Пути-дороги Андрея Федюшкина
Род Федюшкиных известен с XVIII века. Появилась эта фамилия через несколько лет после предпринятой в 1717 году, повелением Петра I, злосчастной экспедиции в Хиву князя Александра (Давлет-Гирея) Бековича-Черкасского. Экспедиционный отряд был преимущественно укомплектован казаками двух прикаспийских войск: Гребенского (представлявшего собой крупнейшую фракцию терских казаков) и Яицкого (переименованного в 1775 г. в Уральское). Князь Бекович имел неосторожность, пойдя на поводу у хивинского хана Шергази, разделить и рассредоточить свой отряд. Труднообъяснимую доверчивость Бековича-Черкасского историки иногда объясняют постигшей его бедой — трагической гибелью его супруги и дочери в волжской пучине, которая помрачила рассудок князя.
Поверивший Шергази князь Бекович вскоре после этого был казнён, а его соратники были в основном перебиты, а частично обращены в рабство. Ибо некий благочестивый хивинский ходжа всё же сумел воспрепятствовать поголовному избиению пленников. Сто пленных, спасёных этим ходжой, были отправлены в Бухару, где Абулфейз-хан сформировал из них отряд собственных телохранителей.
«Порсу — в 108 верстах на СЗ от Хивы... Это место возбуждает горестное воспоминание о предательском убийстве князя Бековича-Черкасского, который, после заключённого с хивинцами мирного договора, был приглашён сюда с небольшою свитою на пир и, по окончании трапезы, убит вместе с прочими русскими, бывшими при нём.» — писал в 1842 г. русский посланник в Хиве Г. И. Данилевский, слободской казак.
Из 1500 яицких казаков спаслись в 1717 году всего двое — Ахметов и Новицкий, а из 500 гребенских казаков лишь через несколько десятков лет жизни в плену вернулись на Терек тоже два казака — Иван Демушкин из Червлённой станицы и Петр Стрелков из станицы Шадринской... В российской имперской историографии совершенно не комментировался такой ПОЗОРНЫЙ факт: Петр I не предпринял абсолютно никаких мер ни для спасения пленников, ни для наказания коварных хивинцев. Можно предположить, что поскольку большинство участников данной экспедиции составляли казаки, татары и пленные шведы, то для Петра они были не вполне своими...
В память о погибших мужьях казачки стали давать подросшим детям фамилии по именам отцов, часто по уменьшительным. Так появилис на Тереке Андрюнькины, Борискины, Семёнкины и Мишутушкины. А от гребенского казака Федора, сложившего голову в далёкой Хиве, пошли Федюшкины. За 200 лет род Федюшкиных разросся и, в частности, подарил Буйному Тереку трёх генералов...
* * *
Начавшаяся в центре Европы Первая мировая война очень скоро дала почувствовать себя и в Терской области. В 1915 году во Владикавказе состоялись очередные проводы на фронт терских казаков-пластунов. Затем группа их родственников двинулась в обратный путь в станицу Тарскую. В ущелье близ станицы казаки были неожиданно атакованы ИНГУШАМИ. Убиты казак Иван Болотов и жена казака-фронтовика Константина Столбовского, ранены казак Иван Новиков и казачка Прасковья Чавычалова. Так в глубоком тылу Российской империи гибли братья и жёны героев!
Ингушей в то время идейно обрабатывали агенты младотурок. Они подогревали давнюю вражду ингушей с казаками и осетинами. И предложили ингушскому народу войти в состав Османской империи.
* * *
Летом 1917 года 10-летний Андрей Федюшкин поступил во Владикавказский Кадетский корпус (основанный 26 сентября 1901 г.). Стоит упомянуть, что в 3-м выпуске Владикавказского кадетского корпуса (1911 год) был ещё один представитель этого рода — Николай Федюшкин. И в том же выпуске — терский казак Анатолий Рогожин, в 1945 году — последний командир Русского Охранного Корпуса на Балканах, суровый и несгибаемый герой Келлерберга...
