Золотое детство

 

         «Юность – время золотое, ест, и пьёт,
          и спит в  покое»(русск. пог.)

          2023 год... Зима, темнеет рано. Я выглядываю за окно, во двор, и вижу, как на крыльце дома напротив горбятся несколько детских фигурок – каждый над своим телефоном. Родители их выгнали, чтобы они побегали, порезвились, а они сидят на ледяном бетоне и смотрят, словно очарованные злым колдуном,  на волшебный экран... Дети сыты, тепло и красиво одеты, вокруг есть все, чтобы весело проводить время: на детской площадке качели, турники, брёвна, лесенки, горки, тренажёры, снега сколько хочешь, а они вот корчатся со своими гаджетами, и ждут, когда их запустят в дом, чтобы продолжить пялиться на маленькие экраны.  Раньше во дворах старички со старушками сидели, теперь старички кончились – дети сидят как старички над своими телефонами...
          Рядом, через дорогу, хорошая школа. Я сама видела, как учитель физкультуры вывел детей во двор на урок: пожалуйста, все условия – и футбольное поле, и волейбольное, турники, брёвна, беговые дорожки - занимайтесь! Несколько детей, и правда, занимаются. Остальные, человек пятнадцать, расселись на проходящей через двор трубе, как и учитель, копаются в своих телефонах, и ждут, когда кончится урок...
          Всю жизнь я живу на окраинах Петропавловска. Сейчас – в новом, двадцатом микрорайоне. Но какая это окраина? Хорошие, благоустроенные, красивые дома, тёплые квартиры, ровные дороги, современная школа – рядом. В  одном квартале от нас огромный «Сити-молл» со всякими развлечениями для взрослых и детей переливается огнями круглые сутки, зазывает, заманивает. В другом конце улицы, тоже в одном квартале – река, наш Ишим с его высокими живописными берегами. Живи и радуйся!
           А моё детство прошло на другой окраине, в нашем бедном, отсталом  Рабочем посёлке. До школы, расположенной в ветхом железнодорожном бараке, было далеко – надо было пройти всю улицу Островского, проходящую вдоль железнодорожной линии, на восток, до самого вокзала. До глубокого оврага, где мы находили тогда восхитительные гипсовые розочки, тоже надо было идти и идти - он находился в конце другой длинной улицы, Ново-Ленина, на южном направлении. Тайком от родителей мы убегали на озеро Пёстрое купаться  – босиком по раскалённой нашей степной земле, на запад, вдоль опасной железной дороги, где поезда так и свистят мимо – Транссибирская магистраль! Сейчас я еду в любом из этих направлений на автобусе, и удивляюсь - это же было очень далеко!
             Ах, сколько эмоций, сколько ощущений  могут подарить маленькому ребёнку просто босые ноги! Когда погружаешь их в свежий, ещё сырой, только привезённый с реки для детских забав песок – мой отец был шофёр, и каждое лето привозил по машине, вываливая перед воротами, для всех детей! Или когда бродишь после дождя по лужам, вода пузырится, а жирная грязь просачивается между пальцами! А помните ощущения, когда в жаркий день бегаешь по толстому слою пыли на дороге или по нежной шёлковой травке?..   Уже взрослой я разую свою маленькую дочь и попробую её пустить побегать по лужам – что вы! Заплакала и отказалась! Больше мы с мужем не экспериментировали... (Через 70 лет я полечу в Австралию, и удивлюсь - там детей в садик, бывает, отвозят босыми, и даже взрослых можно увидеть босыми в городе, заходящими в офис, банк или библиотеку!)
            Время в детстве течёт совершенно иначе - каждый день был огромным, как целое лето, а уж лето – это, действительно, была маленькая жизнь! И нам было, чем заняться! Развлечений  было много. По улицам ездили на телегах старьевщики, принимали тряпки, железяки, бутылки, кости, дырявые валенки. Дома у нас ни у кого не было ни лишней тряпки, ни лишней кастрюльки и ведра, ведь всё можно было починить, запаять, залудить, а валенки подшить. Но мы умудрялись что-нибудь стащить – с нашей точки зрения ненужное - чтобы обменять на шарик, пистон или леденец. А потом родители долго недоумевала, куда делся чугун, кастрюля или старая телогрейка.
