Данила-Богатырь

ГЛАВА I


Было это очень-очень давно, ещё в старые добрые времена. Шёл тогда 7529 год от сотворения мира.

Жил мужичок один по имени Данила, по батюшке, Петрович.

Жил себе Данила, не тужил. Жена – красавица, дети уже взрослые стали, работа любимая, хорошо оплачиваемая. В общем, как говорят, всё, как у людей.

Мужик был крепкий, килограммов 120-130, уж весил. Пельмешки покушать любил, съесть чебуреков хороших. Жареных, румяных беляшей, да, чарочку винца доброго пригубить – особенно ценил.

По характеру, сложный парень, но добрый. Всё в семью. Всё…

Много чего в жизни он пробовал: бизнесом занимался, строительством, дороги железные тоже обхаживал, так сказать искал себя. Ну вот, волею судеб, сам того не ведая, тихонечко, тихонечко, а судьбинушка забросила его в геологоразведку. Стал он, значит, землю по камушкам разбирать и в суть матушки – земли нашей проникать.

Работа эта ему очень нравилась, сам не понял, как втянулся. Ездил он по полям, по рекам, да по горам. Камни всякие собирал, пробы грунта, шагами горы распахивал, так сказать, территорию исследовал. Всё искал то, чего и сам не знал.

Так и шли дни, месяцы,… года полетели.

В один прекрасный день отправился Данил Петрович в новую командировку. Шеф направил. Хоть и возмущался Данила Петрович, что, мол, на носу Новый год, праздник, а деваться некуда, задание шефа – закон.

На дворе установилась зима. Горы, леса и поля накрылись мягким, тёплым, снежным одеялом. Реки сковало плотным панцирем льда.

Ранним, ранним утром, одевшись теплее, направился наш герой выполнять новое задание.

День добирался на самолёте. Второй везли его на болотоходе. На третий день должен был уже Данил Петрович до места добраться. Да не тут-то было. Все пошло не по плану: вот уже рукой подать, реку переплыть, невооружённым глазом видно, куда надо прибыть. Да только погода портится начала. Откуда ни возьмись, ветер штормовой налетел, гром, молния среди ясного неба зимы проявились. Дождь ливанул такой силы, словно тропический.

Мужики, что сопровождали Данил Петровича, сразу запаниковали: "Нельзя, Данил Петрович на тот берег перебираться! Верная гибель. Нельзя!".

А там надо-то, только через реку на противоположные скалы забраться, чуть-чуть подняться в горы и взять образцы породы, что шеф велел.

Мужики выступают против дальнейшего движения. Стоят, папироски курят, и мысли свои каждый вслух производят:

– Нет! Не добраться…

– Конечно, дурно это всё. Кому сгибнуть хочется!?

– Данила Петрович, не обессудь, не пойдём мы. Потом ещё технику загубим. Не пойдём! Пусть что хочет, шеф с нами делает!

А Данила Петрович слушает, а сам думает: «Ну, не пойдём! Ну, не возьмём! Что же с нами шеф сделает? С зарплаты денег удержит, что на транспортировку бригады потрачено. Плюс, чего хуже, опять отправит в эту глушь таёжную. Да, не дай, Бог, летом, когда гнус таёжный до костей проедает…. Нет! Пусть, опасно, но не летом. Один пойду! А чего тут! На снегоходе в одиночку быстро на тот берег доберусь. В два шага обратно вернусь. Зато, к Новому году с семьёй буду. Ещё и премию, надеюсь, шеф выпишет. Детям подарочки дорогие куплю. Делов то тут, на копейки. А мужики? Что, мужики? Они ещё пороху от жизни не нюхали. Молодёжь, мать твою, нынче такая…»

– Мужики! Слушай сюда! – скомандовал Данил Петрович. – Я один пойду. Мне снегоход снарядите, сами лагерь здесь организуйте. К ночи я вернусь. Хорошо, если баньку таёжную сварганите. Есть приготовите. Переночуем. Отдохнём день. А, послезавтра за нами вертолёт пришлют. Без образцов я точно вернуться не могу.

Мужики слушали молча, даже обрадовались, что пикничок сообразить возможность организовалась. Только один из бригады, более взрослый мужчина, высказался:

– Петрович, не дури! Куда собрался!? Один, в ночь. Погода, вон какая не добрая. Ты подумай хорошенько. Я бы пошёл с тобой, да только кто связь с шефом держать будет? Он мне строго настрого приказал, берег не пересекать.

– Василич, все хорошо будет! Вот, ты старшим в лагере остаёшься, – парировал Данил. – Я туда и обратно. К ночи вернусь. Медлить нечего.

В это время в небе разорвалось ещё пару взрывов, примерно, в 4-х тонном тротиловом эквиваленте небесных аномалий. Прошло пару секунд, всё замолчало. Небо вновь ставилось все чище и чище. Ветер утих. Даже дыхание людей, через силу двигало воздух, окружающий их, словно он замер или загустел, как густой гель, и не хотел двигаться ни вовнутрь лёгких, ни выходить из них.

– Ну, с Богом, Петрович! С Богом! Только одень мой тулупчик. Он счастливый! Ещё от пра-пра-пра-деда мне достался. Много раз моих дедов в самых сложных случаях спасал. И вот этот кушак подвяжи. Он самый, что ни на есть оберег от нечисти всякой. Не спорь! Одевай и иди! С Богом!

– Как скажешь, Василич, – не смог поспорить Данила, – давай свой тулуп.

Нарядился Данила, уселся верхом на коня современного – снегоход «Yamaha Viking 540», повернул ручку газа и что есть мощи в Ямахе, двинул на ту сторону реки к заветным скалам.

От мотора в лицо задувал горячий воздух, спину разогревала натуральная шкура овчины, Данила все пуще зажимал рукоятку газа и тянул на себя, желая как можно быстрее добраться до нужной точки забора грунта. Думал только об одном: чтобы быстрее вернуться к любимой жене и детям домой, обрадовав их шикарными подарками: жене – духи, о которых она давно мечтает, дочке, ноутбук, как будущему архитектору, сыну, вернее внучке, дочке сына новорождённой, классного коня-качалку. Он не видел ничего впереди, только мечты, и радости, сложившиеся в его голове здесь и сейчас.

Осталось пару-тройку метров до желанного берега, как откуда ни возьмись, земля задрожала, словно из-под ног ушла. Лёд под снегоходом, словно хрусталь тонюсенький, хруст, бзыньк, чпок и лопнул. Данила опомниться не успел, как в ледяную воду погружаться начал. Медленно, медленно, будто заторможённая плёнка кинофильма прокучивалась. Время, словно на паузу поставили.

Картина цепенящая, да только ледяная вода вмиг Данилу отрезвила. Стал он руками, что есть мощи махать, головой направо налево крутить, а вот закричать не получалось. В горле все съёжилось, язык, как камень стал, сдвинуть не под силу.

Машет руками, головой вертит, а на языке, без звука, как мантра слово зазвучало: «Тату! Тату! Та-ту!....». Бесконечное количество раз произносилось это слово, как заклинание какое.

Вода в реке закипела, дыбом встала. Лёд, как пенку с супа по берегам разбросало. Данила ещё пуще руками машет, головой крутит, «Та-ту» произносит.



Повернул голову вправо, там вода чёрная бурлит, повернул голову влево…

Ё-моё! Из-под воды бурлящей смотрит на него огромный глаз зелено-коричневый! Огромный, размером с самого Данила Петровича! А то и больше может.

Сердце в пятки сбежало. От этого руки ещё быстрее машут, ноги велосипед скоростной накручивают. А Данила с большей силой «Та-ту! Та-ту!» выкрикивать начал.

Все вокруг зашевелилось, казалось, что даже камни ожили. Данила Петрович, что есть мочи, из последних сил к берегу добрался, как уж пополз. Одно желание было – от глаза этого спрятаться подальше.

А в это время, откуда ни возьмись, с самой скалы, словно родившись, на берег спрыгнуло существо. На мужичка маленького росточка смахивал, да только, это с первого беглого взора. Присмотревшись, можно было увидеть, что это вовсе ни мужичок, а диво – дивное, телом человеческим с лохматой собачьей головой, спрыгнуло на берег к самой воде, да давай руками махать, зверя водяного к себе привлекать:

– Эй! Эй! Эй! – кричал он, – а ну, ка иди сюда! Иди сюда, кому говорю! Ути, ути, ути! Кыс, кыс, кыс! – подбирал позывные. – Ко мне! Ко мне, ящерица безмозглая!

Внимание привлёк, глаз отозвался, голова, на который этот глаз был, зашевелилась и в сторону крика двинулась. Вода при этом еще пуще забурлила, дыбом встала. В черных волнах рыбки серебристые, как на картинке замерли, словно тоже испугались. Глаза выпучили и не шевелятся.

Над водой вырастала огромная голова дракона, шея длинная, локтей 30 точно будет. Тело черно-зелёное бугристое. Упаси, Боже, с таким существом во сне встретиться! Точно не проснёшься. Дубу дашь.

Дракон чуть двинулся вперёд, а наш собако-человек или человеко-собака, Бог его знает, сам за камень прячется. Данила в это время ужом, ужом, да с виду скрылся. Дракон лапу из-под воды выдвигает, ещё пуще воду столбом поднимает. Пальцем костлявым камень двигает, когтём играючи, человека-собаку из схрона достаёт.

А Данила, себя не помня, меж камней протискиваясь, полз и полз. Вверх на скалы, прочь от берега, прочь от нечисти, прочь…

Долго ли, скоро ли, времени не замечая, провалился Данила в темноту и полетел вниз головою. Только в ушах свистело, и тулуп развивался, как ковёр-самолёт. Мысль никакая родиться не успела, как, хруст! Зацепился наш герой кушаком за острый камень и подвис между небом и землёй, во тьме кромешной, хоть глаз выколи. «Ух!» – самопроизвольно вышел звук, и Данила без сознанья, как мышь летучая, вверх ногами повис.

Где он? Жив ли? – не поймёшь.




ГЛАВА II


В пещере было тепло и сухо. В центре горел огонь. От него исходил и свет, и тепло. Вернее, тепло тут было, как в бане, от того, что пещера эта доходила, до самого центра земли, пару лопат копнуть, там уже и кровь матушки земли пойдёт, «Лава» у людей называется.

В центре шёл диалог старых друзей: дракона и собако-человека:

– Как ты думаешь, выживет? Нет?

– А куда ему деваться!? Он за этим сюда пришёл. Правда, времени многовато прошло, мог уже и силушку свою растерять. Кто его знает, чем он последнюю тысячу лет занимался. Может, уже совсем не богатырь, может пьянчужка какой стал, а того и хуже, наркоманом. Ты новости, поди, совсем не смотришь с той стороны света.

Это, конечно, левый канал, но я всегда, когда ветер попутный устанавливается, ловлю и смотрю. Много чего нового показывают. Вот, например, ты последний выпуск «Голос» видел? Бли-и-ин! Я плакал. Там девчушка пела из команды этой ведьмы – Пелагии, вот, ведь, повезло бедолаге. Её из царства с позором выгнали, на тот свет отправили, а она там петь, запевать начала, да ещё притворяется, мы то, точно знаем, на что способна ведьма наша. Ух! Как вспомню, так вздрогну! Голосище её всех в трепет вводил. Даже сам Царь-Кощей, бывало, плакал, когда она, свои душевные ноты протягивает…. Э-эх!

– Почему не смотрю!? Я в курсе всех аномалий потусторонних. Вот Царь их! Он, дюже мне нравиться! Ты не в курсе, чьих он будет? Смотрю на него, все гадаю… Кощеев, драконий или ведьмин отпрыск? На всех мало, мало похож. Я бы рад был, если бы, наш – драконьих. Тогда, я бы, ух!… Только бы, он захотел! Только бы желание своё вслух сказал, я бы, как ракета невидимая, сквозь поля и реки, сквозь моря и горы, извиваясь, быстро-быстро, словно стрела невидимая, вмиг врага его порушил…. Эх!!! Был бы он из наших, из драконьих!

– Глупость ты говоришь! Как ихний Царь драконьим может родственником быть? Ты, что не помнишь? Вас тогда, году в 2090-м, 2093-м ещё бесплодными сделали? Вы же тогда что натворили?! Помнишь?! Вы тогда всю землю сожгли. В гольф, так сказать, огнём игрались. После ваших игр, даже зайцы трусливыми стали. А, помнишь, как они раньше себя вели?

От зайцев вся округа плакала: Зубищами своими дома подрубали, бобров гоняли на радость свою, а волки, хвосты, поджав, по своим норам прятались, лисами прикидывались, лишь бы зайцы мимо прошли.

Эх! Вот, ведь времена были… лютые девяностые.

– Все я помню, как вчера было. Золотые времена! Зря нас так! Зря! Только, вот, слух до меня дошёл, что суд человеческий принял решение о нашей реабилитации. Они в пробирках стали наш геном расшифровывать и клонировать пытаются. Значит, поняли, что им без драконов нельзя! Полезные мы им, понял!?

– Да, слышал я. Только люди сейчас совсем другие стали. Они не те, что прежде, их даже домовые сами бояться стали. Вон, брат мой, Кузя. Плачет, домой просится. А его служить заставляют. В доме человеческом проживать и очаг охранять. А, очага – то нет! Нет, его, родимого!

А дети человеческие! Сами, кого хочешь, напугают. В этот их день, как его? А! «Хэллоуин», называется. Так разрядятся, что сам леший окочурится.

– Кстати, а ты уверен, что этот наш Данила, тот самый богатырь? Мы же его на экспертизу Ведьме болотной должны представить. У неё своя там систематика. Не дай, Бог, впросак попадём! Ведьма нас не пожалеет.

– Да, нет! Наш он, сказочный! Если бы не наш был, сдох бы давно парнишка. А этот, вон розовенький, пышненький спит себе, пузырьки в уголках рта набивает. Пусть поспит! Пусть! Силушки своей богатырской набирается.

– Пусть! Кто из нас против?! Спи, Данилушка, спи!

Человеко-собака подошла к телу Данилы и от всей души лизнула его в лицо.

– Спи, мой лучший в мире Богатырь! – выдохнув, словно сильно устала, легла рядом, подперев бок богатыря.

Дракон ещё долго что-то долго бормотал себе под нос, да так и уснул, иногда подёргивая лапками, как щенок и попискивая. Наверное, сны детские смотрит.

В костровище тихо потрескивал уголёк. В темной и очень тёплой пещере спал Данила, рядом человеко-собака и дракон чуть поодаль. Тихо и спокойно протекал сон.

Данила похрапывал. Дракон повизгивал и лапками подёргивал, а человеко-собака на стороже была: вроде глаза прикрыты, а уши, как локаторы, дугу описывают, вслушиваются в каждый шорох.

Утро. Просыпается Данила, идёт на кухню своей не маленькой, по современным меркам, и очень уютной квартиры. По пути мысленно желает доброго утра фотопортретам, вывешенным на стене коридора. В ответ видит добрую улыбку жены, дочурки. Отдельно ему улыбаются сын и невестка. Вот и общий семейный портрет: По центру, как и положено – отец семейства – Данила, прижавшись к нему милое личико супруги, рядом дочь, красота несусветная и сын Ванюшка с жёнушкой – молодкой. На душе тепло, радостью сердце заливается! «Жизнь, удалась!» – подумал Данила, непроизвольно улыбнувшись, – «Ох, и выспался я сегодня, будто неделю проспал. В теле лёгкость, в голове ясность. Даже спортом позаниматься желание проснулось».

Поставил чайник на плиту, а сам пошёл умываться. Опять по коридору, опять с портретами мысленно разговаривает, каждому своё желает. Настроение превосходное! Птицы райские на душе трели свои распевают.

Пронзительно засвистел чайник. Данила бегом на кухню. Не надо, чтобы жена-красавица проснулась. Захотелось ему романтический завтрак в постель подать, сюрприз приятный сделать. Повернул барашек, выключил плиту, чайник на соседнее место переставил, а тот все свистит. Крышку приподнял, а звук по-прежнему перепонки разрывает. Перепугался Данила, хвать за чайник и по кухне забегал с ним, свисток успокаивая. А тот ещё пуще свистит, уши закладывая. Данила уже в панике, впервые у него такое, чтобы чайник свистел сам по себе. Схватил он полотенце, хотел накинуть на взбесившийся бытовой прибор, а полотенце в руках вибрирует, вроде как, звук свистящий теперь от тряпки этой идёт. Не понимая почему, Данила поднёс полотенце к уху и неуверенно приглушенным голосом произнёс: «Ало. Ало, слушаю».

– Данила Петрович! Доброе утро! Ты куда запропастился?! Я, уж, было волноваться начал. У тебя всё в порядке? Где образцы?! Возьми трубку правильно! Я по видеосвязи с тобой разговариваю, – тараторил голос шефа.

Данила оторвал от уха руку, и как заворожённый, по привычке, поставил её для разговора в чате. С экрана на него смотрел шеф, да не шеф, а сам Кощей Бессмертный. Глаза горели, губа от злости дрожала.

– Ты когда, говорю, образцы доставишь?! – грозно продолжал тот, что голосом был шефом, а на вид Кощей сказочный.

– Я?, Я, я, я… Скоро буду! – привычно, на автомате выпалил Данила. А рука сама по себе отмахнулась и выкинула то, что в ней лежало.

Каменный стук пронёсся эхом. В глазах темно, кругом тепло, хоть парься. Сердце предательски застучало в ушах. Ничего, кроме него не слышно.

Из кромешной темноты прозвучало:

– Ну что, очнулся?

–Эй! Кто там?! – собрав всю силу, произнёс Данила, а сам, сидя на попе, ёрзать назад начал. – Где я? Есть тут кто-нибудь?

– Да, я это! Я! Тату! – произнёс человеко-собака, не удержавшись, лизнул лицо Данилы.

Тот от неожиданности, и непонимания происходящего, ничего не видя, кругом только тьма кромешная, продолжал:

– Ау! Где я? Кто здесь?

Что-то чиркнуло, сверкнуло, появилось мягкое зеленоватое свечение.

В лучах появившегося свечения Данила увидел морду добродушного пса, который так и норовил лизнуть его в нос, будто своего любимого хозяина. Тело, что дальше шло плохо просматривалось, но, по всему видно, что пёс вилял своим хвостом и проявлял добродушие.

– Данилушка! Родненький мой! Как я рад вновь с тобой свидеться! Как я рад!

– А, ты, кто?!

– Как, кто?! Я же… Я же… Я… Гав! – не удержался от радости пёс.– Я же твой друг вечный! Тату! Ну? Помнишь?!… Ну! Вспоминай, давай!

– Тату?! – Данила задумался, словно вглубь своей памяти окунулся.

Перед его внутренним взором пронеслись, как быстроходная электричка метро, картинки: Малый добродушный, ни на кого не похожий пёсик, с разно стоящими ушами. Шерсть, не шерсть, а волос человеческий, на ощупь, шелковистый и чрезмерно длинный для собаки. Глаза вечно под нависшими от волос бровями не видно, от чего все смеялись над этим существом. На службу собачью тоже не брали, хоть и выигрывал этот пёсик своим умом и сообразительностью.

Вспоминалось Даниле, как, он после хорошей драки с кем-то, весь побитый, но не побеждённый, в очередной раз, возвращаясь, проходя мимо этой несуразной мордочки, чем-то на ёжика смахивающей, взял его на руки. А тот, от счастья собачьего так стал вылизывать нос Данилы, что тут деваться некуда. Даже самое жестокосердное существо не устояло бы, обомлело и размякло. Так и стал этот щенок родной отдушиной для Данилы. Вместе ели, вместе спали, пока Ведьма, дрянь такая, не захотела себе этого пёсика получить. Но, эта другая история. А сейчас, Данила вспоминал и сердцу его радостью наполнялось.

–Тату! Родной, мой, Тату! Как же я?! Как же?! – запричитал Данила и потянулся к морде своей собаки.

Тот, в свою очередь, от радости заскулил и стал лизать, как мороженое сливочное, лицо Данилушки любимого.

– К-хе! К-хе, кхе-е…, – прозвучало в темноте; – Вижу, очнулся наш богатырь. Голова не болит? Как самочувствие? Когда выдвигаться будем? Кушать уже хочется.

– А там кто? – Данила развернул голову в сторону голоса, но взгляд упёрся в темноту, и ничего не разобрать.

– Где тут у тебя светлячки завалялись? – где-то в другой стороне темноты шебуршал Тату.

Слышно было, что камни переворачивал и в сторону откидывал. Звук предательски повторялся эхом, и удалялся далеко, далеко. Можно было понять, что темнота эта не только непроглядная, но и бездонная. Даниле вновь стало не по себе. На секунду успел пожалеть себя, так как не понимал ничего. Где он? Что с ним? И вообще, может это просто сон? Да, конечно же, сон! Вот сейчас, чик, возьмёт, поднатужиться и проснётся. Данила с усердием начал тужиться, просыпаться.

Что-то чиркнуло, сверкнуло, помещение полностью озарилось мягким зеленоватым светом. Маленькие точки зелёных светлячков сияли кругом: на полу, стенах, потолке. Их было видимо – не видимо, как будто небо включили, млечный путь полностью в это пространство вместили.

Данила, как мальчишка рот раскрыл, глазами по потолку водит, удивляется: «Ух, ты! Красотища какая!».

Светлячки единовременно, как по команде перестроились, свечение с зелёного на голубое сменили, и нарисовалась другая геометрия, очень правильная, завораживающая.

«Обалдеть!» – продолжал восхищаться он. А живые лампочки без устали меняли картинку, цвет, глаз удивляли.

Пока Данила головой крутил, шоу светлячков рассматривал, нечаянно взглянул в сторону дракона. Застыл! Глаза округлились, не моргают, а только из орбит своих выпучиваются. Уже знакомое чувство цепенящего страха предательски навалилось на него.

– Кто?! Кто?! Конь в пальто! Давненько, братец, мы с тобой не видались! Давненько, – с улыбкой на морде, добрыми глазами, приподнимаясь, говорил страшный по всем параметрам дракон.

От его голоса, казалось, стены съёживаются, светлячки, как сумасшедшие перестраиваться начали.

– Ну! Жив! Здоров! Пора бы и поработать, – продолжало чудовище, вставая на ноги, вырастая при этом в огромную скалу. – Сам пойдёшь? Или, как раньше, прокатнуть тебя с ветерком?

– К..к..ккк…куда пойдёшь? – заикаясь, выдавил из себя Данила.

– Данилушка, не бойся! Это же Гоша. Дракон твой личный. Ну, типа коня ты его держишь, – включился в диалог Тату.

– Типа коня?! Ха! А как я на него запрыгиваю? Он же ростом с девятиэтажный дом, а то, и того больше, – осваиваясь в предложенных обстоятельствах, понимая, что это, как сон, и бояться здесь, только хуже себе делать.

– О, Балда! Иди ближе, на крыло вставай. Я тебя сам усажу. Да очки одень! С непривычки, ослепнуть можешь.

Дракон вытянул своё крыло, подставил его под ноги Даниле. Данила послушно встал на него, хоть ноги ещё предательски дрожали и совсем не хотели слушаться своего хозяина. В один прыжок рядом оказался Тату. Гоша своими плечами сыграл «Цыганочку», очень осторожно, любя, повернул крыло, подкинул пассажиров, как блин на сковороде, те аккурат на месте оказались.

– Поехали! – скомандовал дракон Гоша.

– Е – ха! Поехали! Гав! – радостно, предвкушая новые приключения, виляя тем местом, где должен был расти хвост, закричал Тату, не удержавшись вновь, лизнул Богатыря в ухо.

Дракон присел, привстал, сделал два шага вперёд, взмахнул крыльями, и они вмиг оказались на поверхности.

Взору открылись сказочные пейзажи: Далеко, далеко за горизонт уходили горы и долины, покрытые белым пухом снега. Ажурным кружевом сияли ели. Мелкими бриллиантами сверкали снежинки, танцующие свой небесный танец. Чистый морозный воздух словно опьянял. Хотелось его, как сладкий кисель, ложками кушать.

– Красота-то какая! Е-ха! – продолжал радоваться Тату и ухо Данилы полизывать.

Данила крепко, крепко зацепился за волос дракона, прижался к необхватной шее. Яркий солнечный,морозный свет ослепил. Глаза богатыря предусмотрительно зажмурились. В лицо дул холодный ураганный поток воздуха. Страшно было, как на «Американских горках». Никакая красота пейзажа открывшегося не успокаивала.

– Е-ха! Е-ха! Е-ха! – вторил Тату




ГЛАВА III


– Е-ха! Е-ха! Е-ха! – вторил Тату, подпрыгивая и переворачиваясь верхом на драконе. Собачьей радости не было предела. Человеческое тело давало свои преимущества, можно было «колесо» покрутить, а верхними лапами волосы с глаз убрать и там, где раньше был хвост, почесать.

Данила изо всех сил прижался к волосу дракона, в обхвате он был, как дуб столетний, твёрдый и шершавый. В лицо по-прежнему дул ураганный ветер, но он становился все теплее и теплее. В воздухе появился сладкий пряный аромат и ярко ощутимая влага. После леденящего воздуха, вмиг промораживающего до костей, этот был явно комфортный. Захотелось открыть глаза и осмотреться. С усилием воли, Данила приоткрыл один, чуть позже второй глаз. Выражение лица стало похоже на эскимоса или чукчу, на того, кому всю историю человеческую приходиться свои глаза спасать от мороза и яркого солнечного света, помноженного на отражённый луч снежного покрова.

