Ольга Перовская. Семья лесничего в Копале

Отрывок из книги А. Лухтанова Ольга - дочь лесничего. (начало см. Ольга Перовская. Здравствуй, Семиречье!)
На фотографии 1913 года парк в городе Копал

Городок у подножья гор

По прибытии в Копал, едва разместившись в отведенном для жилья доме, первый визит Перовского к уездному начальнику. Николай Васильевич Лебедев оказался приятным человеком и, что удивило Перовского, вполне образованным и умнейшим.
- Городок наш маленький, можно сказать, крохотный, но зеленый и компактный. И, заметьте, он возник  раньше Верного на семь лет, - рассказывал он располагающим к себе негромким голосом.
- Да, как же это получилось? К тому же непонятно, центр уезда, а Гавриловка село, а его уже обогнала. И дорогу  били через горы, хотя рядом равнина. И короче и удобнее.
- Это вы верно заметили, Василий Васильевич, а все очень просто: военные, а они были пионеры, когда сюда шли, смотрели, где удобней  жить, где можно хлеб выращивать. Пустыня – русскому человеку не дай бог, - ее просто боялись, обходили стороной. Вот и шли вдоль гор, где есть лес, чтобы  дома строить и где есть земля, удобная для земледелия. Конечно, вода. Так и образовались станицы Урджарская, Лепсинск, Копал. Все под горами у речек. Это уж потом разобрались, поселились и в других местах – в том же Сарканде или Гавриловке, про которые вы упомянули. Да мало ли их сел да станиц появилось с приходом русских. Не все сразу, постепенно обживался край, да это еще и сейчас продолжается. И, обратите внимание, как все озеленяется и не только поля распахиваются, сады на глазах вырастают. Станицы, как на Кубани, утопают в зелени.Климату нас очень недурен, особенно зима с вечно солнечными днями, безветренная и не холодная. Да и летом не слишком жарко. Всё-таки горы рядом. Дом-то  вам как, понравился? – Николай Васильевич вдруг перешёл на житейскую тему.
- Отличный дом, прямо в центре, да еще и на главной площади.
- Ну, насчет главной площади, это громко сказано. Зато там совсем рядом есть наша главная достопримечательность – родник. Называется Тамчибулак.  Он не совсем обычный, это вы все сами увидите, думаю, вам понравится. Я сам туда частенько заглядываю, а старики наши, бывает, приходят туда со своими стульями. Сидят часами, в жару охлаждаются.
- Интересно. Обязательно навестим этот Тамчибулак, наведаемся всей семьей.
 – Я уверен, вы восхититесь и придете туда не один раз. Об этом источнике сложены легенды, киргизы говорят Тамшибулак и называют его  «Девичьи слёзы». Он же не просто родник, там по скале сочатся сотни струек и всё это по зеленому мху, как по бархату. Капли сверкают на солнце, будто бриллианты.
- Вы рассказываете, прямо чудо какое-то.
- И не говорите, наш городок вообще славится своими родниками и отличной водой. Есть источники прямо на улицах выбиваются. У нас тут целую зиму жил один знаменитый английский художник с женой. Было это давно, в первый год, как Копал только-только образовался, в 1847 году. Люди в землянках жили, но начальник военного гарнизона, был такой бравый барон Врангель, отвел англичанам вполне сносное жилье. Да и была причина для этого, жена Аткинсона родила здесь сына. И так этой Люси – так ее звали – понравился этот источник, что она своего сына назвала Алатау Тамчибулак в честь этого родника.  Представляете англичанина с таким именем?
- Невероятная история. Откуда вы все это знаете?
- Как откуда! Этот Аткинсон, а потом и его жена написали о своем путешествии книгу. Там обо всей этой истории и рассказано.
- И есть русский перевод? Где же ее найти, эту книгу?
- В России есть пересказ этой книги, но в Копале ее, точно, не найти. В Верном и то навряд ли. И, знаете, что меня удивляет и даже огорчает? Вот про американский запад, про индейцев сколько книг написано. Фенимором Купером, Майн Ридом у нас молодёжь зачитывается, дети поголовно в индейцев играют,  а то, что русские освоили Сибирь, вот Великую степь заселяют, об этом вроде бы и неинтересно знать. А зря.
- Да, там ведь в Америке война шла, жестокая бойня, а у нас всё мирно было. Эти англичане, когда индейцев почти истребили, вдруг начали их романтизировать. А какая может быть романтика в войне, одни ужасы.
- У нас тоже стычки были, взять восстание Кенесары Касымова.
- Да, Петр Петрович Семёнов  назвал его Митридатом киргизской степи. Но масштаб был не тот, и народ практически не принимал  в нём участия. Кстати, есть замечательный то ли рассказ, то ли повесть некоего писателя Смирнова, у нас почти неизвестного, об этом восстании и романтической любви русского охотника и степной красавицы. Называется Карабутакский охотник.
-Нет, к сожалению, не читал, - сказал Лебедев и перевёл разговор на другую тему:
- Вам Баум не рассказывал, что в Копал прислали нового агронома из Переселенческого управления? Он тоже только что приехал, и я с ним уже познакомился. Шнитников его фамилия, Владимир Николаевич. Он из Петербурга.
- Да, говорил.
- Очень интересный человек, а главное, увлеченный. По образованию  агроном, а увлекается как натуралист.Настоящий зоолог по призванию. У него тут недавно случился в некотором роде конфуз. Представляете, не успел как следует расположиться, как отправился с сачком ловить бабочек. И куда – на городское кладбище. Вот один чрезмерно бдительный джигит и прибежал ко мне с тревожной вестью: подозрительный человек ходит и размахивает какой-то белой тряпкой. Как бы беды не накликал. Потом мы уж смеялись вместе с этим Шнитниковым. Я думаю, вы с ним сработаетесь, а может, и подружитесь. Вы сегодня располагайтесь, а завтра приходите ко мне на обед. Шнитников будет, вот и познакомитесь. Кстати, а как вам Баум показался, ваш начальник?