           Лакомством считалось купить пакетик прессованного с сахаром кофе, какао или заварной крем, а чаще обходились тёртой, подсушенной в печи морковкой. Зимние игры в вырытых в снегу длинных тоннелях и крепостях были упоительны! Горки строили сами или с помощью родителей, почти у каждого дома была своя горка. Ещё можно было подкрасться к проезжающим мимо заснеженным саням и немного прокатиться, пока не будешь обнаружен и не огрет кнутом! Домой приходили промокшие до нитки, в закостеневших штанах. Лазали по чужим огородам, потому что украденные недоспелые зелёные помидоры казались вкуснее своих созревших.
           Сразу за железной дорогой располагался, как и сейчас, огромный спиртзавод. Мы бегали там на свалке по горам битого стекла, чтобы набрать красивых бутылочных  этикеток – их выбрасывали пачками. Только из них мы узнавали, что спиртное – это не только водка, а ещё коньяки, пунши, запеканки, настойки, ликёры, шампанское! Ещё там можно было полазать зимой по скользким доскам над огромными чанами с дымящейся тёплой бардой, где легко можно было утонуть. Барду отсюда в вёдрах на коромыслах носили наши матери - разрешалось брать населению для животных.
            Можно было под стоящими вагонами перебежать  железную дорогу и попасть на «Маслосырбазу» за льдом. Лёд намораживали зимой целыми горами, потом накрывали толстым слоем опилок. В дальнейшем колотым льдом набивали всё лето вагоны-морозильники, чтобы транспортировать в них масло по Союзу. Когда у тебя ничего нет, то и кусок льда в жаркий день – богатство и повод для гордости. А вокруг сновали поезда – Транссибирская магистраль!..
            Иногда на большой поляне у железнодорожного переезда располагался табор кочующих цыган – им отсюда было недалеко и до центра, и до вокзала, и до базара. Можно было поживиться цыганам и бродя по улицам среди наших стареньких бедных домишек, предлагая погадать или выглядывая, где что плохо лежит. По вечерам цыгане ковали лошадей, чинили кибитки, рубили головы украденным курам, готовили на кострах еду, пели песни. А мы со страхом наблюдали издали за непонятной жизнью, ведь они могли украсть не только курицу – ребёнка! Так нас пугали родители.
             Тогда, после войны, много было дурачков, нищих и инвалидов на улицах, за которыми было интересно наблюдать, а иногда и дразнить. Иногда бродящие нищие и странники просились на ночлег, и их пускали. По утрам из дворов на дорогу выгонялось множество коров и телят - в сопровождении пастуха они неторопливо плелись за город, оставляя за собой дымящиеся лепёшки. Эти высохшие лепёшки потом собирались, оказывались на наших огородах как удобрение или как строительный материал для обмазки стен а иногда и полов - не у всех были они деревянными! У нас в то время была коза, которая давала одну кружку молока. Всё оно отдавалось мне, но мне было мало, я требовала ещё! У матери сердце кровью обливалось, но больше не было. Родители попробовали завести корову, но жестокими налогами это дело прекратили – не следовало поощрять частнособственнический инстинкт у народа. И постепенно скот на улицах перестал появляться...
              Всё время хотелось есть, но большого значения этому нами не придавалось. Чтобы не уходить домой и не быть там задержанными, можно было пососать сосульку, пожевать калачиков в траве или стручки акаций. Да и дома с едой было не жирно. А народ, не так давно сбежавший от коллективизации из деревни, умел работать и знал, как можно жить сытно! Так и норовил завести тайком несколько кур или где-нибудь раскопать хоть пол-сотки земли у железной дороги или за оврагом, чтобы посадить картошку. И мы, дети, толкались там же - строили шалаши из стеблей подсолнуха, ловили майских жуков, бабочек-махаонов, любовались на парящих высоко в небе беркутов. Теперь - ни беркутов, ни махаонов, ни майских жуков, ни сусликов в степи не увидишь. Не увидишь и каменных баб в ковыльной степи, пришедших из каменного века, а тогда они ещё встречались.