Маршрут проходил на высоте птичьего полёта. Внизу, под крыльями, яркой зеленью разлёгся зелёный ковёр джунглей. Не смотря на свист в ушах, было слышно, как этот ковёр был густонаселён. Снизу доносились свисты, крики, чудаковатый смех и много разных рыков – криков. Джунгли зовут!

Данила даже расслабиться смог. Широко раскрыл глаза, очки, действительно защищали и нисколько не мешали взору. Руки немного расцепились, но крепко держались. Сил хватило даже говорить:

– Тату! Это джунгли? Я правильно понимаю?

–Да! Джунгли! Е – ха! – ещё больше радовался человеко-пёс. И опять лизнул Данилу в нос, проявляя своё несказанное настроение и расположение к своему богатырю.

– Интересно, с какой скоростью двигаемся?

– Гиперзвук! Новые технологии, ещё не рассекреченные! – с важностью ответил Гоша.

– Е – ха! Е – ха! – продолжал Тату, время от времени полизывая нос, ухо Данилы и себе там где-то под бывшим хвостом.

– Снижаемся! Перекусить пора, – скомандовал Гоша и резко направился в зеленную массу ковра.

Секунды не прошло, а Данила уже стоял на своих двоих в гуще зеленной массы. Вокруг сновали райской красоты птички. Звонкий пересвист их голосов трелью отзывался в грудной клетке богатыря. И тот, как заворожённый, стал следовать за их пением, не замечая, как удаляется от друзей верных.

Одна из птах, явно заигрывая с ним, пела, подпрыгивала, вытягивая горлышко, выдавала неземные звуки и звала за собой, звала. Данила не моргая, чтобы не упустить её из виду, шаг за шагом, шёл и шёл.

Дракон Гоша, проголодавшись, накинулся на сочную молодую зелень вечнозелёных лиственных деревьев. Тату по нужде в кустики направился.

– Как ты думаешь, Тату, Ведьма сейчас где? В старой хижине, или в новой своей резиденции? – не прекращая жевать, выпуская сочную зелёную слюну изо рта, размышлял Гоша.

– Я думаю…. Я думаю… Я… дума… ю – в кустах натужно пытался отвечать пёс.

– Да, скорее всего, здесь, в резиденции. Сейчас перекусим, через минут пять, и у неё будем. А ты успел этому, нашему богатырю инструктаж провести. Как себя в джунглях вести, как с Ведьмой разговаривать? Успел, спрашиваю!

– Дра-Гоша! Да, когда же? Я когда бы успел?! – чувствуя свою оплошность, наспех свершив нужду, их густых кустов появился Тату.

На поляне, куда приземлились, Данилы след простыл. Стоял только Гоша жующий, и больше никого. Тату пробежался, носом кустики, бугорочки пронюхал, а следов, как и не было.

– Что?! Потеряли?! – перестав жевать, насторожился Гоша.

– Данииии – ла!!! Ау-у! Данила! Ты где?! Дани-ии-ла! Ты где?!!!

– ДАНИЛА! – заревел дракон что есть силы. Лес в округе вмиг замолчал. Птички под листочки, ёжики под кочки, волки по кроваткам, а зайки по лавкам, как говорят.

Лес замолчал. Замолчала и птичка-заманушка. С Данилы чаровство, рукой сняло. Оглянулся по сторонам, сориентировался и стал двигаться в сторону, куда ему казалось, самой верной.

Шёл он, шёл. Долго ли, коротко ли, не помнит. Каждый кустик отодвигая, казалось, что вот она, поляна с друзьями откроется.

А лес и вовсе замолчал. В воздухе повисла звенящая тишина. Только хруст веток под ногами, да дыхание собственное слышно было. Отодвинул Данила веточку очередную, а перед ним вид открылся сказочный: Травка газонная подстрижена, розовые кусты разноцветьем и ароматом пьянящим благоухают, в гости, приглашая, царские свои соцветья склоняют. Клумбы пряными травками засажены, в горшках кусты чайные заморские взрастают. На коврах зелёных тигры разложились. Лениво позёвывают и мурчат. За полями стриженными, дом стоит белокаменный, крыша позолоченная. На крыше той клетка сверкает прутьями хрустальными. А в клетке никого.

– К-хе, к-хе! – прокашлявшись, ровняя голос, произнёс Данила, вступая на порог дома великолепного. – Доброго здоровья, хозяева! Есть кто?!

Данила осторожно постучался в дверь хрустальную. Дверь как зазвенит! Волною звона всех накрыло. Тигры, рыкнув, хвосты поджали и в чаще леса скрылись. А розы, как, солдатки, ровно спины выпрямили, головы равнением на – пра – во! По команде не озвученной встали. Богатыря нашего этой звуковой волной метров на пять – шесть в клумбы отбросило. Вазон белоснежный на голову, как шлем рыцарский сам, бряк, ниже ушей наделся.

Сидит Данила, головою крутит, «шапка» новая видеть не даёт, а очки волшебные рот закрыли. Земля, что в вазоне была, все лицо попачкала, да так, что цвета лица не разобрать. Крутит он головой. Руками пытается шлем приподнять, хоть что-то увидеть. А в ушах звон, как внутри Царь-колокола эхом бьёт и бьёт по перепонкам. Того гляди, лопнут, да оглохнут.

Шлёп! Глухим звуком отдалось. Шапка на две половинки по сторонам разложилась. Глаза богатырские прозрели: А перед ним девица, не девица, ни красавица, ни птица. Стоит перед ним дама возраста неопределённого. Глаза добрые, да улыбка, не нашенская, ехидну напоминающая. Руку протягивает, улыбается, приподняться богатырю помочь пытается.

– Каким ветром, добрый человек, занесло тебя? – проговорила незнакомка голосом трубным, словно тысяч пять – шесть лет трубку курила.

– Э… э-э-э-то. Э-э-э-то я, … Не, не-ее. Не знаю, – хоть что-то выдавил из своих уст Данила.

– О! Как не знаешь?! Сюда по доброй воле, вход запрещён!

– А, я и не, не-ее-е, по доброй воле, – захотелось пожаловаться Даниле.

– Как звать-то? – скомандовала «милая» дама.

– Данила, – покорно отвечал богатырь, смахивая ладонью с лица землю, червяков, что в вазоне жили и гостей точно не ждали. Червяки недовольно поругивались, И, если бы зубы были, точно бы покусывались.

–Данила?! Это ты, чьих будешь?! – уже строже, как учитель у ученика, допытывалась дама.

– Ни чьих, не буду. Сам своих буду! – отпирался он.

– Нет тут «сам своих»! Тут либо наши, либо – вражьи! – тон нашей леди начинал смахивать на лидеров времён истории человеческой, когда спорить – себе портить. – Здесь вам не тут! Мать Кузьмы! Там вам не здесь! Леший важный! – как лозунги с трибуны выкрикивала она. – Отвечай! Или пачпорт показывай!

– Пачпорт? Какой, такой пачпорт? Я свой дома оставил… А! Нет, в реке утопил, когда лёд разошёлся… А! Нет, в пещере потерял, когда вниз головой повис, – логика происходящего потихоньку возвращалась к Даниле Петровичу, но при этом легче не становилось.

Становилось только хуже. Мозг начал выдавать сигналы «SOS». Безысходность и тяжкая обуза неопределённости наваливались. Даниле стало понятно, как наяву, что сон этот, при всём желании, быстро не закончится. Исход сна тоже не понятен. Вот птичка – невеличка! Пела-то как! А куда завела?! Кто это дама? Голос страшный, хотя лицо не такое уж противное, а напротив, видно, что в молодости лет красотою отмечено было. Глаза! Взгляд особенно завораживал, глаз не отвести. Огоньки в них проскакивали, как в бездонном океане внутрь заныривали и вновь на поверхности вспыхивали. Ух! Ведьма! «Верно, Ведьма!» – подумал Данил, а вслух рот его начал самостоятельно:

– Дорогая моя подруженька! Да, не уж-то, ты! Не верю глазам своим! Ведьмочка ты, моя ненаглядная! Сколько лет! Сколько зим!

–Пачпорт! – грозно прервала дама.

– Где?! Где я тебе его возьму?!!! – оправдывался Данила, вывернув при этом карманы своих штанов.

– О! Мать моя, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – взмолилась к небу женщина. – Кто паспорт в карманах носит?! Его в штанах держат, да, так, чтобы в любой момент предъявить можно было. Снимай штаны! – ещё грознее приказала она Даниле. – Вертайся ко мне задом!

Данила, сам от себя не ожидая, безропотно повернулся задом к даме, Спустил штаны, как на укол в процедурном кабинете и замер.

Из кармана пышной юбки Дама достала лупу, поднесла её к глазу и начала примеряться к открытому для проверки месту, настраивая чёткость. В лупе нарисовалось изображение пёса – человека. Оно голографически подмигнуло и попыталось укусить лупу.

– А, наш! Богатырский что ли? – добродушным, как ни в чём не бывало тоном, почти приветливо произнесла дама. – Как звать-то, милый?

– Данила. Данила Петрович, я, – подтягивая вверх штаны, определяясь в новых обстоятельствах, перевёл дух богатырь.

– Данила, говоришь. Х-ммм. Данила… Хмммм, – словно что-то вспоминая, бормотала себе под нос ведьма и испарилась в глубине своего белоснежного дома с золотою крышею.

Дом заскрипел, накренился, зашевелился. Изнутри полетели звуки бьющейся посуды. Кастрюли, сковородки, как ракеты вылетали в окна. Дом белоснежный над землёй поднялся и рухнул. Данила глазом не успел моргнуть, как перед ним уже совсем другая картина: Не белоснежные апартаменты с золотою крышею, а изба худая, на курьих ножках. Стоит, кудахчет. Ножками куриными землю роет, как бык на корриде, вырваться хочет.

– Чего, стоишь?! Прыгай! Довезу, – скомандовала Ведьма, рукой махнула, вроде приглашая в избу запрыгнуть.

Даниле делать нечего. Он послушно, в один прыжок за порогом дома оказался. Внутри было очень уютно. Гармонично подобранная мебель темно болотного цвета, с золотистым орнаментом. В тон стенам и мебели подобраны тяжёлые портьеры и белоснежная, лёгкая вуаль. На правой от входа стене в золочёных багетах висели очень старинные портреты. При появлении Данилы в комнате, люди, изображённые на них, зашевелились. Дамы лёгким реверансом изобразили почтение, а мужчины шляпы, шлемы, короны свои поснимали, всем видом, показывая добродушие и радость встречи.

– И вам, доброго времени суток, – поприветствовал портреты Данила, поднеся при этом руку к голове, вроде, как честь отдал.

– Садись, давай! – командовала Ведьма. – Ремень безопасности не забудь пристегнуть, в наше время без него оштрафовать могут. Лет на 100 средство передвижения на стоянку заточат, – рукой Ведьма указала куда сесть и что пристегнуть.

Данила безропотно выполнял все команды.

Дом изнутри покачивался, постанывал, но комфорта меньше не становилось. Забегали чашки, блюдца, печенья, ватрушки. Сами собой на стол накрылись, лежат, и глазами, влюблёнными на Данилу поглядывают. Мечтают, кого из них первым выберет рука богатыря. От этого сервиса, Данила даже засмущался, хотел сказать, что, мол, спасибо, я не голоден. Но только подумал об этом, как ватрушки слезы на глаза навернули, губки надули. Жалко стало бедолаг, стал Данила в рот одну за другой запихивать и чаем с разных чашек прихлёбывать.

– Ну вот, и ладненько, – выдыхая, как с трудной работы, сказала ведьма и устроилась рядом с богатырём на диван. – Я, это, круиз – контроль недавно установила. Теперь – лепота! Не то, что раньше, глаз отведёшь, как это безмозглая курятина в канаву, какую забурится, завязнет, закудахчет. Ой! Намучалась я с ней уж за столько тысяч лет, а не могу на другую пересесть. Уж, больно она мне родненькая. Столько мы с ней сказок проскакали. Столько дел добрых и не очень переделали. А ты, Данилушка, кушай, кушай. На место прибудешь, не известно, когда ещё перекусить получится. Может день, может неделю, ну не год, это уж точно.

– А куда мы едем? – получилось спросить богатырю, так как кружки и ватрушки совсем расслабились, не ждали, когда тот в руки возьмёт, а сами в рот прыгали, как в магазин, что «Чёрную пятницу» запустил.

– Данилушка, тебе в Пчих – Хань попасть нужно.

– Будьте здоровы!

– Да, здорова я! Тебе, говорю, в Пчих – Хань попасть нужно!

– Пчих – Хань? Где это?

– Это в другом царстве – государстве находится. Отсюда пару дней ходу. Там рынок. Ты должен на него ровно в четверг, что после новолуния ближайшего выйдет, попасть, жабу найти, освободить родненькую. Да, смотри, не перепутай её! Только нужную жабу отыщи, с собой возьми. Она тебе дальнейший путь укажет. И всё остальное задание, ты от неё получишь.

– Почему от неё? Почему ты сейчас не расскажешь?

– А, я и не знаю, что тебе там дальше делать. Не знаю и знать не хочу. «Много знать – коротко жить». Знаешь такую поговорку?

– Нет. Не знаю. Я знаю «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».

– Ну, типа того…

– Ведьмушка родная! – взмолился Данил. – Ну скажи ты этим пряникам, ватрушкам чтобы остепенились. Я больше не могу. Я наелся.

– Хыть! Проклятые! Марш на место! Чего к богатырю пристали. Свидитесь ещё, коль жив будет.

Чашки, блюдца и ватрушки вмиг остепенились, аккуратно на полочках разместились, словно и не двигались ни куда.

– Так, что мне в этом Пчих – Хане делать? – хотел уточниться Данила Петрович у Ведьмы, может чего ещё добавит.

– Говорю же, на базар пойдёшь, жабу сыщешь, с собой возьмёшь. Нечего больше мне тебе добавить, – чуть нервно ответила Ведьма, да тут, вроде, как вспомнила что. – А! А кто, говоришь, тебя сюда вызвал?

– Никто не вызывал. Я сам не знаю, как здесь очутился.

– Кто рядом с тобой был. Один с того света ты попасть не мог. Явно, сопровождал кто тебя.

– Ну, Тату был, Гоша.

Вспомнил Данила, что от друзей отбился по своей вине. На сердце печаль легла, что Тату – пса преданного, да Гошу – дракона, который вечным конём богатырским служил, потерял. Так тоскливо стало, что пригорюнился наш богатырь. Взгляд от ведьмы в сторону отводит, слезу выкатившуюся подтирает.

– Чего хнычешь?! Тату, говоришь? Гоша?

Ведьма отстегнула ремень безопасности, что крепко обнимал ее, встала с уютного дивана, подошла к окну, завела пальцы в рот, да как свистнет, что волной по джунглям верхний слой листвы срезало, словно опытный садовник ножницами кусты подстриг.

Писк ультразвуковой вмиг прилетел, аж, уши заломило. Моргнуть богатырь не успел, как в окне, наравне с домом летел дракон, а сверху пассажиром довольный Тату. Встал на ноги, руку правую к виску подносит, как на военном параде, честь отдаёт.

Откуда пошёл этот жест, точно не известно, да сказочники говорят, что происхождение ритуала воинского приветствия связывают с  рыцарями стародавними. Якобы, чтобы показать своё благородство перед лицом противника, рыцари откидывали забрало шлема или маски, защищавшие их. При встречном разъезде в качестве жеста, показывающего мирные намерения, рыцарь поднимал забрало, открывал лицо, чтобы встречный мог его узнать. Делалось это правой рукой, что также показывало: воин не готов начать бой и не имеет агрессивных намерений. Жест как бы говорил: «в моей правой руке нет оружия». Характерное движение руки и легло в основу современного воинского приветствия.

Данила от радости, забыл, что пристегнут, резко дёрнулся к окну тоже поприветствовать друзей своих верных, да, тут же шмякнулся на диван, так, что тот, болотный бедолага ухнул, ножки деревянные подкосились и затопали, чечётку отбивая.

– Вот, они, родимые! Куда им деться? – довольная Ведьма, наполовину туловища высунулась в окно, в ответном приветствии, подобно им, замахала рукой.

– Скоро граница. Вон, стена пограничная появилась. Мне на такой высоте лететь нельзя. Служивые приметят, пушки свои запалят, – констатировал Гоша.

– Так, ты повыше возьми!

– Зачем? Давай здесь тормознём. План построим. Данилу проинструктируем. Он же совсем ничего не знает. А в ночь, под покровом темноты в нужное место прибудем. Все, что нужно сделаем, – высказался Тату.

– Верно! – согласился Гоша, выпустил ноги, резко тормозя ими по грунту.

– Тррр! Тррр! – закричала Ведьма, подбегая к кухонной плите, которая во время движения избушки на курьих ножках, выполняла функцию панели управления. – Тррр! Стой ты, кривоногая! – ругалась она, крутя барашки плиты и выпуская пар вентиляции. – Тррр!

– Кух- куда! Кух- куда-да-да! Да-да-да-да… – вышло из избушки.

Домик остановился. Стены задрожали, пол зашевелился, потолок заёрзал. Бац! Не избушка теперь на курьих ножках стоит, а кафе придорожное с неоновой вывеской «Приездом».

– А, это зачем? – выходя из избушки, разминая ноги, осматриваясь, удивлённо спросил богатырь.

– Это, конспирация такая. Без неё нынче никак! До границы рукой подать. Времена сейчас сложные, мутные, я бы сказала. Излишняя осторожность не помешает. Раньше как хорошо было, когда границы все открытые были. По всему сказочному миру можно было путешествовать. Хочешь – зимние каталки на плоских досках, хочешь – купалки в морях тёплых с животными диковинными, хочешь – по улицам сказочным разгуливай, витрины магазинов рассматривай. А, они, все в огнях! Сверкают, моргают, купить зазывают… Э-эх…– тоскуя в голосе, окунувшись в воспоминания, пригорюнилась Ведьма; – Э-эх, помню раньше, утром проснулась, причесалась, а в обед уже на пляже с аниматорами заигрываешь. А, они, ну такие смешные! Все за чистую монету принимали: Приоденусь я в деву юную, так они со мной заигрывают, всё дотронуться норовят, напитки из бара бесплатно подносят. А вечером, мне нравилось дамой средних лет прихорашиваться. В лобби отеля сядешь, ликёрчику поднесут, на рояле такие душевные мелодии наигрывают. Душа в кисель расплывается. Э-эх! Кабы, не эта напасть! Э-эх!

– А что случилось-то? – прервал нежные воспоминания Ведьмы Данила.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! Балда я, старая, так и проболталась! Говорила же себе, чтоб язык свой поганый за зубами крепко держала! Тьфу ты, ю – ты, баламуты! – заворчала Ведьма.

– А! Так, значит, ты в курсе была, зачем меня сюда с того света вытащили?! – рассердился Данила Петрович, грозно глядя на Ведьму, шагнул в её сторону; – А ну! Колись! Ведьма, старая!! Говори, кому, говорят, говори! Что тут у вас происходит? Зачем я понадобился?!

Данила сам не заметил, что кричит на Ведьму и слюной на неё плюётся.

– Да, не плюйся ты, чёрт окаянный! – отступая от грозного богатыря, приняв защитную позу, парировала Ведьма. – Всё расскажу! Всё! Только не гневайся, прошу! А то, потом год за тобой прибирать щепки, да ветки приходится. Я же не клининговая тебе услуга. Сядь! Сядь на место! И слушай! Чего разорался?! – уже нападая, но все же защищалась дама.

– Ну! Давай рассказывай! – приказал богатырь.

– Ты, милок, погоди. Перекусить бы надо сначала. Целый день прошёл, а у нас и маковой росинки во рту не было.

– И то, правда! Давайте пожуём! – поддержал Тату. – Гоша вон, на месяц листвы наелся. Ему теперь только переваривать.

– Фьють – фьють, – засвистела трелью Ведьма.

В избушке тарелки застучали, кастрюли забрюзжали, сосиски, и колбаски стройными рядами построились. Угольки из печки повыпрыгивали, огоньками мигаючи, костёр разжигают. Кривоногий стол скрепя, с ноги, на ногу переваливаясь, на поляну ухнул. Кресло вместе с пледом клетчатым прямо под зад богатырю задвинулось. Толстопузый самовар, пыхтя и булькая, кипяток разливать начал. Лежат сосиски над угольками, попискивают. С бока на бок переворачиваются, румянятся. Даниле в рот смотрят, подмигивают.

Пикник дружеский – иначе не назовёшь.

– Теперь, дорогая моя подруженька, – начал Данила, держа сосиску за хвост, которая как червяк прыткий в рот пытается залезть, – давай, колись! Всё, что знаешь и не знаешь, рассказывай.

– Ой, горюшко! Ой, горюшко, Данилушка! – начала причитать Ведьма. – Болото гнилое проснулось. Нечисть, что на дне болота того была похоронена, очнулась. Теперь летает по всему сказочному миру, волшебников губит. Говорят, что и на тот свет добралась. Там людей без разбора косит. Спасать нужно, Данилушка! Спасать!

– Что за нечисть? Откуда она?

– Давно это было. Я ещё девчонкой молоденькой была. Мне моя бабка, уже упокоенная, рассказывала, что жила тогда ведьма злая, не то, что, я, милашка. – Ведьма, как будто, забылась на секунду. Достала зеркальце, плюнула на пальцы, и кудри поправляет, по всему видно, что сама себе нравится.

Тут же опомнилась, продолжает:

– Ведьма та, красоту и силу свою зельем поддерживала. Рецепт зелья того супер секретный, только она знала. Одно известно, что основой зелья того была моча дракона бородавчатого. Те драконы тоже уже вымерли. Слишком злые они были. Одна ведьма знала, как к ним подобраться, чтобы мочи этой набрать. Хранила она её в сосуде с дном подпольным. Если не так сосуд повернёшь, то, вроде бы и пустой он. Говорят, что ведьма та сгинула. Может, драконы бородавчатые ею позавтракали. Не знаю, врать не буду. Столько лет прошло! Столько сот!

– Что дальше-то? Как это зелье и болото между собой связаны? – недоумевал Данила.

– Откуда я знаю! Не знаю я! Говорят, что Кощей Бессмертный силушку свою терять начал. Кто-то нашептал ему эту историю. Приказал он своим помощникам отыскать рецепт старинный, те нашли его. Он по всем мирам служивых своих отправил, искать составные зелья того. Русалок приучать принялся, как собак служивых, по запаху, по нюху спрятанное искать. Те, бестолковые, все подряд пробовать стали, все им «кайфу» не хватало. В морях наших теперь столько добра с вашего мира попадает. Там и ром, и бакарди, что с теплоходов ваших выбрасывают. Какие бутылки на дно садятся, какие по волнам плавают, "привет", так сказать, от вас к нам передают.

– Ваш мир! Наш мир! Я то, тут при чём?! – задел богатыря упрёк Ведьмин, не смог не ответить.

– Как, ни причём! Тебе спасать! Тебе, миленький!

– Мне?! Я то, тут при чём?! – возмутился богатырь и чуть не подавился. Колбаска «охотничья» уловила момент, пулей в рот залетела. Пришлось ему чайку ароматного глотнуть. Прокашлялся. – Я же обычный человек. Кхе-кхе. Мне домой к жене надо. Там у нас скоро праздник – Новый год. Все его дома с семьёй встречают. Желания разные загадывают. Шампанское под бой курантов залпом выпивают, чтобы желания эти сбылись. Если, не успеешь, то желание не сбудется. Поняла?

– О! Мать моя, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – взмолилась к небу Ведьма. – Вот, балбес! Я же объясняю тебе, что миры надо спасать. Ты, вовсе не обычный человек. Ты богатырь сказочный! А жил ты в том мире временно, в отпуске, так сказать, был. Память к тебе вернётся. Уже стала возвращаться. Это по твоим глазам видно. Вот, смотри, «Печать интеллекта» появляется, – тыча в лоб пальцем, произнесла Ведьма. И, как ребёнок, засмеялась. Потому, что Данила при этом глаза ко лбу в точку собрал, видимо, рассмотреть хотел, что там проявляется.

– Допустим! Я, богатырь! Допустим… Продолжай, Ведьма, свой рассказ, что там с этим Кощеем, русалками и мочой дальше было, – ровным тоном, рассудительно, на сколько, это было возможно, произнёс Данила. Проморгался. А вдруг, сон пройдёт? Вдруг сейчас раз, и проснётся!

– Продолжать? Ох! Плохо мне будет, коль ты всю правду познаешь. Ох! Плохо!

В это время Тату, вдосталь наелся. Потянулся, зевнул смачно, охнул, выдыхая, бухнулся под ноги Даниле Петровича, как в старые добрые времена. Правда, успел до этого, ухо богатырю лизнуть и сало колбасье с подбородка собрать. Задремал.

А Гоша мирно хрустел нежной листвой лиан с вечнозелёных деревьев. Еды много не бывает. Только в этих местах зелень была самой вкусной и питала на месяцы, даже на годы. Отрыгнёт он, то, что в желудке, как в амбаре лежит, заново пережуёт, и сытый вновь. Главное желудок плотнее набить.

Ведьма, приглушив голос, продолжала:

– На чём я остановилась? А! Русалки!