-Он производит отличное впечатление. Деловой, увлечённый работой.
–Не то слово, «увлечённый». Он как Кощей бессмертный трясётся над каждым деревом, чуть ли не своим телом готов заслонять ёлку, чтобы не срубили. Вы же видели новый собор в центре Верного?
-Ещё бы не увидеть. Грандиозное здание.
-А знаете, сколько на него пошло леса? Он же сплошь деревянный.
-Наверное, много.
-Не много, а очень много и, представляете, каких трудов стоило уговорить вашего Баума, чтобы разрешил вырубку? Куда денешься, пришлось ему согласиться с начальством. Так он чуть ли не каждое дерево, каждую ёлку самолично выбирал под сруб. Старался сухостоины выбирать, сколько с Зенковым спорил, это наш строитель. Дело было в Большой Алматинской щели, оттуда лес брали.
-И как это вы, всё это знаете?
-Так как не знать, хоть и говорят, что Семиречье чуть ли не самая большая губерния в России, а всё на виду.
-Почему губерния, а не область?
-А это какое-то недоразумение: везде в России губернии, а у нас область. Может,  от того, что слишком большая.
Шнитников оказался высоким, худощавым человеком  с бородой.
- А-а, друзья по несчастью, - говорил он густым басом, - оказались в этой дыре. А  я, впрочем, в  восторге от этого Семиречья, Джетысу, как его киргизы называют. Необычная флора, новая для меня фауна. Я здесь всего вторую неделю, а уже влюбился в этот забытый богом край. Сплошная экзотика. А птицы! Я готов за ними бегать, смотрю самыми жадными глазами.
- Владимир Николаевич, - в разговор вмешался Лебедев, - вы, я смотрю, знаток и любитель птиц. Может, подскажите, что за необычную птицу мне пришлось наблюдать здесь, в песках Прибалхашья?
- Да-с, ну и в чем же её необычность?
- А в том, что не столько летает, сколько бегает.
- Ну-с, так это  и куропатки бегают.
- Не-е-ет, Владимир Николаевич, я же тоже не совсем профан. Понемножку интересуюсь, на охоте бываю, и так некоторое представление имею. Тут совсем другое дело. Птица-то пригонистая, это вам не хохлатка-наседка, она, ну, как бы вам сказать, скорее по-сорочьему сложена, хотя окраска неяркая, тусклая. Киргизы ее джурбай тургаем зовут – птица иноходец.
- Ах, вот оно что! – удивился Шнитников. – Так это вы мне про саксаульную сойку рассказываете. А это совсем другое дело, можно даже сказать, сенсация. Саксаульную сойку в ваших краях еще никто не находил. Тут новым подвидом припахивает, а может, и видом. Это вы  меня прямо наповал хотите сразить, хоть сейчас не беги и не ищи. Ну и как, редкая она?
- Редкая, очень редкая. Я ее всего два раза видел и то мельком. Осторожная она, этот джурбай.
- Займусь, обязательно займусь этой птицей, - пообещал Шнитников. – Летом у меня в Прибалхашские пески будет экспедиция.
-Жаль, не по моей части, - посетовал Перовский, - хотя в песках тоже леса имеются. Саксауловые. А вы еще не ознакомились с местной достопримечательностью – Тамшибулаком?
- Нет, но уже оповещен удивительным рассказом Николая Васильевича, - отвечал Шнитников.
- Вот завтра и надо устроить к нему коллективный поход, вмешался Лебедев. -  А вы, Василий Васильевич, обязательно берите с собой жену и своих дочурок.

Тамшибулак – Девичьи слёзы
Следующий день конца сентября был на редкость удачным, сухим и теплым, с запахами увядающей листвы и трав, с ароматами спелых яблок и мягкой температурой, когда уже нет летней жары, а осень напоминает о себе легкой прохладой и посвежевшим воздухом.
В назначенный утренний час двое прилично одетых мужчин подходили к  той самой площади, рядом с которой находился зелёного цвета особнячок, отведенный многодетной семье Перовских.
- Вот мы и пришли, - сказал Лебедев, трогая за плечо своего спутника.
- Пришли? Ну-с, а где же ваш прославленный источник со столь поэтическим названием Девичьи слезы?  – несколько удивлённо спросил Шнитников. - Что-то я его не вижу, как не вижу и лесничего.
-Так вон же они идут, - заметил Николай Васильевич, - смотрите, какая милая картина: гуськом переходят через дорогу.
И верно,  к ним приближалось всё семейство во главе с самим Василием Васильевичем. Следом шла его жена с ребенком на руках и трое девчушек в цветастых платьях, державшихся за руки друг за другом. Картинка была настолько живописна, что Шнитников не удержался, воскликнув:
- Надо же, какая идиллия! Мне это напоминает сценку, когда гусыня ведет свое новорожденное семейство плавать на пруд. Идут так это не спеша, вперевалочку, с достоинством и гордые сами собой.
- Владимир Нколаевич! Я понимаю, что вы орнитолог, но ваше сравнение не очень корректно.
-Не корректно? Не вижу ничего предосудительного в моих словах, к тому же вы сами сказали, что они идут гуськом.
-Имею честь представить своё семейство, - подойдя и поздоровавшись, рекомендовал Перовский. – Моя супруга Мария Давыдовна, школьная дама, то есть учительница. Далее мои дочери по ранжиру: Софья 1900 года рождения, Ольга -1902-го, Юлия 1904 и Наталья – 1906-го.
- Замечательная компания и прелестные девчушки, - отозвался Лебедев. – Мария Давыдовна, как вам наш городок?
-Очень мил, но мал, - отвечала та. – Но очень надеюсь, что нам здесь понравится. Много зелени, почти как в Верном.
