Эссе и баллада о Хозяине и Госте с иллюстрацией

               


                1.


     Скромная современная католическая церковь в пригороде Мюнхена, неподалеку от моего дома : я туда часто захожу – там квадратный гранитный алтарь посредине, статуя Богородицы по одну сторону, громадная икона (скорее всего, копия) по другую, небольшой орган на хорах, кирпичные забеленные стены, деревянный потолок, любительские рисунки страстей Господних на стенах, распятие в стиле Пикассо, а перед алтарем и в углах три корзины цветов, – 
     вчера цветов уже не было, и я мгновенно ощутил, что с цветами в церкви звучала музыка Моцарта и Баха, а без них – одного только Баха, которая конечно же звучит в любом христианском храме, где простота и величие не заслонены какими-нибудь второстепенными деталями, –
     но может быть Моцарт – природа, а Бах – церковь? выхожу из храма : летнее голубое небо в облаках, деревья колышутся, травы благоухают, все просто, скромно и вечно, –
     и это опять преимущественно Бах, тогда как при виде статуй на куполах соборов на фоне пронзительной лазури, как в южной Европе, или при лицезрении  сказочно чарующих руин какого-нибудь затонувшего античного города подле северо-восточного побережья острова Крит, в первоосновные баховские тона добавляются незабываемые моцартовские аккорды, –
     но может быть Моцарт – человеческие отношения, а Бах – космос?
вспоминаю все, что пережил с людьми и наедине : всему этому созвучна музыка одного только Баха, зато в щемящей первой влюбленнсти, в назревающем разрыве и особенно в прощании с кем-нибудь на долгие годы, а тем более навсегда – в первую очередь Моцарт и потом только Бах, –
     но может быть, Моцарт – это особенно яркие, судьбоносные, запоминающиеся переживания человека, а Бах – любые переживания, как исключительные, так и повседневные? наверное, так оно и есть на самом деле.


                2.


     Однако что же из всего этого следует? для начала только то, что к Баху как вечному и щедрому Хозяину бытия иногда заходит загадочный, непонятно откуда являющийся Гость жизни – Моцарт, –
     тоже своего рода сценка в пушкинском духе из репертуара Мирового Театра, ведь должен же быть в мире Хозяин с большой буквы, и должен быть Гость с большой буквы, и один должен иногда навещать другого, а кроме этого – по причине соблюдения чистоты (пушкинского) жанра – пока ничего не должно быть, ну а дальше – посмотрим, – 
     и добрый Хозяин всегда в первую очередь заботится о том, чтобы в его окружении люди чувствовали себя хорошо и комфортно, разумеется, какой-нибудь экстравагантный номер, способный развлечь публику, никогда не помешает, но он должен быть сыгран в меру и так, чтобы никто из присутствующих не ощутил дискомфорта, –
     ведь любая сверхмерная и в особенности острая оригинальность может нарушить хрупкое душевное равновесие, такова уж человеческая природа! и потому гармоническая уравновешенность, причем буквально в каждой музыкальной строке, отличает И.-С.Баха как никакого другого композитора, – 
     и хотя в баховской полифонии постоянно звучат потрясающе страстные аккорды, это именно страсть от третьего, а не от первого, как у Моцарта, лица, это как бы страсть глубоко личного и идущего из глубин сердца, но все-таки – Сознания или Самосознания с большой буквы, а никак не конкретной индивидуальности, пусть и возвысившейся до мифа, как у Моцарта, –
     и потому у Баха мы фиксируем сплошное восхождение ввысь, и даже там, где нужно немного спуститься, чтобы начать новое восхождение, он делает все, кажется, возможное и невозможное, чтобы не сойти ни на миллиметр вниз, и как бы «прокручивает на месте», чтобы тут же продолжить свое неустанное восхождение «горе», потому и эмоции, получаемые от Баха, не размягчают и не расслабляют душу, а только ее усиливают : трудно придумать более укрепляющую и благотворную душевную терапию, чем баховская музыка, – 
     тогда как в Моцарте много депрессивного, и пусть это самая великая, прекрасная и просветленная депрессия, какая только может быть, но это все-таки депрессия, мне вообще непонятно, как музыка Моцарта может лечить, –
     итак, добрый Хозяин прежде всего заботится о душевном комфорте присутствующих, что же касается идеального Гостя, то он может позволить себе любую оригинальность, и чем она экстравагантней, тем это даже лучше : роль космического Гостя вообще предусматривает в первую очередь потрясение зрителя – читай человека как такового! – как одну из своих главных задач, – 
     разумеется, идеальный Гость – это ни в коем случае не заезжий гастролер, пробавляющийся платками и кроликами из цилиндра, но человек, всеми фирами души и тела настроенный на онтологическую, то есть совершенно естественную загадочность земного бытия, –
     он сознает, что пришел неизвестно откуда и уйдет в неизвестно куда, но это его мало волнует, на то он и Гость с большой буквы! и то обстоятельство, что он своему экзистенциальному потрясению сумел придать филигранную форму искусства, делает его великим артистом, нисколько не упраздняя честь первооткрывателя многих и важных законов Жизни.