Во всех кадетских корпусах России существовала традиция петь собственную версию «Журавля» (в именительном падеже эта песня звалась: «ЖуравЕль»). И у владикавказцев был такой «Журавель»:
Кто хранит фасон Кавказа?
То кадет Владикавказа.
Загибать привык салазки,
То кадет владикавказский.
Кто целует прямо в глазки?
То кадет владикавказский.
Кто орет, закрывши глазки?
То кадет владикавказский.
Юности всегда свойственно радоваться жизни... Но между тем, свинцовые тучи сгущались в 1917 году над многонациональной Терской областью, как и над всею Российской империей. А самые жестокие испытания выпали на долю Казачьего народа, сохранившего с античных времён свой демократический и геройский дух. Терский Войсковой атаман Михаил Александрович Караулов всемерно старался поставить твёрдый заслон массовому наплыву изменников-большевиков и сгладить этнические противоречия. Караулов был казачьим героем и пророком, одним из Пятерых Избранных (Л. Г. Корнилов, А. М. Каледин, Караулов, А. И. Дутов, К. Л. Бардиж). Караулов открыто заявил о своей солидарности с общей позицией Главковерха Корнилова и Донского Атамана Каледина, озвученной на Московском Государственном совещании. О верности коренным правам народным и недопустимости сговора с внешним врагом!!!
13 (26) декабря 1917 г. на железнодорожной станции Прохладная большевизированными солдатами 39-й дивизии, самовольно покинувшими Кавказский фронт Мировой войны, были убиты Войсковой Атаман Терского войска Михаил Караулов, его брат Владимир, хорунжий Алексей Белоусов, казак Султанов. Убийцы по-хозяйски поделили между собой шашки, кинжалы и черкески терских патриотов, после чего надругались над их телами... Караулов в тот раз возвращался из Пятигорска, где, выступая перед казаками 1-го Волгского полка, отметил незаурядные заслуги волгцев на Западном фронте, атаманской властью произвёл их всех в следующий чин и призвал быть готовыми к новым подвигам — как прежде, во славу Буйного Терека — но только теперь уже вблизи его берегов, на подступах к угрожаемым вражьими толпами родным станицам. Простившись с волгцами, Атаман поспешил во Владикавказ, на очередное заседание Войскового Круга. Не доехал...
Гибель Караулова явилась тяжким ударом по Юго-Восточному Союзу, столь широко и блестяще задуманному Донским Атаманом Калединым... 3 ноября (21 октября) 1917 года в Терской столице Владикавказе был создан Юго-Восточный союз казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей — конфедерация Донского, Кубанского, Терского и Астраханского казачьих войск, а также представителей калмыков, горских народов Дагестана и Закатальского округа, Терского Края, Кубанского Края, степных народов Терского Края и Ставропольской губернии. 31 октября (13 ноября) к Союзу присоединилось Яицкое (Уральское) казачье войско. Заявленной целью ЮВС была борьба с анархией и большевизмом на территории казачьих войск — членов Союза, взаимная поддержка и доведение России до Учредительного Собрания (бывшего тогда общей целью всех конструктивных сил).
Во время боёв за Владикавказ кадеты старших классов активно сражались против большевиков. Но силы оказались неравными. Местные сектанты-молокане частично поддержали большевиков. Эдакие вот "непротивленцы"... И ещё активней поддержали большевиков ингуши. Не из пролетарского интернационализма, но именно в силу своего альянса с младотурками. Которые находились в союзе с большевиками с 1905 или 1906 года (у истоков этого союза стоял Израиль Гельфанд-Парвус). Атаман Лев Медяник, преемник Караулова, был убит ингушами.
Владикавказ в течение всего января 1918 г. безнаказанно грабили ингуши.
После поражения в боях с многоликим врагом, Владикавказский кадетский корпус три с половиной месяца отступал в направлении Кубанской столицы Екатеринодара. Многие преподаватели и кадеты погибли. Последний бой Кубанской эпопеи корпуса произошёл в ноябре 1918 года, у станицы Воровсколесской. После чего Владикавказский кадетский корпус был дислоцирован в Екатеринодаре, а затем в Ростове-на-Дону.