Про них рассказывала. Так вот, русалки, не рыбы не девки, хвосты вместо ног, вкусив всякой дряни, что в сосудах плавает, как заворожённые, стали по всем водоёмам рыскать, бутылки искать, пробу того, что внутри вкушать. Так добрались и до болота гнилого. Всё дно перерыли. Сосуд тот, где последняя порция мочи дракона бородавчатого хранилась, нашли. Перевернули, а там ни капли не вышло. Не той стороной его поворачивали, понимаешь? Бросили обратно в болото. Бутыль та, как, на зло, легла не тем боком, моча вытекла. Всё бы ни чего, да моча просрочилась давно. Нельзя её было вообще откупоривать. Утилизировать по методу радиационному. В склеп бетонный закрыть.

– Как Чернобыль, что ли? – вошёл во вкус рассказа богатырь.

– Ну, да! А, ты думаешь, откуда эти технологии на том свете узнали? От нас, из сказки! – довольно констатировала Ведьма и продолжала. – Во-от! Вот! Э-ээээ… Забыла, на чём остановилась! Не перебивай меня! – выругалась Ведьма.

– Ты говорила, что моча вытекла. И? Что дальше-то было? – направил её богатырь.

– А! Да! Моча вытекла, дно болотистое забурлило. Вся нечисть ожила. Не только та, чту, знали наши бабки и прабабки, а другая ещё.

Более жестокой нечисти мы ещё не видали. Невидимая она. Без запаха всякого. Невзначай к любому подобраться может и убить его. Стало понятно, что летучестью сильной обладает. В один миг на другом конце мира оказалась. Волшебники, маги наши стали с ней бороться. Царствие им, неземное! – проговорила и руки в молитву у груди собрала. – Будем помнить вечно наших героев, первых, кто с нечистью этой на борьбу встал! Вечно!

Тут Ведьма впала в чтение поминальных имён пра-пра-пра-дедов своих и их жён. Не забывая соседей пра-пра-пра-дедов и их жён, собак соседей и их жён. Списку, казалось, конца не будет.

Данила не осмелился прервать поминальную церемонию. Так молча, хлопая глазами, в такт именам произносимым, головой качал.

Монотонное чтение клонило в сон. Данила задремал. А, Ведьма, все имена тысячелетиями ни разу не повторяющиеся наизусть проговаривала, словно в транс, как медиум впала.

Стоит Данила посреди кухни своей, оглянулся. Взором повёл по стенам, полу, потолку. «Так! Я зачем сюда пришёл?» – пытался вспомнить он. «А! Чайник! Я же хотел завтрак романтический жене подать» – вспомнил Данила Петрович. Потрогал кончиками пальцев бок чайника, проверяя, горячий или нет. Тот был температуры немного выше комнатной. «Когда успел остыть?» – недоумевал Данила Петрович. Вновь повернул барашек плиты, поставил сосуд на разогрев. А сам пошёл в ванную комнату, умыться, побриться, так сказать, обычный утренний моцион совершить.

Проходя мимо фотопортретов, мысленно пожелал всем доброго здоровьишка, улыбнулся. Душу согревает эта галерея, что на стене вывешена. Там собраны самые светлые моменты их семейной хроники: Вот они с супругой, ещё совсем молоденькие, ещё не женатые стоят. Вмиг в голове Данилы пронеслось воспоминание, как он своей супруги будущей добивался. Как портрет её простым карандашом ночью с любовью вырисовывал, чтобы на память подарить. Вот сын, Ванюшка, на костылях стоит. Новое воспоминание в голове раскрылось, как сын, лет четырнадцать, наверное, было, руку сломал. Когда время пришло гипс снимать, пошли в больницу, поднимались по лестнице, Ванька споткнулся, и ногу сломал. Вышли тогда с учреждения без гипса на руке, а на ноге. Тогда не до смеху было, а воспоминание смешное получилось. Вот кулёк розовенький на руках. Это дочку с родильного дома встречал. Вот их общее, самое последнее фото, где по центру он – глава семьи, а кругом его кровиночки, как гроздь виноградная целостные.

На кухне засвистел чайник, всё громче и громче развивая звук.

Данила, ещё не добрившись, вприпрыжку, схватив полотенце, помчался на кухню. Чайник стоял на плите, но пара с носика ещё не выходило. Слышно было, что вот только, только температуру набирает, звуки совсем тихого водоворота проявляет. Свист, тем временем всё усиливался, на уши стал давить. Тревогу пробуждать. Не хотел же Данила Петрович, чтобы жена его любимая раньше времени проснулась.

Открыл холодильник. Точно, звук оттуда шёл! Глазами, перебирая всё, расположившееся на полках, пытался понять, что же могло свистеть? Вибрация и свист шли от банки консервы «Шпрота балтийская очень крупная». Банка, обычно с чёрной обёрткой, прописанная золотистыми буквами, вся сияла, переливаясь радугой цветов и вибрируя, подпрыгивала на полке холодильника.

Данила не думая, схватит вибрирующий предмет. Одной рукой держит, а другой непроизвольно погладил, вроде, как, принимая вызов, входящий на смартфоне своём.

На поверхности банки появилось лицо шефа. Все чёрточки морщинок на лице, которого говорили, что он зол. Изображение зарябило. Данила ещё раз провёл рукой по условному экрану.

«Ало! Ало! Ты куда запропастился, Данила Петрович?!» – кричал голос шефа, а изображение, как в старых ламповых телевизорах рябило снегом. Сквозь мутный показ трудно разобрать лицо говорящего. Вроде шеф, вроде и нет.

– Ты куда делся? Ты где? Где образцы?! – наращивая указной тон, звучал голос.

– Я? Я, это… – начал отвечать Данила Петрович.

Оглядывается вокруг, видит: Стены кухни в туман превращаются, пол под ногами растворяется. Падает Данила Петрович в пропасть бездонную. От страха накатившего, горло перехватило. Хочет он выкрикнуть, а не может.

– А-аа-ааа-аааа-ааа! …., – вырвалось из грудной клетки.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! Испугал, чёрт окаянный! Чего кричишь? – вздрогнув от крика богатыря, выругалась Ведьма.

– А? Уф-ффф. Что – то задремал, похоже, – прокашлявшись, ёрзая в кресле, с облегчение ответил Данила.

– Понятно. Что, опять Кощей звонил?

– Да, сон это. Второй раз сниться.

– Эх, батенька! «Не всё, что, кажется, то, кажется». Знаешь такую поговорку?

– Нет. Я знаю «Когда кажется – креститься надо».

– Ну, типа того.

Ведьма как раз закончила своё поминальное чтение имён пра-пра-пра-дедов свои и их жён. Не забывая и соседей пра-пра-пра-дедов и их жён, собак соседей и их жён.

Тату от крика вскочил на ноги. «Гав! Гав! Гав» – пролаялся, побегав по поляне, задрав голову кверху, словно осматривая воздушное пространство, нет ли там врагов. Как сигнализация противовоздушной обороны «Щит».

Гоша, вслушиваясь в происходящее, застыл. Нижняя челюсть дракона отвисла, слюна липкой лентой струёй текла вниз.

Джунгли зашевелились. Ожили. С веток деревьев, как микрофоны в студии спустили свои головы змеи разноцветные. Кто полосатый в сеточку, кто в завиточек. Висят, головами вниз, язычками воздух прощупывают. Вдруг, еда змеиная от внезапного шума из своих укрытий повыскакивала?

– Кощей, спрашиваю, звонил? – уточнялась Ведьма.

– Да, Кощей, – мирясь с наступившими обстоятельствами, покорно выдохнув, ответил Данила Петрович.

– Ты, вот, что, милок, не доверяй ты ему. Тебе осторожнее надо быть с ним. Не простой он волшебник. Всё с умыслом делает. Лишь бы себе хорошо было, а на других ему наплевать с высокой башни.

– А что я могу сделать? Он же мой работодатель. Шеф! Если ослушаюсь, уволит.

– К-хе! – усмехнулась Ведьма. – Это тебе кажется!

– Ну как кажется? Так и есть.

– Ладно, чего спорить? «Время и камень долбит» – знаешь такую поговорку?

– Нет. Я знаю «Время покажет».

– Ну, типа того, – вновь согласилась она.

– Темно уже. Когда в этот Чих – Хань пойдём?

– Куда?! Куда ты пойдёшь? – спросила Ведьма, нахмурив брови, стараясь спросить серьёзно, но глаза и улыбка на лице выдавали её весёлый настрой.

– В Чих – Хань! – утвердил Данила.

– Ха-ха-ха. Ха! – уже в голос засмеялась дама. – Пчих – Хань! Балбес!

Даниле и самому стало смешно. Оба смеялись, за животы держались. Тату из кустиков, куда по нужде отлучался, на громкий смех выскочил, ничего не поймёт, непроизвольно присоединился к веселью. Скакал, смеялся, гавкал, успевая при этом нос или ухо богатырское лизнуть. Гоша, сам от себя не ожидая, туда же. Аж, поперхнулся, бедненький.

Отсмеявшись, откашлявшись, отдышавшись, компания угомонилась.




ГЛАВА IV


Дорога в назначенное место пролегала по узкой тропе сквозь густо произрастающую зелень джунглей. Эта ночь выдалась одной из самых темных. Луна спряталась за густым занавесом туч. Густой влажный воздух был насыщен ароматом цветов и сладкой плесени. Вдалеке чуть слышно плескались волны океана, разбиваясь о высокий скалистый берег. Лес спал.

– Тату, как тут можно идти? Темень такая, хоть глаз выколи, – не выдержал Данила Петрович, который старался идти нога в ногу за своим верным другом.

– А! Совсем забыл, что у тебя нюх не тот, – опомнился человеко-пёс.

На мгновение вовсе исчез из виду, слышно было только, как захрустели палки, зашелестели кусты. Что-то чиркнуло, сверкнуло. На протягиваемой богатырю палке мягким зеленоватым светом засветился светлячок.

– На, держи! Это типа фонарика тебе.

– Ну, вот! Совсем другое дело, – с одобрением принял богатырь импровизированный фонарик.

Идти стало веселее. Данила Петрович одновременно следил за спиной впереди идущего Тату и за завораживающим миганием светлячка. Сам того не замечая, начал играть палкой выводя на фоне ночного неба круги, спирали, звёздочки. Светлячок при этом всё сильнее и сильнее разгорался, меняя свой окрас с зелёного на красно-фиолетовый.

– Ты чего творишь?! – резко остановившись, Тату прервал игру богатыря.

– А, что такого? – недоумевал Данила.

– Ты, что хочешь, как новогодняя ёлка подойти к заставе? Это же светлячки! Они световыми сигналами общаются. Друг друга подзывают. Сейчас мигом тебя облепят. Не отмахнёшься. Будут по тебе ползать, свадебные игры свои играть и место на тебе укромное искать, чтобы самое укромное было. Понял?

– А! Я и не подумал, – принял замечание богатырь. Огляделся по сторонам, как можно дальше от себя выдвигая палку со светлячком. Перспектива быть облепленным назойливыми насекомыми с цепкими лапками была не приятной.

Долго ли, коротко ли шли герои, как вдалеке стали видны плавающие в небе огоньки.

– Всё! Бросай палку! Дальше пойдём по моему нюху, – скомандовал пёс. – Вон, видишь огоньки? Это новая разработка – беспилотные охранные фроны. Их задача на много километров просматривать границу. Снабжены они следящими глазами сокола. Автономный свет. Заряжаются от солнечных лучей. Заряда хватает на целый год. Даже, если, предположить, что света не будет весь год. Могут подниматься на высоту до 6000 локтей. Быть само направляемыми. Пока только один недостаток – нет глаза ночного видения. Могут зафиксировать только объекты под освещением.

– Откуда такие познания, Тату? – удивился Данила Петрович.

– К-хе! Свежая подписка «Вести сказочных разработок». Я их постоянно читаю, – гордо ответил Тату. – Так! Всё помнишь? Сейчас наша задача незаметно пройти границу. С первыми лучами солнца быть уже на рынке. Найти там нужную жабу. Купить, украсть или каким другим способом, забрать её с собой. Дальнейшие указания получишь от неё. Понял?! – ещё раз скомандовал пёс.

– Понял. Понял, – подчинился богатырь, стараясь ступать как можно мягче, чтобы ни одна веточка под ногами не хрустнула, пригнувшись, озираясь, как Рэмбо в кино.

Данила Петрович осторожно ступал на мягкий ковёр, устилавший пол джунглей. Время от времени поглядывая вверх на фонарики, чтобы не попасть под их пристальный глаз. А в голове указом стучали слова Ведьмы: «Ты, Кощею не верь! Он обманывает всех. Это он задумал зелье силы и красоты оживить. Он! Он виновен в том, что произошло. Он! …. Иди на рынок. Найди жабу. Сердце своё слушай! Смотри глазами, а думай душой! … По сторонам чаще смотри. Кощей мог следом за тобой послать. Убьют, и фамилию не спросят! …. Иди, иди с Богом! … Ровно в полночь пятого дня от затмения лунного буду ждать тебя в условленном месте. … Не спать! С Кощеем на связь не выходить! Он с тобой только в твоём сне может связаться, пока ты здесь, а он там… Будь осторожен, Данилушка! Да, прибудет сила рода твоего с тобой! Призываю род мой на помощь тебе!».

Не заметил Данила, как солнечные лучи озарили край небосвода. Розовой пеленой одевалось небо, прогоняя от себя темноту ночи.

– Привал! – часто дыша, как будто, бежал, скомандовал Тату.

– Я согласен! – почти шёпотом, привыкнув уже таиться, ответил богатырь.

– Так! Посмотри на меня! Вроде все нормально… Но, выглядишь ты подозрительно. Раскусят тебя, пока до рынка добираться будем. На рынке, то всё равно. Там много иноземцев ходит. Хотя, это раньше было, пока болото гнилое не ожило. Слухи доходили, что теперь передвигаться по городу можно только по специальным пропускам, или по нужде какой. Хм! Надо бы тебя переодеть, – заключил Тату.

– Переодеть? Во что? У меня с собой нет запасных вещей. Вот только то, что на мне, да тулуп Василича.

– А ты тулуп переверни и наоборот одень.

Данила послушался. Перевернул наизнанку тулуп. Засунул руки в рукава. Подкинул спинку тулупа на свои плечи, осознавая, что все это время от ледяной воды до сей секунды даже и не чувствовал, что на нём надет овчинный тулуп.

– Ну, вот, совсем другое дело! – поднимая вверх большой палец, явно одобрительно замахал головой человеко-пёс. – Так тебя сама мама родная не узнает!

Данила постарался, насколько это, возможно, осмотреть себя. Понятно стало, что тулуп, вовсе не такой простой, как сначала показался. Волшебная одежда. Стоит его вывернуть, подумать, одеть, как тот превращается в нужную по обстоятельствам вещь.

– Пошли!

Явно довольный Тату, виляя местом, где раньше был хвост, без опаски и оглядки вышел прямо к воротам города.

– А! Забыл сказать! Если, что, кто спросит, скажи, что меня нужно выгулять. С собаками, по слухам, разрешено ходить по улицам. До рынка дойдём, там переоденься. Я пока помолчу. ЗооСказНадзор чтобы не придрался к тебе. Пошли!

Данила Петрович даже слова не вымолвил. Послушно выполняя все указы друга.

Когда прошли ворота города, Данила нечаянно увидел себя в отражении круглого выпуклого зеркала, что висело прямо на воротах. Чуть не охнул вслух от увиденного отражения. На него смотрел грозный по виду пират.

Несмотря, что утро было очень раннее, солнечные лучи вот только начали выходить из-за горизонта, рынок кипел.

Продавцы фруктов, морепродуктов, всяких по форме корзин плетёных, сосудов разнообразных из керамики, фарфора, глины, чеканных, расписных и не очень. Картинки на стенках перемещались и зазывали к себе. Видно было, что драконы пытались выйти с поверхности и полакомиться рыбками и птичками на соседних вазах. Все изображения повествовали о чем-то. Если чуть дольше остановить взгляд, то вмиг переместишься в тот мир, где идут сражения, любовь, радость и печаль. Всё как у людей: радость и слезы под руку идут.

Данила Петрович, очарованный видом бурлящей жизни, сосредоточенно искал, где жабу можно найти. Смотрел глазами, а слушал душой, точь в точь, как Ведьма велела.

Вот прилавки с тварями морскими, вот прилавки с рыбой речною, вот водоросли бурые, а рядом каштаны жаренные. Глаза разбегаются, а сердце молчит.

Данила уже долго бродил меж прилавков, но сердце его молчало. Он рассматривал крабов, раков, лягушек и червяков всевозможных, а жабы нужной всё нет и нет.

– Эй, мужчина! Туда не ходи! Сюда иди! – призвал богатыря продавец. – Какой товар ищешь? У меня спроси. У Али всё есть! Али самый лучший продавец этого тысячелетия! Портрет мой на входе видел, висит?

Данила вспомнил, что, действительно, проходя на территорию рынка, обратил внимание на огромную доску, где были портреты разных людей. Понятно было, что рамки, обрамляющие определяли некую иерархию. Теперь всё стало понятно. Этот Али был в самой большой золочёной рамке и висел портрет, явно выделяя его первенство.

– Видел, – ответил Данила, шагнув в направлении зовущего продавца.

– Что, друг любезный, купить хочешь?

– Я… Я, это… Мне… Мне, это…, – Данила никак не мог подобрать нужные слова, так как помнил, что жаба искомая – большая меж мировая тайна. Говорить просто так о ней, подумал он, глупо будет. – А, что у вас есть? – вышел из неудобного положения богатырь.

– Всё! Всё, дорогой мой друг, есть!

– Показывай.

Продавец Али с мега скоростью стал метать на прилавок всё. Всё, что душе угодно. От обычных спичек до самоцветов. Там были и туфли – скороходы, и ковёр-самолёт, лампа Алладина. Да, да! Та, самая лампа с Джином!

Данила только и успевал, что головой отрицательно помахивать и рукой знак давать, что это всё, не то. А, Али без устали метал и метал товар виданный и невиданный.

– Может, что-то конкретное показать? – видно было, что самый лучший продавец последнего тысячелетия уже готов сдаться.

– Ква, – тихо прозвучало откуда-то снизу прилавка.

– А, там что? – спросил Данила, указывая на место, откуда выходило это «Ква».

– Там?! – с нескрываемым удивлением, наклонюсь за этим «Ква», продавец Али поднял ржавую по цвету жабу.

– Вот она! – не смог удержать восторга богатырь.

Сердце само выпрыгнуть готово, заговорило миленькое.

Продавец недоуменно пожал плечами, передал жабу Даниле Петровичу в руки.

– Брать будешь?! Пять!

– Что, пять?

– Пять золотых стоит.

– Так она не твоя! – возмутился Данила. – Она же ничья! Просто прискакала нечаянно.

– А! Нет, дорогой друг! Тут «ничья» не бывает. Тут, либо мой товар, твоя деньга, либо твой товар, моя деньга. Я тебе в руки жабу передал? – лицо продавца менялось. Глазки заблестели, прищурились. – Я передал, значит, товар мой, и я цену назначаю. Ты бы мне передал, ты бы назначал.

Начался тот самый волшебный торг.

– Значит, было моё! Хочешь, чтобы было твоё, плати! – довольным видом умозаключил продавец.

– Хорошо. Значит, чтобы эту жабу мне своей считать, я должен тебе пять золотых передать? Так?!

– Да! Так!

– Бери! – Данила передал обратно в руки продавца жабу.

Тот непроизвольно забрал.

– Так! Теперь ты мне десять золотых должен! – самодовольно заключил Данила и протянул ладонь для получения золотых.

– Как так?! Какие десять? Ничего я тебе не должен! – стал возмущаться продавец Али и повышать голос.

– Ты сам сказал: «Я передал, я цену назначаю. Ты бы мне передал, ты бы назначал». Так было?

– Да! Так! Всё верно, – подтвердил Али.

– Значит, по твоим правилам, всё верно выходит! Я передаю – я назначаю. Гони десять золотых! – потребовал Данила.

Продавец растерялся, задумался. По всему виду было понятно, что не знает он выхода в этом торге. А торг, явно, не в пользу Али идёт.

Повисла минутная тишина. Стоят друг против друга богатырь и продавец. Глаза в глаза друг другу смотрят. Бой взглядов проигрывают, как между соперниками на ринге, кто кого переглядит, тот и выиграет.

Али, возьми, и как закричит: «Охрана»!

От испуга, Данила, хвать жабу из рук продавца, за пазуху сунул, и что есть мочи побежал, куда глаза глядят. Только пятки сверкают, прилавки взлетают, птички, драконы, лягушки фарфоровые следом скачут.

Бежал богатырь, не оглядываясь. Переулочками, по мостикам перескакивал, одной рукой за пазухой жабу удерживая. Заблудился. Если бы не Тату, вовек не нашёл дороги, что из города выводит. Все хижины и лачуги так похожи друг на друга, как близнецы. Улочки узкие шли то вниз, под гору, то вверх на гору. И все как одна.

Тату ещё на рынке замешкался. Упустил момент, когда Данила утекать начал, а потом вовсе его из виду потерял. Только нюх собачий на след вывел.

А в это время охрана городская на крик продавца Али подоспела. Тот им поведал, что, мол, товар у него украли. Погоню за богатырём устроили.

Вышли Данила и Тату к воротам городским, а там их целая свора охраны уже дожидается.

Начался тогда бой неравный. Данила жабу Тату передал. «Беги!» – скомандовал. А сам рукава повыше засучил и давай налево, направо людей раскидывать. А те, очнуться, снова встают, снова на богатыря наваливаются.

День бьются. Ночь бьются. Копья достали. Усталость охранников уже с ног косит, а Даниле всё нипочём. Силушка богатырская только прибывает. Весело даже нашему богатырю стало. Как, в старые добрые времена, когда с другими богатырями на спрос неделями бились.

Следующий день пошёл. Данила, усмехается, дразниться, охрану сам на ноги поднимает. По щекам нашлёпывает. Те, как только, признаки жизни подадут, он, что есть маху подальше от себя, как шар в боулинге, закидывает.

«Эй! Данила! Ну, ты чего?! Пора бы уже…», – услышал богатырь голос зовущего его Тату. Устал тот его дожидаться. Да, и мало ли, чего случиться могло. Посидел, посидел в укромном месте, не выдержал. Обратно к городу решил вернуться.

«И то, верно! Хватит уже!» – подумал Данила Петрович. Ещё раз вокруг себя посмотрел. Убедился, что все его противники долго ещё не очухаются. Руки отряхнул. Тулуп на себе поправил и спокойным шагом богатырским за пределы города победителем вышел.




ГЛАВА V


Ровно в полночь пятого дня от затмения лунного прибыли Данила Петрович, Тату в условленное место. Там их уже дожидалась Ведьма. Избушка на курьих ножках по-прежнему была в роли кафе под названием «Приездом». Гоша по-прежнему мирно жевал кусты. За время, пока они не виделись, тот явно поправился. Живот дракона стал больше раз в пять.

– Приветствую! – громким возгласом привлёк внимание Данила, выходя из густых джунглей на сочную поляну.

– Чего орёшь?! – явно не радостно парировала Ведьма. – Принёс?

– Принёс, – ошеломлённый холодным приветствием ответил богатырь. – А что ты такая не ласковая? Случилось что?

– Чему тут радоваться! Время как вода утекает, а ты ещё и полпути не прошёл. Болото гнилое ещё пуще бурлит. Народ сказочный гибнет. Времени совсем не остаётся, Данилушка. Совсем! – продолжила Ведьма, смягчив тон. – Ну, показывай! Что принёс?

Данила засунул руку за пазуху, оттуда натужно прозвучало: «Ква-ак!».

– Аккуратнее! Силушка богатырская не только пользу тебе приносит. Забыл? Ты своими ручищами камни в песок одним махом раскалывал. А тут, живое существо! С ним аккуратнее надо обращаться, – указала Ведьма.

Богатырь, прислушавшись, очень нежно, как тонкий хрусталь достал из-за пазухи жабу. Та мирно сидела на его ладони, прикрыв глаза, как будто дремала.

– Она? – спросил он у Ведьмы.

– А, я почём знаю! Она, не она. Сам давай дальше. Знаешь же что делать.

– Откуда я знаю? – задумался Данила, – целовать что ли?

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! Балбес!… Ты откуда?! С Урала что ли? …О, мать мая, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – запричитала Ведьма. – Всё самой! Всё самой приходится делать! Кто вас учил? В каких гимназиях штаны просиживали? В каких коридорах дипломы покупали? Элементарного не знаете! – разошлась она в критике современного образования. – Жабу целовали в прошлом веке! Давным, давно известно, что жабу надо резко на спинку перевернуть, она от этого в транс впадает. Пока она в трансе, делай с ней что знаешь.

Данила послушно перевернул жабу на спинку, лапками к верху. Та в ответ: «Ква», а глаза шире сделались. Понятно, что не получилось у него с первого раза. Обратно её перевернул. Жаба снова в ответ: «Ква-ак».

Данила сосредоточился, так задача открылась, явно не простая: С одной стороны аккуратнее надо, чтобы не выдавить своими руками из жабы всё, то из чего она состоит. С другой стороны быстро надо, чтобы в транс её ввести. Снова пробует. Жаба на ладони только «Ква и ква-ак». Сколько раз пробовал, не известно, только не получалось у него, хоть тресни.