-Понравится, я уверен, что понравится. Вот Владимир Николаевич не прожил здесь и неделю, а уже в восторге.
-Да, но где же это волшебное место с падающим родником? – снова с нетерпением произнёс Шнитников.
-Владимир Николаевич, оно за вашей спиной в десяти шагах. Этот овраг хорошо запрятался в густой растительности.
– Овраг? Не слишком приятные ассоциации вызывает это слово. В моём представлении овраг - это канава, размытая весенними водами с рваными,безжизненными бортами.
-Ладно, пусть будет лог, - согласился Николай Васильевич, - но лог очень симпатичный. Сейчас вы сами в этом убедитесь.
По густо заросшей степными травами крутой тропинке все спустились на дно глубокой ложбины.
- Ага, понимаю, вот оно в чём дело, - сказал Владимир Николаевич и замолк, разглядывая открывшуюся картину.
За сотни тысяч лет источник проложил себе глубокое русло и теперь сочился, выбиваясь из каменной стены сотнями мелких струй и водяных брызг, сверкающих ослепительными искорками. И всё это водяное кружево смотрелось на разноцветном фоне рыжей скалы, обильно увитой зеленым мохом и какими-то водяными растениями, свисающими со скалы. Но это ещё не всё: сочащаяся водой скала уходила в глубокий грот, таящийся во тьме. Там проглядывало озерко, питаемое все теми же сочащимися струйками и оттуда выходил ручей. Собирая по пути все падающие струйки, он бежал с весёлым звоном  в галечниковом русле, обрамленном зеленью кустарников и карагачей.
-Воду источника можно пить, - рассказывал Николай Васильевич, но учтите, она холодна, как лёд. Унас тут дети, бывает, босыми бегают по ручью, а то ещё в гроте принимают душ и, естественно, простужаются. А вот чуть ниже по ручью, пожалуйста, можно бродить,там вода уже прогретая.
Некоторое время все молча созерцают всю эту водяную  феерию, пока, наконец, Шнитников не изрек:
- Действительно, овраг, но он мне нравится. И родник - это просто обильно сочащийся водой каменный борт этого оврага. А красоту, вернее  оригинальность, создает фон из изумрудного мха, и яркое солнечное освещение. Все эти бриллианты просто-напросто сверкающие искорки воды, и более ничего.
- Владимир Николаевич, - нараспев и осуждающе произнес Лебедев – не нарушайте сложившийся ореол романтики наших девичьих слез. Не будьте циником и потом, смотрите, какой романтический грот в торце этого лога.
- Каменный мешок, - словно нагнетая возмущение, продолжал Шнитников. – Я реалист, и видел родники и источники не хуже вашего. Бывает, из-под скалы вырывается целая река настоящего нарзана.
- Удивляет, а может, восхищает другое, - продолжал развивать свою мысль Шнитников. – Судя по описаниям этой мисс Аткинсон, родник ничуть не изменился за прошедшие 60 лет. Те же струйки, те же сверкающие капли воды.
- Тут надо отдать должное жителям, - мысль Шнитникова  подхватил Лебедев, - они берегут источник, держат его в целости и сохранности, несмотря на то, что он находится в самом центре города.
- А вы что скажете, Мария Давыдовна, Василий Васильевич? – ища поддержки, обратился к Перовским Лебедев.
- Прелестный родник, замечательное место, - подтвердили оба, а Василий Васильевич добавил – Надо спросить детей. Посмотрите, с каким восторгом они любуются этим чудом природы и видно, как они счастливы.
И верно, девочки с удовольствием бегали вдоль берега, пытаясь заглянуть в темноту грота, со всех сторон сочившегося водой и живо обсуждали, фантазируя и строя догадки.
- Там кто-то живет, - убеждала сестер старшая, семилетняя Соня. – Старый дедушка  Водяной с большой зеленой бородой. А ну, если он выйдет оттуда и погонит нас!
- Ой, я боюсь! – притворно пугалась пятилетняя Оля, - Там русалки с рыбьими хвостами!
Хохоча и визжа от мнимого страха, девочки подталкивали друг друга ближе к таинственному гроту и брызгались водой, благо осенний день разгулялся на славу, и было так жарко, что хоть не  вставай под ледяные струи.
- Да-а-с,  Абакумов был умница, - Лебедев вдруг снова вернулся к истории Копала, - он очень удачно выбрал расположение Копала. Кстати, есть предположение, что это место под укрепление и городок ему подсказал Григорий Силыч Карелин, наш замечательный путешественник. Вообще же, история Копала и всего нашего края связана с двумя личностями: генерал-губернатором Западной Сибири Гасфортом и полковником Абакумовым, - продолжал Лебедев. - О  русском генерале немецкого происхождения Густаве Христофоровиче Гасфорте написано немало и прежде всего как о чудаковатом сумасброде, поставленном на высокий пост генерал-губернатора Западной Сибири, куда входили  и степи, вплоть до предгорий Джунгарского Ала-Тау. Характеристика верная, но верно и то,  что Гасфорт тот  человек, во многом благодаря которому Россия присоединила  Заилийский край и основала множество городов и селений во главе с Верным. Пётр Петрович Семенов, лично знавший генерала, писал:  «…самой крупной заслугой Гасфорта было занятие Заилийского края. Мечтой его было прославиться в истории так, как это случилось с губернатором Восточной Сибири Муравьевым, заслугой которого стало присоединение Приморья, за что он получил титул «Графа Амурского». Еще более едко выразилсяпублицист, свидетель и непосредственный участник некоторых из происходивших в те годы событий  Михаил Венюков, сказавший, что основной причиной присоединения Семиречья к России послужило желание Гасфорта получить титул «Заилийского».  Действительно,  как вы все знаете, занять край ему удалось в 1854 году с посылкой военного отряда Перемышльского, заложившего укрепление Заилийское,  несколько позже переименованное в Верный.
