про войну...

1.
    Что есть агрессивная война? Лично для меня это война, в основе которой лежит агрессия, а агрессия – это такие действия одного субъекта в отношении другого, при аналогичных которым со стороны последнего война неизбежна. Т.е. такие действия одного в отношении другого, с которыми второй не согласен, уместность которых первый ничем, кроме таких же действий, подкрепить не может, и аналогичных которым он бы в своём отношении от другого не потерпел.
    Это значит, что если существует некая граница между субъектом А и Б, к которой первый подтягивает силы, но не нападает, он ещё может настаивать, что в его действиях нет состава агрессии, т.к. если другой сделает то же самое и только это, столкновения ещё не случится. Но если он попробует перейти границу с целью взять что-то находящееся за ней и подавлять сопротивление, то это уже агрессия, т.к. если другой начнёт делать то же самое, они столкнутся на границе.
    Всё вроде просто и понятно, но дьявол прячется в деталях. Если, допустим, существует такое оружие, удар из которого можно произвести прямо со своей территории, и удар этот подавит возможность ответного удара и дальнейшего сопротивления в случае нанесения его первым, то для агрессии не нужно переходить границу. И тогда если одна сторона подтягивает такое оружие на расстояние возможности такого удара, вторая оказывается в положении, когда, если первая задумает ударить первой, шанса защититься от неё уже не будет. Что делает её заложником произвола первой, а значит, бьёт по её безопасности. А значит, удар в определённом смысле уже нанесён, а это означает, что существует ещё одна граница, только в другом плане, которую тоже переходить было не нельзя, но она оказалась перейдена. А значит, у второй стороны могут появиться мотивации требовать от первой немедленно прекратить переход второй границы, или самой первой перейти первую. И тогда, если вторая будет иметь к ней претензии «Какого хрена мы вас не трогали, а вы напали?», вторая будет иметь к первой претензии «А какого хрена мы вам не угрожали, а вы начали?». И тогда мнения людей о том, кто агрессор, могут разделиться, и информационная война завяжется так же и на этом вопросе.
    Чтобы этого не было, все имеющие смысл границы должны быть чётко оговорены на общепонятном и адекватном языке, и все договора строго соблюдаться. Но может так получиться, что для защиты от некоторых видов оружия противника потребуется знать его технологии, а для эффективного применения некоторых видов своего засекречивать свои. А значит, обе стороны могут до конца точно не знать границы возможностей оружия противника, а соответственно, чёткость договоров окажется под вопросом. Так же может оказаться под вопросом, какие технологии (и перспективы) одной стороны не переходят границу безопасности другой, и какой уровень секретности чего лишает смысла какие договора. И так же под самым трудным вопросом окажется понимание простых людей, ограниченных в информации даже об имеющихся вооружениях своей стороны, по вопросу о том, кем, где и насколько имеет место первым переход допустимых границ.
    Поэтому могут быть такие ситуации, что даже эксперты своего дела, находящиеся на нужных местах, не факт, что могут иметь стопроцентно адекватное мнение по определённым ситуациям. А простые люди скорее всего не смогут такого иметь даже при всё желании и добросовестности подхода к вопросу. И тогда всё, что им останется, это гадать и доверяться интуиции и вере (что впрочем, многим не мешает выступать с такой уверенностью, как будто вероятность их ошибки принципиально исключена). Поэтому судить по таким критериям об агрессивной войне я считаю делом самым ненадёжным. Простым людям лучше использовать другие критерии, более понятные и менее скрываемые.
   
2.
    Давайте пойдём с другой стороны: а доказывает ли тот факт, что одна сторона имеет агрессивные намерения, того, что другая таковых иметь не может? Нет. Потому, что если одна может иметь, то и другая может. И агрессивность на то и агрессивность, чтобы быть в отношении кого-то независимо от того, что у него в отношении тебя. И если одна из сторон настаивает, что у противника агрессивные намерения, то даже если это так, и это удастся доказать, это ещё не доказывает, что она сама аналогичного не имеет. А значит, если она настаивает, что она не такая же, то она должна предоставить отдельные доказательства того, что другая сторона агрессивна, и отдельные, что вот она нет. Т.е. что-то такое, чего агрессор предоставить не может.
    Разберём три варианта: первый – сторона А хочет мира, сторона Б хочет войны и нападает; второй – сторона А хочет войны и нападает, а сторона Б хочет мира, но вынуждена защищаться; третий – стороны А и Б хотят войны и готовы напасть друг в любом случае (и выискивают повод для нападения, и выгадывают, как лучше напасть: ударить первыми и получить преимущество в инициативе, или дать противнику первым начать и получить преимущество в информационной войне; провоцируют друг друга всевозможными способами, обвиняют друг друга во всём, что только могут сфабриковать, и в конечном итоге сталкиваются в боевых действиях, во все рупоры пытаясь друг друга переорать в крике «это они виноваты!»). В каких из случаев и к кому применимо понятие «агрессивная война»? В двух из трёх каждой. Потому, что, если одна сторона готова напасть на другую независимо от намерений другой – это агрессивные намерения, а война на основе агрессии – это агрессивная война.