Имеются сведения, что перед выступлением основного состава корпуса из Владикавказа – часть младших кадет была определена на временное проживание в осетинские семьи в ближних сёлах, в семьи горожан-владикавказцев. А бОльшая часть младших кадет была вывезена в терские станицы Архонскую и Воздвиженскую. И можно предположить (хотя прямых подтверждений у меня нет), что 10-летний Андрей Федюшкин тоже пережил период 1-ой красной оккупации Владикавказа в Архонской, Воздвиженской, или в каком-то ближнем селе. А в Кубанской эпопее не участвовал.
Освобождение Владикавказа частями Добровольческой армии (в которую входили и кубанские казачьи полки) началось 3 февраля 1919 года именно с территории кадетского корпуса, когда легендарный полковник Андрей Шкуро, командовавший группой войск 1-го Армейского корпуса, ворвался в Левобережную часть Владикавказа и занял здание кадетского корпуса. Летом-осенью 1919 года Владикавказский кадетский корпус возобновил работу на своей территории. Однако же, ненадолго.
* * *
...Весной 1920 года, спасаясь от наступающей РККА, Полтавский и Владикавказский корпуса объединились и эвакуировались в тогда ещё независимую и демократическую Грузию. Во Владикавказе уже почти не осталось транспорта, и кадеты 4 марта 1920 г. пошли походным маршем по Военно-Грузинской дороге в направлении Кутаиси.
Подвод было очень мало, и они главным образом предназначались для провианта. Добрались до Грузии через семь дней. Дошли до станции Боржоми, там у них был короткий отдых. Из Боржоми кадетам пришлось развернуться назад, к станции Хашури, а от неё повернули они на Кутаиси, куда прибыли 23 марта 1920 г. К сожалению, грузинские власти (испытывавшие сильное дипломатическое давление со стороны РСФСР) не оказали юным беженцам никакой помощи. Всю дорогу ребята питались сухарями, без горячей пищи. Из Кутаиси в Батуми корпуса были доставлены по железной дороге. А 9 июня 1920 г. они были на перевезены пароходе в освобождённый от большевиков Крым, в Ялту, где их и разместили.
Весь скорбный путь Владикавказского кадетского корпуса по Военно-Грузинской дороге от Владикавказа до Кутаиси (а потом вплоть до города Стрнище в Королевстве СХС) был запечатлён на рисунках преподавателя рисования Владикавказского кадетского корпуса полковника Ивана Павловича Трофимова. Во время коротких днёвок им были выполнены десятки акварельных рисунков Военно-Грузинской дороги: гора «Семь братьев», горные реки, крутые перевалы...
22 октября 1920 года вышел приказ Главнокомандующего генерала барона П. Н. Врангеля о том, что новое объединённое учебное заведение отныне именуется Крымским кадетским корпусом. Директором нового корпуса в июле был назначен В. В. Римский-Корсаков.
«В Крыму наш кадетский корпус располагался в Ялте, вернее, в пригороде Ореанда, примерно в восьми километрах от города. Это было в 1920 году. Мы располагались в солдатских казармах, весьма чистых, светлых, но без всякой обстановки; были только железные кровати с деревянными крашеными досками без матрасов и одеял. Спали просто на досках, ничем не покрываясь. Кормили нас предельно плохо: дневной рацион состоял большей частью из пяти рыбешек, именуемых камсой, засоленных, величиной не больше сардинки. Воспитатели и преподаватели жили во флигелях вне казарменного расположения. В ноябре 1920 года нас перевели в другие казармы, расположенные в другом конце города, но гораздо ближе к бухте. В отношении нашего питания нужно сказать, что все-таки иной раз нам давали хлеба, ячневую кашу... Благотворительный дамский комитет Ялты редко устраивал нам чай с печеньями, но даже один раз — обед. В остальном мы промышляли по соседним лесам, выискивая дикие фрукты, съедобные корни и т. д. На новом месте мы не жили долго. Скоро нам объявили об эвакуации. Так как мы были плохо одеты: в какие-то брюки и рубашки из тонкого материала, – нам выдали старое английское обмундирование. В то время как на пристани стояло громадное количество деревянных ящиков с новым обмундированием; были там и консервы, и все, что хочешь, но кадетам для порядка было строжайше запрещено что-либо брать оттуда... и все это досталось большевикам.» — вспоминал впоследствии Федюшкин.