И вот воодушевлённый успехом, в 1857 году Гасфорт посетил занятый край, лично наметив трассу дороги.  Впрочем, труда в этом не было, так как уже существовала конная тропа и проходила она через горы в Копал. А вот чтобы сделать её дорогой с колёсным движением пришлось потрудиться отряду солдат под командой основателя Копала подполковника Абакумова. Образно выражаясь, с киркой и топором в руках он принялся за устройство лучшего пути в Копал через горы, на перевале, получившем имя этого самого Гасфорта. Солдатики наши, устраивая эту дорогу, в течение трех лет с 1857 по 1960 год, почти без всякого вознаграждения много потратили сил и трудов, чтобы пробить кайлой или взорвать порохом эти громадные гранитные твердыни.
- Выходит, вместо звания графа Гасфорт получил название перевала, - едко заметил Шнитников.
 - Совершенно верно, но и перевал-то липовый, - добавил Лебедев. – А почему, я вам сейчас расскажу. На самом деле настоящего  перевала там нет. Есть крутой подъем в гору сразу за Абакумовкой, преодолеваемый по логу Кейсык-аус, что в переводе с киргизского означает кривой рот. Вот и всё. При остановках экипажа приходится в двух-трех местах подкладывать под колеса камни, чтобы не укатиться и не разбиться.
Что же касается Абакумова, то Степан Михайлович  – незаурядная личность, сын простого казака, дослужившийся от хорунжего до генерала. Он считается основателем не только Копала , но и Сарканда, Копал-Арасана и вообще, он много сделал для обустройства всего края.
Когда, довольные, все вышли из оврага, Лебедев продолжил знакомить гостей с историей городка.
-Теперь вы видите, откуда и как образовался один из многочисленных ручьёв нашего города.
-Его можно даже назвать речкой, хотя и небольшой, - заметила Мария Давыдовна.
-Пусть будет речка, - охотно согласился Николай Васильевич, - а вот там дальше, смотрите по ходу этой речушки ниже по левому борту  стоит белый дом?
- Да, белое здание.
-Это госпиталь, построенный ещё в прошлом веке.
-И чем же он знаменателен?
Там лечился и умер в 1865 году Чокан Валиханов.
-Да, очень симпатичный человек и хороший учёный, - подтвердил Шнитников.
-Его лечил известный тогда врач Иероним Соболевский, но, как вы знаете, болезнь эта практически неизлечима, и от неё умирают даже великие князья.
-Да, очень жаль, ведь он умер совсем молодым и мог бы ещё принести большую пользу науке, - согласился Шнитников.
-Ну, как, довольны экскурсией? – не сомневаясь в положительном ответе, спросил на прощание Лебедев.
-Всё было так интересно, что я, наверное, влюблюсь в ваш уютный городок, - за всех ответила Мария Давыдовна и вдруг спохватилась: - Стойте, стойте, чего я вспомнила!
- И чего же?
- Этот ваш источник имеет знаменитую копию!
- Копию?- удивились все чуть ли не хором. – Это какую же?
- Вы же все, наверное, читали у Пушкина «Бахчисарайский фонтан»? Там же тоже описывается фонтан с капающими слёзами.
- Верно, - чуть не хлопнул себя по лбу Лебедев. - Как это я не догадался и не вспомнил?
- Маша, какая ты молодец! – восхитился её муж . – А главное, как это получилось, что и там, и здесь названия так похожи? «Девичьи слезы» и «Фонтан слёз» и оба говорят о  трагической любви девушки.
-Да, это так, - согласились все, - это загадка: почему похожие легенды родились в столь удалённых друг от друга местах!
- Случайность, рождённая логикой, - предположил Шнитников, - Это же понятно: капающая вода – это слёзы.
Но у Лебедева возникла другая версия.
- Надо иметь в виду, что крымский хан Гирей явно потомок родоначальников  Казахского ханства. У них тоже там Гиреи. В общем, тут есть какая-то связь, не только логика и смысл.

От зимы до весны 
Зима. Грустно, что давно кончилось лето, зато как светло со снегом и на улице в погожий день даже  стало как-то празднично. Оле подумалось, что нарядная белая зима с белыми сугробами, со снежной изморозью на деревьях и детские забавы ничуть не хуже летних, и впереди веселый новый год и связанная с ним радостная суета. Сырость и влага вымерзли, воздух стал суше и недвижим, и от этого совсем не холодно, не то, что сырой осенью, когда  мёрзнешь не только сам, но и промозглая земля с её непросыхающей слякотью. Даже в хмурый день снегопада мжно найти себе забаву.  Оля подставляет ладони снежинкам, повторяя про себя:  «Падайте, падайте, лучше укрывайте землю белым, пушистым одеялом».
На улице летит снег, метёт и, вечером, подпевая  бурану, в печной трубе гудит и воет пламя, рвущееся на волю. Жадно пожирает огонь саксауловые дрова. Куча таких дров сложена во дворе. Это серые узловатые коряги, каждая из которых похожа на лесное чудище. Они  колючие, все в жестких чешуйках и каждая так и норовит впиться, стоит только погладить шероховатый бок этого лесного кочерыги. Даже дотронуться нельзя – сразу занозишь ладошку. А какие на его теле морщины! Такие большие и глубокие, что вся ладошка влезет. Маленькой Оле всё интересно.
- Мам, откуда он взялся этот саксаул?
- Привезли из пустыни, там он растёт.
- А это дерево или что?
-Дерево такое без листьев. Вместо листьев зелёная бахрома.
-Вот смешно. Разве бывает дерево без листьев?
-Бывают. Ты папу спроси, он лучше знает.
- И что же там, в пустыне растёт лес саксауловый?
- Саксауловый, совсем не похожий на обычный деревянный.