                3.

 
     Взять, например, работу времени в нашем сознании : воспоминания возвращают нас в прошлое, однако, оказавшись мысленно в прошлом, у нас включаются фантазия, ум и воля, и вот они уже, соединившись с воспоминаниями, направляют наше сознание по иным и возможным в свое время стезям, быть может, воплощая просто великое и непостижимое измерение онтологически возможного, –
     так происходит своеобразная накладка будущего на прошедшее, и размышление о том, что было бы, если бы... оно щемит сердце, здесь бездна психологической субтильности, и в плане музыкальной тональности это конечно же поздний Моцарт, томление Жизни, разлитое буквально везде и даже там, где должен быть «вечный покой» – тема Командора, – 
     да, великий Гость любит ставить своих слушателей на экзистенциальные грани : так, всю жизнь мы что-то делаем – точно скользим на паруснике по волнам, и парусник суть наше тело, но наша прожитая жизнь тиха, глубока и загадочна, в нее уже не войти никому, и даже мы сами, теребя ее беспорядочными усилиями памяти, находимся в положении читателя, который, затеяв разговор с любимым персонажем, потребовал бы от него серьезного ответа на свои вопросы, однако парусник на то и парусник, что может неожиданно пойти ко дну, и пока мы скользим на нашем паруснике по океанским волнам, мы с Моцартом, а Моцарт с нами, и когда мы заглядываем вниз, в глубину, и представляем себе, что можем навсегда уйти туда, и ощущение страха, ужаса, но и устрашающего величия охватывает нас – это тоже Гость-Моцарт, – 
     зато идеальный Хозяин не позволит себе, чтобы присутствующие за его хлебосольным столом испытали хотя бы крошечную йоту этого самого глубокого, самого пронизывающего и вместе самого неприятного чувства на земле – чувства страха, и потому, если бы нам случилось утонуть, и первый ужас прошел, и восстановилось бы в нас новое, необъятное, великое и, конечно, не знающее страха посмертное сознание, то это, пожалуй, по праву можно было бы сравнить с музыкой Баха.


                4. 


     Моцарт – это как бы наша юность в профиль, а Бах – все, что будет после, –
     любой Гость приходит – и должен уйти, а Хозяин остается, –
     и вот эта неизбежность предстоящего ухода – она же, кстати, вместе и сердцевина будущего! – вселяет в нас непобедимое беспокойство, – 
     да, прошлое и будущее кажутся нам двумя гигантскими чашами, в одной из которых плещется жизнь бывшая и как бы навсегда в себе завершившаяся, а в другой находится жизнь грядущая и как бы до конца не способная – по душевному ощущению! – завершиться, –
     любопытная вещь! хотя будущее, любое будущее рано или поздно станет сначала настоящим, а затем прошедшим, то есть тоже обратится почти что в чистое бытие, а значит нам следовало бы относиться к нему с доверием и видеть в нем источник того «вечного покоя», каким оно когда-нибудь сделается, мы испытываем по отношению к будущему совершенно иные чувства и побороть их не в состоянии, –
     будущее всегда и неизменно вызывает в нас смутную, тонкую, не до конца осознанную тревогу : иногда просветленную по тональности, иногда окрашенную беспричинным пессимизмом, мрачными предчувствиями и субтильной скорбью.


                5.


     И был на земле один-единственный человек, который, можно сказать, адекватно, то есть вполне конкретно и одновременно вполне метафизически выразил эту тревогу будущего в искусстве – Моцарт : это воплощение загадочного Гостя жизни, –
     как явился в мир, точно по странной аналогии, тоже один-единственный человек, выразивший в своем творчестве противоположность жизни – чистое бытие как субстанцию не только минувшего как такового, но и всего того, что им в данный момент пока еще не является, но когда-нибудь неизбежно будет – важнейший нюанс! – со всем его  вытекающим отсюда всепоглощающим и всепобеждающим гармоническим покоем, непостижимой умиротворенностью при задействовании всех драматических и даже трагических поворотов как на душевном, так и на космическом уровнях, со всей его мужественной и глубоко духовной интимностью, где, кажется, нет ничего кроме непрестанного духовного развития в чистом виде, однако парадоксальным образом отсутствует единственный субъект духовного развития, то есть человеческое Я – И.-С.Бах : это воплощение столь же загадочного Хозяина бытия, –
     Гость-Моцарт на языке музыки говорит нам о самом главном в нашем самом повседневном : будущее вызывает в нас безотчетную тревогу, субтильное волнение и необъяснимое беспокойство, что-то абсолютно неустранимое, бередящее и смущающее душу, что-то такое, что, как несмешивающаяся ни с чем гомеопатическая субстанция, неспособно ни при каких условиях обеспечить нам душевный покой и дать полное нравственное умиротворение, –
     вот катарсиса-то, как любили говорить древние, нет и в помине в восприятии будущего, –
     но ведь и Хозяин-Бах тоже говорит нам о самом главном в самом повседневном, и тоже на языке музыки, да, мы думаем – как многое изменится в мире через десять-двадцать-тридцать лет, но нас уже при этом не будет, и это вселяет нас тонкую горечь и некоторое непобедимое сожаление, –
     между тем столетия, тысячелетия, эоны минули, и нас в них не было, а если мы и были, то впечатление осталось такое, точно нас не было, однако тем поразительней в том и другом случаях ощущение именно катартического покоя и некоего просветленного – то есть личного, но без эгоистической ноты – внимания к событиям минувшего, словно речь идет о близких персонажах хорошо знакомого романа, которыми интересуется новый, только что появившийся на сцене персонаж – мы сами, причем Бытие и Бах – это ни в коем случае не прошлое как таковое, а скорее настоящее и будущее, которым суждено рано или поздно сделаться прошлым и приять в себя его умиротворенную и всепримиряющую субстанцию, – 
     как по аналогии Жизнь и Моцарт – это тоже не только настоящее и будущее, но и прошлое, в чреве которого дремлют беспокойство и томление, тоска и тревога, ожидание и скорбь, –
     иными словами, прошлое, беременное будущим.