«Свято чтит завет Российский,
Этот славный корпус Крымский».
(Кадетский «Журавль»)
Тесная кадетская спайка и помощь друг другу помогали легче переносить жизненные невзгоды. В Крымском кадетском корпусе никогда не было доносчиков. Девиз Крымского корпуса:
«Один — за всех, все — за одного!»
«В один дождливый день нам приказали взять свои вещи и повели на пристань грузиться на пароход. Это была плоскодонная угольная ладья метров 80 в длину и 8 м в ширину; палуба была выше воды примерно на один метр. Пароход назывался «Христи». Когда мы уже были погружены и разместились кто как мог – в городе начались беспорядки, стрельба: большевики появились на гребнях гор, окружающих Ялту. Счастье было, что они не имели пушек и поэтому не могли обстреливать гавань. Большинство пароходов, и наш тоже, вышли на внешний рейд, чтобы обезопаситься в случае орудийного обстрела.» — вспоминал Федюшкин.
Судовые механики, не желая работать на белых, заявили, что машина неисправна. Когда им пригрозили расстрелом, машину «быстро починили», и баржа вышла в море. В. В. Римский-Корсаков, не доверяя команде судна, приказал двум кадетам, имевшим опыт службы на флоте, присмотреть за рулевым, чтобы тот не изменил курс. Вскоре выяснилось, что судно идёт не в Константинополь, а в Одессу. Капитана и рулевого тут же арестовали, к штурвалу стал кадет М. Каратеев, восемь месяцев проплававший до поступления в кадетский корпус сигнальщиком на миноносце. Вместе с другим кадетом они направили судно в нужном направлении, но обнаружили, что показания компаса неверны. Поскольку рядом со штурвалом оказались железные гимнастические снаряды.
С большим трудом кадетам удалось вывести судно к Константинополю!
«На следующий день утром наш пароход взял курс на Константинополь. Разыгрался шторм: дул сильный ветер и волны перекатывались через палубу. Мы на палубе все вымокли, и нужно было заботиться, чтобы не смыло в море. Отверстия, ведущие в трюм, закрыли брезентом. На пароходе было много разных людей: штатские, военные, оторвавшиеся от своих частей, репортеры каких-то газет, – главным образом устроившиеся в трюме, кадеты же в большинстве – на палубе. Мы несли наряды по поддержанию порядка на пароходе. Эта служба распределялась кадетами старших классов. В течение плавания мы получали ежедневно на четверых один блинчик, изжаренный на примусе, и кружку воды. Через три дня мы приплыли в Босфор и там пробыли 14 дней, выдерживая карантин. Затем нас пересадили на огромный транспортный пароход «Владимир», и мы поехали дальше.» — вспоминал Федюшкин.
На рейде Константинополя крымские кадеты сумели достойно показать себя. Русские корабли были встречены в Константинополе судами многих стран. На корабле «Христи», где находился Крымский кадетский корпус, по инициативе вице-унтер-офицера Михаила Каратеева на реях взвились сигналы: «терпим голод» и «терпим жажду». Эти сигналы возымели действие.
Через какое-то время к барже «Христи» подошёл английский корабль. На его верхней палубе был установлен киносъемочный аппарат, рядом стоял стол, на котором высилась груда нарезанного ломтями белого хлеба. Здесь же находились нарядно одетые женщины и мужчины, среди них и один русский. На вопрос, голодны ли кадеты, те ответили утвердительно.