«Вот чудеса! – представляет Оля.  Стоят одни коряги, как страшные  чудища –великаны с распростёршими во все стороны кривыми руками, готовыми схватить неосторожного путника. Оле немножко страшно от их вида, но и жалко тоже – ведь теперь они лежат на земле и их вот-вот бросят в огонь. Папа рассказывает, как в таком вот пустынном саксауловом лесу прячутся зайцы, которых называют толаями, по ночам шарятся колючие, смешные ежики, бегают ящерицы и ползают  змейки, называемые стрелками. Всё это можно представить, тем более, что Оля и сама  по дороге  видела и пустыню, и редкий саксауловый лес.
По ночам тоскливо выл Шарик. Отчего ему было так грустно, Оля не могла понять, ведь его кормили до отвала и будка у него хорошая с матрасиком, на котором он спит.
- Друзей ему не хватает, - предполагала Соня, а Оле в ту ночь приснился сон – голодные волки окружили дом. Они заглядывали в окна, а во тьме сверкали их злые глаза. Тускло мерцали глубокие снега под желтой луной, а Шарик спрятался в своей будке. Конечно, волки были голодные. Они облизывались, показывая белые клыки. Отец рассказывал, что рядом, за Копалом бродит целая стая волков.
Утром Оля выходила во двор, чтобы рассмотреть волчьи следы. Их не было, но снежная баба, что она лепила вместе с Соней, оказалась разрушенной. Бедный Шарик все еще трясся от страха и не хотел выходить из будки.
- Шарик, Шарик, - звала Оля, но Шарик виновато смотрел на нее и не смел высунуть морду из домика.
- Это его напугали волки, - сказала Оля, но Соня не верила и смеялась.
По утрам за долгую зимнюю ночь дом выстывал так, что даже пар изо рта идёт. Родители давно проснулись, но долго-долго еще стоит полутьма, и день никак не хочет его разгонять. Но вот посветлело, из черного  сумрак становится серым, а Оле кажется, что он синеватый и даже цветной. Мать в соседней комнате гремит посудой, отец вышел во двор запрягать  коня. Дверь распахивается и вместе с белыми клубами морозного пара входит тетя Глаша с охапкой саксауловых дров в руках.
- Ох, морозно сегодня! – говорит она и подкладывает серые коряги в остывшую печь, называемую голландкой. Сначала она собирает мелкие щепочки, чешуйки от рассыпающегося саксаулового ствола складывает горкой в  печке и поджигает. Оля внимательно смотрит, как сначала нехотя загораются они, а затем огонь с жадностью поглощает их, вспыхивая жарким пламенем.
Оле кажется, что огонь живой. Жадный зверек, которому все мало, сколько ни клади дров, он всё равно недовольный, свирепо гудит и требует ещё и ещё. Приятно пахнет дымком. Оле нравится этот гул в печной трубе. Так и кажется, что это тысяча жуков, с натужным гулом пытается вылететь наружу.
Утренний свет льётся сквозь замёрзшие окна, а на стёклах каких только узоров не разрисовал ночной мороз! Такой красоты даже на улице увидеть трудно: тут и снежные горы, и заснеженные гирлянды, как на самых изысканных кружевах. А какие тут замечательные листья неведомых растений с завитушками и разводами! И все так густо, будто дебри из буйных трав, что растут в горах! Сказочный зимний лес на окне.
Следом за Олей, едва соскочив с кровати, остальные сёстры наперегонки бегут к окнам. Даже полуторагодовалая Наташа не хочет отставать от старших сестёр, торопливо ковыляет к окну.
- Любуйтесь, детки, пока солнце не растопило эту красоту, - говорит мама, расставляя посуду на столе.
- Мама, это дед Мороз нарисовал? – спрашивает Соня.
- Мороз, мороз потрудился ночью, пока вы спали.
-  А он старый, этот дед Мороз? –  трёхлетняя Юля, прижимая к ледяному стеклу то пальцы, то нос. – И холодный.
- Старый,  старый и с бородой, белой от снега.
- А где он сейчас?
- В лесу, там, где зайчики скачут под ёлочкой.
- А у нас тоже есть дед Мороз, - Оля вспоминает Новый год и деда Мороза, сделанного из ваты. - Нет, он игрушечный и совсем не страшный.
Наташа не верит и недовольная хмычет. Конечно, ей лучше, если будет настоящий, живой дед Мороз.
А на улице сверкает белый-белый снег и ослепительный солнечный шар выкатывается из-за горизонта. Как хорошо! После завтрака мама по очереди одевает дочерей на прогулку. Сначала младших – Наташу и Юлю, а Оля и Соня, уже одетые и в валенках стоят, ждут.
- Сейчас, сейчас, не спешите, - говорит она, сама торопливо повязывая шерстяные шарфы на всех четверых.
- Не надо так туго! – хнычет Юля – Я задохнусь.
Маленькая Наташа тоже сопит недовольная, но вида не подаёт. Ей скорее хочется на улицу. 
- Терпите и не нойте, - говорит мама, легонько подталкивая дочерей к дверям. – А снегу то, снега сколько навалило за ночь! – Мария Давыдовна, раздетая, вышла на крыльцо проводить дочерей. – Вот уж накатаетесь, да смотри, Соня, за Наташей. Да и за Юлей надо приглядывать. Чтобы ни снега, ни сосулек в рот не брали.
- Санки, где санки? Санок двое, а нас четверо, - недовольно ворчит Соня.
- Вот вдвоём с Олей и покатаете Наташу с Юлей.
На улице уже вовсю сверкает солнце, длинные тени от ворот протянулись через весь двор. Горка сразу за домом, и ребятишки из соседских дворов уже тянутся сюда со своими санками.  Шум и гам на всю улицу.
В городке вокруг крестьянские дворы, одни кони да коровы, Редко кто проедет по улице на санях-розвальнях с заиндевевшим конягой.