Разозлился тогда богатырь. Взял жабу, поднёс её близко к лицу своему и говорит: «Что?! Ну, что, тебе надо?! Почему в транс не впадаешь?!» Жаба от испуга, хвать своим беззубым ртом, да как прихватит богатыря за нос. Богатырь от неожиданности, руку, что жабу держала, расцепил, другой смахнул её с носа своего. Та, шмяк, наземь упала.

Гром загремел, молнии засверкали, темень ночная, откуда ни возьмись, навалилась. Раскаты молнии глаза ослепили. Грохот грома уши заложил.

Как внезапно всё началось, так внезапно всё и закончилось. Стоит Данила посреди поляны сочной. Глаза потихоньку открывает, прозревает. Видит, что перед ним дева красотой не писанной явилась. Стройна, как лебедь, кожа бела, как снег. Щеки румяны, как бок спелого яблока. Губы, как розы бантиком. Глаза, зелёные глубиной бездонные. Данила от красоты, увиденной только глазами хлоп, да хлоп.

– А, что так можно было?! – удивилась Ведьма, – буду знать!

– Ква-ак, – вышло с уст девицы. – Ква-аак, – произнесла она на распев.

– Как звать, тебя, девица-краса? – осмелился спросить богатырь. А голос предательски волнение показывал.

– Ква-аак, – звучало с уст девицы.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! – заругалась Ведьма. – Ты, что так и будешь квакать? Елена она. Елена Премудрая! Так и есть! – утвердила Ведьма и в радостном объятии подошла к деве. – Доброго здравия, подружка! Столько лет прошло, а ты всё не меняешься. Красотой своей богатырей в ступор вводишь. Ха-ха-ха…, – радостно, со смехом сказала Ведьма и крепко обняла девицу.

– Кваа – ктит! Задушишь! – наконец, проквакавшись, заговорила человеческим голосом дева.

– А, ты чего уставился?! Онемел что ли? Или …,– обратилась Ведьма к Даниле.

Тот стоял с приоткрытым ртом, сияющим взглядом осматривал с головы до ног явление, явившееся. Сердце затрепетало, заговорило с богатырём так громко, что стук его в ушах эхом прокатывался. Дева сразила богатыря красотой своей, но не только. Что-то очень знакомое и родное было во взгляде красавицы, что-то не уловимое. Данила не выдержал, с удивлением спросил:

– Простите, мы с Вами знакомы?

Дева не отвечала, только глаза её ещё больше огоньками озорными засветились, лепестки розовых губ в улыбку растеклись.

– Во, Балда! Ха! Ну, где это видано?! Чтобы жену свою не признать?! Все, все вы мужики одинаковые! Стоит вам за порог дома выйти, как уже и жену свою родную не узнаете.

– Лена? Это ты? Не может быть!!!

– Я, Данилушка! Я!

– А ты как здесь оказалась?

– Так же как и ты. На то она и Премудрая, что в двух мирах: в нашем мире, и там, в человеческом одновременно является. Пока там спит, здесь находится. Ещё она может сквозь время проходить. Вид любой может принять. Последний образ жабы выбрала, да так и заблудилась в нём.

– Ничего я не заблудилась! – возмутилась Елена Премудрая. – Проще было в этом виде к старой ведьме подобраться. В тех, очень старых временах незамеченной оставаться. Пока жабой около ведьмы прыгала, всё узнала: К зелью тому, что силу и красоту безвременную дают, есть противоядие.

Когда ведьма старая устала, скучно ей стало веками красавицей бессмертной быть. Рецепт стала искать, как зелье обезвредить. Тогда я от неё вообще на шаг не отставала. Та, ведьма, хоть очень умной была, но не смогла суть мою распознать. Бывало, сядет и разговор со мной ведёт, как перед образом. Всё, что есть, как на духу рассказывает.

– И? И, что ты узнала? – заторопил Данила Елену Премудрую.

– Чтобы нейтрализовать действие зелья силы, а вернее действующее вещество того зелья – мочу дракона бородавчатого, нужно взять четверть слезы дракона, пол четверти крови змеиной и довести до готовности, смешав с соком молочая, выпаренного в составе один к одному.

– Так просто?! – заключила Ведьма. – Значит, для противоядия у меня всё есть, только слезы дракона не хватает.

– О! У меня же Гоша есть. Попрошу его. Думаю, что дракон мой верный не откажет, – радостно, словно всё решено, заключил Данила Петрович.

Ни кого, не дожидаясь, побежал он через сочную поляну к Гоше, что всё так же стоял и мирно кусты челюстями подравнивал.

Следом, вприпрыжку из кустов выскочил Тату, грозно облаивая всё воздушное пространство с севера на юг, с запада на восток, отпугивая врагов видимых и не видимых.

– Гоша! Фьють! – подозвал Данила дракона свистом. – Фьють! Фьють!

Дракон стоял, как скала неподвижная. Только челюсти медленно двигались, и слюна зелёная липким ручьём стекала вниз. Глаза дракона чуть приоткрытые изображали вселенское блаженство. Наверное, действительно, верхний, сочный слой молодых лиан был настолько вкусен.

– Гоша! Фьють! – повторил богатырь и шлёпнул ладошкой по разжиревшему боку дракона.

Дракон одёрнулся, перестал жевать, повернул голову, рассматривая, кто там внизу вольность себе позволяет. С высоты его роста, Данила был не больше муравья, а удар руки сильный. «Вернулась силушка богатырская», – подумал Гоша и выдохнул звучно. Воздух, вышедший из пасти дракона, ветви деревьев закачал, будто внезапный шторм начался.

– Гоша! Наклонись, что ли. Поговорить надо, – призвал Данила Петрович.

Дракон послушно пригнулся, ноги поджал, как отлично дрессированный конь на колени присел.

– Гош! Слушай! Мне каплю твоей слезы надо. Дашь?!

– Кхе! Ну, ты даёшь?! Какую каплю?! Кто же из драконов плачет?! Мы же звероящеры! – усмехаясь, поучая, заключил Гоша.

– Как? Как не плачете? А? – растерялся богатырь. – А, как же быть? Жена моя, Елена Премудрая, говорит, что без неё не обойтись никак. Может, ты просто не знаешь? Может, просто побить тебя надо? Ты и поплачешь. Всего-то одну капельку слезы. Тебе, что жалко?

– Чего пристал? Не жалко мне! Нет у меня слёз! Отродясь не было.

Данила, не теряя времени, пнул дракона под зад ногой. Тот, аж ухнул.

– Ну! Больно? Ещё дать?

Стал богатырь вокруг дракона бегать, в разные места бить, в надежде найти уязвимое место, боль вызвать. А тот смеяться начал, как при щекотках. На спину завалился, ноги кверху задрал и смеётся, заливается.

Долго бегал богатырь, да так у него слезы драконьи вызвать не вышло.

Вечер настал, дракон ни одной слезы не проронил. Ночь пришла. Устал Данила Петрович без толку вокруг дракона бегать.

Ведьма на стол собрала. Ужинать пригласила: «Данила Петрович! Ужинать пора! Примите угощение моё скромное».

Картинка столовой кафе «Приездом» сегодня была другая. Над углями на вертеле барашка румянился. На столе блины масляные, клюква в сиропе, икра красная, икра чёрная, икра баклажанная. Сочные беляши губами шлёпали, просили скорее их съесть. Томаты сочные, огурцы пупырчатые, зелень пряная. Эх! Кто бы отказался от угощения барского!

Руки потирая, Данила Петрович к столу направился.

– Куда?! – одёрнула его Елена Премудрая. – Ты руки помыл?!

– Мыл! – попытался соврать богатырь.

– Не ври! Бегом марш, руки мыть! Кругом нечисть невидимая бродит, людей косит. А ты, элементарные правила гигиены не соблюдаешь! – ругалась жена.

Данила растерялся, по поляне забегал, место, где руки помыть можно присматривая.

Избушка зашевелилась, накренилась, на пороге появился кривоногий и хромой умывальников начальник и мочалок командир.

– О! Мойдодыр! – вскликнул Данила.

– Не Мойдодыр это. Того давно списали. Это пра-пра-внук его – Санитайзер! – как всегда, блеща своими знаниями из вестника сказочных разработок, уточнил Тату.

Санитайзер без разговоров взялся за дело: вспенил мыло, раз пять, до локтя помылил, вокруг пальцев потёр, между пальцев потёр, водой проточной, как положено, минут пять пролил.

Руки богатыря, хоть в операционную вместо хирурга стали.

– Прошу к столу, – почти на распев зазывала Ведьма.

Беляши, огурцы, томаты оживились, когда за стол кривоногий уселись гости ведьмины. Кушали все с аппетитом. Данила, уже зная нрав угощений сказочных, расслабился, только рот открывал, поглядывая, что сейчас должно в него залететь. Продукты честно, по правилам ни кем, не писанным, в рот попадали, очереди своей ждали. Чаще всего туда заходили беляши сочные. Им уж больно нравилось причмокивание богатыря и его выдохи душевного наслаждения.

Наевшись вдосталь, Ведьма и её гости отвалились кто куда. Даниле захотелось к Гоше на поляну подойти. Тот лежал кверху пузом, мечтательно смотрел на небо. О чём думал, не понятно.

– Я прилягу? – спросил разрешения богатырь.

– Не вопрос, – ответил дракон, чуть двигаясь, как будто место, готовя, на поляне огромной.

– Гош? Ты как? – после длительного молчания, чувствуя за собой вину, что бил любимого коня-дракона, осмелился спросить Данила.

– Что как?

– Тебе не больно?

– Нисколечко.

– Прости, если что ни так. Я же не со зла. Мне же, говорят, миры спасать надо. А, я не знаю как.

– Понимаю…, – многозначительно ответил дракон и с выдохом, показывающим, что не понимает, чуть дальше отодвинулся от уже близко лежавшего Данилы Петровича.

На небосводе сказочного неба нарисовалась невероятная картина: Одни звезды двигались, кружась в вальсе. Другие бились в битвах, светя при этом ярким светом. Падая и разбиваясь в вечной бездне световых лет.

Голова кружилась, глаза разбегались. За всем действием одновременно невозможно было уследить.

– Гоша! – нарушил тишину Данила, – Гош! А ты помнишь, когда был маленьким? Вот смотрю я на небо, вспомнилось, как я маленьким был. Я всегда мечтал на небо попасть. На другую планету улететь. Мне казалось, что там моя родная, самая любимая мама живёт и ждёт, когда мы с ней встретимся.

Даниле пришло воспоминание, когда он в интернат попал. Он не знал зачем. Он не знал почему. Ему просто тогда было очень плохо.

Нет, не от того, что плохо с ним воспитатели обращались, не от того, что кушать не давали. Наоборот, все воспитатели в воспоминании были очень милые, пусть строгие, но любящие. А от того, что рядом не было мамы.

Тогда, давным, давно, ему, маленькому мальчишке, днём скучать не приходилось. Весело и наполнено проходил каждый день. Но, когда приходила ночь, то, в темной, казённой комнате нужно было ложиться спать. Никто на ночь сказки не прочитает. Никто по голове ни погладит. Даже, никто не скажет грозно, но любя: «Всё! Спать! Спа-ать!».

Даниле Петровичу от этих воспоминаний, пусть мимолётных, но очень ярких стало как-то не по себе. Заёрзал, ближе двигаясь к дракону, как ребёнок к матери.

Гоша обратил на это внимание и постарался, как только мог, нежно крылом прикрыть богатыря.

– Нет, Данила Петрович, я почти ничего не помню, – ответил Гоша.

Но, тут, мгновенно в голову дракона влетели картинки, где он мокрый, только что вылупившийся из яйца, увидел глаза своей мамы. Мать дракона дышала, обнюхивала и одновременно целовала своего детёныша, появившегося на свет. Её глаза! Нет ни кого таких глаз, как у мамы! «За них можно всё отдать!» – подумал Гоша, сам от себя не ожидая, почувствовал тепло, нет, не тепло, а жар в груди, плавно растекающийся в горло.

В это время Данила завёл:



Мама – первое слово

Главное слово в каждой судьбе

Мама жизнь подарила,

Мир подарила мне и тебе…


Гоше словно огня поддали в грудь. А Данила дальше продолжает:



Так бывает – ночью бессонною

Мама потихоньку всплакнёт

Как там дочка, как там сынок ее

Лишь под утро мама уснёт

Мама – первое слово

Главное слово в каждой судьбе

Мама жизнь подарила,

Мир подарила мне и тебе…


Голос богатыря зазвучал как-то надрывно. Гоша ещё ближе пододвинулся к другу, ещё крепче обнял крылом.

Данила, сглотнув ком в горле, продолжает:



Так бывает – если случится вдруг,

В доме вашем горе-беда

Мама – самый лучший, надёжный друг

Будет с вами рядом всегда

Мама – первое слово

Главное слово в каждой судьбе

Мама жизнь подарила,

Мир подарила мне и тебе

Мама землю и солнце

Жизнь подарила мне и тебе

Жизнь подарила мне и тебе»

Тут в два голоса Гоша и Данила:

«Жизнь подарила мне и тебе…


Гоша пел впервые в жизни. Звуки, которые он так старался подрожать богатырю, волновали его грудь ещё больше. Дыхание спёрлось, ком в горле набухал и стоял где-то межу сердцем и кончиком языка. Дыхания не хватало. Он пытался взглотнуть. Он пытался прокашляться. Но, ничего не помогало. Хотелось просто поплакать.

Слеза сама. Пусть долго! Пусть не по правилам! Слеза выкатилась на щеку дракона.

Лежит Данила на спине, мечтательно рассматривая звёздные перемещения. Увлечённый мыслями, даже не заметил он, что произошло с другом.

Дракон, впервые испытавший чувство, когда в душе всё переворачивается, в сердце огонь томный горит, и есть только один выход из положения сложившегося – поплакать. «Слезами душа умывается» – вспомнились слова дракону. От прочувствованного, захотелось дракону приподняться, воздуха больше грудью вдохнуть. Когда вставал, слеза, что на щеке застряла, подсохла, в смолу превратилась и на землю, как камень рухнула.

Упала слеза каменная, чуть богатыря не придавила. Земля задрожала. Тату, который ни на шаг не отставал от своего хозяина, от неожиданности на ноги соскочил, как ошпаренный по поляне поскакал, всю округу облаивая громким лаем. Сирена противовоздушной обороны просто детская игра, по сравнению с его реакцией и оповещением.

Избушка на курьих ножках, только что мирно спавшая, чуть похрапывая, сигнализацию автоматически включила. Синими, красными огоньками попеременно засверкала, звук тревоги в унисон собачьему лаю издавать начала.

Ведьма с Еленой Премудрой, в спешке из избушки выскочили. По сторонам оглядываются. Причину тревоги понять пытаются.

«Данила! Что случилось?» – закричала ошеломлённая Елена Премудрая.

Данила за эти секунды уже успел прийти в себя. Поднял камень слезы драконьей с земли и гордо, торжественно, чеканя шаг, поднёс его дамам.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! – выругалась Ведьма. – Что это? Слеза?!

– Е-ха! Получилось! Е-ха! – продолжая скакать по поляне, радовался Тату.

– Вот вам, держите! – довольный собой или не собой, а всем событием, что только что произошло, сказал воодушевлённый Данила, протягивая при этом слезу Елене Премудрой.

– Какой ты молодец! – только и успела сказать она, так по пояс вместе с полученным «даром» в землю ушла. – Ух! – только смогла добавить.

– О! Мать моя, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – взмолилась к небу Ведьма. – Вот, балбес! Забыл, что ли, что силушка в тебе богатырская? Тебе пухом кажется, а другим скалой! – поучая богатыря, сама руки тянет, Елену из ямы вызволять.

А Елена сидит по пояс в яме земляной, камнем придавленная, шевельнуться не может. От безысходности положения, смех на неё напал истерический. Вдохнуть, выдохнуть не может, смеётся и смеётся.

Смехом своим всех заразила. Данила руку ей тянет, чтобы вызволить на поверхность, а рука его и все тело вместе с животом тряску отплясывают, смехом заливаются.

Избушка на курьих ножнах закудахтала. Стенами затрясла, воздух из трубы выпускает, как попукивает. По всему видно – смеётся.

Даже Гоша не устоял. Опять на спину завалился, лапки кверху задрал, животом дёргает, нараспев издаёт: «Ха-ха-ха! Ах-ха-ха!… Ха-ха-ха! Ах-ха-ха!…». От смеха глаза его новыми слезами налились, покатились смоляные слёзы из дракона на землю. Как большие градины во время ливня.

Вдоволь насмеявшись, колики, в животе успокоивши, достали Елену из ямы, слёзы драконьи собрали, в доме припрятали.

Ведьма велела всем на поляне подождать, сама пошла на кухню, зелье готовить. Противоядие от нечисти, что с болота гнилого вышла, миру передать. Людей сказочных и не очень спасать.




ГЛАВА VI


Сегодня в платах царских было шумно.

Велел Царь – батюшка всем своим министрам собраться, вопрос решать: «Как нечисть болотную укротить. Кого главным по этому вопросу назначить».

Собрались министры, заместители министров, помощники заместителей и помощники помощников. В главных палатах пока ждали появления самого царя, разговаривали, спорили, обсуждали. Главной интригой был вопрос о назначении старшего, кому доверит батюшка решать проблему, кому бразды правления отдаст, ну и, с кого три шкуры драть будет, если не справится с нечистью болотной.

«Дамы и господа! Царь – батюшка!» – громкий голос откуда-то из стен прервал гул собравшихся министров и всех с ними.

Двери залы распахнулись. Величавой походкой, высоко подняв голову, сквозь ряды министров прошёл Царь.

Всем присутствующим стало понятно, что сегодня он в невесёлом настроении, шутить не будет, прибауток сказочных не выпустит. В таком его состоянии духа, не раз уже головы министерские по ступенькам катились.

Повисла звенящая тишина.

«Добрый день» – кратко, обыденно произнёс царь. – «Прошу всех садиться».

«Указ!» – возгласил тот же громкий голос.

Чуть прокашлявшись, царь начал:

«Именем своим, повелеваю:

– Нечисть болотную, как болезнь, принявшую массовый, повальный характер, поражающую почти всё население принять ситуацией крайней!

– Весь народ, призываю встать на борьбу с ней!

– Обязательным с сего дня будет мытье рук сорокакратное!

– Запрещаю лобызаться!

– Запрещаю не кровникам ближе четырёх локтей приближаться друг к другу!

– Всем по домам сидеть, нос не выказывать!

– По сему, назначаю главным для борьбы с ней министра нашего здоровья сказочного – Ольгу Пу!»

Зал зашумел, загудел, министры тут же ногами шоркая, друг от друга на четыре локтя отодвинулись. Взгляды свои на Ольгу Пу выставили. Министры прочие перекреститься успели, что миновала их судьбинушка горькая: бороться с тем, не известно с чем, найти то, не зная, что.

Ольга эта была на самом деле Ягой, Кощею Бессмертному сестрой. В давние времена, когда молодой была, злу прислуживала, пока её на перевоспитание не передали. Смотрители её на путь истинный направили, учиться заставили, добро творить научили. Так, спустя долгие годы, привыкла она жить правильно, здоровый образ жизни вести, правильное питание проповедовать.

Ольга вышла в центр залы, ответную речь держала: «Царь-Батюшка! Уважаемые коллеги! Благодарствую за честь оказанную! Приступаю к выполнению задачи неисполнимой. Жизнь свою на плаху отдаю. Клянусь, мир сказочный спасу!»

Сказала Яга, по имени Ольга Пу, прыгнула в ступу свою, с реактивной скоростью хотела умчаться в министерство сказочного здоровья, Указ царский исполнять.

Ступа министерская загудела, запыхтела, а сама на месте стоит. Воздух, как камень стал, не пускает транспорт двигаться. Яга, ой, простите Ольга Пу, министр сказочного здоровья, метлой, как веслом вправо, влево машет, а результата нет.

Воздух закружился, в воронку закрутился, засасывая в центр всё, что рядом лежит. Громкий хлопок, искры в разные стороны разлетелись. Туман коричневый разрастается. Воздух серой наполняется.

Тут откуда ни возьмись, из центра воронки серо-коричневой, как искрой рождённый, явился богатырь наш. Как пробка с бутылки шампанского вылетел. Хлопком министров, помощников министров, и всех с ними по углам штабелями уложило. Царь – Батюшка за троном царским спрятался, зуб на зуб от страха не попадает. Писклявым голосом, горло-то его страхом пережатое, тихо, тихо, еле слышно "Стража! Стража!" – призывает.

На шум, что с царских палат выходил, стража сама прибежала. Двери, выламывая, в туман погрузились. По чутью, к трону царскому продвинулись, Царя – Батюшку в оцепление взяли, безопасность обеспечили.

Данила на колени приземлился, сам с испугу затараторил:

– Не вели казнить, вели миловать, Царь наш Батюшка! Прошу слова дать, прошу милостиво речь мою выслушать.

– Кто такой?! Кхе, кхе…, – откашливая пересохшее горло, стараясь страху нагнать, силу царскую во всем величии показать, спросил Царь. – Как ты смел, без приглашения в палаты мои забраться?! Откуда явился?! Ну! Отвечай!

– Я, Батюшка, Данила. Богатырь я местный. Явился службу нести, народ сказочный и не очень от нечисти спасти.

– Богатырь? Не помню я таких богатырей.

– Я, это… Я в отпуске долгосрочном был. В мире ином.

Царь грозно смотрел на явление явившееся. Министры, что в углах штабелями лежат, шевелиться бояться. Такое происшествие даром никому не пройдёт. Кто первый под руку в гневе царю попадётся, тому голову с плеч стража царская без суда и следствия снесёт.

– Ты, Царь-Батюшка, не гневайся. Я тут противоядие принёс. Спасёт оно народ от заразы вашей.

– Ольга! Поди, сюда! – приказал Царь, министру сказочного здоровья, махая рукой.

Ольга Пу, осторожно из ступы выбираясь, по сторонам озираясь, ища себе поддержку хоть кого-нибудь из прочих министров, послушно приблизилась к Царю. А министры, ещё больше в комок сжались, в единое целое слились, как мешки с песком давно залегавшие.

– Что скажешь? Знаешь ли ты о каком-нибудь противоядии, что от нечисти болотной защитить может?

– Я, Царь-Батюшка, думаю, что мальца этого надо бы в отдельные палаты отвести. Там я с ним побеседую, выясню всё. О результатах незамедлительно вашему Высочеству доклад держать буду, – сказала Яга. А сама глазом подмигивает, намёк Царю даёт, что хитростью своей и умением женским, всё непременно выяснит. – Противоядие. Хм… Что-то я слышала… Где-то читала…, – задумавшись проговаривала она себе под нос.

– В палаты отвести, говоришь? В палаты, так в палаты. Эй! Охрана! Ведите его в палаты, что ушей и глаз не имеют, чтобы секрета этого никто не мог прознать.

Охрана царская дружно подхватили Данилу-Богатыря и в тёмный подвал, где стены каменные локтей шесть толщиной, дверь дубовая толстенная и нет ни одного окна, закинули. По пути всё, что при нём было, изъяли.

–Ух! – только и вылетело из богатыря, когда на пол приземлился, а дверь дубовая захлопнулась.

Темнота и сырость окутали Данилу. Неприятное чувство несправедливости навалилось. Уж чего-чего, а такого приёма никак не ожидал наш герой.

Министр сказочного здоровья собрала всех помощников своих: знахарок, астрологов, нумерологов, аккультистов, медиумов и прочих специалистов сказочных. Совет держат о составе противоядия, что Данила Петрович во дворец доставил. Откуда этот рецепт взялся? Кто производитель? Можно ли народу сказочному давать?

Мнения по этому вопросу крайне разделились: Травники, знахарки, ведьмаки высказались «За», так как распознали состав молекулярный, используя знания свои, веками накопленные, понимали, что противоядие имеет все шансы народ сказочный и не очень от смерти защитить.

Астрологи, медиумы, нумерологи, компетентность, которых во всех мирах под большим вопросом ходит, стали ярыми противниками в применении этого раствора для народа. Высказывали мнение, что лет пять – десять понаблюдать нужно, малому количеству добровольцев дать, их отдельно от всех разместить и образцы выделений жидких, что естественным образом из тела выходят, брать дважды: утром и вечером.

Сама Ольга Пу на распутье была. С одной стороны, головы ей не сносить, если Царю-Батюшке решения не дать. С другой стороны, народ сказочный болел всё больше и больше, умирал теперь и стар, и млад. Времени на размышления совсем не осталось. Решила она довериться старинному рецепту и во дворец мнение своё отнесла.

Царь-Батюшка все «За» и «Против» взвесив, Указ выпустил:

«Именем своим, повелеваю:

– Народ сказочный опоить!

– Силу не прикладывать!

– Убеждением, приказываю, вовлекать!

– Дочь свою младшенькую первой отдаю, доказательство народу показываю, что безвредно это!»

Народ сказочный, что на площади Указ слушать собрался, тут же спорить начал: «Вредно? Или Полезно?». Ох, умников столько нашлось! Каждый, словно высшую школу сказочного здоровья закончил, и лет пятьсот практиковал.

Но, Указ, есть Указ, силы прикладывать не велено, а уговаривать и убеждать примером своим надобно.

Начали с дочки царской, младшенькой. Самой любимой, красоты не писанной: Кожей бела, бровями черна, щеками румяна. На площадь вывели, первой опоили. За ней Яга, прилюдно приняла, а за ними все желающие, которых добровольно в очередь служивые подгоняли.