Кадеты ожидали, что их сфотографируют, а затем будут кормить. Но оказалось, что англичане хотели запечатлеть момент, когда кадетам будут бросать хлеб и голодные кадеты бросятся его поднимать с палубы. Когда женщины начали кидать в толпу кадет ломти хлеба, кое-кто из них уже бросился его поднимать. Начальство растерялось, и вот в этот момент раздался голос "генерала выпуска" Л. Лазаревича, который, оценив обстановку, громко крикнул:
— «Не прикасаться к этому хлебу. Не видите, что эта сволочь хочет нас снять, чтоб потом показывать "русских дикарей", которые дерутся из-за еды!»
Ломти хлеба сыпались на головы кадет, но они стояли неподвижно, будто не замечая этого. Затем Лазаревич потребовал, чтоб англичане вообще оставили их в покое.
«Крымский Кадетский Корпус эвакуировался в 1920 году из города Ялты на паровой барже «Христи», и через три дня Корпус прибыл в Константинополь, где все кадеты были пересажены на пароход «Владимир». Этим пароходом прибыли на Адриатическое побережье Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев 8-го декабря 1920 года и причалили в бухту Бакар. Из Бакара Корпус был перевезён по железной дороге в Словению, в лагерь Стрнище. Первое время на чужбине Крымский Кадетский Корпус был в Словении и жил в очень тяжелых условиях, полтора года в бараках Стрнища. В 1922 г. Крымский корпус получил большую трехэтажную казарму в городе Белая Церковь и там его жизнь совсем наладилась. Казарма Крымского корпуса находилась за городом, между двумя сербскими меньшими казармами. Перед казармой Корпуса простиралась большая площадь, где бывали кадетские парады. В свободное время кадеты играли на ней в футбол.» — вспоминала Ольга Мирошниченко, урождённая Шуневич.
«В 1922 году корпус переехал в Белую Церковь, где началась уже нормальная жизнь.» — вспоминал Андрей Иванович Федюшкин.
* * *
«Крымский кадетский корпус просуществовал всего 10 лет. Десять лет жизни - очень маленький срок для развития учебного заведения. Притом, что корпусу приходилось существовать и формироваться в нечеловечески трудные годы русской истории. (...) Говоря о корпусе, нельзя обойти молчанием традиции «Звериады». Без традиций в русской армии не было ни одной части, ни одного военно-учебного заведения. Традиции — это сложный неписаный кодекс внутренней жизни и взаимоотношений, который подготавливал кадет, а потом и юнкеров к ответственной службе в армии. Они пробуждали жертвенность по отношению к своим товарищам, учили поступаться личными интересами, дорожить именем своего корпуса, училища и полка, поддерживали дисциплину, развивали сообразительность, мужество и отвагу. Первую «Звериаду», по преданию, написал наш великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Зверями кадеты считали весь персонал кадетского корпуса. Вовсе не значит, что кадеты не уважали и не любили всех своих воспитателей и учителей.
Это был своеобразный священный ритуал внутренней кадетской жизни, который торжественно выполнялся один раз в году ночью. Начальство смотрело на это сквозь пальцы, так как само прошло такую же школу. Руководил всей церемонией "генерал выпуска", избранный кадетами.» — вспоминал кадет В. Сладковский (журнал "Кадетская перекличка" — № 66-67, 1999 г.).
Недавно возникшее на карте Европы Королевство СХС стало для Андрея Федюшкина второй родиной. Или во всяком случае, так показалось беженцу-казаку...
«Андрей Федюшкин учился в корпусе очень хорошо и окончил Крымский Кадетский Корпус в Югославии в 1926 году — был 6-й выпуск. После восьми классов экзаменовали на аттестат зрелости — большая "матура", которую он сдал отлично. После этого Андрей Федюшкин поехал в Белград и поступил в университет на технический факультет. Кончил его в 1932 году, получил диплом инженера путей сообщения. Его оставили при университете работать. В том же 1932 году он женился на студентке философского факультета Ирине Шуневич которая раньше окончила Мариинский Донской Институт в Белой Церкви — она моя сестра. В Белграде Федюшкины венчались очень скромно в русской церкви (это церковь Св. Троицы, основанная донским казаком Петром Беловидовым. — К. К.), были два свидетеля, товарищи Андрея. Жили два года в Белграде они бедно. В 1934 году Андрей получает работу во французской фирме «Батиньоль» («Batignol»), которая строила железную дорогу в Югославии. Первое назначение Андрея на постройку железной дороги было на юге Югославии вблизи небольшого города Печ. Но он с семьей жил на "терене" (в грузовом вагоне — К. К.), где строилась железная дорога. В 1937 году Андрей устроился в фирме Дукича на постройку железной дороги Бихач-Книн. Здесь он с женой и нашей мамой тоже жил и работал на "терене".» — вспоминала Ольга Мирошниченко, урождённая Шуневич.