- Живем не в городе, а в деревне, - вздыхает Мария Давыдовна.
- Так это ж хорошо, что в деревне, - возражает Василий Васильевич, - природа вокруг, тишина, а что девочкам учиться надо, так ведь ходит же Софья в начальную школу, а остальным ещё рано и торопиться некуда.
Мария Давыдовна соглашается:
- И то  ладно. Деревенские ребятишки вон какие ладные – все розовощёкие да крепыши.  Пусть и наши будут такими же.
А девчонки и верно, с утра до ночи на свежем, морозном воздухе. Мохнатые снежинки неспешно плавают, кружатся в воздухе, как-будто не решаясь упасть на землю.  Касаясь лица, они щекочут щёки, тают и, кажется, что слёзы стекают со щёк.  Оля подставляет лицо, ладони: летите, падайте, падайте, небесные посланцы зимы! Ей кажется, что это пушинки, те, что летят с отцветших растений. Вот бы собрать их в ладошки и подуть, чтобы разлетелись, как одуванчики.  Но нет, они таят, умирая, и их  было жалко.
- Олюшка, ты о чём думаешь? – окликают подружки.
- Смотрю, откуда снежинки летят.
 – Смотри, как бы муха в рот не залетела!
- Какая зимой муха?
- Снежная.
- А ведь и правда, такой весёлый стоит гомон и чем она хуже других? Забыв о снежинках, Ольга торопливо тащит на горку санки. Что с горки, что по замерзшей речке весело кататься с деревенской ребятнёй. Домой сёстры прибегают разгорячённые, с пылающими румянцем щёками, мокрыми рукавичками, весёлые и довольные.
Накатавшись, можно прямо из окна разглядывать красногрудых снегирей, прилетевших из холодной Сибири. Оля любила этих милых меланхолических птичек, переговаривающихся между собой тихими, немного скрипучими голосами.
- Соня, смотри, они как игрушечные украшения на новогодней ёлке.
- Скажешь тоже! Обыкновенные птицы,  да ещё и ленивые.
- Как это ленивые! – не соглашается Оля. – Им некуда торопиться и они не жадные, как свиристели.
-Зато свиристели такие красавцы!
Названия птиц сёстры узнали от отца.
В хороший зимний день Соню с Олей домой не загонишь – весело с подружками на горке. Зимними вечерами хорошо рассматривать картинки, слушая, как завывает за окнами вьюга, а в печи потрескивают дрова.  Зима кажется Оле длинной-длинной, и кажется, конца ей нет. В феврале уже так ярко засверкало солнце, что показалось – зиме пришёл конец. Всё чаще у девчонок мысли о лете.
- Мам, а когда весна придёт, - спрашивает Оля.
- Здрасте! – всплеснула руками Мария Давыдовна, - такая красивая зима стоит, а ей подавай весну. Придёт март, будет тебе и весна! А если уж так хочется поторопить весну, возьми ножик и срежь пару веточек смородины. Там у забора она растёт. Поставишь в бутылку с водой и дней через десять, а то и раньше будет у тебя зимой своя весна на окошке.
- Это правда, мама? – удивились, не поверив в такое чудо, Соня и Юля.
- Можно и веточки ивы нарезать,  вербой она ещё называется, - добавила мать, - она тоже пускают корни в воде.
Всё так и сделали, гурьбой отправившись за рассадой, а потом каждый день ждали: не оживают ли мёртвые веточки, не пришла ли весна на окошко. Но прежде набухли почки и появились белые ниточки у срезанных корешков прямо в воде.
-Это молодые корешки народились, - пояснила мама, - они будут сосать воду и поить веточки. Напьются, тогда и ваши палочки оживут, листики на них распустятся.
-  Как в сказке,  от живой воды?
- Как в сказке о мёртвой царевне.
Теперь у всех есть занятие: каждый день менять воду и ждать свою весну. День за днём идёт, а листочков не веточках всё нет.
- Мам, а почему палочки не зацветают?
- Не торопи время, тогда оно быстрее пойдёт.
Вот смешно: время, оно, что ли живое?
Потеряла Оля интерес к своей весне, играет в другие игры, а с карниза крыши серебряным частоколом  выстроились хрустальные сосульки. С них струится талая вода, капая на снег. Оле хочется попробовать эту ледяную  морковку на вкус – она кажется такой сладкой, как леденец, а может и еще лучше.
Капало, капало с крыш, стучало по снежной бровке вдоль завалинки, а потом вдруг звякнуло с хрустальным звоном. Это упала и рассыпалась самая большая сосулька, а дробный перестук капели все чаще и громче. Целая канавка образовалась вдоль стены, наполненная водой.
- Оля, сидишь тут дома взаперти, а на улице, видела, бабочка летает! – вбежав, возбужденная в дом, доложила Соня. – И воробьи в лужах купаются. Вот умора! Одевайся скорее, побежали на речку, там, на берегу подснежники пробиваются.
Взглянула на маму:
- Мама, можно на улицу? Мы весну будем встречать.
- Идите, идите. Только глядите, чтобы ноги не промочить. Весна она коварная – жарко, а простудиться ничего не стоит.
А снег сверкает на солнце – глазам больно, и в зимнем пальто  жарко. На солнцепёке проявились рыжие проталины, и сквозь травяную подстилку лезут острые травяные шильца ростков.
-Не туда смотришь! – подтолкнула Олю Соня, - Гляди, бабочка летит!
И верно, красный мотылёк порхает над белым снегом, полыхающим под солнцем,  будто подожжённым. 
- Побежали божьих коровок смотреть!
Огромная верба склонилась над оврагом, корявый её ствол весь в морщинках. Ладошку приложишь – он теплый. И по серой коре ползают красные, в жёлтых пятнышках жучки. Божьи коровки, сколько их – не сосчитать! И где же это они прятались всю зиму? Значит, тут же в трещинках коры. «Солнышко пригрело, вот они и проснулись, - догадалась Оля. – Хорошо бы набрать в спичечную коробочку и унести домой, чтобы там жили. Да нет уж, пусть здесь живут на воле и радуются солнышку!»