                6.
 

     Вообще, при слушании музыки И.- С.Баха испытываешь чувство, будто твое сознание не только пронизывает все вещи мира сего – как их пронизывает, наподобие рентгеновских лучей, баховская сузыка – но оно (сознание) по мере этого пронизывания растет и внутренне зреет, –
     и более того, его незримо, но акустически отчетливо сопровождает иное : глубочайшее, мощнейшее, потустороннее, космическое и вместе сугубо личностное Сознание с большой буквы, –
     и вот оба этих сознания отныне и навсегда выступают в великом и таинственном единстве, –
     и их союз есть то самое «единое на потребу», что можно и нужно взять с собой на «тот свет», –
     зато когда слушаешь позднего Моцарта, чувствуешь, как Жизнь с большой буквы своим дыханием касается всех вещей мира сего, –
     и если ты хочешь подвести итог этим загадочным касаниям, то тебе придется констатировать, что Жизнь как таковая выше страдания, выше любого смысла жизни и выше, наконец, самого осознания жизни, – 
     короче говоря, Хозяин и Гость идеальным образом дополняют друг друга, –
     и обе эти роли, столь же повседневные, сколь и бытийственные, всегда присутствуют в репертуаре Мирового Театра.


                7.


                Есть колосок, а в конце его ость.
                Первый – хозяин, второй – как бы гость.

                Их тоже двое на этой земле.
                И вот на их двуедином крыле

                истина, птице подобно, парит.
                И об одном, как всегда, говорит :

                что есть сознание вечное в нас,
                есть и капризная личность – на час.






                То и другая насквозь – меломан,
                ибо где музыка, там не – обман.

                Слово легко может нас обмануть,
                музыка – нет : в ней же слова вся суть.
               
                Самосознанию так повезло,
                что оно Баха на службу взяло!

                Столь же удачен – кто это забыл? –
                выбор у личности с Моцартом был.               

                Моцарт и Бах – наше все! – у нас есть,
                а вот кого нам из них предпочесть,

                возраст обычно решает за нас.
                Музыка Моцарта : чудный в анфас

                юности нашей как будто портрет.
                Годы ж за вычетом названных лет,

                то есть вся жизнь в сердцевине своей,
                с музыкой Баха созвучны скорей.
               
                Да, наша юность похожа на ость,
                и в житии-бытии точно гость.

                Светлой волшебницей нас посетив,
                свой нам оставила лишь негатив.

                Будем всю жизнь мы его проявлять –
                будет всегда он от нас ускользать.

                Что же такая за тайны вуаль
                вечную в сердце рождает печаль?

                Может, нам юности трудно простить
                тщетность усилий ее сохранить?

                Ценим мы тонких энергий игру  :
                юности дар на житейском пиру.

                Только они чувство счастья дают,
                всякий без них загнивает уют.

                Но как уходит из почвы вода
                летом засушливым, так в никуда

                ток тех энергий уходит из нас – 
                с ними же радостей тает запас.

                Мертвая хватка в депрессии есть –
                как за привязанность к личности месть.
               
                И потому выбирает душа,
                жадностью к жизни уже не греша,

                то, что ей просто не выбрать нельзя :
                к Баху духовная всходит стезя!

                И не покинет его никогда,
                ибо как в небе нам светит звезда –

                каждую ночь до скончания дней –
                так чем шаги нам по жизни больней,

                тем безотказней опора его –
                Баха и только его одного! 

                В общем, Хозяин важнее, чем Гость.
                Колос существенней, чем его ость.