В 1929 году король Александр Карагеоргиевич официально переименовал КСХС в Югославию, утверждая мнимое единство страны, которая по духу вовсе не была единой... У российских эмигрантов было время полюбить Югославию — и разлюбить её. Ведь вопреки широко распространённому мнению, далеко не все граждане Югославии сочувствовали российским эмигрантам.
«На всём свете нет ни одного радио, которое бы столь возмутительно дискредитировало русскую эмиграцию, кроме… Белграда и Москвы!», — гневно писал ещё в 1937 году доблестный генерал Михаил Фёдорович Скородумов, основатель и последний командир Русского Охранного Корпуса на Балканах.
6 марта 1941 г. княжна Мария Васильчикова (секретарша сотрудника МИД III Рейха Адама фон Тротт цу Зольца) записала в своём дневнике:
«Судя по всему, надвигается кризис с Сербией».
В ночь на 27 марта 1941 года группа офицеров-заговорщиков во главе с генералом Душаном Симовичем совершила государственный переворот, посадив на трон 17-летнего Петра II Карагеоргиевича, досрочно объявив его совершеннолетним и действуя от его имени.
Тронную речь Петра II за него зачитал по Белградскому радио один из генералов-заговорщиков. И в Белграде снова прошла мощная демонстрация — теперь в поддержку путчистов. Организаторами этой демонстрации (а вероятно, и предыдущей) были югославские коммунисты Иван Лола Рибар и Светозар Вукманович-Темпо.
«Белград бурно отпраздновал день переворота как большой национальный праздник.… После обеда на улицах появились грузовики с какими-то суетливо-деловыми молодыми людьми… Грузовики сверху донизу увешаны плакатами и транспарантами с режущими глаз лозунгами… "Да здравствует Советский Союз!", "Требуем военного союза с Советским Союзом!", "Да здравствует Сталин – защитник Югославии!"… Лозунги не выдерживали ни малейшей критики и были в остром противоречии с элементарной логикой. Советский Союз был в это время лояльнейшим союзником Германии… Впрочем, 27 марта некогда было во всём этом разбираться. Лозунги лозунгами, а защитник, кто бы он ни был, – всегда не плохо, поэтому толпа радостно соглашается и вслед за агитаторами от всего сердца кричит "Да здравствует!"» — вспоминал ветеран НТС А. С. Казанцев в своих мемуарах «Третья сила».
Сербский патриарх Гаврило Дожич, близко знакомый с вождями путча,
благословил этот сталинистский шабаш!
А ведь он не мог не понимать,
что путч Симовича, поддержанный коммунистами,
развяжет руки антихристианским силам.
Как это и произошло.
Не мог Дожич не отдавать себе отчёта
и в том, что для тысяч белоэмигрантов
этот путч станет смертельной угрозой!
И вот эта угроза тоже материализовалась.
«В 1941 году наступил период всяких потрясений. В 1941 году 6-го апреля – первый день Православной Пасхи немецкие самолеты обрушились на Белград, бросая сотни бомб на столицу Югославии. Уже 13 апреля была капитуляция Югославии. Была создана "Независна Држава Хрватска" (10 апреля — К. К.), которая расширила свою территорию до самого Белграда. И таким образом семья Андрея Федюшкина оказалась на хорватской территории. Мы с ними сразу потеряли связь. С самого начала «Независимой Хорватской Державы» было весьма неспокойно в стране. В 1941 году летом рабочий Андрея сказал, что его семье надо немедленно покинуть "терен", так как идут вооружённые люди.» — вспоминала Ольга Мирошниченко, урождённая Шуневич. Создаётся впечатление, что в своих мемуарах Ольга Мирошниченко многое недоговаривает. Ведь при буквальном восприятии её текста, можно даже подумать, будто как раз Независимая Держава Хорватская и создавала тогда главную проблему. А не банды Симовича и Рибара!