Спорили, не спорили, да только, кто нечистью болотной был захвачен, а кто противоядие Ведьмой изготовленным по старинному рецепту, на основе слезы драконьей, принял.

Царь каждый день у министров допрашивал: «Кто в царстве заболел? Кто выздоровел? Кто умер?». Статистика скакала, как биржа в лихорадке.

А Данила-Богатырь, в темнице спрятанный, сидел, печалился. Пытался оправдание придумать, поступок Царя понять и решение его принять.




ГЛАВА VII


Сидит Данила Петрович в темнице, печалится, не печалится, горюет, не горюет, думу свою думает: «Почему в жизни всё так несправедливо происходит? Почему народ такой глупый? Ведь, оно как бывает? Обидишь кого, обманешь, надуешь, то непременно всё к тебе бумерангом возвращается. За любой поступок платить приходится. За любой!

Плата эта не всегда видимая, не всегда сразу долги предъявляются. Вот, например, обидел кого, просто слово плохое сказал. Сам пошёл, может, даже не понял что натворил, а другому человеку от этого на душе томно становится. Он слова твои в голове перекручивает, обиду на тебя копит. А та растёт, развивается, тесно ей уже становится, наружу выходит, на других людей переходит. Так одно слово необдуманное в круговорот превращается, рано или поздно к тебе возвращается. А ты опять, не понимающий, себя жалея, на других зло срываешь. Зло это в другой круг поворачивается, более опасный, силы темной в нём ещё больше становится. Идёшь, плохо тебе от тьмы душевной, не думая, не пытаясь разорвать этот процесс, ты заново по кругу всё зло пускаешь. Оно уже огромное, сильное, душащее, с тобой расставаться не хочет. Ему же, злу этому, тоже жить хочется. Кушает оно мысли твои тёмные, слова твои грубые, нечистоты тобою выпускаемые. Ест и развивается.

Душа чистая от рождения тьмой покрывается. В угол груди забивается и в камень превращается. Чуть душу эту тронешь, плакать начинает. Просит очиститься. Место в груди отмыть, свободу чистому духу дать.

Никто не видел ни душу эту, ни зло. Руками не трогал, вкуса не нюхал. Только во все времена, во всех народах про эти не писаные истины говорят. Не зря же говорят.

В память Даниле пришла история одна, когда он мальчишкой был. Лет, наверное, девять ему было.

В магазин тогда впервые резинку жевательную привезли «Бубль Гум», называется. Так ему хотелось вкус клубничный попробовать, шарики резиновые ртом надувать, а денег на жвачку не хватало.

В магазине продавцом работала мать одноклассницы Галки. Данила с Галей дружили, в одном подъезде жили, за одной партой сидели. Мама Галкина была женщиной приветливой, на лице её всегда улыбка появлялась, когда она Данилу в магазине встречала. Иногда гостинца, какого даст.

Однажды не удержался Данила, жвачку с прилавка взял, в карман положил, пока продавщица колбасу взвешивала. На кассу молоко, хлеб предъявил.

–У тебя всё?

– Всё! Я больше ничего не брал, – вытаращив глаза, постарался убедительно ответить Данила, а у самого в кармане целая упаковка Бубль Гума лежит.

Вышел он из магазина. По сторонам смотрит, кажется ему, что все люди мимо проходящие, на него смотрят, в карман его заглядывают. Будто на лбу у него написано «Вор».

Прибежал домой. Упаковку сладких резинок в книги на полке спрятал. Вроде никто не заметил, вроде всё обошлось. «Завтра, когда дома никого не будет, попробую» – подумал он. Аромат клубничный на всю комнату разошёлся. Очень хотелось его испробовать. Да, только домашние спросят откуда. Денег же на это не выделялось. Решил, что завтра в школе и распечатает.

На следующий день в школу принёс. Открыл жвачку. Вокруг друзья собрались. «Дай попробовать! Угости, Данила! Ну, пожалуйста!» – упрашивали ребята. Данила совсем не жадный был. Все до единой жвачки раздал. Только одна Галина скромно сидела за партой и явно о чем-то грустила. Решил он поинтересоваться у неё:

– Галка! Ты чего такая грустная? Будешь Бубль Гум?

– Нет, спасибо.

– На, Держи! У меня вот, последняя жвачка осталась, – настаивал Данила.

– Нет, мне не нужно! – ответила Галка, вспылив.

Сама соскочила в коридор, плакать убежала.

– Галь! Что произошло-то? – настаивал догнавший её Данила.

Девочка сквозь слезы, почти рыдая, закрывшись ладонями, рассказала однокласснику, что вчера мама с работы очень расстроенная пришла. Обнаружилось, что не хватает вот именно такой упаковки жевательной резинки. Директор отругала маму, сказала, что недостачу она должна покрыть и работу ей нужно другую искать. А, дома у Гальки ещё двое младших ребятишек. Папы у них не было. Лётчиком он был, погиб на испытаниях. Ещё у них бабушка старенькая жила. Постоянно болела. Скорая помощь почти каждую неделю к ним приезжала. На что они дальше жить будут, если маму уволят? А если ещё никуда больше не возьмут? Вдруг, директриса эта в другие магазины позвонит, скажет, что эта женщина не честная и чтобы ни кто маму на работу не взял. Галка рассказывала, а сама плакала так горько, что Данила слова в успокоение сказать не мог.

Он молча стоял рядом с подругой. Поглаживал её по плечу, успокаивая, а у самого душа заболела. Дышать от боли этой тяжело стало. В висках застучало. Сердце забилось, выскочить из груди хотело. Именно тогда он впервые узнал, как душа болит. Так стыдно ему стало! Так не по себе! Сквозь пол бы провалился, если бы мог.

Домой Данила вернулся чернее тучи чёрный. Подумал, подумал, всю силу воли в кулак собрал. Снял с полки глиняную хрюшку-копилку. Туда он мелочь складывал уже года три. Хотел на велосипед накопить. На новый, «Спутник» называется.

Такой велосипед только одного старшеклассника со двора был. Тот сам ездил, а другим прокатиться не давал. С ним из-за этого во дворе никто не играл.

Мелочь, что там накопилась, Данила в карман высыпал. Хлопнул дверью, уверенным широким шагом в магазин явился. Высыпал на кассу деньги, где Галкина мама отчёт дописывала, чтобы рабочее место другому продавцу освободить, и говорит: « Вот. Простите, это я вчера у вас жвачку украл. Простите!»

Сказал, а сам пулей с магазина вылетел, бегом забрался на чердак дома и проплакал там весь день. Пока поздним вечером его там соседи не обнаружили.

Тогда переполох по всему дому случился. Соседи, всегда дружные, всегда друг другу помогающие, про последние события узнали. Данилкин поступок обсудили. Поняли, что мальчишка, пусть ошибся сначала, но ошибку свою тут же признал и исправил. Значит, заключили они на соседском совете, будет толк из пацана.

Тогда Данила проплакался, покаялся и слово себе дал никогда никого не обманывать. Никогда чужой вещи без спросу не брать. Душу свою злом и болью не наполнять.

Сидит Данила Петрович в темнице, не печалится, не горюет, а думу свою думает: «Почему в жизни всё так несправедливо происходит? Почему народ такой глупый? Ведь, оно как бывает? Обидишь кого, обманешь, надуешь, то непременно всё к тебе бумерангом возвращается. За любой поступок платить приходится. За любой!

В голове Данила всю жизнь свою по зёрнышку перебрал. Вспомнил всё. Поступки нехорошие, а хороших дел, оказалось тоже не мало. Так на воображаемые весы складывал: здесь плохо поступил, словом обидел, а вот этот поступок на противоположную чашу весов можно положить, так как старушке помог пакет из магазина до дома донести, через дорогу перевёл, машину притормозил, когда кошка дорогу перебегала. Весы, воображаемые чаши свои то в сторону зла наклоняли, то, наоборот, добром перетягивали. «Да, уж! Богата жизнь моя событиями» – подумал Данила. «Надо бы больше хороших, правильных поступков совершать, а самое главное, мысли! От них всё начинается. С утра настроишься, порадуешься, что сегодня впереди самый счастливый день пришёл. Так, он в действительности и проходит. Мелкие неудачи, крупные потери – всё это мишура, мелочи жизни. Главное, твой настрой. «Ох» или «Ах» – заключил он и решил никогда больше в чашу зла не складывать, а только добро творить.

Мыслями своими занятый, не заметил Богатырь, сколько времени прошло. Может день, может два, а может и того больше. Темень непроглядная, звука никакого. Окружил Данилу мир его внутренний, богатырский. Он и ему светил, и с ним разговаривал.

Только дошёл Данила к мысли о поступке Царя-Батюшки, что обманом в темницу закинул. Только начал размышлять, на какую чашу весов положить свои мысли об этом событии, как пол под ним провалился, и полетел Богатырь вниз. В ушах свист немыслимый, в лицо ветер ураганный.

Как быстро полетел, так быстро на попу и присел. «Ух!» – непроизвольно вышло из груди Богатыря.

– Ну! Как ты?! – прозвучал знакомый трубный голос Ведьмы за спиной Богатыря.

Данила вздрогнул от неожиданности, глаза кулаками протирая, пытается рассмотреть, где он, что с ним. А глаза с темноты ничего не видят, слезы их промывают, открыться не могут.

– Данилушка! Ты как? Спрашиваю, – ещё раз обратилась к нему Ведьма, при этом похлопала его по плечу. – Посылку доставил? Что тебе Царь-Батюшка сказал? Яга там была?

– Доставил, если так можно сказать. Царь-Батюшка меня в темницу запереть велел, а Яга слова не вымолвила. Что – то не пойму я ничего. Зачем вы меня туда послали? Почему ты мне дала зелья перелётного только в один конец? Могла же две порции налить. Я бы мигом туда, и обратно воротился. В конце концов, вон, Тату также мог выпить того зелья перелётного и ещё с собой взять, чтобы обратно быстро вернуться. А так, мне пришлось в темнице сырой сидеть. Время своё драгоценное терять, – парировал Данила Ведьме с некой укоризной в голосе.

– Время, говоришь, драгоценное твоё станет таким, если ты ума разума наконец-то наберёшься. А пока, Данила Петрович, время твоё только, только ценность набирает. Голова твоя, где ум живёт и сердце твоё, где душа живёт, впервые в жизни твоей напрямую разговаривать начали. Впервые ты истину отчистил. Понимать начал, что такое хорошо, а что такое плохо. «Глаза без души слепы, уши без сердца глухи», – пословицу такую знаешь?

– Да, с этим не поспоришь. Время, проведённое в темнице, как ни странно, мне на пользу пошло. Вроде как, глаза открылись. Вся моя жизнь прожитая, передо мной прошла. Все поступки, мысли, что были в голове моей такими прозрачными, ясными стали. Стыдно за то время, которое потратил на глупость не нужную. На создание вещей, что злу служат. Стыдно! Очень. Но, есть вещи в моей истории, которые зло обесценивают. Счёт «Фифти-фифти», – поговорку такую знаешь? – С улыбкой вставил Данила, сообразив, что Ведьма поговорки всякие собирает и хранит их бережно в памяти своей.

– Нет. Что это?

– «Фифти-фифти» – это значит поровну! – довольный собой, что хоть в чем-то смог Ведьму преуспеть, торжественно заявил Богатырь.

–А! Понятно.

– Знаешь, Ведьма, я тут подумал, что каждому человеку надо такое время дать. Чтобы никто и ничто не отвлекало. Чтобы только внутренний мир свой можно было увидеть и подумать: «Куда шёл? Куда пришёл? Куда дальше двигаться? Что с собой дальше взять? От чего отказаться? Что пользу мне даёт? А что только камнем тянется».

– Вот! А говоришь, что не поймёшь ничего. Зачем послали, говоришь. Затем и послали. У Богатыря силушка прибывает и не исчезает никуда, только в чистом духе, понимаешь? Путь у тебя только начинается. Впереди много испытаний, где силу надо будет применить, а сила без Духа не бывает. Понял?

– Понял.

Пока Данила с Ведьмой беседу вели, Тату прыгал подле, пытаясь, нос или ухо Богатырю лизнуть. Перед лицом свою морду поставит и дышит прямо в нос Даниле, преданными глазами в глаза заглядывая. Хвост, как пропеллер вертолёта круги описывал, воздух вокруг разгоняя. А Гоша в это время жевать перестал, рык горловой силой немыслимой издал, как победный горн прозвучал.

Тату и Гоша так радость свою высказывали, что Богатырь теперь настоящим богатырским стал. Душа у него теперь тоже богатырская. А это не то, что радость. Это победа великая, только богатырям посильная.




ГЛАВА VIII


«Ведьма, а где Елена жена моя Премудрая?» – вспомнил тут Богатырь. Осмотрелся по сторонам, но её не увидел.

Ведьма при этом на кухне своей с чашками и блюдцами разбиралась. Те все перепутались, сложились сами как попало. А Ведьма этого крайне не любила. Ей нравилось, когда тарелочка к тарелочке, цветочек к цветочку. Перебирала звонко посуду и под нос себе ругалась, обращаясь к ним: «Ну, сколько вам говорить? Как ещё объяснять? Как вы складываться должны? Почему ты сюда залезла? – Обращалась она к милой тарелочке. – Твоё место не здесь. Ты должна с блюдцами с розовым кантиком лежать. А ты в тарелки суповые залезла. Они тебе не ровня. Поняла?! А ты чего прячешься? Ты давно уже выросла. Чашка ты теперь не кофейная, а чайная, новомодная с толстостенными боками, а не фарфоровая для торжеств особенных». Ведьма ворчала, а тарелки, блюдца, чашечки всё из рук её старались выпрыгнуть, убежать и спрятаться там, где им казалось удобнее всего. У них, понимаете ли, свои предпочтения с кем на полке лежать, рисунок, размер или форма чей-то больше привлекал, а другой совсем не нравился. Сколько учила их Ведьма порядку, объясняла, показывала, укладывала, да, только отвернётся она, вмиг звон стеклянный раздаётся. Те на цыпочках, местами меняются, помогая друг другу, стараясь при этом незамеченными остаться.

Пока Ведьма ворчала, Данила всю избушку обошёл, Елену разыскивая. Избушка снаружи была крохотная, а внутри она огромная, любому дворцу королевскому примером служить могла бы. Да только, Ведьма красоту убранства и масштабы жилища своего тщательно прятала, чтобы лишних налогов не платить. Царские сборщики, когда раз в год казну пополняли, мимо домика кривого отвернувшись, шагали. Думали: «Чего тут взять? Развалюха стоит, еле на ногах держится». Им и ив голову не могло прийти вовнутрь заглянуть. Да только, и на этот случай у Ведьмы всё продумано было. Пальцами щёлкнет, убранство королевское в рухлядь превращается, паутина и тараканы, как декорации театральные спускаются, стены вовнутрь сдвигаются. Кажется комната одна, маленькая, грязная, убогая.

Данила шагал из комнаты в комнату. «Алёнушка!» – кликал. А в ответ только тишину слышал. Полдня ходил, заблудился даже.

Когда из лабиринта комнат выбрался, на кухне Ведьму увидел, радости у Богатыря предела не было.

– Ведьма! Ну, наконец-то! Еле нашёл.

– А чего искал? – по-прежнему занятая посудой, только теперь с кастрюлями и сковородами, разбираясь, наспех ответила Ведьма.

– Я Елену не вижу. Где она? Куда подевалась? Дом весь обошёл, только её не нашёл.

– Елену? А! Она скоро будет.

– А куда она ушла?

– Уйти, не ушла. Улетела она.

– Как улетела? На чём? Куда?

– Улетела. Скоро будет. Чего пристал? – Ведьма явно не хотела разговаривать сейчас с Данилой Петровичем. Её первоочередная задача была воспитание своей посуды.

– Остановись, ты! – приказал Данила и одёрнул её за руку. – Спрашиваю тебя. Куда Елена моя жена Премудрая делась?

– О, мать мая, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – запричитала Ведьма. – Сказала же, скоро будет!

– Как она улетела? На чём? Куда? Давно? – не отставал от Ведьмы Богатырь.

– А который час? О! Уже поздновато, – Ведьма наконец-то оторвалась от своей посуды, подошла к окну, посмотрела на солнце, которое точно ей время указало. – Давно бы уже должна дома быть.

– Так, куда она делась? Чего ты мне не договариваешь?

Даниле становилось не по себе. Беспокойно как-то. Его глаза тревогой налились, а руки сами в плечи Ведьме вцепились.

– Говори! – приказал он, тряхнув пару раз за плечи Ведьму.

Ведьма глаза округлила, голову в плечи, пряча, ноги сами подкашиваться начали, повисла в руках богатырских.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! Отпусти! Больно же! – запищала Ведьма.

Данила руки расслабил. Забылся он, что кистями своими камень в песок превратить может.

– Прости.

– Елена твоя Премудрая, не стала тебя дожидаться. В птичку невеличку обратилась, да к дубу вековому полетела. Обещала до обеда управиться. Куда делась, не пойму.

– Зачем ей к дубу надо? Что за дуб?

– Дуб волшебный есть один. Веков пять ему точно есть, в книге памяти сказочной прописано, а там, кто знает? Может быть и больше. На нём жёлуди волшебные растут. Елена придумала, что в противоядие от нечисти нужно бы порошок желудёвый добавить. Чтобы укрепить средство. А то, статистика пока не лучшая. Говорят, нечисть перерождается, в другую превращается. То противоядие, что ты во дворец доставил, работало сначала, а потом стало слабеть. Нечисть при этом размножается. Новые жертвы появляются. Вот, Елена и решила, что времени терять не будет, сама туда, сюда быстро слетает. Да, видно, что-то пошло не так. Кабы не случилось чего! О, мать мая, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! О, тётка моя …., – Ведьма вновь впала в чтение имён своих предков, предков своих предков, соседей, предков соседей и их собак.

Данила понял, что из транса поминального ничто не выведет Ведьму, пока та, сама не закончит. Пока все имена помянуты не будут. Вышел на крыльцо, присел на ступеньки, вглядываясь вдаль небесную, стал птичку невеличку дожидаться.

«Небо сегодня особенно красиво» – прилетела мысль в голову Богатыря. «Как интересно мир на земле устроен. Вот, я, сижу в царстве сказочном, что параллелен миру тому, где, получается, обычные люди живут. Живём мы, народ сказочный и человек обыкновенный, в одном пространстве, а миры разные. Как так? А, что если, есть ещё иные миры? Ну, не только два, мне известных, а ещё? Значит, там тоже кто-то живёт, может там тоже люди, но не обыкновенные, а какие-то другие. Например, все там только добрые. Или, наоборот, все там только злые.

С добрыми людьми картинка в воображении как-то складывается. Небо там теплее, розовее. В воздухе ароматы пряничные. Люди все красивые ходят, наряженные. Друг другу только приятности делают. Бабушек и дедушек по улицам на руках носят. Детей своих ни за что не ругают. Только пряниками угощают. Дети взамен все, как на подбор умненькие, не шалят. Музыкой, танцами занимаются, языки иностранные изучают. Мужья и жены в ладу живут. Слова грубого, взгляда грозного, даже мысли плохой не допускают. Счастливее этих людей нет никого более. Круговорот добра эдакий», – продолжал развивать мысль, прилетевшую о красоте неба сегодняшнего Данила Петрович.

«Нет! Ерунда получается. Что же, это за жизнь такая? Тошно становится, когда всё так сказочно благополучно. Тогда жить не интересно становится. Что это за желейный кисель? Масло масляное. Человеку не за что бороться. Развиваться не интересно, получается. Соревновательный процесс совсем отсутствует. Вот, спортсмены, например. Без духа соревнований будут по дорожке бежать и место друг другу уступать. Ха-ха-ха. Смешно получается!» – Данила невольно рассмеялся, сидя на ступеньках. Поёрзал, усаживаясь удобнее, руками подбородок упёр.

Глубоко выдохнул и дальше улетел мыслями в рассуждения: «Так! Значит, мир сказочного блага, не есть хорошо. Не развивает он человека, а деградирует, что ли?

А если, представить, что люди в мире ином, параллельном все злые? Каждый друг от друга пакости ожидает, поэтому первый нападает. По улице идут, в грязные лужи друг друга толкают. Кто сильнее толкнёт, тот счастливее становится.

Стоп! При чём тут счастливее? Разве может пакость какая-то счастье приносить? Ведь, счастье, это понятие того мира, где все хорошие. Я их только что рассмотрел. Они, хоть и живут в мире и согласии, только не могут быть счастливее от этого» – Данила ещё больше заёрзал, глубже выдохнул. Прищурил глаза, вглядываясь в небо. Вдруг там птичка невеличка летит?

Небо розовело, плавно наливаясь фиолетом. Завели свои песни сверчки. Гомон птичий оповещал смену времени суток. Вечерело. Птички невелички не видно.

«Философские размышления не такие уж и простые, как может показаться на первый взгляд», – подвёл итог своим размышлениям Богатырь. Зато эти размышления помогали ему время скоротать, пока Елену Прекрасную сидел, дожидался.

– Ну что? Не появилась? – прервав мысли Данилы, рядом на ступеньки, подбирая полу своей необъятной юбки, присаживалась Ведьма. – Подвинься! Дай, присяду! Сегодня устала я что-то с тарелками воевать. Раньше они более послушными были. Так не шалили. Хоть на неделю порядка хватало. А сегодня, как с ума сошли! Я только их по местам, только по форме и размеру выставлю. Голову поверну, а они опять своё творят. Пока не погрозила, что на одноразовую посуду перейду, раз они меня не слушаются, так и не угомонялись.

– Нет, не прилетела ещё, – ответил Данила, выдыхая грустью.

– Ты не печалься. Рано пока душу рвать. Посидим, подождём, дождёмся.

– Ведьма, а ты счастливая?

– Чего?! Чего удумал? Зачем тебе это?

– Ни чего. Вот, я сидел и думал, что много разных миров может быть. Сказочные параллели и не очень, добрые и злые. Понимаешь, вариантов различных бесконечно. В самых крайних точках – добрый мир и злой. Представь себе, что в добром живут только добрые люди. Они сначала всем в округе помогут, а только потом о себе подумают. Представила?

– Ну. Представила.

– А теперь представь себе мир, где люди только зло творят. Спать не могут, пока кому-то не пакостят. Представила?

– Представила.

– Как ты думаешь, в первом варианте люди счастливы?

– Думаю, нет.

– Почему?

– Какое же это счастье, про себя забыть?

– Хорошо, понимаю. Я тоже согласен.

– А во втором случае, где зло друг другу делают?

– Там люди тоже несчастливы.

– Почему?

– Какое же это счастье, другому напакостить, зная, что в ответ тебе напакостят. Я бы носу из дому не казала. От этого бы ещё несчастливее была. Сама пакостей не смогла бы делать. Горе-то какое! Ха-ха-ха, – засмеялась Ведьма, подтолкнув богатыря плечом.

– Вот! Понимаешь, тупик у меня в голове случился. Не пойму что такое счастье? Есть ли оно вообще? Вроде, как, сам знаю, что счастлив бывал. Чувство это не с чем несравнимое. Мне однажды велосипед подарили. «Спутник» называется. Я о нём долго мечтал. Даже хрюшку – копилку завёл. Там история одна случилась… Эх, долго рассказывать. В общем, мне соседи всем домом деньгами сложились, и велосипед мечты моей купили. Я от счастья тогда даже заснуть не мог.

– Круто! Понимаю. Это когда сильно, сильно чего- то хочешь, а потом оно, раз! И случается.

– Да. То есть, счастье, оно есть, получается. А вот, если на тех людей посмотреть, то там счастья вообще не может случиться. Я запутался.

– «Всяк человек своего счастья кузнец», – знаешь такую поговорку?

– Нет. Я знаю только одну поговорку по счастье: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

– Хорошая поговорка. А вот эту знаешь? «Горя бояться – и счастья не видать». А вот ещё! «Карась сорвётся – щука навернётся».

Данила Петрович с Ведьмой ещё долго сидели о счастье размышляли. Так к единому мнению не пришли. Ни у того, ни у другого рецепта счастья не нашлось. В одном только друг с другом согласились, что «Счастье есть, и оно не может не есть», – поговорка есть такая.

Вспомнили о еде, а она тут как тут: Стол кривоногий кряхтя на поляну к дому установился. Скатерть бело тканая стремглав накрылась. Тарелки, звеня, наперегонки по ступенькам прыгают, кто быстрее на стол попадёт, соревнуются. Ложки, вилки и ножи, словно на турнире, друг с другом бьются, аж искры летят. Только убранство стола собралось, из печи противень с пирогом румяным, как знамя на параде пронесли, по центру поставили.

– Да где же она? Кушать хочется, – теперь возмутилась Ведьма. – Вот, где её носят?! Говорила же, не лети одна. Опасно это.

– Опасно?! Почему ты раньше молчала, что Елене моей опасность угрожает? Почему ты её отпустила?! – Данила Петрович от волнения начал кричать на Ведьму.

– Тьфу ты, ю – ты, баламуты! Чего разорался?! Что, я могла с ней сделать? Упёртая она у тебя! Как все Елены. Им что в голову втемяшится, того вовек не выбьешь. Всем, кто имя Елена носит, на месте не сидится. Движение им постоянное нужно. Ждать совсем не умеют. От этого в приключения всякие попадают, а потом выпутываются. Вот, говорила я Елене Премудрой, чтобы тебя дождалась. А она в ответ только усмехалась, типа я не далёкая по уму, чтобы советы ей давать. Мол, сама всё знаю! Сама всё могу! Сказала только, что если к утру не вернётся, то на помощь к ней срочно идти надо.