    Чем отличается обоюдоагрессивная война от войны оборонительной? А для очень желающего во что бы то ни стало во всём видеть правоту своей родины она ничем не отличается – и в том и в другом случае бой идёт под лозунгом «Бей агрессора!». И в обоих случаях бой может вестись до победного конца, и путь к нему может быть сколь угодно жёстким и принципиальным. Но для желающего найти правду некоторые детали могут всё же обратить на себя внимание. Дело в том, что в оборонительной войне всё достаточно чётко: «Мы этой войны не хотели, нам её навязали. Мы сражаемся, потому, что иначе нас истребят или поработят. У нас нет выбора. И мы будем сражаться, пока враг не остановится и не уйдёт. А если враг нанесёт нам такой ущерб, который просто так оставлять нельзя, то, когда мы его разобьём на своей земле, мы пойдём бить не его территории. И будем бить, пока не капитулирует, потому, что мы не можем оставить недобитой исходящую от него опасность. И если уже пойдём, то будем идти до конца, и на полпути не передумаем. И не посчитаемся с потерями, потому, что у нас выбора нет – мы не можем позволить кому-то вот так напасть на нас снова…» В агрессивной войне логика другая. Там пляшут не от вынужденности, а от выгоды. Есть выгода – есть резон начинать/продолжать; нет выгоды – нет резона. И выбор есть: можно жить в мире и ничего не терять, а можно пойти и попробовать что-то захватить, и если трофеи обещают быть больше ущерба, то появляется резон. И в обоюдоагрессивном противостоянии тоже есть выбор: быть одним из двух равно виноватых в начале войны, или нет; оставить противнику выбор хотеть или не хотеть войны, или поставить его в положение, где, если не он первым нападёт, то нападут на него, и хочет он или не хочет, но войне всё равно быть и выбора у него нет. Поэтому обоюдоагрессивной войне официальная позиция и логика действий идут врозь, и эти несостыковки, как шило в мешке, нет-нет, да и где-то выскакивать начнут.
    В обоюдоагрессивной войне сначала может быть «мы этой войны не хотели – враг нас вынудил; мы его не трогали – он вторгся на нашу территорию; будем бить, пока не подаст назад!». Затем (если доведётся) будет какое-то контрнаступление, в котором будут захвачены какие-то территории с очень экономически (но не стратегически для такой войны) важные ресурсы. Будут крики «Ура, победа!», и радость такая, как будто это и было основной целью всей кампании. И с такой естественностью, как будто «А что, мы разве не за этим шли?». И все как будто забудут о том, что войны не хотели, и начинают хотеть, и гоним врага дальше. А он, надо же, зануда (допустим), возьми, и начни просить мира. Ответ будет: «Нет, никакого мира – никакой пощады тебе!». Возникнет вопрос: а за что такая жёсткость – ведь изначально бить собирались, пока не уйдёт, и вот он ушёл, ещё и своими территориями поплатился, и вот он мира просит и пощады – что ещё надо-то? А надо нам, эммм… а – вот что! Мира-то он вчера попросил (и мы, оказывается, уже готовы были), да только он, подлый, ночью снова нас обстрелял, да так злостно, что просто спускать такое с рук ему такое нельзя. Снова в бой, снова давить до победного конца – теперь уже никакой пощады! И тут только вопрос возникнет у какого-то принципиального искателя правды: а зачем это ему было? Какая логика в том, чтобы нас провоцировать, если он хочет мира? Но этого вопроса мы в упор не замечаем, и продолжаем вперёд переть, как будто всё, как должно быть. А дальше, допустим, неожиданный поворот: враг получил подкрепление и теперь он сильнее нас. И сейчас он прёт и берёт назад всё, что мы с таким трудом у него взяли, и мы не знаем, чем его остановить. Тут снова включится «Мы этой войны не хотели, мы же всегда были против, ну сколько можно уже??? Ну давай же уже заключим мир, наконец!». И забыли о том, что никакой пощады врагу, и помним только, что мы всегда хотели только скорее закончить эту войну. Но враг (ну надо же!) теперь сам забыл, что он согласен был на мир, и его снова что-то начало не устраивать. И настолько, что он решительно всерьёз настроен идти до победного конца. Но на деле окажется, только до того момента, пока мы неожиданно для него не получим подкрепление / изыщем скрытые резервы / каким-то чудом нанесём ему поражение, которое неожиданно для всех аналитиков перевернёт расклад сил в противоположную сторону, и снова мы не станем сильнее него. И тогда он сразу остынет и станет куда сговорчивее.
    И на протяжении этого всего «туда-сюда» весь ведущий такие войны народ должен находиться толи в таком состоянии, в котором он либо прекрасно понимает, что и за чем он на самом деле делает, но называет вещи не своими именами, либо в таком, котором он искренне верит в то, что делает, и не видит никаких несостыковок. И у этой общественности запросто может быть семь пятниц на неделе: сначала вроде бы хотели одного, потом другого, а в итоге вообще оказалось третье. И за этим конечно же будет стоять карательно-репрессивный аппарат, который затыкает все неудобные вопросы. И конечно же действия этого аппарата будут оправдываться условиями войны, на которых не до разбирательств, и все считается провокацией и диверсией. Вот только действовать такой аппарат начнёт ещё до войны, и задолго до войны начнёт набирать обороты, затыкая и убирая из общества элементы, препятствующие введению общества в такое состояние. И конечно же, эта несостыковка тоже должна оставаться как бы без внимания.
    Что есть агрессивная война – это война, которая ведётся из принципов, которые, пока будут иметь место и воплощение в этом мире, мира в нём быть не может. Но с точки зрения юридических мракобесов агрессивных стран, логично, что агрессивная война – это что угодно, только не то, что ведёт их страна. И их страна может позволять себе что угодно, и быть хоть основной причиной всех войн в этом мире, но агрессивным назвать ни одно её действие они не позволят. И в их системе всё может быть перевёрнуто с ног на голову, и рабство названо свободой, незнание силой, а война миром, но агрессором назвать свою систему они не позволят. И чем больше будет на самом деле агрессии в составе её действий, тем больше будет ими проявлено агрессии в отношении тех, кто называет рабство рабством, незнание незнанием, и войну войной.
    Полностью отдаю себе отчёт, что за подобные размышления могут быть преследования от сторонников войн в этом мире.