Попробуем разобраться в этих событиях. Мы не знаем, КТО был тот отважный рабочий, предупредивший Федюшкиных. И не знаем, что именно сказал он об ЭТИХ "вооруженных людях", скорей всего, увиденных им издали. К примеру, с высоты железнодорожного моста. Но о многом мы можем судить, исходя из последовавших действий Андрея Федюшкина:
«Андрей с женой и мамой всё бросили, только мама взяла икону, и пошли пешком, пробирались к Бихачу. Андрей всю дорогу помогал идти маме, она была не особенно здоровая и плохо видела. И с Божьей помощью они дошли до Бихача живыми, но всё имущество потеряли.» — пишет Ольга Мирошниченко.
Железная дорога Бихач-Книн проложена вдоль извилистой реки Уна, и несколько раз пересекает её русло и крутые берега. Итак, Федюшкины двинулись к Бихачу: туда, где надёжно утвердилась усташская власть. Нетрудно догадаться, что ЭТОТ отряд шёл с противоположной стороны (со стороны Книна, но не из самого Книна, который подобно Бихачу, тоже был в усташских руках). И реально вооружённые люди на шпалах могли тогда быть либо титовцами, либо сербскими четниками. Ведь усташи только в октябре 1941 г. смогли сформировать военизированные части железнодорожной охраны.
Именно титовцы, и даже четники, представляли собой реальную угрозу для казаков. Про «ужасное положение казачества в Сербии, выставленного на страшные преследования со стороны сербов» писал 19 августа 1941 года генерал А. Г. Шкуро. И вот конкретные прнимеры: коммунистами-титовцами были зверски убиты есаул Максим Каледин и священник Сергий Булавин — носители прославленных атаманских фамилий Тихого Дона!
Так снова гибли герои и семьи героев,
гибли от подлой руки!
И тяжкий переход Федюшкиных по шпалам был не паническим бегством: то был совершённый Андреем Федюшкиным героический подвиг спасения своей семьи! На железной дороге Федюшкиным удалось оторваться от сербских бандитов — и они пришли в Бихач, в крепкое усташское гнездо. Бихач имел две линии обороны и стал ключевой крепостью на стратегически важной дороге, соединявшей Адриатику и долину реки Савы. И в Бихаче беженцы-казаки нашли приют и защиту. Впрочем, ненадолго. Ибо печальные обстоятельства вскоре привели Федюшкиных в столицу Независимой Державы Хорватской.
«В 1942 году Андрей с женой Ирой повезли маму в Загреб в больницу на операцию. Была у мамы неудачная операция и она скончалась в 1942 году, большое было для всех горе. Андрей при кончине мамы был возле нее и ее последние слова были Андрею. Похоронив маму, Андрей с женой уже не могли вернуться к себе в Бихач, так как Бихач был уже занят партизанами (титовцами — К. К.). Так Андрей снова лишился работы и своих вещей, которые его семья приобрела в Бихаче. Федюшкины осели в Загребе, и Андрею удалось там устроиться в известную фирму "Виадукт", строившую туннели, мосты и шоссе. В "Виадукте" Андрей сразу себя показал знающим инженером, и его там ценили.» — пишет Ольга Мирошниченко. Во многих случаях она указывает только годы.
7 июня 1942 года в Загребе митрополитом и первоиерархом Хорватской Православной Церкви был провозглашён донской казак Гермоген Максимов — благословенный и неустрашимый пастырь Казачьего и Хорватского народов.