– Какого утра ждать?! Я ждать не могу!

– О! Мать моя, Яга Великолепная! О, отец мой, Кощей Беспамятный! Горе мне! Горе! – взмолилась к небу женщина. – За что? За что на мою светлую голову этих прислали?

– Эй! Ведьма! Хватит причитать! Не поможет. Куда идти? Рассказывай, давай, всё, что знаешь. Что за дуб? Где растёт? Как выглядит, и так далее, по порядку.

– Ой, боюсь, по порядку, до утра-то времени не хватит, милый.

– А ты, постарайся! – приказал Данила Петрович Ведьме. А взглядом показал, что пока он пирог румяный есть, будет, она пусть все свои знания про дуб этот сказочный открывает.

Ведьма послушно стала рассказывать, всё что знала, пропуская, то, что времени много занимает. Рассказ получился краткий, как содержание или оглавление в книге. Прочтёшь его, вроде как, узнал, о чём эта книга. А уж, какие там истории открываются, переживания, радости и печали встречаются на пути героев, об этом узнаешь, только когда книгу от корки до корки прочитаешь. Содержание только суть показывает, а не путь.

«Иди по дороге, что звездой освещается… Утром в «Ущелье сна» зайдёшь. Там по «Реке Памяти» к «Болоту гнилому» прибудешь. Через болото пройдёшь, «Дуб Знаний» найдёшь… К нему Елена твоя Премудрая полетела. Там её и ищи», – как могла, кратко Ведьма дорогу описала. Хотела она Богатырю про опасности, что впереди его подстерегают рассказать. Да, только, не дал ей Богатырь времени на этот рассказ.

Даниле и этих знаний показалось многовато. Подумалось ему, шпаргалку себе чиркнуть, чтобы чего не перепутать куда идти, что пройти, но времени пожалел. Так, наспех, поел, мешок с нужными вещами за плечи повесил и быстрым шагом от избушки на курьих ножках в темноте ночи растворился.




ГЛАВА IX


Идёт Данила Петрович строго на свет звезды, что на небе самая яркая. Она раньше всех звёзд на небосклоне появляется и исчезает только, когда солнце над горизонтом бок свой красный являет.

Рядом с ним, или чуть спереди бежит Тату, по всему вино было, что пёс верный радостью объят. Головой по сторонам крутит, высматривает, нет ли опасности какой сверху, снизу, по бокам. Носом внюхивается, то, что глазом не видно, запахом слышно.

Разговоров вести не стали. Быстрым шагом, почти бегом спешили до утра к ущелью сна добраться.

Ровная дорога, звездой освещаемая, уходила далеко за горизонт. Вокруг ни звука. Только тёмное ночное небо над головой, усыпанное звёздами. Млечный путь медленно крутил свой собственный вечный танец. Казалось, что ничего на сете нет красивее и спокойнее, чем эта живописная картина.

Долго ли, коротко ли дорога виляла, перед взором Богатыря лес дремучий стеной плотной вырос. «О! А, про лес Ведьма мне ничего не говорила», – подумал Данила. Не раздумывая, шагнул вглубь чащи темной.

Как только, ступил Богатырь ногой за границу леса, тот зашевелился. Деревья ветви свои распрямили, вытянули, как руками к Богатырю тянутся. Пни глаза огненно-красные открыли, корнями шевелят, к ногам Данилы приближаются. Корни свои из-под земли вытаскивают, ноги цепляют. Ветви руки захватывают, ноги в корнях путаются. Даже травы, что редко на земле произрастали, листья свои в ножи превратили. Режут острыми краями обувь богатырскую, в лохмотья сапоги и штаны превращают.

Тату лаем звонким завёлся. По сторонам бегает, врагов невиданных распугивает.

Те, что ниже его роста, отступали. Лапки свои корявые от Богатыря убирали. А, те, что выше, наоборот, на человеко-пса наваливались. Старались в плен захватить, упругими плетьми горло удушить. Лай Тату в это время на писк переходил: «Данила! Спаси!» – кричал он.

Данила сначала не понимал, как с этими чудовищами справляться. Только думать некогда было, пугаться тем более. Он ветви руками ловил, переламывал. Ногами корни ползающие, как змей давил. Деревья в обхват брал, чуть поднатужится, с корнями их на землю укладывал. Тату из пут ветвистых вытаскивал. Так, шаг за шагом, в лесу дремучем просека появлялась, словно бригада лесорубов упорно трудилась: Дорога ровная сквозь лес прокладывалась. На пути ни пенёчка, ни травинушки. Деревья ровными штабелями вдоль дороги уложены, ветви с них ровно скошены.

Лес нападал, нападал, только вот, отстал. Ещё пару, тройку лесных чудовищ в нокаут Богатырь отправил, огляделся. Врагов невиданных и близко не осталось.

Постучал Богатырь рука об руку, мох столетний с ладоней счищая, окинул взором результат работы своей, улыбнулся. «То-то, оно! Ишь, ты! Пугать надумали! Тут, вам не тут! А, там вам покажут!» – довольный собой и своим верным другом выкрикнул Богатырь и для закрепления кулаком лесу погрозил.

Лес дремучий, словно от спячки тёмной проснулся. Живым духом задышал: На глазах ветки листвой зелёной распустились. На пнях почки новые проявились. А травы бутоны выпустили. Заблагоухала пышной зеленью некогда ранее безжизненная гуща. Лес, оживший в благодарность Даниле-Богатырю, в ноги кланяется. «Спасибо», – говорит. Без слов понятно, как тяжела ноша безжизненная. Как душит тьма всё, что на пути её появляется. И как хорошо становится, когда жизнь появляется, когда из бутона цветок распускается. Из цветка плод созревает, а из плода новая жизнь по кругу вертается.

– Хорошая работа у нас получилась! Верно, Тату?!

– Гав!

– Что, гав? Эх, ты, человеко-пёс, пёсо-человек! – Данила крепко обнял друга своего и подставил своё лицо для облизывания мягкому, влажному языку. Тату вмиг вылезал щеки, уши, глаза богатырские.

– Е – ха! Гав! Е-ха-а!

Тату радостно скакал по залитой цветами поляне. Прыгал ввысь, падал на спину, крутился. Данила с любовью наблюдал за происходящим, словно забыл на время куда шёл.

– Тату! Нам пора! Итак, много времени драгоценного потеряли, – призвал Богатырь к порядку.

Тату послушно подошёл к Даниле, всем видом показывая своё беспрекословное послушание и воспитание.

На небе тем временем солнце прогоняло звезду путеводную. Лучи, играючи, воздух согревали, росу осушали. Птицы трели свои запевали. Пчёлки, букашки пробуждались, на работу настраивались. А друзья наши шаг ускорили, чтобы как можно быстрее в назначенное место прибыть.

Пение птичье в Даниле тревогу пробудило. «Где же она? – думал Богатырь. – Главное, пусть жива будет!»

– Вот оно! – сказал Данила Петрович, останавливая шаг.

– Это и оно есть, Ущелье сна?! Страшновато тут! – сказал Тату и встал, как пень вкопанный.

Перед ними стеной встали горы, упираясь своими верхушками прямо в небо. Каменные глыбы с крутыми склонами и острыми выступами стояли как стражи. Серые стены покрывали тонкие струйки талой воды, шедшей откуда-то далеко сверху, а где-то выходили из мелких трещин, оставляя за собой мокрый след. Холодные стены словно плакали.

Их угрюмый вид в оцепенение вводил. Их мощь и сила захватывали дух. Казалось, что это творение рук человеческих, и какой-то художник оставил на вечную память застывших свидетелей веков. Стены зашептали: «Не ходи! Не ходи, не ходи…»

– Ты слышал? – почти шёпотом, преодолевая страх, спросил Тату у Данилы.

– Да, – также тихо ответил Богатырь. – Пошли!

Данила не мешкая, не поддаваясь страху, двинулся в щель между каменных стен. Скалы ещё громче нашёптывали: «Не ходи! Не ходи, не ходи…»

Тату, как верный пёс, прошмыгнул между ног Богатыря и очутился впереди. Вынюхивая, всматриваясь, шёл он, а за ним след в след Богатырь.

Камни серостью и стоном вводили в транс. Голова у Данилы закружилась, в глазах поплыло. Мозг сжимался, отдавая пульсом в висках. Шагал Данила, не видя куда, не понимая сколько. А стены продолжали нашёптывать: «Не ходи! Не ходи, не ходи…Упади! Упади, упади…Усни! Усни, усни…»

Не помня себя, не чуя ног, не видя где небо, где земля, шагал Данила вперёд. Спина друга путь указывала, а мысль о Елене Прекрасной, силы давала.

Стены тем временем сжиматься начали. Проход, что раньше был, сузился, прямо по нему не пройти. Темень сплошная, воздуха не хватает. А в ушах маслом разливается: «Упади! Упади, упади…Усни! Усни, усни…»

«Э-ээ-эээх! – как закричит Богатырь. – Спать мне некогда! Э-ээ-эээх!» Навалился он плечами на стены каменные, поднатужился. «Э-ээ-эээх!» – крикнул ещё раз. Стены от силушки богатырской расступились, дорогу открыли, и рты свои закрыли.

А Данила, оправившись от магии скальной, головой тряхнув, полную грудь воздуха, набрав, ещё раз выкрикнул: «Э-ээ-ух!» Стены раздвинул так широко, что солнечный свет на дно попало. Лучи солнечные засверкали, слёзы каменные вытирали.

Скалы засверкали, лица каменные, что угрюмы были, улыбками засеяли. Сами раздвигаться начали, дорогу Богатырю показывая.

Идут победно Данила-Богатырь и друг его верный между скал, как на параде, что в честь спасителей устраивают. Не хватает только цветов под ноги, да дам приветливых, платочками слёз радости вытирающих.

– Что, Тату? Как тебе? Кажется, что мы с тобой с задачей справились? А?!

– Кажется, справились.

– Кто заставил эти камни страдать? Кому от этого выгода? Мне не понятно, – продолжал рассуждать Богатырь. – Вот, так-то, гораздо веселее! И народ теперь свободно может по этой дороге идти. Мало ли кому нужно будет? Мало ли кому пригодиться?

– Е-ха! Хоп! – радостно возгласил пёс и лизнул Богатыря в нос. – Хоп!

Дорога между скал петляла то направо, то налево, как в лабиринте. На земле камни выстланы, как булыжники на мостовой. Стены просохшие, разноцветными бликами под солнечными лучами сияли, в глаза зайчиков озорных пускали.

«Вот, как бы хорошо на свете жилось всем, когда нет слёз, нет холода и страха, – подумал Богатырь, шагая уверенно. – Только нет. Не получается всем тепла равномерно раздать, чтобы все счастливо одновременно были. Счастье – это понятие не уловимое. Оно, вроде есть, а вроде и нет его. Видимо так лучше для людей, чтобы печаль и радость рядом шли. Так оно в пользу для самого же человека придумано. А кем придумано? Когда придумано? Не понятно…

Где же моя птичка невеличка теперь? Что с ней? Лишь бы жива была».

Как только вспомнил Богатырь о Елене своей Прекрасной, так настроение радостное в напряжение сменилось. Не хотел он плохо думать. Мысли плохие, что в голову лезли, отбрасывал, стараясь, всё своё внимание на светлом пути вновь открывшемся остановить, так чтобы «Ах» выходило, а не «Ох».

– Тату, ты не помнишь, что там Ведьма говорила? Что у нас дальше на пути встретиться должно? – прервал долгое молчание Данила Петрович.

– А! Это! Как его там?

–Ты, что, не помнишь? Забыл что ли?

– Забудешь тут! То пни глазастые ноги путают. То травы саблезубые лапы режут. То скалы плачущие, в сон укачивают.

– Ох! Зря я себе не записал. Хотел же…

– А! Вспомнил! Мы к памятной реке должны выйти, – радостно воскликнул Тату.

– Куда?

– К памятной реке.

– Не помню я что-то названия такого. Ты уверен?

– Вроде так, Ведьма говорила. Сказала же она, чтобы ты не торопился, а добром собрался. Предупреждала, между прочим, что путь не только долгий, но и очень опасный. А ты не слушал её. Даже накричал.

– Ладно, хватит тебе! Мне самому понятно, что нужно было послушаться её. Стыдно даже. Придём обратно, прощения попрошу.

– Хотя, стой! Не так она говорила. Вроде река, только … – задумался Тату.

– А! Вспомнил я! «Река Памяти» впереди будет. Так она и сказала: «Там по «Реке Памяти» к «Болоту гнилому» прибудешь», – констатировал Богатырь.

Как только произнёс Данила Петрович название, так скалы расступились, лабиринт каменный закончился, и перед ними речка из-под земли явилась.

На вид речушка добрая была. Вода в ней чистейшая, горная. Камушки на дне все как на подбор ровные, красотой своей вниз зазывающие. Мирное течение уносило воду вдаль, за горизонт.

Тату тут же пить принялся. А Данила Петрович присел, сапоги снял, хотел ноги свои от усталости водой сполоснуть. Пока он сапоги стягивал, смотрит, а Тату корчится начал, за живот держится, слова вымолвить не может. С языка слюна капает, глаза закатываются.

Испугался Данила, подхватил на руки друга своего, держит, а тот бездыханный в небо смотрит, слюной капает. «Не проста эта водица, – подумал Богатырь, – хорошо, что я ноги свои в неё не окунул. Так бы без ног сейчас остался. Что делать-то? О, Ведьма вездесущая! О, Елена моя Премудрая! Что делать-то?!»

Побежал Данила вдоль реки, на руках Тату держит, опустить на землю его боится. Глядит чуть дальше лесок небольшой, ветвями машет, вроде как к себе зазывает. Добежал до него Богатырь, а тот приветствует, в ноги кланяется и говорит:

– Возьми, Данила, сока елового, напои друга своего верного.

– Сока елового? Хорошо, давай. Сколько дать-то? А ты кто? – запыхавшись, не соображая, закидал вопросами Богатырь невидимого, голосом человеческим разговаривающего.

– Ты, Данила, старшему брату моему помог. Лес дремучий в лес зелёный превратил. От мучений вековых избавил. Весть об этот по все лесам и пролескам вмиг разлетелась. Теперь каждый куст, каждый пень другом тебя на все века вечные считает. Бери сока елового, не бойся.

Данила осторожно взял в руки листок дубовый, лодочкой свёрнутый подлетевший к ним. Внутри листка смола еловая, как слеза медовая набрана. Поднёс листок к губам друга своего верного и аккуратно влил содержимое.

Тату глазами заморгал, язык, что безжизненно слюной капал, подобрал.

– Ну, слава Богу! Очухался! – с облегчением выдохнул Данила Петрович. – Спасибо тебе, лес, брат леса, что раньше дремучим был, а теперь зелёным стал!

– Гав! – вырвалось у Тату.

Лес зашевелился, ветвями и листочками аплодисменты радостные выдавая.

– Е – ха! – Тату уже кувыркался на поляне, выкручивая сальто. – Е – ха!

– Куда путь держите? Что вас в эти места опасные привело? – поинтересовался голос невидимого.

– Нам бы по реке к болоту добраться.

– По «Реке Памяти» к «Болоту Гнилому»?

– Да! – подтвердил Данила.

– Самим вам не управиться. Видел, что вода эта с живыми делает.

– А как же быть?

– Погоди! Я вам плотик смастерю. На нем вы по воде сухими доберётесь. Только, вот в болоте он вам не помощник. Там плот бесполезным будет. Но и вода в болоте уже не такая, как в реке. Болото, хоть и проснулось, закипело, вода там не опасная, там другое вас ждёт. Сказать не могу. Сам не видел.

– Спасибо, тебе, лес. Плот – это хорошо! А, там что-нибудь придумаем! – воодушевился Богатырь.

Лес вмиг плот крепкий смастерил, ветками еловыми дно устлал, чтобы ни одна капля воды речной на живое не попало, и на воду уже поставил. В лопухи грибочки, ягоды сушёные завернул, чтобы подкрепиться можно было, дорога-то впереди ещё дальняя.

Друзья осторожно взошли на плот, шестом от берега оттолкнулись и поплыли по мирному течению тихой речушки. Руками лесу – помощнику машут. А лес им в ответ ветви свои пушистые, как шарики парадные выставляет и размахивает.

Течение реки завораживало. Ровная гладь воды плавно несла плот вдоль ровных берегов, плотно заросших кустами молодых ив. За кустами, как стражи красовались высокие стволы крупных деревьев, с опущенными до земли ветвями. Формы и размеры этих исполинов навевали разнообразные, порой чудаковатые мысли. Казалось, что сквозь плотную шапку листвы на тебя смотрят: то красавец джигит; то мудрая сова, застывшая в веках, то зловещий леший, высматривает путников, ждёт случая, напасть на них.

– Тихо как… – нарушил молчание Данила.

– Красиво! – поддержал Тату.

– Знать бы дальше, чего опасаться. Плывём мы тут на плоту, красотой любуемся. А, вдруг, сейчас из того дерева, что на лешего похоже, монстр какой выпрыгнет к нам на плот и потопит. А мы в воде этой и секунды не проживём. Мёртвая это водица, хотя, с виду красавица.

Зря я, конечно, Ведьму не послушал. «Поспешишь – людей насмешишь», – пословица есть такая. Эх! Хорошо бы, что от реки этой мы испытание уже прошли. Так по течению, без приключений, мы быстро до «Болота Гнилого» доберёмся.

– Не думай о плохом, Данила Петрович. Не зря же говорят: «Тёмные мысли в голове – тёмный мир вокруг».

В вестнике сказочных разработок статья была о силе мысли. Там доказательно рассказывали, что энергия там рождается, куда мысль направляется. Я, конечно, понял эту теорию, только точно не перескажу.

Суть такова: Мысль – это частица, которую мы не может увидеть, потрогать и измерить, но, она имеет определённый заряд, энергию, уровень вибрации. Куда мы направляем своё внимание, по физическому закону появляется в пустоте элементарная частица или волна. Мы, думая об этом много раз, как бы наполняем энергией эту пустоту, рождая в ней элементарные частицы. Заметь, с определённым зарядом! В каждой молекуле и атоме, из которых состоят все предметы и вещества, обладающие плотностью, содержат в себе более 99 процентов пустого пространства.

Мы думаем, думаем, а сами, получается, не зависимо, хотим мы этого или нет, а создаём. Волна становится частицей. Частицы связываются между собой. Получается уже молекула, а из молекул предметы, вещества и так далее. Понял?!

– Типа того…

– Что значит «Типа того»? Если, хочешь, я постараюсь тебе подробнее описать суть процесса. Только, наши сказочные учёные ещё не пришли к единому мнению. Спорят пока. Одному, кажется, что все доводы предусмотрел. Доказывает. А его оппоненты находят ещё сотню противоречий и в клочья всю теорию разрывают. В вашем мире, наверное, тоже так происходит? Ты читаешь новости ваших разработок? – оживлённо, почти скороговоркой продолжал Тату, увлечённый наукой.

Даниле стало неловко перед человеко-собакой, что по сравнению с ним, он ничего не читал, ничем особенным не занимался в мире том ином. Думал он только как заработать, что купить, ну и, как отдохнуть хоть раз в год дней четырнадцать. Мысли, значит, у него только вокруг материального блага бегали. Ничего особенного своими размышлениями не создавал. Хотя, нет, стоп! Вот он мечтал всегда, чтобы дочка его красавица архитектором стала. Вроде и профессия не женская. Так, получается, случилось. Значит, мысль работает.

– Понял я! – утвердительно заявил Богатырь. – А ты о чём мечтаешь, Тату?

– Я всегда мечтал с тобой вновь повидаться. Много сот лет об этом мечтал. Видишь, работает! – радостно констатировал Тату. Не удержавшись, вновь лизнул Данилу в щеку.

– Трудно поспорить. Я мечтал о велосипеде. Три года мечтал. А получил его так, как не ожидал. Вот, ведь, вопрос в чём. Думаешь одно, а получаешь не совсем то, а другое.

– Правильно! Ты хоть раз за мыслью своей наблюдал?

– Как это, за мыслью своей наблюдать?

– Ну, например…, – Тату на минутку задумался. – Хм…, а! Вот! Возьмём, к примеру, твой случай с велосипедом. Ты когда мечтал о нём, что ты думал? Вспомни!

– Хорошо… Я его себе представлял, как правило, перед сном, почти засыпая. Мне казалось, что еду на новом оранжевом велосипеде по двору, а в окна ребята наблюдают, завидуют. Мне так гордо становилось. Тем более, представлял себе, что я его сам купил.

Деньги буфетные не тратил, а в копилку складывал. Сначала я их в коробочке хранил. Получалось, что обязательно денежки требовались на нужды всякие. Приходилось в копилку заглядывать, деньги оттуда брать. Думал, что завтра вложу. Вроде как, сам у себя взаймы брал. А завтра не получалось долг отдать. И копилка моя коробочная пополнялась туго.

Тогда я решил складывать деньги не в коробку, а в копилку с прорезью, чтобы не было возможности оттуда по первой надобности забирать. Так, всё равно, пришёл момент, когда я полностью свою копилку потратил. И потратил я её вовсе не на велосипед.

– Ну, а ты, Данила Петрович, постарайся сейчас детально вспомнить мысли свои, когда ты мечтал о велосипеде? Ты просто мечтал и всё? Или, всё же, были иные мысли. Например, а вдруг, мама не разрешит. Или что-то другое, которое, как бы мешало быстрее встретиться тебе и твоей мечте?

– А! Сначала я, как говорят, загорелся. Никаких «но» в голове у меня не возникало. Потом… Потом, становилось понятно, что копить мне такими темпами долго придётся. Но, я не унывал. Я просто копил. А когда, получилось, что все деньги потратил, то и вовсе мечту свою из головы выбросил.

– Как выбросил? Совсем?

– Ну, да! Понимаешь, когда долго чего-то хочешь, идёшь к своей цели, а потом по случайности или по любым причинам, не важно, не получаешь, то словно выключаешься. Нет больше этой мечты. Всё! Баста!

– Стоп! Стоп! Ты же говорил, что велосипед ты всё равно получил. Значит, используя методику квантового скачка, можно предположить, что мысль твоя, не зависимо от тебя в материальном плане, а зависимая от тебя в психо-эмоциональном смысле, всё же материализовалась. Главным элементом успеха материализации – отсутствия контроля. Я бы сказал: «Подумал, увидел, отпусти!» У тебя так и вышло. Ты думал, думал, видел, видел, отпустил и получил!

Значит, приходим к выводу: «Мысль – материальна!» Что и требовалось доказать! – Тату сам собой довольный, сделал вид такого учёного, которого оппоненты никогда не переспорят.

Данила тем временем совсем запутался в размышлениях с точки зрения квантового скачка, материи, пустот и прочих не изученных вещей. Мозг сопротивлялся не понятным ему теориям, а для себя он всё же решил, что думать в позитивном направлении, приятней. На этой ноте вспомнил о птичке своей Елене Прекрасной и намеренно стал представлять себе, что с ней всё хорошо, что просто сидит и ждёт она богатыря своего любимого. Перед глазами его была только улыбающаяся Елена с протянутыми для объятий руками.

Тату замолчал. Глаза его устремились вдаль. Нос зашевелился, забирая пробы воздуха, извлекая из него составные части. Что-то заставляло насторожиться.

Кусты, что плавно в такт покачивались, застыли. Деревья ветви свои, как головы, ещё ниже к земле склонили. Река воды свои ещё быстрее понесла, унося с собой плот. Вот поворот, за ним другой, как хоровод.

Вдруг, откуда ни возьмись, навалился на них туман непроглядный. Носа своего не видно. Запаха не слышно.

Тату от неизведанного зарычал, того гляди, залает. Данила, в шест деревянный руками впился, готовясь отбивать врага, что напасть может.

Тишина такая повисла, что только дыхание своё слышно. А туман в лёд превращается, холодом наливается. Холод этот нос кусает, руки обжигает, глаза слезой заливает.

В густоте холода звук родился. Будто, капли воды падают. Потом еле слышно, словно кто плачет. Потом, вроде, стонет.

Течение ускорялось, подхватывая всё быстрее плот. Водная гладь превратилась в бушующий поток чёрной воды. Плот, покачиваясь и кренясь, переваливался в боку на бок. Ветки еловые, что дно плота устилали, намокали и падали в воду, создавая на воде зелёный след. Данила с Тату приняли стойку с широко расставленными ногами, чтобы удержаться, в воду не упасть. Богатырь шестом в дно упирался, судно выравнивая. А, плот раскачивался всё сильнее, скрипел, показывая, что вот-вот развалиться может.

Звуки капающие усиливались, а за ними стон стал совсем явный. Ледяной туман формы стал принимать. По берегам реки бушующей стояли дымчатые фигуры. Темно серые, с бурым отливом, почти прозрачные, но всё же выделяемые на фоне плотного тумана. Фигуры формы человеческие приняли, задвигались. Руки свои к путникам тянут. Стонут и просят чего-то.

Пёс напуганный, к Даниле Петровичу спина к спине прижался. Данила шестом лихо управляется, плот выравнивает. А фигуры туманные всё ближе свои руки протягивают, того гляди, зацепят и в воду чёрную стянут.