А лужи! Это целые озёра и в них опрокинулось небо, да такое синее, что не бывает ни зимой, ни летом. Смотрит Оля в зеркало воды, а там плывут белые облака и макушки деревьев дрожат и колышется, посылая привет. Вдруг вздрогнула водная гладь, солнце брызнуло так, что ослепило Олю, заставив зажмуриться и отвернуться. Нет уж, так и ослепнуть можно1 А на проталинах земля, оттаявшая, чёрная, вся в серых лохмотьях прошлогодних трав и над ней стоит лёгкий парок, земля уже просыхает.
Набегалась, щёки горят и на них конопушки выскочили. Каждая веснушка, что солнышко!
- Ого!-  весело удивилась мама. - Это  тебя, Оля, весна так разукрасила! А про веточки ты забыла, а они тебе привет прислали. Иди ка скорее, смотри!
Скинула Оля свою шубку, не глядя, прямо на пол, и скорее к окну. Смотрит, на веточках зелёные листочки красуются, и в комнате смородиной хорошо пахнет.
Весна! Золотые звёздочки мать-и-мачехи высыпали по сырым оврагам, Вот-вот зацветут урюк и яблоньки в саду. Дома отец, засучив рукава, в сарайчике пилит и строгает дощечки. Хорошо пахнет деревом, кудрявыми стружками, опалками усыпан пол и даже на куртке отца прицепилось несколько стружек-завитушек.
- Папа, ты что делаешь?
-Весна же пришла, дочки.
- Ну и что, что весна?
- Как что, скоро птицы к нам прилетят.
- Я знаю, скворцы прилетят, - сказала Соня.
- И ласточки, - добавила Оля.
- Правильно, дочки. Только ласточки гораздо позже.
 Василий Васильевич отложил дощечки и рубанок в сторону, поправил очки, протер стекла от древесной пыли и посмотрел на дочерей:
- А где же этим скворцам жить?
- А-а, значит, ты делаешь для них скворечник, - догадалась Оля.
Как быстро летит время! Зимой казалось, оно остановилось на месте, а тут всё завертелось, закружилось и события нарастают, не успеваешь за всем уследить. С каждым днём всё новые и новые известия: пригорки запестрели белыми цветочками; как они хрупки  и нежны первенцы весны, прозванные подснежниками!  Яблоньки надели снежно-белый наряд, на берёзах и тополях повисли цветы-серёжки. Пёстро-красные жучки-солдатики побежали по просохшей дорожке. Загудели мухи и пчёлы, проснулись, засуетились муравьи и мураши. Сколько всего интересного в мире! Всё надо услышать, увидеть, разузнать, всему поудивляться, что к чему и для чего.
За домом прямо на склоне, где катались на санках, старый, заброшенный сад. Никто за ним не ухаживает, он зарос дикими травами  такой высоты,  что можно спрятаться или даже заблудиться. Соня углядела первая.
- Девочки, смотрите, кого я нашла: черепаха!
- Ой, где она? И правда, черепаха!
Черепаха приползла прямо из степи. Живой броненосец, закованный в крепчайший панцирь, на котором нарисованы цветные квадраты. Даже ноги и те закованы костяными пластинами.
- Смотри, Оля, у черепахи с собой сразу и крыша, и домик. Никакой дождик не страшен и зонтика не надо.
- Ага, потаскай-ка такой домик на себе. Хотел бы, да никогда не избавишься от такого груза.
-Зато никто не съест, в панцире, как в крепости.
Черепаха бесстрашно двигалась по двору, направляясь к собачьей будке. Молодой дворняга Майлик с любопытством наблюдал за ней: что это камень и вдруг ожил, да ещё и прёт, не разбирая дороги! Осторожно потрогал лапой: «круглый булыжник»  втянул голову и ноги под каменную броню.  Перевернул  крышей вверх – никакого толку. «Камень» замер: ни ног, ни головы.
- Ах ты, негодник, балуешься с черепахой, а ей теперь самой не перевернуться!
Оля поставила черепашку на ноги:
 - Беги, да больше не попадайся! Как ты думаешь, Соня, она будет жить у нас в саду? Вот было бы здорово!
- Не знаю, ёжик почему-то не захотел, убежал.
Этого колючего зверька  отец недавно привёз, вернувшись из очередной поездки.
- Вот вам степной ёжик. Не простой, а ушастый и очень отважный. Живёт в степи и даже в пустынях. Ест всё, с чем и с кем только может справиться. Бывает и гадюку змею одолевает.
У ёжика носик был похож на свиное рыльце и сам он был непугливым и почти домашним и не кололся. Девочки накормили его молоком и пустили в сад. «Здесь ему будет лучше, чем в пустыне, где и есть нечего – пусто». А он взял и убежал. Дал такого стрекача, только пятки сверкали. И чего ему не понравилось!
В тенистом саду под каждым укрытием – камнем, брёвнышком прячутся  жабы.
- Фу, как ты можешь брать в руки такую гадость! - с ужасом говорила Соня, когда Оля спокойно брала в руку жабёнка.
- Он же не виноват, что родился таким некрасивым – возражала Оля. – И потом, смотри, какие у него красивые глаза!  С золотым ободком.
- Сейчас же брось, будут бородавки!
  - Тебе все противно, однако вечером ты с удовольствием слушаешь их пение.
- Пение совсем другое дело, от него бородавок не будет.
- Какие бородавки, сказки это всё.
Оля отпустила жабёнка в  траву.
- Прыгай себе на здоровье!
Вечером девочки устроили отцу допрос:
- Пап, а почему ни ёжик, ни черепаха не захотели жить в нашем саду? Что-то им  не понравилось и они ушли.