* * *
А 4 ноября 1942 года партизаны-титовцы захватили взятый ими в кольцо древний хорватский Бихач. Взяли после 42-часового боя с его доблестным гарнизоном. Защищали Бихач 4-я усташская бригада и 12-й полк хорватских домобранов. На них же наседали целых 8 бригад коммунистических партизан. Вскоре Тито-Броз перевёл в Бихач Верховный штаб своей НОАЮ и Центральный комитет компартии Югославии. И появилась так называемая Бихачская республика. Как назвали её коммунисты. А немцы нарекли её: Titoland.
«К концу 1942 года Бихач стал главным городом освобождённой территории, которая включала почти пятую часть довоенной Югославии и превышала площадь некоторых европейских стран, таких как Бельгия, Швейцария.» — писал Тито, упиваясь своей властью.
И нет сомнений. Если б не тяжёлая (а возможно и смертельная) болезнь матери Андрея — то супруги Федюшкины были бы обречены погибнуть в Бихаче. Или защищая приютивший их город. Или потом.
* * *
7 мая 1945 года поглавник Анте Павелич, перед лицом превосходящих титовских сил, объявил Загреб открытым городом. Боевые единицы усташей и домобранов, правительство страны, а также огромные массы гражданского населения двинулись в сторону австрийской границы, предполагая сдаться в плен англичанам. Павелич предложил Хорватскому православному патриарху Гермогену, а также Загребскому католическому архиепископу Алойзу Степинацу присоединиться к правительственной колонне. Но оба они ответили отказом.
Утром 8 мая в Загреб вступила 1-я пролетарская ударная бригада. Партизаны-титовцы тут же приступили к планомерным грабежам и бессистемным (в первые дни) расстрелам. Многие хорваты и эмигранты из России были убиты в те первые дни красной оккупации Загреба. Однако, Андрея Федюшкина и его супругу миновала чаша сия (не исключено, что Федюшкины могли в тот роковой момент находиться в командировке)... А Патриарх Гермоген и протоиерей Алексий Борисов были схвачены и избиты коммунистами. 29 июня 1945 года Патриарха Гермогена расстреляли из пулемёта. Безбожные титовцы убили не только православного патриарха Хорватии. Они убили в его лице и епископа Донской армии и флота! И нам — казакам — не след забывать об этом!
* * *
«В новой Югославии жизнь русских белых эмигрантов была очень тревожная. Иногда возникали неожиданные неприятности со стороны новой югословенской власти по отношению русских эмигрантов. И вот с 1949 года пронеслась волна трагедий для русских эмигрантов через всю Югославию. Стали высылать из Югославии целые семьи русских. Главу семьи вызывали в УДБ-у (это тоже как было в Советском Союзе НКВД) и говорят ему вы должны покинуть пределы Югославии через 10 или 14 дней — такой кроткий срок давали. Андрея с женой в конце 1950 года выслали из Югославии, несмотря, что Андрей имел хорошую работу в известной фирме «Виадукт» был отличным инженером — и его выслали. Все русские люди, которые должны были покинуть Югославию ехали в лагерь Триест в Италию. Этот лагерь находился на самой границе Югославии. Американское правительство этот лагерь содержало для беженцев. Эти беженцы ожидали, чтобы потом переехать за океан: в Австралию, Новую Зеландию, Южную Америку, Канаду и Америку. Итак Андрей с женой попали в лагерь Триест-Опичину. Там Андрей сразу предложил свою бесплатную работу — поправки в лагере. Условия жизни в лагере были конечно тяжелые. Андрей с женой были записаны на квоту в Америку. Просидевши так два года в лагере ожидая своей квоты, так они её и не дождались. Наш двоюродный брат Георгий Сеницкий уже был в Чили со своей семьей и он посоветовал моей сестре Ире жене Андрея переехать им в Чили - в Южную Америку. Георгий Сеницкий был тоже в Белой Церкви кадетом и закончил корпус в 1931 году. В 1953 году Андрей с женой Ирой переселились в Чили в Сантьяго.» — пишет Ольга Мирошниченко.
Свидетельство о публикации №223011601512