Тату рычит, зубами щелкает, туманные руки отпугивает. А те всё тянутся, достать пытаются. Шестом Данила вправо, влево переводит, лицо его потом исходит. Плот скрипит и кренится, по кругу вертится. То Богатырь лицом по течению оказывается, то человеко-пёс вперёд глядит. А вода бурлит и пенится. Холод ледяной до костей промораживает.

Русло реки суживается, берега ближе подступают, плот зажимают. Призраки в глаза заглядывают, душу высматривают. Данила шестом плот подправляет, и как саблей, виртуозно размахивая, фигуры дымчатые отпугивает. Тату зубами клацает, руки призрачные откусывает. Щёлкнет зубами по кисти тянущейся, а та вмиг заново возрождается. Вроде лопается, да только вновь тут же появляется.

А, призраки всё ближе подбираются, плот окружают и руками на высоту поднимают. Подняли они плот с поверхности воды бушующей, понесли его невесть куда. Чувствовалось только, что плот мчится в тумане плотном, высоту набирая.

Данила-Богатырь кулаками машет. Да, только бестолково машет. Фигуры туманные не бояться кулаков и силушкой богатырской с ними не справится.

Вольно или невольно взмолился Богатырь в небо глядя: «О! Жена моя, Елена прекрасная! О! Сестра моя, Ведьма действующая! О! Мать её, Яга Великолепная! О, отец её, Кощей Беспамятный!…»

В голове, как в очередь встали имена поминальных имён пра-пра-пра-дедов и их жён. За ними следом имена соседей пра-пра-пра-дедов и их жён, собак соседей и их жён, что Ведьма уже несколько раз вслух зачитывала. Списку, казалось, конца не будет. Только у Данилы выхода иного не было. Язык, как заговорённый сам их произносил, строго в порядке очереди, которая неизвестно кем написанная.

Призраки притихли, внимательно вслушиваясь в имена произносимые. Как только, имя названное, хозяина находило, фигура темно-серая лопалась, место пустое за собой оставляя. Плот при этом всё ниже и ниже к земле опускался. Туман холодный рассеивался.

Долго ли, коротко ли, список к концу подходил. Плот спокойно плыл по ровной глади речной. По берегам умиротворённо росли кусты молодых ив. За ними, как стражи стояли вековые исполины, ветви свои низко к земле наклоняя, чествуя вышедших из тумана победителей наших.

«Да прибудет с вами мир и покой вечный! Да будут чтимы имена ваши вовек веков!» – выкрикнул напоследок Данила Петрович, заканчивая поминальное чтение.

Дары, что лес, брат леса дремучего на дорогу давал, в воду опустил. Грибы и ягоды, водой наполняясь, оживая, воду из мёртвой в воду живую превращали. Заиграли на поверхности рыбки разноцветные, запрыгали, угощение богатырское поедая, жизнь водную возвращая. Птицы пение завели. Полетели птахи, низко к воде падая, клювом водицу ожившую набирая. Всем в округе оповещая, что жизнь в реку вернулась.

– Е-ха! – торжествовал Тату. – Е-ха!

Вокруг воцарилась особенная атмосфера, наполненная тихой радостью, словно елей на душу влили.

«Солнце, играя, светилось

Радостной вестью своей:

К нам снизошла Божья милость,

В души вливая елей».

«Понимаешь, Тату, что произошло? В вестнике твоём писали об этом?» – прервал умиротворение Данила Петрович.

Тату, широко раскрыв глаза свои умные, в ответ только отрицательно головой покачал, показывая, что в вестнике сказочных разработок на эту тему не было ни одной статьи. Видимо, ни один сказочный учёный не забирался в такую даль, не исследовал местность эту. Тату очень захотелось быстрее вернуться с этой экспедиции и самому направить в популярный журнал историю этого пути. «Может, кто-нибудь из учёного мира откликнется и захочет исследовать этот процесс, – подумал Тату. – Он же есть. Я только что был свидетелем, что существуют формы жизни бестелесной».

Данила Петрович, не дождавшись ответа, продолжил: «Я вот что думаю: Те существа, что сейчас на нас нападали, вовсе не опасные. Это души ушедших в мир иной. Понимаешь, я тут теорию выдвинул, что кроме нас, одновременно с нами, в других проекциях пространства живут параллельно другие существа. Эти миры есть и их может быть бесконечное множество. Вот я, к примеру, жил себе не тужил в мире людей. Учился, работал, и так далее… Занимался, как у нас говорят, делами мирскими. Не думал, не гадал, а мир сказочный попал. Оказалось, что я в двух параллельных пространствах могу жить и дела свои творить. Понимаешь?»

Тату утвердительно тряхнул головой, всем своим видом показывая заинтересованность логических размышлений богатырских. Одновременно с ним развивая свою мысль, о том, что он будет излагать в своей статье для вестника.

Данила продолжал: «Вот! Миры существуют параллельно, то есть, не пересекаются. Мой пример доказывает обратное или доказывает, что существует исключение из правил. В этой параллельности, предполагаю, есть точки перехода, доказательством этого является мой переход и переход Елены Премудрой. Причём! Елена то ещё и во времени перемещается!

Всё! Мне абсолютно ясно, что переходы существуют, как и существует перемещение в одном мире, но во времени.

Теперь, берём за основу, что миры есть, они могут пересекаться. Я, предполагаю, что сейчас мы с тобой были в мире усопших. Наши с тобой предки. Понимаешь?»

Тату ещё выразительнее качал головой, показывая свой универсальный интеллект.

«Предполагаю, после смерти, наши души не умирают, а переходят в иную форму бестелесной жизни. Но, любая жизнь не возможна без питания. Кушать всем нужно. Верно? Форма жизни бестелесная, есть, а материи нет. Питание тоже может быть не материальное. А, что у нас не имеет силу, а не имеет тела? Знаешь?»

«Что у нас не имеет силу, а не имеет тела? Так! Так, так… А! Слово?!» – догадался человеко-пёс.

«Молодец! Слово. Верно! – Подтвердил Данила. – Именно слово имеет силу. Значит, мы сейчас с тобой доказали, что вспоминая имена ушедших от нас, заметь, поминая добрым словом, мы их подпитываем, как бы кушать даём. Они, получив своё, больше не плачут и не стонут. Без еды никому нельзя».

«А! Я понял! – воодушевился Тату. – Я понял теперь, почему Ведьма всегда поминальную молитву так долго зачитывала, и ни на что внимания не обращала, пока список свой не закончит. Значит, она знала об этом. И чтобы души не страдали, она им такое вот питание преподносила.

Знаешь, о чём я ещё подумал? Поминание – питание должно быть добрым словом. Не зря же говорят: «Не поминай лихом». То есть, не вспоминай зло. Слово же сильное. Самому слову не важно, какая это сила. Слово доброе и плохое одинаково сильное. Мы же не кушаем испорченную пищу. Так и со словом. Если мы плохо вспоминаем, ушедшие в мир другой души, то вроде им не еду посылаем, а яд. Оттуда и вода в реке мёртвой стала. Сколько слёз отравленных души ушедшие в реку эту налили?! Их либо забыли и вообще не поминали, либо плохо о них вспоминали. Верно?»

«Полностью с тобой согласен!» – подтвердил Богатырь.

Пока друзья рассуждали о слове, пока шли к очень важным для себя заключениям, вода несла их плот всё дальше и дальше. Небо над головой удивляло своей особенной голубизной. Солнечные лучи мягкими прикосновениями согревали. Деревья, кусты, травинки им кланялись, камни скальные зайчиками солнечными кидались, выражая свою признательность за спасение от тьмы и вечных страданий. Птички, пчёлки, букашки летали, воды живой набирали, детям своим раздавали.

«Данила, посмотри! Видишь, вон там?» – прервал размышления Тату, указывая на небо. Вдалеке, едва различимо, в небе кружило тёмное пятно. – Похоже, вороны. Не к добру это. Не люблю я их. Каркают, беду кликают».

Богатырь всмотрелся вдаль, прищурился, только глазу человеческому не видно так далеко, а сердце ретивое забилось учащённо. Хотя глазу не видно, душе уже слышно.

Данила поднажал на шест, упирая его в каменное дно реки, чтобы плот быстрее прибыл в место, где вороны кружат. «И, раз! И, два!… И, раз! И, два! – командовал он себе. – И, раз! И, два!… И, три! И, пять!» Ещё пару нажимов, судно приблизилось к месту заветному.

Вороны всполошились, ввысь поднялись. Кружат чёрные точки в небе и каркают. Тату прыжком на берег выбрался. Пробежался кругом, лаем разгоняя всё видимое и не видимое, что привлекло птиц не добрых. В траве густой лежит тело птички невелички бездыханное. В клюве веточка с тремя желудями крепко держится.

– Данила! Скорее! Иди сюда! – закричал Тату.

– Что там?! – встревожился Богатырь, подбегая к месту.

Данила присел на колено, нежно в руки тельце птичье взял, приложил к груди и залился плачем надрывным. Злость неудержимая вселилась в него. Сила Богатырская наливалась, глаза кровью окрашивая. «Э-ээ-эээх!» – как закричит Богатырь. Кулаки сжимая, побежал, куда глаза глядят.

Слёзы глаза застилают, ноги земли не чуют, бежит Богатырь в голос кричит: «Горы сверну! Тебя, нечисть, найду!» За ним Тату бежит, еле-еле поспевает.

Долго ли, коротко ли, долина густо травная в топь болотистую превратилась. Ноги по колено вязнуть начали. Только Даниле-Богатырю это не помеха, силы только прибывали. Сердце богатырское, возле которого птичка-невеличка возлежала, трепетало, жизнь ей продлевало. Деревья, камни, что на пути появляются, с корнем вырывает, вперёд бросает. Вправо, влево заходит, кругом обходит, болото гнилое закидывает. А Болото Гнилое шевелится, звуки томные из-под трясины выкрикивает, грязью кидается. Бульканьем и чавканьем гнилостным страх наводит, в ужас цепенеющий пытается Богатыря сковать, да на дно своё засосать.

День, ночь трудился Богатырь без устали. К утру болото в лужицу превратилось. Только не сдаётся оно, пузыриться. Вспомнил тогда Данила, что тулуп у него волшебный, подумал, что на дно болота этого нужно попасть и источник нечисти камнем прижать. Нарядился Богатырь в костюм водолазный, камень с собой прихватил и на дно Болота Гнилого опустился. Заткнул камнем устье болотистое и на поверхность воротился.

Тату тем временем у края лужи той сидел, дыханием своим тёплым птичку грел. В тельце безжизненном нет, нет, да сердце слышалось. Того гляди, очнётся птица дивная, глазки свои откроет, крылья расправит и запоёт трели волшебные. Только не просыпается птичка. Спит крепким сном.

Закончил Богатырь с болотом биться. Земля, что топью залита была, осушается. Травы, кусты прежде залитые оживают, цветом наливаются. Вороны черные, до сих пор в небе кружившиеся, каркали, каркали, да так, ни с чем, без добычи остались. В небе растворились.

Сидит Богатырь, по сторонам глядит. На щеках грязь болотная присохла. Глаза усталость показывают.

– Данила Петрович, ты прости, некогда нам рассиживаться. Елену Премудрую быстрее к Дубу Знаний нужно доставить. Оттуда она летела. Значит, там мы ответ найдём, как её к жизни вернуть. Только где его искать? Ты в округе все деревья и камни выкорчевал, болото, заваливая, – высказался Тату.

– Все, да не всё. Вон там, дуб один есть, – указывая рукой вдаль, ответил Данила. – Пошли! Там он, похоже, растёт. Я его, как самого большого в первую очередь хотел в болото закинуть. Как ни пытался, корни его выдернуть, так и не вышло. Несколько раз я к нему прикладывался. Только, он крепче силушки богатырской оказался, так и не поддался. Камни, что с гору размером, и те не устояли, легче пуха выскакивали, а этот дуб я не одолел.




ГЛАВА X


.

Во дворце царском тем временем, переполох случился. Обнаружила охрана пропажу из темницы. Сирены включили, ворота городские все закрыли. Бегают по палатам, беглеца разыскивают.

Весть до Царя довели. Рассердился он, велел министров силовых ведомств собраться. Министры тут как тут в царских палатах выстроились, головы свои вниз склонили.

– Куда он делся? – спрашивает Царь. – Кто ответит, где искать? Министр охранных дел, что скажете?

– Думаю, Ваше Высочество, Царь-Батюшка, самостоятельно он выбраться из темницы не мог. Ему кто-то помог. Стены там шести локтей, дверь дубовая толстенная. Все меры безопасности нами были применены, – отвечает министр охранных дел.

– Так, куда же он делся, раз стены толстенные, дверь крепкая, а его там нет?

– Ваше Высочество, Царь-Батюшка, не вели казнить, вели слово министерству дел разведочных дать.

– Разведка! Доложите!

– По нашим данным, Царь-Батюшка, гонец этот не с наших мест. Он, по всей видимости, с мира не сказочного. Предположительно, Кощей Бессмертный его направил.

– Кощей?! Откуда Кощей? Его следов, если мне не отказывает память, веков пять, если не больше, мы не наблюдали. Откуда у вас такие сведения?

– Гонца этого недавно заметили. На рынке в Пчих-Хане был замечен. Продавца Али, говорят, обокрал. Охрана городская от него пострадала, три недели после драки с ним очухивалась.

– Обокрал? Что он взял?

– Ничего особенного не взял. Ревизия, что потом у Али проведена была, показала, что товар его весь на месте, даже самые ценные экспонаты не тронуты. А, Али утверждает, что жабу у него украли. В списках она ранее не числилась. Охрана их местная дальше разбираться не стала. Только заметку в новостях международных выпустили в разделе «Частные происшествия», – спокойно докладывал министр дел разведочных.

– Что, охрана городская у них с одним человеком справиться не могла? Три недели после отлёживались? – удивился Царь.

– Да, Ваше Величество, не простой это парень, богатырский.

– Понятно. Откуда он взялся? Где был?

– Его в мире ином прятали. Это был супер-пупер секретный проект отца вашего, Царь-Батюшка. Он его подальше от мира сказочного спрятал, чтобы враги наши не могли до него добраться. Там он под видом обычного геолога служил, имя обычное человеческое носил – Данила Петрович. Сам ничего не помнил. Не догадывался кто он, с кем живёт. А жил он с Еленой Премудрой, к нему приставленной для особых случаев. Елена Премудрая службу свою верно несла. В срок все новости докладывала. Только пропала она. Не вышла в назначенное время на связь. Ищем.

– Значит, Данила Петрович этот наш, сказочный?

– Так точно!

– А как он вернулся? Зачем явился?

– Явился он по воле Кощея Бессмертного. Тот задумал силу свою бессмертную обновить. Рецепт зелья красоты и силы выкрал из сокровищницы нашей. Своих слуг по мирам послал, ингредиенты зелья того собирать. Сам того не ведая, Болото Гнилое разбудил, нечисть вездесущую сотворил.

– Нечисть! Это его рук дело?! – разгневался Царь. Стал он из угла в гол расхаживать, думать, как с этим всем справиться. – Значит, Данила этот, наш, сказочный. Силой обладает немереной. С Кощеем знаком, с Еленой Премудрой в близких отношениях числится. С кем он в нашем мире, кроме продавца Али ещё сталкивался?

– Его здесь веками пёсо-человек по имени Тату дожидался. Конь его верный дракон по кличке Гоша. По не проверенным данным, Ведьма, что в избушке на курьих ножках путешествует, его привечала. Белки лесные доложили, что пикник дружеский на поляне нехоженой видели. Разговор частично о противоядии к нечисти слышали, – докладывал далее министр дел разведочных.

– Пригласить срочно белок ко мне! – скомандовал Царь.

В миг один на пороге палат царских стояли три белочки. Рыжие пушистики, казалось, даже обрадовались чести такой. Запрыгали по люстрам хрустальным, по головам министров сказали. Лапками своими цепкими орешки со стола в рок складывали. Пушистые хвостики сновали туда, сюда. Чёрные глазки озорно сверкали.

Царь обомлел от наглости беличьей. Но, позволил какое-то время этим очаровательным грызунам насладиться, в комнате определиться.

– Ну, добро пожаловать! – обратился почтительно Царь. – Прошу вас, милые белочки, рассказать, что видели, что слышали.

Белки наперебой начали:

– В лесу далёком, на поляне нехоженой, где мы часто орехами и грибами промышляли, вдруг картина неожиданная: Стоит кафе с названьем «Приездом». Всё огнями сверкает, гостей зазывает. Народ там суетится, по запаху не местный. Ведьму разглядели. Её-то мы признали. А вот гость у неё был по виду не наш. Дракона кулаками сначала бил. Потом песни ночью горланил. Спать не давал. О чём-то очень страшном с Ведьмой шептался.

– О чём шептались?

– Не можем знать, – хитрили белки.

– А, если хорошо подумать? – Царь сузил глаза свои, всем видом показывая, что благожелательность свою вмиг может на немилость сменить.

Белки то ли от испуга, то ли по глупости своей, зная и зная, стали придумывать:

– Слышали мы, что Ведьма рецепт противоядия от нечисти, что миры заполонила, придумала. Мужика того уговаривала рецепт никому не выдавать. А он дракона Гошу так замучил пинками и шлепками, что тот всю ночь плакал. Слезы те в камень золотистый превращались. Камнем этим хотел он Елену Премудрую погубить. По пояс её в землю загнал. А потом, вместо того, чтобы вызволить её из плена, смеялся так, что даже птицы в лесу за животы держались, хохотом заходились.

– А, вы что? Тоже смеялись? – жёстким тоном останавливая, допрашивал дальше их Царь.

– Мы? Мы, нет! Честное слово не смеялись, – врали белки. – Мы притаились, даже не дышали. Ушки навострили всё, что происходило, в блокнот записей вносили, как и велено нам было министром дел разведочных.

Министр от доклада беличьего в струну вытянулся. Того гляди, честь отдаст и выкрикнет: «Служу царству сказочному!»

Царь-Батюшка, раньше в молодости сам служил в разведочных службах. Пока его отец царством правил. И, уж его-то точно не проведёшь. Он правду ото лжи, как говорят, за версту чуял.

– Хорошо, понятно, – продолжил допрос Царь. – А как вы думаете, дорогие, белочки, мужик тот нашенский или вражеский?

– Нашенский он! Нашенский! – заверещали белки. – Он же потом лес дремучий спас. Скалы плачущие отогрел. Весть об этом всё царство беличье уже облетела. Теперь белки наши вещи собирают. Переезжают в новые дома. Там, говорят, не жизнь, а сказка! Говорят, что орехи растут пудом веса каждый! Грибы и ягоды такие, что во рту тают, вкуса самого что ни на есть, настоящего, что ещё давным давно, наши предки вкушали.

– Понятно…, – сказал задумчиво Царь. А сам в это время подумал: «Понятно, что ничего пока не понятно. Где эта Елена Премудрая, куда запропастилась? Богатырь этот, может службу врагу царскому – Кощею служит. Где Кощей? Как его искать? Нечисть болотную пока не побороли. Народ сказочный и не очень заражается, болеет и много кто умирает. Одна зацепка – Ведьму надо срочно отыскать!» – Благодарю, вас белочки служивые, больше у меня к вам вопросов нет. Можете к себе возвращаться, службу свою сказочному миру вести, – завершил разговор Царь и срочно покинул палаты переговорные.

Белочки, довольные собой, ещё на люстрах покатались, в портьерах путаясь, в прятки поиграли. Орехов по карманам набрали и выскочили на свободу из палат царских, службу сказочную вести.

Царь посидел, посидел, подумал, подумал, и велел он сестру кощееву к себе позвать.

Яга, по имени Ольга Пу, прыгнула в ступу свою, с реактивной скоростью примчалась по зову Царя-Батюшки.

Царь начал беседу издалека:

– Как поживаете? Как ваше здоровье?

– Благодарю. Всё нормально. Противоядие, что мы приняли, работает на уровне девяноста процентов. В исследовании приняли участие более двух тысяч добровольцев, в том числе, Ваше Высочество, дочь ваша, я и все министры силовых ведомств, служивые, – чётко, по военному, вела доклад министр сказочного здоровья.

– Как идут исследования по составу и производству этого противоядия в промышленных масштабах?

– Институт сказочного здоровья наладил производство. Выпуск противоядия идёт полным ходом. Только, Ваше Высочество, мы столкнулись с проблемой одурманивания голов народа сказочного и не очень пропагандой, что противоядие наше придумано не во спасение, а на истребление. Народ волнуется, противоядие принимать не хочет.

– Разведка! Срочно ко мне! – выкрикнул Царь

Двери палаты распахнулись, а там разведка стоит, уши свои вытянули, к скважине замка приложили, подслушивают.

– Ваше Высочество! Мы здесь! – отрапортовали служивые, отходя от конфуза случившегося.

– Что вам известно про пропаганду? – продолжал деловой разговор Царь, делая вид, что ничего не заметил.

– Пропаганда придумана врагом вашим, Царь-Батюшка, Кощеем бессмертным. По его вине Болото Гнилое пробудилось, по его вине нечисть по мирам распространилась. Когда Кощей понял, что не остановить гадость невидимую, решил все миры поработить, противоядие самому заполучить и за большие деньги продавать. Так сказать, миры под своим контролем держать.

– Вот, подлец! – вырвалось из уст Яги.

– Согласен, – поддержал её Царь.

– Богатырь в мир сказочный был Кощеем направлен, чтобы тот слезу драконью, главную составляющую противоядия, добыл. Не думал Кощей, что Ведьма сказочная с Еленой Премудрой прознают план коварный и помешают ему. Тогда Кощей писак своих настропалил, чтобы те головы народа сказочного и не очень одурманили, противоядие к нечисти за опасную гадость приняли.

– Как такое возможно?! – возмущалась Яга.

– Народ у нас разный: доверчивый очень, добрый. Вот и слушают они разную информацию, из уст в уста верят или не верят, знают, не знают, а передают, – мудро заключил Царь-Батюшка.

Царь задумчиво заходил из угла в угол по палатам царским, думу царскую думает. Министр сказочного здоровья стоит лицом пунцовым, головой крутит, за движениями Царя не моргая следует. Разведка царская и за ним, и за ней наблюдает, глаза в разные стороны одновременно разводит, уши вытягивает, чтобы слово какого не пропустить.

– Велю срочно в палаты царские Ведьму доставить! – отдал приказ Царь.

– Ваше Величество! Царь-Батюшка! Не вили казнить, вели слово молвить, – зароптали служивые.

– Говорите.

– У Ведьмы той избушка на курьих ножках совсем старая. Налогосборщики уже несколько веков с неё дань не брали. Говорят, не за что с неё мзду брать, ей самой бы помощь оказать жильём новым. Думаем, что Ведьма на ней она добираться будет долго. А без избушки она ни куда не выезжает.

– Хорошо, снарядите мне ковёр-самолёт, – приказал Царь. – Как говорят: « Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе».

Только принял он решение, ковёр-самолёт тут же под попу царскую влетел. Уселся Царь в подушки мягкие, что на ковре-самолёте лично для него взбиты и полетел. Яга в ступе своей рядом следует.

Летит он над просторами царства сказочного, любуется. Кругом поля взбитые, леса богатые, реки полноводные, озера рыбой полные. Народ сказочный на полях трудится, казну царскую налогами пополняют. Лицо царское блаженством наполняется, воздуха сказочного грудью набирает, наслаждается. А народ сказочный, завидя ковёр-самолёт царский, шапки снимают, кланяются, привет машут, почтение своё и любовь к Царю-Батюшке выказывают.

Закудахтала избушка, лапками затопала, система оповещения новейшая сработала. Ведьма пальцами щёлкнула, убранство королевское в рухлядь превратилось, паутина и тараканы, как декорации театральные спустились, стены вовнутрь сдвинулись. Сидит Ведьма по виду бедненькая, печалится. В окно кривое щурясь, выглядывает, кого там принесло.

Царь-Батюшка с ковра-самолёта на ходу спрыгивает, приветствие Ведьме выкрикивает:

–Будьте здравы!

– И вам не хворать, – ответила Ведьма обомлевшая, что сам Царь-Батюшка к ней явился. – Какими ветрами, Царь-Батюшка? Мимоходом ли? Ко мне ли?

– К тебе, тебе, милая, – уточнила Яга, из ступы своей выкарабкиваясь.

– Мы к вам по очень срочному делу. Только вижу я, что избушка ваша совсем обветшала. Зайти в неё страшно. Того гляди, или пол, или потолок обваляться. Могли бы вы из дома своего к нам выйти?

– А чего бы и не выйти? Секундочку, – сказала Ведьма, и бегом себя в порядок приводить.

Пять секунд прошло, не больше, на пороге, скошенном, в дверях подпёртых явилась Ведьма на себя не похожая. Одежда на ней по последнему слову модному сидит, как влитая, стан её тонкий подчёркивая. Золотые волосы шёлковые развиваются. Глаза, как озера бездонные сверкают, Царя-Батюшку с ног сшибают.

Обомлел Царь, стоит глазами хлопает. Слова вымолвить не может. Амур сказочный, что много лет рядом с ним был, быстро сообразил и стрелу свою прямо в сердце царское впустил. Влюбился Царь-Батюшка.

– Какими ветрами? Какими делами? Что привело вас ко мне? – интересовалась, Ведьма, плавно ступая по скрипучим ступеням.