- Как что?  Неволя никому не нужна, все хотят свободы, воли. И тут, дочки, ничего не поделаешь. И черепаха, и ёжик вольные существа. И потом, они никому не доверяют, знают, что мир так устроен, что надо от всех прятаться и убегать. А кто не спрятался, того могут съесть.  Хорошего не жди.
- Мы ничего плохого  им не делали, ни черепахе, ни ёжику. Наоборот, еду давали.
- Откуда им знать ваши намерения. Они знают, что все вокруг враги, у них так в роду написано, и они следуют этому правилу.  Это вы одни хотели им добра, а хищники вокруг только и смотрят, как бы где поживиться и кого бы съесть. Волки, лисы, хищные птицы. Им же тоже кушать хочется, они хищники и едят только мясо.
- А как же у черепахи панцирь, а у ежа колючки, как их съешь? Вот наш Майлик пробовал, пробовал, а ничего не вышло. Он черепаху катал и так и этак, а она голову и ноги спрятала под панцирь, не доберешься. И ёжика он лапой пробовал – колется, он и отстал.
-Защита, конечно, помогает, но не всегда. Это наш Майлик сытый, не голодный. Он только поиграл, побаловался, да и бросил, а был бы голоден и стояла перед ним задача: не съешь черепаху умрешь, он бы нашёл способ её добыть. Например, в воду спустить. Она же поплывёт, куда денешься! Тут её враг и добудет.  Тот же голодный волк или лиса.
- Пап, так им же в нашем саду лучше бы было. Никакой волк или лисица не доберётся. Жили бы спокойненько, ни страха, ни нужды.
- Ну, тут уж ничего не поделаешь, они, как хотят, так пусть и живут. Им свобода важней.
В жестокости мира девочкам вскоре пришлось убедиться самим.
Что там в папином скворечнике?  Подросшие скворчата уже выглядывали из своего окошка и яростно орали, требуя корма, а родители без устали таскали им червей и разный другой корм. Еще только подлетает скворчиный папа или мама, а горлохваты уже высунулись из окна и кричат во всю глотку. Друг друга отпихивают и готовы выскочить, чтобы упасть и разбиться.
- Орёте, не зная меры, как бы до беды не докричаться! – покачав головой, не раз повторяла Мария Давыдовна. – Сорока-то всё примечает! 
И верно: глянула Оля вверх, а сорока-воровка тут как тут. Хвать первого горлохвата, высунувшегося из домика, и умахала  прочь.
Да, не всё так мирно на земле, а как бы этого хотелось! И чтобы жили все в мире и без ссоры.  И чтобы все радовались и наслаждались. Весной-то ведь какая красота! На уличной аллее аромат только что распустившихся берёзовых и тополиных листьев. В поле и в предгорье высыпали желтые и красные тюльпаны Кустиками расцвели сине-фиолетовые ирисы. Кукушка закуковала, соловей в кустах защёлкал, засвистел, бурно выражая радость. Вечером заскрипел коростель -дергач, перепёлка ему ответила. Позже всех прилетела золотая флейта – иволга.
- Ну, раз иволга прилетела, скоро и лето наступит, - сказал Василий Васильевич. Недаром ведь есть русская народная поговорка: «И рада бы весна на Руси вековать, да придет день, кукушка прокукует, весна соловьём зальётся, к лету за пазуху уберётся».
Ярким майским днем Василий Васильевич в наилучшем настроении объявил своим домочадцам:
- Маша, девочки, вы тут сидите взаперти, а в степи маки цветут, поля огнём полыхают, все красным-красно. Птицы поют, а жаворонки громче всех заливаются. У меня Чалый запряжен, коляска у ворот вас ждёт.
Кто же будет против! 
Застоявшийся конь скачет сам, погонять не надо. Свежий ветер бьёт в лицо, звонко стучат копыта по накатанной дороге. А небо, небо-то какое яркое, голубое! Сияет под ярким солнцем. Все довольны и оживлены, крутят головами, оглядывая раскинувшиеся по сторонам зелёные просторы. Вокруг холмистая степь, усеянная огромными валунами. Причудливые скалы в виде матрацев и подушек, уложенных одна на другую.
«Каменный сад»  - Василий Васильевич, махнул рукой в сторону необычного ландшафта и хотел было что-то рассказать про эти гранитные  останцы, но из-за поворота открылась картина степи, будто охваченной пожаром. Нет-нет, огонь ещё не налился жаром, он ещё только тлел нежным рубиновым цветом едва распустившихся маков. Кто посеял, откуда всё взялось? И как унести с собой такую красоту? Рвать цветок бесполезно, он рассыпается в руках, и букета этого алого цветка не соберешь. На то он и эфемер, чтобы им не пользоваться, а только любоваться. Алые лепестки разлетаются, стоит только сорвать волосатый стебелёк.  Нельзя даже венок из мака сплести! Девочки немного расстроены. И с собой не унесёшь – нежные цветы увядают на глазах.
 - Мама, ты хоть что-нибудь скажи! Зачем такая красота, если ей нельзя пользоваться!
- А как вы хотели! Природа умна, она себя бережёт и ею можно только любоваться и радоваться.  Разве этого мало?
- Не унывайте, - подал голос отец, - сейчас увидите васильковое поле. Оно ещё краше, а цветы вполне доступны и можно даже венки плести.
От лазоревого поля восторгов ещё больше. Что это за цветок  - упал с неба,  вышел из морской пучины? Поле, как синий океан, хоть сейчас заходи и плыви по русалочьему морю. Наташа просит:
-Мама, сделай мне венок на голову. Люди увидят, будут говорить: "Какая красивая девочка".
Трое девчонок принялись рвать цветы, одна Оля стоит молча.
- Олюшка, а ты что?
- Ничего. Любуюсь. Мне и так хорошо.