              Никаких игрушек не помню, ни кукол, ни машинок, их нам заменяла наша фантазия. Зато мы знали, как собирать из гнёзд тёплые куриные яйца и как учить клевать только что вылупившихся цыплят. Дни рождения не отмечали, праздников было только два – Первое мая и 7 ноября! На Первомайский праздник старались выехать за озеро Пёстрое на пикник, на место первых маёвок, где до сих пор стоит памятник. Официальных праздников было мало, а поводов для пьянок много. По выходным во многих домах шли гулянки, раздавались пьяные голоса, песни, потом происходили драки, избивали мужья жён или жёны мужей,  или кто-нибудь за кем-нибудь носился с топором! За этим тоже было интересно наблюдать! На Новый Год родители с работы приносили каждому ребёнку кулёк с конфетами – «от организации», и если там оказывался восхитительный, ароматный, оранжевый как солнце мандарин - это ли было не счастье? Ёлок не ставили – не до ёлок было.
               Отцы тогда, после жестокой войны, всё же были почти у всех. Женщины мужчинами дорожили – как в частном доме без мужчины? А если отцы старших детей были убиты на войне, иногда младшие появлялись и без отцов. А что сейчас? В благоустроенной квартире легко обойтись без мужчины, и при живых отцах детям не к кому обратиться «папа»... Безотцовщины намного больше, чем после войны...
               Мы, дети, много шкодили, иногда жестоко подшучивая над прохожими и соседями – делали стукалки на ставни, рыли ямки на прохожей части дороги, маскировали их, и люди проваливались в воду. Подбрасывали под ноги кошельки, а когда человек нагибался – кошелёк убегал под чьи-нибудь ворота, и раздавался наш дикий смех. А сколько наших мальчишек пострадало на железной дороге, ведь и там они находили себе забавы среди маневрирующих поездов – им отрезало руки и ноги. Позже они научились грабить эти поезда, за что их сажали в тюрьму. 
              Ещё у мальчиков была забава: найти целый заряд в куче угля, и заставить его взорваться. Моему однокласснику Володе Сахарову так выбило глаз. Учились мы тогда в четвёртом классе. Все мальчишки подражали уголовникам, которых вокруг было много – помните фильм «Холодное лето 53-его»? Оказывается, тогда преступников почти поголовно выпустили из тюрем. У взрослых мужчин была мода не иметь пуговиц на пальто, а придерживать полы небрежно одной рукой. Так делали и наши мальчики, сознательно отрезая пуговицы. Я запомнила Сашку Лаптева, уголовника, который был кумиром наших мальчишек. Он жил в бараке у самой железной дороги. Позже, выйдя в очередной раз из тюрьмы, он постучится зимой в дверь другого барака, где жил уже взрослый Федька Зайнутдинов, мой одноклассник. Тот ему не откроет, и уголовник Сашка замёрзнет на крыльце у Федьки, кумиром которого он когда-то был... Мужчинам в дождь никаких зонтов не полагалась - это было бы позорно!   
            В школе уроки физкультуры были сдвоенными, потому что с лыжами мы ходили в конец оврага, за город. Это было не близко, зато какой оттуда открывался вид и как свистел в ушах ветер, когда мы неслись на равнину с крутого склона! А летом наш учитель физкультуры Герман Леонидович, бывший фронтовик,  уводил нас в лес с ночевой, жили в палатках, а еду готовили на костре!
             К урокам мы готовились нередко и при керосиновых лампах – иногда свет отключали надолго. Другой учитель, тоже фронтовик, Степан Нестерович Челобанов, учил наших мальчиков не только физике, а моделированию всяких сложных машинок, корабликов и самолётов, и мудрыми советами многим заменил пьющих отцов. А как интересны были уроки Труда, где и девочек, и мальчиков обучали полезным вещам!
             Летом играли в догонялки, пряталки, "глухой телефон" и «Кондалы». Иногда по первым буквам угадывали фильмы: «ТВИЛ?..» - спрашивает ведущий. «Трое вышли из леса!» - кричит угадавший первым и сам становится ведущим. «ДСГ?» - спрашивает он в свою очередь. Ну, это легко! И сразу несколько ребят кричат: «Девушка с гитарой!» "ИВ?" - "Исправленному верить!" Фильмы мы знали хорошо и смотрели их почти все, хотя на многие до 16 не допускали. Билеты стоили дорого - 10 копеек! Их надо было ещё выпросить или раздобыть! Недавно я по компьютеру пересмотрела фильмы "Легенда о Нараяме" и "Леди Каролина ЛЭМ", которые в своё время произвели на меня большое впечатление - нисколько не устарели и по-прежнему восхищают!
