли в ход самые изощрённые доводы. Как человек опытный, я старался держаться до конца, но, как человек мягкий, иногда сдавался. В этот первый сезон я капитулировал, уж очень хорошо, даже самоотверженно работали каюры. Условие было одно - на базе не пить ни капли. «Уйдёте из партии, тогда, пожалуйста». Согласились охотно.

   Получив заказанное, оленеводы распрощались быстро. Путь предстоял длинный, и они решили не терять даже полдня. После обеда олени были завьючены, каждый каюр получил бутылку «Столичной», подарки от «своих» геологов: топорики, фонарики, зажигалки, и караван тронулся. Я облегчённо вздохнул, но напрасно. Отойдя километра три, наши друзья остановились и развьючили оленей. Везти в сумах такой груз у них не было сил. Часа через два самые ретивые из них уже скакали по базе партии на оленях, палили из карабинов, объяснялись в любви и выпрашивали «добавку». Ночь была ужасной.

   Был и ещё один случай. В 1962г, закончив работу, мы вышли на большую косу р.Ингили, откуда нас должен был забрать Ан-2. Караван оленей был перегружен образцами и пробами, олени несколько «выдохлись», и мы оставили часть груза на лабазе. Начали готовить косу для посадки самолёта, приводить в порядок материалы, а три связки оленей отправили за оставшимся грузом. Прошло четыре дня, но каюры не возвращались. На пятый день пришёл бригадир Алексей с большим «фонарём» под левым глазом. Молча развьючил связку и отправился в свою палатку, где его ждала каюрша Мотя, кстати, кавалер ордена Ленина за зимнюю охоту. После долгих расспросов Алексей раскололся. Оказалось, каюры нашли среди груза тщательно замаскированную фляжку с 800 граммами спирта. Конечно, это можно было предвидеть, в подобных случаях не помогал и самый изощрённый камуфляж. В этом сезоне в партии работала минералог, а разделять шлихи без толуола и спирта невозможно. «Пока всё не выпьют не придут»,- закончил свой рассказ Алексей. Бригадир был единственным в моей практике непьющим эвенком. В это не могли поверить даже его собственные товарищи. Заставляли пить и его. Когда бригадир отказался, молодой каюр Вася обозвал его «китрым явреем» и подбил глаз. Бригадир был очень огорчён, не знаю только чем больше – подбитым глазом или страшным оскорблением. «Злоумышленники» пришли через два дня в плачевном состоянии, потеряв часть груза. Прекрасные летние отношения были испорчены.

   Мелкие происшествия эти,  конечно, не могли нарушить многолетнее содружества геологов, оленей и каюров, позволившего исследовать огромный регион и открыть богатые месторождения. Это олени доставили нашу партию к гольцу Кондёр за 170 км по оттаявшим весенним болтам и вывезли осенью по снежной слякоти. В списке первооткрывателей они несомненно должны стоять перед чиновниками. Крупнейшее в мире россыпное месторождение платины, например,открыто московскими геологами, разведывалось и разрабатывается частной артелью «Амур», а хабаровские чиновники лишь ставили подписи на каких-то бумагах. Олень с красивой биркой «Первооткрыватель месторождения» - это было бы круто.

   Справка: На месторождении Кондёр до 2020г добыто 110т платины стоимостью 270 000 000 000 рублей (цены 2020г). Добыча продолжается.