– Мы к тебе по делу очень важному, – вступила в разговор Яга наблюдательная, понимая, что Царь сейчас стрелой Амура сражён и с головой своей не в ладу. – Знаем мы, что ты рецепт противоядия знаешь, что слезой дракона богата. Только Кощей не дремлет. Опасность тебе угрожает.

– Знаю я о плане кощеевом. Только не одна я. У меня верные помощники есть. Данила-Богатырь, Елена Премудрая.

– А где они?

– Прибудут скоро. По делам важным отправились.

– Будем ждать, – констатировал Царь-Батюшка, усилием воли сам с собой справившись.

Пока гости ведьмины на поляне возле избушки устраивались, Ведьма на стол, по традиции, угощение выставила.

Ложки, чашки, поварёшки забегали. Ножи с вилками бой проиграли, Царя-Батюшку своим мастерством фехтовальным удивляя. Пироги, ватрушки румяные хороводы закрутили, в рот царский от удивления открытый, запрыгивая. Самовар пузатый, кипятком булькая, чаю ароматного подливает, гостей угощает.

Жуёт Царь-Батюшка, прихлёбывая, а сам глаз с Ведьмы не сводит.




ГЛАВА XI


Стоит дуб вековой, корнями глубоко в суть земную проникая. Водой подземной питаясь. На дубе том жёлуди волшебные, как серёжки свисают. Макушку дерева этого не видно. Высоко в небо уходит, в облаках растворяется.

Полез Богатырь ввысь на дерево, за пазухой птичку прячет. Ногами на ветви толстые упирается, руками вверх подтягивается.

На высоте, что с земли уже глазом не видно, облаками окутанное, ветвями пушистыми прикрытое дупло дубовое спряталось.

«Ау! Есть там кто?» – выкрикнул Богатырь, в дупло заглядывая. Оттуда только эхо глубокое в ответ воротилось. Захотел Богатырь глубже в дупло всунуться, как его дыра эта, словно труба пылесосная, всосала.

Богатырь в невесомости сказочной оказался. Рукой чуть махнёт, тело его полностью переворачивается. Ногой тряхнёт, в воздухе плотном, как в воде плавает. Помахал, руками, потряс ногами и научился Богатырь с невесомостью сказочной управляться. Поплыл он, куда не зная, зачем только ведая. Птичка невеличка за пазухой хоть спит сном крепким, но дорогу невидимо указывает.

Перед глазами богатырскими стеллажи бесконечные появились. Книги на полках снизу доверху плотно стоят. Тихо сами с собою перешёптываются. Всё, что внутри них есть, бесконечно друг другу пересказывают.

Данила плывёт беззвучно, прислушивается. Глазами по книжным переплётам перебирает. «Может, что нужное услышу. Может, нужную книгу увижу», – думал он.

Шёпот книжный то утихал, то усиливался. Богатырю понятно стало, что он уже много чего нового из уст книжных узнал, начитанным стал. А книги всё более внятным языком разговаривают. Тайны свои книжные всё охотнее раскрывают, детали знаний своих открывают, самую суть проявляют.

Долго ли, коротко ли, Богатырь знаниями наполнялся, не знает. Так как, время в книжном мире замерло. Нет времени у книг. Разговоры, истории, знания завораживают, от меры временной оберегают. Стрелки часовые могут или вспять закрутится, или с момента на момент вмиг перескочить. Плавает Данила, наслаждается. Счёт прочитанным экземплярам уже потерял, как заметил Богатырь, что есть книги молчаливые. Заинтересовался. Подплыл к одной из них, взял с полки, открыл обложку, а там пусто. Не книга это вовсе, а тайник. Только пусто в этом тайнике. Подплыл к другой молчунье. Открыл – пустой ящик. К третьей, четвертой, пятой … Дюжину пустышек перебрал, пока на нужную книгу молчаливую не напал. Стоит молчунья, переплётом тёртая, с виду совсем неприглядная.

Открыл её Данила, а оттуда тучей мыши летучие вывалились. Чёрным облаком Богатыря окружили. Зубами, крыльями своими по лицу хлестают, тайник из рук выкрасть пытаются. Данила от них со всех сторон отбивается, а коробку крепко в руках удерживает. Резко вниз, словно сокол в охоте снижается, резко вверх, как ракета стартует, тучу мышиную собой разбивает.

Утихли рукокрылые, сдались.

В библиотеке дубовой книги переплётами Богатырю аплодисменты выстукивают. Новостные книги, на страницы свои заметку новую вписывают. А Данила вновь тайник открывает.

Осторожно, прищурившись, обложку приподнимает, всматривается внутрь щёлки открывающейся, кабы неожиданности какой оттуда не высочило.

Открыл Данила тайник заветный, только хотел внутрь заглянуть, как оттуда световой луч, как с мощного прожектора вышел, всю библиотеку светом нежно-розовым залил.

На полках книжных всё зашевелилось. С каждой щёлочки пауки показались. Море, море пауков вокруг ползает, на Данилу-Богатыря запрыгивают и паутиной обматывают. Данила руками машет, патину стряхивая, а невесомость сказочная своё дело делает: вверх, вниз, вправо, влево тело богатырское хаотично перемещает. Боками, головой, бёдрами об полки библиотечные обстукивает.

Боролся, боролся Данила с пауками, только не справился. Обмотали они его от макушки до пяток плотной паутиной. Весит в невесомости сказочной тело обездвиженное, на мумию похожее.

Сколько времени прошло в человеческом измерении – неведомо. Только Богатырю показалось, что вечность целая прошла, пока не почувствовал он шевеление лёгкое за пазухой своей. Это птичка-невеличка очнулась от сильного биения сердца богатырского, что обездвиженным стал, в паутинный панцирь окутанный.

Птичка малая клювом своим паутину пробила, как мышка в дырочку проскользнула и давай Даниле помогать, паутину с него снимать.

Юркая, умелая птичка вмиг справилась, стало тело богатырское вновь свободное. От радости, что птичка ожила, что вместе они смогли с трудностью справиться, заплакал богатырь приговаривая: «Алёнушка! Лапочка моя ненаглядная! Чтобы я без тебя делал?! Даже мысль одна в холод бросает, что мог я тебя потерять! Я, ведь, за тобой через горы, реки, болота и поля шёл. А ты мне сил давала, солнышко ты моё ненаглядное!» Плачет Данила, плавая в невесомости сказочной, а птичка трель завела звуками тонкими и такими звонкими, что невесомость задрожала, словно твердеть начала и вверх их, вверх поднимать начало на самую макушку, где дупло выхода было расположено. И как по волшебству, словно на руках невидимых, очутились они уже на земле твёрдой у подножия дуба векового.

Тату увидел диво – дивное, лаем радостным зашёлся. «Е-ха! Е-ха! Е-ха!» – привычно вторил Тату, подпрыгивая и переворачиваясь.. Собачьей радости не было предела. Прыгая, лицо и руки Богатырю лизнуть успевает, слезы, что на щеках ещё не просохли, слизывает.

Данила немного отдышался, огляделся и говорит:

– Что дальше-то нам делать? Надо Елену из птички обратно в человека обратить. А как, не знаю. Какие мысли, Тату?

– Думаю, что Ведьма должна знать. Главное, что Елена Премудрая наша жива. По всему видно, что в полном здравии. Слышишь, какие песни звонкие поёт!

– Красиво поёт, – согласился Данила Петрович. – Говоришь, что Ведьма должна знать, тогда нам в путь обратный надо выдвигаться.

Заключил Богатырь, поднёс ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило и осматривается. А птичка ещё громче трель заводит, так усердно старается, что песню её на многие километры можно услышать.

– Знаешь, Данила Петрович, кажется, что не просто она поёт, – заподозрил Тату. – Смотри, она зовёт кого-то или пытается дозваться. Что-то она нам или не нам хочет сообщить.

Данила присмотрелся к поведению птички, оглянулся по сторонам ещё раз, вспомнил, что за пазухой у него так и лежит шкатулка в книжном переплёте, что внутри себя секреты хранит. Достал он её из-за пазухи, в руках держит и раздумывает, что с ней делать. А птичка петь перестала и давай шкатулку из рук богатырских выклёвывать. Порхает, крылышками машет, коготками и клювом руки богатырские расцепить пытается, да так крепко, что Данила Петрович и сам не понял, как шкатулка на земле распахнутая оказалась. Вмиг птичка-невеличка внутрь шкатулки влетела и вмиг вылетела оттуда. В клюве на золотой цепочке ключик засверкал камнями разноцветными украшенный.

– Что это? – недоумевал Богатырь.

– Ключ какой-то, – констатировал, принюхавшись Тату.

– Интересно! Что за ключ? Что он запирает? Видно, что что-то очень важное, раз его так далеко спрятали.

– Ведьма, наверное, знает, – размышлял человеко-пёс.

– Тогда нам срочно возвращаться надо. Не нравится мне всё это. Кабы беды, какой не приключилось. И так из-за этого дуба горы, реки и болота свернуть пришлось. А, по всему видно, что Елена моя Премудрая за этим ключиком сюда летала. Только, похоже, помешать ей хотели. Чуть не сгубили, красоту мою не наглядную. – Заключил Данила Петрович и всем своим видом показал, что пора выдвигаться в обратный путь через болото гнилое, через реку памяти, ущелье сна к избушке на курьих ножках.

Только двинулись они от дуба векового, как небо почернело, ветер ураганный поднялся, гром, молнии небосвод пламенем разрезали. Ветви дуба могучего к самой земле склонялись, листья, теряя, по ветру веточки и прутики как стрелы вражьи полетели, всё, что на пути их появлялось, прокалывали. Упал наш Богатырь на землю, одной рукой за траву держится, другой Тату верного, а тот в свою очередь птичку-невеличку успел зубами поймать и в пасти своей бережно удерживает. А ветер не стихает. Ещё пуще небо чернеет. Ещё пуще молнии черноту небесную рассекают. Гром такой силы, что перепонки ушные закладывает, волосы на теле дыбом встают.

Из темноты небесной в раскате ярком колесница образовалась. Три коня чернённых копытами небо бьют, искры иссекают. В колеснице той человек стоит, кнутом что есть силы, коней разгоняет. Плащ, что плечи его прикрывает, по ветру тучей чёрный всё небо закрывает. Колесница эта прямо к Богатырю приближается.

«Трр! Трр, гонимые!»– скомандовал человек из колесницы, когда копыта конские почти у лица богатырского на землю ступили. «Отдай! Отдай, что принадлежит только мне!» – Скомандовал голос, который показался Даниле Петровичу очень уж знакомым. Этот голос он слышал много раз и мог его распознать из тысячи людских голосов. Данила, превозмогая себя, с усилием открыл глаза, которые независимо закрываются у любого человека при угрозе. Перед ним стоял его шеф. Шеф, что в жизни человеческой был шефом, а в тех снах, которые много раз снились Даниле, это был самый настоящий Кощей Бессмертный.

Кощей был зол. Глаза его горели, губы дрожали, ноздри надувались как у быка на битве.

–Отдай! – вкладывая в каждый звук свою злость, командовал Кощей.

Данила сам от себя, не ожидая, соскочил на ноги, принял стойку бойцовскую и парировал Кощею:

– А ты попробуй, отбери!

– Ты мне ещё дерзить смеешь?! – негодовал Кощей.

– Не боюсь я тебя, дуралей старый. Я всё теперь про тебя знаю.

– Чего ты можешь про меня знать?

– Никакой ты не бессмертный. Смерть твоя, вот она, в руках моих сейчас, – уверенно отвечал Богатырь, в кулаке ключик сжимая.

– Ха-ха-ха! Это только ключ. Отдай мне его! Я тебе приказываю!

– Был бы ключик, замочек найдётся!

Кощей от непослушания Данилы Петровича позеленел, потом посинел, потом черными пятнами с бурой плесенью покрываться начал. Казалось, что вот-вот его на части от злости собственной разорвёт. А Данила не боится, грудью богатырской на Кощея давит, дальше и дальше к болотному месту прижимает. А сам думает, куда мог бы этот ключик подойти? Где смерть кощеева спрятана?

Кощей пятится назад, но не уступает. Сам болотной плесенью покрывается, а его злость при этом только нарастает. Кричит, слюной в Богатыря брызгает, командовать по-прежнему пытается.

Небо всполохами огненными озаряется, гром раскатами землю дыбом переворачивает. Богатырь Кощея всё ближе и ближе к болоту гнилому подпирает. Шаг за шагом в топь вгоняет. Кощей уже по колено в топи вязнет, но не уступает. Магические силы тёмные призывает, глазами зловещими Богатыря буравит, силу духа богатырскую сломить пытается. А Даниле – Богатырю всё нипочём. Уверенно грудью подталкивает тело сухое в гниль болотную. Только понимает он, что найти надо, куда ключ подходит, где смерть кощеева упрятана.

Долго ли, коротко ли борьба сказочных сил шла, только в это время Царь-батюшка все пироги и ватрушки испробовал, чаю бокалов насчитано выпил. Угощенье Ведьмино не заканчивалось, а только прибывало. Насытившись вдосталь, уморился Царь-батюшка в ожидании прибывать. Сначала поохал, потом по поляне взад вперёд выхаживать начал, все вдаль вглядывался. А, вдруг, вот-вот, сейчас фигуры появятся. Потом присядет. Как только присядет, ватрушки, пирожки вмиг в очередь ко рту выстраиваются, ублажить гостя пытаются.

– Всё! Хватит! – Не выдержал Царь-батюшка. – Предлагаю навстречу Богатырю выдвигаться. Может, ему помощь какая-нибудь нужна. А мы тут сидим, штаны протираем.

– Да куда же идти? Мы же не знаем, куда наш Богатырь направился, – возразила Баба-Яга.

– Мы не знаем, а вот Ведьма наша великолепная, наверняка нам не всё рассказала, – констатировал Царь, обращаясь к Ведьме.

– Верно, молвишь, Царь-батюшка. Видно в беду попали наши спасители. Пора и нам в путь-дорожку снаряжаться, – сказала Ведьма, сложив пальцы у губ громко свистнула. – Фьють! Фьють!

В избушке тарелки застучали, кастрюли забрюзжали, ватрушки рядами построились, в дом ровными рядами зашагали. Угольки в печку попрыгали, огоньками мигаючи, костёр успокаивают. Кривоногий стол скрепя, с ноги, на ногу переваливаясь, по кривым ступеням в дом зашёл. Кресло вместе с пледом клетчатым прямо в окно распахнутое залетело. Толстопузый самовар, пыхтя и булькая, кипяток вмиг слил и замер.

«Фьють! Фьють, фьють», – ещё раз громко свистнула Ведьма. На поляне явился дракон Гоша. Ноздри раздувает, лапами землю разрывает, в путь – дорогу быстрее стремится.

Ведьма, не обращая внимания на удивление Царя-батюшки и попутчицы его Бабы-Яги, по имени Ольга Пу, лихо вскочила на шею дракона, рукой махнула, гостей за собой следовать приглашая. Царь-батюшка осторожно подошёл к диву дивному, ласково ладошкой по боку драконьему похлопал приговаривая: «Ну, привет, дракон дивный! Подбросишь? Нам хозяина твоего спасать надо. Не обессудь. Прокатиться на себе позволь». Дракон послушно крыло своё на землю опустил, и как только вступил не него Царь, легко на шею свою подбросил. Ольга Пу в свою ступу влезла оговаривая: «Нет! Я с вами на дракона не полезу. Аллергия у меня с детства на рептилии. Я за вами в ступе своей поспею. Она у меня после капитального ремонта. В мастерских сказочных инноваций ей скорости по гиперзвуку установили. Вам ещё меня догонять придётся!»

Ольга метлой махнула, ступа засвистела, паром зашлась. Дракон приклонился, пару шагов для разбега сделал, крыльями махнул и полетели.

Летит дракон, торопится. Долго он ждал, когда же богатырю службу праведную вновь справить оказия появится. А Баба-Яга метлой машет, ступу разгоняет, со лба пот ручьём течёт, всё дракона не упустить пытается.

По пути Ведьма Царю-батюшке экскурсию проводит, рассказывает: « Вот тут Ущелье сна располагалось. Прохода никому не было. Столько богатырей, простолюдинов и живности разной в нём сгибло, не счесть. А теперь, посмотрите, Царь-батюшка, ущелье это в дорогу открытую между скал превратилось. Смотрите, там животные спокойно проходят, на новые земли переселяются. Новая жизнь для них открывается».

Царь-батюшка сверху всматривается, любуется. В голове его доходы от налогов рисуются. «Больше земли – крепче царство!» – думает.

Ведьма продолжает, указывая рукой в сторону:

– А, это река Памяти. В ней вода была отравлена слезами умерших предков. Богатырь наш силой своей чистой души отчитал поминальную службу, успокоил души неприкаянные. Те убрались, кому куда положено, плачь многовековой со слезами отравленными прекратился. Вода в реке очистилась. Теперь это не мёртвая, а живительная водица!

– Что, прямо так и есть та самая живая вода? – уточнил Царь-батюшка.

– Она самая! Все болезни может исцелять, так давным давно было. И теперь будет.

– Хм, надо бы, закон о налогах пересмотреть. Вода живительная не должна просто утекать, – вслух подумал Царь-батюшка.

– Ну, что Вы, Царь-батюшка, такое говорите?! – возмутилась Ведьма. – Нельзя этого допустить!

– Как нельзя? Почему?

– Вода потому и живая, что она чистая от всего. От денег, от мыслей печальных, от любой выгоды. Чистейший кристалл мудрости вселенской в ней живёт.

– Какой ещё такой кристалл? – недоумевал Царь-батюшка.

– Кристалл, Царь-Батюшка, это образно, метафора. Понимаете? Главное, что нужно понять – это чистота помыслов и действий. Нельзя воду живую недобрыми мыслями осквернять. Ведь вода, это форма жизни. Н


О, так сказать, – Ведьма произнесла химическую формулу так уверенно, что сама от себя обалдела. Но виду, при этом не подала. Лишь кокетливо выбившуюся прядь волос поправила, игриво при этом на Царя поглядывая. – Если верить учёным сказочным, что без устали днём и ночью трудятся веками вечными, то говорят, что слово и мысль, посланная на воду, могут её как мёртвой, так и живой сделать. Вот как! Даже мысль может водицу испортить. Этого, Царь-Батюшка, допускать ни как нельзя. Народ наш сказочный и не очень и так уже от нечисти этой настрадался. Ему бы водицы живой напиться. Окрепнуть, восстановиться и новые дела сказочные делать. Казну царскую пополнять.

– Хм. Вы, вновь правы. – Согласился Царь-Батюшка и ещё большими чувствами залилось его поверженного Амуром сердце. – Где же вы, Ведьмушка вездесущая и умопомрачительная! Кстати, позвольте мне вас так величать, – поправил свою речь Царь. – Где же вы раньше от меня, голубушка прятались? Почему я раньше вас, светлейшая, не встретил? Эх! Вот мы бы с вами тогда… Ух! Мы бы вместе… Ах! Как бы мы… Вах! – недоговаривая ни одну из фраз, увлечённый мечтами, как молодой влюблённый принц – романтик, Царь-Батюшка сиял и светился. Казалось, что сейчас в его голове нет ни одной мысли или намёка на мысль о правлении царском, о народе и налогах, о нечисти болотной и борьбе с ней. Царь уверенно заключил в своей голове, что непременно должен жениться на этой удивительной Ведьме. И готов был немедленно озвучить своё решение, как вдруг всполохи огненные порыв его прервали. Гром раскатами громкими перепонки ушные заложил.

– Держитесь крепче, Царь-Батюшка, – проревел Гоша. – Готовьтесь катапультироваться, – командовал дракон, – снижаемся!

Звук реактивной тяги оглушал, усиленный поток встречного воздуха больно бил по лицу. Царь-Батюшка что есть мочи обнял Ведьму, прижимаясь к ней всем телом.

– Прыгаем! – скомандовала Ведьма, отталкиваясь ногами от дракона, при этом разжимая пальцы рук, что держались за толстый и шершавый волос дракона. – Держитесь, Ваше Высочество, крепче!

Бесконечная юбка Ведьмы раскрылась, превращаясь в сказочно красивый и сказочно безопасный парашют. Медленно, медленно, словно зонтик одуванчика в безветренную погоду, парочка приближалась к земле. Царь, что так долго и так крепко не обнимал даму, ещё пуще влюбился, забыв обо всём на свете, не выдержав сказал: «Я предлагаю вам, дорогая Ведьма! Стать моей женой! Отказ не принимается».

Ведьма в ответ только улыбнулась. Озорные огоньки выпрыгнули и вновь занырнули в глубину бездонных глаз.

– С приездом! – выговорила, Ведьма, когда их ноги коснулись мягкого ковра зелёной травы. – Стойте тут, Царь-Батюшка, я скоро. Мне нужно помочь Богатырю.

– А, я? Что делать мне? – недоумевал Царь.

– Стой тут! – Ведьма сама не заметила, как перешла на «ты».

Царь принял этот факт за знак, что она ответила: «Да», послушно оставаясь на месте, взглядом провожая удаляющуюся фигуру дамы.




ГЛАВА XII


Небо всполохами огненными озаряется, гром раскатами землю дыбом переворачивает. Богатырь Кощея в болото загоняет. Кощей по пояс в тине увяз, но не уступает. Магические силы тёмные призывает. Вороны чёрные в небе парят. Криком своим воздух тревогой наполняют. Тьму в помощь Кощею призывают. Вампиры, оборотни и вурдалаки, лешие и водяные, вся нечисть ожила, на болото гнилое явилась.

Лешие волками воют, обрюзгшие водяные пучеглазые выпью кричат. Оборотни клешни свои корявые тянут, к Богатырю приближаясь. Вампиры зубы скалят, слюну липкую на землю пускают.

Богатырь с Кощеем бой неравный держит. Всё глубже и глубже его в болото заталкивает. Только нечисть на помощь Бессмертному прибывающая, чёрной тучей невесть откуда на Богатыря наваливается, за руки и ноги цепляются, ключик вырвать пытаются, горло перехватывают, глаза выцарапать хотят.

«К Силе Тёмной обращаюсь! Силу Матушки Земли в помощь призываю! Силы Небесные! Свет лучистый! Солнце заветное! Выйди! Как петух три раза пропоёт, так нечисть болотная вмиг обратно сойдёт!» – Кричала, что есть силы, Ведьма подоспевшая. Магию светлую, в бой призывая.– «Тьма неразумная! Крутись, вертись, откуда пришла, туда воротись!»

Тучи чёрные забурлили. Одни направо, другие налево и обратно по небу забегали. Стукаются друг о друга. Ещё громче вороны каркают. Ещё сильнее раскаты грома гремят, а огненные молнии небо режут. Гоша огнём тучи обжигает. Тату зубами от Богатыря нечисть оттаскивает, лаем звонким заходится. Баба Яга в ступе, как шар в боулинге, оборотней разбивает. Елена Премудрая птичкой-невеличкой по небу летает, водяным глаза выпуклые клювом протыкает. А Ведьма на ветру волосами золотыми, как руками, тучи подгоняет, в кучу сбивает. Без устали, страстно, глазами сверкая, руками помогая, заговор проговаривает и в конце фразы пальцами щелкает.

«Крутись, вертись, откуда пришла, туда воротись!» – в третий раз проговорила Ведьма. Рукой, словно за хвост тучу схватила, пальцами три раза щёлкнула. В тот же миг петух запел. Голосом звонким «Кукареку» троекратно прокричал. Вся нечисть болотная на глазах, как туман утренний на реке, растаяла.

Кощей, бой проигравший, в тине болотной по горло ушёл. Глаза выпучил, что-то сказать пытается. Да, только лягушек и пиявок в рот с грязной водой затягивает. Так и сгинул злодей в тине бездонной.

Богатырь усталый, в руках ключик, сжимая, ухнул, на кочку присев, грязь и пот со лба вытирая. Баба Яга, Елена Премудрая, Ведьма, Царь-Батюшка, Тату и Гоша тоже уставшие, но всем видом довольные вокруг Богатыря, плечо к плечу, круг, образуя, на мягкой кочке болотной, как на перине взбитой, радостные и счастливые рухнули рядом.

Солнце тёплыми лучами лица героев ласкало. Птички трели райские напевали. Пчёлки и букашки трудолюбивые вмиг за работу дружную взялись.

Наутро свадьбу справили. Весь народ сказочный и не очень на свадьбе той гулял. Мёд, пиво пили. Песни, пляски целую неделю сказочную страну не покидали.

Богатыря Царь-Батюшка медалью «За проявленную доблесть богатырскую» наградил.

Бабу Ягу, которая Ольгой Пу звалась, орденом «Гамалея» за победу над нечистью болотной одарил.

Гошу в конюшню царскую на вечное довольствие определил. Для этого специальный взвод кормильцев набрал, чтобы зелень свежую для дракона обеспечивали.

Тату при себе распорядился содержать. В царских палатах ему везде разрешено находиться и в учёные классы допуск специальный для человека – пса Указом царским закрепил.

А Богатырь наш с женой своей Еленой Премудрой после гуляний народных домой в мир иной отправились. С дочкой, сыночком праздник семейный под звон колоколов, шампанское с желанием заветным выпить.

Вот и сказочке конец. Кто дослушал – молодец!

P.S. Ключик, что смерть Кощееву оберегает, под семью печатями спрятали. Строгим государственным секретом данный факт закрыли. А куда Кощей запропастился? Никому не ведомо. Поэтому он и Бессмертный.