             Телевизоры тогда были редкостью, и мы всем кварталом, дети и взрослые, ходили смотреть передачи к Герасимовым. Это был тёплый дом со множеством своих детей, где находили привет и чужие. Людей бывало так много, что хозяин дома дядя Витя позже построил во дворе скамейки и телевизор стал выставлять в окно. А упоительные огромные костры в обязательных пионерских лагерях на «Вороньем острове» и «Золотой осени»! А самодельные спектакли с настоящими зрителями, которые мы устраивали в чьём-нибудь сарае! А запрещённое чтение под одеялом с фонариком! Все читали книжки, и все знали кто такие Валерий Чкалов, Александр Матросов, Олег Кошевой, Зоя Космодемьянская, Алексей Маресьев, Павлик Морозов...
             Родители выписывали газеты и журналы, в том числе и детские. В десять лет я написала письмо в Москву, в "Пионерскую правду", "Мой папа коммунист..." - и его напечатали! Отцом я восхищалась. Сейчас я понимаю, что он был "белой вороной" среди товарищей-водителей и соседей, ведь он избегал пьяных компаний, предпочитал почитать книжку, газету, или сходить на партийное собрание, послушать передачу по радио. Радио тогда было в виде большой чёрной тарелки. Я была у соседей Семенякиных, у своей тёти Нюси, когда по радио объявили о смерти Сталина. Какой плач поднялся! Это я хорошо помню. Ещё мы, дети, переписывались с зарубежными друзьями из Болгарии, Германии, Венгрии, Чехословакии, Китая! Моего китайского друга звали Дай-Ди-Ти. С болгарской девочкой Леной Казанджиевой я потом увижусь. А с немцем Бруно Герцем мы переписываемся и дружим до сих пор.
             О телефонах тогда семьи и не мечтали, их даже и близко не было. И вот теперь телефон – он же телевизор, магнитофон, фотоаппарат, диктофон, видеокамера, навигатор и что только ещё не... стал причиной обездвижения детей. Уже в армию набрать молодёжь проблематично – здоровых нет.  У них есть всё, а здоровья нет, как у многих нет и пап...   
             Прошло много лет, мы стали в три-четыре раза старше своих родителей – тогдашних. И теперь понимаем, что самой большой ценностью детства было то, что нам было кого называть мамой и папой. Так чьё же детство можно назвать золотым?..    

              Я написала этот рассказ, и выглянула в окно – детей на крыльце уже не было. Я их знаю. Вчера днём вышла с лопатой убрать снег под окном, смотрю – а мальчишки Макар и Руслан там, у своего дома, стоят, мнутся со своими красивыми пластмассовыми лопатами. Я обрадовалась - вот кто мне поможет! Позвала их, они неохотно подошли. Я попросила.
              - Сейчас Егор выйдет, он вам уберёт снег! – отвечает Макар.
              - А вы – чего? Вот же у вас лопаты, это же минутное дело! Раньше пионеры всегда помогали старикам! – не верю я отказу, подталкиваю их. Мальчишки сопротивляются. Замечаю: кажется, они в последнее время полнеть стали? У нас раньше на всей улице был один толстый мальчик Валера Костин, во всей же школе - два. А теперь только в нашем дворе таких толстяков трое... Наконец Макар неохотно начинает ковыряться в снегу, быстро задыхается, дело не идёт, и он опять останавливается, ссылается на Егора. Руслан за дело так и не принимался. У обоих отцов нет – вспоминаю я. Ещё вспоминаю, что предыдущее поколение детей – отцы этих, наших внуков, были намного активнее...
             Тут приходит маленький по сравнению с друзьями Егор с лопатой, и быстро очищает от снега всю площадку под тремя моими окнами. У него есть отец, который всегда участвует в благоустройстве двора, и есть пример для подражания.

           На фото автор в пору своего золотого детства. 1953 год.